Текст книги "Иван-чай-сутра"

Автор книги: Олег Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Хаммерскины?

Кир расплылся в улыбке.

– Ага.

– Тамошние фашисты? – спросил Алекс.

– Настоящие фашисты ушли в лед, – загадочно проговорил Кир.

– На Волге? – уточнил Алекс. – Или еще на Чудском?

– Нет, – спокойно возразил Кир, – много раньше.

– Превратились в белых медведей с синими глазами, – сказала Маня.

– Левая ирония. Кунштюки в стиле цигойнер.

– Ну, я не очень вникала в заморочки ледовой теории нацистов, – сказала Маня. – По-моему, это еще та креза. А вот кунштюк – молотки Хаммерскинов. Гилмор, Уотерс с Паркером наверняка прибалдели.

Кир торжествующе захохотал.

– Да! Крафт! Сила ледяного огня может таиться в самом вонючем болоте. Знаешь, как это называется, подруга? Дыра!

– В башке.

– Ход мысли, не предусмотренный разработчиками ПО, то бишь, паркерами и гилморами. И о чем это свидетельствует? Это свойственно всему честному и живому. Айс унд фойе! Как бы там ни тухлили все обдолбанные чандалы.

– Кажется, вы говорите о «Стене»? – полюбопытствовал Алекс.

– Ну да, – отозвалась Маня. – Хаммеры украли оттуда шагающие молотки на свой лейбл. – Маня махнула горящей веточкой, постучала ею о землю. – Американские кантрушники, скины.

– Почему это кантрушники? – возразил Кир. – Они базируются в крупных городах.

– Где бы кантрушник не базировался, он кантрушник, урел, стрёмный мэн. И только и ждет, чтобы пробить кому-нибудь крышу. Молотком.

– Вот, блин, не поймешь этот чандальский язык! – возмутился Кир. – Кантрушник это же деревенщина?

– Это заплесневелый угол вместо головы.

Кир посмотрел вокруг, словно бы отыскивая ответ.

– Но вы же все та-а-к любите всю эту муттер-натур.

– Ну и что.

– Где логика? Деревня – это гут, а ее житель – шлехьт.

– БГ настоящий деревенский житель, Мамонов, Умка, – сказала Маня. – Керуак и Боб Дилан.

Кир беспомощно развел руками.

– У тебя Астма Язык, Маня. Язык программирования низкого уровня. Я его уже не понимаю. Ты живешь шестидесятыми годами, подруга. А на дворе суровое третье тысячелетие. – С этими словами Кир, решительно поднявшись, схватился за топорик, шагнул к ближайшей сосне.

– Ты не мог бы не рубить ее? – спросил Алекс.

Кир оглянулся на него в недоумении и сказал, что просто хочет взбодрить костер, веселее сидеть, да и кровопийц отгоняет.

– Там внизу хороший сушняк, – сказал Алекс.

– А это что, не сушняк? – спросил Кир. – Сухой сук.

– Ну да, – согласился Алекс, – и все-таки.

Кир опустил топорик и проницательно посмотрел на него, перевел взгляд на девушку.

– Но там же сыро. А мы не взяли скафандр для рубки дров, – сказал он с кривой улыбкой, подбрасывая и пытаясь поймать топорик. Но у него и в этот раз не вышло, топорик брякнулся о землю. – Черт! – выругался Кир, поднимая топорик и снова его подбрасывая.

– Я сейчас сам схожу, – сказал Алекс.

Допив чай, он повесил кружку на рогульку, поднялся и пошел вниз, осыпая с трав гроздья капель.

Кир повернулся к Мане.

– Ты слышала, Птича?

Она пожала плечами.

– И он не кажется тебе стремным?

– Да нет.

– Ну дела. Уайт, нормальный мужик, тебе казался. А этот юзверьнет. А что он, здоровый мужик, здесь делает?

– Спроси у него.

– Так я спрашиваю, ты заметила? А он уходит от ответа. Скользкий.

– Ты сам вчера решил найтать здесь.

– У меня не было ни физических, ни моральных сил еще искать в этих дебрях чего-то… – Кир оглянулся на сосну с сухим суком. – Может, он лесник? Или скульптор?

Маня прыснула.

– Ничего смешного, подруга. Хочет срубить сосну и выстрогать какого-нибудь монстра, ктулху с длинным фаллосом.

– Он похож на одного музыканта, – сказала Маня.

– Из этих чандал полосатой демократии? Я угадал?

– Джерри Гарсиа, «Благодарный мертвец».

– Ну так я и думал, какой-нибудь ктулху, вирь… Вот он идет.

По горе поднимался Алекс с охапкой сухого орешника. Бросив орешник, он принялся переламывать деревца об колено.

– А все-таки, насчет сосны, – сказал Кир, возвышая голос, чтобы заглушить треск, – как-то я не улавливаю местной логики. Или ее и нет здесь?

– Считай ее священной коровой, – сказал Алекс.

– Сосну? – не понял Кир.

Алекс кивнул, сияя стеклами круглых очков.

Кир посмотрел на Маню.

– Сейчас я попытаюсь адаптировать, – пробормотал он. – Переведу на просмотр в DOS… Одну только эту? А остальные?

– И остальные, – сказал Алекс.

– Подозрительный файл. То ли битый, то ли еще чего, – проговорил Кир, словно бы прислушиваясь к чему-то внутри себя. Он снова посмотрел на Маню. – А, кстати, почему именно корова? Не бык или свинья?

Алекс пожал плечами и ответил, что это трудно объяснить. Он подбросил дров в костер, отряхнул крупные ладони, сел на свое место.

– Сейчас я кликну в архиве… Ты фетишист? Или типа друид? – спросил Кир.

Алекс улыбнулся.

– Так важно наклеить на меня бирку?

– Да нет, просто хорошо бы знать, чего тут еще нельзя трогать. Раз ты типа админ этой горы. Ну, типа системный администратор?

– Скорее и.о., – отозвался Алекс.

– А, так ты не один тут бродилка?

– Не понял, – сказал Алекс.

Кир снисходительно ухмыльнулся.

– Бродилка сиречь браузер, программа для просмотра вебов.

– Кир, не заморачивай человека, – попросила Маня.

– А что я говорю не так? Каждый человек и есть некая программа для просмотров. От различных разработчиков. Какие разработчики, такая и программа. Все логично. У одних программа от битников, то есть битая, ха-ха.

– Верх остроумия. А твоя программка?

– У меня другие разработчики, – солидно кашлянув, отрезал Кир.

– «Рамштайн», «Ультиматум», «М8Л8ТХ», «Расовая война». Теплая тусовочка! Кого я забыла? Дугина? Баркашова? Геббельса?

– Не передергивай, пожалуйста. И не вешай на меня всех собак. Кстати, могла бы добавить Габриеле Д' Аннунцио. С него все началось.

– Да ты не прочитал ни одного его стихотворения!

– Мне достаточно его жеста, того, как он со своими молодцами в черных рубашках захватил целый город, сданный было трухлявой родной буржуазией по мирному договору врагу, и несколько месяцев удерживал его, гарцуя на вороной лошади. И вообще мне больше нравится музыка, мужская музыка натиска, идея сурового обновления и неподчинения америкосам и цигойнерам.

– Да цыгане Индостана создали такую культуру, что все нордические творения рядом с ней мелки, как клопы! – воскликнула Маня. – Слон Индостана топчет их, не замечая. Абсолютно.

Кир погрозил ей пальцем.

– А зря!

Маня рассмеялась, встряхивая волосами.

– И это еще вопрос, кто создал эту культуру, – продолжал Кир, – цигойнеры или благородные арийцы.

– Три корзины пальмовых листьев писали уже не арийцы.

– Декадентская труха, – отмахнулся Кир. – Гниль.

– «Алмазная сутра» не труха. Или «Лотосовая».

– Не все золото, что блестит, майн кляйн, – покровительственно глядя на Маню, сказал Кир. – Иллюзии и пыль. И вообще, не люблю экзотику. Слишком далеко от нас. А ты кидаешься на все пестрое, как сорока.

– Почему это далеко? – возразила Маня. – «Росистая земля посреди четырех дорог», – это близко, вот оно.

– «Синий тумаааан, синий тумааан, Синий туман похож на обман, похож на обман!» – гнусаво задавленно пропел Кир, выпучивая глаза.

Маня замахнулась на него кулачком и ударила его в плечо.

– Коммандо цурюк! Чем тебе не нравится этот цигойнерский хит?! И в чем принципиальная разница между твоей цитатой и моей? Объясни, Птича.

– О росистой земле говорил Будда, урел!

– А про синий тумаааан – Добрынин.

– Очень прикольно, думаешь? Глупо.

– Нет, Птича, не прикидывайся лолой, втолкуй. Если, конечно, ты сама что-то понимаешь. В чем лично я, не уверен. Не хочешь мне сбросить, так вот человеку, админу горы. Ну, развяжи свой Астма Язык. Чем отличается твоя цитата от моей?

– А ты сам не врубаешься?

– Логика выше чувств. Таково уж мое ПО.

Маня вздохнула, передвигая нитки разноцветного бисера по загорелым запястьям и сказала, что ни в каком ПО нет вообще никаких чувств. Байты и гигабайты…

– Да, ледяной разум! – восхищенно отозвался Кир. – Который за тобой, жалким юзером, наблюдает и структурирует твои действия. Если ты, конечно, вменяемый чел, а не ламер, лузер, короче, кулхацкер!

– Безмазовыйрасклад, – сказала Маня. – Я несводима к разуму.

– Ха, это и ежу понятно. Короче, цветочную дребедень нельзя перевести на ванессу? на васик?

– Да что тут переводить, – сказала Маня. – «Росистая земля» чище и глубже, вот и вся песня.

– Да-а? – Кир оглянулся на Алекса, призывая его в свидетели.

– Да, – ответила Маня. – Просто нужно знать контекст. – Она передвинула бусины по запястью. – А можно и не знать! – С этими словами она встала и пошла к палатке.

– Но так это же еще не «росистая земля»! – крикнул ей вдогонку Кир.

– А какая? – откликнулась, не оборачиваясь, Маня. Она уходила дальше.

– Какая… какая, – пробурчал Кир. – Хмызник, крапива. Сама твердила, что не в кайф… Не поймешь, семь пятниц… – Он посмотрел на Алекса. – Вообще мне все это напоминает какую-то игру. «В поисках неизвестного». А ты здесь часто бываешь?

Алекс кивнул. Кир оглянулся с тоской.

– И далеко отсюда до приличного водоема?

Алекс сказал, что в четырех километрах река.

– Где?

Алекс показал. Кир посмотрел на зеленые дали и поежился.

– Хорошо бы навести курсор, двойной щелчок – и ты там. А так, я представляю, чапать по крапиве. Кошмар. – Кир взял топорик, подбросил его и поймал за рукоять. – Надо вырубить посох. И заправиться в дорогу водичкой, – проговорил он, веселея от удачного трюка. – Покажешь родник? – В этот миг он неосторожно взглянул на Алекса, перевел взгляд на падающий топорик – и поймал воздух. – Тойфел! Черт!..

Появилась Маня; она что-то несла в ковшике ладоней.

– Что у тебя там? – спросил Кир. – Цыпленок павлина-мавлина? Мы его будем ням-ням? Эссен? Кушать?

– Дурилка картонная, держи, – сказала Маня, насыпая ему что-то в ладони.

– О, лесная халява! Вооль! – воскликнул Кир. – А админу поднести? – с подчеркнутой многозначительностью спросил он.

Маня вопросительно взглянула на Алекса. Тот безропотно протянул руку. Маня открыла ладони, насыпая ему переспевшей холодной земляники.

– Вот что, подруга! Дальше мы пойдем туда! – сказал Кир, отправив сразу всю горсть в рот и указывая вдаль. – Заправим фляжки кальт христаль, и, – он подбросил топорик, закручивая его так, чтобы тот сделал уже не один, а два оборота, топорик закружился в воздухе черным знаком и лег рукояткой в руку, – в путь! Сейчас я вырублю посох.

Маня исподлобья взглянула на него.

– Там водоем. Я больше не собираюсь подвергать свой организм мукам жажды. – Кир внушительно посмотрел ей в глаза. – Надеюсь, ты уже убедилась в действенности моего метода? Он всегда приводит куда нужно. Логика ледяного разума покруче мутного троллинга юзеров «Ицзин», ферштейн? – С этими словами он двинулся прочь от костра, но тут же приостановился, пробормотал: «Блин, теперь шагу в простоте не ступишь», – закрутил в воздухе топорик и поймал его, кинул победоносный взгляд на Алекса и пошел дальше.

Алекс неторопливо съедал землянику, наблюдая за Киром. Маня спросила его, что там за водоем, к которому Кир собрался? Алекс ответил.

– Дальняя Река? – переспросила девушка. – С чьей точки зрения дальняя?

– С точки зрения скифов, живших в степи у моря. Но и с моей тоже.

– А где ты живешь?

– В Глинске.

– В Глинске?

– Ну да, Глинск вышел из реки, как гусь. Его даже можно было назвать Гусь Глинский, по аналогии с Гусь Хрустальным. Тем не менее, река кажется мне Дальней. У меня есть кое-какой опыт путешествий по ней. А это всегда путешествия не столько в пространстве, сколько во времени.

Маня улыбнулась.

– Это как Зыкина с Волгой?

Алекс слегка поморщился.

– Все убаюканы с пеленок Зыкиной.

– Это так обидно? – спросила Маня.

– Нет. Но хочется справедливости, – сказал Алекс. – Просто о Дальней Реке еще не спета песня. У меня был друг, который собирался это сделать.

– Друг против Зыкиной? – с улыбкой спросила Маня.

– Он собирался сочинить что-то вроде «Юноны и Авося», «Томми», но в другом духе…

– Рок-опера в духе речного патриотизма? – засмеялась Маня.

– Речного сепаратизма, – уточнил Алекс.

– «Дальняя Река»?

– Нет, называлась бы, пожалуй, по-другому… У него дед еще в старопрежние времена работал тут грабором. Ну, ландшафтным дизайнером.

Маня огляделась.

– В этих местах?

– Да. Раньше здесь стояли деревни, усадьбы – там, на холмах.

– … пока не явились стремные готы?

– Да они здесь же и дремали, – возразил Алекс, – в отеческих мхах.

– Как фашисты Кира во льдах?

– Айс унд ф о йе! С кем ты сравниваешь потомков атлантов? – вскричал Кир, выходя к лагерю из зарослей иван-чая. На плече он нес свежее древко.

– С крестьянами и рабочими, – невозмутимо откликнулась Маня. – Они тут винтили местные дворянские гнезда. Все благородно, в антибуржуазном духе Муссолини и «Железной гвардии»: пожар, битье стекол, роялей, костры из книг и картин.

– Доверчивых мужиков вдохновляли иуды-чандалы, троцкие с луначарскими. Фашисты никогда не стали бы громить усадьбы. Настоящие фашисты, – уточнил Кир. – У тебя примитивные представления, Птича. Разорять дворянские усадьбы? Это же столпы традиции! Почитай Эволу.

– Он что, пишет тексты для «М8Л8ТХ»?

– Жужжалка! Юлиус уже в вечных снегах недоступных вершин.

– Кир, тебя не поймешь, когда ты прикалываешься. Вот сейчас или когда вещаешь, что кроме психики ничего не существует?

– А что такого я сказал? Это просто эвфемизм слова «тод».

– Как-то на тебя не похоже.

Кир на мгновенье смутился, подбросил топорик.

– Поживешь на вершинах – еще и не то запоешь, – буркнул он. – А, кстати, Алексей, что там за шурф? Это не ты золото ищешь? Или черепки, наконечники стрел, бляхи, удила? Я бы вообще не отказался от меча-кладенца. Прорубаться в местных джунглях. Айс унд ф о йе!

Кир принялся остругивать палку.

– Нет, здесь копались геологи, – сказал Алекс, вертя в руках панаму. – Оценщики.

– В смысле?

– Гору оценили. Я не знаю, во сколько. Под нами запасы песка и гравия.

– Так ты с ними связан? – спросил Кир.

– Нет, Кирилл. Я сам по себе.

– А ты не реконструктор?

– Ну, любой из нас реконструктор. Стоит только настроиться. Помолчать, например, с недельку. Послушать птиц. И оно начнется.

– Да, с Птичей помолчишь! – воскликнул Кир. – Поэтому ты и бродишь один тут?.. В отрыве от голосов цивилизации? И тебе не скучно? Я бы с тоски сдох. Ведь здесь ничего не происходит. Синий экран. Точнее зеленый.

Алекс покачал головой.

– Даже сейчас здесь что-то происходит. Просто мы не все знаем.

– Ну да. Один стругает посох. Другой вертит шляпу. Облака плывут. Маня бездумно молчит.

– А ты бездумно болтаешь!

– ИМХО! Имею Мнение, Хочу Озвучить. И озвучиваю нашу ситуацию. «Из ниоткуда в никуда. С приветом». Может быть, на основе этого умные люди создадут геймку. Возьмут «Ицзин»… А что?! Сколько там гексаграмм? Шестьдесят три? Шестьдесят четыре? Шестьдесят четыре ситуации, в основе каждой какая-то проблема, загадка, и есть ключ к решению, его надо найти. Хм! Подруга! А ведь на этой горе меня посетила гениальная идея? Копирайт! Чур, не тырить!

– Да кто тебя будет здесь кидать, – сказала Маня.

– Это только потому, что никто еще ферштейн нихшт, в чем дело. Может, это золотое дно, подруга. Принеси-ка книгу.

– Сам принеси.

– Вечно ты крэкаешь иерархичность.

– Тоже мне иерарх!

– Каждый мужчина иерарх, если, конечно, он чего-то стоит. Это незыблемый закон жизни, зря ты, Птича, окрысяешься. Окрысиваешься.

– А ты омурливаешься своим долбаным мачизмом.

– Блин, феминизм достал уже, – пробубнил Кир. – Это похлеще космического зонтика Рейгана и всех ракет вместе с идеологической диверсией радиостанций. Тойфел!

Он приставил посох к сосне, хотел было вогнать в ствол и топорик, но вовремя спохватился, покосившись на Маню, а потом и на Алекса, воткнул его в седалище-корягу и пошел к палатке. Вернулся он с книгой в малиновой обложке под мышкой, усевшись, раскрыл ее.

– Так… От составителя. Легендарный правитель… Мм. Сложная система, охватывающая и отражающая весь мировой процесс… Ого! Весь мировой процесс, все чередование ситуаций, происходящее от взаимодействия и борьбы сил света и тьмы… Ага! Айс унд ф о йе! Вечная тема. Лед и пламя.

– Того и гляди, сейчас оттуда выпрыгнет Адольф с усиками, – сказала Маня. – Я тащусь с тебя, Кир. Это же азиатчина, цигойнерщина.

– Китайцы знали толк в иерархии, – сказал Кир. – Почему б кое-чему у них не поучиться?

– Ну дела, – откликнулась Маня.

– А ты хочешь, чтобы я оставался таким же, как в начале этого «Из ниоткуда в никуда. С приветом»? Нижняя триграмма относится к внутренней жизни, к наступающему, верхняя – к внешнему, к отступающему, разрушающемуся… Все сводится к комбинациям трех пар черт, каждая из которых символизирует одну из трех космических потенций: небо-человека-землю. – Кир задрал голову, глядя на небо. Перевел взгляд на Маню, усмехнулся и продолжил чтение. – Уже из этого видно, что человек участвует как равная сила… И ему не отводится пассивная роль. Конечно! Мне тоже близок этот фаустовский взгляд. Мичуринский. Мы не должны ждать милостыни от природы. Возьмем силой. Крафт!

– Мичурин! Ты же не отличишь сосну от елки.

– У нас будут дисциплинированные лесники. Вальдвертер. Мм… А тут как раз в библиографической справке о переводчике – родился в семье лесничего. Знаток китайского, японского, маньчжурского, аннамского, немецкого, французского, английского, польского, понимал голландский, санскрит и латынь. Убер! Такими были лесники нашей родины.

– За что, видимо, его и расстреляли, – сказал Алекс.

– Кто расстрелял?! Откуда ты знаешь? Тут не написано.

– Сталин с командой. Тогда всю восточную русскую школу разгромили, как гнездо японских шпионов.

– Обычная история иерархов, – заметила Маня. – Кровавый облом и беспредел.

– Большевиками ясно кто руководил, – сказал Кир. – И вообще, иерархия иерархии рознь.

– Есть иерархия-туфта и иерархия-ништяк? – спросила Маня.

– Именно так.

– Вот отпад. А кому решать-то? По каким признакам различать? Я, например, ни зги здесь не просекаю.

– Надо вооружиться методом, – уклончиво ответил Кир.

– А не лучше ли обе устранить? – поинтересовался и Алекс. Этот спор начинал его занимать. – То есть, по сути, одну причину?

– Это я где-то уже слышал, – сказал Кир. – Страдание имеет причину. И тэ дэ. Но что-то его меньше не становится. И люди как ели кроликов, так и едят. Кстати, а ты не вегетарианец? Нет? Вот видишь, Птича. Можно быть буддистом и есть кроликов.

– Дались тебе эти кролики! – воскликнула Маня.

– Да я и не буддист, – сказал Алекс.

– А кто?

Алекс улыбнулся.

– Ну, допустим, грабор.

– Грабен – это копать? если мне не изменяет память.

– Да, граборы – копатели.

Кир быстро взглянул на Маню и снова уставился на Алекса.

– Примерно такие же, как… диггеры, – продолжал Алекс.

– Подземные? – спросила Маня. – Ну, те которые бродят под Москвой?

– И не только, – поправил ее Кир, со все возрастающим удивлением глядя на бородатого крепыша. – В Крыму, да всюду, где есть пещеры, шахты, тоннели… А здесь?

Алекс сказал, что он имеет в виду диггеров Уинстенли, мелкого торговца, разорившегося и пошедшего батрачить, в результате чего его просквозилонасчет земли, свободы и бедняков и он основал колонию на горе святого Георгия.

– И чего хотели эти ребята?

– Вернуть землю всем.

– «Пора вернуть эту зе-э-э-э-млю себе», – проблеял Кир. – Типа колхозники? Когда это было?

Алекс ответил, что во времена Английской революции.

– Ну, тогда простительно, – сказал Кир. – Так ты что, типа председатель колхоза? Арендуешь эту гору?

– Хотел бы я ее арендовать, – признался Алекс.

– Она называется тоже… как-нибудь так?

–  Егорова.

– Что, в самом деле? – спросил Кир.

– Да, такое совпадение, – проговорил и сам слегка озадаченный Алекс.

– Какой-нибудь местный герой? Активист-колхозник? Партизан?

– Грабор, – сказал Алекс.

– А, так он и есть админ горы? – догадался Кир.

– В общем, да. Это мой друг.

– Тот парень… – начала Маня, – с грандиозной шизой?.. То есть, ну в смысле… – Маня наморщила лоб. – И «Томми» вырос из ничего, из дурацкого десятиминутного распева. Но… это был Пит Тауншенд.

– Не боги горшки обжигают, – сказал Алекс.

– Так ему удалось что-то сделать?

Алекс покачал головой. Маня хотела что-то спросить, но промолчала.

– Аффтар мог бы писать определеннее, – забормотал Кир, утыкаясь в книгу. – У него явный Астма Язык. «Вепрям и рыбам счастье»? «Меняют города, но не меняют колодец». «Созерцай скулы…»! «От летящей птицы оставшийся голос». Да это какие-то приколы, бНОПНЯ, крокозябра, как будто ошибка при преобразовании из одной кодировки в другую. «Молния пугает за сотню поприщ, но она не опрокинет и ложки жертвенного вина»! Дождь был, но без молнии, и где тут жертвенное вино? Или любое другое? Бутылочка «Изабеллы», я бы не отказался. А ты, подруга? Или от упаковки пива. «Благоприятен юго-запад». А река, куда мы пойдем, в какой стороне света?.. На севере?.. Мм… Надо еще сходить на родник. «Проникновение… Ограничение… Радость… Подъем… Сочетание… Бездна… Сияние… Жертвенник…» Нет! Это Астма Язык! Тут нужен перевод. Для меня это как будто китайский в русской транскрипции. Ну вот, номер айнц. «Творчество. Изначальное свершение; благоприятна стойкость». Как будто когда-то она может быть не благоприятна! «В начале девятка. Нырнувший дракон. Не действуй! Девятка вторая. Появившийся дракон находится на поле. Благоприятно свидание с великим человеком!» По-моему это всегда неплохо, встретить Муссолини или Маринетти, поболтать о текущем моменте. Но при чем тут дракон? «Девятка третья. Благородный человек до конца дня деятелен; вечером он осмотрителен, точно в опасности. Хулы не будет!» Ну да, разумно, пожалуй. «Девятка четвертая: Точно прыжок в бездне. Хулы не будет!» Кто не рискует, не пьет шампанского? «Девятка пятая. Летящий дракон находится в небе. Благоприятно свидание с великим человеком». Пластинку заело. «Наверху девятка. Возгордившийся дракон». Ха-ха! Аффтара глючит с рисовой водки, всюду драконы. «Будет раскаяние!» Конечно, будет, если обращать внимание на драконов. А при чем здесь творчество?.. Но, по крайней мере, для начала игры готов персонаж: дракон. Можно изобразить затейливые ворота и при них дракона или нескольких. Но где ключ?..

– Да у великого человека, – не выдержала Маня.

Кир зашиб на локте слепня.

– У Маринетти?

– Не знаю. Там у тебя на воротах что, свастика? И воет «Див»?

– Можно взять тему у «Лайбах». У них есть мрачный кураж. Как раз то, что надо. Айс унд ф о йе! Но каков ключ, подруга?.. А ты, как думаешь, Алексей?

– Ключ к творчеству? – переспросил Алекс. – По-моему, это и есть ключ к любой игре.

– Ви битте? Как вы сказали?

– Творчество.

– И это нужно просто понять, – подхватила Маня. – Так и во всех остальных гексаграммах.

– А, ларчик на самом деле просто открывается? – спросил Кир. – Ну что ж, это тоже фишка. Поехали дальше. Форвартс!

– Там, между прочим, есть еще и возможность переходов от одной гексаграммы к другой, минуя сразу несколько. Между ними есть соответствие, – сказала Маня, оживленно блестя глазами. – Что-то вроде «Игры в классики» Кортасара. Ну да ты его не читал.

– Вроде кротовых ходов во времени? – спросил Алекс.

– Да.

– То есть один раз подбросил кубики, попал на какую-то позицию, и пошел мотать паутину? – уточнил Кир.

– И еще учитываются предыдущая и последующая, – сказала Маня.

– А что предшествовало самой первой? – спросил Алекс.

– Шестьдесят четвертая.

Кир перелистнул страницы.

– «Еще не конец. Молодой лис почти переправился, но вымочил хвост – ничего благоприятного». Так есть удачные и неудачные гексаграммы?

Маня кивнула.

– Но любая может стать неудачной, если действовать неверно. И наоборот.

– Звучит скорее оптимистично, – ответил Кир. – Нет, в этой хрени что-то определенно есть, оказывается. Какая-то даже логика в построении. Что же ты мне раньше так толково не объясняла, Птича?

– А ты слушал?

– Я просто не думал об этом как о гейме. Да и не мой формат…

– Да не формат, а фирма! – воскликнула Маня с некоторой мстительностью. – Бренд не тот. Не те разработчики. Не та сборка.

Кир не сумел сдержать улыбки.

– Да, сборка желтая, – подтвердил он. – Но дело поправимое. Главное – креативный посыл. Прога, кажется, ничего. Изменить некоторые настройки, кое-что добавить, упростить, придумать авчик – и можно рубиться. Кстати, а мы ведь в этой сети? Онлайн. Не забыла, с чего начиналось? В какой гексе мы находимся?.. Что-то я вспоминаю: про бледного коня. А, Маня?

– Ситуация уже изменилась, – уклончиво ответила Маня.

– Да чего ты? Ну, я забыл.

– Проехали.

– По каким признакам ты поняла это? Сколько вообще длится ситуация в реальном времени?

Маня молчала. Кир посмотрел в сторону Дальней Реки, обернулся к Мане и спросил, будут ли они запрашивать добро на поход туда? Маня отрицательно покачала головой. «А, ну да, я забыл. Мы вообще-то собирались бродить по этой книжке, – начал он объяснять Алексу. – Идея Мани. Но потеряли гадательную монетку, рупии. В „Понтиаке“, на котором нас подбросил сюда… этот… мистер Уайт. А может, на озере Пяти Рупий. Мужик Уайт покатил дальше, в деревню. Мы пришлепали сюда. Короче, еще так и не приступили к осуществлению нашего проекта. Случайно оказались здесь. Именно здесь». Кир замолчал, оглянувшись, снова принялся листать книгу. «Послушай, Птич, а Уайт ведь тоже в игре? Он чем-то похож на инопланетянина в своем серебристом аппарате – „Понтиаке“. Таков его авчик». Маня заметила, что цыганщина проникла и в язык юзверей, ведь авчик – это не что иное, как аватара. Это, наверное, санскрит, возразил Кир. А санскрит – благородный язык ариев. «Значит, у тебя авчик благородного арийца?» – с улыбкой спросила Маня. Кир ответил, что он согласен выглядеть как Терминатор. Маня тут же заметила, что это Голливуд голимый. Но в исполнении австрийца, парировал Кир. Просто современный чел наполовину состоит из железа, хотя и не замечает этого. Кир и хотел бы засвидетельствовать собой в игре этот факт. «Ну, а твой авчик ясен: нечто пернатое, с индийской дудочкой в клюве».

Тут оба посмотрели на Алекса.

– Так граборы – это профессия? – спросил Кир.

– Скорее призвание.

– Ну а какой у них значок? Ружье или грабли с секатором?

Алекс усмехнулся и ответил, что это не имеет значения. Но если угодно – Иерихонская роза. Она похожа на отрубленную голову гидры Иерихонской.

– Ни фига себе крокозябра! Так грабор это типа Геракл?

– Гидру свинтил Персей, – сказала Маня. – Правда, там, кажется, не шла речь, откуда она родом… Иерихонская?

– У граборов она Иерихонская, – сказал Алекс. – Всемирная мать государственности и цивилизации сточных труб. Иерихон – первый город на земле.

– Ну, наконец, ты расшарил этот файл! – воскликнул Кир. – А я думал, может, черный следопыт? Ферштейн. Тут другой окрас. Гринпис. Зеленый Персей. Зу?.. И ты тут наблюдаешь?.. Надеюсь, мы вели себя политкорректно, герр вальдвертер?

Алекс улыбался. Ему нравились эти соседи, особенно Маня, глядящая исподлобья сине и пытливо.

– Хотя я и собирался срубить рог этой корове, – продолжал Кир. – Не руби рог священной коровы! Так бы могла называться эта гекса. А, Птича? Кажется, я начинаю шарить, как это делается. Не руби рог священной коровы. И тебе покажут источник. Изначальное свершение. Благоприятно иметь, куда выступить. Благоприятно свидание с великим человеком. И брод через великую реку. На север! Так?

– Север у китайцев не был благоприятен, – заметила Маня.

– А что у них благоприятно?

– Вообще-то, насколько я знаю, – сказал Алекс, – китайский компас был ориентирован на юг. И европейцы с большим трудом понимали китайские карты.

– Опять! – удовлетворенно воскликнул Кир. – Айс унд ф о йе! У нас свой компас, свои приоритеты. Наша стрелка показывает – кюрс нах ноорден ниимен. Изначальное свершение и всенепременное счастье и встреча с великими благородными отцами.

– Моржа-а-ми и оле-е-нями, – сказала нараспев Маня. – И великим Чучхе.

– бНОПНЯ, подруга. При чем здесь Чучхе?

– Это слишком сложная метафора для Терминатора.

– Ну, на этом севере живут лишь зимородки, цапли и бобры, – сказал Алекс. – А переправиться точно не получится. Если только вас кто-нибудь не перевезет, какой-нибудь рыбак.

– Мы все равно пойдем туда.

– Что ты заладил? – спросила Маня.

– А что?

– Ничего… Напоминает что-то.

– Что?

– Ты не читал Киплинга? Ну хотя бы мультфильм лукал?

– Киплинг? Да, у него было здоровое чувство расы. Но в его винчестерпроникли вири. Сознание слегка воспалилось. Надо бы его слегка остудить. Положить лед на голову. Почистить Касперским.

– Самого тебя надо на Колыму! – выпалила Маня. – Лучше б у тебя было чувство росы.

Кир засмеялся.

– Вот она истинная улыбка Будды.

– А разве не этого ты хочешь? Это и есть твой север и лед и вечная мерзлота с Гербигером и прочими отморозками. Пуп иерархии и традиции винтить и без суда и следствия вешать.

Алекс сказал, что знает одного северянина, который придерживается совсем других взглядов: он анархист.

– Хоббист, наверное, – предположил Кир. – В смысле, это у него хобби?.. У меня тоже есть знакомые анархо-синдикалы. Они только тем и занимаются, что омурляются пивом, спорят и слушают «Гражданскую оборону». За подвиг у них катит прочесть «Одномерного человека» или Бакунина да намалевать распылителем свой значок на заборе. Каков поп, таков и приход. Не в смысле кайфа, подруга, – сказал он, взглянув на улыбнувшуюся Маню, – а в изначальном.

– Приход может означать и озарение, – сказала Маня.

– Знаю я ваши озарения, блин. «Я сяду на колеса-а! Ты сядешь на иглууу!» Песня. «Система». А Летов большой провокатор. Поп Гапон.

– Когда он тусовался с баркашовцами, ты был другого мнения.

– Я же говорю: Гапон.

– А по-моему, он наконец врубился, – сказала Маня. – Приход ему был. Чем для пипла и ценен этот опыт. Все прошел Дохлый и врубился: червячки и мишутки, не делайте этого!

– Облажался он просто, когда зрителя замочили. Как до дела дошло, так и облажался. Синдикалы все такие. Ну и молчали бы в тряпочку. Чего тявкать?

– Я бы не сказал, что изначально анархизм был беззубым, – подал голос Алекс.

– Да он в корне беззуб, – ответил Кир, – бНОПНЯ! Что значит, безначалие? Какое-то начало было и у анархизма? И есть там свой расклад. Свои принципы. Короче, что-то главенствует? Какая-то идея? А идея всегда структурирует. Это как кристаллизация. Синдикалы выращивают хрусталь и тут же бьют хрустальные вазы. Как змея, пожирающая себя. Вот поэтому ни фига у них и не выходит.

– А мне сдается, это полезное существо для всего стада, – возразил Алекс.

– Как волк? – спросила Маня. – С хрустальными зубами?

– Махайрод, саблезубый тигр! – засмеялся Кир и закрутил топорик в воздухе.

– «Tyger Tyger, burning bright, In the forests of the night», [1]1
  «Тигр, о Тигр, в кромешный мрак/ Огненный вперивший зрак!».


[Закрыть]– продекламировала Маня.

Кир поймал топорик и снова его подбросил, закрутив еще сильнее.