355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Ермаков » Иван-чай-сутра » Текст книги (страница 1)
Иван-чай-сутра
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 05:20

Текст книги "Иван-чай-сутра"


Автор книги: Олег Ермаков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Олег Ермаков
«Иван-чай-сутра»
Роман

ThankYou.ru: Олег Ермаков «Иван-чай-сутра» Роман

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

С благодарностью W.



 
«Любовь моя – как ворон
В окне, со сломанным крылом».
 
Боб Дилан


Глава первая

– Ну что, давай, бросай монетку, – сказал Кир, стаскивая рюкзак и ставя его в пыльную траву на обочине.

– Вообще-то это делают с тысячелистником. Стебельков должно быть сорок девять. Тогда бы расклад был стопроцентным, – ответила Маня.

– Сорок девять?.. – переспросил Кир. – И все сразу бросать? Э, тогда мы точно будем ползти как черепахи. Как ни крути, а темпы жизни здесь и сейчас не те, что при династии Цинь или… как там? Тан? Тянь?..

Мимо по трассе проезжали грузовики с прицепами и легковые автомобили. Утро было пасмурным. Тускло и скучно зеленели кусты, куда-то уходили мачты высоковольтной линии.

– Но зато это клевая денежка, – говорила Маня, забираясь в небольшой холщовый прямоугольный мешочек на груди, вышитый разноцветным бисером. – Денежка эта настоящий клад… приход

Кир уныло кивал, стащив синюю бейсболку с длинным козырьком, помахивая ею и оглядываясь на проносящиеся мимо машины. Девушка нахмурилась. «Может, в аптечке…» – пробормотала она и расстегнула молнию верхнего клапана красного рюкзака. Кир ожидал, поддавая ногой камешки. «Нет…» – проговорила Маня и растерянно взглянула на друга.

– Ну чего, Птича?

– Я ее клала в ксивник. А ее там нет.

Кир пожал худыми плечами и беспечно сказал, что, значит, монетка утеряна.

– Как это утеряна? Не прикалывайся, пожалуйста, а?!

Парень хмыкнул и ответил, что не видит в этом ничего необычного и страшного; это не программная неисправность, а всего лишь отсутствие железки, причем легко заменяемой. Толстые щеки Мани начали медленно пунцоветь; она снова рылась в ксивнике, в аптечке, искала в других клапанах рюкзака, в пакете с одеждой и, наконец, трагически тихо произнесла: «Полный облом». Кир подбросил и поймал бейсболку, полез в один из своих бесчисленных карманов новеньких штанов цвета хаки, достал кошелек, извлек монету.

– И всего делов-то, – сказал он. – Это как замена батарейки Биос. Даже проще.

Рыжеволосая лобастая девушка молча смотрела на Кира.

– Держи, Птича. Наши пять рублей ничуть не хуже пяти рупий Белочки, хоть я их и не нашел на берегу Ганга. Что вообще-то кажется лично мне большой натяжкой. Скорее всего, она нашлаих там же, где и остальные деньги – в обменном пункте.

– Хватит стебаться.

– Ты слишком доверчива, Птича.

– Послушай, я назидалово и дома могу покушать. Не хватало еще и здесь.

– Ну ладно, ладно. Белочка святая, раз была в Индии и мочила пятку в Ганге. Хотя я не пойму, чего вы все так носитесь с Индией. Я бы туда и бесплатно не поехал, к прокаженным цыганам.

– Да тебе все влом, кроме геймов, у тебя одно окно в мир: Виндоус.

– Кстати, не одно, – усмехнулся Кир, – что явствует из самого названия. Нет, допустим, в Скандинавии я бы не отказался побывать. Чистые города, приятные нордические лица. Ты же знаешь, что я предпочитаю ясность. А она присутствует в нордических лицах. И в некоторых славянских.

– Хватит колбаситься, Кир! Достал!

– Нет, я только хотел сделать одно замечание, для ясности. Мне кажется, что это нелогично: путешествовать по китайской книге, подбрасывая рупии. Надо было приобрести юани. А если ты сразу допустила подмену, то почему бы не допустить ее сейчас?

Девушка отвернулась.

– Птича! Ну долго мы будем висеть здесь?.. Я сразу предлагал: купим билеты и поедем прямо в Крым. Но ты сбила меня на эту авантюру. Хотя я и не люблю быть игрушкой случая. Так вот тебе – это тоже игра случая, потеря рупий. И черт с ними. Подбрось рубли. Они, кстати, созвучны. А рубль все ж таки покрепче рупии. И скоро станет конвертируемым. Вот как только перестанем в угоду Западу быть сырьевым придатком.

Маня тяжело вздохнула.

– Индийцы тоже когда-то были арийцами, – продолжал Кир, – пока не вышли к океану и не смешались с местными цыганами… Пять рупий, это сколько по курсу Центробанка? Что на них можно купить, кроме судьбоносного поворота, Белочка не говорила?

Маня передернула плечами.

– А, ну да, вы не обсуждаете такие низкие мелочи. Вам это не по чакрам, презренный быт.

– Крышеед, ты можешь не раскладываться! – воскликнула Маня.

– Раскладывается раскладушка, – с неудовольствием ответил Кир. – А я простой здравомыслящий русский парень. И порядком устал от этой китайщины, ясно?

– Да! – ответила Маня, запихивая пакеты в рюкзак.

– И может, это перст судьбы. Мол, нечего со мной заигрывать. Думайте рационально. Чего вы хотите? Отдохнуть от родителей и занятий? От городского шума? На лоне природы? Так выберите лужайку и отдыхайте без глюков и противоречий. Зачем усложнять, Маня?

– Ага, – ответила девушка, с визгом застегивая молнии клапанов.

Кир посмотрел на нее с подозрением.

– Так что, Птича?

– Ничего, – сказала решительно девушка. – Ты, наверное, прав.

– И… что мы предпримем?

– Поступим рационально, – ответила Маня. – Вернемся.

У Кира вытянулось лицо.

– В каком смысле?

– В самом прямом, – сказала Маня. – Достало твое обсуждалово!

– Ну, Птича, у меня такой склад ума, иронический. Не могу же я его кастрировать?

– И твои метафоры достали.

– А что? Знаешь, что сказал Максим Горький одному культурному работнику, когда они прогуливались по аллее в каком-то санатории, и свернули к кустам отлить?

– Не знаю и знать не хочу, что они там говорили в кустах.

– Нет, он сказал: вот карандаш, которым мы все пишем! Ха-ха!

– Ну я так и думала: что-нибудь в твоем мачистском духе! Скажи еще, что мы по уши в дерьме! Как любят говорить в Голливуде.

– Это ты-то борешься с засильем Голливуда?

– Что мне с ним бороться. Я его не замечаю. А вот ты втыкаешьсяв боевики и тащишься, как последняя урла. И только в компаниях гонишь телегипро америкосов и свою ненависть к ним.

– Но я, по крайней мере, не коверкаю наш великий и могучий! Мне смешны все ваши ботлы и крейзанутые. А чего стоит лайкать!

– А что, Голливуд приватизировал английский? Я не врубаюсь в твою логику.

– Ну и переходили б тогда совсем на английский. А то какая-то капуста с шоколадом. Чтоб не сказать хуже.

– Скажи, скажи, лингвист. Тебя так красит заемный голливудский юмор.

Проезжающий грузовик обдал их сизым облаком газов и оглушил трубным ревом мотора. Кир скривился и, когда стало тихо, спросил, что вообще они здесь на перекрестке обсуждают? Какая у них вообще-то цель? Маня ответила, что теперь никакой. Кир взмахнул руками.

– Стоп! Стоп! Ахтунг! Что это значит?

– У меня вообще-то накопилось дел. Позанимаюсь английским! Много всего непрочитанного… Помогу маме клеить обои. Схожу на концерт Умки.

– Этой лысой старухи без зуба?!

– Назови ее хоть бабой-ягой, а играет и поет она лучше «Рамштайна», и прочих твоих фашистов.

– «Рамштайн» не фашисты.

– Ну просто агрессивные отбойные молотки.

– Да уж это посильнее БГ, желе в аквариуме. Крафт! Они делают настоящую мужскую музыку. А мужчина должен быть агрессором.

– Фашистом.

– Почему сразу фашистом?! Ну уж по крайней мере, не слюнтяем. Мир это не Радуга под Псковом или Питером, где тусуются одни педрилы и торчки. Хотя и торчки могут быть агрессивными – без дозы.

– Что-то ты заговорил не по-русски как-то?

– Заговоришь тут по-чучмекски, блин. Вот радость! Возвращаться. Я говорил, поехали сразу в Крым.

– А я говорила: на Радугу.

– Спасибо, я уже раз был, насмотрелся на это отребье.

– Вот и хорошо, и никуда не поедем. Лезь в свой Виндоус и висни там железом.

Кир не смог сдержать довольной улыбки. Он сказал, что да, считает себя железом, высокоточным и умным, а мир – операционной системой. Но это не повод возвращаться и торчать в городе, вдыхая углекислый газ вместе с родителями. Ведь и родители надоедают! Нет, они продолжат это сканирование системы. И обойдутся как-нибудь без цыганских рупий. Но Маня ответила, что не обойдутся, трассовать в этот раз безмазово, такой уж расклад. Кир возражал и пытался убедить ее логическими доводами. Но Маня уперлась и не хотела подбрасывать рубли. Как будто рупии не деньги! Негодовал Кир. Деньги, соглашалась Маня, но очищенные водами Ганга.

– Постой, но ты говорила о стеблях! – вдруг осенило Кира.

Маня растерянно взглянула на него.

– Говорила? – наседал Кир. – Так давай нарвем. Как он выглядит?

Маня не отвечала.

– Что? Птича, дитя-цветок, ты не знаешь, как выглядят растения?

– Да знаю, – ответила она и сжала губы.

– Так в чем дело? Или это не растет у нас? А лишь в Китае? в Индии?

– Растет… Только я не врубаюсь, короче, как это делать.

– Как так? А в этой книжке не написано?

Она покачала головой и призналась, что читала об этом только у Гессе в «Игре в бисер».

– Тойфел! Черт! Вот оно что!.. Блефуешь, Птича? – Кир присвистнул. – А у честных наивных парней крыша едет набок от всего… рупии, гексаграммы. Попробуй истолкуй желтую кожу коровы или какого-нибудь возгордившегося дракона! В итоге я уже не соображаю, где мы и куда путь держим. И… не удивлюсь, если тот водитель заговорит на монгольской мове.

– Что ты делаешь, динамщик! Не стопь его! Мы еще ничего не решили! – воскликнула Маня.

– Он за нас решит, – ответил Кир, – видишь марку? «КАМАЗ». Это же твоя маза и камасутра в придачу. Вот новый метод, без рупий и китайских церемоний.

Но «КАМАЗ», тяжко пыхтя, промчался мимо, а вот идущий следом серебристый «Понтиак» вдруг начал тормозить и остановился. Длинный нескладный Кир в синей бейсболке открыл дверцу, нагнулся: «Подвезете?» А получив утвердительный ответ, замялся, оглянулся на девушку и снова нагнулся над раскрытой дверцей. «Только мы… как бы автостопщики», – проговорил он с вопросительной интонацией. Мужчина кивнул. «Садитесь, если по пути». – «По пути, – тут же откликнулся радостно парень. – Нам все равно куда, лишь бы ехать, – чем хорошо идти!» Он оглянулся на девушку с распущенными рыжими волосами в рваных джинсах, плетенках на босу ногу и в клетчатой рубашке навыпуск. «Ну чего, Птича?!» Нехотя она уцепила рюкзак за лямку и направилась к автомобилю. Парень подхватил свой рюкзак, поставил его в салон и спросил, куда ему садиться, вперед или назад? Мужчина ответил, куда угодно, и парень уселся рядом с ним. А девушка разместилась на заднем сиденье. Хлопнули дверцы, и автомобиль, пропустив две или три машины, вырулил на стремнину трассы и быстро набрал скорость.

В окна с приспущенными стеклами задувал теплый ветер. Мотор мягко гудел впереди, быстро тянул, нес машину с тремя седоками. Девушка смотрела сначала неотрывно и бездумно в окно, подперев полную щеку рукой в разноцветных бисерных нитках и слушая вполуха завязывающийся дорожный разговор. Потом сняла с груди матерчатый прямоугольный мешочек, вышитый бисером, все вытрясла из него, пересмотрела. И нахмурилась еще сильнее, поджала некрашеные губы. Покопавшись в карманах джинсов, расстегнула верхний клапан рюкзака, вынула аптечку в коробке, обтянутой кожзаменителем, порылась там. Достала мыльницу, открыла и ее, и в салоне сразу повеяло жасмином, но аромат быстро растворился в теплых потоках июльского воздуха, и снова запахло бензином и нагретым асфальтом. Сунув все обратно, она извлекла из того же клапана целлофановый пакет, и в ее руках оказалась книжка с чернеющей на малиновой обложке надписью: ИЦЗИН Книга Перемен. Она пошарила в пакете, потом заглянула в него. Пакет был пуст.

Некоторое время она сосредоточенно рассматривала серые узоры рисунков на обложке, напоминающих вышивку по шелку: древесные кроны, беседки с характерно изогнутыми крышами, птицы, горбатые мостики, лодка с гребцом и пассажиром… наверняка поэтом. Ну уж за столиком явно заседали мудрецы, трое мудрецов в халатах и шапках, – потому что столик этот больше походил на какую-то трехмерную карту с крошечными горами и петлями рек.

Девушка покосилась на Кира и решительно раскрыла книгу наугад.

Начав читать, она быстро взглянула на беловолосый затылок водителя. Дочитав, поймала отражение его лица в зеркале и некоторое время изучающее рассматривала его, пока водитель мельком не взглянул на нее, – или так ей показалось. У него были зеленые глаза, надбровная дуга лиловела то ли ушибом, то ли просто бликом света.

Закрыв книгу, она убрала ее в верхний клапан рюкзака, и вдруг заметила между колен тройное ребро монетки. Чуть не вскрикнув от радости, Маня осторожно достала тяжеленькую монету с тремя львами на одной стороне и с английской и индийской надписями: INDIA 5 Rupees – на другой.

* * *

– Здесь я, наверное, сверну, – сказал беловолосый мужчина, кивая на дорожную развязку впереди. – А вы?

– Нам по барабану! – откликнулся Кир. – Куда вы едете?

– Куда? – переспросил мужчина и, немного подумав, ответил: – В деревню…

– Лес там есть? Речка? – спросил Кир.

– Да, – неуверенно ответил мужчина. – По крайней мере, мельница была… Вряд ли ветряная.

– Мельница? – недоуменно спросил Кир.

Неожиданно захныкал, как капризный младенец мобильный телефон в специальном гнезде на панели. Мужчина бросил взгляд на синий дисплей, но к трубке не притронулся. Звуки стихли.

Надвинулась тень моста, «Понтиак» под него поднырнул и начал плавно поворачивать, – и вот уже ехал над дорогой по мосту. Вдалеке замаячила труба ТЭЦ, обрисовались силуэты города в дрожащем июльском мареве.

– А мы свои мобилы принципиально оставили дома, – заявил Кир. – Чтобы путешествовать в автономном режиме. Иногда полезно сбросить все параметры настройки, очистить СМОС-память. Короче обнулить установки.

Мужчина посмотрел на него.

– Разве это возможно?.. – проговорил он, снова глядя на дорогу.

– Почему невозможно?! – воскликнул Кир.

– Кир, речь не о железе, а о человеке! – не выдержала Маня.

– Амнезия! – откликнулся Кир и, повернувшись к девушке, торжествующе взглянул на нее. – Человек тоже обнуляется, подруга!

– Это заболевание, – возразила Маня, глядя в окно на бесконечные вереницы берез и огневеющие на взгорках заросли иван-чая.

– Не скажи, – ответил Кир. – Это… философия!

Маня хмыкнула.

– Да, а что, – продолжал Кир, – марксистко-ленинская. Твой Мао Цзэдун, например, как раз и развернул кампанию обнуления: культурную революцию. Или Пол Пот.

– Он такой же мой, как и твой, – отозвалась Маня.

– Нет, тебе он ближе, как и вся азиатская дичь: Умка, БГ, Алик Кувезин и Лао-Цзы.

– Кир, хватит прикалываться.

Кир засмеялся.

– Что, тебе уже не нравится эта компания?

Маня не отвечала, продолжая смотреть в окно. «Понтиак» еще некоторое время катил по асфальтированной дороге, потом свернул на грунтовку. Под застывшими сизо-белыми валунами облаков простирались поля с зеленеющими в оврагах рощицами, в воздухе носились, лавируя маленькими яхтами с косыми парусами ласточки или стрижи. На холмы уходил строй столбов с проводами. Иногда где-то вдалеке показывались гранаты водонапорных башен, крыши домов, сады.

– А мельница в деревне, – вспомнил Кир, – что, до сих пор еще стоит?

Водитель словно бы ожил, пришел в себя, – хотя как он мог быть в забытье, если вел большой тяжелый автомобиль по тряской пыльной дороге? Маня украдкой взглянула на него в зеркало.

– Мельница? – переспросил озадаченно мужчина.

– Ну да, – отозвался Кир. – Вы сами говорили.

Мужчина подумал и кивнул.

– Да, мельница… Определенно была.

– Я только в кино видел, – сказал Кир. – Деревня большая?

– Мм?.. Ну, обычная деревня Нечерноземья, – отозвался мужчина.

Кир весело взглянул на него.

– Нечерноземья?

– Да, – ответил мужчина. – А что?

Кир сказал, что звучит как-то странно, сказочно, почти Средиземье Толкиена. Мужчина объяснил, что в прежние времена так называлось полстраны – из-за состава почвы, в противоположность черноземным плодородным землям юга… а что, сейчас уже не так? Кир пожал плечами и заявил, что он не почвенник и не интересуется этим, его стихия – железо.

Выехав на холм, занятый огородами и домами, «Понтиак» затормозил, мужчина достал длинную книжечку топографической карты всей области. Маня воспользовалась моментом и, попросив немного подождать, вышла и, обойдя «Понтиак», поспешила на обочину, заросшую кустами. Возвращаясь, она увидела, что весь правый бок громоздко-шикарного автомобиля ободран. Она посмотрела на номер. Это был не местный номер. Ей уже приходилось путешествовать автостопом вместе с олдовыми стопщиками, и она научилась разбираться в кодах регионов. Да, бывалые автостопщики где только не колесили, за их плечами тысячи миль, в том числе и заграничных; Белочка ездила автостопом по Индии, познакомилась с бельгийцем, почерневшим под солнцем Индостана и забывшим свою северную родину, знающим хинди, как английский, он был ее провожатым на дорогах от океана до Гималаев и летней резиденции Далай Ламы в Дхармасале… Но зато никто еще из пиплане странствовал так, как Маня в этот раз: по «Ицзин». Девушка заняла свое место, и автомобиль тронулся, пересек асфальтированную дорогу и продолжил путь по ухабистому проселку. Вослед ему из-за плетня крайнего огорода лучилось сквозь пыль круглое лицо подсолнуха, – Маня успела его заметить и теперь думала о Гинсберге, о его индийском дневнике, который ей удалось прочесть недавно… Дневник просто песня, в нем драйв, отчаяние, только немного печально, что «спутницей» героя был Питер Орловски, неужели ему недоставало женщин? Ведь его любили, хотя он и был страшноват, как Сократ. Что же такого он находил в однополой связи, чего не было в обычных нормальных отношениях с женщиной? Или как раз то, что отношения с женщиной – норма, а ему это претило, как настоящему авангардисту? Но… неужели любовь – норма? Вот Белочка, влюбилась в красавца бельгийца, конченого торчка, хотя понимала, что ни к чему это не приведет: закончится отпуск, и гуд бай. Но теперь бредит: бельгиец, Индия… Вот это и есть любовь.

«…Ну уж Керуак точно вне подозрений! – решила Маня. – Хотя он и дружил с Гинсбергом. Но в нем сразу чувствуется стопроцентный чувак. Жаль, что „Сутру подсолнуха“ сочинил не он, а лишь подсказал ее Гинсбергу и сам угодил в гениальный стих».

Внезапно снова запиликал мобильник. Водитель не реагировал.

– Теща звонит? – спросил Кир.

Он вообще-то был мастером неожиданных наворотов. За что его и ценил тусняк.

Водитель покосился на Кира. Немного поколебавшись, он протянул руку к мобильнику и ответил: «Да?.. Все в порядке. Заглянул… Нет, ничего. Не заметил. С самим?.. Не встречался. Я?.. Еще в Глинске, не выехал. Нет. Попозже. Тут возникли… некоторые осложнения. Да. Хорошо. Конечно. Непременно». Он сунул мобильник в специальное гнездо на панели, мельком глянув в зеркало, перехватил взгляд рыжей девушки и проговорил, что действительно, эта вездесущая техника иногда… начинает надоедать.

– А без техники человек ничто, – отчеканил Кир.

Узкие губы мужчины растянулись в улыбке.

– Но вы же оставили мобильные телефоны?

Кир не растерялся и ответил, что передвигаются-то они все равно на авто, а не на своих двоих. И вообще, если понимать технику в исконном греческом смысле, то человек нигде и ни при каких обстоятельствах не обходится без нее.

– Сломать рогульки для костра и заострить их, а сверху положить поперечную палку и повесить на нее котелок, – это уже техника, – сказал он и продолжал, воодушевляясь. – Техника обработки дерева! Техника приготовления пищи! Техника стояния на голове, если ты йог! Да сама голова тоже техника, суперкомпьютер! И поэтому стоят на ней только полные идиоты. Стоять лучше все-таки на ногах и сидеть на заднице в хорошем автомобиле.

Когда автомобиль начал спускаться с очередного холма, в салоне появился какой-то запах. Чем ниже, тем сильнее и резче пахло. Дорога была довольно крута. Справа внизу блестело тускло озерцо, в воде отражалось облупленное кирпичное здание, высокая закопченная труба. Еще одна труба выходила из-под здания, и оттуда хлестала белопенная вода прямо в озеро. Неподалеку купались дети. Вскоре они въехали в самый центр невидимого ароматного облака и увидели табличку с надписью «Спиртзавод». Вокруг стояли дома с огородами и садами, в одном месте на луговине паслась лошадь, на телеге у плетня сидел и курил заросший щетиной мужик с забинтованной по локоть рукой.

– Градообразующее предприятие, – прокомментировал Кир. – Хотя города так и не получилось.

– Город остался в умах. Град невидимый Китеж, – брякнула Маня. – Утонул в спирте.

– А это библейцы постарались! – сразу ответил Кир. – Кто шинкарями работал? спаивал рабочих с крестьянами?

– Под руководством америкосов, – съязвила Маня.

– Нет, зачем утрировать, – ответил Кир. – Америку к рукам они прибрали позже. И уже не спирт, а героин пустили в ход.

Маня фыркнула. Кир обернулся.

– А откуда к нам все это пришло? Кастанеда с кактусом, рок-н-ролл кислотный? Папаша Хаксли с «Дверями»…

– …Виндоус, железо, – подхватила Маня, – диски, флэшки…

– Утечка мозгов, – ничуть не смутившись, откликнулся Кир. – Тоже известно кем организованная.

«Понтиак» внезапно затормозил, так что Маня чуть не свалилась с креслица. Кир тоже от неожиданности дернулся вперед, выставив руку, уперся в панель. Маня метнула взгляд на дорогу, но там никого не было. Она посмотрела на водителя. Его лицо побледнело. Маня испуганно соображала, что же могло его разозлить. Замечание о Китеже? Или… о библейцах? Лицо его полностью соответствовало кличке, которую успела дать ему Маня – Уайт – и цвету волос. Кир тоже озадаченно взглянул на него, поправил бейсболку. «Что-то… случилось?» – спросил он. Голос его, как обычно в нестандартных ситуациях, прозвучал сипло. Уайт еще мгновенье безмолвствовал и не двигался, слышен был только мягкий рокот мотора и какое-то шипение. Но вот лицо его начало медленно розоветь и прямо на глазах покрываться обильной испариной. Он оглянулся на Кира. Его тонкие нервные губы тронула улыбка. «Нет, все в порядке», – проговорил он, переключил скорость, надавил на педаль, и «Понтиак» тронулся.

Видно было, что Уайту неприятно это маленькое происшествие. И чтобы восстановить прежнюю легкую атмосферу, он спросил о Хаксли, не тот ли это Хаксли, вернее Гексли, который был соратником Дарвина?

– Нет! – воскликнул Кир, воодушевляясь. – Не тот. Этот был большим темнилой, шулером, написал библию торчков «Двери восприятия», нагородил кучу всего про вселенский разум, который, мол, скрывает от нас всю правду, вставив нам в мозг заслонку. А если взять отмычку и ковырнуть – дверца и откроется. И эта отмычка: ЛСД, психические грибы, кактус с мескалином и прочая дрянь.

– Он был внуком, между прочим, Гексли, – заметила Маня, – и вообще человеком с научным складом ума.

Кир рассмеялся, кивая на Маню, в подтверждение своих слов.

– Да-да, конечно, великий человек, столп всех Радуг, идол торчков, Моисей-освободитель, блин! Только у меня вопрос. Если это так здорово и прогрессивно, ну, расширять сознание кактусом, почему же торчки-индейцы до прихода белого человека не смогли придумать ни плуга, ни элементарного колеса даже? Как это вселенский разум не вразумил их в открытые двери? Что ж это за прозрение и просветление! Инки своих паханов таскали в носилках по длинным дорогам через Анды, надрывались, а вселенский разум молчал. Не надо им было тайн всяких магических, космических откровений. А надо было обыкновенное колесо. Дурацкое колесо на палочке! Как у пятилетнего ребенка. У них солнце было каменное, в узорах, а колеса не было. Пирамиды, трубки, куртки из человечьей кожи для обрядов, инкрустированные черепа, а завалящего колеса не было.

– Зато календарь майя самый точный в мире! – с досадой выпалила Маня. – И ноль они придумали раньше всех.

Кир засмеялся, хлопнул себя по коленкам.

– Вот-вот! Ноль, но не колесо. А ведь они так похожи! Ну, что ж их не пробило? Не торкнуло? Да и библию кто написал, если уж на то пошло?

– Шинкари, – ответила Маня.

– Нет, трезвые евреи.

– Тебя не поймешь, Кир, – проговорила Маня, – полная шиза.

– Это не шиза, подруга, а суровая объективность. Признак честного ума.

– Уф!.. – откликнулась Маня.

«Понтиак» проехал мимо кладбища и через некоторое время слева от дороги показался громадный камень. «На нем что-то написано!» – воскликнул Кир, выворачивая голову. Уайт притормозил. «Можно посмотреть». Кир вылез из автомобиля и гигантскими шагами направился к камню на зеленой лужайке.

– Историческое место, – сказал Кир, вернувшись. – В тринадцатом веке глинчане здесь били ордынцев. По местам боевой славы едем. Вот что значит мой спонтанный метод, подруга.

Автомобиль тронулся, покатил дальше по дороге, усыпанной гравием. По обочине навстречу шел старик в застиранной одежде, вел на веревке корову. «Такой же мог нам повстречаться и в одна тысяча двести с копейками году!» – заметил Кир. Уайт что-то сказал, никто не расслышал, что именно.

Автомобиль выехал к переезду, и, прежде чем пересечь его, Уайт, а с ним и пассажиры посмотрели сначала в одну сторону, потом в другую: влево и вправо уходили рельсы, черные мазутные по бокам и зеркально чистые сверху, – вдалеке, на повороте они сверкали как золотые, попадая под солнце, бьющее из-за макушек огромных берез и елей; по склонам возле железной дороги рдел иван-чай.

«Напрасно все-таки убрали смотрителей», – посетовал Уайт, кивнув на кирпичный квадратный домик без крыши, двери и окон, окруженный бурьяном, цветами, а сзади, примыкавшим к нему яблоневым садом с наполовину усохшими кронами. Ага, подумала Маня, вспомнив, что Железнодорожная Крыса работал именно на таком вот переезде смотрителем, он уже не молод, из тех еще, олдовых, заставших настоящий расцвет. Ну да, а сейчас все в полном упадке и «рок-н-ролл мертв», как поет еще один старичок с блаженной даосской бородкой, отходная его рок-н-роллу затянулась… Но как бы там ни было, а он всегда прав, разве какие-нибудь «Звери» или «Фердинанды» играют рок-н-ролл?

«…очень опасно, – продолжал Уайт, – сомнительная экономия…» Он запнулся и замолчал, как будто снова вырубаясь. Маша поймала в зеркале отражение его лица, оно вновь бледнело, ярко зеленели глаза. Может, он под кайфом? пронеслась безумная мысль. Ну, не такая уж и безумная, если подумать. «Надо автоматику устанавливать!» – откликнулся Кир. Но Уайт, похоже, его не слышал. Он вел автомобиль, судорожно вцепившись в руль, как будто впереди лежала не свободная желтоватая дорога, а вился серпантин над пропастями и тормоза отказывали… Вскоре он обмяк, по его щекам стекали ручейки. «Да, напрасно», – пробормотал он. Под мышкой на рубашке увеличивалось пятно. Ну нет! стремный мэн. И куда он едет?

Они проскочили поворот и въехали в деревню, разбросанную, глядящую темно окнами невзрачных домов, кое-как выкрашенных и вовсе некрашеных и даже не обшитых досками, серобревенчатых, крытых наполовину шифером, наполовину толем, ржавым железом, обнесенных разномастными оградами из сеток, железных столбов, досок и просто неошкуренных жердей, краснеющих срезами; хозпостройки выглядели еще жальче: почерневшие, в заплатах, вросшие в землю, покосившиеся, как будто недавно пронесся буран. И только один дом выделялся среди этих лачуг: кирпичный, двухэтажный, с глухим бетонным забором, с зеленой антенной, на которой белела надпись: НТВ+.

– Увы, у меня такое впечатление, – сказал Уайт, – что монголы все-таки победили в том сражении.

На лужайке пасся пегий бычок, привязанный цепью к вбитому лому. Возле домов в пыли копались куры. «Как же эта деревня называется?» – спросил самого себя Уайт. Заметив выбежавшую на крыльцо белоголовую девочку с прыгалками, он начал тормозить, но девочка тут же юркнула назад. В окне избы мелькнуло чье-то лицо. Уайт проехал дальше и остановился у колонки. Здесь с тазами и бельем возилась пожилая женщина в полинявшем рабочем халате и буром платке. Оторвавшись от стирки, она подняла голову и устремила глубоко сидящие синие глазки на автомобиль. На ее красных руках белела бальными перчатками пена. Уайт спросил, как сейчас лучше проехать в Новую Лимну? Женщина разогнула спину, оглянулась, размышляя над вопросом и, вдруг улыбнувшись беззубо и как-то безумно, ответила, что поворот-то они проскочили! Потом спохватилась и добавила, что и здесь проехать можно, но… лучше не стоит, только запутаешься. А там, позади, дорога прямая – на озеро, лес и дальше на другой лес, до бывшей деревни Старой Лимны, а оттуда уже через лес и там и будет Новая Лимна. Она еще три или четыре раза повторила этот маршрут, что, конечно, было полезно, но звучало как-то странно, словно пластинку заело. «А кого вам там надо?» – наконец полюбопытствовала она.

Уайт не ответил и отчалил.

Женщина смотрела на автомобиль, прикрыв коричневое от солнца скуластое лицо ладонью с высыхающей пеной.

Они доехали до поворота и свернули на другую дорогу – еще более узкую и пыльную, – и с холма увидели озеро с застывшими облаками, березами и склонами, сплошь заросшими иван-чаем, так что они отражались в стоячей воде как распахнутая обложка Маниной книжки. И когда они оказались внизу, Маня сглотнула слюну и попросила Уайта остановить.

– Ты хочешь помочить перышки? – спросил Кир.

– Мы здесь выйдем, – сказала Маня.

Кир обернулся к ней.

– Почему именно здесь?..

Маня открыла дверцу и подпихивала к ней рюкзак.

– Спасибо, – сказала она Уайту.

Тот молча наблюдал за ними.

– Ты хочешь похерить чистоту моего эксперимента? – спросил Кир.

Маня вылезла из автомобиля, вытащила рюкзак, поставила его на землю. Киру ничего не оставалось делать, как только последовать за ней.

– Удач вам! – сказал он на прощанье Уайту.

Мужчина кивнул. Захлопнулись дверцы, и «Понтиак» тронулся, покатил по невысокой дамбе, заросшей травами и кустами, скрылся за густыми низкорослыми деревьями и появился уже на другом берегу, серебристый, громоздкий и какой-то нелепый среди глины, кустов и ольхи. Потом уже исчез и не показывался. Стало тихо.

– Ну и что это значит, Птича? – спросил Кир.

Маня пожала плечами.

–  Некайфыдальше ехать, вот и все.

– Как это некайфы! – возмутился Кир.

– Так, – откликнулась Маня, – влом.

– А речка, мельница, лес? – спросил Кир.

– А здесь озеро, – ответила Маня и начала раздеваться.

– Постой, – сказал Кир, – давай уж выберем сначала место.

Взяв рюкзаки, они пошли дальше над водой, занесенной у берега цветочной пыльцой, и в дальнем конце озерца наткнулись на узкую речку, даже скорее ручей, перешли его и двинулись уже по другому берегу озера, под березами остановились, огляделись. Березы были высокие, старые. За ними густела чащоба, – оказалось, что это старый сад, заросший крапивой, бурьяном, хмелем. Позже Кир отыскал там и кирпичный фундамент, дырявое ведро, ржавый сломанный плуг, еще что-то… Но прежде чем это случилось, прежде чем они выкупались и развели костер, чтобы запечь в золе вареные яйца, поджарить хлеб с чесноком и заварить чай для второго завтрака по-английски, – прежде всего они высказали друг другу все, что им не терпелось сказать о путешествиях автостопом, чистоте эксперимента и об Уайте. Когда накал спора достиг апогея, Маня извлекла книгу в рдяной обложке и зачитала гексаграмму № 22: «В начале девятка. Украсишь эти пальцы ног. Оставь колесницу и иди пешком. Шестерка вторая. Укрась эту бороду и усы. Девятка третья. Разубранность! Разукрашенность! Вечная стойкость – к счастью! Шестерка четвертая. Разубранность! Белизна! Белый конь– точно летит! Если бы не разбойник, то был бы брак. Шестерка пятая. Убранство в саду на холме. Связка парчи для подарка…» Но Кир ее не дослушал и, сбросив футболку, штаны, с криком: «Конь в парче белый!» – спустился к воде и нырнул.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю