Текст книги "Роковая любовь"
Автор книги: Олег Кудрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Глава 6
Нет, ну что за молодежь пошла! Когда Бейбут встав утром, увидел, что Миро куда-то уехал, он чуть не задохнулся от возмущения. Он всегда метальщиком ножей был, а тут сын его клоуном выставляет. Но делать-то нечего. Нужно к Зарецкому ехать. А что тому скажешь, когда спрашивать о Миро начнет?..
* * *
Так и случилось. Баро сразу заприметил, что Миро с ними не приехал. Поэтому встречал хмуро и на восторженное «Ну и дом у тебя, Баро! Как царь живешь – во дворце…» никак не отвечал. Однако паузу выдержал – вдруг Миро где-то там на улице задержался.
А потом напрямик спросил, глядя глаза в глаза:
– Бейбут, а где же твой сын?
Гость, будто не слышал, продолжал разглядывать дом, щупал ковры, светильники, украшения.
– Где Миро, Бейбут? Я думал, он приедет с вами. Думал, свататься будете.
Бейбут выпрямился и гордо изрек:
– Сегодняшний наш визит, Баро, это не сватовство, а долг уважения к тебе.
– Бейбут, долг принят. Но я бы хотел знать, где твой сын?
– Так… Миро остался в таборе, за старшего. А сватов мы пришлем попозже, если ты не против, конечно.
И в этот момент Кармелита выручила, как бабочка впорхнула в комнату, закружила, здороваясь со всеми. Увидела Рубину. И с визгом бросилась ей на шею:
– Бабушка! Бабушка!
Бейбут перевел дух. Слава тебе, Господи, про Миро забыли немного.
И Баро смягчился. На Земфиру посмотрел, взглядом долгим-долгим, неслучайным:
– Как живешь, цыганка?
– Спасибо, Баро, неплохо.
Рамиру захотелось посидеть, поговорить душевно, по-домашнему, как давно уже ни с кем не сидел. Вот только Рубина мешает (не любил он ее, давно не любил, так же, как и Ляля, только по другой причине).
– Рубина, сходила бы с внучкой в ее комнату. Неужто не видишь, как она за тобой соскучилась?..
Рубина поджала губы, обиделась, но ничего барону не ответила. Хорошо, внучка выручила, обняла за плечи да увела в свою комнату. А там, плотно прикрыв дверь, еще раз крепко обняла ее:
– Бабушка!
– Красавица моя.
– Ой, бабушка, как я рада тебя видеть. Как рада!
– А как я рада, моя хорошая. Сколько тебя не видела… Я ведь все время про тебя думаю. Все время.
– Знаешь что, давай переезжай к нам. И тебе, и мне веселей будет.
– Я бы рада, да твой отец не позволит. Не любит он меня.
– Да я заметила.
– Конечно. Кто ж это не заметит, – грустно улыбнулась Рубина.
– Но почему?
– Да есть на то причины… – вздохнула цыганка. – Кто много прожил, у того на душе много чего…
– А ты расскажи, бабушка. Тебе легче станет!
Рубина задумалась: «А может, и вправду рассказать?» Но тут же от этой мысли и отказалась. Нет, не нужно внучке знать такое. По крайней мере, пока.
– Может, и расскажу. Потом. Кто знает, как судьба повернется, какой стороной жизнь вывернется…
А в кабинете барона Бейбут разговор и так, и сяк выкручивал, только бы беседа на Миро не вырулила. Да только надолго его не хватило. Отсмеявшись после какой-то Земфириной шутки, Баро хлопнул себя полбу:
– Бейбут, ведь сейчас твой Миро в таборе за старшего?
– Да. Миро сидит, как ты велел, ждет решения старших, – с ходу соврал Бейбут и тут же пожалел о сказанном.
– Вот и хорошо! Не будем его заставлять долго ждать! Едем в табор прямо сейчас!
Бейбуту только и оставалось, что криво улыбнуться:
– Как скажешь, Баро.
– А так скажу! Эй, зовите Кармелиту с бабкой ейной. А ты, Рыч, на хозяйстве остаешься. За старшего…
Табор у Бейбута маленький, а радость большая – барон приехал! Кому вино, кому водка, а кому и чай, на костре кипяченный. И гитара, и песни, и танцы. Медвежонка из клетки выпустили, уж он так со всеми танцевал, так барону хотел понравиться… Все до колик смеялись.
Баро как-то даже и не заметил, что Миро среди встречавших нету.
И лишь одна пара глаз горела не радостью встречи, а ненавистью. Люцита впервые увидела свою соперницу.
* * *
Максим блуждал по Цыганской слободе. И думал о том, что никак со своими думами разобраться не может. Вот, например, зачем он сейчас забрался сюда, в Зубчановку? Чего ищет в доме барона? Барсетку? Чтоб друга выручить?
Ага, как же!
Об одном он только думал. На одно надеялся. Найти где-нибудь, увидеть, хоть краешком глаза, цыганку-тростиночку, что пела в ресторане. И в какие бы ворота ни стучался, ждал, что она сейчас откроет… А он будет стоять и смотреть на нее. Вот оно – счастье!..
Но на деле все получилось совершенно иначе. Зубчановские все, как один, сказали – иди к барону Зарецкому, дом которого издалека виден…
Ворота открыл тот самый цыган-охранник, с которым они дрались в ресторане:
– Ты смотри, кто к нам пожаловал!
– Добрый вечер! Я могу поговорить с цыганским бароном?
– Какой прыткий! Ты что, со мной вчера не наговорился?
– Слушай… не знаю, как тебя зовут… я с тобой драться не собираюсь.
– Испугался? А вчера в ресторане такой смелый был…
– Спасибо на добром слове. Я там друга защищал. Так что если вчера чем-то задел – прости. А вообще, мне нужно поговорить с бароном… Ваши тут говорят, что по всем вопросам – к нему…
– Барон в табор уехал. Только ты туда не попадешь.
– Почему?
– Потому что мне не нужны твои извинения. Выбирай: будешь драться или я тебя так пристрелю, – сказал Рыч и достал пистолет.
– Смотрю, ты в тюрьму захотел?
– А тебе, гляжу, на тот свет не терпится. Скажу: «Покойник лез на охраняемую территорию». Я при исполнении!
Максим посмотрел Рычу в глаза, в зрачки. И понял: да, этот может убить. Просто так, ни за что. Ради куража. Чтобы показать себе, что он на это способен и ничего ему за это не будет.
И уходить теперь нельзя. К таким, как этот, спиной не поворачиваются. В спину он тем более выстрелит – характер шакалий.
Рыч снял пистолет с предохранителя, направил прямо в грудь.
* * *
Астахов уже не знал, что делать – плакать, смеяться, спрятаться от всех, всех поубивать. А Тамара опять затянула старую песню:
– Что поделаешь, Коленька. Антон наш какой есть, такой есть. Он мальчик легкомысленный. Зато добрый и бескорыстный.
– Я вижу, что бескорыстный! Мои документы уже кому-то подарил. Знала бы ты, сколько я за них заплатил!
– А что это за бумаги?
– По бизнесу нашему. Большое дело намечается, очень большое. Мне в Москву надо было с ними ехать, а теперь я с чем поеду?
– И надолго ты в Москву?
Последний вопрос неприятно кольнул Николая Андреича. Ну не любят мужья, во всем мире не любят, когда их спрашивают, надолго ли уезжают. Потому и не ответил на вопрос. О другом сказал:
– Зато теперь точно знаю, кого вместо себя оставлю. Максима!
– А не слишком ли много чести?
– Нет! В самый раз!
– Не спеши, Коля. Антон себя еще покажет. И документы найдет. И таких дел наделает!
– В то, что дел наделает, – верю. А в то, что документы найдет…
– Ты в него никогда не верил. А ему сейчас эта вера очень нужна. И я в него верю. Ты тут сиди, брюзжи. А я пойду к нашему мальчику.
Подъезжая к дому, Тамара втайне надеялась: вот встретит ее сейчас Антон с барсеткой в руках. Скажет: здравствуй, мамочка, ты только не волнуйся, я уже все нашел, пошли к папе.
Но в действительности все было не так. Антон дремал в гостиной на диване. От него вкусно пахло хорошим пивом и дорогой рыбой. Разбудила, тихонько, аккуратненько, чтоб не испугать спросонок:
– Ну, как дела, сынок? Спишь?
– Да, мама. Так болит все.
– Я понимаю… Но кто ж документы искать будет?
– Максим. Он за ними поехал.
– Понятно. Выслуживается. В замы метит. Выскочка!
– Макс – не выскочка…
– Ну да! Он же тебя открыто подсиживает. Неужели ты не видишь?
– Мама, он не такой. Он мой лучший друг.
– Не друг он тебе. И вообще, Антоша, в бизнесе друзей не бывает, есть только конкуренты!
– Да какие конкуренты? Даже если он выбьется в люди, меня-то уж точно не задвинет. Он же мне стольким обязан!
Тамара обняла сына за голову, прижала к груди:
– Мой глупый, мой наивный мальчик. Плохо ты людей знаешь…
* * *
Максим смотрел, как сгибается палец его собеседника, лежащий на курке. Время шло очень медленно. Вдруг раздался неприятный металлический лязгающий звук. И одновременно с ним – выстрел.
Пистолет полетел в сторону, вместе с невесть кем брошенным ножом. Впрочем, почему «невесть кем»? Вот он, спаситель, стоит в пяти метрах. Улыбается:
– Рыч… тебя, кажется, так зовут… нехорошо в безоружных людей стрелять.
– А ты кто такой? Чего не в свое дело лезешь?
На выстрел прибежал перепуганный Сашка (и куда вся его веселость делась?).
– Ромы, вы успокойтесь! Рыч, ты чего завелся? И ты, Миро! Рыч, ты что, не признал? Это же Миро – будущий зять Баро!
Рыч посмотрел на правую руку, еще секунду назад державшую пистолет. Ничего не скажешь, ловко этот сопляк нож метнул. На руке ни царапины, а пистолет выбил…
– Ничего, щенок, мы с тобой еще встретимся, – сказал он шепотом, так, чтоб никто не услышал, подобрал пистолет, а заодно уж и нож, И ушел в сторожку охранника.
Сашка пошел вслед за ним. Всякий знает: Рыча, когда он бешеный, одного лучше не оставлять.
Максим протянул руку Миро:
– Меня зовут Максим. Спасибо.
– Не стоит. А я Миро. А ты не испугался?
– Как же – не испугался! Еще как испугался.
– Мало того, что смелый, так еще и честный! Молодец. Как же тебя, гаджо, занесло в Цыганскую слободу?
– Да мне с вашим бароном поговорить нужно, а охранник вот очень любезно объяснил, что он в табор уехал. Ты не знаешь, как туда добраться?
Миро загадочно улыбнулся:
– Догадываюсь…
– Такты мне подскажешь, как табор найти?
– Знаешь, я сегодня одного человека искал, очень искал. Но так и не нашел. Так что отвезу я тебя в табор. Пускай хоть кто-то найдет, кого ищет! Пошли, у меня тут «газелька» за углом.
Веселье в таборе было в самом разгаре. Миро присоединился ко всем незаметно – как будто весь вечер тут был.
А потом подвел к Зарецкому Максима:
– Баро, вас тут один молодой гаджо ищет.
– Здравствуйте, – привычно начал Максим. – Мне нужно поговорить с цыганским бароном.
– И о чем ты будешь с ним говорить? – спросил не отошедший от танца Зарецкий.
– Вчера в ресторане мы подрались с вашими ребятами и потеряли барсетку…
Баро прервал Максима, показав жестом «тихо, ничего больше не говори».
А сам сказал:
– Значит, я тот, кого ты ищешь. Рамир Зарецкий, – и протянул руку.
– Максим Орлов.
– Давай отойдем в сторону, вон туда, к моей машине.
– Пошли, – сказал Максим, а про себя невесело пошутил: «Надеюсь, там нет пистолета».
Цыган открыл машину. Показал на заднее сиденье. Пистолета там не было. А была… барсетка.
– Это твоя? – спросил барон.
– Нет. Моего начальника.
– Ты смелый парень. Решился прийти сюда ради своего хозяина.
– Не хозяина, а начальника.
– Вдвойне смелый. Еще и споришь с бароном. Что же тебе надо от меня?
– Понимаете, в этой барсетке очень важный документ. Я пришел за ним. Все остальное, если хотите, можете оставить себе.
– Мне чужого не надо. Забирай ее.
– Спасибо.
Зарецкий подошел к Максиму поближе и взял его двумя пальцами за рубашку. Не грубо, но и не вежливо.
– Но передай своему начальнику, слышишь, обязательно передай: из-за того, что находится в этой барсетке, может случиться большая беда.
– Не понял.
– Достаточно того, что он поймет. Скажи ему, что нам с ним нужно встретиться. Я буду ждать его звонка часов в пять вечера. Возьми – вот моя визитка. Передашь?
– Да, конечно.
Танцевальная карусель кружила вовсю. И сам собой сложился пляшущий круг, в центре которого оказались Люцита и Кармелита. Это был не просто танец, а бой, дуэль, поединок. Люцита знала, за что сражается, а Кармелита – нет. Может, оттого и была она более раскованной и вдохновенной.
К тому же… Откуда и что взялось в этой барыньке из слободы? Как выросла настоящая цыганка из этой управской школьницы? Плечико, ножка, глазки, грудь! Каждое ее движение было единственно точным, созвучным переливам песни.
Люцита не выдержала – убежала из круга, кусая губы, чтоб не расплакаться.
А Кармелита продолжила танец, веселя и радуя целый табор.
Особенно Миро. Он смотрел и не мог поверить своим глазам. Вот она, его прекрасная, неуловимая Груша. К Миро подошел отец, недовольно спросил:
– А вот теперь скажи: чем же тебе Кармелита не угодила? Чудо-девка! Посмотри, как танцует!
– Где Кармелита? Это же Груша?!
– Сам ты груша! Точнее, дуб! Это Кармелита и есть, твоя невеста…
Миро хотелось кричать от восторга. Цыганка-всадница, из-за которой он уже второй день не спит спокойно, – его невеста. Разве бывает, чтоб в любви все складывалось так хорошо и просто?..
Нет, Миро, не бывает.
С другой стороны к кругу танцующих подошел Максим. Вот же она, вот – та цыганка, которую он мечтал увидеть хотя бы разок. Узнать бы еще, как ее зовут.
– Молодец, Кармелита! Молодец! – закричали в кругу.
Ее зовут Кармелита. Красивое имя. Очень подходит ей.
Как удачно сегодня все сложилось. Друга выручил – барсетку нашел. И цыганку отыскал. Кармелиту. Максим смотрел на нее, не отрываясь, ловя каждое движение.
И вдруг поймал по ту сторону круга точно такой же восхищенный взгляд, обращенный на Кармелиту.
Это был человек, который сегодня спас его.
Миро.
Глава 7
Никак, ну никак Николай Андреич не мог начать работать. То есть все он как будто делал правильно. Бумаги перекладывал. Таблицы на мониторе разглядывал, по телефону кому-то звонил, какие-то дела с кем-то утрясал. А все же это была не работа. Совсем не работа, та ежедневная изнуряющая и в то же время сладкая бизнес-запарка, к которой он привык. Астахов задумался, как же точнее всего можно обозначить состояние, в котором он сейчас находился. И придумал: робот, заводной механический человечек.
А причина одна – ненаглядный сыночек. Говорят, его сегодня уже видели пьяным. Стыдно, конечно, признаться… не только людям, но даже самому себе, но… Но как же, черт возьми, он устал от Антона!!!
И вдруг управского бизнесмена № 1 осенило. Николай Андреич быстро, дробно застучал по клавишам. Тут же распечатал сочиненную бумагу, подписал и смачно шлепнул свою печать поверх своей же подписи. Потом позвал секретаршу-делопроизводителя Ниночку и отдал бумагу на регистрацию.
Стало легко на сердце и солнечно за окном. На душе запели птички, не хуже Киркорова.
Еще бы! Ведь это был приказ об увольнении Астахова Антона Николаевича.
Совершенно замоталась Тамара. А кто б на ее месте не замотался! Попробуйте совместить работу в астаховской империи, женские процедуры (солярий, маникюр-педикюр, салон красоты, бассейн) и материнский контроль над Антоном. Сколько она сегодня успела всего сделать – страшно представить.
И все же нужно еще в офис съездить, посмотреть дебет-кредит, входящие-исходящие… Ничего ли не упустили? Если колесики бизнеса не досматривать и периодически не менять, они очень быстро сотрутся.
Приехала, села за бумаги. И первый же лист, который попался под руку, сразу же выбил из колеи: «Приказ об увольнении Астахова Антона Николаевича».
Зарегистрирован, пропечатан, подписан – «Астахов Н.А.».
Старый идиот! До чего додумался!
В кабинет вошла со слезами на глазах.
– Коля, что это?!
– Я думал, ты лучше разбираешься в делопроизводстве. Поясняю. Это приказ об увольнении Антона Астахова в связи с несоответствием занимаемой должности.
– Как? Как – с несоответствием?
– Иначе говоря – в связи с профнепригодностью данного работника. Приказ вступает в силу с завтрашнего дня.
– Коля, ты что! Опомнись! Это же твой сын!
– Данный факт я признаю. Причем давно. Поэтому сей экземпляр приказа передашь моему сыну, когда он протрезвеет. А вот этот я завтра сам отнесу в отдел кадров.
– Николай, это жестоко! Он ребенок! И ты не можешь взять его вот так – и вышвырнуть!
– Вышвырнуть – не могу. А вот выбирать, с кем мне работать, – имею право.
– Хорошо. А если он найдет эти документы?
– Ага! Найдет! Пьяный? Нажрался и позорно спрятался под материнскую юбку. Все как всегда.
– Неправда! Он не пьяный! Он сегодня целый день ходил по городу, искал эти треклятые документы.
– Вот когда найдет, там видно будет. Все, на этом разговор окончен. У меня кроме Антона еще куча дел.
– Но Коля!..
– Все, я сказал!
Если Астахов заканчивает фразу словами «я сказал», с ним лучше не спорить. Спрятав приказ в сумочку, Тамара срочно отправилась домой. Бедный мальчик! Интересно, он там уже отошел после вчерашнего ужасного побоища?
От побоища бедный мальчик уже отошел. Выспался, разомлел. Пиво с рыбкой – отличное снотворное. После сна стало хорошо, дремотно-сладко. Делать хоть что-нибудь не было никакой возможности. Поэтому не оставалось ничего другого, как зарядить в дивидюшник диск со свежим голливудским блокбастером, взять в холодильнике баночку холодного пива и залечь в мамину кровать, завернувшись в плед.
Но счастье длилось недолго. Пришла мама.
– Что делаешь, Антоша? Фильм смотришь?
– Ага…
– А у меня новости.
– Хорошие?
– Очень! Вот приказ о твоем увольнении.
– Что, и подписан?
– Не только подписан, но и пропечатан, и зарегистрирован!
– То есть завтра в офисе повесят объявление: «Астахов уволил Астахова»? Интересно…
– Антон! Ты все еще можешь исправить. У тебя еще целых полдня.
– Ма! Тут фильм такой классный!..
– Встать с кровати! – заорала Тамара.
Антон вскочил. Давненько мать не была в таком состоянии.
– Мама, сама подумай, что можно успеть сделать за это время? Отец для себя все решил. Он же меня видеть не может.
– Да ничего он не решил. А если решил, то перерешает. Сходи к нему. Поговори, извинись. Так, мол, и так, виноват, каюсь, исправлюсь.
– Да он меня сразу из кабинета попрет, как только увидит. И орать начнет.
– Это твой последний шанс. Давай, подымайся! Давай, давай. Посмотри, как это делает Максим. Вечно готов. Вечно ответственен. «Что надо? Сделано! Чего изволите? Доставлено!» А ты?
– Хорошо, уговорила. Пойду и еще раз образцово покаюсь. Побью себя в грудь, может быть, его величество меня и простит.
С покаянием сложилось в принципе неплохо. Жалобная рожица у Антона всегда хорошо получалась. И отец наезжал, конечно, по-крупному, но не орал, не ругался, а это уже прогресс. Того и гляди совсем отойдет и приказ дурацкий порвет, выбросит.
Но опять все испортил тот же вопрос: «Помнится, кто-то утром обещал найти потерянные документы. Где они?..»
Ответить нечего, и помощи ждать не от кого.
Эх-эх-эх, быть Антону уволенным…
* * *
Цыгане говорят: плохие люди песен не поют. Хорошая песня, хороший танец – всегда взлет души. А на взлете долго жить нельзя. Нужно присесть, отдохнуть. Бейбут увел Баро и Рубину к себе в трейлер. Хотели еще взять Земфиру. Но не нашли. Наверно, она где-то с Люцитой, утешает дочку.
А тут и Миро пожаловал. Горячий, взволнованный. Не стал долго рассусоливать, с ходу повинился:
– Простите меня, и вы, Баро, и ты, отец. Я был виноват перед вами.
– Да? И в чем же ты виноват? – на всякий случай переспросил Зарецкий.
– Что слова всякие глупые говорил, А на самом деле… Прошу вас: пожените нас с Кармелитой. Я и дня без нее прожить не смогу!
Баро недоуменно переглянулся с Бейбутом. Что за молодежь? Поди ее пойми. То пешком идти не хочет, то галопом скачет. Что ж… А мы старики, нам торопиться нечего, разобраться надо.
Огляделся Зарецкий, кого сделать вестовым. А, ну конечно… Рубину! Без нее хоть поговорить спокойно можно будет.
– Рубина, будь добра, найди и приведи нам сюда свою внучку.
Рубина про себя отметила: все как раньше, опять Баро ее отовсюду выпроваживает, под любым предлогом. На этот раз, правда, вежливо – «будь добра». Только от того не легче. Репейник хоть медом намажь, он все равно репейником останется.
В шатре бабушки Рубины было очень уютно. Как же нравилось Кармелите снова оказаться в таборе! Будто в детство вернулась, когда их семья еще кочевала. И какие все вокруг хорошие, милые. Женщины сказали, завтра с собой возьмут – гадать, на набережную. Как здорово! В последний раз Кармелита гадала в детстве, когда еще мама жива была. Говорят, у нее все так хорошо получается. В такие секунды чувствуешь себя всесильной волшебницей, кажется, махнешь рукой – и по твоему велению весь мир изменится.
Кармелита махнула рукой…
И в комнату вошел незнакомый парень.
Она его сначала не узнала. А потом прищурилась, глянула – и припомнила! Это он вчера в ресторане был. Вместе с тем уродом, который к ней приставал. Правда, в отличие от того, вел себя прилично, можно даже сказать – благородно. Ни на кого не нападал, только оборонялся. Ну, и друга своего защищал.
– Можно? – Фраза прозвучала как-то не так, неправильно; и Максим понял, чего не хватает – имени. – Можно к тебе, Кармелита?
– Ты и имя знаешь. А как ты сюда попал? Что, следил за мной? Ну-ка иди отсюда, тебе здесь делать нечего.
– Прости за все, что было в ресторане… А можно я просто два слова скажу?..
– Ну, если два, говори.
Вот, добился чего хотел. А теперь вперед, давай рассказывай, объясняй, что жить теперь стало трудно, а любить – легко. Что сердце замирает и болит, когда видишь ее. И еще больше болит, когда не видишь.
Да разве ж это все можно рассказать?..
– Я не знаю, как тебе объяснить… Но когда я услышал, как ты поешь… И после этого танца…
– Спасибо на добром слове. Спасибо еще, что в ресторане дружка своего успокоил немного.
– Не стоит. И Антона тоже прости. У него, по-моему, крыша поехала, когда он тебя увидел. А я…
– Гладко говоришь, но долго. Обещал два слова.
– Знаешь, я никогда не верил в любовь с первого взгляда. А теперь вот…
– А что теперь?
– А теперь вот, – Максим задумался, что же сказать такого; какое испытание любви придумать, тяжелое, страшное, неисполнимое, – скажешь уйти – и уйду! Сразу же!
– Да нет уж, постой, красавчик. Скажи хоть, как тебя зовут.
– Максим.
– Значит, Максим, понравилось тебе, как цыганка танцует?
– Очень.
– А ведь мы, цыганки, особенно таборные… – тут Кармелита не удержалась, чуть приврала, – людей насквозь видим.
– Правда?
– Правда. Вижу тебя. Ты сильный, смелый. Только на себя надеешься. И осечек в твоей жизни пока не было. Да только таких, как ты, жизнь порой ломает. Резко. Разом…
– А что еще видишь?
– Много чего вижу. Но больше пока ничего не скажу.
– А когда скажешь?
– Завтра. Приходи на набережную. Там и погадаю тебе. Да только уже не бесплатно. Это ведь работа наша цыганская…
А Рубина уж весь лагерь обегала. Нигде нет Кармелиты. Устала. Решила в свой шатер зайти, чаю попить. А внученька тут оказалась. Да не одна, с каким-то гаджо. Ну и ну…
Максим не растерялся, по-детски вежливо поздоровался с Рубиной.
– Здравствуйте.
– Это еще кто? Кармелита? Твой знакомый?
– Так, один чужак…
– Я сейчас все объясню… – спохватился Максим.
– Нет-нет, милый. Иди подобру-поздорову. Нечего тебе здесь делать! В шатре, с девушкой. Ступай, ступай.
– Хорошо. Спасибо. В смысле, до свидания.
– До свидания, до свидания, милый.
Выпроводив гаджо, Рубина строго посмотрела на внучку:
– Ты что, совсем с ума сошла? Придумала еще, чужаков каких-то приваживать! А ну-ка, быстро собирайся, тебя отец ждет. И жених тоже.
Баро времени зря не терял – строго Миро допрашивал. Уж очень тот его обидел прошлым вечером. Недомолвками своими, капризами разными.
– Значит, говоришь, без Кармелиты и дня прожить не сможешь. А вчера совсем иначе пел: рано, мол, жениться…
– Баро, я был неправ! Я все исправлю, разрешите завтра же сватов засылать.
– Прыткий какой! Засланец! Только теперь уж я торопиться не стану! Боюсь с женихом связываться, у которого что ни день – новые речи. Да и к тому же… пусть теперь невеста на тебя посмотрит.
– Вы правы, Баро. Извините… Накажите, как считаете нужным… – сказал Миро, снял со стенки кнут и протянул его Зарецкому.
Это был сильный жест. Баро оценил его. Взял кнут, стал разглядывать.
Миро тем временем стоял, покорно склонив голову.
– Хороший кнут. Добрый, – сказал наконец Зарецкий, повернулся к другу и посоветовался: – Ну что, Бейбут, десяти ударов с него хватит? Или обойдемся пятью?
Бейбут скрипнул зубами – еще не хватало, сына его кнутом хлестать! Но, с другой стороны, если вспомнить, как он вел себя в эти дни, может, и заслужил…
– Пойми, Миро. Дело тут не в наказании. И ты его не заслужил. Но теперь ты должен доказать мне, что достоин моей дочери.
– Я докажу, Баро! Только дайте шанс!
Баро улыбнулся – Миро опять нравился ему. Хороший все же парень. А вчера… Вчера, видно, какое-то затмение нашло.
В трейлер вошли Кармелита с Рубиной.
– А вот и твой шанс пришел! – сказал Баро.
– Пап, о чем ты? Какой шанс? Ты меня звал? – вопросами, как снегом, засыпала отца Кармелита.
– Кармелита, я хочу познакомить тебя с одним человеком. Узнаешь?
Кармелита всмотрелась в парня, на которого указал отец. Покраснела. Конечно, узнала. Господи, это же тот самый цыган, который чуть не сбил ее со Звездочкой. Она ему еще Грушей представилась. Зачем – и сама не поняла. Пошутила вроде, по-детски как-то. Неудобно получилось…
– Вижу. Вижу, что узнала жениха своего.
– Что? Какого еще жениха?!
– Значит, все же не признала. Это же Миро!
Ну и денек! Миро? Тот самый? Детский ее жених?..
Кармелита и Миро посмотрели друг на друга, как будто впервые увидели.
Девичье сердце все чует. И сердце Люциты в эту секунду чуть не разорвалось от горя. Хоть она ничего и не слышала. Сидела далеко от трейлера Бейбута, на лесной полянке. Рядом была мама. Земфира гладила ее волосы и, как могла, успокаивала.
– Я ненавижу эту городскую выскочку! – сказала Люцита, глядя в высокое синее небо.
– Успокойся, доченька. Что ж ты, как маленькая, опять расплакалась?
– Она же меня на глазах всего табора в грязь втоптала!
– Не говори глупости. Ты отлично танцевала, гораздо лучше Кармелиты.
– А ты видела, как Миро на нее смотрел? Он ею просто любовался!
– Э-э. От взгляда до свадьбы далеко.
– Да где ж далеко? Я знаю, я чувствую, что они сейчас вместе. Где-то сидят, знакомятся, сговариваются…
– Эх, дочка-дочка. Не все так просто. У Баро характер не мед, ты уж мне поверь. Бейбут – тоже не сахар. Кармелита – балованная, не таборная. И Миро – гордый, непокорный, кремень просто. Из таких камушков трудно кашу сварить. Так что ты не убивайся. Может, все еще обойдется. И будет Миро твой.
– А если не будет… Я этого не выдержу! Я ночью спать не могу, мне убить ее хочется! Особенно теперь, когда лицо в лицо, глаза в глаза увидела!
– Тише, дочка, тише. Убивать никого не надо. Ты уж лучше поколдуй, – сказала Земфира шутя.
Только зря сказала – глупая шутка получилась. С влюбленными нельзя так, они все всерьез принимают.
Вот и Люцита тут же припомнила, что у Розауры дед, по слухам, колдуном был. Надо будет к ней сходить, чему-нибудь поучиться…
Кармелита и Миро смотрели друг на друга, не решаясь заговорить.
Тогда Баро выразительно кашлянул и сказал церемониальным голосом:
– Бейбут, пойдем-ка, воздухом подышим, по табору погуляем. Пусть дети поговорят. А Рубина за ними присмотрит.
– Пойдем, Баро, – церемонно ответил Бейбут.
Оба вышли.
Но разговор все равно не складывался. Кармелите стало смешно – ну что за этнографические игры! «Рубина присмотрит…» Прямо как в позапрошлом веке. Неужели девушка не может с парнем наедине поговорить?! Возмущенно посмотрела на бабушку: неужели та ничего не понимает?
– Слепы мои глаза и глухи мои уши! – произнесла Рубина.
– Ну бабушка… – не no-взрослому заныла Кармелита.
Рубина зло махнула рукой: «Э-э-эх!» – и вышла из трейлера.
Миро достал из кармана браслет и надел на протянутую Кармелитой руку.
– Спасибо, – сказала девушка. – А я уж и не надеялась, что отыщу его.
– Так вот ты какая! Груша!
– Миро! Тогда, на дороге, я тебя просто не узнала.
– Ну, теперь-то узнаешь? Помнишь, как мы с тобой в детстве играли?
– Еще бы! Ты меня на лошади катал! Ты вырос. Такой… вытянулся… совсем взрослый стал.
– Ты тоже изменилась. Красавица! И танцуешь – глаз не оторвать. А уж на лошади как скачешь… Я тебя как увидел, подумал, вот если б моя невеста похожа была на…
– Вот так сразу?
– Правда.
– Не может быть!
– Я тебе не вру, клянусь. Я еще в тот момент подумал: жаль, что помолвлен с другой. А девушка моей мечты ускакала от меня.
– А теперь не жалеешь, что помолвлен?
– Да нет. Что ты! Ты же вот, рядом стоишь. До тебя рукой можно дотронуться.
– Нельзя. Обычай не велит, – сказала Кармелита и сама отошла от Миро подальше. Значит, все же есть что-то в этих обычаях, если и не хочешь, а следуешь им.
И этот шаг назад, и вызванная им отстраненность сбили весь разговор.
Помолчали. Миро боялся что-то не так сказать (как у него в последние дни часто получалось).
Кармелита оказалась смелее:
– Знаешь, все равно, странно как-то получилось. У меня до сих пор в голове не укладывается. Ты же мне как старший брат!
– Больше, чем старший брат. Жених.
– В том-то и дело, Миро, что жених – это не больше, чем старший брат. И не меньше. Это что-то совсем-совсем другое. Как говорится, из соседней кибитки…
Миро погрустнел. Еще совсем недавно ему казалось, что все уж решено. А тут…
– Миро, не грусти! Пойми просто: я выйду замуж только тогда, когда буду чувствовать, что ты для меня дороже всех на свете.
– Я все сделаю для этого, Кармелита. Клянусь тебе! Верь мне!
