Текст книги "Полисексуал"

Автор книги: Нурбей Гулиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Тем временем, наступил 1992 год, Россия стала отдельным го-сударством, деньги и цены плясали, но материальные ценности оставались. К тому же, появилась частная собственность на пред-приятия и приватизация помещений. Вера достаточно недорого выкупила у своих партнёров по кооперативу весь ресторан, и он стал принадлежать только ей.

И вот наступает день бракосочетания, совпавший с Крещени-ем – 19 января. Мы решили после ЗАГСа заехать в пока ещё «Ло-синый остров» и устроить там небольшую свадебку для своих. От Вериной мамы мы всё держали в секрете – мало ли как она от-реагирует? Жених-то из Грузии, знаем мы этих лиц «кавказской национальности»! Да ещё и на одиннадцать лет моложе, мало ли ради чего затеял он это бракосочетание! На всякий случай и бабу Машу в курс дела не посвящали, не проговорилась бы! А так – ви-дит она иногда молодого человека вместе с Верой, может просто любовник – не первый и не последний!

Итак, 19 января поутру расписали меня с Верой, именем, уже «Российской Федерации» в ЗАГСе, я хотел, было, взять себе её звучную фамилию – Сингер, но Вера взглянула на меня как на умалишённого.

– Какой ты Сингер, Ропяк – ты и есть Ропяк! Добрый мазохи-стик Ропяк! А Сингер – это зверь, хотя и поющий, зверь с плёткой,

108

садист, а может и нацист! Оставайся Ропяком, я тебя такого лю-блю! Так и остался я Ропяком, может и к лучшему.

Выслушивать Мендельсонов мы не стали, а сели по-быстрому в машины и помчали в «Лосиный остров». Там было уже всё гото-во, мы с друзьями и сотрудниками выпили, и, не затягивая сва-дебки на всю ночь, к вечеру уже вернулись домой.

Решили брачную ночь провести вдвоём, даже Нику не по-звали. Но не вышла счастливой первая наша брачная ночь! Ви-димо, обман всегда раскрывается и бывает наказуем. И Верина мама обманула своего мужа, и Вера обманула маму с рестора-ном. А получилось вот что: когда мы возвращались весёлой и шумной компанией с ресторана, баба Маша, хоть и была глу-ховатой, но вышла из флигеля и увидела празднично одетых людей и Веру в свадебном платье. Удивлённая баба Маша по-дошла к знакомому ей водителю Сергею и спросила, в чём, де-скать, дело, откуда народ такой весёлый? А Сергей и отвечает, что только что из Вериного ресторана, где её свадьбу справ-ляли. На вопрос бабы Маши о муже, Сергей ответил, что это хороший парень из Тбилиси, которого баба Маша, конечно же, видела.

– Да он же ребёнок совсем! – удивилась старушка, на что Сер-гей ответил, что уже не ребёнок, раз школу закончил. Тогда баба Маша удивлённо спросила, а что за это такой «Верин» ресторан, название, что ли такое? Сергею надоел допрос старушки, и он пояснил ей, что ресторан называется «Лосиный остров», непо-далёку отсюда, а Верин потому, что Вера-то его и купила, теперь можно частникам рестораны покупать.

Ошарашенная баба Маша вернулась во флигель к своей боль-ной подруге, разбудила её, и с места в карьер выложила всё это:

– Слышь, подруга, Верка-то твоя сегодня замуж вышла! Повторять пришлось несколько раз, пока мама окончательно

не «врубилась», что её дочка сегодня расписалась с мужем.

– А муж-то кто? – нетерпеливо спросила мама, начиная осо-знавать всю важность события.

– Да парень какой-то молоденький из Грузии, из Тбилиси, толь-ко школу, говорят, закончил! – радостно сообщила баба Маша – а

109

свадьбу-то в ресторане справляли, который Верка себе недавно купила – «Лосиный остров», что неподалёку!

Так баба Маша и продолжала бы плести, что в голову придёт, пока не заметила, что взгляд её подруги как-то остановился. Она бросилась к ней, трясёт за плечи – никакой реакции. Бабка вы-бежала наружу, и ну вопить:

– Верка, Верка, скорее к маме, кажись, умирает она!

Быстро кликнули Веру, она как была в свадебном платье, так и забежала к маме, за ней Сергей и кто-то ещё. Я остался во дворе, не зная, как и поступать.

– Мама, мама! – Вера трясла маму за плечи, но та, широко рас-крыв глаза, с каким-то ужасом смотрела на дочку в свадебном на-ряде.

Тело у мамы было каким-то мягким и неподвижным, но глаза поворачивались вслед за движениями Веры. Срочно позвонили

«Скорую помощь», а Вера так и стояла возле мамы, держа её за плечи. Постепенно глаза мамы застыли и перестали следить за Верой, оставаясь открытыми.

– Всё, померла! – громко сказала баба Маша и перекрестилась.

– Закрой Вера ей глаза, а то потом это трудно будет сделать!

И тут до Веры дошёл смысл происшедшего, она раскрыла рот, чтобы закричать, но баба Маша вовремя остановила её:

– Молчи, она ещё слышит! Хочешь плакать и кричать – выдь во двор!

Вера вышла во двор, её всю трясло. Я обнял её за плечи и, как мог, успокаивал.

– Надо же, в день свадьбы умерла! Не будет, наверное, нам с тобой счастья! – грустно проговорила Вера.

Приехала «Скорая помощь», констатировали смерть. Пришёл милиционер, заполнил какую-то бумагу, а затем приехала ма-шина с санитарами и они забрали покойницу в морг, назвав его адрес.

Но окончательно потрясло Веру, то, что рассказала ей о смер-ти матери баба Маша. Она-то обрадовать её хотела, что дочка за-муж вышла за молоденького грузина, что она ресторан купила, где и свадебку справили…

110

Ничего не сказала Вера глупой бабе Маше, только ушла в спальню, помянули мы маму стаканом водки и просидели с Ве-рой всю ночь на постели.

– Нет, не видать нам, по крайней мере, мне, счастья! Я обману-ла маму, и это убило её!

Чем я только ни успокаивал Веру, она сидела напряжённо, вся собравшись, не плакала и не кричала. Потом сняла свадебное платье, бросила его в угол, надела домашний халат и села на по-стель снова. Под утро мы, одетые, прилегли и вздремнули часа два. Потом проснулись и занялись подготовкой к похоронам.

На третий день мы простились с мамой и тёщей в зале про-щаний морга и вернулись домой. Баба Маша ушла к себе домой,

жила она недалеко. Боялась оставаться во флигеле, где умерла её подруга, а в дом идти не хотела. Наутро после прощания мы с Верой занялись нашей обычной работой. Девять дней продержа-лись без секса, на десятый день сделали это спокойно и тихо, без всяких там шоу. Я окончательно понял, как сильно и на всю жизнь люблю Веру, она стала не просто частью, а главной частью меня, моего организма, моей души, моего сердца. И кто только может говорить о том, что люди, имевшие гомосексуальные контакты не могут любить женщин?

Через неделю нам выдали урну с прахом Вериной мамы, и мы похоронили её рядом с могилой её мужа, чуть не сказал «отца Веры». На этих похоронах Вера сказала мне фразу, которая по-казалась мне пророческой и даже зловещей:

– Женя, я старше тебя, значит, и умру первой! – она нетерпе-ливо прервала мою попытку не согласиться с ней, – слушай, за-поминай и постарайся исполнить моё желание. Когда я умру, обязательно кремируйте моё тело – не хочу, чтобы черви обе-зобразили его! А урну с прахом не хороните, как сейчас мамину урну, а развейте мой прах над милой реченькой под названием «Лось», что протекает близ нас. Она недалеко и от дома и от наше-го ресторана: выдастся свободная минутка – пройдёшь на речку, посмотришь на её течение и вспомнишь обо мне! Но только как о живой, а не мёртвой – ты слышишь меня, Женя! – пояснила она свою волю.

111

Больше мы на эту мрачную тему не говорили.

И стали мы в доме жить с Верой вдвоём, а во флигеле ещё остался водитель Сергей. Он жил в деревне Рязанский области, женат не был, и флигель ему подходил, как нельзя больше. Ино-гда тайно от всех он приводил к себе во флигель женщину, но утром, когда надо было ехать на работу, то её уже там не бывало.

Вера любила водить свой «Порше» сама, но если мы ехали на работу вместе с Сергеем, то вёл он. Ещё был у нас один автомо-биль – минивэн «Фольксваген», но он стоял во дворике рестора-на. Я сам водил плохо, но Сергей учил меня, чтобы я мог легко получить права водителя.

Наступило время заняться преобразованием нашего рестора-на – и внешним, и внутренним, и идеологическим.

ТРАГЕДИЯ И СМЯТЕНИЕ ЧУВСТВ

Думаю, что большинству читателей, кроме рестораторов и шоуменов не требуется доскональное описание всех мероприя-тий, что за год с лишним были проведены с рестораном «Лосиный остров». Скажу только, что закрывали мы его на короткий пери-од, большие строительно-ремонтные работы и все художествен-ные преобразования велись плавным переходом. Например, как переход от средневековья к ренессансу – считается, что начался он в 1343 году с провозглашения поэта Петрарки королём поэ-тов, а продолжался ведь этот переход несколько веков. Так вот, таким моментом перехода к новому ресторану можно считать тот, когда на его фасаде была водружена вывеска «Шок о’ Лад». Это название было напечатано на фоне очаровательного женско-го улыбающегося ротика, в котором таял продолговатый ломтик шоколада. Вывеска эта несколько раз модернизировалась, пока не приобрела современный европейский вид.

Удалось набрать хорошую команду из подготовленных к стриптизу танцоров и шоуменов, разобрать программы и отре-петировать их. И я, и Вера были заняты с утра до ночи, как и наши коллеги по кухне, помещению и финансам. Мы превратились в

112

одну сплочённую команду, работавшую на одном дыхании. Ника работала в моей группе организации и постановки хореографии. Стриптиз был для нас делом новым, и мы не хотели повторять всё европейское буквально. Мы хотели придать ему чёрточки близкие и понятные москвичам. Сказать «русским», «россиянам», было бы неосмотрительно. Россиянин в Коми имеет совсем дру-гой менталитет, нежели на Дальнем Востоке, или в Краснодар-ском крае. Москвичи тоже разные, но москвичи – посетители стриптиз клубов, более или менее одинаковые, по своим художе-ственным вкусам, как минимум.

В наш ресторан люди стали ходить не выпить-закусить, как в «Лосиный остров», а на «стриптиз шоу Сингер», как писалось в афишах.

И, наконец, мы с Верой осуществили нашу мечту – представи-ли зрителям тщательно отрепетированный садомазо стриптиз-шоу, о котором я уже рассказывал. Долго не получалась искра из разорванных наручников, но её успешно имитировали малень-кой петардой, разрывающейся с искрами и звуком при вытяги-вании шнура.

Всё вышло прекрасно – публика «ревела» несколько раз. Пер-вый, когда Вере удалось обманом приковать меня. Второй – ког-да после долгих попыток прикоснуться к ней, она протянула мне свою маленькую ножку в прекрасной, отсвечивающей самоцве-тами, туфельке и я с жадностью присосался к ней. Третий, когда мне ценой неимоверных усилий удалось дотянуться губами до её оттопыренной ко мне красивейшей попки. И четвёртый – этот рёв не заканчивался несколько минут – когда я, разорвав оковы с петардой, схватил Веру и смял её в своих объятьях, а потом уже она добровольно, пушинкой вспрыгнула мне на руки и мы сли-лись в поцелуе.

– Я счастлива! – восторженно шептала мне Вера в этот мо-мент, – у меня даже случился оргазм от счастья!

– Молчи, не говори так! – прервал я её, – это плохая примета, – говорить, что счастлива!

Но ведь и я был безмерно счастлив нашим успехом, более того, и у меня от этого успеха случился оргазм. И если Вера могла

113

только утверждать это, то я мог бы доказать это любому сомне-вающемуся!

Удивительно, но и раньше, во время каких-нибудь сверх удач-ных, я их называл «гениальными», творческих решений я испыты-вал подлинно сексуальное наслаждение, а часто и оргазм. Если же его не случалось, я бежал в ванную или туалет и там «вручную» добивался этого. Иначе длительное нытьё в нижней части живота мне было обеспечено.

Мы искали удачные варианты, находили их, и были счастли-вы, осуществляя найденное. Так незаметно, в успехах прошли три года – как один вечер!

Наша сексуальная жизнь несколько нормализовалась – Вера устраивала различные секс-шоу уже не чаще раза в неделю, а с Никой – и того реже. Отношение Веры к Нике как-то охладело. Но нет-нет, да и проскальзывало какое-то недоверие у Веры к Нике.

– Это такая сучка, каких поискать надо! – как-то вырвалось у Веры. Но пояснять сказанное, несмотря на мои просьбы, Вера не стала.

У Ники же отношения к Вере было какое-то ровное и одинако-вое, хотя, что поймёшь во взгляде чёрных глаз, выражение кото-рых остаётся почти всё время непонятным и загадочным. Ко мне Ника относилась почти как к Вере – ровно, одинаково и наши с ней «разыгранные» половые акты протекали обычно с юмором, с моей, по крайней мере, стороны.

И вот наступает 1995 год, январь. Скоро трёхлетняя годовщи-на нашей свадьбы и смерти Вериной мамы, то-бишь, праздник Крещения. В начале января возникли какие-то проблемы с нало-говой инспекцией. А может, и не с налоговой, а другой. Я только всё время слышал произнесённое шёпотом слово «инспекция», и слово это произносила Вера в её переговорах с её пожилым за-мом по фамилии Кац и бухгалтером Таней. И как-то утром, напра-вив меня с Сергеем на минивэне в ресторан, Вера села на свой «Порше», взяла с собой в сумочке какие-то документы, и нервно попрощавшись со мной, уехала. Сказала – в инспекцию, без неё, мол, вопрос не решается. Обещала приехать в ресторан до обе-да. Сергей крикнуть ей, что дорога скользкая – накануне выпал снег и подморозило.

114

хоть и нервничал по поводу отъезда Веры, но скорее, по по-воду её переговоров в инспекции. Вера ехала в город, а там, всё-таки не шоссе, особенно не разгуляешься – я знал манеру жены гнать быстро, тем более «Порше» легко позволял делать это.

Вдруг в середине дня Кац, весь бледный, с трясущимися губа-ми, отзывает меня в свой кабинет, и, заикаясь от волнения, со-общает:

– Мужайся, Вера погибла в аварии! Одевайся, едем!

– Что, что ты говоришь? – затряс я его за плечи.

– Звонили из милиции, говорят, нашли её «Порше» разбитым,

саму мёртвой на шоссе Энтузиастов. Сумочка была при ней – нашли наш телефон. Зовут в морг на опознание. Мы должны ехать! – потребовал Кац.

Мы быстро собрались и втроём – я, Кац и Сергей за рулём, вы-ехали на минивэне по адресу, что был у Каца. Сказать, что я был как в кошмарном сне – это ничего не сказать! Я был как робот, я двигался и шёл так, как приказывал Кац. Ни слезинки, ни плача; ни даже стона, я не издал за всю дорогу. Потом когда приехали, меня куда-то повели, завели в какую-то комнату с закрытыми полками, и одну из них выдвинули. Там лежало маленькое тело, покрытое простынёй. Простыню сняли – а там моя Вера! Просты-ню сняли только с лица, видимо она была раздетая.

– Она? – спросил кто-то в форме.

кивнул и приготовился поднять Веру с этой ужасной полки.

– Стойте! – крикнул в форме, – этого нельзя! Нужно провести

экспертизу – а вдруг это убийство!

– Это моя жена, я возьму её домой! Это – моя, слышите, моя жена, и я не дам её вам! – я повторял и повторял, что это тело – моё, и я заберу его с собой, оно принадлежит только мне!

Откуда-то появился пожилой дядя с седой бородкой и стал что-то тоже толковать про экспертизу.

– Где тут начальник? – грозно спросил я, – мне не дают мою жену!

– Я, я начальник! – примирительно сказал дядя с бородкой, – понимаете – закон есть закон! Вы что хотите проститься с женой дома? – спросил он.

115

– Да, – ответил я, – там, где я родился, отдают покойника род-ным, домой, оттуда и хоронят. Я хочу взять мою жену с собой! Что

уже не имею на неё прав? Нас что, развели, что ли?

– Хорошо, только согласитесь, пожалуйста! – опять вступил дядя, – ведь мы должны узнать, может это не авария, а кто-то спе-циально убил вашу жену, тогда мы его посадили бы или что ещё там! А если вы очень хотите проститься с женой дома, давайте сделаем иначе. Вы в состоянии меня послушать?

Я глупо кивнул и прислушался к его словам.

– Вашу жену приведут в надлежащий вид – ведь у неё перело-маны кости, переломы открытые, вы не понимаете, что это такое! Над ней поработают хирурги, косметологи, она будет красива, как при жизни! Потом и вы, и её друзья, родные…

– У неё нет родных – только я! – чуть не взревел я.

– Хорошо, хорошо, друзья, сотрудники вместе с вами простят-ся с вашей женой, как положено. Священник отпоёт её, если она крещёная (я кивнул), и после этого… – дядя замялся, – вы може-те, если мы сумеем договориться, взять свою жену, уже краси-вую и, – дядя опять замялся, – гибкую, то есть не замороженную, на некоторое время домой, чтобы проститься. С твёрдым, даже письменным обещанием вернуть! А то нашим работникам так по-падёт, что мало не покажется! На органы, скажут, отдали и тому подобное!

Я слушал, мало что понимая, но что-то я всё-таки понял: сейчас

мою Веру не получу, а после прощания – можно.

Я попросил «дядю» поговорить где надо, и о чём надо. Денег, сказал, не пожалею. А в противном случае – всех поубиваю!

«Дядя» успокоил меня, сказал, что всё будет как надо, и посо-ветовал уйти из этого мрачного помещения, принять успокои-тельное, а лучше – напиться.

Сергей и Кац вытащили меня из морга и усадили в машину.

– Куда? – спросили они, – домой или в ресторан?

– Только не домой! – замахал я на них руками, – один я не оста-нусь!

Приехали в ресторан, посетителям объяснили в чём дело, благо их было два-три, не более. Повесили табличку «Учёт», и за-

116

крыли входные двери. Собрались за столом все свои, официанты поставили водки (поминают-то, вроде, на Руси только водкой!), на кухне быстро напекли поминальные блины. Налили водки в гранёные стаканы (откуда только взяли?), выпили не чокаясь, за упокой души нашей любимой Веры, закусили блинами, в которые на кухне успели положить икру. Один стакан водки, наполовину заполненный, накрыли ломтём чёрного хлеба, а к стакану при-слонили неизвестно откуда взявшуюся фотографию Веры. По одну сторону от меня сел Кац, по другую Ника, не перестававшая плакать, вытирая слёзы платочком. Многие наши девушки тоже плакали, даже у мужчин выступали слёзы на глазах. Я же, к своему стыду не проронил и слезинки, не то, чтобы зарыдать от горя. Вёл себя и разговаривал я как в обычный день, без улыбок, конечно,

заторможено, медленно понимая, что мне говорят.

моему ужасу, водка меня не брала. Я пил стакан за стаканом, но оставался трезвым. Я пожаловался на это Сергею, и он налил мне полный стакан газировки из сифона.

– Попробуй, – уверено сказал он, – это возьмёт!

Сергей оказался прав, я вскоре свалился. Меня оттащили на диван, и видимо, размышляли, что делать дальше.

– Только не домой! – слабеющим голосом попросил я, – только не домой!

Утром я проснулся на этом же диване, одетый, но со сняты-ми ботинками. Рядом на полу на паласах лежал одетый Сергей. Сперва я ничего не понял, а потом постепенно, в мой ещё сильно пьяный мозг, стала загружаться информация о морге, о Вере под простынёй, о «дяде» с бородкой, который обещал помочь, и о на-чале поминок…

– Серёга, что Вера умерла? – тихо спросил я его.

Сергей встал, налил мне полстакана водки, стакан газировки

сказал:

– Выпей, полегчает!

Я выпил водку, запил газировкой и снова забылся.

Потом Сергей всё-таки перевёз меня домой, помог раздеться, уложил в постель. Поставил рядом бутылку с водкой, сифон с га-зировкой и стопку блинов на тарелке.

117

– Лежи, пей, мы обо всём договоримся и организуем сами. Эту ночь тебе придётся провести дома, а завтра утром – прощание. После прощания мы постараемся забрать Веру домой, но нена-долго, как договоримся. С возвратом, конечно! Так Кац мне ска-зал, а сейчас лежи и пей! – приказал Сергей – на столе телефон, а у меня и у Каца – пейджеры. Звони, если что!

Напомню, что мобильников тогда в России практически не было, по крайней мере, у моих знакомых, а их заменяли, так на-зываемые пейджеры. Человек звонил по определённому номеру телефона и диктовал текст, который надо было передать на пейд-жер. А дальше – почти как с СМС-кой: пейджер сигналил, и его хозяин читал переданное послание. Какое-то, очень короткое время, эти пейджеры были очень распространены, а потом их подчистую сместили мобильники.

Вечером Сергей зашёл ко мне, принёс ещё бутылку, убедился, что вода в сифоне есть, положил ещё блинов, сел на стул рядом

сказал:

– Прощание завтра в 12 часов дня. Кац договорился, что после прощания мы пройдём в подвал, куда транспортёр приносит гро-бы, вместе с работником раскроем гроб и заберём оттуда Веру. Завернём её в одеяло, тихо вынесем, положим в машину и приве-зём сюда. Тебе ночи хватит? – деловито спросил Сергей, и я кив-нул. – А утром пораньше снова отвезём и вернём, откуда взяли. Хоронить будешь или кремировать? – снова деловито спросил Сергей, – Кац велел узнать.

– Кремировать! – ответил я, – а прах я буду всегда держать близ себя, чтобы она была всегда со мной! Хоронить, чтобы чер-ви обезобразили эту красоту – никогда! – и я закрыл себе лицо руками. Сергей ушёл, я снова вышел и забылся. Как прошли день

ночь, я не помню. Утром, часов в восемь, опять появился Сергей с кружкой полной крепкого чая. Я потянулся, было, за водкой, но Сергей отодвинул её:

– Чай пей, он крепкий, почти чифирь, – пояснил Сергей, – се-годня прощание, тебе надо быть в форме.

Я выпил по совету Сергея «чифиря», побрёл в ванную и долго стоял под холодным душем. Я понимал, что надо что-то делать,

118

что лучше будет всё выполнять, как говорят, а нет – так может быть хуже. Впрочем, куда уж хуже!

одиннадцати мы с Сергеем были уже у зала прощаний во дворике, где столпились все, кто пришёл проститься с Верой. Жали мне руку, говорили «соболезную», я отвечал «спасибо». Кто-то, например, Ника, даже целовали. Я заметил, что опять у Ники лицо мокрое от слёз.

– Неужели Ника так любила Веру, что плачет не переставая? Почему же Вера как-то назвала её «сучкой»? А я-то, почему не плачу, что разве я не люблю мою жену больше всех? – такие мыс-ли лезли мне в голову.

двенадцати народ впустили в зал, все распределились, как хотели вокруг гроба с моей Верой. Я стал в головах и вниматель-но смотрел в лицо своей любимой. Вера прекрасно выглядела, она, кажется, даже чуть-чуть улыбалась. Ни синячка, ни ссадинки. Она не то что спала, а просто шутки ради закрыла глазки и вот-вот откроет их… Я излишне близко придвинул своё лицо к лицу жены, но Серёга аккуратно отодвинул меня от гроба.

Священник ходил кругами, кадил и кадил всё вокруг, распро-страняя ароматный дым ладана, похожий на запах канифоли, так хорошо знакомый мне по балету, читал молитвы. Наконец, он закончил, предложил всем попрощаться с покойной и поки-нуть зал. Все прошли мимо гроба Веры, кто, целуя её, кто – про-сто положив на край гроба руку, а Вера улыбалась и улыбалась, только мне.

Наконец ушёл и священник, и в зале остались только я, Кац, Серёга и дама – служащая зала. Я не говорю уже о Вере. Мы отош-ли в уголок, чтобы Вера нас не слышала, и Кац договорился со служащей, что после того, как гроб спустят вниз, она проводит нас туда, покажет в каком гробу Вера и позволит мужу при свиде-телях взять её тело оттуда.

– Сколько вам хватит для прощания? – спросила дама.

– Рано утром привезём! – подумав, пообещал я.

– Утром поздновато! – попробовала, было, возразить дама, но Кац отошёл с ней в сторонку, уже от нас и что-то передал в кон-верте, назвав сумму.

119

– Хорошо, только ради бога, не подведите! Вы знаете, что бу-дет…– Но мы уже не слушали её. Накрыли гроб крышкой, дама нажала кнопку, и гроб медленно опустился, как мне показалось, в преисподнюю.

Дама повела нас по лестнице вниз и открыла дверь в подвал. Гроб Веры так и стоял на платформе подъёмника. Мы оттащили его в сторону, дама принесла большой кусок плотной ткани, по-хожей на занавес, и мы положили его на какой-то чужой гроб. Потом открыли крышку «нашего» гроба и все вместе осторожно вынули Веру оттуда. Тело её было мягкое, не холодное, но и не тёплое – комнатной температуры. Мы положили Веру на ткань, плотно обернули тело этой тканью так, что получился продолго-ватый свёрток, и вынесли из подвала через указанную дверь. Бы-стро подогнали наш минивэн, уже с разложенными сиденьями и положили туда наш драгоценный свёрток.

Через полчаса мы, уже дома, вынули свёрток из машины, внес-ли его в нашу с Верой спальню и положили на нашу с ней кровать.

– Пусть отдохнёт у себя, – попросил я моих помощников, – я посмотрю за ней, а утром мы с Сергеем отвезём её обратно. Вы ведь уже передали даме, что надо – спросил я у Каца, и он кивнул.

Был третий час дня. Я, не торопясь, развернул ткань, постелил постель и положил Веру на её половину. Подумал, следует ли раз-девать, но решил, что не надо. Пусть так отдохнёт у себя дома, в своей постели! Я принёс бутылку её любимого виски, налил в ста-кан и поставил на стул перед постелью. Налил стакан и себе, сел на постель в ногах у Веры, чокнулся с её стаканом, сказал:

– До встречи! – и выпил.

– Да, Вера, кажется только, что мы встретимся ещё не скоро, а ведь это – мгновенье! Столетие, тысячелетие – это тоже мгнове-нья, но благодать – именно то мгновенье, которое Бог или судьба дали нам провести вместе! Не знаю, были ли ещё какие-нибудь мужчина и женщина так счастливы вместе, как мы с тобой! Что-то мы с тобой не предусмотрели, раз это так быстро кончилось. Или то, что ты обманула маму, или то, что день нашей свадьбы и её смерти совпали, или то, что ты ехала так быстро по столь скольз-кой дороге? А может, это расплата за моё нечестивое поведение

120

молодости? Но, во-первых, Господь мог наказать за это меня са-мого, а во-вторых – я совершал всё искренне, с любовью, не при-нося никому зла! А вообще – пути Господни неисповедимы, никто ничего про Него не знает! Да, мы утром расстанемся с тобой, ду-маю, очень и очень ненадолго, но наши несколько лет, прожитые

невероятном счастье, стоят этой недолгой разлуки!

говорил и говорил, вспоминая каждый штрих, каждую ме-лочь в наших с Верой отношениях, напоминал ей о каждом счаст-ливом моменте, проведённом вместе. Я наполнял себе стакан ещё и ещё раз, отпивал и говорил, говорил…

Посмотрел на часы – они показывали уже одиннадцать.

– Вера, нам пора спать, ты помнишь, если мы были свободны, мы так любили ложиться именно в одиннадцать!

разделся до белья, включил ночник и, как обычно, перелез через Веру на свою половинку, «к стенке». Находясь над Верой, я посмотрел близко-близко на её лицо – оно было прекрасно и красиво именно неземной красотой.

– Мы вдвоём, ведь нас никто не видит, никто не осудит! – безу-мная мысль пришла мне в голову, – и я тихо-тихо спросил у Веры: «Ты хочешь?»

Но Вера едва заметно покачала головой: «Нет, мол…»

перелез на мою половину – «к стенке», взял с собой бутылку и отпил из горла.

– Тогда спи, Верочка, ещё успеем, у нас впереди целая веч-ность! – успокоил я и Веру и себя, и ещё отпил.

Трудно поверить в это, но я заснул. Снился какой-то очень мирный и спокойный сон, мы с Верой где-то на природе, катаем-ся в траве, балуемся… Вдруг что-то резко ударило меня по голо-ве – как тогда Вера тяжёлой книгой. Я вскочил, – опаздываем, ду-маю, – но часы стенные показывают семь – рано ещё. Вера рядом, значит всё в порядке, трогаю её, а она – одетая.

– Вера, – и я толкаю её рукой в бок, – Вера, почему ты одетая? Но Вера не отвечает, и снова тяжёлая книга, уже в десть раз тя-желее, ударяет меня в голову. Я всё понял! Веры нет больше, она погибла, она лежит со мной – мёртвая и её надо скоро нести на сжигание!

121

Волосы медленно стали подниматься на моей голове, и я из-дал такой вопль, какой не только не издавал раньше сам, но и не слышал от других. Я вскочил с постели, и вопил, вопил не пере-ставая. Я бился головой о стены, рвал на себе бельё, волосы. Слё-зы ручьями лились из глаз, а я не переставал вопить даже тогда, когда в комнату вбежал полураздетый Серёга. Он схватил меня, удерживая от битья головой о стены, быстро прыснул мне в лицо газировкой из сифона. Я замолчал, потом сказал ему тихо:

– Вера ведь умерла! – указывая на улыбающуюся Веру в по-стели.

Сергей поволок меня в ванную и поставил под холодный душ.

не сопротивлялся и, кажется, пришёл в себя. Сергей приодел меня, как мог, и повёл к себе во флигель.

– Никакой водки пока! Нам надо исполнить свой долг – отвез-ти Веру обратно, мы это обещали! – сурово сказал Сергей и налил мне кружку чифиря.

Потом я пошёл к себе, покорно оделся и вышел к Сергею.

– Спасибо, тебе, друг! – только и вымолвил я.

А он неожиданно посмотрел на мою голову и изумлённо сказал:

– Ё-моё, да ты поседел наполовину!

Я зашёл на веранду, включил свет и посмотрел на себя в зер-кало. Да, большая прядь волос, прямо спереди, стала белой. Я помочил палец во рту и попытался стереть воображаемую кра-ску, но она не стиралась – прядь была действительно седой! Я слышал, конечно, что такое бывает от сильных переживаний или страха, но как физиологически это происходит, я до сих пор по-нять не могу!

Мы с Серёгой снова замотали Веру в ткань, положили в маши-ну и повезли куда следует. Заехав во дворик морга, Сергей выско-чил поискать вчерашнюю даму, а я остался с моей Верой. Нако-нец Сергей прибежал обратно, сел за руль и подъехал к нужной двери. Мы вдвоём подняли Веру, занесли в помещение, и тут я увидел вчерашнюю даму. Она со страхом смотрела на меня, когда мы с Сергеем разворачивали Веру, а потом осторожно клали её снова в гроб. Я крепко поцеловал Веру в губы и сказал ей:

– До встречи! – и она едва заметно кивнула мне.

122

– До чего же красивая была девушка! – вдруг произнесла дама.

– Была, есть и всегда будет! – уверенно ответил я ей.

– Все документы на урну у вашего старшего, – сказала дама, – имея в виду Каца, всё что надо, он знает! – и добавила – и всё что следовало, он уже мне передал…

Мы с Сергеем сели в автомобиль и уехали в ресторан. Сегодня мы тоже устроили поминки по Вере, на сей раз более организо-ванные. А через неделю я получил урну с прахом Веры. На урне было написано: Вера Арнольдовна Сингер, 1962-1995. И право-славный крестик повыше надписи.

Я занёс эту урну в спальню и поставил на тумбочку возле по-стели. А к урне прислонил мою самую любимую фотографию Веры.

МУРКА

Первые дни и недели после смерти Веры я вёл, можно сказать, растительную, или выражаясь научно, вегетативную жизнь. Рабо-тал, то есть ставил шоу, ел на работе, то-бишь в ресторане, что дадут, даже танцевал сам, правда, без улыбки на лице. Отдыхать я не хотел, чтобы не лезли в голову грустные мысли.

Мне рассказали, как произошла авария. На шоссе Энтузиа-стов, поближе к Кольцевой, Вера пыталась обогнать грузовик. Тот вилял задом и Вера приняла слишком влево, чтобы не задеть его. Развила большую скорость при обгоне и не заметила мощный джип впереди, тоже идущий в левом ряду с большой скоростью. Сильнейший удар, подушки безопасности почему-то не сработа-ли, может потому, что автомобиль был куплен уже не новым.

Сотрудники, тот же Кац, по имени-отчеству Илья Аркадьевич, сообщили мне, что всё имущество Веры, включая ресторан, те-перь должно перейти ко мне, так как ни детей, ни братьев-сестёр у неё не было. Официально – через полгода, но работать-то надо и сейчас. Так что я стал, вроде, пока неофициальным хозяином ресторана. Я не хотел занимать должность директора, да и какой я директор? Исполняющим обязанности стал Кац, а его замом – я,