Текст книги "Междумир"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Мэри, Королева Сопляков
ГЛАВА 7
Места, которые не умирают
Естьместа, которые не умирают. Проходит время, живой мир, согласно самой природе своей, движется дальше, а они застывают в вечности и неизменности. Мальчик, которого теперь звали Любистком, много лет назад имел счастье наткнуться на такое место – роскошный зелёный горный лес, который в своё время служил источником вдохновения для поэтов; лес, исполненный такого тепла и красоты, что под его густым кровом было сделано и принято немало предложений руки и сердца; лес, в котором даже самые заскорузлые пуритане забывали свою надменную сдержанность, поддавались неистовой радости и пускались в пляс среди деревьев, зная при этом, что за подобное поведение их могли обвинить в колдовстве.
Лес был так напоён жизнью, что когда он состарился и вредоносные насекомые забрали жизнь из коры и ветвей его деревьев, он не умер. Лес перешёл.
Он продолжал свою жизнь, но не в мире живых, а в Междумире. Здесь он пребудет вечно зелёным, лишь едва тронутым золотом осени, каким его хотели бы видеть поэты и каким бы они видели его, если бы не ушли туда, куда уходят все.
Так что, можно сказать, Междумир – это всё-таки небесное царство. Пусть не для людей, но хотя бы для тех мест, что заслуживают остаться в вечности.
Этих островов неизменности мало, они встречаются лишь изредка в кипучем, постоянно меняющемся мире живых. В Нью-Йорке тоже есть такие места, и самое великое из них находится на южной оконечности Манхэттена. Это два серых брата позеленевшей статуи, возвышающейся над заливом. Башни нашли свои небеса. Теперь они – часть Междумира; они прочно и навсегда застыли в нём, удерживаемые памятью скорбящего человечества и данью уважения тем душам, что ушли отсюда туда, куда уходят все, в тот чёрный сентябрьский день.
Трое детей в молчании приближались к великим башням-близнецам. Однако они увидели там то, чего совсем не ожидали увидеть.
Здесь было множество детей. Десятки Послесветов наводняли широкую мраморную площадь и играли в самые разные игры: классики, пятнашки, прятки... Некоторые были одеты так же, как Алли – в джинсы и майки, другие – более парадно, ещё большее число детей носило одежду времён Любистка – грубую и не очень удобную. Но были здесь и ребята в кричаще-ярких цветах семидесятых и с соответствующими пышными лохмами на головах.
Поскольку трое наших друзей стояли не на самой площади, а за её краем, их пока ещё никто не заметил.
Алли и Ник даже слегка побаивались ступить на площадь, как будто, совершив этот шаг, они снова перейдут в какой-то другой мир. Наши герои стояли там так долго, что погрузились в землю до щиколоток, и это несмотря на то, что на ногах у них были землеступы.
Любисток, не зная истории этого места, подобных чувств не испытывал и потому ему не терпелось двигаться дальше.
– Ну, чего вы застыли?
Ник и Алли переглянулись, а затем сделали шаг вперёд – на прочный мрамор площади, которой больше не существовало. После этого первого шага дело пошло легче. Странновато было ощущать под ногами солидное, твёрдое покрытие; к тому же мёртвое пятно отличалось очень большими размерами, и это тоже было непривычно.
Первыми их увидели девочки, прыгающие через двойную скакалку.
– Привет! – окликнула их чёрная девочка в серо-коричневом платье и со множеством косичек на голове. – Вы Зелёныши?
При этом она безостановочно крутила обе скакалки. Её напарница, выглядящая довольно нелепо в своей пижаме, разрисованной плюшевыми мишками, тоже крутила, как заведённая. Остальные девочки ловко залетали и вылетали из-под постоянно вращающихся прыгалок. Правда, одна из них даже вышла из игры, чтобы как следует рассмотреть новоприбывших. На девочке был сверкающий серебряными блёстками топик и джинсы, до того тесные, что её ноги походили на туго перетянутые колбаски. Она смерила Алли взглядом. Негламурный наряд новоприбывшей её не впечатлил.
– Это что – сейчас такое носят?
– Ну да, по большей части.
Девочка в тесных джинсах перевела взгляд на Любистка, заинтересовавшись и его одеждой тоже.
– Ты не Зелёныш.
– С чего ты взяла? – оскорбился Любисток.
– В городе он новичок, – пояснила Алли. – Перешёл, должно быть, уже довольно давно, но всё равно, можно сказать, он ещё Зелёныш.
Мимо них просвистел большой мяч, за которым неслась орава малышей. Мяч улетел с площади и угодил на улицу, полную живых людей.
– Держи его! – закричал один из малявок. – А то сейчас уйдёт в землю!
Другой сорванец кинулся в гущу несущихся по улице автомобилей и схватил мяч, уже начавший просачиваться сквозь асфальт. На мальчишку налетели два такси и автобус, но он не обратил на них ни малейшего внимания, пронизал собой багажник такси и как ни в чём не бывало побежал обратно, к мраморной площади.
– Помнишь, чему тебя мама учила? – обратилась к Алли девочка с косичками. – Насчёт того, что нельзя выскакивать на мостовую под колёса транспорта? Ну так вот, здесь на это можно начихать.
– Кто тут у вас главный? – осведомился Ник.
– Мэри, – ответила Косичка. – Вам надо к ней. Она обожает Зелёнышей. – И, помолчав, добавила: – Мы все когда-то были Зелёнышами.
Ник тронул Алли за плечо:
– Смотри!
Теперь почти все ребята, находившиеся на площади, заметили новоприбывших.
Многие прекратили играть и уставились на чужаков, не совсем уверенные, что делать. Из толпы выступила девушка с длинными белокурыми волосами, спускающимися чуть ли не до самых пяток. На ней была цветастая рубашка и брюки с такими обширными клешами, что они тянулись за ней по земле, словно шлейф свадебного платья. Хиппи из 60-х годов. Без сомнения.
– Только не говори мне, что тебя зовут Саммер и тебе бы хотелось знать, кайфовые мы или нет [15]15
Здесь обыгрывается сразу пара отсылок: песенка Джо Отто в стиле кантри «Groovy Little Summer» (Отличное лето) и композиция группы ZZ Top «Groovy Little Hippie Pad» (Кайфовый хиппи-притончик), в одной из строф которой есть упоминание о «белокурой хиппи-маме». Алли, по всей видимости, намеренно «путает» песни. Summer (англ. лето) – это также и женское имя.
[Закрыть].
– Меня зовут Мидоу [16]16
Мидоу (англ. meаdow) – лужайка.
[Закрыть], и я больше не говорю «кайфовый». Надоело, что надо мной вечно стебутся.
– Тебе прямо жизненно необходимо оскорблять каждого встречного? – прошипел Ник, обращаясь к Алли, и повернулся к Мидоу. – Меня зовут Ник. Это Любисток. А эта невоспитанная девица – Алли.
– Я не невоспитанная! – возмутилась та. – Я непосредственная. Пыталась пошутить. Существенная разница.
– Да фиг с ним, – отмахнулась Мидоу. Грубо. Уж лучше бы она продолжала говорить «кайфовый». – Пошли, отведу вас к Мэри. – Тут она опустила взгляд. – Это что за стрёмные штуки у вас на ногах?
Они тоже посмотрели на плетёнки из веточек и стеблей травы, торчащие из-под подошв их башмаков.
– Землеступы, – пояснил Ник. – Наподобие снегоступов. Чтобы не проваливаться сквозь землю. Понимаешь?
– Хм. Клёво, – заценила Мидоу. – Но они вам больше не понадобятся.
Друзья сняли землеступы и пошли вслед за Мидоу через площадь по направлению к башне номер один. Проводив их взглядами, ребятня вернулась к своим играм.
В центре площади бил фонтан, и когда они проходили мимо, Мидоу обернулась.
– Не хотите загадать желание? – спросила она. На дне фонтана под толщей мерцающей воды посверкивало множество монеток.
– Что-то не хочется, – ответила Алли.
– Мэри говорит, что каждый Зелёныш, пришедший сюда, должен загадать желание.
Ник уже шарил в кармане.
– У меня нет монетки, – сказала Алли.
Мидоу лишь тонко улыбнулась.
– Конечно, есть.
Чтобы доказать обратное, Алли вывернула карманы:
– Убедилась?
– А в задних ты смотрела?
Алли вздохнула и порылась в задних карманах, заранее зная, что там пусто – она никогда ими не пользовалась. Тем больше она удивилась, когда обнаружила монетку. Даже хулиганьё Джонни-О не нашло её. Хотя, конечно, она тогда одарила их таким зверским взглядом, что они не отважились пощупать её зад.
– Чудеса, – протянула Алли, глядя на монетку.
– Ни фига. – Мидоу послала ей улыбку в духе любвеобильных хиппи. – Люди тратят столько бабок при жизни, что у каждого должна заваляться хотя бы одна монета после смерти.
– У меня тоже когда-то была монета, – уныло сказал Любисток. – Но её спёрли.
– А, да фиг с ним, всё равно – загадай желание, – отозвалась Мидоу. – Мэри говорит – у каждого желания есть шанс исполниться. Кроме одного.
Ник бросил в фонтан свою монету, Алли последовала его примеру. Она загадала желание – то же, что и все Зелёныши: снова стать живой. Это и было то единственное желание, которое никогда не исполнялось.
Как только их воплощённые в монетах желания присоединились ко всем прочим, лежащим на дне фонтана, Мидоу вновь повела их к башне номер один. Любисток, как заправский турист, задрал голову кверху, туда, где башни упирались в небо. Он напрочь отказывался опустить взгляд на грешную землю, и потому то и дело налетал на других ребят.
– И как они только держатся? – спросил он. – Такие высокие! Почему они не падают?
Алли не была плаксой, однако, как выяснилось, она плакала по крайней мере раз в день с момента своего прибытия в Междумир. Иногда слёзы вызывало осознание того, как резко переменилось её существование; в другое время – глубокая тоска по родным и близким. Но сегодня она расплакалась совсем не поэтому. Слёзы сами собой полились из глаз.
– Да что это с тобой? – недоумевал Любисток.
Ну как ему объяснить?
Она не была даже уверена толком, почему плачет. Были ли это слёзы радости оттого, что это место оставило по себе неувядающую память, обеспечившую ему вечное пребывание здесь, в Междумире? Или оттого, что вид башен напоминал о потерях, понесённых в тот страшный день, когда здания умерли ужасной, насильственной смертью и перенеслись сюда из мира живых? Столько душ отправилось туда, куда уходят все, когда их время ещё не пришло...
– Так нельзя, – проговорила Алли. – Дети не должны играть здесь. Это... это всё равно что плясать на могиле.
– Нет, – возразила Мидоу. – Это то же самое, что возлагать цветы на могилу. Мэри говорит: чем больше радости мы приносим в это место, тем больший почёт мы ему оказываем.
– А кто такая эта Мэри? – спросил Ник.
Мидоу покусала губы, соображая, как бы получше объяснить.
– Мэри – она... ну вроде как шаман, что ли. Духовный лидер. Называй, как хочешь, но она очень много всего знает, так что, можно сказать, заправляет здесь всеми делами.
Лифт резко остановился, и двери разъехались. Оказывается, они поднялись на самый верх, на обзорную площадку: у узких и высоких – от пола до потолка – окон стояли телескопы с прорезями для монет. Но всё остальное подверглось переменам – в соответствии с нуждами импровизированного детского приюта. Здесь, как и внизу, на площади, было полно Послесветов – кто слонялся из угла в угол, кто играл, а кто просто сидел в ожидании, что вот-вот с ними случится что-нибудь интересное. Алли так и не могла пока решить, было ли происходящее здесь кощунством по отношению к священному месту или всё же наоборот – присутствие детей каким-то образом способствовало его возрождению и обновлению.
Направляясь через весь этаж на северную сторону, они прошли мимо небольшой столовой со стойкой, где когда-то торговали пиццей и жареными сосисками. Прилавок был закрыт, сразу видно, что там уже давно никто ничего не готовил и не продавал. Однако за каждым столом сидели ребятишки и ели то, что выглядело как крошечные кусочки торта.
– Не может быть, – промолвил Любисток. – Они едят! С какой это стати они едят?
Мидоу улыбнулась.
– Мэри выменяла именинный торт у какого-то Искателя и разделила его на всех мелких.
– Но нам же не надо есть, – озадаченно сказал Любисток.
– Не надо. Но это же не значит, что мы не можем! Тем более, когда попадается призрачная хавка.
– Призрачная хавка? – поразился Любисток. – А такое бывает?
Ник покачал головой:
– Ты тут торчишь уже почти сто лет и не знаешь, что бывает призрачная еда?
Любисток сделался похож на ребёнка, опоздавшего на автобус в Диснейленд.
– Мне никто никогда об этом не рассказывал.
Зрелище ребятишек, наслаждающихся тортом, напомнило Алли, что она ужасно голодна. Она знала, что так же как и в случае со сном, чувство голода в конце концов заглохнет, вопрос только – когда. Если бы торт достался ей, уж она-то не стала бы делиться им с кем попало. Ну, может быть, только с Ником и Любистком, но не со всей этой оравой мелюзги.
– Вы от Мэри протащитесь, – сказала Мидоу. Алли вынуждена была признать – выражения хиппи-девицы вполне соответствовали её манере одеваться, и Алли это, можно сказать, нравилось.
Северная половина этажа была отделена от основного помещения построенной на скорую руку стеной. Должно быть, личная резиденция Мэри.
Худенький, небольшого роста мальчик с кудрявыми светлыми волосами стоял у двери. Охрана, пусть и от горшка два вершка.
– Зелёныши, пришли познакомиться с Мэри, – объявила Мидоу.
– Зелёныши! – с интересом откликнулся кудрявый. – Уверен, мисс Мэри примет их сразу же!
– Ну, вот и клёво. Чао! – Мидоу махнула рукой на прощанье и упорхнула.
– Забавная, правда? – сказал кудрявый страж. – Мидоу не упустит случая посмеяться. – Он протянул руку для пожатия. – Моё имя Страдивариус, но все зовут меня просто Вари. Пойдёмте, я представлю вас мисс Мэри.
Мебель в личной резиденции мисс Мэри была весьма разношёрстной – как и обитающие здесь детишки, она, видимо, попала сюда из различных мест и времён. Она играла яркими красками и была твёрдой на ощупь. Похоже, Мэри отличалась талантом заграбастывать себе всё, что переходило в Междумир.
Увидев новеньких, Мэри плавной, грациозной походкой пошла им навстречу. Алли никогда не судила людей по одёжке – достаточно и того, что снобы в школе частенько критиковали её собственный гардероб – но на платье Мэри нельзя было не обратить внимания: насыщенно изумрудного цвета, бархатное, с белыми кружевными манжетами и воротничком, оно сидело так плотно, что непонятно, как ей удавалось двигаться.
– Похоже, ты умерла, направляясь на свадьбу, – сказала Алли. На этот раз Ник не закатил глаза – он двинул её локтем в ребро.
– Нет, – сказал он. – Это я умер по дороге на свадьбу.
Мэри неотрывно смотрела Алли прямо в глаза.
– Невежливо отпускать комментарии насчёт того, кто и как совершил переход.
Алли почувствовала, как жар прилил к щекам. Удивительно – она ещё способна краснеть от смущения. Но Мэри тепло взяла её за руку.
– Не надо смущаться, – сказала она. – Я не имела в виду уязвить тебя. Никто здесь и не ожидает, что вы знаете правила, ведь вы же новенькие. – Она обратилась к Любистку и Нику. – Вам придётся многому научиться в вашей новой жизни, и пока не освоитесь, вы не должны стыдиться ошибок.
– Я не новенький, – буркнул Любисток, не смея встретиться с Мэри взглядом.
– Здесь ты новенький, – возразила она с чарующей улыбкой, – поэтому тебе разрешается чувствоватьсебя как хочешь – новеньким или не очень, как нравится.
Ник не мог глаз отвести от Мэри. Он попал к ней в плен в то самое мгновение, когда впервые увидел её. И дело не только в красоте – Мэри блистала элегантностью, а её манеры были так же бархатно-мягки и изящны, как и платье.
Каждый представился, и когда Ник пожал Мэри руку, она улыбнулась. Он проникся твёрдым убеждением, что эта улыбка предназначена только ему одному. Правда, рассудок попытался внушить что-то другое, но Ник упорно отказывался верить, что такМэри улыбалась всем и каждому.
– Должно быть, вы устали после такого далёкого путешествия, – сказала Мэри, поворачиваясь и ведя их за собой в глубину апартаментов.
– Мы не можем устать, – возразила Алли.
– По сути, – отозвалась Мэри, – это всеобщее заблуждение. Мы можем устать, и даже не просто устать, а выбиться из сил. Но обрести их нам помогает не сон, а общение с друзьями.
Алли скрестила руки.
– Ой, я тебя умоляю!
– Нет, – вмешался Вари, – это правда. Мы черпаем силу друг у друга.
– А как же тогда Любисток? – спросила Алли. Тот как раз приклеился к окну: открывавшийся оттуда вид совершенно очаровал его, и ни на что другое он не обращал внимания. – Сотню лет он был один, а энергии у него хоть отбавляй.
Мэри уверенно, ни на секунду не задумавшись, ответила:
– Значит, он нашёл чудесное место, полное любви и жизни.
Конечно, она была права. Лес, в котором жил Любисток, служил заботливым опекуном своему обитателю.
Алли не могла разобраться, как ей относиться к этой «мисс Мэри». Девочка терпеть не могла всезнаек, но в данном случае, казалось, у Мэри действительно имелся ответ на любой вопрос.
– Мы превратили верхние этажи башни в жилые помещения, но большинство из них по-прежнему пусты. Вы можете сами выбрать, где жить.
– А кто сказал, что мы собираемся здесь жить? – осведомилась Алли.
Ник опять толкнул её локтем в бок, на этот раз посильней.
– Алли, – процедил он сквозь зубы, – в этом мире отказываться от приглашения невежливо. Да и в любом другом тоже, если уж на то пошло.
Но даже если Мэри и была оскорблена, она ничем этого не выказала.
– Считайте это остановкой на отдых, если вам так больше нравится, – сердечно сказала она. – Привалом на пути туда, куда направляетесь.
– Мы никуда не направляемся, – сказал Ник с улыбкой – как ему казалось, очаровательной, но на самом деле совершенно дебильной. Он, похоже, впал в глубокую прострацию.
Алли была готова надавать ему оплеух, чтобы вернуть остекленевшему взгляду Ника хоть какое-то подобие осмысленности, но сдержалась.
– Мы идём домой, – напомнила она ему.
– О да, это, безусловно, первое, что подсказывает вам инстинкт, – с бесконечным терпением принялась втолковывать Мэри. – Конечно, вы же не можете знать о последствиях.
– Попрошу тебя не разговаривать со мной так, как будто я ни в чём не смыслю! – возмутилась Алли.
– А ты ни в чём и не смыслишь, – снова вмешался Вари. – Все Зелёныши – невежды.
Это была правда, и оттого Алли разъярилась ещё больше. И она, и Ник, и даже Любисток оказались в невыгодном положении.
Вари подошёл к бюро и вынул оттуда три книжки.
– Вот. Введение в Междумир, интенсивный курс. – Он протянул каждому по книжке. – Вам придётся забыть о живом мире и начать привыкать к этому.
– А что если я не желаю забывать живой мир? – спросила Алли.
Мэри любезно улыбнулась.
– Я тебя понимаю, – сказала она. – От живого мира трудно отречься.
– «Советы Послесветам», – прочёл Ник на обложке. – Автор – Мэри Хайтауэр. Это ты?
Мэри опять улыбнулась.
– Нам всем в послежизни необходимо чем-то заниматься. Я пишу.
Алли взглянула на свою книжку. Девочка вынуждена была признать – Мэри таки удалось произвести на неё впечатление. Она пролистала книгу. Ничего себе, добрых триста страниц, да ещё рукописных! А почерк какой – чёткий, аккуратный...
«Ну что ж, – подумала Алли. – Мы пришли сюда в поисках ответов. А теперь мы в компании Высшего Авторитета Междумира. Чего уж лучше?» И всё же, непонятно почему, Алли было немного не по себе.
*** *** ***
В своей книге «Мёртвый – не значит квёлый» Мэри Хайтауэр пишет:
«Послесветы-Зелёныши драгоценны. Они хрупки. Здесь, в Междумире, их подстерегает столько опасностей! Ведь они как младенцы – не имеют понятия о том, как функционирует этот мир, и, как младенцы, нуждаются в опеке. Их необходимо направлять любящей, но твёрдой рукой. Их вечное будущее зависит от того, насколько хорошо они приспособятся к существованию в Междумире. Из плохо приспособленного Послесвета может получиться нечто искажённо-чудовищное. Поэтому к Зелёнышам надо относиться с терпением, добротой и милосердием. Это единственный способ воспитать их подобающим образом».
ГЛАВА 8
Доминирующая реальность
МэриХайтауэр не выносила, когда её называли Королевой Сопляков, хотя в этом прозвище и содержалась доля правды. Большинство Послесветов, находящихся на её попечении, были куда младше её самой. Мэри исполнилось пятнадцать, так что она входила в число старших обитателей Междумира. Поэтому когда в башню прибывали дети примерно её возраста, она уделяла им сверх-особое внимание.
Однако она сразу почувствовала, что с Алли у неё возникнут проблемы. Нельзя сказать, что Мэри невзлюбила Алли. Мэри любила всех. Такова была её работа – всех любить, и она относилась к ней очень серьёзно. Алли же была упряма и своенравна, что грозило вылиться в катастрофу. Мэри надеялась, что ошибается, хотя опыт убеждал её в том, что ошибается она очень редко и даже самые её ужасные предчувствия имеют тенденцию сбываться. Не потому, что она могла предсказывать будущее, а потому, что долгие годы, проведённые в Междумире, наделили её умением разбираться в людских характерах.
– Ну вот, с Зелёнышами всё в порядке, – сообщил Вари, вернувшись. – Мальчики выбрали совместную комнату, выходящую на юг, девочка – одна в комнате окнами на север. Все – на девяносто третьем этаже.
– Благодарю тебя, Вари. – Мэри, как всегда, поцеловала его в кудрявую макушку. – Дадим им пару часов на обустройство, а потом я их навещу.
– Хочешь, я тебе поиграю? – спросил Вари. – Моцарта, например?
Хотя как раз сейчас Мэри было не до музыки, она согласилась. Вари нравилось доставлять ей удовольствие, и ей не хотелось отказывать ему в этом. Он стал её правой рукой так давно, что она и не помнила, когда это случилось, и частенько забывала, что Вари только девять лет – он навечно застрял в том возрасте, когда хочется всем доставлять радость. Это было прекрасно. Это было печально. Мэри предпочитала прекрасное. Она закрыла глаза. Вари взял свою скрипку и заиграл пьесу, которую она слышала тысячу раз и, скорее всего, услышит ещё столько же.
Когда солнце опустилось к горизонту, она направилась к Зелёнышам. Сначала к мальчикам.
Их «апартаменты» были скудно обставлены разнокалиберной мебелью, перешедшей в Междумир: стул, письменный стол, матрас да диван, могущий служить в качестве второго спального места – вот и вся обстановка.
Любисток устроился на полу и пытался постигнуть «Гейм Бой [17]17
Для тех, кто не увлекается подобными вещами: Любисток играет в игру, называющуюся «Legend of Zelda» («Легенда о Зельде»).
[Закрыть]». Устройство устарело по стандартам живого мира, но для мальчика оно, безусловно, было новинкой; он даже головы не поднял, когда Мэри вступила в комнату. А вот Ник проявил себя настоящим кавалером: встал и поцеловал ей руку. Она невольно рассмеялась, и он густо покраснел.
– Я как-то видел – в кино так делали. А ты такая... ну, как королева... Вот я и подумал, что так будет правильно... Извини.
– Нет-нет, всё в порядке. Я просто не ожидала. Это было так... галантно.
– Во всяком случае, я не запачкал тебе руку шоколадом, – сказал он.
Она взглянула на него долгим, пристальным взором. У Ника было хорошее лицо, глубокие карие глаза. В его чертах было нечто азиатское, что придавало ему некоторую... экзотичность. Чем дольше она смотрела на него, тем больше он краснел. Насколько Мэри помнилось, румянец вызывался приливом крови к щекам. У Послесветов крови не было, но Зелёныши ещё не до конца простились с миром живых и продолжали имитировать некоторые физиологические реакции. Ник, конечно, был в смущении, но для Мэри видеть этот малиновый цвет на его щеках было подлинным наслаждением.
– Ты знаешь, – отвечала она, мягко прикоснувшись к шоколадному пятну на его губе, – некоторые вполне способны изменить свою внешность. Если тебе не хочется ходить с шоколадом на лице, ты можешь поднапрячься и убрать его.
– Неплохо бы.
Мэри заметила, что у него проявилась и другая физиологическая реакция на её прикосновение и поспешила убрать руку. Кажется, она сама покраснела – если ещё была на это способна.
– Конечно, так быстро это не удастся, потребуется долгое время. Такое же, какое нужно дзен-мастеру, чтобы научиться ходить по горячим угольям или левитировать. Годы медитации и сосредоточения.
– А может, я могу попросту забыть о нём? – предположил Ник. – В книге «Советы Послесветам» ты писала, что иногда люди забывают, как они выглядят, и тогда их внешность меняется. Так что я попробую просто забыть про шоколад, и всё.
– Ах, если бы было так просто! К сожалению, мы не выбираем то, что забываем. Чем больше мы стараемся что-то забыть, тем больше шанс, что мы только будем помнить это ещё лучше. Будь осторожен, иначе, не ровён час, шоколад расползётся у тебя по всему лицу.
Ник нервно захихикал, приняв её слова за шутку, но сразу же остановился, как только понял, что она вовсе не шутит.
– Не волнуйся, – успокоила она. – Пока ты с нами – ты среди друзей, и мы всегда сможем напомнить тебе, как ты выглядел, когда появился здесь.
Из уголка послышалось досадливое ворчанье Любистка:
– Эта штука не для моих пальцев! Не успеваю!
Он с досадой грохнул «Гейм Боем» о стенку, но играть не бросил.
– Мэри... Можно задать вопрос? – сказал Ник.
– Конечно.
Они уселись на диван.
– М-м... Что теперь будет?
Мэри молчала, ожидая продолжения, но его не последовало.
– Извини... Я не уверена, что поняла твой вопрос.
– Мы мертвы, так?
– Увы, фактически, да.
– И как написано в твоей книге, мы застряли здесь, в Междумире, так?
– На веки вечные.
– Так вот... Чем мы теперь будем заниматься?
Мэри встала. Вопрос привёл её в некоторое смятение.
– А чем бы ты хотел? Ты будешь заниматься тем, что тебе нравится, вот и всё.
– А когда мне это надоест?
– Уверена – ты найдёшь что-то, что будет приносить тебе удовлетворение.
– Я... мне будет трудновато это найти, – сказал Ник. – Может, ты поможешь мне?
Она обернулась к Нику, посмотрела на него и – не смогла отвести глаз. На этот раз он не покраснел.
– Я был бы тебе очень признателен.
Мэри не отрывала от него взгляда дольше, чем намеревалась. Она даже начала ощущать неясный трепет. Ничего подобного она никогда не чувствовала. В списке её эмоций «трепет» не значился.
– Дурацкая игра, – буркнул Любисток. – И кто такая эта Зельда, чтоб её черти взяли?
Мэри удалось вырваться из плена глаз Ника. Она рассердилась на себя за то, что позволила чувствам взять над собой верх. Она – наставница. Она – хранительница. Ей необходимо эмоционально отстраниться от тех, кто находится под её попечением. Она должна заботиться о них, любить их, но – как мать, любящая своих детей. До тех пор, пока она будет придерживаться этой линии, всё будет идти как надо. Она постаралась взять себя в руки.
– Ник, у меня идея.
Она подошла к комоду, открыла верхний ящик и вынула оттуда лист бумаги и ручку. Мэри всегда заботилась о том, чтобы у всех вновь прибывших Зелёнышей имелись бумага и ручки, а у малышей – карандаши.
– Почему бы тебе не написать список всего того, чем тебе нравится заниматься? А потом мы его обсудим.
И она быстро покинула комнату – с чуть меньшей элегантностью, чем ступила в неё.
***
Алли нашла бумагу и ручку ещё до того, как Мэри появилась в её «квартире». Или «номере». Или «камере». Она не была уверена, как ей называть своё жилище. Ко времени визита Мэри Алли исписала вопросами целых три страницы.
Мэри, однако, не переступала порога до тех пор, пока Алли не пригласила её войти. «Ну надо же. Прямо как вампир», – подумала Алли. Вампиры не могут войти без приглашения.
– Ты не теряла времени зря, – вымолвила Мэри, увидев исписанную бумагу.
– Я читала твои книжки, – сказала Алли. – Не только ту, что ты дала, но и другие. Их тут как грязи – по всем углам...
– Прекрасно. Они могут тебе пригодиться.
– … и у меня к тебе несколько вопросов. Вот смотри. В одной книжке ты говоришь, что мы не должны являться людям в качестве привидений, а где-то в другом месте ты пишешь, что мы – свободные духи и можем творить, что хотим.
– Ах... Да, мы можем, – сказала Мэри, – но лучше этого не делать.
– Почему?
– Сложно объяснить.
– И тут же ты утверждаешь, что мы не оказываем на живой мир никакого воздействия. Живые не могут ни видеть нас, ни слышать... Если это так, как же мы можем им «являться», даже если бы захотели?
Мэри улыбнулась с бесконечным терпением – словно разговаривала с умственно отсталой. Это вывело Алли из себя, поэтому она в ответ тоже состроила улыбку типа: «Ты-идиотка-а-я-ой-какая-умница».
– Как я сказала – это сложно объяснить. К тому же ты здесь ещё и дня не пробыла. Не стоит пока забивать этим голову.
– Да, точно, – откликнулась Алли. – Так вот – я прочитала, конечно, ещё не все твои книжки – ты так много всего понаписала! – но ни в одной из них я пока не нашла про возвращение домой.
Мэри ощетинилась. Алли так и представила себе, что если бы её собеседница была дикобразом, то сейчас у неё все иголки встали бы дыбом.
Но вслух Мэри сказала только:
– Ты не можешь вернуться домой. Мы уже это обсуждали.
– Ещё как могу, – возразила Алли. – Запросто могу подойти к своему дому и войти в дверь. Или, если хочешь, пройти сквозьдверь. Всё равно, я окажусь дома. Почему ни в одной из твоих книжек не говорится об этом?
– Ты пожалеешь, если поступишь так, – ответила Мэри тихим, почти угрожающим тоном.
– Да ну?
– Не «да ну», а так оно и случится.
Мэри подошла к окну и окинула взглядом город. Алли выбрала вид на центр: на Эмпайр-стейт-билдинг, Центральный парк и всё прочее.
– Мир живых выглядит иначе, чем тот, что ты помнишь, не так ли? Нам он представляется размытым, не таким ярким и сочным, какой он в действительности.
Тут Мэри, безусловно, была права. Живой мир выглядел блеклым и тусклым. Даже возводящаяся по соседству с их близнецами Башня Свободы [18]18
Всемирный торговый центр 1, или Башня Свободы – центральное здание в новом комплексе Всемирного торгового центра, строящегося в нижнем Манхэттене. Здание будет расположено в северо-западном углу участка, на котором располагался разрушенный 11 сентября 2001 года предыдущий комплекс зданий. Работы по строительству здания начались 27 апреля 2006 года. Окончание строительства Башни Свободы планируется в 2013 году.
[Закрыть]казалась словно бы окутанной туманом. Сразу ясно, что она принадлежит другому миру. Миру, который движется вперёд, а не стоит на месте, навечно сохраняя всё таким, как есть. Вернее, таким, каким оно когда-то было.
– Взгляни, – произнесла Мэри. – Ты не находишь, что кое-какие здания тебе кажутся... более реальными?
Теперь, когда Мэри упомянула об этом, Алли обнаружила, что некоторые сооружения действительно словно находятся в фокусе, видны чётче, яснее. Ей не требовалось объяснять, что они перешли в Междумир, когда их снесли.
– Иногда люди строят что-то другое на том месте, где стоят здания, принадлежащие Междумиру, – сказала Мэри. – Ты знаешь, что случится, если ты ступишь на одно из таких мест?
Алли покачала головой.
– Живой мир станет недоступным твоему зрению. Ты будешь видеть только Междумир. Чтобы видеть оба мира одновременно, требуется колоссальное усилие. Я называю это «доминирующей реальностью».
– А почему б тебе не написать об этом очередную книгу? – съехидничала Алли.
– Вообще-то, уже написала, – ответила Мэри, улыбаясь с видом несомненного превосходства, ясно показывающим, кто здесь, в этой комнате, является «доминирующей реальностью».
– Ну и? Живой мир видится нам не так ясно, как раньше. И что с того?
– Это значит, что из двух миров главным для нас является Междумир.
– Это тытак думаешь.
Алли рассчитывала, что вот сейчас её собеседница взовьётся на дыбы, и они устроят славную перепалку, но безграничность терпения Мэри можно было сравнить только с вечностью самого Междумира. Она указала на город за окном и всё тем же мягким, обходительным тоном сказала:
– Ты видишь всё это? Через сто лет этих людей здесь не будет, многие постройки снесут, чтобы освободить место для новых. А вот мы по-прежнему будем здесь – так же, как сейчас. И эта башня неизменно будет стоять здесь – так же, как сейчас. – Она обернулась к Алли. – Только то, что имеет непреходящую ценность, переходит в Междумир. Это благословение, что нам позволено существовать здесь, и кощунственно пятнать его мыслями о том, чтобы отправиться в свой бывший дом. Это место, этот мир будет твоим настоящим домом гораздо дольше, чем так называемый «живой мир».
