355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Оден Дар » Интерлюдия (ЛП) » Текст книги (страница 10)
Интерлюдия (ЛП)
  • Текст добавлен: 20 января 2022, 22:02

Текст книги "Интерлюдия (ЛП)"


Автор книги: Оден Дар



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)


 Глава 21

Прошлая ночь была волшебной. После чудесного ужина, танцев под Ella, Billie, Shirley, Carmen и заключительного танца под Майкла Бубле и Иван Линс «Wonderful Tonight», мы с Джулианом провели несколько часов, занимаясь любовью. В отличие от большинства наших совместных ночей, прошлая ночь была нарочито медленной. Как будто мы хотели остаться в этом моменте навсегда, забыв, что наше время вместе было ограниченно.

Я провожу день, думая только о своём романтическом мужчине, переживая каждую секунду и каждую минуту прошлой ночи с ним. И мне неприятно это признавать, но я так глубоко влюбилась в него, что теперь думаю, не сон ли это. Несмотря на то, что мне поручили сочинить инди-триллер, всё, что я могу придумать – это навязчивые любовные композиции, напоминающие песню Селин Дион. Я смеюсь про себя и знаю, что полностью потерялась. Я отчаянно влюблена в него. Человек, который дал мне так много любви, также будет тем, кто отнимет её.

Я всё ещё чувствую каждый дюйм Джулиана внутри себя. Он в своём офисе в нескольких кварталах от пентхауса, но я по-прежнему ощущаю его запах. Я всё ещё ощущаю его вкус. Я вдыхаю каждое воспоминание о последних нескольких неделях. Как и мои любимые кадры из фильмов, я запечатлеваю каждое изображение и знаю, что они всегда будут со мной.

Не в состоянии выполнить какую-либо реальную работу, я пробираюсь к столу Джулиана. Он прекрасен. Стол из ясеня гладкий и современный, с очень чистыми линиями. На нём только одна вещь – аккуратно помещённая в серебряную рамку фотография меня с Магпи на коленях, сделанная на скамейке в Вашингтонском парке. В нескольких футах от его стола стоит картотечный шкаф. Среди стопки книг лежит фотоальбом в тёмно-коричневом кожаном переплёте, который привлекает моё внимание. Не могу припомнить, когда я в последний раз пересматривала его. Наверное, у бабушки. Кажется, что все фотографии теперь оцифрованы. Ими делятся через файлы, по электронной почте, через FB, через Shutterfly, через Instagram, но я не помню, чтобы когда-нибудь прикасалась к настоящему фотоальбому. Зная, что Джулиан не будет возражать, я протягиваю руку к кожаному альбому и гадаю, что там внутри.

Когда двери на террасу открыты, я устраиваюсь поудобнее на диване. Моё сердце делает сальто назад при воспоминании о том, как Джулиан не так давно врывался в меня, словно сумасшедший, на этом диване. Слушая на заднем плане одного из любимых исполнителей Джулиана, Стинга, я чувствую себя как дома. Когда звучат первые ноты «Englishman in New York», я улыбаюсь, думая об англичанине, в которого влюбилась. Выпив бокал Рислинга с сыром и крекерами, я открываю фотоальбом.

Прямо на меня смотрят мои собственные миндалевидные зелёные глаза.

Я пытаюсь сдержать слёзы, вспоминая момент, когда была сделана фотография. Мне только что исполнилось пятнадцать, и бабушка с дедушкой настояли на том, чтобы отпраздновать мой день рождения поездкой в Майами с Кейнами.

Я всегда ненавидела праздновать свой день рождения. Это напоминает мне о моей потере.

Я осталась одна в Tides Hotel, пока мои бабушка с дедушкой и старшие Кейны были внизу у бассейна. Кэролайн, не поддерживая моё желание остаться в номере, пошла по магазинам Оушен-авеню. Я лежала в постели, абсолютно ничего не делая, эгоистично не желая праздновать с семьёй и друзьями, когда Джулиан яростно постучал в дверь моего номера. Я просто хотела, чтобы этот день закончился.

В то время Джулиан был тихим двенадцатилетним мальчиком. Даже с разницей в возрасте мы были близки. Друзей у него было немного, и, по правде говоря, я знала, что ему нравится моё общество. И мне нравилось быть с ним.

– Лина, Лина, я не уйду, пока ты не откроешь дверь!

Такое поведение было необычным для Джулиана. Он всегда был спокойным ребёнком.

Наконец, после трёхминутного слушания его мольбы, я наконец открыла дверь.

Передо мной стоял невысокий мальчик с коробкой кексов.

– С днём рождения, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.

– О, Джулиан. – Не в силах злиться, я улыбнулась, прежде чем осторожно обнять его, убедившись, что кексы не упали.

Проглотив несколько кексов, я всё ещё не хотела покидать комфорт своего гостиничного номера. Тем не менее, я собиралась пообщаться с одним из моих любимых людей на земле. Странно, как воспоминания могут изменить нашу точку зрения. Казалось бы, пятнадцатилетней девочке неловко тусоваться с мальчиком помладше. Но в Джулиане всегда было что-то такое, что не делало его странным. Он был умнее и взрослее большинства детей моего возраста. Он всё читал, всё смотрел, всё впитывал, как губка. Редко случалось, чтобы он чего-то не знал. Более того, мне было просто комфортно с ним. Он ничего от меня не хотел. Он просто хотел быть со мной.

– Лина, пойдём со мной. Давай просто выйдем из комнаты. Мы все приехали сюда, чтобы быть с тобой. Давай просто прогуляемся по пляжу. – Джулиан был взрослым для своего возраста. Более того, он был прав. Я была эгоисткой. Мы вышли из Tides Hotel и направились к пляжу через дорогу.

Я вспоминаю тот день и вспоминаю, как впервые рассказала кому-то о своём стремлении стать кино-композитором. Когда я рассказал Джулиану о своей мечте стать следующим Эннио Морриконе, он просто сказал:

– Я буду болеть за тебя.

Я упоминала, что Джулиан был крошечным двенадцатилетним мальчиком? Камера, висевшая у него на шее, казалась слишком большой для его маленькой фигуры. Цифровой фотоаппарат был рождественским подарком от матери. Он любил прятаться за ней и фотографировал всё подряд. До сих пор я не понимала, что была его любимой темой.

Я всегда стеснялась фотографироваться. Но почему-то фотографии передо мной говорят об обратном. Я смеюсь. Показывая зубы. На фотографиях я чувствую лёгкость. Я счастлива, беззаботна и с кем-то, кто мне дорог. На следующей странице я запечатлена дремлющей на Парк-авеню, семьсот сорок, с нотной тетрадью в руках.

Хорошо.

Я переворачиваю страницы альбома и не могу поверить своим глазам. Вся фото-книга содержит мои фотографии. Это больше, чем фотоальбом. Это альбом из вырезок. Некоторые из них – фотографии, а некоторые – вырезки, сделанные всего несколько месяцев назад. Вырезки включают в себя фотографию двухлетней давности, на которой я получаю свою первую и единственную премию «Золотой Глобус» за лучший саундтрек к фильму.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь понять всё, что передо мной. На заднем плане играет Police «Every Breath You Take». Сталкерская песня. Как уместно. Пролистывая каждую страницу, меня переполняют разные эмоции. Приподнятое настроение. Гнев. Печаль. Путаница. Тонны воспоминаний захлёстывают меня. Меня поражает, что после всех этих лет я почему-то всегда была с ним. Он всё это время наблюдал за мной. Дело было не только в моей карьере.

Как же так получилось, что за всё это время он ни разу не связался со мной? И всё же он всегда знал, что я делаю. Я смотрю, как моя жизнь разворачивается передо мной с помощью альбома. Есть даже фотография выпускного вечера в колледже. Как ему удалось заполучить её? Я уверена, что даже мои бабушка и дедушка не слышали о Джулиане после всех этих лет.

Я провожу, по крайней мере, полтора часа, изучая альбом, читая вырезки, о существовании которых даже не подозревала; ошеломлённая временем и усилиями, которые, должно быть, потребовались для создания этой книги. Моё сердце тает от осознания того, что Джулиан, должно быть, заботится больше, чем я думаю.

Но тут меня пронзает острая боль. Чем он занимался все эти годы, пока собирал сувениры из моей жизни? В Интернете о нём нет ничего, кроме его деловых отношений в качестве Дж. С. Резерфорда. Что касается его личной жизни, то её не существует. Его прошлое – полная тайна не только для мира, но и для его нынешней возлюбленной. Я могла бы спросить мисс Пендлтон, но, зная, в чём заключается её преданность, она никогда ничего не расскажет.

Близость затуманила мой разум. Мы были близки так, как я и представить себе не могла. Он кончил мне в рот. Он коснулся моей девственной дырочки. Его беспощадный язык коснулся каждого дюйма моего тела. Может быть, я просто бредила, полагая, что удивительный секс равен знаниям.

Почему его прошлое – такая тайна? Всё, что я знаю – это та, информация, которую он предлагал во время наших бесед. Какую-то во время постельных разговоров. Какую-то во время еды. А что-то было сказано вне дома.

Что мой возлюбленный отчаянно пытается скрыть?

Почему Джулиан до недавнего времени отказывался меня видеть? Я могла понять его желание покинуть город, который напоминал ему о смерти матери, но что могло заставить его расстаться с нашей дружбой на все эти годы?

Просидев несколько часов в его домашнем кабинете и выпив полбутылки вина, я засыпаю на диване, сжимая обеими руками кожаный альбом.

– Дорогая, – шепчет он мне на ухо. Это ощущение его нежных поцелуев и его восхитительный аромат избавляют меня от сна. Когда он утыкается носом в мою шею, я вдыхаю его. Он так хорошо пахнет.

Без сомнения, я ошеломлена.

–Джулиан. Когда ты вернулся домой? – Слово «дом» легко сорвалось с моих губ.

Взглянув на свои старинные чёрные часы, он говорит.

– Семь минут назад.

– Семь минут? – повторяю я.

– Да. – Он снова нежно целует меня в лоб. – Глядя, как ты спишь, у меня перехватило дыхание. – Он смотрит на меня в течение короткой секунды, прежде чем сказать: – Мне нравится возвращаться домой к тебе. – Его взгляд опускается на альбом, лежащий у меня на животе. – И, ты нашла книгу, – на его красивом лице появляется улыбка.

– Да, ты не шутил, когда говорил, что восхищаешься мной издалека.

На лице Джулиана появилась нерешительность.

Мне следовало подождать, прежде чем затрагивать эту тему.

Должно быть, со мной действительно что-то не так. Меня совсем не пугает, что он преследовал меня все эти годы. Вместо этого я чувствую себя польщённой и очарованной. Наверное, если бы он не был потрясающе красив, до смешного умён и так талантлив в спальне, я бы сбежала несколько часов назад.

Я криво улыбаюсь ему, и моя рука тянется к его щеке, проводя большим пальцем по шраму, просто чтобы заверить, что его преследование меня не беспокоит.

О, Джулиан, если бы ты только мог впустить меня. Дать мне кусочек твоего сердца.

Забрав у меня фотоальбом, он быстро кладёт его на стол. Вместо того, чтобы ответить на моё последнее заявление, он меняет тему.

– Чем бы ты хотела заняться сегодня вечером?

– Ну, поскольку ты, кажется, знаешь всё о моем прошлом, я бы хотела, чтобы ты поделилась своим. Думаю, пора, Джулиан. Я долго не выдержу. – Его обычно яркие глаза затуманились.

Прошлой ночью, я верю, что было обещание, но в этот момент между нами только расстояние. Я жду ответа, но не получаю его. Неловкость заставляет меня отступить, и я больше не настаиваю. Вместо этого мы ведём себя так, как будто последних нескольких минут вообще не было.

Мне действительно следовало подождать.

Мы спускаемся вниз, и на кухонном островке стоит еда из «Balthazar». И все же ни одного слова не сорвалось с наших губ. Только звук открывающихся контейнеров, откупоривание бутылки вина и наше дыхание. В какой-то момент мне нужно точно знать, что произошло после всех этих лет. Я знаю, что он получил степень магистра, владеет несколькими успешными компаниями, процветает в сфере недвижимости, является успешным кинопродюсером и, цитируя его: «Самым интровертным капиталистом в округе».

Но расскажет ли он когда-нибудь, почему он отсутствовал четырнадцать лет?

Впервые за несколько недель наша совместная трапеза проходит в неловком молчании, и только Карл Дженкинс «Stabat Mater» звучит на заднем плане. Я играю со своим жареным цыплёнком и картофельным пюре, не в силах съесть еду перед собой. После того, как Джулиан съедает свой собственный утиный пастуший пирог, я беру его тарелку вместе с моей недоеденной едой и несу их в раковину, чтобы сполоснуть.

Со спины он обхватывает руками мою талию руками. Наклонившись к моему уху, он говорит:

– Пожалуйста, оставь их. – Я оборачиваюсь, и мне так много хочется спросить. Но вместо этого я следую его примеру, когда он берёт меня за руку, соединяя наши пальцы по пути в библиотеку.

Мы сидим рядом, соприкасаясь коленями. Вместо того чтобы смотреть прямо перед собой, я поворачиваюсь к нему лицом. Я изучаю лицо Джулиана; оно непроницаемо, загадочно, как и его прошлое.

Мужчина, которого я люблю, тоже незнакомец.

Только отрывки из биографии Дж. С. Резерфорда помогли составить краткую биографию человека, в которого я влюбилась. Знаю, что важно. Джулиан щедр, умён, честолюбив, обладает безумными навыками любовника. Но я жажду узнать больше. Внутри меня тоже есть эмоции, которые должны утихнуть.

Почему он ушёл так внезапно? Как я могу забыть все эти годы попыток сохранить дружбу, которая значила для меня целый мир? Как я могу забыть, что он покинул меня?

Я не хочу упоминать о том, что за эти годы отправила ему несколько писем, которые остались без ответа. Или отчаянные звонки и электронные письма, на которые так и не ответили. Вспоминать о них было бы бесполезно.

Этот момент с ним – всё, что имеет значение. Однако любопытство по-прежнему одолевает. Потребность знать усиливается. Чтобы он ни рассказал, не помешает мне любить его.

Мои мысли прерываются, когда он сжимает моё колено, прежде чем подойти к бару и налить стакан редкого виски Ямазаки.

– Не хочешь выпить?

Я поджимаю губы и качаю головой.

Он задерживается у бара, повернувшись ко мне спиной. Через несколько минут Джулиан делает глоток коричневой жидкости.

Наконец, подойдя к тому месту, где я сижу, я замечаю его тревогу. Усевшись рядом со мной, он одним глотком допивает виски.

– Ты действительно хочешь знать? – спрашивает он, прежде чем нежно поцеловать мою руку.

Я киваю.

– Я делаю все, что в моих силах, чтобы поделиться тем, что собираюсь открыть, – тихо говорит Джулиан, глядя в пол.

Пожалуйста, откройся мне.

Я не говорю ни слова, потому что одно слово может изменить его мнение. Песня Карла Дженкинса на заднем плане затихает, позволяя мне сосредоточиться на человеке передо мной. Человек, чьи тайны я отчаянно хочу узнать. С нежностью он приподнимает мой подбородок указательным пальцем, призывая посмотреть ему в глаза. Вот оно. Его окутывает тоска.

Тяжёлая тишина заполняет эту огромную комнату.

Он опускает голову, его трезвый взгляд устремлён в пол, но он не в состоянии скрыть своё горе.

– Ты захочешь уйти от меня и возненавидишь. Но ты заслуживаешь знать. – Его обычный уверенный голос дрожит, когда его глаза фокусируются на старинном персидском ковре.

Его жизнь полна тайн, а эта – серьёзная.

Взяв его за подбородок, я поднимаю его голову обеими руками и смотрю прямо в его страдальческие глаза.

– Джулиан, ничто, я имею в виду, абсолютно ничто в этом мире не заставит меня ненавидеть тебя. Ты это понимаешь?

Одинокая слеза падает на его щеку, и он кивает. Вытирая слёзы, я протягиваю руку к стакану, который он держит. Я смотрю на пустой стакан, мечтая, чтобы там было что-нибудь выпить, что-нибудь, что поможет снять напряжение, пока я готовлюсь к тому, в чём он собирается признаться.


 Глава 22

Минуты кажутся часами, пока я жду, когда мужчина, которого я люблю, откроется. Слышно только наше дыхание, но молчание Джулиана оглушает меня. Каждая секунда проходит, как долгие ночи – ночи, когда ты умоляешь, чтобы появился свет.

Впусти меня, Джулиан, впусти, тихо молит моё сердце.

– Пожалуйста, Джулиан. Пожалуйста, – умоляю я вслух, пока сердце равномерно бьётся.

В этой интимной обстановке Джулиан наконец раскрывает свою тайну.

– Мой отец убил маму.

Моё сердце замерло.

У меня отвисает челюсть, а рука инстинктивно тянется к груди. Моё тело внезапно сковывает холодом, и на меня накатывает адреналин.

Кажется, что наши сердца перестали биться во время этой минуты молчания.

Глубоко вздохнув, Джулиан продолжает:

– Я был свидетелем всего этого. Я мог бы остановить его. Я мог бы спасти маму. Но застыл.

– Что? – Я не могу понять его признания, мой разум всё ещё не в состоянии разобрать его слова. – Я … Я не понимаю.

Его самообладание пошатнулось, он сжал руки в кулаки. Невообразимое горе наполняет его глаза.

Мы не шевелимся, не в силах произнести ни слова, позволяя признанию постепенно закипать.

Требуется секунда, чтобы наконец осознать всю серьёзность происходящего. Я закрываю глаза, стараясь не заплакать. Когда я наконец открываю их, Джулиан сжимается в комок, прежде чем обхватить ладонями лицо.

Утешение – вот всё, что я могу ему предложить. Я начинаю нежно гладить его по спине, как делала это в детстве.

Он по-прежнему молчалив, и я не знаю, сможет ли он признаться до конца.

– Джулиан, пожалуйста. Пожалуйста, не отгораживайся от меня. Это я, – настаиваю я, нарушая молчание.

Он на мгновение закрывает глаза. Приглушенным голосом он спрашивает:

– Ты помнишь тот длинный уик-энд?

Я стиснула губы и кивнула.

Я никогда в жизни не забуду тот уик-энд.

– В то утро мы с мисс Пендлтон поехали в Вестпорт. Никого не должно было быть там до раннего вечера. Я подумал, что мне будет приятно побыть одному. Ты болела и находилась с бабушкой и дедушкой. Кэролайн училась в университете. Отец был в гринвичском офисе. Мисс Пендлтон оставила меня дома и отправилась по делам, пока я спал.

Он колеблется несколько секунд, его руки всё ещё сжаты в кулак.

– Мама приехала вместе с ним.

– С кем? – спрашиваю я, боясь ответа.

– С дядей Уильямом, – говорит он и на секунду замолкает. – В доме больше никого не было. Мисс Пендлтон ещё не приехала. Я услышал крики и понял, что что-то не так. Я, ну… Я знал, что это Уильям. – Джулиан замолкает на добрую минуту, отказываясь смотреть в мою сторону. – за неделю до этого я застал маму и Уильяма в жарком споре. Он практически умолял маму, заставляя её вспомнить то время, когда они были вместе. Позже я столкнулся с мамой и сказал несколько вещей, которые… об этом я всегда буду жалеть.

Почему он решил, что Уильям – его отец?

Пока он борется со своими мыслями, я пытаюсь всё осмыслить. Я потираю виски, надеясь, что это облегчит боль от признания Джулиана. Но потом напоминаю себе, что это должно быть так же трудно для человека, которого я люблю.

Наконец я убираю руки Джулиана с его измученного лица, и первое, что я замечаю, это то, что он дрожит.

Хотя он не плачет, в глазах стоят слёзы, как плотина, грозящая прорваться.

Возьми себя в руки, Лина. Ты должна быть сильной ради Джулиана.

Я держу его за руку, поглаживая по спине. Он впервые заговорил о том дне, когда умерла его мать. Марсель упомянул, что это была спорная тема, о которой они с сыном никогда не говорили. Я молчу и наконец перестаю гладить любимого по спине. Взяв обе его дрожащие руки, я подношу их к губам.

– Когда я спросил маму о её отношениях с Уильямом, она сказала: «Это не то, что ты думаешь». Я ей не поверил. Пожалуйста, пойми, я не хотел обидеть маму. Я был зол. Мне казалось, что всё, что у меня было в жизни до этого момента, было ложью. Мама сказала, что любит меня. Она любила Кэролайн. Она любила моего отца. Она любила тебя. Она попыталась утешить меня, но я не позволил ей приблизиться. Я был придурком и сказал ей, что если она не покончит с Уильямом, то может забыть, что у неё когда-то был сын. – Джулиан смотрит в потолок, пытаясь подобрать слова. – Не думаю, что мама поняла, что я находился в Вестпорте. Иначе Уильяма там не было бы. Они кричали. Чёрт, я всё ещё слышу её яростный голос. Я побежал вниз. Когда я добрался до гостиной, Уильям уже целился в маму. Я не мог понять его слов. Чёрт, я застыл. – Он делает паузу. – Я, чёрт возьми, застыл. Мама умоляла меня не приближаться. Я не мог защитить её. Всё произошло так быстро. И Уильям … Уильям, блядь, застрелил мою маму.

Неудержимые слёзы текут по лицу Джулиана. Я вытираю его щеку тыльной стороной ладони правой руки, в то время как моя левая рука по-прежнему соединена с его дрожащими руками.

– Уильям повернулся ко мне. Мама ещё двигалась, и всё, чего я хотел – это подойти к ней. Но он держал пистолет, целясь в меня. Он держал пистолет направленным прямо на меня. Его последние слова были: «Я не могу без неё. Прости, сын», – прежде чем приставить пистолет к своей голове. Я не знал, что делать. Я подошёл к телу мамы, она ещё дышала, умоляя меня позвонить отца. Её последними словами были: «Марсель всегда будет твоим отцом. Я люблю тебя».

– Мисс Пендлтон вбежала в дом через несколько минут после второго выстрела. Не знаю, что бы я делал, если бы её там не было. Она сделала всё. Она попросила меня не раскрывать, что я присутствовал в доме в это время. Мисс Пендлтон защищала меня все эти годы. Правду знают только отец и мисс Пендлтон. Даже Кэролайн не знала. Она умерла, так и не узнав, что произошло в тот день. И хотя его единственный брат убил жену, отец хотел защитить Уильяма. Он знал, что это сделает с Алистером. И что ещё важнее, он не хотел, чтобы мамина память была запятнана. Даже после того, что она сделала, отец любил её. – Джулиан уставился в потолок, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза, прежде чем признаться: – Этот грёбаный ублюдок назвал меня своим сыном.

Я снова потираю висок, пытаясь переварить признание Джулиана. Каким-то образом он знает, о чём я собираюсь спросить, прежде чем успеваю сформулировать слова.

– Я никогда не говорил отцу, что Уильям назвал меня своим сыном. Лина, он никогда не узнает.

Я киваю и молчу, пытаясь взять себя в руки ради мужчины, которого люблю.

– Уильям был моим грёбаным биологическим отцом. Этот долбаный ублюдок… С таким же успехом я мог сам нажать на курок. Я убил свою маму. Если бы я не подтолкнул её к встрече с ним… она… она до сих пор была бы жива. Должно быть, она знала, что Уильям неуравновешен. Я не мог спасти её. Я не мог защитить её. Я застыл. Что это говорит обо мне? Я чёртов трус. – Джулиан тихо плачет.

От откровения о том, чем Джулиан поделился со мной, у меня мурашки бегут по спине. После всех этих лет, после всех этих кошмаров и похороненных тайн я молюсь, чтобы он почувствовал облегчение от того, что наконец-то поделился секретом, который так долго хранил внутри. Быть свидетелем смерти матери не от руки дяди, а от руки отца. Выяснить личность своего биологического отца. Поверить, что он спровоцировал смерть матери. Потерять женщину, которую он любил больше всех. Скрыть гнусное преступление, совершенное в собственном доме.

Эмоциональное расстройство, которое он испытывал все эти годы, вызывает боль в моей груди. Боже, ему тогда было всего тринадцать.

Он прерывает мои мысли.

– Как ты можешь хотеть быть с грёбаным трусом? Как ты можешь хотеть быть с сыном убийцы? Неужели ты не понимаешь? Трус не заслуживает того, чтобы знать тебя, не говоря уже о том, чтобы любить.

– Тише, Джулиан, – шепчу я, прежде чем взять его убитое горем лицо в свои руки, изо всех сил стараясь убедить его, что его признание ничего не меняет.

– Я мог бы спасти её.

– Нет, Джулиан, тебе было тринадцать. Он был болен и вооружён. Ты ничего не мог сделать.

– Вооружён или нет, я должен был спасти её. Я разрушил все наши жизни. – Он на секунду задумывается. – Я сделал всё, чтобы быть рядом с тобой. Я держался от тебя подальше все эти годы, потому что я недостоин тебя… Но я больше не мог оставаться в стороне. Годы терапии не вернули меня к жизни. Только ты. Только ты, Лина. Я понял, что больше не могу жить без тебя. Неужели ты не понимаешь? Всё, что я сделал. Всё, что делаю… это все из-за тебя. Я хочу быть достойным тебя. Достойным твоей любви. – Джулиан медленно кладёт голову мне на колени, и я начинаю проводить пальцами сквозь его густые тёмные волосы. Слёзы, дремавшие более четырнадцати лет, текут по его щекам. Он не сдерживается, и я вижу, что он, наконец, понимает, что признание имеет больше смысла, чем он когда-либо думал. Я наклоняюсь вперёд и собираюсь поцеловать его, когда он шепчет: – Это всегда была ты. Только ты. – Я смотрю на него, мой храбрец, и вместо того, чтобы поцеловать его в губы, я сцеловываю солёные слёзы с его щеки. Время движется. Я продолжаю ласкать волосы Джулиана, пока он засыпает у меня на коленях.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю