Текст книги "Граничный Орден. Стрела или Молот (СИ)"

Автор книги: Н.В. Сторбаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Куды на ночь глядючи? – удивилась вдова.

– Живот с твоего варева пучит, пойду похожу, авось перестанет.

Обычно, как стемнеет, в деревнях жизнь замирает. Только нет-нет да и послышится смех от загулявших парней и девок, что никак не могут расстаться, ленивое перебрехивание собак да редкая ругань. И снова на Марчука накатило чувство, что он здесь не чужой. Не стоит ему никуда идти! Лучше вернуться в дом, лечь на лавку под ворчание вдовы, выждать, пока дети заснут и она слезет с печи, чтоб нырнуть под его покрывало. А ведь она придет! Сколько без мужа уже живет? Поди, стосковалась по ласкам, горемычная. А с утра она, подобревшая, затеет пироги, от запаха сдобы и кислой капусты Аверий проснется, стиснет ее мягкую ягодицу через сорочку, а потом выйдет во двор, пройдется по хозяйству, подправит кой-чего, вычистит хлев, дров наколет. А тут и пироги подоспеют…

Чем не жизнь? Уж всяко лучше, чем в Ордене. И барин не злой, не заносчивый, а что девок незамужних мнет, так и пусть.

Но это же обман! Долго ли продлится такая жизнь? Молоты уже вокруг деревни, не сегодня, так на другой день чужака поймают. И хорошо бы сделать так, чтоб никто больше не погиб.

Нехотя, перемалывая свои сомнения и надежды, Марчук вышел из деревни и побрел к опушке. Только что делать, если гнев вспыхнет и с Карницким? Пусть оружия у Аверия с собой не было, кроме ножа, но он и голыми руками уделает барчука.

– Кто? – шепнул из кустов Карницкий.

Аверий прислушался к себе. Ничего. Пока ничего.

– Марчук. Слушай и ничего не говори. Доложишь Молотам на станции, пусть сделают всё, как я скажу.

Закончив давать указания, Аверий развернулся и сразу же зашагал обратно.

Отсюда час ходьбы до станции, ночью пусть будет в два раза дольше. Пока Карницкий дойдет, пока расскажет, пока всех соберут и доведут до них план, пока они выдвинутся к Подрачке… Словом, Марчук еще успеет выспаться.

* * *

Облава началась под утро, едва лишь немного посветлело.

Первым делом Молоты захватили караульных на дорожной заставе, те даже не успели ни разу выстрелить, скрутили их да и оставили лежать вповалку. Волки нынче сытые, авось не загрызут.

Отряд Молотов двинулся прямиком к дому, где ночевал барин, но внутрь вошли лишь двое, грубо выдернули девок из постели, а чужаку вставили кляп в рот и связали руки за спиной. Но когда волокли его наружу, девки вдруг набросились на орденцев, будто не барина-насильника уводили, а их детей. Одна подхватила помойное ведро и надела его на голову Молота.

Те, что стояли снаружи, приняли чужака, сверху накинули мешок, самый крупный из Молотов забросил иномирца к себе на плечо и поспешил за пределы деревни. Но тут изо всех домов повалили люди и, прихватив первое, что попало под руку, пошли прямиком на орденцев. Среди них был и Марчук.

Молоты отбивались от озверевшей толпы руками и рукоятями пистолей, у некоторых были с собой дубины. Стрелять они пока не решались.

«Он как-то дурманит людей, и для этого ему не нужно ни слов, ни жестов. Причем он может как подчинять их себе, так и навлекать на них гнев уже прирученных. Я пока осознаю, что делаю и почему, но уверен, что если бы он что-то приказал мне напрямую, я бы не смог ослушаться».

Бах! Грянул выстрел, и люди на мгновение остановились. Кто-то из Молотов не выдержал и выстрелил в чужака, желая остановить драку. Но тот остался невредим.

«Начальный иммун… Я не понимаю, что значит второе слово, но если оно имеет отношение к защите, тогда есть возможность, что у этой защиты либо есть конец, либо несколько видов. В любом случае, не стоит тратить время на попытки его убийства».

Пока Молоты сражались с селянами, с каждым мигом все меньше заботясь об их здоровье, трое с чужаком на плече вырвались из круга, закинули пленника в подготовленную заранее повозку, запрыгнули сами и помчались к выезду из деревни.

«Лучше всего пленить его и спрятать подальше. Но не в деревне и уж точно не в городе. Подальше от людей. Личная просьба – не убивать. Мы должны больше узнать о его магии и как он сюда попал. Возможно, к нам пришли другие иномирцы с теми же умениями».

Как только чужака увезли, Молоты отступили. К счастью, сельчане успокоились, едва последний орденец покинул деревню. Кроме Марчука. Весело полыхал недостроенный сруб барского дома…

«Дом надо сжечь. Уж слишком он спешит с его постройкой».

А на другом конце деревни из жарника вывели избитого Хромого, который едва мог ходить. В пылу гнева сельчане ему переломали ребра и руки, которыми он прикрывал голову.

К полудню деревня Подрачка была окружена войсками из Старополья, которым был дан приказ никого не выпускать.

«Люди хоть говорят и ведут себя, как обычно, но они все верны ему. Они убили своих отцов и матерей, исполняя его прихоть. Уничтожать всю деревню незачем, они не виноваты, но и терять из виду их нельзя. Может, после его смерти магия уйдет».

Один Молот хотел снова войти в деревню, чтобы вывести Марчука, но стоило ему перешагнуть некую невидимую линию, как сельчане снова повыскакивали из домов с топорами и кочергами. Командор Старопольского отделения на почтовой станции рвал и метал, когда узнал, что Аверий тоже попал под воздействие странной магии чужака и не вернулся из Подрачки.

– Я сам пойду туда и выведу его из клятой деревни, коли ты не можешь!

– Мы трижды пробовали, с разных сторон, по одному и по двое. У них там будто колокол звонит, когда кто-то проходит мимо крайних домов, – оправдывался старший из Молотов.

– Если вы не возражаете, я бы хотел попробовать, – робко предложил Карницкий, просидевший всё это время в углу.

Командор посмотрел на него так, будто впервые увидел, потом махнул рукой.

– Пробуй. Чехоня, пригляди.

Карницкого привезли на легкой бричке и высадили в сотне шагов от крайнего дома.

– Если попрут на тебя, не геройствуй! Сразу вертайся, – сказал незнакомый Молот с опухшим кривым носом.

– Разумеется, – кивнул Адриан.

Он шагнул за условную черту и… ничего не произошло. Словно и впрямь обычная деревня. Впрочем, в этой обычности было что-то жуткое. На дороге остались следы драки, кое-где на траве темнела запекшаяся кровь, лежали поломанные палки и один разбитый пистоль. Мужики косились на проходившего мимо барчука, но не более, некоторые кланялись, другие отворачивались. Вон баба понесла окровавленное тряпье к речке, наверное, стирать. Парни все были в синяках, шишках и ссадинах. Может, кому-то досталось и похлеще, но они попрятались по домам.

На пепелище барского дома уже возились люди, растаскивали обгоревшие бревна, сгребали лопатами пепел. И уже звонко стучал топор, вырубая пазы в заготовленных ранее стволах. Карницкий удивился, неужто сельчане собираются строить дом заново? Ведь чужака-то уже нет.

А потом увидел Марчука. Он трепал по голове белобрысого сопливого мальчугана и показывал, как нужно рубить дрова так, чтоб с одного удара. Второй пацан бегал возле них кругами, подхватывал упавшие полешки и тащил их в кучу. Из дома тянуло пирогами с капустой.

Аверий никогда прежде не выглядел таким счастливым.

Дело о пропавшей деревне. Часть 4

Карницкий смотрел на счастливого Марчука и какое-то время молчал. Потом прокашлялся и позвал:

– Аверий!

Марчук оглянулся и замер.

– Карницкий.

Медленно отложил колун, отодвинул мальчишек в сторону, с тоской посмотрел на крыльцо дома и шагнул к калитке.

– Дядя Верий, ты куда? Можно с тобой? – воскликнул старший пацан.

– Нет, Крутик. Присмотри за матерью и братом.

И пошел с Карницким к околице, более не оглянувшись ни разу. Кивнул Молоту, сел в бричку и молчал вплоть до приезда на почтовую станцию.

Командор Старопольского отделения обрадовался Марчуку, усадил за стол и принялся расспрашивать:

– Ну, как ты? Мыслишь как? Чужак всё еще сидит в голове? Если что, его можно хоть сейчас прихлопнуть. Спа́ла защита-то! Думаю, как выволокли его из деревни, так и спа́ла. Знаешь, как узнали? Один Молот, которому в Подрачке нос сломали, вспылил и врезал ему по морде, мол, пусть чужак и не почует удара, зато сам хоть душу отведет. А у чужака кровь как брызнет! Пол-лица разворотил, нос свернул, челюсть тоже… Молота я, конечно, наказал, зато хоть узнали про защиту. Так что – сжечь его, или еще хочешь поговорить с ним? Только чужак немного того… ополоумел. Всё про выход какой-то твердит.

Аверий слушал спокойно, только под столом сжимал-разжимал кулаки.

– Сжечь всегда успеется. Сначала поговорю. Только дай кого покрепче, чтоб не дал мне выпустить чужака или натворить глупостей. И Карницкий тоже со мной будет, он с пером шибче управляется.

– Чехоня, пойдешь с ними? Понял, что нужно?

Молот, возвышавшийся над Марчуком на целую голову, кивнул.

– Сначала поешь, а уж потом поедешь. И ты, Чехоня, тоже, поди, голодным ходишь.

Орденцы наскоро перекусили холодной кашей, оставшейся от завтрака, и поехали допрашивать иномирца. По пути Аверий растолковал Чехоне, что от того нужно.

– Его магия еще действует на меня. Если он прикажет что-то напрямую, скорее всего, я не смогу устоять. Так что, если захочу выпустить его или в драку полезу, можешь ударить меня или связать, а потом лучше убрать оттуда вовсе. Карницкий, тогда тебе придется заканчивать допрос. Вызнай у него всё, что придет в голову, но главное – как он попал сюда, не было ли кого еще, что за магия и как она работает. Лучше допрашивать не один день, а несколько. Когда вопросов больше нет, уходишь оттуда, отдыхаешь, на свежую голову перечитываешь записи, придумываешь новые вопросы и по новой. Если Хромой подлечится, дай записи ему, он еще придумает, что спросить.

– Болиголове? Не командору? – уточнил Карницкий.

– Молчан в ином силен, а Хромой всегда любопытен был.

Адриан пока не знал, а вот Марчук, вечно сидевший в архивах, помнил, что прежде всё было иначе. После Шестимирного собора, когда добровольные изгнанники только начинали собирать людей, продумывали правила и устои, думали, как искать иномирцев, смысл в создании Граничного Ордена был не таким, как сейчас. Первые орденцы не стремились убивать всех случайно залетевших чужаков. Нет, они выискивали иномирцев, сажали их в закрепы и вызнавали, как те попали сюда, каков их собственный мир, в чем их сила: в магии, в хитроумных машинах, в оружии, в богах или особых дарах.

На том соборе было сказано, что Орден должен остановить проникновение иномирцев. Должен укрепить границы не государств, а самого мира. Потому и назвали его Граничным.

Тогда, семьдесят четыре года назад, у Ордена не было ничего: ни людей, понимающих в магии, ни толковых оружейников, ни умельцев, способных смастерить что-то посложнее игрушек-кувырканов. И не было понимания, как чужаки приходят сюда и как закрыть им дорогу. Допросы, разговоры, пытки и подкупы… Каждая беседа записывалась, многократно перечитывалась и обдумывалась. Выходцы из магических миров рассказывали о сложных заклинаниях, которые нужны для перехода, о некой энергии, которая нужна для тех заклинаний. Люди из железных миров твердили о полетах меж звездами, об огромных кораблях и о бесконечности небесных сфер. Чужаки из миров, сложности и особенности которых Марчук так и не понял, говорили об устройствах, что переносят людей в сдвинутые пространства, которые находятся там же, где и несдвинутые, но одновременно и не там.

С каждым прожитым летом и с каждым допрошенным иномирцем Орден не только не приближался к своей цели, но и, казалось, отдалялся от нее. Описанных миров становилось всё больше, и не находилось никаких закономерностей, дыры-переходы редко сохранялись достаточно долго, чтобы орденцы успевали добраться до них и уничтожить. Но даже если это и удавалось, меньше попаданцев не становилось.

При таком подходе отделения Граничного Ордена порой вымирали полностью. Иногда для болезни хватало лишь касания, иногда кашля или дыхания иномирца, а иногда попаданец, сидя под замком, вытаскивал из своего тела скрытое оружие или накапливал энергию для заклинания, а потом убивал пленителей.

Так что спустя двадцать пять лет после основания Орден отказался от изучения иномирцев и просто старался их уничтожить до того, как они принесут вред.

От тех давних времен возле многих городов остались каменные дома, в которых прежде держали иномирцев, а сейчас отсиживались после заданий сами граничники. Именно туда Молчан и отправил подрачского чужака, туда приехали и трое орденцев.

Командор Старопольского отделения прекрасно знал устав Ордена, но его уважение к заслугам Марчука было настолько велико, что он пошел на некоторые нарушения. К тому же за две недели пребывания чужака в этом мире, ни один человек не заболел неведомой болезнью, даже девицы барина.

Марчук, Молот и Карницкий спустились в подвал, к самому дальнему застенку. Возле двери нерушимой стеной встал огромный Чехоня, неподалеку от него за крошечным столиком сгорбился Карницкий с железным пером в руке. Он зажег толстую свечу и приготовился писать. А Марчук устало опустился на низенькую скамью и оперся спиной о холодную стену. По его знаку Молот приоткрыл небольшое зарешеченное оконце в двери. Оттуда послышались сдавленные рыдания и невнятный шепот.

– Благородие, – позвал Аверий, – ты как, жив?

– В суд! Я подам на них в суд! Выход! Ну, выход! Выходи давай! Что за долбаная игра? Засужу насмерть! И за глюки, и за разбитую рожу, и за моральный, мать его, ущерб! Империя… Сука, стань богом. Ага. Нажмись уже! Ну Косматый, удружил… Подарочек на день рождения, ага. Засуну его сюда, и пусть он по роже получает! Выход! Выход, я сказал!

Карницкий еле успевал записывать выкрики и бормотание иномирца. Брызги чернил так и разлетались во все стороны.

– Барин! Это я, Аверий Марчук, глава твоей охраны. Помнишь меня?

О дверь что-то ударилось, и из-за решетки показались заплывшие и почерневшие глаза чужака.

– Марчук, Марчук… – взгляд барина сначала остановился на широкой спине Чехони, потом на ярко освещенном лице Адриана и лишь потом углядел в тени самого Аверия. – Помню. Ты накануне пришел. Дезертир, да? Или ты… Ха, вот я дурак. Ни хрена ты не дезертир. Ты шпион, да? От того игрока, да? Но у меня иммунитет! Он не мог напасть на мою деревню! Это не по правилам! Ну ничего, это я им тоже припомню. Подсуживают, суки!

– Куда ты хочешь выйти?

– Из игры я хочу выйти! В нормальную жизнь! В реальность! – закричал чужак. – Но ты всё равно ж ни хрена не поймешь, непись(1) чертова.

– А сейчас ты где?

– Да в игре я, в игре. И ты в игре. Гребаный песец, я объясняю неписи, что он непись. А вдруг он осознает игру и заглючит? Вот веселуха начнется. Хотя, может, тогда админы проснутся наконец?

Карницкий черкал пером, замирая на непонятных словах, записывал их на слух, без понимания сути, но постепенно он начинал видеть ту ужасную картину, что рисовал им чужак. Даже Чехоня несколько раз порывался развернуться, чтобы посмотреть на того, кто рассказывал им невероятные вещи.

А Марчук только сейчас понял, почему чужак так странно себя вел. Если он считал этот мир ложным, выдуманным, всего лишь картинкой, намалеванной на холстине вертепа, а живых людей – деревянными марионетками на ниточках, немудрено, что он без зазрения совести вырезал часть деревни. Повезло, что иномирец попался не особо злобный, иначе могло погибнуть намного больше народу. А если бы он забрел в Старополье? Неужто сумел бы подчинить весь город? Тогда могла бы произойти настоящая катастрофа.

В свою очередь, барин пожелал узнать, как его нашли и почему посадили в застенки. Марчук не стал ничего скрывать.

– Орден? Убиваете людей из иных миров? В описании игры ничего такого не было. Ни Косматый, ни Пятюня о таком не заикались, – попаданец был поражен ничуть не меньше орденцев. – Но я же лег в капсулу «Империи». Там не могло быть другой игры. А! Я понял! Понял! Значит, у вас уже есть игрок! И он сильно прокачался. Говоришь, что Орден не только в этом городе, но и во всей стране? Ну точно! Это либо донатер, либо долбаный читер! Игра вышла недавно совсем, а он уже императором стал. И чтобы мочить новых игроков, завел Орден. Понял? Эй, дезертир! Ваш император – игрок, такой же, как и я! И что теперь Орден будет делать? Тоже пойдет его убивать? У него ведь иммуна уже нет. Пальни в него из любого пистолета, сразу откинет копыта. А, дезертир? Пойдешь мочить императора? Или зассышь?

Карницкий отложил перо и испуганно посмотрел на Марчука. Стоит ли записывать столь крамольные речи, пусть и от иномирца? За такое и на каторгу недолго залететь. Аверий небрежно сделал знак рукой, мол, продолжай писать.

– И долго ты будешь играть? Сколько длится игра?

– Да сколько угодно! Целую империю из одной деревни надо раскачать. Вот твоя страна. С-с-сука, как же нос болит! Сколько лет она существует? Сто? Двести?

– Смотря в каком виде. Бередарское царство, какое оно сейчас, существует семьдесят четыре лета со времени Шестимирного собора. А до него было другое царство с другими границами, и до него тоже. Из-за таких иномирцев, как ты, тут шли бесконечные войны с редкими перемириями. Ты ведь знаешь много хитростей, верно? Как делать порох, как строить пушки, как рыть окопы, куда ставить кавалерию… У тебя же не магический мир, а тех-но-ло-ги-чес-кий? – Марчук немного замедлился на иномирном слове. – Знаешь, тут прежде ловили таких, как ты, сажали их в клетки, иногда позолоченные, иногда железные, и выдаивали всё, что хоть как-то помогало воевать. Больше чужаков – больше нового оружия, больше военных уловок! И лишь стоило сделать пушку, что стреляет чуть дальше прежней, как собирались войска и вновь начинались войны. Чтобы отбить старые земли, чтобы захватить новые, чтобы не дать соседям построить пушку больше. Сотни лет междоусобных войн! Постоянный передел земель. Государи сменялись на тронах быстрее, чем подданые успевали запомнить их имена. Так что я не могу ответить на твой вопрос, иномирец. А ты можешь? Сколько длится твоя игра?

– Не знаю! – барин ударил кулаком в дверь, отчего Чехоня вздрогнул. – Не знаю. Друганы говорили, что играть можно бесконечно. Но это по игровому времени. В капсуле всё идет в несколько раз медленнее, чем в жизни. Если ускорять, то целый год игры уместится в один реальный день. Но игрок может выйти в любой момент. Просто нажать кнопку, и всё! Открываешь глаза уже в своем доме, внутри этой капсулы.

– А ты, значит, выйти не можешь, – устало сказал Марчук.

– Не могу, не работает кнопка.

– И если ты умрешь в этом мире…

– Не знаю. Я не знаю! По идее, закончится игра, меня из нее выкинет, и я смогу начать всё заново. Это же игра! Тут всё понарошку. Как в детстве, когда в тебя стреляют из деревянного автомата: падаешь на землю, типа, убит, а потом мамка зовет на обед, встаешь и идешь есть кашу. А сейчас не знаю. Может, просто окажусь дома. А может, и… Это ведь не игра?

– Мы тут живем. И никто из тех людей, кого ты убил, уже не оживет, не встанет и не пойдет есть кашу.

– С-с-сука. Если вдруг вылезу из этой гребаной капсулы, и вся эта хрень окажется чисто игровой лажей, которую придумали ради правдоподобия и выбивания слезы, я взорву к хренам их офис со всеми сценаристами. Ладно. Я понял. Я тут типа как кровавый маньяк-насильник со старушкофобией.

Карницкий досадливо цыкнул, записывая непонятную речь иномирца. Одно там слово или целых три? Сумеет ли кто-нибудь потом разобрать эти бумаги?

– Так что, дезертир, зачем меня сюда притащили? Хотели б грохнуть, давно б грохнули. Что надо-то?

– Как ты подчинил себе деревню? Как снять подчинение? Как выявить других людей из твоего мира? Как их выманить за пределы защиты? Как остановить их проникновение к нам?

Даже неопытному Адриану стало понятно, что чужак сдался. Он больше не бесновался, не злился и не пытался юлить, а честно отвечал на бесконечные вопросы и уточнения Марчука. Рассказал всё вплоть до истории своего прозвища: друзья прозвали его Крылатым, когда он по пьяни выпрыгнул со второго этажа.

Показала дно переносная чернильница Карницкого, кончик железного пера расщепился до неприличного состояния, царапая бумагу, и буквы уже не строились ровными аккуратными рядами, а плясали меж многочисленных мелких клякс. После каждой строчки Адриан откладывал перо и встряхивал уставшую руку. Чехоня и вовсе дремал, подпирая спиной дверь в каморку иномирца.

Когда чернила закончились, да и свеча уменьшилась до огарка высотой в ноготь, Марчук наконец угомонился. Чужак тоже молчал, присвистывая при каждом выдохе. От внезапной тишины проснулся Молот, осмотрелся и вопросительно уставился на Марчука.

– Завтра… продолжим завтра.

Допросы, которые больше походили на беседу, продолжались три дня. Адриан даже как-то привык к иномирцу, все-таки столько всего узнал о его жизни… Почти родной человек. И в общем-то не столь уж и плохой, всего лишь ошибся, приняв их мир за выдумку.

Карницкий даже стал подумывать, не возьмет ли Марчук чужака в Орден, для начала помощником-чернильником, а там и в Стрелы можно попробовать. Потому Адриан растерялся, когда после очередного вопроса Марчук встал со скамьи и сказал:

– Прощай, Крылатый.

И кивнул Чехоне. Молот отворил дверь, выстрелил в чужака и снова прикрыл каморку.

– Наконец-то, – протянул Чехоня. – Устал тут стоять. Ну как оно, Болт? Голова прояснилась?

Марчук пошел к выходу со словами:

– Пусть проверят жителей Подрачки.

Сложив записи в папку, а папку в саквояж, Карницкий поспешил за своим старшим. Но когда они уселись в бричку, та поехала не к деревне, а в город.

– А как же Подрачка? – немного погодя спросил Адриан.

– Там есть кому приглядеть. Положенное время мы, считай, отсидели, признаков хвори нет. Пора возвращаться в отделение. Только заедем в одно место.

Марчук потянулся к возчику и что-то негромко ему сказал. Тот кивнул и направил лошадей в объезд Старополья.

Карницкий сумел просидеть молча недолго, развернулся к старшему и выпалил:

– Ну и зачем нужно было его убивать? Вы же слышали его рассказ! Можно же было взять его в Орден, держать под присмотром. Пусть бы двор подметал или бумаги перекладывал. Он же не опасен и заразы никакой не несет.

Марчук поправил картуз на голове, вздохнул.

– Каждый питомец рано или поздно заводит об этом разговор. Каждый! Хотя у всех за спиной погибшие из-за чужаков отцы, матери, иногда целые поселки. Но ты, Карницкий, удивил. Заговорил не после первого и не после второго, которые вообще ничего дурного не успели сделать, а на третьем, который убил не только незнакомых стариков, но и твоего приятеля.

Адриан вспомнил Женю Сомова и устыдился глупого порыва. Но старший не закончил.

– Смотрю я на тебя, Карницкий, и вижу, что из тебя получится неплохой Стрела. Ты спокоен, вдумчив, рассудителен, не наслаждаешься убийством и боишься ошибиться. Вот только твоя мягкотелость… Будь бы ты чуть поглупее и позлее, я сегодня же послал бы тебя к Молотам. Но не годишься ты туда. Понимаешь? Если не сможешь перебороть сомнения, пойдешь в чернильники.

– Чернильники? – вскинулся Адриан.

Да, сначала они с отцом так и хотели, но последний год в питомнике, где Адриан обучался с будущими Стрелами и Молотами, сильно изменил его мировоззрение. Да и сейчас, после поездок с Марчуком на вызовы, после того, как увидал Стрелу в деле, идти на бумажную работу было бы зазорно. Недостойно. Словно Адриан хочет избежать опасностей и отсидеться в спокойном месте. Особенно после смерти Млада Зайца! Кто поверит, что барчук не струсил?

– Если бы я сказал Чехоне перебить жителей Подрачки, думаешь, он возмутился бы? Спросил о причинах? Разозлился? Подал жалобу командору? Нет. Он пошел бы и убил всех, вплоть до последнего младенца. Потому что так сказал Орден! Потому что так он спасает остальных. Отсекает больную плоть ради сохранения здоровой. Помнишь? Во имя жизни – смерть.

– По-вашему выходит, я должен убивать всех, на кого укажет Орден?

Марчук хмыкнул.

– Все-таки глуп ты еще, Карницкий. Ты и есть Орден! Если станешь Стрелой, будешь сам определять, кто иномирец, а кто нет.

– Но убивать должен буду всех.

– Неужто ты думал, что все чужаки несут нам зло? Что за детские выдумки! Они могут быть и не злы! Одни бегут от бед своего мира, другие приходят случайно, и все они хотят жить. Не суть, какой у них нрав и какие мечты они лелеют! Они угроза нам одним лишь существованием. Неведомые хвори – это лишь малая часть бед. Они несут осколки своих миров и калечат наш. Как бы мы жили сейчас, если бы не было чужаков? Да, у нас не было бы поездов и пистолей, но было бы что-то иное! А теперь этого не будет. Пойми, чужаки – это как манна небесная. Дар Спаса голодающим! Но люди насытились и не стали вспахивать землю, потому что привыкли к дармовой пище. Зачем трудится, если зерно падает с неба? А потом убери корм, и они помрут с голоду. Зачем учить людей грамоте? Зачем искать умных и одаренных, если можно захватить чужака и выдавить из него знания вот так, запросто? Если всё же станешь Стрелой, загляни в архив, почитай рассказы чужаков о своих мирах. Ты поймешь, что сколько всего мы потеряли за те годы, когда полагались только на них.

Они снова замолчали.

Бричка медленно подкатила к небольшой деревушке, всего в четыре двора. Марчук сказал обождать, а сам пошел к крайнему дому. К нему тут же подошел насупленный мужчина, но орденец показал ему амулет с гербом. Карницкий не сводил глаз со своего старшего, пытаясь угадать, что тот делает и зачем приехал в такую глушь.

Потом Марчук постучал в дверь того же дома, оттуда вышла девица, что-то спросила, ушла обратно, и на крыльце показалась уже немолодая женщина. При виде Аверия она всплеснула руками, заулыбалась. Они недолго поговорили, и Марчук вернулся к бричке, велев ехать в город.

Когда колеса застучали на неровных булыжниках городских улиц, Марчук сказал:

– На следующем вызове тебе убивать иномирца. Не сможешь, сразу пойдешь в чернильники.

– А если смогу?

– Тогда еще поездишь со мной. Ты еще ничему толком не обучен, до настоящей Стрелы лететь и лететь. Так, едва наконечник проклюнулся.

* * *

Пятюня со страхом смотрел на почерневшую капсулу. Косматый истерично кричал в трубку, вызывая скорую, пожарных, полицию и техников от злополучной «Империи». Киборг бесполезно давил на кнопки и дергал крышку, хотел открыть капсулу, ставшую настоящим гробом для их приятеля.

– Как же так? – пробормотал Пятюня. – Только вчера же пили, днюху его отмечали… Недаром Крылатый так не хотел играть.

– Сплюнь! Вдруг он жив! – рявкнул Косматый и снова начал набирать номер.

– Да какой «жив»? Ты глянь! Там внутри всё обуглилось! Он заживо сгорел.

Киборг вытащил кухонный нож и попытался просунуть его в щель капсулы. Дзеньк! Лезвие ножа разлетелось на куски.

Потом приехали разные службы, в том числе и представители похоронных агентств с предложением «услуги под ключ». Ломиком отжали крышку и увидели обугленное до неузнаваемости тело. Техник от «Империи» уверял, что капсула была подключена правильно, возможно, всему виной скачок напряжения в сети. Косматый порывался начистить ему морду. Репортер местного телеканала тыкал микрофоном в Пятюню, желая узнать подробности. Киборг отыскал недопитую бутылку водки и мерно накачивал себя алкоголем…

По заключению врачей Артем Николаевич Миронов по прозвищу Крылатый умер в момент запуска игры от поражения электрическим током.

* * *

1 Непись (энпээс, энписи) – от англ NPC – non-player character – неигровой персонаж в игре. В компьютерных играх NPC действуют по заложенным программам и говорят прописанными по шаблону фразами.

Дело о благих намерениях. Часть 1

В тот же вечер Карницкий напился. Той самой, жгучей и крепкой до слез. А вместе с ним помянуть погибшего Млада Зайца пришли и соседи по коридору: еще один сокружник Адриана – Колмак по прозванию Сморкало и два Молота из недавних, всего три лета как из питомника.

Сморкало то и дело припоминал выходки Зайца, по большей части глупые и бессмысленные, Молоты рассказывали о шутках, которые вытворяли сами во время обучения. А Карницкий пил и думал не столько о Младе, сколько о попаданце. Его жизнь казалась весьма странной и необычной. Грамоте там обучают чуть не с пеленок, безо всякой платы и всех подряд, невзирая на сословия, довольство и даже принадлежность к мужскому или женскому полу. Это же надо такое выдумать! Будто девочек обучают ровно тому же, чему и мальчиков, и не в отдельных комнатах, а вместе. Кем служил тот чужак и что делал, Адриан так и не понял, уж слишком замысловато оно звучало. В здешней речи и слов таких не было. А еще в том мире существовали игры, похожие на жизнь, где люди отдыхали от тяжкого труда, причем в некоторых надо убивать других людей. Необычная забава! Разве чужие смерти заставят чувствовать себя лучше? Карницкому почему-то лучше не становилось…

– Не, эт еще свезло, что так мирно улеглось! – развязно сказал Молот по прозванию Метальник. – В первое лето, когда я еще со Стрелой ходил, послали нас в окрайное село, уж не вспомню, как называлось. Посланник-то сказал, что девчушка малая прибилась, платье на ней диковинное, ее в жарник отвели, но бабы и молока притащили ей, и пирогов, чтоб не изголодалась, значит. А когда мы прибыли, там от села одно пепелище да и лес кругом пожжен! Выжили лишь те, кто по делам отлучился: на постирушки или еще куда. Мальчишки почти все целы остались, потому как они в лесу шалаш строили, сбереглись от пожарища. Сказали, что девка вроде как колдунья. Как испугается или заревет, так огнем пышет. В жарнике сидеть устала, разнылась и спалила его. Потом к людям пошла, там от нее шарахались во все стороны, она снова в слезы и огнем – бадах! Хорошо хоть убивать не пришлось. То ли она сама себя всю колдовством иссушила, то ли всё вокруг запалила и не смогла удрать. Только по платью тому и опознали, его огонь вообще не брал. Мы пришли, а там жуть жуткая! Горелый лес, горелые дома, люди тоже как угли, и посередь ярко-голубое платье в пятнах сажи.

– Вот и я о том говорю! – пьяно вскричал Адриан, хоть он вообще ничего перед тем не сказал. – Чего сразу в жарник? Арбалет этот. Вжик-вжик, пах-пах… А ведь можно иначе! Повог… прогов… поговорить! Не к людям, нет, а к нам, в Орден! Хоть так жить, в службе! А он мне – манна Спасова, кормить, не кормить, оголодают. Причем тут манна? А, Сморкало?

– Не-не, как там тебя… – покачал головой Метальник. – Дриан? Дурное имя, на дрянь похоже. Карницкий? От же благословил Спас. Будешь Болтиком, лады? А, нет, с Марчуком еще спутают.

– В питомнике его Бантом звали. Он всегда длинные волосы растил и бантом их перевязывал, – сдал Адриана Сморкало.

– Нехай будет Бант. Ты сам покумекай. Мы ж как людя́м говорим? Чужаки – плохие! От чужаков – зло, смерть и хвори всякие. И пока зрят, что мы приходим и бьем, они будут верить. И в жарники их совать. И нас звать. А ведь это ж не семечки лузгать! Мужика надо с работ всех снять, лошадь ему дать, припасов на несколько дён дать, деньгу на город дать. Сколько мороки? Не легче ль забыть? Или самим чужака спалить? А тут мы вдруг рраз и чужака в город увезем, к себе в Орден примем. Даже коли в тайне держать, всё одно узнается. Они ж, чужаки, говорят не так, ходят не так, едят не так. Одно слово – чужаки! Попаданцы! Ага, смекнет мужик, если Орден чужаков привечает, кормит, деньгу платит, знать, чужак-то и не опасен ни разу. Можно и не сажать его в жарник, и в город мотаться не нужно. Идет себе, ну и пусть идет. Смекаешь, Бант? А потом вона глянь – и в четырех деревнях мор! Или проклятья понавешаны. И где теперь того чужака искать, никто слыхом не слыхивал! Ладно еще они сами мрут от золянки или чихвотки.