Текст книги "Властелин Галактики. Книга 2"

Автор книги: Олег Ерохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Пережав жилу рукой, Сой подождал. Вскоре в море недалеко от него возникла рябь, хотя ветра не было. И тут море вскипело в этом месте, поднялось гигантской волной. На ее гребне в переливах пены стоял бородатый старик – в синеватой чешуе, волосы и борода – зеленые. В правой руке старик держал большую раковину.

– Что тебе надо, жрец? – грозно спросил он голосом, в котором чудился рев водопада.

– Ольд-отец, я, твой жрец, и моя жена, твоя жрица, взываем к тебе! Мы всегда приносили тебе тучную жертву, мы…

– Так ты не от сердца приносил мне жертву, жрец, – ты хотел подкупить меня, проклятый! Я слышать не хочу, о чем ты просишь! Сгинь, умри, ты недостоин быть моим жрецом!

Рассерженный Ольд протрубил в свой рог-раковину. На мгновение из воды рядом с ним показалась голова какого-то морского чудовища, и вместе с чудовищем бог погрузился в море.

Спокойное море расстилалось перед глазами Соя. Здесь, на песчаном мелководье, вода мягко поглаживала берег, а дальше, где громоздились камни, грохотал прибой.

– Значит, все бесполезно? – прошептала Андина.

Сой бросил на нее быстрый взгляд и облизал пересохшие губы. “Я не умею говорить с богами”, – горько усмехнулся он. про себя. “А что, если Аркс поможет?” – шепнуло, ему неистребимое желание жить.

Сой опять вскрыл себе вену, и кровь потекла на песок. Когда он счел, что этого достаточно, он остановил кровотечение и с криком “Аркс!” вонзил жреческий нож в кровавое пятно.

Кровь задымилась, язычки огня заплясали на песке. Вдруг дым повалил столбом, запах горящей плоти рванул ноздри. И что-то показалось в дыму. Когда дым разошелся, на песке стоял воин. На его черных доспехах виднелись кровавые пятна, кривой меч висел у него на бедре, в правой руке он сжимал кубок-череп в золотой оправе. Должно быть, его отвлекли от пиршественного стола.

– Что тебе надо, жрец? – пророкотал бог войны Аркс.

– Я хочу, чтобы ты дал мне силу убить, – сказал Сой.

– Я дам тебе такую силу, жрец, – Аркс в улыбке обнажил звериные клыки.

– Я хочу убить всех своих врагов, их очень много здесь, на острове, мне нужно много силы, – проговорил Сой, душа которого всколыхнулась радостью: кажется, для разговора с богом войны он избрал правильный тон.

– Ты убьешь всех, – пообещал Аркс. – Вот тебе мой меч.

Передав меч Сою, Аркс исчез.

– Мы убьем их и будем свободны, – проговорил Сой, оборотясь к Андине, и мечом описал ослепительную дугу.

Душа меча проснулась в руке воина. Рукоять меча задрожала в ладони Соя, и против его воли меч потянулся вверх, словно собираясь нанести удар.

“Андина!” – вспыхнуло в голове у Соя. Страшным усилием воли он сжал рукоять меча, неожиданно ставшую раскаленной, и, превозмогая боль, всадил меч до половины лезвия в краснеющее на песке пятно, в то место, где только что стоял бог.

– Забирай назад свой меч, Аркс!

Крикнув, он отнял ладонь от рукояти, и меч вошел в песок – сначала по крестовину, затем цели shy;ком. Дым повалил из кровавого пятна.

Как в прошлый раз, в клубах дыма возник бог войны Аркс. Но не кубок из черепа был в его руке, а кривой меч, который отверг Сой.

– Ты отказался от моего меча, жрец! – взревел бог.

– Меч хотел убить твою старшую жрицу, накажи его!

– Так ты хотел пощадить кого-то? Ты предал меня, жрец!

Сой не нашелся, что сказать. Недостаточно подготовленный для разговора с божеством, он упустил последний шанс спасти Андину и себя, осознал он в один яркий миг. А лицо Соя полыхнуло гневом.

– Будь ты проклят, Аркс! – крикнул Сой, потрясая кулаками.

Бог пошатнулся, словно изумленный такой наглостью. Ил” он пошатнулся, потому что жестокосердие всегда трусливо? Лицо Аркса на глазах стало меняться: губы пропали, обнажились клыки, щеки покрылись шерстью, глаза стали маленькими, уши заострились. Страшно взвыв, зверь, в которого превратился бог, завертелся волчком и черным клубком шерсти с проблесками когтей и зубов ушел под землю.

– Аркс скажет воинам, где мы, – слабым голосом произнесла Андина.

– Они ничего не сделают нам, – заверил Сой.

Молодой жрец простер руки к небу, и загрохотали проклятья. Сой не смирял своего голоса, он не боялся, что охотники услышат его голос и тем самым обнаружат их. Сой проклинал бога неба Удэя, и в этом проклятии своем он сам был как бог.

Когда на небе вновь стали собираться тучи, Сой обратился к морю.

– Бог моря Ольд, ты слышишь меня? – закричал Сой, пробивая голосом поднявшийся ветер. – Ты жалкий бог, Ольд! Ты отказался помочь мне, потому что испугался, как бы ситакхи не перестали приносить тебе жертвы? Ты трус, Ольд! Без наших жизней ты ничто, бессмертный!

Море вспенилось, заходило волнами, забилось гневно о скалы. И море стало черным как небо, затянутое тучами, разрываемыми всполохами молний.

Они объявились одновременно: в черной туче понесся на землю небесный Удэй, на гребне волны покатился к берегу морской Ольд, из зарослей показался мохнатый зверь с оскаленной пастью, за которым бежали воины, это был хищный Арк. Бог войны бежал бойко, весело, он надеялся, что когда Сой и Андина будут убиты, приведенные им ситакхи и отмахи, старинные враги, кинутся биться друг с другом.

Андина метнулась к Сою, и он прижал ее к своей груди.

О том, что случилось дальше, старики рассказывали по-разному.

Одни говорили, будто первыми нанесли удар боги – и любовники рассыпались тысячами брызг, застывших в знаменитые самосские самоцветы. Другие уверяли, будто первыми ударили люди, и вот от этого удара Сой и Андина рассыпались самоцветами. Большинство же рассказывало так:

– Ольд обрушил волну, Удэй послал молнию, воины ударили мечами, но это не причинило Сою и Андине никакого вреда, и напрасно лютовали боги, напрасно воины снова и снова взмахивали оружием. Ни те, ни другие ничего не могли поделать с двоими, из единения которых родилось новое божество, божество любви, ведь боги, как известно, бессмертны. Потом Ольд рухнул в свое море, Удэй скрылся в тучах, а мечи рассыпались по рукоять. Только после этого Сой и Андина разлетелись искрами самоцветов.

Джонни прибыл на Самос со знаниями о планете, которые он почерпнул из содержавшихся в памяти бортового компьютера справочников. Компьютер в числе прочей информации поведал ему и легенду о самосских самоцветах. На Самосе, обосновавшись в гостиничном номере, Джонни, свято помнивший со школы косморазведчиков, что информации никогда не бывает много, разложил перед собой роскошные проспекты: ослепительные пляжи, обнаженные красотки, успехи местных санаториев в графиках омоложения и оздоровления. О самоцветах Самоса упоминалось часто, но мельком. Когда в глазах у Джонни начало рябить от разноцветных букв, он наткнулся не рекламу фирмы “Самосские древности”: “Вам нужен настоящий самосский талисман? Зна shy;чит, с нами – к монументу Одиноких”. Ниже пояснялось, что в оплату, десять кредов, входила не только доставка к монументу и обратно, но и болтовня гида, включавшая “доподлиннейшую историю о знаменитейших самосских самоцветах”.

Джонни отправился в фирму на другой день. Заплатив десять кредов и получив билет, он принялся ждать. Когда число желавших совершить экскурсию к монументу Одиноких и оплативших свое желание достигло двадцати человек, подали пассажирский гравилет, комфортабельный “урсуик”. Грузная дама-экскурсовод предложила занять места.

Они полетели над парками, гостиницами и танцплощадками, над искусственными гротами, фонтанами и беседками, – словом, над подернутыми дымкою праздности самосскими островами, ну и, конечно же, над морем.

Экскурсовод, миссис Фромбок, начала тарахтеть, едва гравилет оторвался от земли. За час полета Джонни узнал, что ежегодно планета принимала сто миллионов гостей, в заботах о которых протекала жизнь самосцев. Для гостей делалось очень много: при населении в пятьдесят миллионов человек на Самосе было четыре миллиона полицейских; особая служба “Честь Самоса” зорко следила за состоянием техники и сооружений, это помимо единых для всей Империи служб. Гостеприимство самосцев зашло так далеко, что на Самосе уничтожили всех сколь-либо опасных животных, не забыли и про ядовитые растения, и все это – во избежание несчастного случая с кем-нибудь из гостей. Если уж так случилось, что вы заболели, к вашим услугам – прекрасная медицинская сеть. Все больницы Самоса прошли аттестацию и признаны лечебницами первого или экстра-класса, иных на Самосе не дер shy;жат. Тем не менее, гостям Самоса надо бы знать: отдавший предпочтение лечебнице “Материнские руки” (код 32567) сделает правильный выбор. (Код запишите, миссис Фромбок плохого не по shy;рекомендует.) Для обретения же всей полноты душевного спокойствия гостю планеты не помешало бы застраховаться в компании “Надежная защита”, прекрасная страховая компания.

Почувствовав, что гравилет пошел на снижение, Джонни, начавший подремывать, глянул вниз.

Он увидел маленький островок без признаков жилья – желтый песок, деревья, холмы, каменные гряды. Остров назывался Пята Бога, прокомментировала миссис Фромбок. Видите, с высоты птичьего полета остров очертаниями напоминает след человеческой ноги, а кто смог бы оставить след такой величины, кроме бога?

На Пяте Бога определенно искусственное происхождение имело единственное место – располагавшаяся в широкой части острова каменная площадка. В центре площадки находилась скульптура, выполненная без тщательной проработки деталей: из глыбы камня выступали контуры двух человеческих фигур.

Мужчина прижимал к своей груди женщину. Напряжение их поз, выражение лиц – все говорило о том, что это минута не нежности, а опасности.

Монумент “Одинокие” был создан сто пятнадцать лет назад скульптором Уильямом Поттером, который, как сообщила миссис Фромбок, между прочим, одно время обладал активизированным самоцветом.

– Никого нет, – пробормотала толстуха, сидевшая впереди Джонни, тоном обвинителя: ну вот, обещали показать достопримечательность, а что это за достопримечательность, вокруг которой не толпятся зеваки, не поблескивают линзы фотоаппаратов и кинокамер.

– В полдень здесь всегда людно. Мы специально проводим экскурсию в такое время, чтобы никто не помешал нашим клиентам смотреть и слушать, – зубасто улыбнулась миссис Фромбок. Кого слушать, она не уточнила: ясно кого, ее. Здесь до Джонни, наконец, дошло, на какую птицу она была похожа, – на курицу, и на попугая с хохолком, так заученно-трафаретно она выговаривала.

Когда все выбрались из гравилета, не исключая водителя, миссис Фромбок описала рукой привычную дугу и забубнила:

– Перед вами монумент “Одинокие”, мастер Уильям Поттер, пятьсот семнадцатый год галактической эры. Легенда говорит, что…

История о самосских самоцветах: в варианте фирмы “Самосские древности” была точной копией истории из компьютерного справочника, знакомой Джонни. Повторение известного не так уж интересно выслушивать, да и автоматические обороты речи миссис Фромбок действовали усыпляюще, однако перед Джонни были они. Одинокие Сой и Андина, изваянные несомненно великим талантом. Взору Джонни то здесь, то там, на бетонной площадке и на желтом песке, попадались самосские самоцветы – и его не могла не тронуть судьба тех, кого одинокими сделали объятия, и в какую-то секунду Джонни показалось, что это не Андина стояла, выбитая из камня, а Лола.

Но это, конечно, была не Лола. И как только ему могло прийти в голову такое, разве их возможно было спутать, мужественную, можно сказать, мужеподобную Андину и хрупкую Лолу?..

– Здесь самое богатое на самоцветы место из всех островов Самоса, фирма гарантирует, – сказала миссис Фромбок, завершив повествование. – Сами видите, их даже искать не надо. Так что каждый сможет выбрать себе самоцвет по вкусу. Сбор у гравилета через час. Вы можете походить по острову, только особо не расхаживайтесь. – Миссис Фромбок шутливо погрозила пальцем. – Ждать не будем.

– Тетя, а когда он взорвется? – спросил розовощекий мальчуган, подняв с земли самоцвет.

– Не взорвется, а надо говорить: засветится, – внушила миссис Фромбок. – Когда захочешь, деточка, тогда он и засветится. Только захотеть надо сильно-сильно.

Тут из-за монумента показался пожилой человек с неопрятной, свалявшейся бородой и в мятой одежде. Он выглядел истощенным, в выражении его лица было нечто болезненно-жалкое.

Люди, гости Самоса, начавшие расходиться, насторожились. Миссис Фромбок поспешила объяснить:

– Этот старик совсем безобидный, зовут его Дивой. Он от любви помешался. Сорок лет назад Дивой с одной девицей любовь крутил, а она возьми да за другого замуж выйди, за мясоторговца с Гванавы. Дивой запил по-черному, а потом сюда явился. Существует поверье, что здесь, у монумента Одиноких, талисман скорее активизируется, чем в каком-то другом месте. Исследования показали, что это не так, но людское мнение живуче.

– А что, активизированный талисман привораживает? – спросила экскурсовода некрасивая девушка.

– Нет, не он сам. Человек с активизированным талисманом становится богатым, а уж богатство, точно, привораживает.

– Да та его молодуха уже давно старухой стала, – хохотнул лысый толстячок.

– Не стала. Через год после свадьбы с мясоторговцем она погибла. Полетела на Землю, а обшивка корабля возьми да лопни по шву. Так и не выяснили, отчего.

– Он что же, на острове постоянно находится? Чем он питается? – спросила сердобольная старушка, завзятая путешественница.

– Остров он не покидает, но о нем можете не беспокоиться, здесь полно съедобных корней и ягод.

– Так старик не знает, что его пассия умерла? – спросил кто-то.

– Не знает и никогда не узнает, хоть крикни ему в ухо. Он же ненормальный. Но он не опасен, еще раз повторяю. Дважды в год его осматривает комиссия Управлении Медицинского Контроля, если бы Дивоя посчитали опасным, он бы тут не задержался.

Успокоенные, экскурсанты стали разбредаться. Одни непринужденно всматривались под ноги, где там их талисман, и некоторые уже нагибались, другие чопорно кривились, наплевать им на местные суеверия, обойдутся они и без блестящих камешков, – эти смотрели под ноги украдкой, свой самоцвет они подымут, когда зайдут за куст.

Джонни двинулся к противоположному краю площадки. Не прошел он и нескольких шагов, как за его спиной раздался голос молодой женщины. Женщина обращалась к экскурсоводу. Ее слова показались Джонни любопытными, и он остановился.

– О да, мэм, у нас на Самосе это целое искусство, правильно подобрать себе талисман, – зарокотала своим низким голосом миссис Фромбок. – Считается, что блондинкам нужно выбирать из красных камней, брюнеткам – из синих, а рыжим лучше всего подойдет белый. Еще зависит от характера, если вы делового склада, возьмите себе зеленый, если романтического, ищите подходящий желтый, но ни в коем случае не вешайте на шею красный. Если вы блондинка романтического склада, желтый все же будет лучше красного. При подборе камня, кроме этого, советуют учитывать почерк, дату и место рождения, политические пристрастия. А некоторые считают так: по-настоящему ваш камень – тот, к которому потянется ваша рука прежде, чем вы его увидите.

Дослушав миссис Фромбок до конца, Джонни поднял камень, лежавший у его ног. Голубоватый самоцвет как будто светился. Неужели это… активизированный самоцвет? Так просто получить активизированный самоцвет? Не может быть!

Джонни загородил ладонью самоцвет от солнца, и лучик, мелькавший в нем, исчез. Ну конечно, не сам самоцвет светился, это в нем играл солнечный свет. Теперь, огражденный от солнца, самоцвет холодил пальцы. Да и невозможно найти на земле активизированный самоцвет, вспомнил Джонни, активизироваться мог только самоцвет, которым кто-то владел, висевший у кого-то на груди.

Не повесить ли ему на шею этот самоцвет?

Голубое – цвет мечты, а мечта у него была, его мечта вбирала и синь неба, и черноту космоса, можно сказать, всю Вселенную, потому что ему хотелось невиданного и неслыханного: реального, а не сказочного и не поддельного, возвращения к жизни канувшей в бездну небытия души. Однако он мечтал всерьез, а голубое было цветом поверхностной, несерьезной мечты, в голубом не было воли и пота, не было муки, через которую он готов был пройти, лишь бы свершилось, как он хотел. Нет, голубоватый самоцвет – не его та shy;лисман.

Джонни отбросил ненужный камень.

Взять себе красный самоцвет, цвета беспокойства и страдания? Но у него в избытке страдания с беспокойством и без красного камня. Взять зеленый, цвета обновления? Джонни долго разглядывал зеленый камень. Деревья начинают зеленеть, просыпаясь после зимней спячки, весною мир как бы рождается заново – это прекрасно, но не слишком ли это будет самонадеянно для него, не слишком ли преждевременно, видеть перед глазами рождение, тогда как для того, чтобы истинное возрождение случилось, ему еще столько надо усилий приложить?.. Черный камень, может быть, ты, погасший уголек, подойдешь ему? Джонни не видел поблизости черного камня, но, наверное, и черные камни на Самосе встречались, стоило только их поискать. Черный цвет соответствовал какой-то грани его душевного состояния, но только одной грани. В черной непроглядности не было будущего, в черноте была смерть, а ведь он взывал к жизни, а не к смерти. Смерть он ненавидит, так что ни к чему ему черный талисман.

Вон лежит белый камень. Джонни поднял его. Нет, не то. Белый цвет – цвет чистоты намерений, цвет душевной чистоты, но была в этой чистоте какая-то покорность неизбежности, смиренность, а ведь ему требовалась сила, а не пустая чистота.

Джонни поднял желтый камень. В цвета Солнца сила была, но сила ярости и торжества, а не тяжкого упорства.

– Вам помочь?

Он оглянулся.

К нему, отошедшему от монумента на несколько десятков шагов, подходила девушка, пухленькая блондинка. Маленькая сумочка висела у нее на плече, а на лице было столько косметики, что этого количества, пожалуй, хватило бы на трех клоунов.

– Я с вами в одной группе, – сказала она, приблизившись. – Меня зовут Эмилия, а вас?

– Джон Голд, землянин, – буркнул Джонни.

– Вы с Земли? Я никогда не была на Земле. Я родилась здесь, на Самосе. Вам, наверное, интересно знать, почему мне захотелось поучаствовать в этой экскурсии? (Джонни чуть не сказал, что это ему совсем не интересно, но сдержался.) Мой талисман перестал мне подходить, у меня был белый. Я решила поискать другой, а сюда лучше всего добираться каким-то пассажирским гравилетом, потому что…

– Я бы не хотел мешать вашим поискам, – сказал Джонни и отвернулся.

– Вы не помешаете, я уже нашла себе самоц shy;вет. Посмотрите. – Джонни искоса взглянул на камень фиолетового цвета. – Когда солнце садится, таким бывает небо, – проговорила она мечтательно. Он мне будет помогать, как вы думаете?

– Наверное, будет.

Джонни сделал вторую попытку отойти, но девушка задержала его, ухватив за рукав. Она проворковала:

– Я бы могла помочь вам найти самоцвет. Вы ведь ищете его?

– Да, ищу.

– А вот этот, как вам нравится?

Она подняла самоцвет и протянула его Джонни на ладони. Он взял камень.

Этот камень, цвета промежуточного между серым и синим, напоминал окраской затянутое тучами грозовое небо. Несомненно, его цвет был цветом силы, что брала начало из отчаяния и тоски.

– Спасибо, – проговорил Джонни и сунул камень в карман. Его глаза недобро блеснули. – Возьми-ка.

Он вынул из кошелька пачку ассигнаций и, не считая, протянул всю пачку девушке.

Если бы она заплакала, Джонни окончательно уверился бы, что разговаривал с проституткой, ее же “экскурсия” к монументу одиноких была лишь охотой за выгодным клиентом. Однако девушка не заплакала. И денег его не взяла.

Бессильно махнув рукой, она зашагала прочь.

Неужели он ошибся?

Джонни не стал догонять блондинку. Он смотрел на нее, пока она не скрылась за деревьями, после чего повернул назад.

Миссис Фромбок с водителем сидели на раскладных стульях под тенистым деревом и лениво жмурились на солнце. У пассажирского гравилета, на котором группу миссис Фромбок доставили на остров, появились соседи: два больших пассажирских гравилета и три четырехместных. Людей на острове, очевидно, прибавилось, но особо это не было заметно, потому что они не толпились в одном месте, а разбрелись по всему заросшему зеленью острову.

Джонни обернулся. Он посмотрел на монумент Одиноких, олицетворение силы скорби и силы любви, и краем глаза он увидел старика, расположившегося у подножия монумента. Это был тот самый Дивой. Старик на грязном полотенце разложил нехитрую провизию: несколько местных плодов, кусок хлеба. Откуда он взял хлеб? Наверное, кто-то добросердечный подал. Или Дивою подавали деньгами, а хлеб ему за эти деньги поставлял какой-то водитель экскурсионного гравитета. У Джонни появилось желание подойти к старику и внести свою лепту в пополнение его кошелька, хотя вряд ли у того был кошелек. Строгие глаза каменного Соя удержали Голда – и хорошо сделали, что удержали, позже подумал он, возвращаясь в гостиницу.

Вскоре водитель поднялся, вразвалку направился к гравилету. Он просигналил несколько раз, и группа стала собираться.

Когда миссис Фромбок дала команду занимать места в салоне, Джонни бегло пробежал глазами публику. Блондинки, разговаривавшую с ним, он не увидел.

Он подошел к экскурсоводу.

– Извините, миссис Фромбок, одного человека не хватает. Одна девушка не подошла.

– Как не подошла? – Миссис Фромбок полезла за списком, – смотрите сами, должно быть двадцать человек, собрались все двадцать.

– Может, кто-то из другой группы по ошибке присоединился к нам?

Хмурясь, миссис Фромбок устроила перекличку. Все экскурсанты оказались на месте.

– Вы что-то путаете, мистер Голд, – проговорила миссис Фромбок недовольно. – Эта девица, должно быть, была с другого гравилета.

– Но она сказала, что она из нашей группы!

– Чего не скажешь ради знакомства с таким красавчиком! – сально заколыхалась в смехе миссис Фром shy;бок.

Смущенный, Джонни занял свое место, и водитель поднял машину в воздух.