Текст книги "Полисексуал"

Автор книги: Нурбей Гулиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

123

как и был раньше – по художественной части. Кац намекнул мне, что неплохо бы и мне начать попристальнее вникать в основы хозяйственной деятельности предприятия. А то – мало ли чего –

Кац туманно поводил перед своим лицом пальцами. Охотников поживиться чужим всегда много, а сейчас он, Кац – теперь один,

нет умной и понимающей хозяйки.

– Жаль будет – хороший ресторан, пропадёт ведь! – хмыкнул Кац.

Я понял, что если не хочу, чтобы весь труд Веры пропал да-ром, надо учиться. В очный институт идти – времени на учёбу не хватит, а вот в заочный – народного там или антинародного хо-зяйства – ещё можно. Вот и решил я поступить в тот самый инсти-тут на заочное отделение учиться на руководителя предприятия общественного питания и культуры. А как же ещё называть ре-стораны, где упор сделан не на еду-питьё, а на зрелищные меро-приятия.

Несколько раз Ника подходила ко мне и предлагала встре-чаться, чтобы, как она выразилась, хоть как-то скрасить моё оди-ночество. Мне действительно было очень одиноко, а с Никой мы могли бы вспоминать Веру. Но я быстро понял, что одними вос-поминаниями тут дело никак не ограничится, и ответил ей, что встречаться было бы можно, но с годик надо подождать. Ника извинилась и сказала, что я прав, хотя она имела в виду совсем другие – так называемые «платонические» встречи.

Я всё свободное время уделял, как моим прямым занятиям с хореографией и шоу, так и в утреннее и дневное время «инсти-туту имени Каца» – учился у Ильи Аркадьевича практике хозяй-ствования. Сделал турне по Европе, вернее, по европейским ре-сторанам и клубам с разнообразными стриптиз-шоу. Мне очень помог английский, а в Австрии, Германии и Швейцарии – немец-кий. Узнал много нового и стал тут же поправлять программу на-ших выступлений. А летом сдал экзамены в институт, тот о кото-ром упоминал, на заочное отделение. Поступил, конечно же.

Наступил август, одиночество чувствовалось всё сильнее. Вы-ручал меня ставший мне другом Сергей. Поздними вечерами, когда он уже приезжал с работы и привозил меня (так как я, хоть

124

крепился, всё таки вечерами выпивал в ресторане), я заходил к нему во флигель, и мы поддавали по чуть-чуть. Сергей лет на десять старше меня, был любителем женщин, и я перезнакомил-ся в его флигеле почти со всеми прекрасным населением нашего Лосиного района. Дамы, принимая меня за коллегу Сергея, «ка-дрили» меня, но я, смеясь, отвечал им, что я «не по этой части». И Сергей помогал мне, рассказывая им по секрету, что я – танцов-щик, а они, дескать, «гребуют женским полом».

– Что, он из этих? – с сожалением спрашивали его дамы.

– Ещё как из этих, баб на дух не переносит. Если прикоснёшь-ся – час будет отряхиваться!

– Жалость-то какая, ведь красив невозможно! – вздыхали дамы.

Сергей рассказывал им, что я по совместительству – сторож, охраняю дом, оставшийся без хозяев, да и прибираю там. А за-одно и подтанцовываю в ресторане. Одного минивэна нам уже не хватало и я купил отечественный УАЗик. И в грязи не застрянет

грузы для ресторана возить можно по плохим дорогам, где ми-нивэн тут же сядет «на пузо».

Итак, август. Иду я уже к себе после Сергея и вижу – на сту-пеньках веранды сидит маленький, весь белый пушистый котё-нок и жалобно плачет. Поднял я его, а он дрожит, как от холода, смотрит недоверчиво так, прямо в глаза, в руку мою вцепился и: «мяу-мяу!». Тихо так просит, чтобы не бросали его: дескать, на-мучился уже, никто не берёт, хотя бы ты не бросай! Глаз – один голубой, другой жёлтый. Я вспомнил, что если кошка вся белая, а глаза голубые – то она глухая. А тут – один глаз жёлтый. Я от-вернулся и позвал его: «кис-кис», котёнок тут же повернул ко мне голову и сказал: «мяу!». Не глухой, значит! Я прижал его к своей груди, котёнок всеми силами прижался ко мне тоже, и смотрит, смотрит прямо в глаза.

– Да одиноки мы оба с тобой Мурка, никого у нас нет на све-те! – тихо сказал я, и котёнок, замурлыкав, стал тереться мордоч-кой о мою грудь. Он мурлыкал громко так, словно был большим котом. Правильно выходит, что я имя ему такое дал: Мурка – мур-лычет, значит! Я занёс котёнка домой, налил ему в блюдце воды,

125

разыскал какой-то колбасы, мяса и накрошил ему в тарелочку. Котёнок жадно накинулся на еду, затем на воду, затем опять на еду… Всё, решил я – будем жить вместе! Тебя, Мурка, Господь мне привёл, а может в тебя перевоплотилась душа Веры? Как бы то ни было, теперь мы – вместе!

Только Мурка ты действительно, или Мур? Я перевернул ко-тёнка на спинку, он смешно засеменил ножками. Разглядывал я его половые признаки, но так ничего и не понял. Вроде, мужских шариков на том самом месте не было, значит, Мурка. Пока, по крайней мере, не обнаружится, что это Мур.

Первую ночь после ухода Веры я спал с живым существом – киской Муркой. Мы прижались друг к другу, как будто боялись, что нас растащат. Показал бы я тому «кузькину мать», кто попы-тался бы это сделать!

Но счастливая ночь кончилась, котёнок уже бродил по спаль-не, ища, по-видимому, туалет. Я сбегал на двор и набрал в боль-шую тарелку песка. Усадил Мурку на песок, она несколько раз сползала с тарелки, а потом всё-таки пописала, тщательно зака-пывая за собой следы преступления. Я положил Мурке колбасы, кусочек варёного мяса, налил в блюдце воды. Потом запер спаль-ню и, счастливый, поехал на работу.

Всё время, пока я был в ресторане – танцевал ли или занимал-ся хозяйственными делами с Кацом, Мурка не выходила у меня из головы. Я боялся, что она заберётся на шкаф и упадёт оттуда, за-лезет, откуда вылезти невозможно, съест гвоздик или стёклышко. Иначе говоря, что я её могу потерять. Это маленькое беспомощ-ное существо как-то разом стало невероятно близким мне, трудно это произносить, но этот котёнок заменил мне в чём-то мою Веру.

Прискакав домой на своём «козле» – УАЗике, я тут же бросился отпирать спальню и искать Мурку. Но её нигде не было. Я звал её, смотрел в любые щели, вставал на стулья, чтобы заглянуть на шкафы – Мурки нигде не было. В отчаянии я стал звать Сергея, чтобы он помог мне, но вдруг, откуда ни возьмись, из-под крова-ти, подняв хвост, важно выходит Мурка. Где она было – одному богу известно, да и ей самой, наверное. Так я узнал про особен-ность кошек прятаться так, что их и не найдёшь.

126

Я заделал все пазы и щели в спальне, заставил коробками и «дипломатами» все проходы, куда могла бы протиснуться Мур-ка, но она продолжала прятаться. Вся белая, она прижималась к подушке и тихо лежала на постели, совершенно невидимая для человеческого глаза.

Но как я ни привыкал к её повадкам, страх потерять котёнка у меня не исчезал. Я попросил Сергея во время разъездов по горо-ду купить питание для котёнка, иначе ресторанные закуски, как я решил, могут ему навредить. Сергей привёз коробочки и банки с питанием, осмотрел котёнка и, как специалист (а у него в деревне всегда жили кошки), заключил, что это действительно Мурка, а не Мур. И ещё посоветовал не пускать её на волю – во-первых, соба-ки загрызть могут, а во-вторых – принесёт потомство, и куда его потом девать? Я так и поступал, запирая Мурку сперва в спальне, а чуть позже и в большой столовой, чтобы ей было попростор-ней. С Сергеем вместе решили вопрос о кошачьем туалете.

Надо сказать, что после ухода Веры мы с Сергеем неплохо под-ружились. Это – «бывалый» парень с хорошим житейским опы-том – он побывал в армии, жил в деревне, с женским полом был знаком не понаслышке. Но жениться не хотел наотрез – женюсь, говорит, когда постарею или инвалидом стану. Знаю, говорит, я ихнего брата, вернее – ихнюю сестру, только бы захомутать му-жика! Но мне «завести» бабу советовал.

– Ты, говорит, только сюда её не води, а то повадится – не от-вадишь! Сам к ней ходи, или на крайний случай в мамин флигель приводи. Скажи, что служишь в охране или сторожем, а то и во-дилой, как я! Узнают кто ты, в натуре – захомутают, как пить дать! Ты ещё этих бестий не знаешь, Вера твоя была не от мира сего, хотя тоже, царство ей небесное, от мужиков пользу имела! А вот от кого – упаси боже, так это от Ники вашей! Знаю я эту Нику, как облупленную, разве только сам с ней ещё не спал. Пробы ставить негде, хотя танцует неплохо, прямо за сердце, да и за другие ме-ста берёт! Надувала она твою Веру, но та почему-то прощала её, любила, видать! Приводила она мужиков и сюда, когда они с по-койницей, царство ей небесное, вместе гуляли. Но не из нашего ресторана – знает она, что «не люби, где живёшь», а тем более –

127

работаешь. Да и вообще, я этим «цыганкам» с чёрными глазами не доверяю – пёс знает, что у них на уме, а по глазам не поймёшь!

Большой теоретик и практик, этот Сергей был по женской линии! Но мне сейчас было не до баб – только ресторан и Мур-ка в голове. Мурка наловчилась на ночь вскакивать на кровать, забираться под одеяло и спать так в ногах у меня. Я забирал её, бывало, поближе к голове, чтобы смотреть на неё, но она непре-менно перелезала опять в ноги. Так, видимо, ей было спокойнее: а то чья-то огромная башка поблизости, да и пасть с зубами – ещё съест ненароком.

вот, однажды я уже засыпал с Муркой в ногах, как вдруг она начала продвигаться вверх, имея в виду – к бёдрам. Я лежал на спине, и Мурка двигалась в ложбине между моих ног. Чем это за-кончится? – с интересом подумал я. А закончилось вот чем. Мур-ка ткнулась носом, сами представляете во что. Обнюхала со всех сторон и стала трогать лапкой. Эрекция не заставила себя ждать,

Мурка, почувствовав шевеление, быстро цапнула шевелящий-ся предмет когтями. Мышкой, что ли он ей показался, или птич-кой? Эрекция остановилась, но я не стал прерывать действий. Что будет дальше? – ожидал я.

вдруг Мурка начала делать то, что должен был сделать бы почти любой котёнок. Вы знаете, как будет «котёнок» по-французски? Если не знаете, то загляните в словарь, я же обещал скабрезных слов не употреблять. В крайних случаях – медицин-ские и научные термины. Так вот, Мурка, как и положено котятам, присосалась к моему «хвостику», как к маминой груди, и стала по-сасывать его. Видимо, надеясь, извлечь из него молоко. То есть, в человеческом исполнении, совершать орально-генитальный секс, или в простонародье то, что по-французски означает слово «котёнок».

Я замер. Что делать? Когда Чернышевский задавал себе и нам этот вопрос, он, наверное, и не думал, что может случиться и та-кая ситуация, где эти его сакраментальные слова окажутся в бук-вальном смысле кстати. Что делать? Прогнать Мурку? А зачем, она же с её точки зрения, ничего плохого не делает – пытается до-быть себе молока. Мне тоже не больно, даже приятно – и ещё как!

128

И я решил пустить всё на самотёк – будь, что будет! И, как и следо-вало ожидать, всё закончилось известно чем – Мурка получила-таки своё вожделенное молоко! Правда, по-видимому, не того вкуса и консистенции, что предоставляла ей её мамка-кошка. Но добыча так понравилась Мурке, что она с громким урчаньем и жадностью полакомилась ею. После чего опять перелезла в ноги

стала истово вылизывать себя, как после сытного обеда.

лежал, как говорят, весь в прострации. Что это было – по-ловой акт, шутка, недоразумение? Ведь не стал же я ещё и «ско-толожцем», в довершение к моей разнообразной сексуальной ориентированности? Во-первых, Мурка – не скот, а нежнейшее

красивейшее создание. Во-вторых, я не совершал вообще ни-каких действий, лежал, как истукан, а инициатором и действую-щим началом была именно Мурка. Выходит – не я «скотоложец», а она – «человеколожица», если вообще уместен такой термин. Но, как бы то ни было, в жизни моей появилась хоть какая-то ра-дость, которой давно не было.

На следующий день Мурка вела себя так, как будто вообще ничего не произошло. Утром бегала за мной, просила еду, потом сходила в туалет. Затем прыгнула на кровать и стала, громко урча, вылизывать себе шерсть, простите, мягчайшую шёрстку, мех.

Готовясь ко сну, я мучительно думал – а как поведёт себя Мур-ка сегодня ночью? Я специально лёг спать в то же время, что и вчера, и почти не шевелился, боясь испугать Мурку. Но сегодня, когда она вспрыгнула на мою кровать, то сразу же тихонько, по-партизански, начала пробираться уже известным ей путём между моими ногами. Видимо, кошачья память зафиксировала вчераш-нее угощение, которое явно оказалось Мурке по вкусу. Так или иначе, сегодня Мурка всё проделала профессиональнее, чем вчера, и угощенье ей досталось быстрее…

Все эти дни я ходил сам не свой – в моей жизни появился некий новый, доселе неизвестный мне стимул, подаривший мне новое, необычное, даже странное счастье. Я уже любил Мурку, любил не так, как любят очаровательного котёнка, который жалобно мяукает у вас на руках, преданно заглядывая в глаза. Я полюбил её, мне неловко даже произносить это по отношению к милому

129

животному – как сексуального партнёра. Тайного сексуально-го партнёра, по-видимому, скорее активного, чем пассивного. Я страстно ждал ночи, чтобы я мог встретиться с ним, именно как с секс-партнёром, и я поражался выдержке этого партнёра, своим поведением днём ничем не выдававшего наших с ним «конфи-денциальных» отношений. Суперагент, а не партнёр!

Постепенно любовь наша возросла до двух общений за ночь. После первого Мурка, полежав немного в ногах и тщательно вы-лизав свою шёрстку, спрыгивала с кровати и отправлялась на осмотр помещения. Убедившись, что мышей, птичек, кротов, а также другой мелкой живности нет, часов в шесть-семь утра Мур-ка снова запрыгивала на кровать и аккуратно забиралась под одеяло со стороны ног. Потом всё повторялось снова по вечерне-ночной программе.

Так продолжалась наша любовь и моё, а возможно, и Муркино счастье, до лета. Летом же случилась беда, даже не беда, траге-дия, которая в моей жизни была второй по значению и по воздей-ствию на мою психику. Каким-то непостижимым образом Мурке удалось вырваться из запертого помещения спальни. То ли через форточку, которую я в жару приоткрывал, то ли она невидимо проскользнула наружу вслед за мной, но первый нелегальный выход Мурки «на волю» оказался и последним. Неопытную ко-шечку разорвали собаки, стаями бегающие по дорогам между коттеджами.

Мне эту ужасную весть сообщил Сергей, когда я, отчаявшись найти Мурку в спальне, обратился к нему за помощью.

– Хотел было сказать, что сбежала, наверное, Мурка на сво-боду и бродит сейчас с котами. Но ты будешь искать её, думать всякое – лучше знать правду! Разорвали её собаки, чёрт бы их по-брал, сволочей! Мне это сообщили соседи, показали тельце не-счастной Мурки, каким его оставили эти злодеи. Несправедливо всё это – что эти тупые собаки хотят от кошек, почему ненавидят их, как это только Господь терпит! Короче, схоронил я её у забора, и большой белый камень поставил на могилке. Не стал дожидать-ся тебя, не хотел, чтобы ты видел свою любимицу в таком виде! И так у тебя душа до сих пор плачет по Вере, а тут ещё новое горе.

130

Ну, будешь иногда навещать её могилку у забора, и всё. А что при-кажешь делать, если жизнь такая?

Сергей закончил свой монолог и махнул рукой. Позвал меня к себе и налил стакан водки. И случилось невероятное – я не пла-кал тогда, когда узнал, что умерла моя Вера, даже тогда, когда увидел её в морге, почему-то не плакал. А сейчас разрыдался как ребёнок, у которого сломали любимую игрушку. Слёзы лились ручьём, и я, как баба, подвывал тоненьким голоском, запивая слёзы глотками водки. Даже Сергей прослезился, клял на чём свет стоит «этих тупых собак», говорил, что лучше бы они людей плохих грызли, он бы даже мог бы указать, кого конкретно…

Что-то к часу ночи я вернулся в спальню, выпил ещё и за-валился, как был одетым на постель. Потом откинул одеяло со стороны ног, включил свет и наскрёб на белой простыне белых же волосков Мурки, которые она оставила после своих пребы-ваний на этом месте. Поливая их слезами, я целовал эти волоски и размазывал их у себя по губам и щекам. Так и заснул весь в слезах.

Утром, проснувшись и вспомнив, что Мурки больше нет, ак-куратно собрал её волоски, где только они встречались мне, и положил их в шкатулку из-под Вериных драгоценностей, вернее, вместе с ними. У Мурки-то не было ни золота, ни бриллиантов. Была у неё только белая шёрстка, которая сейчас для меня до-роже любых самоцветов. Вот и лежат теперь в одной шкатулке «самоцветы» Веры и волоски Мурки – самых дорогих и любимых для меня существ, которые так нелепо погибли!

НИКА

На работе, то-бишь в ресторане, почти все сотрудники знали про мою самую лучшую в мире кошку Мурку, и что после смерти Веры она для меня была самым дорогим существом на свете. И когда я объявил, что Мурка погибла и какой мученической смер-тью, мужики закачали головами и насупились, а иные женщины даже всплакнули. Особенно переживала Ника. После наших вы-

131

ступлений, когда надо было уходить домой, она подошла ко мне, отвела в сторонку, и, глотая слёзы, сказала:

– Женя, ты как-то сторонишься меня, что я тебе плохого сде-лала? Когда ушла от нас Вера, и тебе было так тяжело, может я бы и смогла как-то утешить тебя. Но ты отказал мне в этом, и, на-верное, был прав. Ты жил с нами обеими, и получилось бы, что я заменила тебе Веру. Это неэтично, я поняла тебя. Но теперь ты опять в горе, погибла твоя любимая кошка, почему же теперь я не могу утешить тебя? У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на тебя, ты же мне не чужой! Хотя я и понимаю, что была лишь игрушкой в наших с Верой любовных играх, но игрушкой ведь живой! Не будь таким жестоким ко мне, не отвергай меня! Не съем же я тебя, в конце концов, да и что плохого я тебе смогу сделать, когда тебе сейчас и так хуже худшего!

Слушал я Нику и думал: а ведь она права – люди же мы, а не герои книги «Пан» норвежского писателя Кнута Гамсуна. Это я о лейтенанте Глане и его, пардон, бабе – неуклюжей, косолапой Эд-варде, говорю. И эта баба, замужняя, между прочим, любит этого нерусского Глана – отшельника и охотника со звериным взгля-дом, самозабвенно и обречённо. Воистину: «сильна, как смерть, любовь, жестока, как ад, ревность!» – это эпиграф к этой книге. И вот Эдварда узнаёт, что её любимый уезжает навсегда куда-то. И тогда она решается попросить у него подарить ей на память его любимую собаку – огромного Эзопа. Ну не брать же такую собаку с собой из Норвегии чёрт знает куда! И эта сволочь Глан, зная как обречённо он тоже любит и свою бабу и собаку, стреляет Эзопа и посылает бабе её труп в мешке! А самого Глана его же друг убива-ет в Индии выстрелом в лицо на охоте! Тьфу ты, нехристи какие! Но поделом ему, таких как он – всех порешить надо бы!

ведь фамилия настоящая у этого писателя Гамсуна оказалась

– Педерсен, а в переводе «сын Педера». И этот Педерсен – лау-реат Нобелевской премии! Да за такие произведения и за такие фамилии анафеме предавать надо, а не Нобелевки раздавать! И вдруг я со стыдом вспоминаю, что ведь и я – Педерсен, причём натуральный, а не по фамилии! Да и по поступкам – не лучше! Ника хочет помочь мне, а я отвергаю её, потому, что она, видите

132

ли, наверное, гуляла и с другими! Знала бы она, с кем «гулял» я, предложила бы она тогда мне свою помощь – не уверен! Подумал я и решил – не такой уж я «педерсен», чтобы бабу терзать, пойду, думаю, ей навстречу!

И договорились мы с ней поехать к ней домой, где, кстати, я ещё не успел побывать. Жила Ника неподалёку – в Измайлово

однокомнатной хрущёвке на пятом этаже пятиэтажного дома. Жила одна, и я решил, что ни мужа, ни детей у неё так и не заве-лось. Сели мы в мой УАЗик и, подпрыгивая на ухабах, поехали в Измайлово. Взяли с собой кое-чего, хотя Ника и говорила, что у неё дома «есть всё».

Через полчасика мы уже заходили к Нике в квартиру, а ещё че-рез минут десять сидели за столом. Первым делом мы помянули мою Мурку, которая погибла вчера. Вторым – Ника предложила помянуть нашу любимую Веру и выпить не чокаясь. Но я возразил:

– Для меня Вера жива вечно, только находиться далеко, и я жду – не дождусь, когда встречусь с ней. Как Орфей с Эвридикой –

раю или аду, где угодно, лишь бы снова быть вместе! Поэтому, выпьем за неё, как за живую! – мы чокнулись и выпили до дна.

Закусив знакомой ресторанной едой, мы выпили за наши с Ве-рой и Никой любовные игры, за то, что было только у нас, за то, что нас объединяло.

– Действительно, живут люди обычно, скучно, обыденно, хо-дят на нелюбимую работу, живут с нелюбимыми людьми, встре-чаются с надоевшими друзьями. У нас же с Верой всё было пра-вильно – работали мы весело, с интересом, с настроением; замуж Вера вышла за любимого парня, встречалась с любимой под-ругой, – рассуждала Ника, сидя с бокалом в руках, она была бы рада, если бы увидела нас вместе, помнящих и любящих её!

Я слушал Нику и находил её мысли логичными. Ведь наша встреча – это воспоминание о Вере, о наших любовных играх. Они нравились Вере, и ей понравилось бы, если мы с Никой по-вторили бы наши игры с памятью и любовью к ней! Мы выпили за то, чтобы наша дружба – моя с Никой, – стала бы живым памят-ником нашей любимой Вере. Выпили – и поцеловались с Никой. Моё лицо приблизилось к лицу Ники, я увидел, как скосились к

133

переносице её чёрные глаза, и вспомнил, что так же они сходи-лись к переносице, когда мы с Никой сближались в наших любов-ных играх. Я потерял контроль над собой и просто припал к губам Ники – я целовал и целовал их, вспоминая, как мне было хорошо с ней тогда, в играх. Обняв её за талию, я поволок Нику к постели,

заметил, что она охотно позволила мне это сделать. Мы лихора-дочно стали сбрасывать с себя одежды, и вскоре я увидел такое знакомое стройное тело с рассыпанными по подушке чёрными волосами. Она протянула ко мне руки, я припал к её телу, и Ника прижала меня к себе.

Мы вспомнили всё, что было между нами и те любовные игры, как было хорошо и спокойно, как мы наслаждались друг другом, как чувствовали друг друга и снаружи и изнутри. Оргазм наш был спокоен и нежен, без криков-стонов, царапаний и укусов. Мы от-кинулись друг от друга, отдыхая, но не прошло и десяти минут, как страсть снова свела нас. И так повторялось, повторялось, снова и снова. Эта моя с Никой ночь оказалась рекордной по чис-лу оргазмов, моих, по крайней мере. Я понял, что чем спокойнее

нежнее женщина, чем меньше у неё эмоций, особенно имею-щих физический выход – стонов, криков, царапаний, щипков, укусов и тому подобного, тем больше число оргазмов будет у её партнёра. Но женщина должна целиком нравиться партнёру – её тело, лицо, глаза, запах, поцелуи, вкус губ, слюны и всё другое. Страстная любовь тут необязательна, она даже может помешать. Каждый половой акт с бешеной страстью отнимает от мужчины столько же сил, сколько два спокойных акта с приятной и спокой-ной женщиной.

Утром мы проснулись, не забыв совершить ещё один лю-бовный акт перед вставанием. Помылись вместе под душем, позавтракали, и я поехал в ресторан. Ведь на мне были и хо-зяйственные и художественные заботы, а на Нике – только худо-жественные.

Так я стал встречаться с Никой почти ежедневно, у неё на квар-тире. Потом, что-то через месяц, мы стали наведываться и ко мне в коттедж, вызывая большое неудовольствие Сергея.

– Чем же тебе так не угодила Ника? – всё допытывался я.

134

– Сам со временем узнаешь, – уклонялся от прямого ответа тот, – лучше проверь её на «вшивость» поскорее. Диктофончик там оставь у неё дома под койкой, или бумажник положи без при-смотра! Сам и увидишь, чего я буду клепать на твою бабу!

Я поинтересовался у Ники, как она познакомилась с Верой, и как начались их сексуальные «шоу». Ведь не со мной же первым подруги начали исполнять свои роли – они были слишком про-фессионально исполнены.

И Ника рассказала, как её нашла Вера в одном второраз-рядном ресторане, где Ника подтанцовывала певцу. Пробное выступление прошло успешно, и Ника стала работать у Веры в ресторане, тогда ещё кооперативном. А как-то вечером после выступлений Вера пригласила Нику домой – посидеть, выпить, поговорить. Что ж, выпили, поговорили. Вера призналась Нике, что восхищена её красотой – как тела, так и лица, но совершенно не знает её как человека. Попросила рассказать о себе, но Ника честно призналась, что не всё про себя ей хотелось бы открыть даже подруге.

– Я учусь у тебя, Вера, – призналась ей Ника, – ты же ничего о своём прошлом не говоришь, да я и не прошу!

Вера нехотя признала правоту Ники, и подруги выпили за их девичьи тайны. Потом Вера стала ласкать и целовать Нику, при-гласила её наверх -послушать музыку и попить вина лёжа. Ну, и случилось то самое, что Ника уже представляла себе – акт лес-бийской любви, активный со стороны Веры. Ника призналась мне, что удовольствия от однополой любви она не испытывала, но подыгрывала Вере – хозяйка, всё-таки. Просила Вера Нику ис-полнять роль и активного партнёра, что Ника тоже делала, ста-раясь вести себя поискреннее и посексуальнее. Вера осталась довольна.

Встречи подруг стали регулярными – раз или два в неделю. Постепенно появились и механические «помощники» – фаллои-митаторы, которые Вера, видимо, приобрела в секс-шопах. Ино-гда Вера включала видеоплеер с записями актов лесбийской любви – и своими природными средствами и с механическими «помощниками». И подруги старались подражать героиням ви-

135

деоклипов, внося иногда что-то своё творческое. Ника заметила, что творчество, даже в такой интимной области как секс, тем бо-лее, лесбийский, приносило Вере огромное наслаждение. Каж-дый новый нюанс, каждое необычное решение – способ, поза, движение – вызывало у Веры небывалый прилив энергии и на-слаждения.

– Вот она – креатофилия – получение сексуального удоволь-ствия от творчества, столь характерная и для Веры и для меня, – подумал я, – как мы с Верой подходили друг другу. Всё, этого у меня больше ни с кем не будет!

Постепенно подругам их совместные акты приелись, и вы-думщица – Вера пожелала привлечь к их с Никой сексу и лицо противоположного пола, иначе мужчину.

Как-то Вера предупредила, что у них с Никой появится третий партнёр – противоположного пола. Ника шутливо заметила, что как хозяйка скажет, так и будет. Вечером Ника заметила в ресто-ране нового молодого человека, к которому часто подходила Вера. Привлекательный и где-то даже смущённый молодой чело-век поехал с подругами вместе к Вере домой. За рулём была Вера, хотя она и выпила немного. Главное, чтобы Сергей или сторож Вася не заметили чужака. И мужик, которого звали Гариком, когда надо было, пригибался и почти ложился на заднее сиденье.

Компания выпивала внизу в столовой, а потом поднималась наверх. Вера ненавязчиво так, рассказывала сценарий их шоу, достаточно несложный. Гарик и Вера – муж и жена, они приходят домой вместе. Гарик остаётся в комнате, а Вера идёт в ванную – принять ванну с лечебными травами. Гарик знает, что эти водные процедуры продляться не менее часа и спокойно слушает музы-ку. А тут приходит в гости подруга Веры – Ника. Она присажива-ется за стол, они выпивают, а потом начинают флиртовать. Затем место действие перемещается на кровать и начинается сцена любви Гарика с Никой. А тут тихо выходит из ванной, якобы жена Гарика – Вера, и устраивает скандал. С битьём «мужа» книгой по голове, плёткой по голой попе и так далее. Гарик униженно полза-ет на коленях перед Верой и просит прощения. Вера смягчается и указывает ему пальцем на место, где и надо просить прощение.

136

Вера садится на кресло, и Гарик чуть ли ни повизгивая от рабо-лепства, делает ей куннилингус. Вера постепенно входит в раж

начинает постанывать и изгибаться телом, поднимает ноги всё выше и выше. И наконец, у неё происходит оргазм – натураль-ный или наигранный – неизвестно. Удовлетворённая Вера уходит снова в ванную, а Гарик с Никой продолжают свой прерванный половой акт. Потом все весело выпивают и закусывают, а ещё поз-же идут спать. Вера – к себе вниз, а Гарик с Никой остаются навер-ху. Но они просто и без излишеств засыпают, чтобы отдохнуть от трудозатратного шоу.

Ника не знала, откуда Вера брала этого Гарика. Похоже, что она просто нанимала его за деньги, а где – неизвестно. Но Ника ни разу не заметила, чтобы Гарик реально исполнял роль мужа Веры, то есть совершал с ней обычный половой акт. По замыслу шоу, Гарик был рабом, а Вера – госпожой, и их близость дальше куннилингуса не шла. Ника же была по сценарию, вспомогатель-ным действующим лицом, вызывающим ревность и ярость Веры

униженный страх Гарика.

отлично помнил, что подобный сценарий был и в наших шоу, только я там исполнял роль настоящего мужа Веры, кем, соб-ственно, и являлся.

У нас же с Никой жизнь шла ровно и размеренно, без каких-либо новаций.

Спали мы наверху, где обычно и проводили наши любовные шоу, ещё с участием Веры. Всё было тихо-спокойно, моя жизнь «устаканивалась» и стала напоминать таковую у обычного «жена-тика». Мы с Никой вместе приходили с работы, ужинали, чем «ре-сторан послал» с непременными возлияниями, конечно. Потом спокойно ложились спать, выключив и верхний свет, и ночник, и чинно так, благородно занимались сексом на сон грядущий, да и утречком – перед работой. Без всяких там экстравагантных поз и способов, ну, как положено законным супругам, одним словом.

Денег я Нике, так прямо не давал – хозяйство она у меня не вела, еду-питьё мы привозили из ресторана, а для уборки поме-щений я привозил одну из уборщиц из ресторана, за отдельную плату, конечно. Но подарочки делал, которые Ника с благодар-

137

ностью принимала. Иногда, когда Нике что-то надо было делать дома, она уходила к себе, а иногда к ней приезжала в гости мама откуда-то из дальнего Подмосковья, где она жила. И в эти «наез-ды» мамы мы с Никой быстренько уединялись в моём кабинете в ресторане во время моего обеденного перерыва. Правильнее, между первой и второй моей «сменой» – хозяйственной и худо-жественной. Конечно же, все в ресторане знали о нашей связи, и как мне показалось, относились к ней с молчаливым неодобре-нием. Чем Ника так «насолила» им всем – я не понимал. Сергей в оценке Ники мог и ошибаться, и быть заинтересованным – вдруг он приударял за ней и был отвергнут? «Старик» Кац как-то холод-но отозвался о Нике и на мой прямой вопрос по существу отка-зался отвечать.

– А вдруг вы с ней поженитесь, она станет хозяйкой, а я оста-нусь виноватым? Чего, конечно, я вам, Женя, не посоветовал бы! – откровенно добавил он.

Так прожили мы с Никой почти год, и вот уже приближалось лето 1996 года. Я сдал сессию в своём институте и перешёл на второй курс. Надо сказать, что я едва справлялся с нагрузкой, ко-торую я на себя взял. Хозяйственная работа – фактически роль заместителя директора ресторана, а иногда, когда возникали проблемы, и роль его владельца. Кроме того, руководителя ху-дожественной частью, которая в нашем ресторане «Шок о’ Лад» занимала ведущее положение. А также время отнимала учёба в институте, хотя и на заочном отделении – это большая нагрузка даже для молодого человека.