Текст книги "Святая Русь (Энциклопедический словарь русской цивилизации)"

Автор книги: Олег Платонов

В 1227 Мстислав уступил Галич своему зятю венгерскому королевичу Андрею, а сам перешел на княжение в Торческ, где и умер, приняв перед смертью схиму.

О.М. Рапов

МСТИСЛАВ (в крещении Борис) РОМАНОВИЧ СТАРЫЙ (ск. 1223), великий киевский князь. Сын вел. киевского кн. Романа Ростиславича.

Мстислав княжил в Пскове, Смоленске, Белгороде, Киеве, Галиче и снова в Киеве. Был активным участником княжеских усобиц, воевал с половцами. В 1223 был одним из главных предводителей русского войска, выступившего против татар. Мужественно боролся с монголами в сражении на р. Калке. Благодаря хитрости противника был захвачен в плен и казнен татарами.

О.М. Рапов

МСТИСЛАВ РОСТИСЛАВИЧ НОВГОРОДСКИЙ (Георгий Храбрый) (ск. 14.06.1180), заслужил у современников имя Храброго, которое сохранялось ему в летописях, по своему мужеству в битвах и по особенному благородству характера, так как он всегда принимал правую сторону, когда возникали несогласия князей, и вступался за слабого против сильного, невзирая на множество врагов. В Церкви же усвоилось ему утешительное название святого по глубокому его благочестию и делам милосердия, которые не уступали подвигам его воинской доблести. В 1168 он участвовал в победе южнорусских князей над половцами.

Кн. Мстислав явил свое мужество против вел. кн. владимирского Андрея Юрьевича Боголюбского, когда тот, отдав сперва столицу южную, Киев, брату его Роману, князю смоленскому, хотел опять отнять достояние сие у Ростиславичей и велел Роману выехать из Киева. Храбрый Мстислав принял особенно к сердцу несправедливость владимирского князя и, овладев Киевом, отдал его второму брату Рюрику. Тогда вел. князь владимирский объявил Ростиславичам войну. Князь Мстислав с бесчестием выслал его посла, с таким словом к своему владыке: "Доселе мы уважали тебя, как отца, но когда ты говоришь с нами, как с слугами и людьми простыми, идем на суд Божий". Кн. Андрей послал 50000 северного войска.

К этому грозному ополчению поневоле присоединились полки некоторых южных князей. Братья Ростиславичи оставили Киев, не в силах будучи держаться против такого полчища, но Мстислав Храбрый засел, с малою дружиною, в крепости соседней – Вышгороде, которого ничтожные стены, казалось, можно было разобрать руками. Возбуждала удивление ничтожная крепость, обороняемая горстью людей, но в ней бодрствовал витязь, а в осаждающих не было согласия. Мстислав почти каждый день делал отважные вылазки против войска Андреева. Когда прибыл луцкий князь Ярослав с волынскими войсками и соединился с Мстиславом, страх напал на осаждающих. Они бросились бежать кто куда мог. Мстислав смотрел со стороны и не верил глазам своим. Наконец, подняв руки к небу, прославил он защитников Вышгорода – св. князей Бориса и Глеба. Потом, вскочив на коня, бросился с дружиной за беглецами. Неприятельский стан, обозы, множество пленных стали добычей Мстислава.

Мстислав не гордился в счастье. Он примирился с кн. Андреем и выпросил Киев для брата Романа. Роман, отправляясь в Киев, оставил в Смоленске сына своего. Смоляне возмутились против молодого князя и предложили Мстиславу Смоленск. Мстислав принял (1175) предложение, но позднее возвратил Смоленск брату. "Береги его, – сказал он Роману, – я брал только для того, чтобы сохранить тебе". Он не хотел более вступаться в кровавые ссоры князей.

Блгв. кн. Мстислав отличался нестяжательностью, щедро расточал милостыню, помогал обителям. Он не вступал в распри с другими князьями и в период междоусобиц стремился к миру, довольствуясь малым.

Вскоре вече Новгородское обратилось к сильному дому князей смоленских и стало звать к себе храброго Мстислава. Долго не соглашался витязь идти княжить там, где прежде него не ужились два старших брата, Рюрик и Роман. Довольствуясь быть щитом родовой своей области и дорожа тем, что дал ему Бог, он, чуждый всякого честолюбия, отвечал новгородцам: "Не пойду от братьев и от своей отчины". – "А мы разве не твоя отчина?" – возразили новгородские послы и умолили его прийти на княжение. Радостно зашумел вольный город, когда явился к ним Мстислав (1179). Его встретили с крестами и иконами и с восторгом внимали его присяге в храме Софийском: блюсти Великий Новгород. Скоро загремел голос кн. Мстислава на вече, и собрались дружины: двадцать тысяч воинов стало под хоругвь князя. Тогда же он вышел против хищных эстонцев, которые пред тем осаждали Псков и не переставали грабить пограничные места. Мстислав прошел с опустошением страну их до моря, взяв множество пленных и скота.

Но не много уже дней оставалось ему временной жизни. Внезапно поразил его жестокий недуг и приковал к одру болезни. Чувствуя приближение смерти, велел князь нести себя в церковь, приобщился Божественных Тайн и в тот же день скончался.

Возрыдал по нем весь Великий Новгород: "Зачем не умерли и мы с тобою, князь славный, сотворивший толикою свободу Великому Новгороду". Плакала по нем и вся Русская земля, и, по свидетельству летописи, не только его дружина, но и самые иноплеменники долго не могли забыть доблести его. И прибавляет летописец еще о благоверном князе Мстиславе: "Он был роста среднего, лицем красавец, а душа его была еще лучше. Щедро расточал он милостыню, помогал обителям. Был храбр и мужественен; он желал умереть за землю Русскую. Когда приходилось освобождать пленных у язычников, он говорил: "Братья! Если умрем за христиан, очистимся от грехов". Он не собирал ни золота, ни серебра, но раздавал то дружине своей, то церквам за свою душу".

Св. князь Мстислав был погребен в Новгородском Софийском соборе, в приделе в честь Рождества Пресвятой Богородицы. По описанию 1634 "мощи его нетленны, а рука ему правая выспрь".

Память его празднуется 14/27 июня.

МСТИСЛАВЕЦ Петр Тимофеевич (ск. не раньше 1579), типограф, соратник первопечатника Ивана Федорова. Совместно в 1564-65 они издали в Москве первую русскую датированную книгу – "Апостол-тетр" и два Часослова. В 1568 переехали в Заблудов, где напечатали "Учительное Евангелие" (1569). После издания этой книги Петр Мстиславец расстался с Иваном Федоровым.

МСТИСЛАВСКИЕ, княжеский боярский род в Русском государстве XVI-XVII вв. Потомки сына Гедимина Явнутия, имели в Литве фамильное имя – Ижеславские. Михаил Иванович (ск. ок. 1536), женатый на дочери кн. Ивана Мстиславского, в Русско-литовской войне н. XVI в. дважды переходил на сторону России и дважды отъезжал обратно (последний раз в 1515). Его сын, Федор Михайлович (ск. 1540), прозывавшийся по матери Мстиславским, выехал в Россию в 1526 и получил в удел Юхоть (сохранившуюся во владении Мстиславских вплоть до пресечения рода), а также Малый Ярославец, Каширу, Кременск и Мышегу (видимо, вскоре отобранные). Был женат на родной внучке Ивана III и племяннице Василия III – Анастасии. Иван Федорович (ск. 1586) – видный политический и военный деятель эпохи Ивана IV, впервые упомянут в 1547 как рында, в 1549 (возможно, и в 1548) – боярин. Возглавлял Казанский поход 1552 и походы в Ливонию 1559-60. После введения опричнины в 1565 совместно с кн. И.Д. Бельским был поставлен во главе земщины. После смерти Ивана IV в 1584 входил в состав регентского совета, но уже в 1585 в результате борьбы с Б.Ф. Годуновым подвергся опале, был пострижен и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, где и умер. Имел двоих сыновей. Василий Иванович (ск. 1582) боярин с 1577. Федор Иванович (ск. 12 февраля 1622) – видный русский политический и военный деятель 2-й пол. XVI – н. XVII в., крупнейший светский землевладелец (в 1613 имел ок. 50 тыс. десятин), боярин с 1576. Опала отца в 1585 на нем не отразилась. После смерти царя Федора Ивановича в 1598 его имя называлось среди претендентов на царский трон, чему способствовали родственные связи Мстиславских с угасшей династией. Во время борьбы Б.Ф. Годунова с Лжедмитрием I возглавлял правительственные войска. В царствование самозванца занял очень высокое положение, но в мае 1606 участвовал в заговоре против него. В 1606-07 – активный участник военных действий против войск И.И. Болотникова на всех этапах восстания. После свержения В.И. Шуйского возглавил т.н. семибоярщину, участвовал в выработке и подписании договора 17 августа 1610 об избрании Владислава, сына Сигизмунда III, русским царем. Участвовал в заключительных заседаниях Земского собора 1613. При царе Михаиле Федоровиче оставался виднейшим сановником. С его смертью род Мстиславских пресекся.

В. Назаров

МУДРОСТЬ, одна из семи человеческих добродетелей в православном смысле, соединение истины и блага, высшая правда, слияние любви и истины, высшее состояние умственного и нравственного совершенства, знание добра и зла.

В византийской книге "Стефанит и Ихнилат", появившейся на Руси в XIII в. и полюбившейся русским людям, говорится: "Мудрому следует держаться трех вещей: во-первых, пострадав, хорошее углядеть и дурное в том, что явилось причиной, – и за добрым следовать, дурного же избегать; затем осознать, что действительно зло, что добро, и, наконец, рассчитать, что случится потом".

"Мудрый муж, – говорится в "Поучении отца сыну" (XI в.), – разумным и мудрым друг, а неразумным Бог; большое это богатство – добрый ум". Эта же мысль проводится в "Молении" Даниила Заточника. "Мудрый человек – умный друг, а неразумный – недруг. Лучше мне слышать угрозы мудрых, нежели наставления глупых... Нищий мудрый – как золото в грязном сосуде, а богатый человек глупый – как шелковая наволочка, соломой набитая".

Понятие мудрости хорошо освещено в сочинениях Л.Н. Толстого. Мудрость, считает он, есть знание вечных истин, приложимых к жизни. Не думай, что мудрость представляет собой свойство только особенных людей. Мудрость необходима всем людям и поэтому свойственна всем людям. Мудрость в том, чтобы знать свое назначение и средства исполнять его. Нет таких положений и нет таких незначительных дел, в которых не могла бы проявиться мудрость. Свойство мудрого человека состоит в трех вещах: первое – делать самому то, что он советует делать другим, второе – никогда не поступать против справедливости. И третье – терпеливо переносить слабости людей, окружающих его. Мудрость в том, чтобы знать, какие знания самые нужные. Из всех же знаний самое нужное – знание того, как жить хорошо, то есть жить так, чтобы делать как можно меньше зла и как можно больше добра.

О. Платонов

МУЖ, в понятиях Святой Руси одна из сторон в благодатных отношениях брака как таинства любви (Иоанн Златоуст). "Отношения мужа и жены в христианском браке строятся по образу Христа и Церкви" (св. Климент, Тертуллиан). Вступая в брак, муж принимает на себя всю ответственность за жизнь, здоровье и благополучие жены и детей. Подобно Христу, который принял мучения за свою Церковь, муж должен быть готов положить свою жизнь за жену и детей. Муж не должен останавливаться ни перед какими мучениями и даже смертью, если это нужно для блага жены. "Я считаю тебя драгоценнее души своей", – говорит муж жене у Златоуста. Совершенная брачная мужская любовь, испрашиваемая в православном чине обручения, есть любовь мученическая, и глубокий смысл заключается в том, что в православных храмах в чин венчания входит церковная песнь "Святии мученици" (С.В. Троицкий).

О. Платонов

МУЖЕСТВО, одна из семи человеческих добродетелей, означающих стойкость в беде и борьбе, духовную крепость, доблесть, храбрость, отвагу, спокойную смелость в бою и опасностях, терпение и постоянство.

Мужество особо почиталось на Руси. Это качество было крайне необходимо русским людям в тех тяжелейших условиях, в которых им чаще всего приходилось жить. В понимании коренного русского человека лучше умереть, чем погрешить против мужества. Смерть не страшна, если ты стоишь за праведное дело, и, уповая на Бога, не погибнешь. В древнерусском сборнике "Пожелание праведного спасения" говорится: "Сын, избегай и распри, но, коль поединок случится, не заслужи позора в мужестве своем: ни жизнь и ни смерть не бывают без пользы, а выйдешь с честью из боя – честь и обретешь". Та же мысль проводится и в Поучении Владимира Мономаха: "Смерти, дети мои, не страшась, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, какое вам Бог пошлет; никто из вас не повредится и не убьется, пока не будет от Бога повеления".

"Мужество есть великое свойство души; народ, им отмеченный, должен гордиться собой", – писал Н.М. Карамзин, а М.В. Ломоносов восклицал: "Дерзайте Отчизну мужеством прославить!"

Многим коренным русским людям мужественность была врожденна, закаляясь в тяжелейших испытаниях. Мужество воспитывалось изо дня в день в упорном сопротивлении трудностям. "Самое трудное, – писал В.А. Сухомлинский, мужество повседневности, многолетнего труда. Найди себе идеал мужества и неотступно следуй ему".

Истинное мужество немногоречиво: ему так мало стоит показать себя, что самое геройство оно считает за долг, не за подвиг (А.А. Бестужев-Марлинский). Природная смелость есть та глыба драгоценного мрамора, из которой страх вырабатывает величественную статую мужества. Не тот мужествен, кто лезет на опасность, не чувствуя страха, а тот, кто может подавить самый сильный страх и думать об опасности, не подчиняясь страху (К.Д. Ушинский).

О. Платонов

МУЖЧИНА (мущина, муж, мужик), в понятиях Святой Руси воспринимался в состоянии возмужалости, зрелого возраста, женатый. Главное его качество мужество, стойкость в беде, борьбе, духовная крепость, доблесть, храбрость, отвага, готовность положить свою жизнь за Веру, Царя и Отечество.

"Домострой" требует от мужчины быть строгим, справедливым, честным, любить свою жену, но не давать ей власти над собой. Без жены мужчина не считался настоящим мужчиной, не мог заводить своего дома, иметь права голоса на общинном сходе или вече. Неженатый оставался в доме родителей и мог быть всегда наказан розгами отцом.

Женатый мужчина считался полным государем в своем доме, ему принадлежало последнее слово во всех делах, хотя самим домашним делом управляла государыня, его жена.

В своем личном "государстве" мужчина-домохозяин, по словам историка В.В. Колесова, был носителем духовного чина, то есть порядка, обеспечивая дом экономически и воспитывая его обитателей нравственно, согласно заповедям Нового Завета. Право мужчины было обеспечено его христианским долгом: воспитание не только буквально как питание, но и как общее духовное руководство. При этом главным основанием и решений, и действий мужчины-государя являлась его совесть. Мужчина-домохозяин отвечал за души своей жены и детей перед самим Богом на Страшном Суде ("Домострой").

О. Платонов

МУЗЫКА РУССКАЯ (см. также: Пение церковное), вокальная и инструментальная музыка (последняя, вероятно, чаще всего как сопровождение, а затем уже и как замена первой) были известны русским славянам уже в глубокой древности. На это указывают многочисленные русские обрядовые песни, несомненно ведущие свое начало из языческой старины, и свидетельства, рассеянные в сказках и других произведениях народной поэзии. В сказках упоминаются чудесные рога, вызывающие своими звуками многочисленную рать, гусли-самогуды, заставляющие плясать леса и горы и наводящие волшебный сон, обличительница дудка-жалейка, сделанная из надмогильного тростника или из кости злодейски убитых юноши или девушки, и т.д. В былинах также упоминаются гусли-звончаты, игрой на которых занимаются не только гости богатые, вроде Садко, но и богатыри, как Добрыня Никитич, Чурила Пленкович, Соловей Будимирович, Ставр Годинович; говорится и о профессиональных музыкантах-инструменталистах, игроках, гудочниках, о мастерах-певцах, вроде Василия Буслаевича. Эти зачатки вокальной и инструментальной музыки не были самостоятельным приобретением наших предков, но представляли собой наследие, вынесенное ими из еще более древней, общеславянской, или праславянской, эпохи. Доказательством этому служит тождество известных природных (не заимствованных) музыкальных терминов в славянских языках: глагол "петь" и разные производные образования от его корня (песня, петел и т.п.) свойственны всем или почти всем отдельным славянским языкам. О существовании у праславян инструментальной музыки свидетельствует также ряд общеславянских названий музыкальных инструментов: свирель, сопелка, пищаль, дуда, труба, гусли, струна, смычок.

С начала русской истории до сер. XVII в. профессиональными представителями светского музыкального искусства являются у нас "веселые молодцы, люди вежливые, очестливые, веселые ребята скоморохи". Откуда явились на Руси эти бродячие "умельцы", часто бывшие в одно и то же время и певцами, и музыкантами, и мимами, и танцорами, и клоунами, и авторами-импровизаторами исполняемых произведений – до сих пор еще не выяснено; сама этимология слова загадочна. Одно из его объяснений указывает на византийское происхождение скоморохов, не обошедшееся, конечно, без южнославянского посредства. В Византии были целые дружины актеров, танцовщиков, придворных певчих, которые во время торжественной царской трапезы (напр., во время приема русской княгини Ольги) занимали и потешали пирующих. Существует даже известие, что во времена византийского императора Константина Багрянородного (X в.) придворными музыкантами служили славяне, любовь которых к музыке отмечается греческими летописцами еще в VI в. Возможно, что и с Запада рано попадали к нам изредка тамошние скоморохи жонглеры и шпильманы (последнее слово встречается уже в памятниках XIII в.; переделкой его является русское шпынь – насмешник, балагур, шут, слепой нищий – певец, откуда шпынять – насмехаться, язвить, бранить). Этим, быть может, объясняется сходство скоморошеского платья с латинским, т.е. западноевропейским, отмечаемое в XIII в. летописцем Переяславля-Суздальского. Случайные западные влияния едва ли, однако, могли равняться по силе более широким и постоянным византийским. Древнейший образ, в котором являются у нас скоморохи, – это "гусельники", играющие на своих "звончатых" или "яровчатых" (т.е. яворовых) гуслях, поющие песни, а иногда и пляшущие, одетые в особое скоморошье платье и ходящие поодиночке или целыми толпами-товариществами. Они – желанные гости на свадьбах, народных праздниках и сборищах, пирах княжеских и частных; их охотно зазывают к себе в дом любители их искусства, несмотря на поучения и запрещения духовных пастырей. Древнейшее историческое свидетельство о гусельной игре на княжеских пирах встречается в летописи под 1015. Там же (в житии Феодосия Печерского) находим описание пира у великого князя киевского Святополка Ярославича, где игумен Феодосий увидел многих "игрецов", "овы гусльми гласы испускающе", "органьныя гласы поюще", "инем замарьныя писки гласящем и тако всем играющем и веселящемся, яко-же обычай есть пред князем". Замечание Феодосия: "Будет ли так на том свете?" – заставляет князя прекратить веселье. Очевидно, что в XI в. "игра", т.е. музыка и пение, были "обычной" принадлежностью княжеского двора на Руси, как и тогдашнего сербского царского двора. На старинной фреске Софийского киевского собора, относимой к XI в., есть изображения таких "игрецов" на флейте, на длинных трубах, на струнных инструментах, вроде арфы и гитары, и на тарелках, причем флейтист и тарелочник изображены в то же время и пляшущими. Есть в летописи и данные о существовании военной музыки: во время похода Святослава в Болгарию "пойде полк по полце бьюще в бубны, и в трубы, и в сопели"; в "Сказании о Мамаевом побоище" рассказывается, что перед началом битвы "начаша гласы трубные от обоих стран сниматися". По-видимому, количество музыкальных инструментов находилось в известном отношении к численности войска. Так, в летописи количество войска у князя Юрия Владимировича определяется числом знамен (30), труб и бубнов (140). В описании междоусобицы Новгорода с Владимиром (1216) указывается, что первый выставил в поле 60 труб, а второй 40 труб и 40 бубнов. Музыка (исполнявшаяся, конечно, скоморохами) долго была непременной принадлежностью царского двора, особенно на свадьбах. На свадьбе Михаила Федоровича, как "государь пошел в мыльню, во весь день и с вечера и в ночи на дворце играли в сурны и в трубы и били по накрам". Котошихин свидетельствует (в 1660-х), что на царских свадьбах, "на царском дворе и по сеням играют в трубки и в суренки и бьют в литавры". Алексей Михайлович первый отказался от этого обычая, соблюдавшегося "на прежних государских радостях", и "накрам и трубам быти не изволил, а велел государь в свои государские столы, вместо труб и органов и всяких свадебных потех, петь своим государевым певчим дьякам... строчные и демественные большие стихи". Это настроение не было продолжительно; музыка опять является при дворе, и ей отводится широкое место в ряду прочих увеселений. Так, в сентябре 1674 был при дворе большой пир, на котором "великого государя тешили и в арганы играли, а играл в арганы немчин, и в сурны и в трубы трубили и в сурепки играли, и по накрам, и по литаврам били во все". Бояре также заводили у себя скоморохов. Скоморошеские забавы нередко примешивались и к церковным обрядам, В определениях Стоглава (1551) указывается на участие в "мирских свадьбах" "глумотворцев и органников и гусельников и смехотворцев", поющих "бесовские песни". Вследствие этого Собор запрещал "скомрахом и глумцом" ходить "к венчанию ко святым церквам". Участники "пещного действа" "халдеи" – на улицах вели себя как скоморохи. Митр. Даниил в своем поучении (в сер. XVI в.) говорит, что "суть нецыи от священных, иже суть сии пресвитери и диакони, иподиакона, и четци и певци, глумяся, играют на гуслях, в домры, в смыки". С сер. XVII в. скоморошество благодаря разным законодательным мерам стало падать: бродячие скоморохи постепенно исчезают, а оседлые превращаются в музыкантов, актеров, балетных танцоров и т.д. Пережитки бродячих и добровольцев скоморохов долго продолжали существовать в виде сказителей былин на севере, кобзарей-бандуристов на юге, народных дударей, гудочников-скрипачей (у белорусов сельский скрипач назывался "скоморохой"), балалаечников, лирников и др. Древнейшим музыкальным инструментом скоморохов являлись гусли – струнный инструмент, родственный нем. Hackebrett, цитре и т.п. В позднейшее время (XIV-XV вв.) гуслями назывался аналогичный струнный инструмент, близкий к древнему псалтирю или псальтериуму и, вероятно, заимствованный с Востока или из Византии, а еще позже (в XVIII в.) – клавирообразные многострунные цимбалы, и позднее изредка встречающиеся в захолустных уголках. В н. XVII в. появляются у нас указания на употребление цимбал. Затем в старинных песнях и памятниках упоминаются трубы (по всей вероятности, прямые, как на киевской фреске XI в.), бубны (старинные бубны, кажется, отличались от современного бубна и были близки к позднейшим накрам) и сопели. Впервые мы находим упоминание об этих трех инструментах в приведенном выше летописном известии о военной музыке кн. Святослава в его болгарском походе. Бубны упоминаются также в житии Феодосия (XI в.) и в "Слове о Задонщине". Несколько позже (XV в.) встречаются указания на существование волынки; другое ее название – коза или (более древнее) козица. В XVII в. встречаются упоминания о домре. В XVIII в. домра исчезает, вытесненная балалайкой (первично – двухструнной), которая, вероятно, представляет собой некоторое видоизменение малой домры. Впервые балалайка упоминается в 1715, в описании шутовской свадьбы князя-папы. Смычковый трехструнный инструмент гудок (или его еще более древний и простой прототип) восходит еще к праславянской эпохе. В народной русской песне гудок является в такой же обстановке, как и гусли. "Гудосьники", которые "вси в гудки играют", упоминаются в былинах; существует песня, где идет речь о срезании трех березовых пруточков прохожими скоморохами с целью сделать из них три гудка. Рядом мы встречаем другой термин для обозначения смычкового инструмента – старославянское смык (скрипка, гудок). У нас смыки, в значении смычкового инструмента, упоминаются не ранее XVI в., в поучении митр. Даниила и в "Стоглаве" ("и гусли, и смыки, и сопели, и всякое гудение"). Изображение скомороха, играющего на гудке, находим у Олеария.

В н. XVII в. находим указания и на употребление у нас на пирах теперешней малорусской лиры. Измененное у нас имя лиры было рыле (рыль), рылеи, рели. Остальные смычковые инструменты явились у нас в XVIII в., и к древнерусским инструментам не могут быть отнесены. К числу второстепенных древнерусских инструментов принадлежали также: варган – полудуховой, полуударный инструмент, в который дули ртом и ударяли пальцем, и ложки медный ударный инструмент, имеющий форму обыкновенных ложек, рукоятки которых увешаны бубенчиками. Кроме перечисленных выше инструментов, употреблявшихся главным образом профессиональными музыкантами (скоморохами, военными и дворцовыми "игрецами"), предки наши обладали рядом доморощенных или сельских духовых инструментов, сохраняющихся в употреблении и доселе. Таковы: дудка, или свирель (из полого ствола какого-нибудь растения или древесной коры), пастушеский рожок разной величины (из бересты или дерева, обмотанного берестой, теперь нередко из жести), двойная дудка жалейка, или сиповка.

Песня во всей ее этнографической неприкосновенности составляет главную незыблемую основу русской самобытной национальной музыки; она своими резкими особенностями придает ей индивидуальность, неподражаемый характер и те существенные черты, которые выделяют ее из прочей музыки Европы, ложатся в плоть и кровь русского композитора и не стушевываются никакими условиями теории музыкальной культуры. Особенности русской песни выражаются прежде всего в ее мелодии, ритме, ладе и гармонии. Мелодия чрезвычайно своеобразна: при своих контрастах, протяжности или крайнем оживлении, она не отличается плавностью и легким, свободным течением, но движется нередко скачками, напр, на кварту, притом всегда диатонически, не заключая в себе вводного тона минора; по протяжению она скорее коротка, чем длинна. Замечательною особенностью ритма, непривычною для иностранца, является его несимметричность. Так, размер песни нередко бывает в пять и семь долей, причем различные размеры часто меняются на коротком расстоянии; напр., вполне возможно чередование двухдольного с трехдольным и пятидольным размером и т.д. Сюда же относится и другая особенность песни, несимметричное сложение тактов; напр., сложение по пяти тактов или по три меняется со сложением по четыре, по два и т.д. Гармония песни, сопровождающая мелодию, не допускает ни септимы, ни хроматизмов и состоит преимущественно из простых трезвучий. Следовательно, укладывание гармонии русской народной песни в рамки определенного мажора или минора совершенно к ней неприменимо, а между тем в эту ошибку впадали многие аранжировщики и гармонизаторы русской песни, а равно и составители песенных сборников, искажавшие хроматизмами даже самую мелодию. Так поступали все лица, имевшие дело с русской песней, начиная от Прача до ближайших предшественников М.И. Глинки. Причины ладовой конструкции русской песни и близость ее гармонии к церковным тонам, несомненно, исторические и зиждутся на прочном водворении основ греческой церковной музыки в России, начиная с IX в.; пение же греческой церкви было ладовое. Не будет, однако, противоречием, если мы подметим в некоторой части русских песен характер и колорит восточный, в силу коих диатонизм мелодии несколько нарушается введением в ее строение увеличенных интервалов, напр., увеличенной квинты и в особенности увеличенной секунды. Такая кажущаяся аномалия опять имеет свое историческое объяснение: она вытекает из постоянного общения русского народа с пограничным востоком. Вот почему вполне понятно введение нашими талантливыми русскими композиторами в их музыку восточного элемента и тщательная разработка его музыкальной поэзии, что сделано впервые с неподражаемым искусством Глинкой в его "Руслане и Людмиле".

История церковно-православного пения играет важную роль в истории русской музыки вообще, ибо на его древних музыкальных принципах построена национальная русская музыка. К сожалению, в ее развитии произошел по историческим причинам, более всего в период татарского владычества, застой, и потом с течением времени, в XV и XVI вв., эти коренные принципы стали отодвигаться и забываться, и таким образом наша церковная музыка уже не могла оказывать должного влияния на развитие музыки светской. Отчасти забвению подобных церковных музыкальных догматов содействовало и установление в XVII в. многоголосного, или партесного, пения, хотя украсившего музыкальное искусство, но заимствованного из музыки западноевропейской. Наконец, во 2-й пол. XVIII в. православное церковное пение, как и музыка в России вообще, подпало новому влиянию, итальянскому, так как все наше музыкальное искусство вверено было попечению выписанных из Италии композиторов. Русская коренная песня, как выражение народной безыскусственной поэзии и иллюстрация различных ее форм – былин, сказаний, стихов и пр., вытесненная пришлым наносным элементом, постепенно стала вымирать или заглушаться, и ее распространители: гусляры, скоморохи, слепцы-кобзари, бандуристы, лирники и пр. – со своими инструментами мало-помалу делались достоянием исторического прошлого. Значительному успеху православных песнопений (см.: Пение церковное) содействовали Бортнянский, Березовский, Ведель, Дегтерев, Турчанинов и др., хотя лишь в указанном выше смысле, а позже А.Ф. Львов, заслуга которого еще более заключается в переложении всего церковного обихода, т.е. древних распевов и напевов, на гармонические голоса. Впрочем, вся существенная черновая работа этого труда была выполнена его компетентными сотрудниками: Воротниковым и Г.Я. Ломакиным. Во всяком случае во 2-й пол. XIX в., несомненно, заметно постепенно развивающееся стремление к восстановлению в православных песнопениях духа и музыкальных принципов древней русской церкви. В этом направлении стали работать с непрерывною энергией, талантливостью и знанием дела современные русские композиторы: Римский-Корсаков, Балакирев, Чайковский, Аренский, Азеев, Смирнов и мн. др.

С XVIII в., идя в музыкальной области по западному пути, начертанному Петром I, российские монархи Петр II, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна и Екатерина II и их подданные, в своем увлечении Европой, отошли далеко от русской народной традиции и продолжили дело европейской музыкальной цивилизации в России. После попыток Петра I устройства театров в Москве и С.-Петербурге для распространения здесь комедийного искусства, в последующие царствования, начиная с Анны Иоанновны, широкий доступ получила в Петербурге итальянская опера, а позже и французская оперетка, заполонившие собой сердца и вкусы образованного класса. Если при Елизавете Петровне в конце ее царствования как будто созревает некоторая потребность в русском элементе, и в русской опере в частности, то причину того отчасти можно искать в природном сочувствии императрицы к народным крестьянским песням и хороводам, а также в некотором влиянии гр. А.Г. Разумовского, выходца из народа, но впоследствии ближайшего друга и советника императрицы. Как бы то ни было, но нарождение первой русской оперы произошло в царствование Елизаветы Петровны.