Текст книги "Полисексуал"

Автор книги: Нурбей Гулиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Нурбей Гулиа

ПОЛИСЕКСУАЛ

Москва

Издательство «Флагман»

2013

УДК 82-3 ББК 84(2Рос=Рус)6.44

94

Нурбей Гулиа

94 Полисексуал. – М.: «Флагман», 2013. – 212 с.

книге идёт речь о явлении полисексуальности, то есть о мно-жественной сексуальной ориентации человека. Полисексуальность – очень распространённое явление в современном человеческом об-ществе. Ведь рождается человек полисексуалом, и лишь потом он приобретает ту или иную сексуальную ориентацию, в зависимости от множества обстоятельств. На примере жизни реального человека по-казано, что полисексуал с течением времени может превратиться в че-ловека вполне обычной сексуальной ориентации. Это подтверждается множеством исторических примеров.

Книга написана живым разговорным языком и рассчитана на массо-вого читателя.

УДК 82-3 ББК 84(2Рос=Рус)6.44

Нурбей Гулиа, 2013

Издательство «Флагман», 2013

ОБ ЭТОЙ КНИГЕ И ЕЁ АВТОРЕ

Эта книга – не только эротическое произведение, хотя и без это-го здесь не обошлось. Лейтмотив и даже цель книги – показать, что люди, имеющие те или иные сексуальные отличия от большинства населения, по человеческим качествам не хуже этого большин-ства. Представители так называемых сексуальных меньшинств часто занимают в развитых странах мира ведущее положение в деловой жизни, искусстве и даже политике. Они не подвергаются там дискриминации по признаку своей сексуальной ориентации, что и позволяет им проявлять свои недюжинные таланты.

этой книге речь идёт о явлении полисексуальности, то есть

множественной сексуальной ориентации человека. Заметим, что все дети от рождения полисексуальны, и только потом в их головы начинают внедряться различные сексуальные догмы в зависимости от этноса, места проживания, религии и других об-стоятельств.

Автор на примере жизни реального человека утверждает, что полисексуал с течением времени может неоднократно менять свою сексуальную ориентацию. Очень часто он превращается в человека вполне обычного, и при этом бывает счастлив в жизни, в том числе и семейной. Пример, хотя бы, знаменитого Леополь-да Захер-Мазоха – основателя мазохизма – убедительно свиде-тельствует об этом. Но даже в годы своей «нетрадиционности» человек, чаще всего, остаётся добрым, душевным, и полезным для общества. Автор в этой книге призывает читателей к толе-рантности в отношении людей с упомянутыми отклонениями. Ибо эти люди нередко бывают полноценными, а часто и лучшими представителями нашего общества.

Автор книги – известный российский учёный, доктор наук, профессор, академик одной из международных академий. Он написал и издал свыше тридцати научных, научно-популярных, научно-художественных и чисто художественных книг. Но не только научные, но и художественные книги, к числу которых относится и эта, написаны на основании пристальных научных изысканий автора.

3

ВСТУПЛЕНИЕ

Одним прекрасным солнечным субботним утром, когда я, ещё лёжа в постели, обдумывал планы на выходные, вдруг зазвонил телефон. Голос звонившего, очень приятный по тембру, был не-знаком мне. Человек с этим красивым, но незнакомым голосом, представившись Евгением или попросту Женей, попросил встре-чи со мной.

– По личным вопросам, касающимся литературной деятельно-сти, – туманно пояснил незнакомец, – я займу немного времени, подъеду – когда и куда скажете! – человек явно не хотел обсуж-дать суть дела по телефону.

Несколько сожалея о подпорченном выходном, я назначил встречу у меня дома и возможно поскорее.

– Часа мне достаточно, – ответил незнакомец, узнав, где я живу. За этот час я успел позавтракать и встретил гостя в сытом виде

благодушном настроении. Внешность гостя оказалась ещё при-ятнее его голоса. Это был изящный и подвижный человек лет тридцати пяти в безукоризненно сидящем на нём стильном ко-стюме. Все движения его тела, жесты, мимика, манера разгово-ра находились в какой-то гармоничной связи друг с другом, что придавало моему гостю неизъяснимую притягательность. Краси-вое лицо с гладкой светлой кожей, большими тёмно-голубыми, почти синими глазами, обрамлёнными длинными тёмными рес-ницами, ещё более усиливали эту притягательность. К портрету гостя осталось добавить тёмные с седой прядью волнистые во-лосы, благородной формы нос с едва заметной горбинкой и иде-альной формы зубы, хорошо заметные при улыбке на его лице.

– Прямо ангел небесный, а не мужик! – я аж залюбовался этим прекрасным представителем моего пола, чего уже со мной давно не случалось.

Я усадил гостя, моя жена подала нам по бокалу вина с какой-то закуской, и разговор начался.

– Привели меня к вам ваши книги! – с места в карьер начал гость, – нет, не научные, заметив моё посерьёзневшее лицо, по-яснил он, – а художественные, изданные в последние годы. Пона-

4

чалу я был поражён вашей откровенностью, но не эпатажной, а продуманной, подвергнутой, я бы сказал, научному анализу. Но потом понял, что вы в ваших книгах сказали далеко не всё, что имело место быть в вашей жизни, а только то, что было дозво-лено. – Кем, кем? – заметив мой протестующий жест, продолжил гость, – формальной моралью, этакой политкорректностью, что ли. А я-то ведь всё увидел между строк, моя собственная жизнь оказалась очень похожей на вашу! Даже тем, что мы оба родились в Тбилиси, а потом оказались в Москве, разными, правда, путями! И хоть видимая часть наших жизней различна, но приватная-то жизнь – близка! Просто вы что-то недоговариваете, что-то акку-ратно обходите. И нестыковочка получается посыла с результа-том. Тысячам людей незаметная, но не мне, прошедшему в моей личной жизни, как мне кажется, путь аналогичный вашему! Осо-бенно заметно это по вашей последней книге «Императив люб-ви». Признайтесь, ваш молодой герой Ник, которого вы представ-ляете как своего друга – это вы и есть, только в молодости. И вы раскрываете такие тайные стороны жизни Ника, которые просто не захотели, может, постеснялись, открыто признать у себя! По-литкорректность не позволила – видный учёный, понимаете ли, и такое вытворять! Хватит и того, что успели признать, и за то ваши «квòчки», как вы их называете, раскудахтались на вас сполна!

Мы чокнулись с гостем бокалами, отпили малость, и он про-должил.

– Я – не писатель, иначе не обратился бы к вам. У меня была интересная жизнь, пикантная в сексуальном отношении, если так можно выразиться. Это жизнь человека больше всего интересо-вавшегося любовью и сексом во всех их проявлениях, даже в их превратностях. Кроме преступных, разумеется. И я не постеснял-ся бы рассказать людям об этом. «Я человек, и ничего человече-ское, как я полагаю, мне не чуждо» – как говорил древнеримский драматург Теренций. И если что-то происходило с человеком, скажу даже – типичное для многих, то зачем лицемерно скры-вать это от общества? Так, пару десятилетий назад у нас в стране и секса-то официально не существовало! По крайней мере, кто-то из депутатских «квочек» так выразилась. Знание реальной жиз-

5

ни, любовных перипетий, превратностей секса, только поможет людям адекватно реагировать на различные ситуации, то и дело встречающиеся на жизненном пути…

– Так чем же всё-таки я могу помочь вам? – осторожно напом-нил я гостю первую фразу в его монологе.

– Да, извините, зарапортовался, – улыбнувшись, опомнил-ся гость, – я всю жизнь вёл что-то вроде дневника, записывал туда всё, что считал интересным. С самого детства, с тех пор, как научился писать. Мне доводилось читать дневники различных людей, чаще всего они записывали туда совершенно ненужные

неинтересные вещи. Тошно даже и вспоминать: такого-то дня съел то-то и выпил то-то. Кому это надо? А я записывал только то, что имело отношение к любви, к сексу, даже в самых экстраорди-нарных его формах. Вот у Льва Толстого, если не ошибаюсь, опи-сано же убийство купца, где подробно рассказывается, как ему распороли живот, вынули сальник, и другие подобные тошнот-ворные факты. Но не лучше ли подробнее описать посылы и пси-хологию любви, секса и аналогичных приятных вещей? Не делать же из человека схему, этакого безликого строителя коммунизма или теперь капитализма, который только работает, кормит семью

примитивно спит со своей законной женой? Так вот, недавно я подытожил свой дневник, переписал всё нормальным современ-ным языком, подкорректировал чуток, и сделал из него некий фактографический материал о моей приватной жизни. Только в этих, можно сказать, мемуарах, я касаюсь, в основном тех фактов из моей жизни, которые так или иначе, непосредственно или кос-венно, связаны с любовью и сексом. Причём с оными последни-ми не только к своему и противоположному полу, но и ко всему, что можно любить и с чем можно иметь сексуальную связь. Лю-бить – ведь не ненавидеть! Любовь, если только она не связана с насилием или прочими преступлениями, – это благо! Разве плохо полюбить, например, красивое дерево, куклу, статую, изображе-ние – движущееся или неподвижное, милое животное (конечно, без насилия над ним), голос, и даже предмет, чем-то возбуждаю-щий тебя! А любовь к танцу у меня, и, видимо, к науке, к изобре-тательству – у вас!

6

– И главное, – подытожил гость, – я очень просил бы вас найти время просмотреть мой материал, и если вы сочтёте его достой-ным внимания, написать на его основе книгу. Я не претендую на соавторство, даже на то, чтобы упоминалось моё реальное имя, хотя и не возражаю против этого. Мне очень близки ваши книги,

я хотел бы, чтобы и моя жизнь была отражена в одной из них. Если, конечно она покажется вам интересной! А могу и заплатить, если это не обидит вас, – продолжил, было, гость, но заметив мой протестующий жест, замолчал.

Гость раскрыл свой «дипломат», достал оттуда папку с бума-гами и передал мне. Развязав шнурки на папке, и открыв её, я увидел толстую стопку листов с отпечатанным на них текстом. Пробежав глазами один из них, я заметил, что текст написан не-плохим языком, не содержит каких-либо грубых и нецензурных выражений. Правда, стиль текста напоминал скорее официаль-ный отчёт, чем литературное произведение.

Взглянув ещё раз на красивого и «приятного во всех отноше-ниях» моего гостя, я согласился поработать над текстом. Взяв у него контактный телефон и выпив с ним ещё по бокалу вина «на посошок», проводил его до дверей и тепло попрощался с ним. Внешность гостя и его слова затронули какую-то потайную стру-ну в моём сердце, и я с удовольствием потратил выходные на прочтение его рукописи.

читал рукопись Евгения не только с живым интересом, но

с неподдельным удивлением. Жизнь этого человека оказалась очень близкой мне, не столько по фактографии, сколько по пси-хологии её восприятия. Евгений по роду занятий и карьере очень далёк от меня: он явно человек от искусства – музыки и танца, ставший впоследствии ресторатором. Я же – технократ, достаточ-но далёкий от музыки и особенно танца, а уж к ресторанам у меня с юности неприязнь, особенно к их посетителям (я эти заведения неплохо знаю, да и женился-то я в последний раз на официантке из ресторана). Но в подходах к вопросам любви и секса у меня с Евгением оказалось много общего, причём он не побоялся рассказать о себе то, о чём я предпочёл бы умолчать. Нет, наши жизни не были просто калькой одна с другой, его жизнь была,

7

безусловно, более современной и раскованной. Но подход к во-просам любви и секса, к взаимоотношению с любимыми людьми у нас был близок. Оба мы испытывали почти однотипные пре-вратности любви, у нас обоих были общие склонности и предпо-чтения. И изучив жизнь Евгения, я нашёл, на мой взгляд, наибо-лее подходящий термин, определяющий его отношение к сексу, а именно: «Полисексуал».

Поясняю. Гетеросексуал – это обычный человек, испытываю-щий сексуальную тягу к противоположному полу. Гомосексуал (или, как сейчас произносят «гомосексуалист»), тяготеет к сексу со своим же полом. При этом думаю, что определять одним и тем же термином гомосексуалистов активных и пассивных, некор-ректно. У народов, где гомосексуализм сильно развит и распро-странён (не буду называть эти кавказские народы конкретно!), существуют отдельные слова, определяющие эти два типа гомо-сексуалистов. А как определить сексуальную приверженность человека, испытывающего любовь, и более того, находившегося в сексуальных отношениях, как с представителями противопо-ложного пола, так и своего, как в активном варианте, так и в пас-сивном? Их называют бисексуалами, хотя и это не очень коррек-тно. А если к этому присовокупляются любовь и секс с неживыми предметами (куклами, статуями, изображениями), животными (вспомним, хотя бы Апулея!), секс, где объединяются изображе-ние, звук и тактильные ощущения? И это дополняется фетишиз-мом, вуайеризмом, эксгибиционизмом, садомазохистическими наклонностями и др.? Это уже и есть «многосексуальность» или «полисексуальность», а носителя этой приверженности можно определить термином «полисексуал». Наподобие того, как мно-гобрачие называется полигамией.

Полисексуал – это уже достаточно распостранённый термин

большинство людей воспринимает его адекватно. Мне очень понравился комментарий, сделанный одним писателем и ка-сающийся полисексуалов: ребёнок от рождения – полисексуал,

только потом ему внушаются различные догмы, которые он усваивает и становится личностью с той или иной сексуальной ориентацией. В древних Греции и Риме не дураки жили, и что

8

ж – полисексуализм там был в порядке вещей. Великий Платон считал даже сексуальные отношения юноши и мужчины высшей формой любви. А у нынешних христиан в развитых европейских странах – и премьеры, и мэры крупнейших городов, не говоря уже о знаменитых певцах, танцовщиках и актёрах – говорить, ка-кой они сексуальной ориентации, или сами знаете?

с охотой и даже с удовольствием взялся за написание кни-ги о жизни и сексуальных приключениях Евгения, видя в этом

скрытую «пропаганду» своих собственных мировоззрений. И, самое главное, я решил вызвать в читателях толерантность – тер-пимость к описываемым с традиционной точки зрения, сексуаль-ным отклонениям или «грешной любви». А если забыть эту, по-отставшую от жизни, традиционную точку зрения, и попытаться философски осмыслить описываемый феномен полисексуально-сти, то ничего дурного мы в этом найти не сможем.

Более того, испытав за жизнь столь многие впечатления, и на-правив полученные знания на сексуальные отношения и любовь к ближним, такой человек может принести больше пользы и до-бра, чем обычный неразвитый в сексуальном отношении обыва-тель, которого резонно коротко определить термином «сексо-профан».

решил сохранить содержание и стиль повествования Ев-гения – от первого лица, лишь только «причесав» рукопись в литературном отношении и иногда снабжая материал необхо-димыми комментариями, как от лица самого Евгения, так и от лично моего.

И ещё одно – в рукописи Евгения, где речь часто идёт о де-лах, далёких от моей компетенции, например, музыкальных, танцевальных, ресторанных и аналогичных, прошу заранее про-стить меня за возможные неточности при их описании. Это как у одного известного писателя (не буду называть его фамилии!) есть фраза: «В церковь вошёл поп, махая паникадилом». Потом этот писатель везде, где мог, извинялся за эту фразу – паникадилом-то называется огромная висячая люстра в церкви, а не кадило! Ну не был тот писатель специалистом в церковных делах, и всё тут!

9

ДЕТСТВО

Зовут меня – Евгений Станиславович Ропяк, я родился 17 мая 1973 года в городе Тбилиси, тогда столице Грузинской ССР, те-перь – республики Грузия. Отец мой – Станислав Ропяк, сотруд-ник Министерства культуры Грузинской ССР, этнический поляк, каковых в Грузии проживает достаточно много. Мать – Екатерина Церетели – грузинка, княжеского рода, между прочим, – школь-ная учительница, преподаватель английского языка.

Отец мой закончил знаменитое тбилисское хореографическое училище, где учился в классе великого танцовщика и балетмей-стера Вахтанга Чабукиани. После окончания училища некоторое время он работал в балетной труппе Тбилисского театра оперы и балета им. Захария Палиашвили, после чего в 1973 году перешёл

Министерство культуры.

не зря упоминаю о Тбилисском хореографическом учили-ще и о балетной труппе театра – злые языки утверждали, что там процветал гомосексуализм. Не обошли эти языки и великого ба-летмейстера, директора училища – Вахтанга Чабукиани. Да что – злые языки, весь Тбилиси знал о пристрастии любимого всеми танцовщика к красивым и сильным «активным» парням.

Не избежал этого пристрастия и мой отец – сначала мне каза-лось, что он просто подражал своему кумиру, но потом уж я по-нял, что это было у него собственным душевным пристрастием. Но в те времена гомосексуализм наказывался по 121 статье УК «за мужеложство». Великого кумира не тронули, а отец мой «за-гремел» в 1975 году на пять лет. Мама моя, женщина верующая и очень строгих нравов, подозревала отца в «педерастии», но, как говорят – «не пойман – не вор», и она мирилась со своими подо-зрениями.

А когда всё вскрылось, опозоренная княжеская дочь, разве-лась с отцом. Меня она стала воспитывать в повышенной стро-гости, запрещала даже интересоваться отцом, а особенно тем, за что его посадили. Сказала как-то, что за связи с «врагами наро-да». Потом уже я видел этих «врагов народа» и даже знакомился с ними, и мне они, что греха таить, нравились. Правду же о моём

10

отце я тогда же узнал от этих же «врагов народа». И хотя всё моё свободное время мама пыталась занять иностранными языками и музыкой, меня неотвратимо тянуло ко всему, что было связано с сексом.

Всё началось с литературы, с того же Апулея, которого, по его же словам, в юности охотно читал сам Пушкин. Потом пошли «са-миздатовские» (а иначе в то время и не могло быть!) «Графиня Гамиани» Альфреда де Мюссе, «Лука Мудищев» Баркова, «Баня» кого-то из Толстых. «Золотого осла» Апулея я всерьёз не мог вос-принять в мои юные годы – секс с животным, а тем более таким вульгарным, как осёл, претил мне. Но, тем не менее, книга эта, проверенная веками и тысячелетиями, распалила моё сексуаль-ное воображение. «Лука Мудищев» несколько покоробил меня своей гротесковой грубостью и похабщиной, но свою лепту в дело моего сексуального воспитания внёс. «Баня» ничего ново-го мне не привнесла, кроме некоторого отвращения к грубому сексу противного толстого барина с примитивными девками – Фроськой, Наташкой и Малашкой. Но вот «Графиню Гамиани», я читал и перечитывал, смакуя каждый эпизод. Не в одном своём сновидении я становился участником сексуальных сценок с со-блазнительной графиней!

Особенно запечатлелись в моей памяти сцены группового секса графини и её лесбийской партнёрши Фанни с целой свитой придворных. Но вот конец новеллы, где графиня и Фанни приня-ли яд и умерли, упиваясь как своими страданиями, так и муками друг друга, мне не понравился. Зачем им было травиться, погуля-ли бы ещё – до старости ещё было вон как далеко!

Но, вообще де Мюссе – молодец! Недаром очевидцы расска-зывали, что когда великого Виктора Гюго спросили, кто самый лучший писатель Франции, тот, твёрдо ответил: «Альфред де Мюссе», но поспешно добавил: «второй по величине!».

Но вот я набрёл на трёхтомник в золочённых переплётах – лю-бимую книгу ильфопетровского Васисуалия Лоханкина – «Муж-чина и женщина». Тома-то эти, оказывается были в нашей до-машней библиотеке, но тщательно скрывались от меня идейной княгиней-маменькой. Увидев золочёные толстенные тома, я по-

11

началу принял их за какой-то неинтересный словарь, а потом, ра-зобрав интригующее название, стал заглядывать и под переплёт. А потом оторвать меня от этих томов было невозможно, особен-но от второго тома, где любимым разделом у меня был «Болез-ненные проявления полового влечения». Там подробно и увле-кательно описывались и разбирались тонкости гомосексуализма различных видов, урнингизма, садизма, мазохизма, фетишизма и других столь соблазнительных для меня «измов». И написал этот раздел не «фрайер» какой-нибудь, а сам барон Альбрехт фон Нот-хафт, приват-доцент из Мюнхена. Вот что в школах надо изучать, а не каноническую, и, считаю, вредную «Как закалялась сталь».

Ну, чего хорошего сделал за свою короткую жизнь Павка Корчагин? Ни себе, как говорится, ни людям! Где его узкоколей-ка, которую он, мучаясь, строил? В чужом государстве? Лучше бы любил девушек, а может и не только, и был бы счастлив, да и другим бы жизнь украсил! А узкоколейку, если, конечно, она так уж была нужна, построил бы какой-нибудь граф Клейнмихель по нормальному, технически грамотному проекту. Переворотов и революций только не надо было придумывать, миллионы людей остались бы живы, да и Великая Россия не утратила истинно рос-сийские земли! Но простите, я отвлёкся от основной, более при-ятной темы.

Лет в десять я только начал в отсутствие матери робко загля-дывать под золочёный переплёт столь любимый, теперь уже и мной, книги, в основном рассматривая только рисунки. Но ри-сунки, доложу я вам, были превосходными – и по замыслу, и по содержанию, и по исполнению. Умели же делать книги в далёком 1911 году, считай век назад, когда в Санкт-Петербурге, в издатель-стве «Просвещение» вышел этот шедевр!

Чтобы мама не застала меня за чтением моей уже любимой книги, я потихоньку вынимал из неё по одному печатному листу – 16 страниц выделенных в отдельные брошюры. Я досконально изучал эти страницы, а затем так же потихоньку вклеивал их об-ратно, а новые – вырывал. Так я изучил весь второй том «Мужчи-ны и женщины», и он стал уже не только моей любимой, а даже настольной книгой. Рассматривание упомянутых интригующих

12

рисунков вызывало у меня какую-то непонятную мечтательную истому, томление души и неизвестную мне ранее неловкость в нижней части живота. Я сказал бы даже – в паху, в самом срамном месте, прикасаться руками к которому, кроме физиологически необходимых случаев, мне было строжайше запрещено мамой.

Как бы назвать эту, пожалуй, важнейшую (после головы, ко-нечно!) часть мужского тела, которую мне ещё неоднократно придётся упоминать? Назвать примитивно, как называли это мои хулиганистые друзья школьники, совесть не велит, да и перед читателем неловко. Хотя, это и позволяют себе многие разухаби-стые авторы, но только не я! Назвать по медицински латынью – тоже считаю неуместным, не статья же это в научном журнале. Есть и вполне печатные названия этой «детали» и в воровской «фене» – «инструмент», «болт», «винт», «дурак», и ещё десяток других. Но эти термины могут увести нас в спёртую атмосферу мест заключения, где попахивает чем угодно другим, только не романтизмом. Назвать по-детски, термином, связанным со вто-рой функцией рассматриваемой принадлежности мужского тела, функцией тоже важной, но тоже отнюдь не романтической – язык не поднимается, простите, заговорился, не поворачивается! А назову-ка я «это» по-немецки: «шванц» – это и хвостик, и рассма-триваемая нами «принадлежность» – понимай, как знаешь. Му-дрый язык – немецкий, чтобы не сказать «мудреный». Вроде бы, упомянешь в разговоре некое словечко, связанное с нетрадици-онным сексом, а если какая-нибудь жеманная дама возмутится, тут же оправдаешься: «Что вы, что вы, фрау, я имел в виду игру на флейте!». И не докажет она ничего, ибо на немецком языке не-винная «игра на флейте», мало ли что ещё означает. Умник пой-мёт, а дурёхе – необязательно!

Итак – хвостик! Так вот, с этим самым хвостиком, при общении моём с книгой «Мужчина и женщина», у меня начали происходить неизвестные ранее явления. Почти как у легавой собаки (а может и не только легавой, а любой охотничьей?), насторожившейся при виде дичи. Видели ли вы хвост насторожившейся охотни-чьей собаки – он вытягивается в струнку, твердеет и замирает в оттопыренном состоянии. Но у собаки это состояние хвоста тут

13

же проходит, свистни ей хозяин, а у меня – свисти, не свисти – хвост так оттопыренным и остаётся, причём надолго. В таком со-стоянии хвостика его хозяину в классе, например, только сидеть и остаётся – встанешь по вызову учителя к доске и опозоришься. И товарищам и учителю тут же станет ясно, о чём ты думал, сидя за партой. Попав, однажды, в такой переплёт, я не смог приду-мать ничего лучшего, как положить голову на парту и пробормо-тать, краснея: «Я не могу встать, у меня голова болит!». Чем вы-звал озорной смех всего класса.

Но никакого успокоения моей мучительной истоме, томлению души и напряжению в хвостике я не находил. Люди добрые пока не научили, а сам, по неопытности, не знал, что и делать. Вот в такой период моей детской жизни, а именно в двенадцать лет, меня впервые мама отправила на лето в так называемый «пио-нерлагерь». Это, кто не знает, или даже забыл – такое место от-дыха, обычно летнего, для детей, начиная от младшего и кончая средним школьным возрастом. То есть, лет до четырнадцати-пятнадцати, а иногда и больше, кому не стыдно, или, выражаясь по-современному, не западло, туда появиться.

К тому времени отец мой уже был на свободе и даже как-то наведался к нам с мамой в гости. Мама, как и подобает истин-ной княжне, встретила его пренебрежительной улыбкой, то и дело поддевая намёками на его «нетрадиционку». Даже сказала как-то, что удивительно, как такой талантливый танцор мог зани-маться такими постыдными делами. На что отец с иронической улыбкой напомнил ей про Чайковского, который тоже, говорят, был неплохим музыкантом, а тем не менее… Но мама, к её стыду, ничего не знала о сексуальных наклонностях великого компози-тора. Тогда отец со свойственным ему сарказмом рассказал сво-ей «бывшей» известный анекдот про армянское радио, которому задали вопрос: «за что мы любим Чайковского?». И радио с воз-мущением ответило: «Мы любим Чайковского не только за это!».

Мама опять не «врубилась» и простодушно спросила: «А за что же ещё эти армяне любят Чайковского?». Мама как истинная грузинская аристократка терпеть не могла армян. «Да за то, что он был таким хорошим музыкантом, вот ещё за это они и любят

14

его!» – давясь от смеха отвечал отец. Я в свои десять лет и то смут-но догадывался о чём идёт речь. Чтение «Мужчины и женщины»

аналогичной литературы дало мне хоть какие-то знания о сек-суальных отклонениях великого. Мама же подобную литературу с пренебрежением отвергала.

Отец после тюрьмы жил в доме своих родителей, оставив мне с мамой хорошую квартиру в центре города, которую дало ему Министерство культуры. Я, вопреки советам мамы, стал навещать отца, а также старую больную бабушку, жившую там же. Жили они в старом Тбилиси в своеобразном доме старой тбилисской по-стройки – с длинными верандами и чёрными лестницами, вну-тренним двором с обязательным водопроводным краном посре-ди двора.

Отец по секрету от моей мамы устроил меня в хореографиче-ское училище, в котором, кстати, он и стал работать, выйдя из за-ключения. Но не танцовщиком или балетмейстером, а на какой-то хозяйственной должности. Мне очень хотелось научиться хоро-шо танцевать и быть таким же сильным и спортивным, как отец. Вот я и начал посещать училище после школьных занятий три раза в неделю. Маме говорил, что хожу на секцию гимнастики, иначе она не позволила бы мне посещать училище – она всех там считала «педерастами». Слово это она произносила с презрени-ем, считая таких людей, по-видимому, недостойными, второсорт-ными, гадкими и т.д. Великого Чабукиани она, до осуждения отца, считала гением и чуть ли ни святым. Потом, когда поползли слу-хи о его «нетрадиционности», а тем более, когда посадили отца,

ей стало известно о своеобразных сексуальных отношениях в училище, она прокляла и училище, и хореографию, и всех «этих педерастов». Но лично я не испытывал к училищу ни страха, ни отвращения – напротив, оно мне было очень симпатично и при-влекательно. Особенно, когда я видел, с какой симпатией люди там относятся к моему отцу и переносят эту симпатию на меня – его сына.

ещё один вывод, который я сделал уже совсем недавно, в зрелом возрасте. Нетрадиционная сексуальность, считавшаяся у нас в стране половой распущенностью, развратом, предстала

15

для меня этаким атрибутом ценности человека, его значительно-сти в обществе, таланта что ли. Очень и очень многие известные деятели политики, культуры и искусства – нетрадиционной сек-суальной ориентации. При этом и их человеческие качества пре-восходны – эти люди талантливы, добры, щедры, сострадательны. Обычно они хорошие, преданные друзья, люди с тонкой душой. Не буду перечислять их имена – бумаги не хватит, назову лишь великих: композитора Чайковского, актёра Жана Маре, писателя Оскара Уайльда, кинорежиссёров Эйзенштейна и Александрова, тех же Чабукиани и Нуриева. Певца Элтона Джона и многих дру-гих современных «нетрадиционников» из числа певцов и музы-кантов все и так хорошо знают, не буду их и перечислять.

Но знали ли вы, что грозный шеф американского ЦРУ Эдгар Гувер был «женой» своего же секретаря? Но с прямой работой своей справлялся неплохо, на страх врагам! А из древних вели-ких людей – пожалуйста, список привожу из авторитетной книги «Мужчина и женщина». Это – почти все Римские цезари (Гай Юлий Цезарь, например, жил с вифинским царём Никомедом). Кроме того, – Сократа, Платона, Александра Македонского, императора Августа Октавиана тоже считают «нерадиционниками». Далее, французы королевских кровей: Генрих Третий, принц Конде, Фи-липп Орлеанский. Шведский король Карл Двенадцатый, карди-нал Мазарини и ещё с десяток – другой крупных политических деятелей их эпохи. Даже Шекспира, Микельанджело, Рафаэля, детского сказочника Андерсена и великого Гёте, тоже причисля-ют к «нетрадиционникам».

Я полагаю, что после такого списка каждый захотел бы стать «нетрадиционником», да одного желания тут мало! Нужна особая душевная тонкость, чувствительность и восприимчивость. Ко-нечно же, к «нетрадиционникам» формально можно причислить

грубых безмозглых обезьяно-людей, маргиналов, которым всё равно, простите, с кем сношаться – с женщиной, мужчиной, ко-зой, ишаком, замочной скважиной, с собственной ладонью и т.д.

т.п. Вот таким-то и представлял себе «нетрадиционников», на-пример, «советский народ», как и церковные деятели средневе-ковья. Чем культурнее и развитее страна, чем толерантнее отно-

16

шение к «нетрадиционникам», тем больше они приносят пользу людям своим незаурядным талантом.

Но к этим выводам, я, как это уже упоминалось, пришёл уже взрослым человеком. А в двенадцать лет, когда мама надумала отправить меня, шестиклассника, на летний отдых в пионерла-герь, я всего лишь успел понять, что те которых мама презритель-но обзывала «педерастами», не такие уж и плохие люди. Они при-ветливы, улыбчивы, добры, с ними интересно и весело. А самый весёлый, добрый и интересный из них – это мой отец Станислав.