Текст книги "Полисексуал"

Автор книги: Нурбей Гулиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Десятью годами позже я прочитал книгу известного политиче-ского деятеля Эдуарда Лимонова «Это я – Эдичка!». Там подробно во всей красе описан этот сексуальный приём, испытанный авто-ром книги на незнакомом чернокожем парне Крисе. Эдичку по-разил вкус жидкости, излившейся из «хвостика» Криса, он назвал этот вкус самым живым из всех вкусов. Но Крис был незнакомым для Эдички человеком, чернокожим криминальным парнем с улицы, а Игорь тогда для меня был самым любимым в мире че-ловеком. Можете представить себе, какого вкуса была для меня вышеупомянутая жидкость, принадлежавшая сначала Игорю, а потом уже – и мне?

Мы мгновенно привели себя в порядок и потом долго сидели до прихода мамы. И для Игоря, и для меня, то, что мы с ним со-вершили, было новым для нас, это было постижением какой-то тайны, прекрасной, увлекательной и греховной. То новое, что мы

ним «открыли для себя», позволило нам не только сблизиться до недоступных ранее пределов, но и использовать недоступные ранее возможности для этого сближения. Мы ухитрились сбли-жаться даже тогда, когда моя мама находилась в соседней комна-те и смотрела там телевизор. Мы подпрыгивали в лифте, и когда он останавливался, использовали и эту возможность до прихо-да мастера, которого сами же и вызывали. Даже в зашарпанном тбилисском кинозале в так называемом «Клубе кооператора», мы садились на пустой задний ряд и осторожно предавались нашей любимой игре.

32

Но самым удачным открытием, по крайней мере, в деле осво-ения новых помещений, оказались бани. В Тбилиси было много домов старой постройки, лишённых ванны или душа, и люди це-лыми семьями ходили в бани. Нет, не в общие для обоих полов, наподобие немецких, а обычные «номера», начиная от скром-ных душевых и кончая шикарными «люксами». Вы бывали когда-нибудь в банном номере «люкс» с широченными ваннами, мяг-кой мебелью, плюшевыми занавесками, и столами для закуски с выпивкой? Если не были, то вряд ли найдёте теперь такой, если только не в Тбилиси, где возможно сохранилась эта музейная редкость. И, наверное, вы догадываетесь, какие группы населе-ния чаще всего посещали такие номера? Да, вы правы, они са-мые, только богатые. Те же, но бедные, например, как я с Игорем, посещали номера обычные, а чаще – простые помывочные душе-вые, только, разумеется, отдельные, запирающиеся на защёлку.

Там, в номере или душевой мы могли делать всё, что нам забла-горассудится. Мы спокойно могли около часа ходить полностью раздетыми, любуясь и восхищаясь видом красивого и любимо-го человека. Могли, постелив на деревянную решётку махровое полотенце, лечь на него и насладиться нашей любимой пози-цией – лицом друг к другу. А в конце «сеанса», когда Игорь был уже удовлетворён, он помогал и мне избавиться от томления в груди и тяжести в нижней части живота. Помогал, что называется вручную, ибо на большее я сам ему решиться не позволил. А ведь порывы с его стороны были, по крайней мере, к очень полюбив-шемуся ему способу «эскимо». Но когда я представил себе моего большого и мужественного «милого друга», «кумира», за таким, как мне казалось, унизительным для активного партнёра заняти-ем, я ласково, но пресекал его попытки. Почему я делал это – до сих пор не могу понять. Ведь это было бы свидетельством искрен-ности его любви ко мне, того, что всё моё тело, без исключения приятно и соблазнительно для него. Но мне претила даже мысль о подобном акте, она почему-то оскорбляла меня. Я же делал по-добное с удовольствием и видел, насколько это нравится Игорю.

Дома, как я, так и Игорь говорили, что мы ходим на трениров-ки, которые проводятся для любителей боевых искусств по суб-

33

ботам и воскресеньям. А после тренировки, как и положено, при-нимаем душ. Отсюда и полотенца, и другие атрибуты банных дел.

В мае, ещё до поездки в пионерлагерь, мне исполнилось две-надцать лет, а Игорю в сентябре – пятнадцать. Мы оба выгляде-ли постарше своих лет, а Игорь был почти сформировавшимся мужчиной, фигуристым, сильным и красивым. Я же всё ещё вы-глядел этаким красивеньким ангелочком. Хотя и довольно кре-пеньким и спортивным. Товарищи, как мои, так и Игоря, считали нас неразлучными друзьями – поклонниками боевых искусств. Такой симбиоз двух разновозрастных друзей редкостью не был,

никто не мог даже вообразить себе наш с Игорем истинный статус. Ни один из нас не производил впечатления любителя од-нополой любви. Оба мы были достаточно мужественными, за-диристыми, любителями надавать затрещин не понравившимся нам экземплярам. Никакой женственности, особого поведения, жестов, характерных для пассивной компоненты однополой любви (вы всё это часто видите по телевидению, фамилий не называю!) у меня не было. А чтобы заподозрить в этом Игоря и речи не могло быть.

«Мама Катя» души не чаяла в Игоре, привечала его, оставляла нас обедать, и проявляла другие знаки внимания. Заходили мы с Игорем и к моему папе – Станиславу, для друзей Стасику, не Ста-су, как сейчас в России, а по-тбилисски нелепо – Стасику. Так в Москве раньше тараканов называли. Папа был калачом тёртым,

поначалу скабрезно улыбался, глядя на двух друзей. Но мы так натурально вытаращивались на него, что он тут же прятал улыбку

заговаривал с нами серьёзно.

КОНЕЦ ЖЕНСКОЙ ЛЮБВИ

На следующее лето нам снова повезло – нас отправили в тот же пионерлагерь. Игорь сумел настолько завоевать доверие «комсостава» лагеря, что его «выдвинули» даже помощником во-жатого, правда, на общественных началах, то есть без оплаты. Но авторитета у Игоря было хоть отбавляй, а его кулаки и приёмы

34

только усиливали этот авторитет. Вякнуть никто не смел ни по ка-кому поводу, а тем более, по поводу нашей спортивной дружбы.

Но, к моему сожалению, Игорь стал дружить не только со своими сверстниками, но и с вожатыми. Начал курить и выпи-вать вместе с некоторыми из них. Один из них – «товарищ Гиви» был настоящей пьянью. Он покупал по-дешёвке чачу у местных жителей и распространял её среди своих «дружбанов». Но что хуже всего, «товарищ Гиви» «гулял» с нашими же поварихами и уборщицами, внешность которых внушала ужас, в первую оче-редь мне. Грубые, с тёмной обветренной кожей, почти не разго-варивающие по-русски, эти работницы «из местных», рады были «погулять» со столичными тбилисскими парнями. А уж Игорь был для них «лакомым кусочком» – такой красавчик, блондин с голу-быми глазами, спортсмен-силач, да ещё и в меру пьющий. Я смо-треть не мог, как эти мымры, эти обезьяны, строили ему глазки и улыбались, показывая свои не леченые зубы и небритые тёмные усики. Мерзость! Поубивал бы этих мартышек, но только под ка-ким предлогом?

Наши с Игорем интимные встречи происходили всё реже, Игорь становился всё неласковее со мной. Я же, по незнанию жизни, укорял его за встречи с «мартышками».

– Разве я не красивее них? – став в позу, грозно вопрошал я, вызывая у Игоря весёлый смех.

– Да как тебе объяснить, – пытался вразумить меня Игорь, – но ведь мужик же всё-таки я! Да, я люблю тебя, но как брата…

– Как брата?! – почти завопил я, – что ты меня любишь как сво-его Олега? В уме ли ты, что ты говоришь, да я убью тебя! – я не-благоразумно подхватил с земли толстую палку и набросился на Игоря. Тот легко выбил палку у меня из рук и похлопал по попе – не сказать, что очень ласково, мне даже стало больно.

И тут у меня началось забытое «болевожделение». Я накинул-ся на своего обидчика, обнял его и стал страстно целовать, всю-ду, куда доставал. В это раз я, можно сказать, изнасиловал Игоря, причём в первый раз за время нашей любви. Нет, не так, как мож-но подумать, а как страстная дама джентльмена, который просто не сопротивлялся. Я клялся Игорю в любви и умолял не «гулять» с

35

этими «маймунками» («обезьянами» по-грузински). Он хохотал и клятвенно обещал не гулять с «маймунками».

Но гулять Игорь не прекратил. Я бесился и мне даже стали приходить мысли об убийстве этих «нечеловекоподобных». Я ре-шил отравить моих соперниц и стал подыскивать яды. Вспомнив прочитанные полезные книги, я понял, что бледных поганок или других растительных ядов я здесь не найду. А вот божьи коров-ки, которые были в Коджори в изобилии, известны как носители очень сильного яда. Я наловил этих насекомых, усыпил ваткой с чачей, высушил над печкой, и размолол в порошок. А порошок я тайком высыпал в чугунок с чахохбили, который готовили для себя мои злейшие враги – «маймунки». Мужики этот чахохбили не ели – это, то ли суп, то ли рагу, а предпочитали чачу с колбаской. А «маймунки» съели отравленное блюдо тут же на обед, а меньше, чем через час, наступили первые признаки отравления – силь-нейшие рези в животе и рвота.

Лагерная врачиха заподозрила пищевое отравление, вы-звала «скорую помощь». Но самое умное, что она сделала – это заставила «маймунок» пить тёплую воду, стакан за стаканом, и, пардон, опорожняться через рот, что «маймунки» со стенания-ми и делали.

Игорь тут же примчался ко мне, затряс меня за плечи и грозно спросил:

– Это твоя работа?

Я чуть не признался моему кумиру в содеянном, но вовремя благоразумно удержался.

– Да ты что, как я смог бы это сделать, где здесь яду взять? Обо-жрались несвежих продуктов, наверное, купили по дешёвке мяса у местных, вот и всё!

Игорь недоверчиво посмотрел мне в честные глаза, тряхнул на всякий случай за плечи ещё раз, и отстал.

Все «маймунки» остались живы, но неделю провалялись в больнице, и в лагере уже не появлялись. Питались мы консерва-ми, зато кобелям нашим «гулять» стало не с кем. Посуду на моё счастье «маймунки» после еды помыли, причём горячей водой. Так что, криминала не обнаружили и дела не завели.

36

Вернувшись в Тбилиси, мы продолжали встречаться, преи-мущественно в банях. В мае мне исполнилось тринадцать лет, а Игорю в сентябре, соответственно, шестнадцать. Я понимал, что Игорь, повзрослев, стал интересоваться девушками, даже некра-сивыми, а такому видному парню «закадрить» не очень видную девушку, не представляет трудности. Но я любил Игоря и никому уступать его не собирался, я готов был применить любое сред-ство для удержания его со мной. И я, пожалуй, понял, что это было за средство.

Ещё в пионерлагере я заметил, что Игорь проявляет повы-шенный интерес к спирту. Вместе с «алкашом» Гиви он пил любую чачу, от запаха которой дохли тараканы. И когда уже в Тбилиси мы стали встречаться в банях, Игорь обычно приносил туда с со-бой четвертинку чачи. Чачу он пил, запивая лимонадом, а газиро-ванная вода усиливала действие алкоголя. После такой выпивки Игорь становился весёлым, возбуждённым и любвеобильным.

Я понял, что отбить интерес Игоря к девушкам можно спирт-ным. Семья Игоря жила очень бедно, денег на выпивку у него не было, на еду еле хватало. И я решил зарабатывать деньги, что-бы «отбить» любимого человека для себя с помощью алкоголя. Но где мне, тринадцатилетнему, хотя и выглядевшему старше, мальчику взять денег? Не воровать же, но я пошёл бы и на это ради Игоря. Но я умел хорошо танцевать, причём самые разно-образные танцы, в том числе и грузинские народные. Я вспом-нил, что к нам в училище как-то приходил «дядя» уговаривавший мальчиков-танцоров пойти к нему в ансамбль для выступлений

ресторане. «Дядя» так и не нашёл у нас желающих танцевать в ресторане и ушёл «не солоно хлебавши».

Как бы мне найти этого человека или его ресторан? Тогда уже в Грузии были «кооперативные» рестораны, привлекавшие публи-ку к себе разными способами: якобы «бесплатным» вином, высту-плением известных артистов, танцоров, в том числе и любимыми

народе детскими и юношескими танцами. Одетые в черкески и папахи, с кинжалами на поясе и в азиатских обтянутых сапогах, мальчики моих лет и старше танцевали групповые танцы, такие как, например, знаменитую «лекури» – лезгинку. Участвовали в

37

этих танцах и девочки, одетые в белые платья, «плывшие» слов-но «павы», а вернее – белые лебеди, среди энергичных мальчи-ков, то пляшущих на носочках, то падающих на колени. Эти танцы привлекали богатых завсегдатаев особых танцевальных ресто-ранов, которые на хорошие танцы денег не жалели. Вот только умевших хорошо танцевать, найти было трудно, а халтура тут не проходила – посетитель был ушлый. Знаменитое хореографиче-ское училище было «лакомым кусочком» для таких ресторанов, но сомнительная репутация ресторанных танцоров отталкивала способных мальчиков и девочек.

Пришлось обратиться к отцу за помощью:

– Нужны деньги, воровать не хочется, а ты столько не дашь. Узнай, какому ресторану нужны были танцоры!

Отец почесал в голове и обещал узнать.

– Только скажи, на что тебе деньги? – поинтересовался отец.

– На девочек нужны! – без тени улыбки ответил я.

Отец, было, хихикнул, но увидев, насколько серьёзен я, за-молк.

Через несколько дней я уже репетировал в ресторане, ко-торый отец не только нашёл, но и рекомендовал меня туда, как одного из талантливейших танцоров. Техника моя понравилась руководителю ансамбля и меня приняли в коллектив. Мы с отцом поторговались об оплате моего труда и договорились на непло-хие деньги, которые они должны были платить моему отцу, а не «беспаспортному» мальчику.

Выступать я стал по вечерам в субботу и воскресенье, когда наплыв посетителей был особенно велик. Платили настолько хорошо, что это было значительно больше, чем получала мама в школе.

Для полноты картины о нашей семейке, я должен описать жизнь моего непутёвого отца. Заключение сломило его волю: он перестал заниматься искусством, нужным народу, но не пере-стал – нужным только ему и его партнёрам. Не перестань он тан-цевать – был бы, может, вторым Чабукиани или Нуриевым, а ещё если бы и запел, как мог, то уж Бориса Моисеева перещеголял бы. Но папа был пассивным слабовольным геем, и кроме как о своих

38

сексуальных потребностях, всерьёз ни о чём не думал. В училище он работал, повторяю, на хозяйственной должности, только из-за денег.

Жил он, как я уже упоминал, в районе старого Тбилиси, назы-ваемом Авлабар, населённом, в основном, армянами. Попада-лись изредка и другие «нации» – грузины, русские, евреи, поляки, но редко. Гомосексуализм процветал на Авлабаре, возможно по-тому, что там обитал этнос, склонный к этому виду искусства; не скажу, какой этнос и какое искусство – из политкорректности. Па-паша Станислав был достаточно молод – тридцати с небольшим лет, строен, красив – блондин с голубыми глазами, и любовники для него находились. Конечно же, любил он, преимущественно, людей искусства, балетного, в первую очередь, но не гонял и актёров, цирковых артистов, спортсменов силового плана, а на безрыбье и торгашей считал рыбой. Коллективчик, в основном, был устоявшийся, любимым «мужем» у отца был, как ни странно, чиновник из Министерства культуры, его старый друг, которого так и не подловили за мужеложство. Но как «муж», так и «жена» частенько изменяли друг другу. «Муж» – с молодыми мальчиками и даже женщинами, а «жена» – с более взрослыми, солидными гомосексуалистами. Хотя, смеха ради, отец встречался и с жен-щинами, которые периодически влюблялись в него. Но секса у них не получалось, если какой-нибудь из любимых друзей отца не ласкал и не целовал его в нужное время.

Бабушка, жившая с отцом в одной квартире, сильно тяготи-лась этим и ушла в дом престарелых, хотя была и не так уж стара. Отец навещал её там , платил мзду обслуживающему персоналу и бабушку не обижали.

Квартира отца была двухкомнатной с большим холлом, веран-дой, кухней, раздельным санузлом, и главное с двумя входами, а, стало быть, и выходами. Один из них – парадный, шёл в холл, а другой – «чёрный ход» – на кухню и предназначался для прислу-ги, которая, видимо, и обитала раньше на кухне. Комнаты были разные – большая, в которой жил отец, и маленькая, где ранее проживала бабушка, и на которую в последнее время «положил глаз» и я. Жить с мамой для меня становилось всё невыносимее,

39

особенно, когда к нам стал приходить выпивший Игорь и мы за-пирались с ним в моей комнате. Мама требовала открыть дверь; она боялась, что мы будем курить, а ещё, чего доброго и колоть-ся наркотиками. Дальше её воображение не шло, а мы не хотели шокировать простодушную княжескую дочь.

Поэтому я напросился жить к отцу, он встретил эту мою прось-бу весело, но потребовал, чтобы в магазин за вином и закуской бегал я. На это я с большой охотой согласился, и зажили мы там, два гомосексуалиста, душа в душу. Конечно, я навещал и маму, выслушивал её сентенции, дарил подарки ко дню рождения и 8-му марта, но на ночь не оставался. А примерно через год по-сле моего ухода из её квартиры, я обнаружил в моей комнате ма-ленькую старушку в чёрном, типа монашки. Мама очень уж увле-клась церковью и даже пустила жить к себе старушку-монашку из деревни. После этого мои визиты к маме почти прекратились,

как мне показалось, она и не жалела об этом. Что же касается отцовской квартиры, то Игорь уже мог приходить в мою комнату, когда хотел и даже оставаться там на ночь. Наши комнаты были в разных концах квартиры, имели разные выходы: на улицу – у отца, и во двор – у меня, и мы, если не хотели, то могли жить там

не встречаться.

Трапезничали мы с отцом или на кухне вместе, когда гостей у нас не было, или порознь – каждый у себя в комнате, когда нас посещали наши любовники. Отцовская квартира была устрое-на так, что умывальники были и на кухне и в соответствующей части раздельного санузла, вместе с ванной. Оба эти помеще-ния запирались, причём кухня была смежной с моей комнатой, а ванная – с папиной. Между ними, за двумя занавесками нахо-дился, собственно, туалет, куда можно было сходить по очень уж серьёзной нужде. А по нужде несерьёзной, называемой «малой», мы мужчины, биологические, по крайней мере, ходим обычно в умывальники, если конечно помещения запираются. Так и не промахнёшься мимо сосуда, да и подмыться под краном, пардон, можно. Уже позже, знакомый врач-уролог говорил мне, что толь-ко ненормальные мужики писают в унитаз, если есть возмож-ность воспользоваться умывальником.

40

Вот так, почти за два года совместного проживания, наши лю-бовники так ни разу и не встретились. Лично я был знаком с по-стоянным «любовником» отца – «дядей Серёжей», положитель-ным с виду, серьёзным и, казалось, усталым человеком. Кажется, у него была и жена – биологическая женщина, но он её не любил

всячески избегал. Был у них и сынок – мой ровесник, о кото-ром дядя Серёжа предпочитал не рассказывать. Представлялся он старым другом и собутыльником моего отца Станислава, вёл себя в его отношении спокойно и заботливо, ну а папаша не стес-няясь меня, заглядывал в глаза дяде Серёже, гладил его по рукам

груди, а иногда, когда я отворачивался и целовал его украдкой. Конечно же, всё это было обычно за «возлияниями».

Иногда я приглашал отца и в «мою» комнату, когда там бывал Игорь. Отец был явно разочарован моим выбором, хотя Игорь выглядел красивым и мужественным юношей.

– Он с тобой ненадолго! – пояснил мне отец попозже, – он не гомосексуал, это просто мужик, у которого пока нет бабы. Да и спаиваешь ты его, а больше ему, видимо, никто наливать не спе-шит! Роль твоя в этом альянсе незавидна! – завершил отец свой вердикт.

Я, конечно, возражал ему, но засомневался. Игорь душевно всё больше отдалялся от меня и я замечал это. Но любовь – что с ней поделаешь! Гони её через парадный вход, а она через чёр-ный влезает, и прямо ко мне на кухню! Я задумался – не на помой-ке же я себя нашёл – такого красивенького, умного, умелого! Да и возраст у Игоря приближался к призывному, а с поводом для от-срочки от армии для него было безнадёжно – здоровье было бы-чье, надежды же на поступление в вуз – никакой – он, то и дело, на второй год оставался. Так мы с ним можем и одноклассниками заделаться! Надо было что-то решать, тем более, к этому подтал-кивали обстоятельства.

41

НАЧАЛО АКТИВНОСТИ

А надо вам сказать, что в моей сексуальной жизни всё большую роль начал играть онанизм или, иначе, мастурбация. То есть, я на-чал нежить, холить, лелеять (не хочу использовать опошленный термин, применяемый большинством школьников, о котором я упомянул выше!), свой «хвостик», чего почти не делал раньше, ког-да любовь к Игорю была в разгаре. Я стал посматривать и на дево-чек, чего раньше со мной почти не случалось. Но девочки, особен-но в нашем классе, казались мне такими примитивными, такими глупыми (если даже были отличницами!), такими антисексуальны-ми, что я сторонился их, предпочитая самоудовлетворение.

Но при акте самоудовлетворения только самые отсталые на-туры не думают ни о чём, не представляют себе никого из во-жделенных, любимых людей. В начале своей любви к Игорю я во-ображал себе наши с ним любовные игры, особенно оральные. Потом, когда я стал спаивать Игоря, и встречи наши стали носить какой-то вынужденный характер, мне всё труднее стало заста-вить себя представлять сексуальные сцены с его участием. Всё чаще я стал вспоминать сексуальные отрывки из литературных произведений, и начавших появляться тогда в Тбилиси видео порнофильмов, правда, тогда ещё чёрно-белых на отечествен-ных видеомагнитофонах «Электроника». А ещё через какое-то время, когда отношения мои с Игорем начали терпеть фиаско, в жизни моей появилось нечто новое.

В хореографическом училище, куда я непременно, невзирая ни на что, продолжал ходить три раза в неделю, у меня появился настоящий друг. Нет, товарищи были и раньше, я очень общите-лен и никому не отказывал в общении. Но такого раньше просто не было.

Мне исполнилось уже пятнадцать лет, лето я провёл в беспре-рывных выступлениях в ресторане, не прекращающихся даже в будни. Я был в ансамбле на хорошем счету, мне доверял и со мной считался руководитель – он полагал, что у меня неплохие организаторские способности. А тут весной «забирают» в армию одного из ведущих танцоров, так как ему уже исполнилось во-

42

семнадцать. Мне было дано задание – выудить из училища та-лантливого мальчика на замену ушедшего в армию.

Я поразился, насколько всё случилось вовремя. Почти за не-делю до этого поручения я, можно сказать, сошёлся (не подумай-те дурного раньше времени!) с моим ровесником – танцором, к которому давно испытывал симпатию. Он как-то подсел ко мне в раздевалке после душа, и с восхищением шёпотом стал расхва-ливать мою фигуру. А надо сказать, что вместо уже прекратив-шихся тренировок с Игорем по боевым искусствам, я дома стал самостоятельно заниматься бодибилдингом. Гантели, подтягива-ния, отжимания, приседания – много ли надо молодому организ-му, чтобы начать быстро наращивать мышечную массу, причём в самых нужных местах, и убрать, пусть и ничтожную, но имеющую-ся жировую массу в местах ненужных. И Элик (а мальчика звали Эльдаром, для своих – Эликом) очень точно заметил изменения

моей фигуре, спрашивал, как я этого добился. При этом Элик ласково поглаживал меня по наращенным мышцам и загляды-вая в глаза. Элик был очень красивым мальчиком с каштановы-ми волосами, светло-карими глазами и пухлыми губами. Ростом он был чуть меньше меня, тогда я уже достиг 170 сантиметров, а Элик – 165. Фигура у Элика отличалась от моей – если у меня она была мужественной, с рельефными мышцами, тонкой кожей, че-рез которую проглядывались мощные кровеносные сосуды, не-сущие кислород и питательные вещества мышцам, то у Элика она была понежнее. Мышцы, как таковые, не проглядывались, но они формировали такую стройную, обтекаемую, я бы даже сказал по-девичьи спортивную фигуру, что на Элика все заглядывались. И ещё – если у меня на груди уже имелся тёмный волосяной покров

виде креста, то у Элика тело, в том числе даже подмышками, было безволосым. Конечно же, в душевой я заметил у Элика кое-какую растительность на интимном месте, но она была настолько нежна и шелковиста, что закрой Элик это интимное место, впол-не за девушку сошёл бы.

Мои отношения с Игорем тщательно скрывались от всех, кро-ме отца, да и мой мужественный внешний вид и дерзкое, агрес-сивное поведение не давали и повода заподозрить чего-либо

43

«такого». Конечно же, и Элик ни о чём не догадывался. И когда мы после души вышли на уже вечернюю улицу, то решили проводить друг друга по домам. Так как нам было по пути, а я жил ближе, то фактически Элик проводил меня. Он тут же взял меня «под руку», прижался ко мне, и стал быстро-быстро рассказывать, как ему одиноко, грустно, как никто не дружит с ним, как родители нико-го постороннего не пускают в дом, а его – Элика, никто не пригла-шает к себе. В таких разговорах мы и дошли до моего дома, вер-нее, отцовского. Ещё с полчасика постояли под густым платаном, что рос у входа во двор, и Элик всё не переставал говорить мне о своей симпатии ко мне.

– Женя, давай дружить, вдруг прямо предложил мне Элик, – обидно будет, если мы пройдём мимо друг друга. Не знаю, как я тебе, но ты мне очень нравишься, – гладя меня ладонью по руке

потупив глаза, повторял Элик – ты не подумай ничего плохого. Я говорю только о дружбе, дружбе, которой у меня нет, и мне её очень не хватает…

Расставаясь, мы неожиданно поцеловались – быстро, ровно и без «прибамбасов». Для меня это признание Элика и его поцелуй, были чем-то новым. Он явно считал меня активной компонентой нашего возможного альянса, назовём его дружбой. Это мне и льстило, и пугало меня одновременно. Ну, какой же я активный, знал бы Элик моё прошлое! Но я был так унижен, так оскорблён, так уничтожен своей нынешней ролью в отношениях с Игорем, что мне захотелось чего-то принципиально нового. – Я себя не на помойке нашёл! – вспомнил я мою любимую присказку, и меня охватила обида. Я – красавчик, талантливый танцор, силач, трудя-га, зарабатывающий своим искусством, влачу существование бро-саемого «пидора»! Нет, не на помойке, не на помойке! – повторил я про себя уже твёрдо и бесповоротно, решение было принято.

Завтра же я сказал пришедшему ко мне в гости Игорю, что приболел простудой и не хочу заражать его.

– А может только выпьем, и всё? – предложил обнаглевший вконец Игорь, чем окончательно подписал себе приговор.

Быстро, чтобы не взорваться, я предложил Игорю подождать с недельку, и выпроводил его за дверь, а тот и не настаивал. А вско-

44

ре поступил запрос от руководителя ансамбля, и я тут же вспом-нил об Элике. Тот с радостью согласился на моё предложение, полагая, что всё это делается только для поддержания дружбы. Но просмотр его возможностей и одобрение кандидатуры Элика

качестве танцора ансамбля, доказали ему, что наша дружба на-чалась с делового предложения и повышения его, Элика, статуса

этой жизни.

Мы решили «отметить» это событие, и хоть нам было всего по пятнадцати лет, к вину мы уже приглядывались, как это и по-ложено было в Грузии. Мы взяли пару бутылок шампанского, бу-тылку коньяка, торт и под вечер завалились к отцу на квартиру. Тот был один и грустил. Нашему визиту он был рад (три бутылки!)

удивлён (новый мальчик!). Пока Элик приводил себя в поря-док и мыл руки, я кратко рассказал отцу о новом танцоре наше-го ансамбля. А по училищу он уже знал Элика, по крайней мере, видел его. Знал и его родителей – это были странные люди. Отец

мать, хотя и разведённые, но жили вместе, часто ругались и не пускали к себе никаких посторонних гостей, в том числе и товарищей Элика. Зато сам Элик мог уходить куда угодно, и на сколько угодно – их это мало интересовало. У Элика были свои ключи от квартиры, и он мог приходить домой хоть ночью, хоть утром. Правда, происходило это крайне редко. Телефона дома не было, и Элик спокойно являлся домой даже после школы на следующий день.

Элик отцу понравился, «скромный и работящий парень», – как он его охарактеризовал.

– А как же Игорь? – шепнул отец мне, озорно подмигнув.

вздохнул и решительно ответил, что он, видимо, был прав

отношении Игоря. – «Я себя не на помойке нашёл!» – ответил я ему ставшей любимой моей присказкой, и отец, похлопав меня по плечу, почему-то промолвил по-грузински: «Важкаци хар!» («ты молодец, ты настоящий мужчина», – что-то в этом роде).

– А Элик, что – замена Игорю? – на ушко спросил меня папаша.

– Эх, ты! – поддел я его, – совсем перестал в мужиках разби-раться! Это скорее замена мне! – ответил я ему, чем окончательно озадачил бедного отца.

45

Мы весело уселись на кухне, выпили за встречу, за успех Эли-ка, за дружбу, и традиционный грузинский тост – за родителей. Элик как-то кисло отнёсся к этому тосту, но выпил, кивая на моего отца. Отец же, выпив бутылку коньяка и уже начав переходить на шампанское, несколько разомлел, и уже начал отвешивать на наш с Эликом счёт скабрезные шуточки, как в дверь позвонили. Отец сделал страшные глаза, поднял палец к губам и побежал от-крывать. Через некоторое время он заглянул к нам на кухню, по-вторил свой жест, и с нескрываемым счастьем прошептал: «Это Серж!». Элик вопросительно, но, уже видимо догадавшись обо всём, взглянул на меня. Я кивнул ему, опустив глаза. Элик подви-нулся ко мне и нежно, сочувственно поцеловал в щёку.

– Всё-таки это лучше, чем у меня! – почему-то сказал он мне, – Это как-то человечнее, добрее, да и веселее, чем у меня! – до-бавил он – Давай выпьем за твоего отца, – предложил он, – Ста-нислав (почему-то Элик назвал отца по имени) – бесстрашный человек, он верен себе, и его не сломить! И он хороший, добрый человек, я рад, что у тебя такой отец, мне бы такого! – грустно за-вершил он свой тост.

Мы выпили почти две бутылки шампанского на двоих и поряд-ком захмелели. Как-то одновременно мы взглянули друг на друга долгим взглядом, быстро поцеловались в губы и, не сговарива-ясь, проскользнули в мою комнату. Я был одновременно и воз-буждён, и весь в сомнении – получится ли у меня. Ведь я привык совсем к другому, нет опыта ни физического, ни духовного. Но ведь Элик так нравился мне, его гладкое девичье тело, озорной, зовущий взгляд и бесконечная нежность, казалось, излучаемая им. Я поверил, что если я даже в чём-то ошибусь, что-то сделаю не так или совсем не смогу сделать, то он не только простит, но и поможет. Он поможет, поможет изо всех сил и стараний, он будет рад всему, тому, что получится, только чтобы мы были вместе и хотели друг друга.

И я, к своей радости и даже гордости, вдруг почувствовал себя мужиком, настоящим, стопроцентным мужчиной, как Игорь в тот раз со мной в цветочном поле. И чтобы не промахнуться в чём-то, я повёл себя в точности так же так же, как и Игорь в тот раз

46

со мной. Только поопытней, что ли, или вернее – попредупреди-тельнее, включая пресловутый крем. Элик, к моему удивлению повёл себя, ну в точности так же, как и я тогда с Игорем.

– Что это? – думал я во время нашего прекрасного действа, – инстинкт, обдуманное действие, безусловный атрибут любви, любви однополой, или что? Как всё-таки прекрасно устроен мир! – только и успел напоследок решить я, как всё мыслитель-ное отступило на второй план. Я прикоснулся губами к губам Эли-ка и ощутил, как его полные прекрасные губки так и лезут ко мне