Текст книги "Граничный Орден. Стрела или Молот (СИ)"

Автор книги: Н.В. Сторбаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Это когда ж от золянки мёрли-то? – возмутился Сморкало. – Любой же знает, что надо отвар го́речника попить. Да и без него ничего, только дольше с чёрным языком проходишь.

– А вот чужаки мрут! Откуда ж им про горечник-то знать?

– Еще был такой случай…

Дальше Адриан не слышал, уснул, а более привычные Молоты и Сморкало, которого и топором не вырубить, продолжали гулять, забыв о причине попойки.

* * *

Снова потянулись пустые дни. Карницкий сидел в колчанной, пил чай, листал «Ведомости», где раз в неделю появлялись заметки о Граничном Ордене, на первый взгляд безобидные. Например, в последней какой-то ушлый доброхот разузнал, сколько людей в отделении Ордена без упоминания конкретного города, сколько лошадей, как часто Стрелы ездят на поездах и так далее, а потом подсчитал, в какую копеечку это встает городу каждый месяц. И деньги выходили немаленькие по меркам отдельного человека. А в конце заметки автор ехидно задавал вопрос: неужто и впрямь Орден приносит такую пользу, что ему стоит платить столь солидные суммы? Хотя на ту же пожарную службу казна тратит никак не меньше, а на городскую роту – в десятки раз больше.

Да, Граничный Орден неплохо зарабатывает на добыче руды в Срединном хребте, но эти средства уходят на питомники, на изготовление оружия, на исследования магии и амулетов, на снабжение тех орденцев, что живут при государевых дворах. А содержание отделений полностью ложится на городскую казну. Карницкий не знал, было ли так задумано с самого начала, на Шестимирном соборе, или сложилось впоследствии, но это казалось вполне разумным.

Хотя нет, вызовы всё-таки были, но какие-то пустячные. И всякий раз Адриан дергался при упоминании своего прозвания. Ведь теперь ему нужно решить: стрелять в человека, который лично ему, Карницкому, ничего дурного не сделал, или нет. Хорошо быть таким, как Заяц: ни мук совести, ни дурных мыслей; хотя, как оказалось, порой задуматься бывает и не лишним.

Попаданцы бывают разные. Приходят и телами, и душами, и не всегда совместно. А ведь всякий знает, что чужаки горазды на всякие хитрости и вечно что-то удумывают. Вот и идут в Орден люди, которые углядели что-то непривычное в соседе или знакомом. Обычно-то по пустякам не ходят, но всегда находятся особо храбрые и дотошные.

Например, Марчука и Карницкого кликнули из-за вдовы-купчихи, которая заподозрила неладное в своем ухажере.

– Не мог мой соколик меня забыть! – сыпала крупными слезами дородная краснощекая баба. – Надысь только руки мне лобызал, в жены звал, Спасовым знаком клялся… А нонеча позабыл меня, мимо прошел и хоть бы взгляд бросил!

Адриан не был искушен в делах сердечных, но даже он понимал, что дело тут, скорее всего, не в мерзкой иномирной душонке, а в обычном разладе меж возлюбленными. Может, купчиха поскупилась на подарки соколику, а тот решил ее наказать невниманием? Потому, записав за вдовой ее имя, имя соколика и места их проживания, Карницкий поднял взгляд на старшего и спросил:

– Пойдем или так закроем?

Марчук, не сказав ни слова, направился к выходу.

Два дня убили на эту купчиху! И все ради чего? Чтоб узнать, что соколик ее нашел другую голубку, моложе и щедрее прежней, что вовсе не удивительно. Адриана поразила доскональность Марчука. Тот не только поговорил с самим зазнобой, а также людей, что накоротке знались с купчихою. Выспрашивал, не поменялись ли вдруг привычки у соколика, вдруг он вместо сладкого чаю крепкий попросил налить, не разучился ли шейный платок повязывать, не забыл ли дорогу до службы. Даже исхитрился сравнить его почерк до охлаждения к купчихе и после. Не случилось никаких перемен в молодом повесе, окромя смены полюбовницы.

Лишь после этого Марчук закрыл дело, и Орден направил купчихе бумагу, где вежливо опроверг ее обвинения и поблагодарил за бдительность.

Карницкий подумал, что Аверий развел столь бурную деятельность только ради обучения, чтоб, значит, младший смог воочию узреть, что и как нужно делать при таких вызовах. Но и Молоты, и пара опрошенных чернильников в один голос заявили, что Марчук всегда поступает ровно так же, невзирая на наличие или отсутствие питомца.

Дней через шесть после купчихи в колчанную ворвался командор отделения. У Адриана упало сердце. Неужто опять что-то серьезное?

Впрочем, Молчан на сей раз выглядел спокойнее, чем тогда.

– Болт, из Поборга помощь запросили, хотят пятерку Молотов и пару опытных Стрел. Как по мне, жирно им будет, так что отправлю Чехоню, кого-то из молодых и тебя с питомцем. Что думаешь?

– Надолго? Что там стряслось?

– В письме немного сказано. Там же Путило главный, а он бумаге не доверяет. Мор у них в деревне, ее оцепили, но, судя по всему, иномирец ушел. Один Стрела у них уже ищет, а остальные либо в застенках после дел отсиживаются, либо по другим вызовам бегают. У нас же тихо пока. Поезд в Поборг вечером отправляется, еще успеваете.

– Ладно, – согласился Марчук. – Пойду кой-чего прихвачу. Пусть карету орденскую готовят.

Еле дождавшись ухода командора, Адриан выскочил вслед за старшим, бросился в свою комнату, наскоро собрал саквояж и выбежал во двор. Там уже стояли Молоты, в том числе и Чехоня. Карницкий буркнул приветствие и отвернулся. Он до сих пор не мог смотреть на Чехоню, который так равнодушно убил Крылатого. Даже не засомневался, не переспросил у Марчука, не дал вознести мольбу к Спасу, если иномирец верил в него.

А вот старшего Молота ничего не смущало. Он громко поздоровался с Карницким и добавил:

– Ну, дай Спас, в этот раз бумагомарания будет поменьше. Да, малой?

Адриан ничего не ответил, но понял, что поездка будет не из приятных. Сначала в карете до железной станции трястись, а потом в поезде всю ночь провести с Молотами в одном отсеке каретного вагона. Впрочем, Чехоня уснул, едва поднявшись в поезд, второй Молот почему-то побаивался Марчука и помалкивал, так что Карницкий сам не заметил, как задремал, прижавшись головой к стеклу.

Проснулся Адриан от яростного скрипа замедляющегося поезда. Проснулся и вспомнил, по какому поводу они ехали в Поборг. Мор! А это похуже огненных девочек и дальнострельных пистолей. От оружия и магии хоть как-то можно оборониться, на худой конец, убежать, а как убежать от дурного воздуха? Вдруг будет, как с маменькой? Мало того, что умираешь, так и еще и столь неприглядной смертью, с испачканным исподним.

На Поборгской станции Марчука с Карницким уже ждала надежная карета с орденским знаком на дверце, и еще полдня они ехали до нужной деревни. А там нынче было людно. На дороге заслоны, солдаты с длинными ружьями, на которых грозно поблескивали трехгранные штыки. Унтер-офицер прохаживался рядом с заслоном, то и дело поглядывая в сторону селения. От Ордена там был всего один человек, худенький парнишка с первыми неаккуратными усиками, которые он явно растил, чтоб казаться старше. А выглядело скорее нелепо, будто он отрезал прядь волос с головы, причем не со своей, и прилепил на верхнюю губу.

Карету со старопольскими орденцами он встретил радостно, подбежал к дверце, сам открыл и застыл перед ней, мешая выйти. Чехоня мощной лапищей отпихнул юнца и вышел, с кряхтением разминая поясницу.

– Добрались наконец. Ну, чего тут у вас? Где народ-то? Неужто молча помирает? Или через лес по-тихому бежит?

– Нет. То есть да. Не совсем, – засуетился юноша. – Я Паник Куликов, утром прибыл из Белоцарска, а вы, значит, из Старополья?

– Вот что, Паня, кликни нам старшого. Пусть растолкует, что от нас надобно!

Марчук кашлянул, перебивая Чехоню.

– Паник, ты из магов, верно?

– Да-да! – закивал юнец.

Карницкий уставился на невзрачного и нелепого Паню, пытаясь разглядеть в нем магические способности. Почему у какого-то Пани они есть, а у благородного Адриана их не нашлось ни капельки?

Адриан помнил, как три лета назад в питомник приехали люди аж из самого Срединного хребта, чтобы определить, если ли у кого из воспитуемых необычные дарования. И все знали, что счастливцы даже с малой толикой магии отправятся на обучение в самое сердце Ордена, да и потом им дадут хорошее жилье в столичном городе, и посылать будут лишь на сложные вызовы, где замешаны иномирные маги.

Проверяли по-всякому. То нужно было углядеть что-то необычное в простой вещице, то влить силу в пустой амулет, то повлиять на огонь свечи или каплю воды. Адриан честно старался, смотрел и так, и сяк, пыжился над амулетом, сверлил взглядом свечу, но ничего не вышло. Напоследок мужик из приехавших, с густой курчавой бородой и взглядом многолетнего пропойцы, положил руку на лоб Карницкого, подождал чуток и качнул головой. Не подходит.

Да, в питомнике говорили, что этот мир не богат магией и какими-то потоками, потому отыскать мага почти невозможно. Лишь единицы обладают хоть каким-то сродством с чудесными силами, и то, чаще всего, лишь в чем-то одном. Кто-то умеет видеть те самые потоки и угадывать магические предметы, принесенные чужаками, кто-то может вливать силу в амулеты, превращая их из грубоватого украшения в подобие щита, кто-то умеет творить чудеса. И, увы, Карницкий оказался не из их числа, а жидкоусый Паня как раз из таких.

– Стрела приказал оцепить деревню, никого не выпускать, при попытке прорыва стрелять на поражение, сам же выспросил приметы чужака и уехал, – сказал Паня. – Здешние Молоты приглядывают за лесом и речкой, а так все выезды перекрыты.

– Как выглядят хворые? Как распознали? – спросил Марчук.

– Да это неважно! Я полагаю, что мор вызван магическим воздействием. Но отсюда не могу разобрать, что именно послужило толчком. Мне нужно пройти за заслон, – маг указал на деревню, – а эти не пускают. Мол, не было указания кого-то пускать. Как думаете, мне лучше поехать в город к командору отделения? Или вы объясните ротному, что мне нужно туда пройти? Иначе зачем вообще звать мага?

Марчук пристально посмотрел на юношу, отчего тот отступил на шаг и растерялся.

– Чехоня, пройдись-ка кругом, поговори с Молотами, разузнай, что тут да как. Офицер! Есть ли место, откуда видно сельчан? Может, где трупы лежат поблизости?

– Это вам лучше с другой стороны зайти. Тут тихо. Весь народ туда сбежал!

Карницкий встал на подножку кареты и вгляделся в деревню, до которой полверсты было от заслона. Здесь, видать, последнюю неделю жара стояла, да такая, что трава пожухла и пожелтела. Близ леса всё зеленое, но чем ближе к домам, тем желтее и суше. А людей и впрямь не было видно. Ни людей, ни скота, ни пичуг каких.

– Объехать можно?

– Только напрямую, через деревню, а пускать никого не велено. Быстрее пешком обойти!

– Значит, здесь от Ордена только маг и Молоты? Ни командора, ни Стрел нет?

– Ну а чего тут зря торчать? – хмыкнул унтер-офицер. – Чужак-то удрал давно. Худо вы работаете, граничники.

Отвечать на грубость Марчук не стал, махнул Карницкому и поспешил в обход, по еле заметной свежепроложенной тропе, которая угадывалась лишь по примятым травам. Несколько раз пересекшись с подгорскими Молотами и махнув перед ними орденским знаком, Аверий с Адрианом выбрались на опушку с другой стороны. Там и впрямь было намного оживленнее.

Солдаты открыто целились в людей, что стояли в десятке шагов от заслона. Карницкий взглянул на сельчан и вздрогнул. Там стояли живые скелеты, тощие, изможденные, с сухой морщинистой кожей, хотя у некоторых женщин одежда, ленты и платки указывали, что это не столетние старухи, а юные незамужние девицы на выданье. Среди стоящих были и дети, больше похожие на низкорослых старичков. И никто не плакал, не голосил и не рыдал. Наверное, потому, что у них попросту не было сил. Были и такие, кто лежал, растянувшись на блеклой траве, то ли уже мертвые, то ли при смерти.

– Марчук и Карницкий из Старопольского отделения! – представился кому-то Аверий.

Адриан, заглядевшись на несчастных сельчан, забыл обо всем на свете. Что же это за хворь такая, которая будто вытягивает соки из людей?

Сбоку раздался выстрел. Карницкий подпрыгнул на месте, оглянулся, боясь увидеть мертвого человека, но увидел, что солдат подстрелил лишь паршивую тощую псину, которая хотела пробежать через заслон.

– Может, их покормить хотя бы? Протолкнуть им котелок с кашей? – негромко сказал Адриан.

– Не, без толку, вашбродь, – отозвался пожилой солдат, стоявший поблизости. – Это не голод, а хворь. Иначе б собаку давно съели. Да и мычание то и дело из деревни слышится, значит, есть у них чего пожрать.

– Как узнали о чужаке? Кто рассказал? – продолжал спрашивать Марчук.

Адриан посмотрел, с кем беседует его старший, но это был всего лишь кто-то из военных.

– Не знаю. Граничники нам не докладывают. Сказано, никого не пускать ни туда, ни оттуда. И всё.

Марчук взглянул на хворых буквально раз и поспешил обратно. Карницкий за ним. В лесу они столкнулись с Чехоней, и тот на бегу поведал, что будто бы чужака в деревне-то и не видели. Местный грамотей уклад знает, блюдет, жарник у них есть. Так что, может, хворь сама собой случилась? Просто люди стали чувствовать себя хуже, слабели, теряли аппетит, спать начали помногу. Особенно худо приходилось тем, чьи дома ближе к закатному концу. В крайнем доме все так и померли, слегли разом – и всё. И скотина с ними. Кто-то догадался, что тут дело нечисто, и поехал в город, сначала к приказам. Власти засуетились, послали кого-то из лекарей. Орден узнал не сразу, но, услыхав новости, отправил Стрелу на всякий случай, а посланца – в застенки, чтоб не бегал с хворью по городу. Что вызнал Стрела, никто не знает, но он уехал, сказав, чтоб перекрыли деревню.

– Надо повидаться с тем посланцем. Он как, еще не помер?

Чехоня лишь пожал плечами.

В Аверия будто бес вселился, он ничего толком не говорил, только бегал туда-сюда вокруг деревни. И зачем они вообще тут нужны, если чужака вроде и нет, а если и есть, его уже здешний Стрела ищет? Тогда ведь только и остается, что ждать. Ждать, пока вся деревня вымрет, и сжечь. Да, жаль их. Но лучше одна деревня, чем целая губерния! Разве не так должен мыслить орденец?

Но Марчук ждать не хотел, он с ходу сел в ту же карету, что их сюда привезла, и потребовал отвезти его к подборгским орденским застенкам.

– Карницкий, Куликов, со мной! – коротко бросил он. – Живо!

Снова бессмысленная поездка. Адриан уже изрядно устал, проголодался и хотел хоть ненадолго остановиться, чтоб передохнуть и прийти в себя.

Темница в Поборге мало чем отличалась от Старопольской. То же каменное здание без окон и с обширным подвалом, такой же бледный и мрачный лекарь, который осматривал орденцев, возвращающихся с вызовов.

– Мне к сельчанину с хворью! – с ходу ткнул орденским знаком Марчук.

– Там он, внизу. Только открывать нельзя и к двери близко не подходить!

– Знаю!

Внизу Марчук распахнул зарешеченное оконце на двери и приблизил лампу.

– Эй ты, подойди-ка сюда! Как здоровье? Слабость? В сон клонит? Лучше стало или хуже, как в город приехал?

В неровном свете Адриан разглядел вполне обычное, не иссохшее лицо мужика.

– Лучше, ваша милость. Говорил уже, что здоров, выпускайте, ан нет, не пускают. Без вины в темнице держат.

– Чужака видел?

– Откуда, ваша милость? Сроду в Хлюстовке их не было. Грамотей-то наш уклад кажное лето нам сказывает, страхи всякие от них, от чужаков! Разве ж мы без понятия?

– Кто в крайнем доме на западе жил? На закатной стороне.

– Так ведь Игошка Малой, ваша милость. И жёнка его, ребятенков, поди, пять либо шесть.

– И что тот Игошка? Каков был?

– Да какой… как все. Землю пахал, скот держал, свистульки хорошо из липы резал, переливчатые. Со всей Хлюстовки к нему за свистунами бегали. А он и не гнал, садился и прям сразу вырезал. Не пил почти. Простой. Больше и припомнить-то нечего.

– А перед тем, как хворь напала, он ничего чудного не делал? Мож, из дома не выходил или гостей перестал привечать?

– Да не, ваша милость. Выходил, здоровья желал, мелюзгу не гонял. А, баба моя удивлялась, что с их двора дым не шел, будто жёнка Игошкина стряпать перестала вовсе. Мож, они как раз и прихворали тогда.

Марчук кивнул, захлопнул оконце, не слушая возмущенные крики сельчанина, и пошел к выходу.

Дело о благих намерениях. Часть 2

На обратном пути, когда Карницкий совсем потерялся и не знал, куда и зачем они едут на сей раз, Марчук вдруг заговорил.

– Паник, ты уверен, что там дело в магии?

Юный маг вздрогнул, дернул себя за волоски над верхней губой и неуверенно сказал:

– Н-нет. Надо вблизи глянуть. Я не очень далеко вижу. И так глаза слабоваты, в двадцати шагах лица разглядеть не могу, и магические токи тоже… только вблизи.

– Если ошибаешься, то можешь подхватить хворь и помереть. И даже если не ошибаешься, тоже можешь помереть. Ведь бывали случаи, когда через магию хворь начиналась и уже не успокаивалась, пока все в округе не вымрут.

– Поэтому вы поехали к тому, ну, в застенках? Чтоб глянуть, болен он или излечился?

– Да, поэтому тоже.

Только сейчас Карницкий начал понимать, что задумал Марчук.

После трех совместных дел Адриан решил, что разгадал нрав старшего. Будто Марчук – бесчувственный, закосневший в убийствах чурбак, готовый уничтожать и виновных, и безвинных, лишь бы попаданец не сбежал. Так думать проще! Кто еще смог бы хладнокровно пристрелить мальчишку? Или приказать убить человека, которого выслушивал три дня напролет? Адриан был уверен, что на руках Марчука есть кровь и детей, и женщин.

Стоит ли тогда стремиться к тому, чтоб стать Стрелой? Может, и впрямь лучше в чернильники? Читать о смертях гораздо легче, чем видеть их воочию, а доступ к архивам у чернильников таков же, как и у Стрел. Так стоит ли рисковать жизнью, первым встречать чужаков и лезть волку в пасть?

Да, у Стрел больше возможностей к возвышению, а значит, Стрела быстрее доберется до общего орденского архива, который хранится в главной резиденции, что укрыта в Срединном хребте. Чернильники редко переходят из одного отделения в другое, многие всю жизнь служат в том городе, куда их отправили. Но ведь есть всякие случаи! Если Карницкого-старшего вдруг хватит удар, неужто Орден не пойдет навстречу и не согласится на перевод Адриана в отделение поближе к дому? Если там Адриан разыщет сведения о том чужаке, что убил его мать, тогда ему не потребуется главный архив, а значит, и Стрелой быть не обязательно.

Но сейчас у Карницкого возникли новые вопросы. Если всё так, как он полагает, зачем Марчук мечется вокруг несчастной Хлюстовки, зачем ищет какие-то ответы? Это даже не Старополье! В Поборге, казалось, уже смирились с потерей деревни и ждут, когда же вымрут оставшиеся жители, чтоб сжечь их тела и дома.

Вернувшись в Хлюстовку, Марчук еще раз спросил у Пани, уверен ли тот.

– Для того меня сюда и вызвали, разве не так? – проблеял юнец.

– Так, Карницкий, езжай в Поборг и доложи их командору, что если он не прибудет сюда лично и не вмешается, то из-за него погибнут белоцарский маг и старопольский Стрела. И это не считая целой деревни. У него рука отсохнет писать объяснительные!

– Ав… – Адриан сглотнул, сам не веря тому, что собирался сказать, – Аверий, я с вами! Я тоже пойду.

К облегчению Карницкого, Марчук не стал уговаривать его передумать, а просто подошел к возчику и попросил того передать те же слова.

– Пятый раз в город? – возмутился тот. – Три раза уже туда-сюда гоняли лошадок. Поберечь бы надо.

– Ну и нравы у вас тут, в Поборге, – покачал головой Марчук, а потом рявкнул: – Выполнять! Орденец ты или нет? Лошадок пожалел? А деревню в сотню душ не жалко? Ты понял, что тебе сказано? Поехал! И чтоб слово в слово передал!

Возчик полыхнул взглядом, щелкнул кнутом и поехал в Поборг. Снова.

А Марчук зашагал прямо к деревянному заслону, протиснулся меж бревнами, за ним ужом ввинтился щуплый маг. Офицер опомнился, лишь когда Карницкий перехватил сумку поудобнее, повернулся боком и, едва не срывая пуговицы с сюртука, просунулся в щель.

– Куда? Нельзя! Стрелять буду!

Аверий крикнул в ответ:

– Если обратно сунемся, так стреляй. А сейчас не смей! Жди начальства!

«Что же я натворил? Что наделал? – стучало в голове у Карницкого. – Зачем полез в моровую деревню? И обратно уже нельзя, пристрелят. Я же не геройствовать в Орден пришел».

Под ногами захрустела иссохшая желтая трава, будто на дворе не червень-месяц, а свадебник. Адриан глянул на лица сотоварищей. Не боятся ли? Не жалеют ли? По Марчуку, как всегда, ничего нельзя было прочесть, абсолютно непроницаемое лицо. Паника явно потряхивало, он то и дело оглядывался, совал руку за пазуху, словно там был какой-то сильный оберег, но шёл.

Когда до крайнего дома оставалось несколько десятков шагов, маг остановился.

– Чуете? Сильно тянет!

Адриан медленно вдохнул, но никаких необычных запахов не услышал. Марчук же вынул орденский знак.

– Что-то забирает магию?

– Не магию, а питание для нее! Энергию! Некоторые попаданцы называли ее маной. Из амулетов ману высосать проще, там она в чистом виде сидит.

Карницкий вытащил сначала орденский амулет, потом отцовский. Пусто! Оба пусты. Камни поблекли и стали серыми. Столько денег – псу под хвост! Даже если купленный амулет и можно наполнить заново, это выйдет едва ли дешевле покупки нового. Самое ценное в них – та самая энергия!

– Видишь, куда тянет?

– Вроде бы в первый же дом, но надо обойти, посмотреть. Вдруг сзади откуда-то?

И всё. У Паника страх как водой смыло, осталось лишь любопытство и охотничий азарт. А Карницкого затрясло еще сильнее. Прежде он был уверен в своей неуязвимости, а теперь… Нет, не бывать ему Стрелой. Даже если каким-то чудом выживет, сразу попросит перевести в чернильники. Не нужны ему такие страсти!

Вблизи Хлюстовка выглядела как картинка из книжки с самыми страшными сказками. Ни души не видать. Вся трава иссохла, деревья облетели и пугали голыми ветками, на которых кое-где еще висели почерневшие вишни, скукоженные сливы и сморщенные коричневые яблоки. Одно такое яблоко сорвалось и звучно ударилось о крышу дома. Адриан с трудом сдержал испуганный крик. И дома… даже они потемнели и слегка искривились. Ни кудахтанья, ни лая брехливых собак, ни мычания коров, и даже мертвых тел не было видно. Тишина.

– Всё-таки отсюда, – прошептал Паник, указывая на крайний дом. – Вам лучше отойти, оно сильно тянет. Как бы и нам дурно не стало.

Марчук ответил обычным голосом:

– Вместе пойдем, мало ли что.

Вынул арбалет из заплечной сумки, неспешно взвел тетиву, наложил болт и с оружием в одной руке направился к калитке. Во дворе лежал издохший пес, и от него даже не воняло мертвечиной, настолько он иссох. Лишь шкура да кости остались.

В доме с единственной комнатой внезапно оказалось тепло, даже душновато. Карницкий пригнулся при входе, а когда распрямился, увидел и всё семейство Игошки. Дети вповалку лежали на полатях под толстым одеялом, из-под которого торчали лишь их растрепанные макушки. Казалось, что они в любой момент могут вскочить и попросить молока или каши. Мать и отец сидели на лавке, прислонившись друг к другу, и вот с ними невозможно было обмануться: слишком хорошо видны их лица с ввалившимися щеками и запавшими глазами. Черепа, обтянутые желтоватой кожей, больше похожей на пергамент.

– Вот! Вот оно! – громким шепотом провозгласил Паник. – Это оно тянет!

И указал на изящную вещицу, похожую на небольшую жаровню на трех изогнутых ножках. Впрочем, и без мага было понятно, что именно она всему виной, настолько вещица смотрелась чужеродно на грубоватом столе в небогатом крестьянском доме. Рядом с ней стоял чугунок с неведомой гущей, вокруг лежали закаменевшие куски хлеба, кривобокая глиняная миска с крупой еще больше подчеркивала тонкость и красоту иномирной поделки.

– Теплая, – сказал Марчук, протянув к ней руку.

– Надо остановить ее! Иначе она и из нас все соки вытянет! – воскликнул маг.

– Знаешь как?

– Надо посмотреть, подумать. Я же не знаток амулетов, просто вижу магические потоки, и всё. Но это вряд ли сложно! Иначе как бы неграмотные сельчане с ней управились?

Впервые с момента вступления в деревню заговорил Карницкий:

– С чего вы взяли, что они умели с этим управляться?

– Ну как же? – Паник нехотя отвел взгляд от иномирного творения. – Видно ведь, что она делает.

– Мне не видно, – грубовато сказал Карницкий. – Я ж не маг!

– Так она же и сейчас действует! Тепло чувствуешь? Это она греет. Вроде печки, только без дров, на одной мане.

– А зачем им греться? Червень же, жара и днем, и ночью.

Марчук перебил мага и ответил сам:

– Глаза-то разуй! Баба же стряпать собиралась. И тот, в застенках, говорил, что у них дым из печи не шел несколько дней. Видать, эта мажья штуковина заместо печи может жаром исходить.

– На два-три раза ей хватило магии, принесенной из чужого мира, а потом мана кончилась, и она начала тянуть ее отовсюду, куда дотянется, – пояснил Паник. – Из людей и из зверей сложнее забрать, чем из амулетов, потому она делает это медленно. Непонятно только, что будет, когда она высосет всю деревню.

– А что будет? – нахмурился Марчук.

– Либо она уснет, либо потянется дальше. Один Спас знает, когда же она остановится. Вдруг и до Поборга дойдет? Или вообще до Белоцарска!

Карницкому вдруг стало совсем дурно. Ему казалось, что эта магическая жаровня высасывает из него силы слишком быстро, уже и колени ослабли, и живот скрутило, и голова кругом пошла. Сесть бы, да некуда. Не к Игошке же с женой на лавку пристраиваться! Вот так сядешь рядышком с ними и останешься на веки вечные.

А хлипкий с виду маг бесстрашно взял иномирную вещь, покрутил ее и так и сяк, указал на плоскую пластину, прикрепленную с внешней стороны дна.

– Вот тут накапливается энергия. Можно попробовать ее оторвать, но я боюсь, тогда мы ее вообще никогда не остановим. Только бы она управлялась не словами! Мы никогда не отыщем нужные. Они ж ведь, наверное, еще из иного языка, не наши. Может, потому Игошка и не смог ее остановить, слова нужные забыл.

Паник говорить говорил, но руки его не замирали ни на мгновение. Он ощупывал бока чаши, проводил пальцами по выпуклым узорам, по изогнутым ножкам, постукивал то быстро, то медленно.

– Любая магия действует у нас странно, не годится наш мир для нее. Нас учили, что источник магии сидит либо внутри, либо снаружи.

Хлопнула дверь: Марчук вышел из дома. Адриан хотел последовать за ним, чтоб быть подальше от мерзкой магической пиявки, но постеснялся оставлять Паника одного. Да и разговор о магии ему был интересен.

– Если чужак пришел из мира с внутренним источником, то магия рвется из него сама собой. Это потому, что у нас нет никакого магического сопротивления! Салтан Будилович всегда сравнивал это с водой. Представьте, говорил он, что вы всю жизнь провели в море. Каждый знает, что в воде двигаться тяжелее: попробуйте быстро ударить кого-то кулаком под водой и увидите, что рука идет медленно, трудно, а удар выйдет слабым. А теперь представьте, что вы случайно выбрались из моря и оказались на суше. Что тогда будет? Вы будете двигаться так, как привыкли в воде, но движения ваши будут слишком сильными, резкими, быстрыми, ибо вам ничего не мешает. Вот так и магия из таких чужаков будет рваться наружу. Если в своем мире они с трудом могли зажечь свечу, то в нашем теми же усилиями они зажгут не только костер, но и спалят лес!

Теперь Паник вглядывался в узор, подняв жаровню к лицу.

– А чужакам из миров, где энергию для магии получают извне, у нас приходится туго. Там мана либо рассеяна повсюду, либо скапливается в каких-то предметах, иногда в ядрах животных, иногда в особых камнях, а иногда в магических потоках, что бегут по миру словно реки. В таких мирах люди часто используют разные амулеты для колдовства. Взять, к примеру, этот амулет! Он может служить и для обогрева, и для стряпни, при этом тебе не придется таскать с собой одеяла, дрова, огниво или спички, тебя не выдаст дым костра. Скорее всего, в том мире, откуда его принесли, этот амулет собирает ману просто так, из воздуха, из земли, из воды. У нас нет столько маны, лишь крохи того, что надобно, а работать-то надо! Вот он и пожирает деревню.

Голова Карницкого болела всё сильнее и сильнее, но он сумел продраться сквозь рассуждения мага.

– Так попаданец не хотел зла деревне? Я думал, он подкинул амулет нарочно, чтобы сгубить людей.

За спиной раздался спокойный голос Марчука:

– Кабы нарочно, мы б его так легко не нашли. На месте чужака я бы засунул его в какое-то потайное место, а то и под землю бы закопал. А он, видишь, где! На почетном месте, на столе! И Игошка с женой знали, как его оживлять. Нет, видать, чужак им подарил этот амулет и объяснил, как пользоваться. А значит, они что-то сделали ему хорошее: либо накормили, либо приютили, либо просто не рассказали грамотею и нам. Вот же добрые люди! И себя сгубили, и детей, и всю деревню.

– Вот оно!

Паник хитрым движением вывернул ножки жаровни так, чтоб они плотно обхватили чашу.

– Всё, теперь не тянет! Можно людей выпускать, а можно и оставить. Скоро им лучше станет.

– Если станет, – буркнул Марчук. – Нужно сюда снеди привезти, скот пригнать да зерно притащить. Здесь вся животина перемерла, вплоть до мышей. А овощи да крупы иссохли, возьмешь – трухой рассыпаются.

– Так пойдем к солдатам, объясним им всё! – радостно предложил Паник.

– Нас раньше пристрелят. Нет, надо ждать, пока командор поборгский приедет. Карницкий, иди к западному концу, встань на виду у солдат, но близко не подходи. Как приедет карета, кликни меня.

– А вы?

– Пойду к людям, попробую их успокоить и хоть водой напоить, что ли…

Удивительно, но как только белоцарский маг остановил иномирную жаровню, Карницкому сразу стало легче. И голова уже не болела, и живот, оказалось, урчал не из-за хвори, а из-за голода, и бодрость в теле появилась. А еще мнилось, будто дело уже закончено, осталось лишь объяснить военным и убрать заграждения.

– Стой! Стрелять буду! – крикнули Адриану из-за заслона.

Он поднял руки и прошел еще немного.

– Не подходи!

– Да я тут побуду, – отозвался Карницкий и сел на жухлую траву в двадцати шагах от солдат. – Когда орденский командор приедет, разбудите меня, пожалуйста.

– А что, исцелили деревню-то? – поинтересовался другой голос.

– Исцелили.

Адриан, не заботясь о чистоте сюртука и уместности своего поведения, растянулся прямо на земле, подложив под голову сумку. И уснул.

Проснулся от негромких голосов.

– Мож, помер уже?

– Да непохоже, вишь, не иссох, как те. Поди, и впрямь нет больше тут хвори.

– А вдруг она в ём затаилась? Обмануть вздумала? То ж от чужака хворь, тама оне всякие бывают. Нельзя пущать.

– Эй, орденец! Старополье! Подъем! – прогремел приказ.

Карницкий сел и увидел мужчину в совершенно нелепейшем наряде: купеческий кафтан был пошит из дорогой тонкой ткани, которая обычно шла на камзолы благородных, при этом полы его были длиньше, чем полагалось, из-под кафтана виднелись короткие штаны, тоже более подходящие для аристократов, но с ними в паре были не остроносые туфли, а вполне привычные грубоватые сапоги. Волосы подвиты и уложены под шляпу, а борода торчит лопатой. А еще по лицу и фигуре этот странный человек больше напоминал деревенского кузнеца, который сдуру ограбил портного и нацепил на себя всё, что нашел в сундуках.