Текст книги "Междумир"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

А эти новенькие – о, они, конечно, проведут вечность здесь, с ним! Это неизбежно. Может быть, они сейчас и уйдут, но увидев, каково там, в остальном мире, они, безусловно, вернутся обратно, и он построит им каждому по платформе на этом дереве, и они будут вместе смеяться и болтать, болтать, болтать, навёрстывая упущенное за все долгие годы, которые Любисток провёл в вынужденном молчании.

Стоя внизу, на земле, Ник наблюдал за тем, как карабкается вверх Любисток, пока тот не исчез из виду в пышной кроне. Ника раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он испытывал симпатию к своему новому знакомцу. А с другой – мысль о том, что он, Ник, мёртв, приводила его в смятение. Его подташнивало. Интересно, как его может подташнивать, если у него, фактически, больше нет желудка? От этой мысли его затошнило ещё больше.

– М-да, – проронила Алли. – Дело дрянь.

Нику вдруг сделалось смешно, и он гоготнул. Алли тоже подхихикнула. Вот это да! Они, оказывается, способны смеяться в такое неподходящее время.

– Нам надо кое-что решить, – сказала Алли.

Ник не чувствовал в себе готовности к принятию каких-либо решений.

– Как ты думаешь – возможно заполучить себе синдром пост-травматического стресса, если ты уже умер? – спросил он. На этот вопрос Алли не знала ответа.

Ник взглянул на свои ладони, навечно запачканные шоколадом, как и его лицо. Потёр руку. Если у него больше нет тела, нет плоти, то как же он тогда может ощущать собственную кожу? Или это лишь память о коже? А как насчёт того, о чём ему при жизни все уши прожужжали – насчёт того, что случается, когда умираешь? Тут он не знал, что и думать.

Его отец был алкоголиком. Потом он пришёл к Богу и преобразился. Мать увлекалась всякой эзотерикой, верила в переселение душ и советовалась с хрустальным шаром. А Ник завис где-то в непонятной и не очень приятной середине. Хотя он тоже верил – в веру; то есть, глубоко верил в то, что однажды найдёт что-то, во что глубоко уверует. Но это «однажды» так и не наступило. Ник угодил сюда, а это место никак не подходило ни под одно из определений «послежизни», которые давали его родители. Ну и, конечно, как же тут не вспомнить о закадычном дружке, Ральфи Шермане [5]5
  Ральфи Шерман – о, это весьма примечательная личность. Читая книги Нила Шустермана (а я прочла их довольно много и собираюсь прочесть все), я в каждой из них натыкалась на упоминание о Ральфи Шермане, а то и на несколько упоминаний. Выяснилось, что это такая шустермановская фишка, как у Георгия Данелия – песня о Марусе, которая мыла белые ноги (она у него в каждом фильме). Ральфи присутствует почти во всех книгах Шустермана, и читателю предоставляется добавочное развлечение найти его (в вроде пресловутого «Где Уолдо?»). Ральфи постоянно высказывает какие-то «завиральные» идеи, имеет неординарный взгляд на вещи и большой мастер на всяческие россказни для доверчивых, в которые, однако, и сам свято верит. Шустерман даже подумывает написать целую книгу от его имени. Пока ещё этот проект не осуществился, но в сборниках коротких рассказов, коих у Шустермана несколько, есть новеллы, рассказанные от лица бесподобного Ральфи Шермана.


[Закрыть], который утверждал, что пережил клиническую смерть. Согласно Ральфи, все мы на короткое время перевоплощаемся в насекомых, а пресловутый свет в конце туннеля – это электрическая лампа-мухобойка.

Нет, этот мир вовсе не был ни чистилищем, ни нирваной, ни перерождением, ни ещё чем-то. Нику подумалось: во что бы люди ни веровали, вселенная всегда выкинет нечто совсем неожиданное.

– По крайней мере, в одном мы можем быть уверены – загробная жизнь существует, – сказала Алли.

Ник помотал головой.

– Это не загробная жизнь, – возразил он. – До неё мы так и не добрались. Здесь что-то вроде междужизни. Место между жизнью и смертью.

Ник подумал о свете, который видел в конце туннеля до того, как столкнулся с Алли. Этот свет был местом его назначения. Он не знал, что ждёт его там – Иисус, или Будда, или родильная палата, где он заново появится на свет. Узнает ли он это когда-нибудь?

– А что, если мы застряли здесь навечно? – спросил он.

Алли хмуро покосилась на него:

– Ты всегда такой оптимист?

– Почти.

Ник обвёл взглядом лес. Вроде не такое уж плохое место для того, чтобы провести вечность. Не то чтобы рай, конечно, но здесь было красиво. Пышные, роскошные деревья никогда не сбрасывали листьев. Интересно, а погода живого мира как-то на них влияет? Если нет, то остаться в этом лесу – не такая уж плохая идея. Ведь мальчишка, которого они назвали Любистком, приспособился? Ну и они приспособятся.

Но, вообще-то, это не тот вопрос. Вопрос был: хотят ли они остаться здесь?

Любисток ждал, сидя на дереве, и вскоре они залезли к нему – как он и предполагал. Он быстренько спрятал свои сокровища. Ник с Алли взобрались на платформу, кряхтя и отдуваясь, как будто запыхались.

– Перестаньте! – сказал Любисток. – Вы не можете запыхаться, вы только думаете, что запыхались, так что просто перестаньте пыхтеть.

– Любисток, пожалуйста, это очень важно, – проговорила Алли. – Расскажи нам всё, что знаешь об «остальных»!

Запираться не было смысла, так что он поведал всё, что знал.

– Время от времени они проходят через мой лес – другие дети, на пути куда-то. Они никогда не задерживаются надолго. Да и то сказать – уже много лет никто не проходил.

– А куда они идут?

– А кто их знает. Они всегда бегут. Убегают от МакГилла.

– Кого-кого?

– МакГилла.

– Он что, взрослый?

Любисток покачал головой.

– Здесь нет взрослых. Только дети. Дети и монстры.

– Монстры! – ахнул Ник. – Великолепно! Чудесно! Как я счастлив это слышать.

Но Алли авторитетно заявила:

– Монстров не существует!

Любисток глянул на неё, потом на Ника, потом опять на Алли.

– Здесь существуют.

*** *** ***

По поводу отсутствия в Междумире взрослых, Мэри Хайтауэр пишет: «До настоящего момента нет ни одного свидетельства о том, что в Междумир перешёл хотя бы один взрослый человек. Если как следует подумать, то причина становится ясна. Видите ли, взрослые никогда не сбиваются с пути к свету, как бы сильно их ни толкали – потому что взрослые думают, что точно знают, куда направляются, даже когда заблуждаются на этот счёт. Поэтому они всегда добираются до места своего назначения. Если вы мне не верите, задайте себе один простой вопрос: вы когда-либо видели хотя бы одного взрослого, который бы садился в машину, чтобы поехать «куда-нибудь, просто так»?

Вот что любопытно: по поводу монстров Мэри Хайтауэр хранит молчание.

ГЛАВА 4
Монета на ребре

Ночьспустилась на лес. Трое мёртвых детей сидели на самой высокой площадке древесного дома, залитые неестественно ярким лунным светом, из-за чего они выглядели самыми настоящими призраками. Нику с Алли понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что сегодня новолуние.

– Великолепно, – сказал Ник, имея в виду прямо противоположное. – Всю жизнь мечтал превратиться в светящееся во тьме привидение.

– Не называй нас привидениями, – попросила Алли.

Вот зануда – обязательно ей надо к словам цепляться!

– Посмотри правде в глаза. Мы привидения и есть! – настаивал Ник.

– Понятие «привидение» включает в себя много всякого, чем я не являюсь. Я что, по-твоему, похожа на Каспера?

– Отлично, – сказал Ник. – Мы не привидения. Мы Неопределённые Летальные Останки. НЛО. Довольна?

– Глупо.

– Мы Послесветы, – промолвил Любисток. Ник и Алли обернулись к нему. – Я слышал это слово от тех, кто проходит через лес. Так называемся мы все, потому что светимся в темноте. Да и днём тоже. Если как следует приглядеться – увидишь.

– Послесветы... – повторила Алли. – Вот видишь, я же говорила, что мы не привидения.

Алли и Любисток снова пустились в рассуждения о монстрах. Что касается Ника, то он предпочёл в эту тему не вдаваться. Поэтому он решил поставить опыт: прекратил дышать, чтобы выяснить, правда ли, что кислород ему больше ни к чему. Однако, экспериментируя, он прислушивался к беседе Алли с Любистком.

– Но если ничто и никто не может причинить тебе здесь вреда, – спросила Алли, – чего ж тогда бояться этого самого МакГилла?

– О, МакГилл найдёт способ навредить. Уж это он умеет, даже не сомневайся. Воспользуется любой возможностью и заставит тебя страдать до конца времён. – Глаза у Любистка были размером с блюдце, а руками он делал такие жесты, будто говорил: «Чур меня!». – МакГилл ненавидит нас самих и ненавидит всё, что связано с нами. Если он услышит, что ты разговариваешь, он вырвет у тебя язык, а если усечёт, что ты притворяешься, будто дышишь – вырвет и лёгкие. Говорят, МакГилл был любимым псом у самого дьявола – перегрыз поводок и сбежал. До живого мира он добраться не сумел, застрял здесь. Вот почему нам надо оставаться в этом лесу. Он о нём не знает, и здесь мы в безопасности.

Ник видел, что у Алли эта история вызвала сомнения. Он и сам не совсем в неё поверил, но в свете последних событий случиться могло что угодно.

– А ты откуда всё это знаешь? – спросила Алли.

– От других ребят, тех, что идут через лес. Они много чего рассказывают.

– А эти ребята видели МакГилла своими глазами? – продолжала допытываться Алли.

– Все, кто видел его, пропадали с концами.

– Надо же, как удобно.

Ник выдохнул – он держал дыхание десять минут, и ничего страшного не случилось.

– Если уж на то пошло, – сказал он, – монстры существовали всегда. Вернее, их так называли, пока люди не придумали им другие названия. Гигантские кальмары, там, суперакула, анаконда...

– Вот видишь! – сказал Любисток.

Алли бросила на Ника испепеляющий взгляд.

– Благодарю, мистер Гугл. В следующий раз, когда мне понадобятся какие-нибудь важные сведения, я вобью в вас парочку ключевых слов.

– Ага, – кивнул Ник. – И я уверен, что все твои ключевые слова будут состоять из трёх букв.

Алли повернулась к Любистоку.

– Так что, этот МакГилл – он гигантский кальмар?

– Не знаю, – отвечал Любисток. – Но чем бы он ни был, он ужасен.

– Чушь собачья, – упёрлась Алли.

– Ты не можешь знать всего на свете!

– Не могу, – согласилась Алли. – Пока. Но теперь, когда у меня в запасе целая вечность, я до всего дознаюсь!

Нику пришлось признать, что оба – и Любисток, и Алли – были по-своему правы. Россказни Любистка, хотя и страдали преувеличениями, всё же несли в себе рациональное зерно. С другой стороны, Алли отличалась весьма трезвым взглядом на вещи.

– Любисток, – спросил Ник, – те, кто проходит через лес – из них хоть кто-нибудь когда-нибудь возвращается?

– Нет. Их всех сожрал МакГилл.

– Или они, может быть, нашли другое место, получше, – предположил Ник.

– Мы либо останемся здесь, либо нас сожрёт МакГилл, – сказал Любисток. – Мой выбор – оставаться здесь.

– А что, если есть другие альтернативы? – спросил Ник. – Если мы не живы, но ведь и не совсем мертвы, то, может... – Он вынул из кармана монетку – она перекочевала из живого мира вместе с немногочисленными прочими вещами, включая и его донельзя официальный костюм. – … Может, мы как монетка – стоим на ребре?

Алли призадумалась.

– Что ты имеешь в виду?

– Имею в виду, что если чуть-чуть подтолкнуть её, то она ляжет вверх орлом...

– Или решкой, – подхватила Алли.

– ...А, значит, мы можем двинуться вперёд...

– Или назад, – добавила Алли.

– Вы это о чём? – слегка обалдел Любисток.

– Жизнь или смерть. – Ник подкинул монетку и припечатал её о тыльную сторону ладони, накрыв другой рукой – таким образом, никто не мог увидеть, что там выпало. – Может быть – всего только может быть – нам удастся найти выход отсюда. Путь к свету в конце туннеля... или наоборот – обратно в мир живых.

Казалось, сами деревья замерли при этой мысли – она словно пронизала ветви и стволы, отозвавшись в них глубоким резонансом.

– Это возможно? – Алли взглянула на Любистка.

– Не знаю, – пожал плечами тот.

– Таким образом, – продолжал Ник, – вопрос: куда нам направиться, чтобы узнать ответ?

– Лично я хочу попасть только в одно место, – заявила Алли. – Домой.

Что-то внутри подсказывало Нику, что идти домой – идея не из лучших, но, так же, как и Алли, ему тоже хотелось вернуться к своим родным. Необходимо было узнать, остался ли кто-нибудь из них в живых или все они ушли «куда надо». Однако сейчас они находились на севере штата Нью-Йорк, и до дома было довольно далеко.

– Я из Балтимора, – сказал Ник. – А ты?

– Нью-Джерси, – ответила Алли. – Южная оконечность.

– О-кей. Тогда мы направимся на юг, а по дороге будем смотреть – вдруг найдём кого-нибудь, кто сможет помочь. Должны же быть люди, которым известен выход отсюда... не в один конец, так в другой...

Ник сунул монетку в карман, и дети снова заговорили о жизни, о смерти, о месте, которое посередине, и как из него выбраться. Никто так и не увидел, какой же стороной легла монетка.

Алли была целеустремлённой девочкой. В этом были её сила и её слабость. Она никогда не останавливалась на полпути, всегда завершая то, что начинала. Но именно по этой причине Алли временами становилась неподатливой и упрямой. И хотя она никогда не признавала за собой этого недостатка, в глубине души она знала, что это правда – она упряма.

Может, Ника и устроило бы положение «монетки на ребре», но Алли никак не соглашалась принять случившееся как должное и отнестись к нему стоически. Вот пойти домой – это да, за это она обеими руками. И неважно – мертва она или полумертва, дух она или привидение. Об этом даже думать было неприятно. Лучше надеть на глаза шоры и сосредоточиться на доме, в котором она провела почти всю свою жизнь. Она пойдёт туда, а уж когда дойдёт, тогда всё как-то само собой устроится. Нужно верить в это, иначе она свихнётся.

Любисток тоже смотрел на вещи под своим собственным углом зрения, и его вИдение начиналось и заканчивалось лесом. Он с ними не пойдёт, потому что для него, Любистка, лучше быть в одиночестве, но в безопасной гавани, чем в компании, но в большом, жестоком мире живых.

А вот снегоступы – это была идея Ника, хотя как их сделать, первой додумалась Алли, а на практике мысль воплотил Любисток – он очень неплохо управлялся с веточками, сучками и полосками лыка. Алли они показались какими-то нелепыми, ну да ладно, она же не в показе мод собирается участвовать.

– А какой смысл? – спросил Любисток, когда Ник впервые высказался насчёт снегоступов. – Всё равно до снега ещё куча времени, да и то – мы проходим сквозь снег, не задерживаясь.

– А это вовсе не для снега, – ответил Ник. – С их помощью мы сможем идти по дорогам живого мира, не проваливаясь. Если не вытаскивать ноги из земли после каждого шага, дело идёт куда быстрей.

– Тогда это не снегоступы, а землеступы, – уточнил Любисток и отправился мастерить означенные приспособления.

Когда землеступы были готовы, он вручил их Алли и Нику.

– Неужели вам ни капельки не страшно? – спросил он. – Вы не боитесь того, что там, снаружи? Всего того, чего не могли видеть, когда были живы? Всяких злых духов, монстров и прочего? Я вас целую вечность ждал, молился, чтобы вы пришли. Знаете, здесь Бог слышит наши молитвы, кажется, лучше, чем при жизни, потому что тут мы ближе к нему. – Любисток взирал на них огромными скорбными глазами. – Пожалуйста, не уходите!

У Алли сжалось сердце, а на глаза навернулись слёзы, но она не могла позволить своим эмоциям повлиять на принятое решение. Ей пришлось напомнить себе, что Любисток, в сущности, – вовсе не маленький мальчик. Он Послесвет, и ему больше ста.

В своём лесу он неплохо устроился, так что, без сомнений, ему будет так же хорошо, и когда они уйдут.

– Извини, – сказала ему Алли. – Но мы не можем остаться. Может быть, когда мы узнаем побольше, мы вернёмся за тобой.

Любисток сунул руки в карманы и хмуро уставился в землю.

– Ну что ж, удачи, – вымолвил он. – И смотрите не напоритесь на МакГилла.

– Постараемся.

Он ещё немножко постоял, помолчал, затем добавил:

– Спасибо за то, что дали мне имя. Постараюсь не забыть его.

И полез вверх. Вскоре он скрылся из глаз в своём древесном доме.

– На юг, – сказал Ник.

– Домой, – проговорила Алли, и они пошагали вон из леса, навстречу живому миру, полному коварства и неведомых опасностей.

*** *** ***

В самом ли деле беспечные дети проваливаются в центр Земли, достоверно неизвестно. Безусловно, многие пропадают, но поскольку, похоже, это случается тогда, когда нет посторонних зрителей, попытки выяснить, куда же они уходят, терпят неудачу. Официальный термин для погружения в землю придумала не кто иная, как сама Мэри Хайтауэр. Она назвала его «Злая Гравитация».

В своей основополагающей книге «Тяготы Гравитации» Мэри пишет:

«Не верьте слухам о детях, выбравшихся из Междумира. Мы здесь навсегда. Те, кого мы больше не видим, на самом деле пали жертвой Злой Гравитации, и находятся либо в центре Земли, либо на пути туда. Должно быть, центр Земли – место довольно густонаселённое, однако, как мне представляется, наша планета потому так прекрасна, зелена и полна жизни, что в самом её ядре живут духи тех, кто ушёл».

ГЛАВА 5
Связи в верхах

МэриХайтауэр от рождения звалась иначе. В какой-то момент она обнаружила, что больше не помнит своего имени; однако, будучи уверена, что оно начиналось на «М», она взяла себе достойное, звучное имя «Мэри». В нём было нечто материнское.

Конечно, ей было только пятнадцать, но если бы она продолжала жить, то, без всяких сомнений, стала бы матерью. Собственно говоря, она ею и стала. Для всех, кто нуждался в маме, а таких было множество.

«Хайтауэр» же означало, что она была первой, кто решился подняться на высоту [6]6
  High tower (хай тауэр) – высокая башня (англ.)


[Закрыть].

Она первой взобралась по многочисленным ступеням и застолбила территорию. Этот необычный и дерзкий поступок снискал ей такие славу и уважение, которых она даже не могла себе вообразить. За нею пошли благоговейные толпы обитателей Междумира. Осознав, что теперь она достигла высот не только в прямом смысле, но и в переносном, Мэри решила, что пришла пора поделиться своими знаниями о Междумире со всеми остальными Послесветами. Несмотря на то, что она занималась писательством уже больше ста лет, её труды были известны только узкому кружку детей, принятых ею под своё крыло. Но в тот момент, когда она стала Мэри Хайтауэр, всё изменилось. Теперь её книги читали все, и маленькая группа подопечных выросла до сотен и сотен последователей. У Мэри не оставалось сомнений – придёт время, и она станет матерью тысяч.

Некоторые считали её божеством, сама же она о таком статусе и не помышляла. Но что греха таить – ей нравились уважение и почёт, с которым теперь к ней обращались. Само собой, имелись у неё и враги, наделявшие её весьма нелестными прозвищами, но – хм... на безопасном расстоянии.

Теперь она могла наслаждаться величественным видом, открывавшимся с самого верхнего этажа. Иногда она могла бы поклясться, что отсюда ей виден весь мир. Вообще-то она прекрасно понимала, что жизнь продолжается без неё, словно ничего не случилось. Далеко внизу, в живом мире, шло обычное, суетливое движение: спешили автомобили и автобусы, мелькали такси.

«Пусть суетятся, – думала Мэри. – Мне нет до них дела. Я принадлежу этому миру, все мои заботы – о нём».

От созерцания её оторвал стук в дверь. Через секунду в помещение шагнул Страдивариус – тихий, как мышка, мальчик с копной светлых кудряшек на голове.

– Что случилось, Вари?

– Здесь Искатель, мисс Мэри. Говорит, что принёс что-то потрясающее.

Мэри вздохнула. В наши дни все зовут себя Искателями. А на самом деле большинство тащит всякую не заслуживающую внимания дрянь: то клочок бумаги, то обломок деревяшки-плавника. У истинных Искателей, однако, водились вещи поинтереснее. Настоящие Искатели – мастера своего дела, знающие, при каких обстоятельствах предметы переходят в Междумир – были редкостью.

– Кто он? Мы встречали его раньше?

– Думаю, да, – ответил Страдивариус. – По-моему, он принёс настоящую еду!

Это известие пробудило в Мэри интерес, хотя она и постаралась не показать Вари, насколько большой.

Она отлично владела искусством скрывать свои эмоции, но если этот Искатель действительно принёс еду, перешедшую из живого мира в Междумир, сохранить невозмутимость будет трудновато.

– Проводи его сюда.

Вари выскользнул за дверь и вернулся с молодым человеком лет тринадцати от роду. Молодой человек был почти гол – он ходил в одних плавках. Над резинкой плавок свешивался довольно заметный животик – паренёк, видимо, любил лакомиться пивком. Не настоящим, конечно – рутбиром [7]7
  Root-beer (букв. «пиво из кореньев») – популярный в Америке безалкогольный напиток, основанный на настойке из кореньев и трав.


[Закрыть].

«Ну что ж, – подумала Мэри, – мы не выбираем момент, когда, как и в чём переходим». Этот парень был осуждён провести вечность в мокрых плавках. Она будет до скончания века ходить в самой неудобной школьной форме, какую ей когда-либо доводилось носить. Единственное, что в этом платье было хорошо – цвет. Зелёное отлично оттеняло глаза Мэри.

– Здравствуйте, мисс Мэри, – с почтением сказал Искатель. – Вы меня помните, не так ли?

Он улыбнулся, при этом рот его растянулся слишком широко (кстати, зубов в этом рту было гораздо больше, чем требуется). У Мэри появилось чувство, будто перед нею – коробка для печенья, сделанная в виде мальчишечьей головы, и при желании можно откинуть её верхнюю часть, словно крышку.

– Да, я помню тебя. Ты Спидо из Нью-Джерси. В прошлый раз ты приносил апельсин. Так?

– Грейпфрут! – просиял паренёк, польщённый тем, что о нём помнили.

Да, давненько это было, но разве позабудешь его мокрые плавки?

– Что ты принёс сегодня?

Улыбка стала ещё шире – теперь ряд зубов протянулся от одного уха до другого.

– Кое-что невероятное! Что бы вы сказали насчёт... десерта?

– Десерт? – сказала Мэри. – О, пожалуйста, только не говори, что принёс одно из этих мерзких гадательных печений! [8]8
  Fortune cookie – печенье с бумажной полоской внутри, на которой написано «пророчество». Обычно подаётся в китайских ресторанах.


[Закрыть]

Спидо явно оскорбился.

– Я Искатель, мисс Мэри! Уж кто-кто, а я-то ни в жизнь не стал бы отнимать ваше драгоценное время ради какого-то жалкого гадательного печенья! Я даже пальцем не прикоснулся бы ни к одному из них.

– Весьма похвально, – отозвалась Мэри. – Прошу прощения, я совсем не желала тебя обидеть. Будь добр – покажи, что принёс.

Спидо вынесся из комнаты и тут же вернулся с коробкой в руках.

– Вам лучше присесть, – обратился он к Мэри.

Когда та не шелохнулась, он открыл крышку, и Мэри увидела то, что уже отчаялась когда-либо увидеть.

– Торт! Настоящий торт на день рождения!

Не было никакого смысла пытаться скрыть своё изумление. Спидо был прав – ей надо было сесть. При виде торта у неё закружилась голова.

Это тебе не ломтик хлеба, не обглоданная куриная нога – то, что частенько притаскивали Искатели. Это целый торт, круглый и белый, совершенно нетронутый. На нём красовалась надпись: «С днём рождения, Сюзи!» и большая цифра «5». Мэри понятия не имела, кто такая Сюзи, и ей было это глубоко безразлично, потому что раз Сюзи отмечала день рождения, значит, она принадлежала к миру живых, а до живых Мэри не было дела.

Она оттопырила палец и обратилась к Искателю:

– Можно?

– Конечно!

Медленно, осторожно, она приблизила палец к торту и, еле касаясь, провела им по глазури, чувствуя, как та пристала к подушечке. Затем сунула кончик пальца себе в рот.

Вкус взорвался на языке с силой, которую невозможно было выдержать. Наслаждение взяло верх над всеми остальными чувствами Мэри, и она вынуждена была закрыть глаза. Ванильный масляный крем! Изумительно сладкий и нежный!

– Ну как? – осведомился Спидо. – Отличная штука, а? Я чуть было не слопал его сам, но потом подумал, что мой любимый клиент наверняка захочет его купить. – И в порядке подхалимажа, на случай, если его неправильно поймут, добавил: – Я имею в виду вас, мисс Мэри.

Мэри улыбнулась и захлопала в ладоши – она догадалась, каким образом Искателю удалось раздобыть торт.

– Ты поджидаешь там, где отмечают дни рожденья! Какой молодец!

Всем было известно – в Междумир попадает только та еда, которую готовят с любовью. Переход совершается, когда заботливо приготовленное кушанье безвременно оканчивает своё существование совсем не так, как ему положено. Где и быть такой еде, как не на днях рождения: ведь мамы не просто делают торт – они запекают в тесто собственную любовь.

– Ты умница! – восторгалась Мэри. – Гений!

Спидо почему-то заволновался и поддёрнул плавки. Нервная привычка, ведь не существовало ни малейшей опасности, что они упадут.

– Вы ведь никому не скажете, правда? Это же секрет фирмы, понимаете? Если люди узнают, где я добываю еду, они всем скопом ринутся туда, и что я тогда буду делать?

– Не скажу ни одной душе, – пообещала Мэри. – Но вот что мне интересно: сколько же дней рождения ты должен был переждать, пока, наконец, в Междумир не перешёл торт?

Он надулся от гордости:

– Триста семьдесят восемь!

Мэри покачала головой:

– Должно быть, тебя уже воротит от дней рожденья!

– Вообще-то да, но ты делаешь то, что положено, и весь разговор.

После этих слов мальчишка принялся расхаживать по помещению и разглагольствовать, словно торговец подержанными автомобилями, расхваливающий свой товар:

– Ну и потеха же была, скажу я вам! Эта малявка потянулась за тортом и стащила его со стола прежде, чем они успели свечи воткнуть. Он грохнулся на пол и развалился на кусочки. Но видите: на столе, где он до того был, остался его целёхонький призрак – стоял и ждал, когда я его подберу.

Мэри взглянула на торт – ей нестерпимо захотелось снова провести пальцем по крему, но она удержалась. Если дать себе волю, то будешь есть, есть, пока не исчезнет всё до последней крошки.

– Ну, – спросил Спидо, – как по-вашему, чего он стоит?

– А чего ты просишь?

– Откуда я знаю, чего хочу, если не знаю, что вы можете за него дать?

Мэри погрузилась в раздумья. Торт стоил в сто раз дороже, чем самая ценная вещь, которую ей когда-либо доводилось отдавать в уплату. Она понимала: наступил звёздный час этого Искателя. Раздобыть ещё один торт ему, скорее всего, в ближайшем будущем не светит, если светит вообще когда-либо. Парень заслуживает справедливой платы за труды.

Мэри пересекла обширное помещение, подошла к комоду, вынула связку ключей и бросила их Спидо.

Тот поймал.

– Ключи? – протянул он. – Да у меня куча ключей! От них никакого толку, если только они не отпирают что-то, что перешло в Междумир, а такого никогда не бывает.

– Несколько недель назад в живом мире случилось нечто странное, – произнесла Мэри. – Один человек заехал в автомойку, а выехать так и не выехал. Никто не знает, что с ним случилось.

Он посмотрел на неё взглядом, полным недоверия, смешанного с надеждой.

– А что же с ним случилось?

– Пятна на солнце.

– Чего-о?..

Мэри вздохнула.

– Если бы ты читал мою книгу «Всё, что ты бы хотел знать о междуворотах, но боялся спросить», ты бы знал, что солнечная активность имеет тенденцию создавать междувороты – места, где живой мир соприкасается с нашим. Что-то вроде воронок, через которые объекты живого мира, бывает, выпадают в Междумир.

– О, – произнёс Спидо. – Солнечные пятна, ну да.

Мэри улыбнулась.

– На стоянке, с северной стороны старой Пенн-Стейшн [9]9
  Вокзал Пенсильвания – главный транспортный узел Нью-Йорка. Вокзалы с таким же названием имеются и в других городах.


[Закрыть], ты найдёшь серебристый «ягуар». Меня путешествовать не тянет, так что вряд ли машина мне когда-либо понадобится. Она твоя, только пообещай, что и впредь будешь приносить мне всё самое лучшее, что найдёшь, особенно еду.

Она безошибочно определила, что Искатель пришёл в восторг от «ягуара», но скрыл свою радость – парень очень хорошо умел торговаться.

– Ну, вообще-то... – затянул он, – у меня уже есть одна классная тачка...

– Да, ты говорил об этом, когда был здесь в прошлый раз. Насколько мне помнится, от него больше хлопот, чем пользы, ведь у тебя постоянные проблемы, где его парковать.

– Ага, – отозвался он. – Я бы предпочёл что-нибудь поменьше. О-кей. Договорились.

Он пожал ей руку – немного слишком сильно. Не рассчитал на радостях.

– Ягуар. Вау.

Его улыбка теперь заехала на середину ушей. Мэри чувствовала необходимость что-то заметить по этому поводу. Кто-то же должен ему сказать.

– Тебе не помешало бы помнить, что у живых только тридцать два зуба.

Он уставился на Мэри, ошеломлённый её прямотой.

– Восемь резцов, – продолжала она, – четыре клыка, восемь малых коренных и двенадцать главных коренных, считая зубы мудрости.

– О, – только и выдавил он, краснея.

– Вполне понятно, что ты придаёшь большое значение улыбке, но когда ты думаешь о ней слишком много, она несколько... переходит границы.

Мэри увидела, что её внушение достигло цели ещё до того, как Спидо покинул комнату: его рот уменьшился до приемлемых размеров.