Текст книги "Роковая любовь"
Автор книги: Олег Кудрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 32
«Собрали – разобрали», «приехали – уехали» – это в цыганской крови. Набережная за несколько минут превратилась в импровизированный театр. Но самая важная, поистине эпохальная процедура проходила в леске на склоне, спускающемся к Волге.
Бейбут и Розаура наряжали дебютанта Сашку в сценический костюм. Как же хотелось ему покрасоваться перед Маргошей! Да тут Граф приболел, пришлось оставить в конюшне. Остальные же лошадки не такие талантливые актеры.
Вот тогда и появилась мысль к Люцитиному медвежонку добавить большого медведя. Благо большая шкура, пересыпанная духмяной сухой травой против моли, давно уж залежалась в Бейбутовом трейлере.
Сашка ворчал обиженно:
– Все люди как люди… Один я как дурак, ей-богу!
– Нет, Сашка, ты у нас не дурак! Ты у нас Михал Потапыч по сценарию – главный герой русских и цыганских сказок. Роль у тебя такая…
– Да разве это роль…
– Сашка, не бывает маленьких ролей. Вспомни Станиславского… Да что там! Сличенко вспомни, в конце концов!
Внезапно Сашка грозно зарычал по-медвежьи. Розаура чуть не упала с перепугу.
– Господи! Сашка! Сдурел, что ли? Как дам сейчас!
– Чего испугалась? Михал Потапыч я… Роль такая у меня…
– Да, Розаура, ты зазря не наезжай. Сашка у нас по методу Станиславского работает. Настоящий артист!
– Ты думаешь? – спросил Сашка с надеждой.
– Уверен! – ответил Бейбут.
– Эх, – сказал Сашка, натягивая медвежью башку на свое возвышенное чело. – Главное – что Маргоша скажет?
Все шло как надо. Ясный солнечный день. Народу собралось – уйма. Весть о недавнем обмороке артистки, в которую бросали ножи, разлетелась по всему Управску. Страсти такие, как же не прийти?
На разогреве публики выступали Люцита с медвежонком и подоспевший Сашка. То есть нет, извините, – Михал Потапыч. Потапыч требовал вернуть детеныша. А Люцита все не возвращала. Получалось очень смешно.
Все было хорошо. По крайней мере, для Люциты. Особенно хорошо, что Миро прискакал на Торнадо один. Рядом – никакой Кармелиты.
И вдруг Люцита увидела, как подъехала машина Зарецкого, из который вышли Рыч и эта мерзкая разлучница. И все, мир померк. Какое солнце? Зачем оно? Зачем этот ясный день, если все так плохо! Да что там плохо… Безнадежно! Люцита убежала прямо со сцены. Хорошо, Бейбут – человек опытный. Продолжил вместо нее номер. Да так, что публика подумала, будто так и надо по сценарию.
Девушка убежала в лесок, выплакалась там. Потом решила, что нечего плакать – надо что-то делать. Спустилась к реке, причем с риском – обрывы тут крутые, а где безопасные тропки, она не знала. Нашла воду помельче, заводь. Поймала лягушку. Вспомнила все, что знала, о колдовских делах. Раскрутила ее над головой за правую лапку.
Да и бросила ее через левое плечо.
Посмотрела в небо.
И вдруг из-за утеса на набережную выкатила громаднейшая свинцовая туча. Ударила молния, загремел гром. Упали первые тяжелые капли дождя.
Люцита сначала даже не поверила в свою удачу. Потом начала бегать по мелководью, бить по воде ступнями, хохотать и кричать что-то бессвязное.
Началась истерика.
* * *
«Что ж за невезение такое!» – подумали таборные: уже второй раз подряд нормально выступить не получается. От первых же капель дождя все зрители разбежались.
Сквозь прорези в медвежьей голове Сашка увидел, как Маргоша мучается, убирая столики (а на каждом еще и посуда). Хорошо Рыч под руку попался – попросил его помочь…
А Кармелите только и нужно было, чтоб охранник отвлекся на секундочку, схватила Миро за рукав и убежала с ним. Вышел Рыч из кафе – Кармелиты и след простыл. Сплюнул со злости на землю, спрятался от дождя под навес и начал размышлять, где можно отыскать непокорную поднадзорную.
Кармелита и сама не знала, зачем сбежала. Прежде всего, конечно, из-за непокорного характера. Оттого и смеялась громко, испытывая ни с чем не сравнимую радость праздника неповиновения.
Добежали до заброшенного театра.
– Сюда! Скорей! Вот здесь… – прокричала она.
Миро же совсем иначе понял ее радость. Как писал большой друг цыган: «Ведь обмануть меня нетрудно. Я сам обманываться рад!»
Они пробрались в зрительный зал с поломанными, раскуроченными сиденьями.
– Замерзла? – спросил Миро ласково, вытер капли дождя с ее лица. И… поцеловал ее в губы. Кармелита не ожидала этого, поэтому высвободилась не сразу, но сделала это решительно:
– Не нужно. Не делай этого!
– Прости… Я не сдержался! – Миро разнервничался, начал теребить ножны на поясе.
И тут Кармелита вспомнила, о чем она хотела его спросить:
– Ты всегда с собой нож носишь?
– Да, – беззаботно ответил Миро. – Он как продолжение моей руки…
– Скажи, а где ты был два дня назад поздно вечером?
– Не помню… Гулял, наверное, о тебе думал.
– А где гулял?
– Я думал, тебя будет интересовать с кем, – улыбнулся Миро. – Не помню. Да зачем тебе это?
И тут Кармелита спросила резко, как под дых ударила:
– Это ты напал на парня, которого увидел тогда рядом со мной на озере?
Миро промолчал, вспомнил отцовский совет «разобраться с соперником». Да, в ту секунду он хотел убить этого парня. Но потом успокоился.
Кармелита поняла его молчание как утвердительный ответ.
– Отвечай! Ты хотел убить Максима?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь?
– Ты хотел убить его вот этим ножом? Что ты делаешь вид, будто не знаешь, что с ним произошло?
Миро вспыхнул:
– Меня не интересует, что с ним произошло. Меня интересует, что у тебя с этим парнем?!
– Это не твое дело! Отвечай: ты хотел его убить или нет?
– Нет, это ты отвечай: встречаешься с ним или нет?!
– Да! – ответила Кармелита, с дерзкой смелостью глядя ему прямо в глаза.
* * *
Рубина прошла в комнату для свиданий, села напротив Олеси. Неловко сложила руки на коленях. Девушка смотрела на нее угрюмо:
– Зачем ты пришла?
– Пришла проведать… А ты не рада мне?
Олеся грустно улыбнулась:
– Я уж и не знаю, чему радоваться, чему нет. Может, ты меня снова отравить захотела?!
– Олеся, что говоришь? С какой стати мне тебя травить?
– А почему пироги, что ты мне, уходя, оставила, были отравлены? Мышки съели их и все сдохли…
– Олесенька, родная, это меня хотели отравить, а не тебя. Я потом дома рвотное весь вечер пила и еле-еле с того света выкарабкалась. А сегодня вдруг что-то кольнуло меня: Олеся! сходи к Олесе! Дура старая! Я ведь про те пирожки оставленные забыла совсем. Мне так плохо было. А ты же действительно пострадать могла из-за меня.
И Олеся как-то сразу поверила цыганке:
– Да ничего, обошлось – прошло все. Спасибо, что вспоминаешь обо мне.
– Дай-ка мне твою ручку.
Олеся протянула Рубине ладонь. Гадалка вгляделась в нее:
– Ну вот… Ты сейчас на перепутье… Можешь так поступить, можешь этак – все равно двойная линия судьбы в одну сходится.
– Что это значит?
– Значит, какой бы ты путь ни выбрала, все равно будешь счастливой!
– А если путь, ну… не совсем честный?
– Человек должен поступать как нужно, как должно! А там его рассудят. Ну-ка дай еще гляну… Твое сердце тебе верный путь подскажет. Видишь – линия сердца с линией судьбы сходятся? Такое редко бывает: счастливой будешь, любимой будешь…
– Ой, Рубина, успокаиваешь ты меня, утешаешь.
– Будешь, будешь… Хоть ты мне сейчас и не веришь! Пора мне! Пойду! Удачи тебе!
И уходя напоследок еще раз обернулась:
– И ты скоро выйдешь. Ничего не бойся. Делай, как скажут, – судьба вывезет…
* * *
Антон позвонил маме по мобилке, сказал, что они с Максимом вдвоем едут в офис.
«Ну вот, – подумала Тамара, – не такой уж и больной этот Максим! Видно, больше притворяется. Только вчера: ох, ах… А уже ходит».
К приходу Антона и Максима Тамара, как могла, подготовила Астахова. Раз пять между делом сказала, что Антон в его отсутствие очень старался, много работал. Но главным все равно был Максим. И именно он за все отвечает.
И вот наконец оба приятеля предстали пред светлы очи Николая Андреича.
– Натворили делов?! – строго спросил он. – А я расхлебывай! Как я теперь должен разбираться с цыганами? Максим!..
Максим поднял голову, посмотрел ему в глаза.
– Кто тебя ударил ножом?
Максим промолчал.
– Я задал вопрос!
– Николай Андреевич, во-первых, мне не хочется об этом говорить. Во-вторых, это не относится к работе…
– Ах, не относится!.. Не хочет он говорить! Ну не говори, посмотрим, кто будет следующий! Может, это будет Антон?
Антон вздрогнул. Астахов это заметил:
– Чего испугался? Не дрожи! Скорее всего, это буду я! Для цыган же вообще что ни сделано – все мной удумано. А кто на самом деле виноват?! Кто? Кто принял это решение: сунуться на кладбище, пока меня не было?
Молчание.
– Я жду ответа! Антон!
– А что «Антон»? Что? Что ты на меня так смотришь?! Оставил вместо себя Максима! Вот с него и спрашивай!
Максим вопросительно посмотрел на Антона: что он этим хочет сказать?
– Максим, – развернулся Астахов, – это было твое решение?
Молчание.
– Максим, это ты решил снести кладбище?!
И вновь молчание.
Астахов снова повернулся к Антону:
– Это было твое решение?
Молчание.
– Я спрашиваю, это было твое решение? Твое?
– Нет… – выдавил из себя Антон.
– Значит, Максима?
Антон кивнул головой.
Максим с недоумением посмотрел на него, Антон спрятал глаза.
– Выйди! – сказал Астахов сыну.
Максим хотел выйти вслед за ним. Но Николай Андреич остановил его:
– А тебя, Максим, я попрошу остаться…
Максим вернулся на прежнее место. Посмотрел прямо в глаза Астахову.
– А теперь, когда мы остались наедине, я хотел бы услышать от тебя всю правду.
И снова Максим лишь молчал.
– Ну не верю я, что ты мог совершить такую глупость! Не верю! Если бы на эту дурь пошел Антон, по своей инициативе, я бы не удивился. Но ты…? Ты вообще долго будешь со мной в молчанку играть?
Максим только крепче сжал губы.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Нет.
– Во-о-от, спасибо. Услышал твое веское слово. Но ты понимаешь, что если я не узнаю всей правды – я вынужден буду пойти на радикальные меры? На самые радикальные.
В этот раз Максим был более многословен:
– Я понимаю, Николай Андреевич. Мне нечего вам сказать.
– Ну что ж… – как-то очень просто, обыденно, по-домашнему сказал Астахов. – В таком случае, ты уволен. Можешь идти в отдел кадров за расчетом и трудовой книжкой.
* * *
Рыч таки надумал, где можно искать Кармелиту. В детстве она часто сбегала в то место. А потом чуть подзабыла его. Теперь же, после неудавшегося выступления, самое время наведаться именно туда.
В старый заброшенный театр!
Рыч неслышно пробрался в фойе. Так и есть – услышал приглушенные голоса в зале. Подошел поближе к двери, чтобы услышать, что они говорят.
– Скажи мне правду, Миро… Ведь это ревность, так? Ты увидел меня на озере с тем парнем, с Максимом… И решил его убить… Так?
Рыч удивленно приподнял брови – а он вовремя, речь как раз о его работе. Кармелита подозревает Миро? Очень хорошо. Если бы она еще увидела нож, оставшийся рядом с Максимом!
Вообще, Рыч не мог понять, почему это дело совершенно заглохло. Ведь он одним махом надеялся устранить сразу двоих. Что ж там, в ментовке, очевидного не видят – нож-то цыганский, театральный. И почему дело не открыли?
А может, это и к лучшему – он свою работу сделал, деньги получил. И ничего ему за это не будет. И все так тихо-тихо.
– Миро, так ты ответишь на мой вопрос?
– Отвечу! Я его пальцем не трогал! Хотя, видит Бог, очень хотелось, я даже в гостинице его разыскивал! Но ушел! И не тронул его!
«Слабак, – сказал про себя Рыч. – Помню, как ты разыскивал Максима в гостинице. И всякие горничные, если что, тебя там наверняка запомнили. Видный ромалэ!»
– Точно не тронул? – с надеждой спросила Кармелита, ей очень хотелось поверить в это.
– Да, клянусь, – Миро поцеловал старинный семейный медальон, висящий на шее.
– Боже мой… Кто же тогда? Неужели это все-таки…
Рыч напрягся – оч-чень интересно, кого же она назовет!
Но Кармелита молчала. Рычу надоело ждать, он решительно распахнул двери и вошел в зал:
– Здравствуйте! Что, не ждали?.. Ваше время истекло! Мне приказано красавицу домой доставить.
– Подожди снаружи, – жестко сказал Миро. – У нас разговор.
– Нет, уважаемый, я тебе не лакей на улице ждать. Я сказал – нам пора.
В зале повисла театральная пауза.
– Я что-то неясно сказал? У нас разговор, – повторил Миро.
– Спокойно, Миро! Не шебуршись. Я же здесь не по своей воле, я, между прочим, на Баро работаю.
– И что?
– Хочешь поговорить с Кармелитой, говори сколько угодно. Только спроси разрешения у ее отца! А я только выполняю приказ…
Но Миро уже не мог отступать:
– Придется, видно, тебя по-другому попросить!
– Что, опять ножи метать будешь? – сказал и тут же замолк Рыч, поняв, что сболтнул лишнего – не стоило напоминать Миро, где он оставил один из своих замечательных ножей.
– Не надо, Миро! Я поеду, – постаралась успокоить всех Кармелита и с непривычной для нее покорностью пошла к выходу.
* * *
Угрюмо, понуро Максим вышел из кабинета Астахова.
– Ну? – спросил его Антон заговорщицким полушепотом.
– В каком смысле «ну»? Что это сейчас было? Что ты сказал там, в кабинете?
– А что я мог? Что я должен был сказать?
– Правду, Антон! Всего лишь правду.
– Легко сказать, правду! А я не мог ее сказать, не мог из-за… из-за матери! У них и так с отцом сейчас… а тут еще я… И они, и я… – губы начали дрожать, Антон почти плакал.
– Понятно! То есть ты типа герой! Пожертвовал собой, чтобы маму не огорчать!
– Ничего смешного, Максим! Это жестоко – то, что ты говоришь.
– Ах, жестоко… Зато ты меня, дружище, подставил очень мягко. Ты это понимаешь?!
– Ты сам сказал, что готов мне помочь.
– Так вот что ты имел в виду под словом «помощь»?
– Тебе-то что? Тебе все равно ничего не будет… Ничего! Отец тебя любит больше, чем меня. Он тебе вес простит. Отругает немножко – и дело с концом… И опять будет у тебя с ним мир и понимание.
– Ничего у меня с твоим отцом не будет. Меня уволили. Тебе спасибо.
– Как уволили? – Антон растерялся.
– Так! Окончательно и бесповоротно. Ты вот мне скажи… Я от тебя хочу услышать… Ты считаешь, что это справедливо? Ну что ты молчишь? Там, в кабинете, нужно было молчать… Я тебя не выдал. А ты… Знаешь, почему я сейчас с тобой разговариваю? Я все же надеюсь, что ты переборешь себя, пойдешь и скажешь всю правду. Если, конечно, ты мне друг…
Антон не шелохнулся.
– Ты пойдешь?
Лицо Антона скривилось, он закусил нижнюю губу и развернулся к окну.
– Ты пойдешь… друг?!
Антон повернулся к Максиму и истерически, со слезами на глазах, прокричал:
– Не-е-ет!!!
Глава 33
Оформление документов и выход из тюрьмы прошли как во сне. Олеся не верила, что все это происходит с ней. Форс подвез ее до дома. Она вошла в свою квартиру. Пахло пылью, одиночеством, запустением. Как она мечтала там, в камере, оказаться дома, нырнуть в ванну, вспенить воду, залечь надолго с книжкой, потом поставить хорошую музыку, съесть что-нибудь этакое, выпить наперсток ликера…
Отчего же сейчас ей так плохо? Почему нет ничего, кроме усталости? Олеся положила голову на стол и уснула.
Но утро вечера мудренее.
Не хныкать – приказала она себе. Приняла контрастный душ, сделала прическу. Подобрала костюм. Долго выбирала (это вам не в тюрьме в обносках ходить!). Предстояло идти в ресторан, общаться с Форсом и с этими непонятными людьми, у которых она будет работать.
…Стол был накрыт на четверых. Но сидел за ним один Форс. Увидев Олесю, встал, отодвинул стул, помог сесть, сделал дежурный комплимент:
– Сударыня, вы прекрасны!
Сели, начали с ассорти и салатов. У Олеси аппетита совсем не было.
– Что не ешь? – галантно удивился Форс. – В тюрьме такого не дают? Давай ешь! Все оплачено.
– Простите, Леонид Вячеславович, но я бы предпочла закончить с нашим делом побыстрее. Скажите мне, что я должна буду делать?
– Молодец. Быка – за рога? Одобряю. Далеко пойдешь! Значит так, первое: ты должна играть роль невесты.
– Чьей невесты?
– Одного приятного мужичка. Тебе-то не все равно? Твоего «жениха» зовут Игорь.
– Но я не знаю никакого Игоря.
– Не волнуйся. Вас познакомят.
– И что, я все-таки должна буду с ним спать?!
– А что, уже не терпится? – видя, как Олеся зло сверкнула глазами, Форс смягчился. – Ну-ну, успокойся. Это, как я и говорил, строго по желанию. И, между нами говоря, я бы не советовал! Так… Это что касается твоего «жениха». А теперь, второе и главное: меня интересует все, что связано с твоим хозяином. Кто приезжает в дом к Астахову, с кем он общается, содержание разговоров и, возможно, писем… И не вздумай мне лгать! Учти – у меня есть возможность выборочно контролировать тебя. А теперь ешь!
– Спасибо, не хочется…
– Ну как знаешь! И не будь такой неженкой. Понимаешь, ты в том доме должна стать не просто горничной, а членом семьи! Меня интересует все, чем они дышат… О! Тихо. Вот и твоя хозяюшка идет… Говори все, как договаривались. Да, чуть не забыл. Запомни, не вздумай рассказать им, что ты была под следствием. Это все испортит! Поняла?
– Поняла. Я бы сама с радостью об этом забыла…
Подошла Тамара. Поздоровалась подчеркнуто оживленно:
– Здравствуйте, здравствуйте…
Форс опять встал, отодвинул стул, чтобы Тамара села.
– Добрый вечер, Тамара Александровна. Присаживайтесь. Вот, познакомьтесь: это Олеся.
– Понятно. Значит, вы и есть наша предполагаемая горничная?
– Да.
– А я Тамара Александровна Астахова. Хозяйка дома, где вы будете работать, если мы обо всем договоримся, конечно…
– Я надеюсь, что договоримся.
– Я уже рассказал ей об обязанностях, – засуетился Форс. – Так сказать – ввел в курс дела…
– Спасибо! Дальше мы справимся сами. Леонид, вам, наверное, не интересны наши женские разговоры…
– Понял. Я тут, кстати, руку измазал. Пойду помою.
Тамара подождала, когда Форс отойдет подальше, и обратилась к собеседнице:
– Ну что ж, Олеся, расскажите о себе.
– Особенно рассказывать нечего… Работала на фирме… Фирма развалилась… Потеряла работу. Подалась в горничные… В Управск приехала недавно.
– Скажите, а где вы работали? Может быть, у вас есть какие-то рекомендации?
– Нет. Рекомендаций у меня нет. А работала я в гостинице.
– В местной?
– Нет, это было еще до Управска.
– Вот как? Простите, а почему ушли с прежнего места работы?
– Сами же знаете, сколько там платят…
– Значит, вам нужны деньги?
– Конечно. Они всем нужны.
– Насколько я понимаю, вас предупредили, что помимо исполнения прямых обязанностей, вы будете должны немного поактерствовать – сыграть роль невесты?
– Да, я согласна…
– Вас ничего не смущает? Вы готовы быть невестой незнакомого человека?
– Я привыкла не задавать лишних вопросов… Мое дело – выполнять условия хозяев, раз уж я нанимаюсь на работу.
– Вы во всем такая покладистая? – встревожилась Тамара.
– Вы думаете… Нет! Меня предупредили, что никаких… отношений с моим «женихом» не подразумевается!
– Да, голубушка! «Не подразумевается»! Ни с «женихом», ни с хозяином! Кстати, я надеюсь, вы не замужем.
Олеся кивнула головой.
– Это хорошо… А вы что, совсем нелюбопытны? Вас даже не интересует, кто ваш «жених», какой выглядит?
– Мне сказали, что нас познакомят…
Тамара увидела Игоря, входящего в зал.
– Да, правильно сказали. А вот, кстати, и он!
Представление не заняло много времени. Вскоре и Форс вернулся – наконец-то отмыл руки.
Так что посидели, в целом, неплохо.
А на прощанье новая хозяйка еще раз удивила Олесю, выдав загадочную тираду:
– Вот вам блузка. Она мне не подошла. И будем считать, что я отдала ее вам за полцены. Но на самом деле, берите ее бесплатно. И на работу сегодня приходите, пожалуйста, в ней.
Странная работа.
Странные люди…
* * *
Кармелита не знала, как начать разговор с отцом. Она знала только одно – смолчать не сможет. И вот в конце концов собралась с духом и пошла к отцу выяснять отношения. Начало речи она заготовила давно:
– Папа, нам надо поговорить. Почему ты так поступаешь с людьми?! Ты не Господь Бог!
– Я знаю… – недоуменно ответил Баро. – Я никогда и не думал, что я Господь. Успокойся и объясни, что случилось?
– Как я могу успокоиться?! Папа! Кто покушался на Макса?
– Покушался? На кого? О чем ты?! И вообще, почему ты со мной говоришь в таком тоне?
– Хорошо, извини. Я изменю тон. Но и ты пообещай мне говорить только правду. Ты ведь объявил Максима своим врагом. И запретил нам встречаться. А после того, как я не послушалась тебя, на него напали с ножом. Так?
– И ты считаешь, что это сделал я?!
– Не сам лично, но я считаю, что ты кому-то приказал это сделать.
– Ты считаешь, что это я организовал покушение на этого гаджо?
– А кому еще он мог помешать?
– Меня не интересует ни он, ни его дела! Мне бы с тобой разобраться.
– Пап, ну дай мне слово, что ты не причастен к этому покушению!
– Тебе недостаточно того, что я говорю? Ты требуешь, чтобы я, Баро, дал тебе, девчонке, слово?!
– Да.
– Правильный отец устроил бы тебе хорошую трепку… Но я, наверное, неправильный отец, плохой. И поэтому я даю тебе слово…
– Так это не ты?
– Если ты непонятливая, повторяю: я никому не приказывал нападать на него.
Кармелита бросилась отцу на шею.
Как здорово, что ее отец ни в чем не виноват!
– Пап, ты прости меня, ладно? Ты прости, что я так о тебе…
Баро устало отмахнулся:
– Не надо! Я был плохим отцом, но теперь постараюсь исправиться. Отныне все будет иначе! Ты двадцать четыре часа в сутки будешь сидеть дома под охраной! И одна отсюда – ни ногой.
* * *
Настроение у Палыча было смурное. И пить не хотелось, оставался только один способ улучшить душевное состояние. Полез на полочку с книжками, оставленную его предшественниками. Прикинул, что бы выбрать. Взял «Книгу перемен» с иллюстрациями великого Ци Бай Ши. Полистал, и вправду стало легче. Захотелось жить и работать. Пошел подбросить уголька. А тут и Максим в гости пожаловал.
– О-о! Кого я вижу! Какие люди!
– Привет, Палыч! – тяжело вздохнул Максим.
– Привет, – Палыч обнял Максима по-медвежьи, тот привычно поморщился от боли.
– Ой… Извини. Совсем забыл. Прости, так обрадовался… Ты уже выздоровел?
– Садись, к зеленому чаю как раз! «Путь мудрости, усыпанный чаинками трех верхних лепестков…»
– Так-то, Палыч, у тебя – «Путь к мудрости», а у меня полный «абзац»!
– А что такое?
– Прав ты был, всюду прав. Все так и вышло, как говорил. Девушки у меня теперь нет, друга у меня нет. И работы у меня тоже нет… Сплошной разлад…
– Эх, Максимка. Как говорит И-Цзин в главе «Цзянь»: «Разлад сам по себе является препятствием всякой деятельности». Так что давай разбираться, в чем причины.
– Давай! – Максим вытащил бутылку водки.
Палыч посмотрел на нее без всякого желания и отставил в сторону. Не такое у него сегодня настроение.
– Это мы всегда успеем! Ты рассказывай! Одна голова – хорошо, а две – лучше! Давай-давай, говори. Что случилось-то?
– Ой, много чего, Палыч. Ну, например, я сказал Кармелите, что напали на меня люди ее отца!
– А она?
– А она обиделась, ушла и сказала, что пока не докажет мне обратного, мы с ней видеться не будем.
– Молодец, хорошо получилось! А что с работой? И что с твоим большим другом Антоном?
– Он меня так лихо подставил, что я работы лишился!
– М-да-а-а. Диагноз ясен. И оттого, что я его давно поставил, ничуть не легче.
– А что бы ты сделал на моем месте?
– Я бы уехал!
– Круто…
– Да не «круто», а нормально. Проблему надо рубить «с плеча»! Уехать тебе надо, парень! Уехать! Ты молодой, все сможешь начать сначала на новом месте!
– Я понял тебя. Ты предлагаешь мне убежать? А я трусом, Палыч, никогда не был! И быть им не собираюсь!
– Не убежать, а уехать. Убегают от трусости, Максим. А уезжают – от мудрости.
– На себя намекаешь… И от чего ты в итоге убежал… или уехал? От любви? Нет! Я так не хочу. И скажу тебе: я Кармелиту оставлять не собираюсь!
– Эх, жизнь… Теперь, пожалуй, и за это дело можно приняться, – Палыч безжалостно свернул голову бутылке водки.
* * *
Баро сдержал свое слово. И посадил Кармелиту прямо-таки под домашний арест. Рыч оставил ворота на второго охранника, а сам безвылазно дежурил у ее спальни. Все бы хорошо, да уж больно ему скучно было. Нет, конечно, люди его профессии к долгому ожиданию привычные. Только чаще это происходит на улице, где хоть что-то случается. То котенок пробежит, то ветерок подует. А тут, в четырех стенах, сдуреть можно от скуки.
В общем, совсем закис Рыч от скуки и даже не заметил переглядываний и взаимных подмигиваний Рубины и Кармелиты, после которых к нему подошла старая гадалка.
– Ну что, ромалэ, тоскуешь? Давай погадаю?
– Ну давай, пошли – хоть какое-то развлечение.
– Ну давай. Пошли. Садись к столу, – Рубина усадила Рыча спиной к двери спальни Кармелиты.
Рыч оглянулся, в открытую дверь было видно, как девушка читает книгу.
– Смотри, Рыч! Король. Это ты.
Охранник посмотрел на карты с большим интересом. Рубина продолжила свою работу.
– А вот… Э… Посмотри-ка, вокруг тебя пустота. Никого и ничего. Одинокий волк.
– Да… – глубокомысленно сказал Рыч.
– А вот эта дама, посмотри-ка – цыганка, мать твоя. А вот это ее любовь. Какая сильная любовь к тебе…
Рыч так увлекся гаданием, что не заметил, как Кармелита взяла свою сумочку и тихо вышла в дверь.
– Сильная, говоришь?
– Да. Сильно она тебя любила. Ох, как сильно, да только давно это было – померла она.
– Правду говоришь… – сказал Рыч грустно. – С тех пор никто меня не любил…
– Да кто же еще так, по-матерински, полюбит? Но есть ведь и другая любовь, – Рубина снова разбросала карты. Вот, посмотри-ка. Глянь сюда, перед тобой – две дороги.
– Где?
– Ну, вот. Одна светлая, одна черная. И лишь от тебя зависит, по какой из них пойти. Но только смотри-ка, вот, дама, мать то есть, указывает на светлую! А вот эти тебе зла желать будут… Смотри, это валет пик. Обман. Не верь им, когда время придет…
– А когда оно придет?
– Сам почувствуешь, как оно наступит, как выбор делать придется…
Вошел Баро:
– Где Кармелита?
Рыч вздрогнул. Тревожно оглянулся по сторонам. Заглянул в Кармелитину комнату. Нет девчонки!
– Только что здесь была…
– А теперь где?!
Рыч с ненавистью посмотрел на Рубину:
– Ах ты ж старая… Заморочила меня совсем! Набрехала! – и побежал на улицу искать Кармелиту.
– Нет, Рыч, никакой брехни. Все правда, чистая!.. – крикнула вдогонку гадалка.
Рубина и Баро остались наедине.
– Собрала карты? – угрюмо сказал Зарецкий.
– Собрала…
– Теперь собирай свои остальные вещи! Ты возвращаешься в табор!
– Хорошо. Давно пора, – цыганка пошла в свою комнату, где отлеживалась.
– Ты ничего не хочешь мне сказать, Рубина?
– Прости, Баро, но так надо было.
– Кому надо?! Девчонке, вбившей себе в голову, что она влюблена? Хватит потакать ее прихотям!
– Любовь – не прихоть, Баро. Не хочу, чтоб она повторяла мои ошибки.
– Я долго терпел, Рубина, но при тебе Кармелита совсем отбилась от рук! Я этого не допущу! Я тебя предупреждал, чтобы ты не потакала ее выходкам? Предупреждал. Пеняй на себя! Прощай, Рубина!
– Баро, Баро… Тебе кажется, что ты всегда поступаешь правильно. Но ты так и не понял самого главного!
– Чего же?
– Что все твои беды – в тебе самом!
* * *
Кармелита прибежала в больницу.
– Вы куда, девушка? – остановил ее врач.
– Я к Максиму Орлову.
– Опоздали. Улетел ваш Орлов из больницы.
– Как? Куда? Он же слабый еще…
– Я пытался его остановить, а он даже слушать не захотел. Оставил расписку. Ушел – и все. Если найдете его, передайте, пусть придет к нам швы обработать!
Кармелита прибежала в гостиницу. Ворвалась в номер Максима и…
Кто это? Это не Максим…
Палыч тем временем прибирал комнату друга. А Максим лежал в его котельной, обмазанный бальзамом (вот вам и «обработка швов»).
– Вы кто? Где Максим? – строго спросила Кармелита.
– Девушка, а для чего вам наш Максим понадобился?
– Да вот, понадобился. А вы что тут делаете?
– Палыч я, друг Максима. Вот порядок навожу… А то ему трудно было, раненый. А ты кто?
– Кармелита. Где он?
– А-а… Кармелита, говоришь. Вот ты какая… В общем-то, понять его можно… – Палыч пристально посмотрел на Кармелиту, любуясь ею, а потом неожиданно резко сказал: – Нету Максима!
– А вы не знаете, где я могу его найти?
– Думаю, что нигде. Сегодня он уехал из города.
– Как уехал?
– Как, как… Насовсем!
– Да этого не может быть! Да нет… Вы что-то перепутали, наверно. Он бы мне сказал! Он предупредил бы меня! Нет… Может, он мне хоть записку какую оставил?
На Кармелиту было жалко смотреть.
Но Палыч одернул себя. Нет. Рубить – так «с плеча»!
– Ты это… девонька, не грусти сильно-то! Так оно и тебе будет лучше! Ты ж цыганка – все против вас было! Забудешь! Время лечит!
Кармелита молча расплакалась и вышла из комнаты.
А Палыч подумал: жалко ее, конечно. И Максима жалко. Только все равно уезжать ему надо. Ничего больше не остается!
