Текст книги "Икона"

Автор книги: Нил Олсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

26

Приглушенный взрыв донесся до Мэтью сквозь кафельный пол ванной. Он лежал на полу, его рука была обмотана полотенцем, насквозь промокшим от крови. Лицо и шею покрывал липкий пот, ноги тряслись. Страх это или шок – ему было все равно. Из коридора послышался шепот. Перед щелью под дверью мелькали какие-то тени. Сейчас они его обнаружат. Это было ясно. Он умрет, как раненое животное, корчась на полу. От этой мысли Мэтью содрогнулся, но никакой план спасения не приходил ему в голову.

Шум снизу наполнил его робкой надеждой. Возможно, нападающие сами взорвали что-то, но зачем, тем более внизу? Скорее всего в борьбу вступил кто-то еще или же преждевременно взорвалось какое-нибудь устройство. Мэтью не понимал, что происходит. Чутье подсказывало, что любая неразбериха ему на руку. Он выждал несколько минут, чтобы посмотреть, что последует за взрывом, но не слышал никаких звуков, зато почувствовал запах дыма. Надо выбираться отсюда.

Здоровой рукой Мэтью тихонько приоткрыл дверь. Несколько дюймов, еще несколько. Ничего. Наконец он на коленях выполз из ванной. Над задней лестницей к потолку поднимались клубы черного дыма. Слышно было, как внизу трещит огонь. Ползти на четвереньках, опираясь на раненую руку, было очень трудно, но из-за едкого запаха приходилось держаться как можно ниже. Наконец Мэтью обогнул угол и пополз подлинному коридору к спальне Фотиса.

Прямо у входа в спальню на коврике боролись два старика. Тот, что наверху, в сером костюме, должно быть, Мюллер, бил кулаком по голове Фотиса. Но сил у него было немного, поэтому удары, видимо, не причиняли тому особого вреда. «Вальтер» валялся под кроватью. Оружия Мюллера не было видно. Мэтью решил, что они, видимо, неожиданно друг для друга встретились у двери и драка началась еще до того, как кто-то из них успел открыть огонь. Он скорее почувствовал, чем увидел, что в комнате находится кто-то еще.

Выпрямившись, Мэтью попробовал одной рукой оттащить Мюллера, но острый приступ головокружения и тошноты снова заставил его опуститься на пол. Старики не обратили на него никакого внимания. Фотис укусил Мюллера за руку, тот взвыл и со всей силы ударил Фотиса в висок. Фотис обмяк, и Мюллер слез с него. В это время Мэтью ударил его по голени, и лицо старика исказилось от боли. Под потолком сгущались клубы дыма, дышать было нечем. Света из окон почти не было видно.

Мэтью взглянул на каминную полку. Рядом с ней стоял человек, окутанный тенью. Обожженный человек, стоявший рядом с иконой. Они подходили друг другу – обожженный человек и поврежденная Мария, окутанные странным свечением; у них были одинаковые глаза, одинаковый цвет накидок. Человек стоял справа, на месте Иоанна Крестителя, третьего члена триумвирата. Слева была Мария с Христом, объектом их поклонения, невидимым в пространстве между ними. Конечно, все это ему привиделось. Иллюзия, сотворенная игрой дыма и света; фантазии воспаленного мозга и растревоженного духа. И действительно, когда Мэтью попытался прямо посмотреть на фигуру, она потеряла свою материальность. Но стоило ему перевести взгляд на икону, как человек опять стал виден: большеглазый, торжественный, ожидающий. Это был вопрос выбора. Многим уже доводилось сталкиваться с этим раньше. Теперь трое живых мужчин в комнате видели это своими глазами.

Мюллер стоял на коленях у кровати. Он нашел свое оружие и теперь искал что-то, возможно патроны, в кармане пиджака, не переставая при этом надрывно кашлять. Фотис тряс головой, пытаясь подняться на ноги. Мэтью наблюдал за ними обоими и за всем происходящим в комнате. Дышать становилось все опаснее; надо было немедленно что-то предпринять. К этому призывала его икона. Он еле стоял, голова у него кружилась. Мэтью представил себе, как пройдет через комнату, оттолкнет Мюллера, схватит икону и побежит к двери. Это будет легко, вот только ноги его не слушаются. Обгоревший человек продолжал следить за ним. Отсюда помощи ждать не приходилось. Мэтью вспомнил слова Иоаннеса: сила иконы была слишком велика, она могла изменить первоначальные намерения. Зачем ты пришел в этот дом? Вспомни – спасти жизнь. Не за иконой, а для того, чтобы попытаться спасти жизнь.

Полотенце сползло с его руки, и из раны в ладони текла кровь. Не обращая на это внимания, Мэтью нагнулся, чтобы вдохнуть менее ядовитый воздух снизу, куда дым еще не опустился, затем взвалил сопротивляющегося крестного на плечо.

– Что ты делаешь? – прорычал Змей.

Чувствуя, как дрожат ноги, Мэтью поднялся. Перед его глазами плавал дым. Слабые кулаки барабанили ему в спину, старческие ноги пинали воздух.

– Нет-нет, не меня, мальчик. Богородица. Спаси Богородицу.

Мэтью, не оглядываясь, вышел из комнаты. Огонь уже достиг второго этажа, поэтому видимость была очень плохой. Он нашел перила и стал двигаться вдоль них по направлению к передней лестнице. Что бы ни ожидало его внизу, это не могло быть хуже того, что осталось наверху. Фотис обезумел.

– Ты, глупец! Возвращайся к Богородице. Что ты делаешь?

«Выбираю жизнь», – подумал Мэтью, спускаясь по лестнице.

* * *

Девушка разбудила Андреаса, когда он путешествовал во времени и пространстве. Какие-то места были ему неизвестны, какие-то он хорошо помнил. Склеп под церковью, Микалис-ребенок, смотрящий на него глазами мудрого старика. Вот он с хорошенькой Гликерией идет по улице, и она улыбается. Мальчишки босыми ногами месят глину с соломой, из которой будут делать кирпичи, чтобы отстроить сожженные дома. Балкон его старой квартиры, Мария, юная, темноволосая, Алекс, играющий у их ног с солдатиками; сладкий каучуковый запах летнего заката в Афинах. И вот он опять в церкви на горе, с Костой и Иоаннесом. На этот раз он заметил кое-что еще, надо будет рассказать об этом Мэтью. На рассвете Андреас пошел в хорошо охраняемый дом Мюллера; он пристально смотрел в лицо немцу, когда тот обещал не расстреливать мирных жителей. Потом утром он сидел среди старых корявых яблонь, измотанный ночной работой, и ел хлеб. Он услышал дробь выстрелов из двадцати винтовок. Хлеб вывалился у него из рук; он понял, что его предали. И снова, хотя и не так остро, он ощутил ужас, перерастающий в ярость, ярость – в печаль, не находящую выхода. Он увидел наспех засыпанную могилу и деревянный крест в аргентинской деревне – конечный пункт его путешествия.

Злость ушла. Он не чувствовал ее во время сна. У седовласого призрака, вошедшего в квартиру Фотиса, были глаза Мюллера, но в остальном это была его бледная тень. Уставший, отчаявшийся старик. Андреас не ощутил ни ненависти, ни сострадания. Это был просто жалкий тип. Лучше всего, если он умрет, но Андреас сомневался, что будет тем человеком, который убьет его. Фактически он не ожидал, что ему доведется снова вернуться в реальный мир. Как раз в этот момент его и разбудила Ана Кесслер. И как же трудно было ему возвращаться в этот мир! В своих мечтах он был легким, как глоток воздуха; он видел и понимал события, ранее скрытые завесой страха, ярости, горя, похоти. Он чувствовал, что отбросил ненужные мелкие заботы. Как же трудно было возвращаться в этот мир, в это дряхлое, больное тело, в этот слабый и вялый дух. За несколько мгновений он снова прочувствовал каждый синяк, каждый шрам, каждый удар – все повреждения, которые были нанесены его телу и духу за эти семьдесят девять лет. Это жестокое и стремительное накопление опыта было его жизнью, и она еще теплилась в нем.

Но Ана, подруга Мэтью, была красива, а ради красоты стоит проснуться. Подруга Мэтью – так она себя назвала, после того как он чуть не снес ей голову своим ударом. Холодная вода на лицо – это неплохо подействовало, хотя в тот момент показалось ему жестоким. Что-то впилось ему в запястья. Странно, что он еще жив. Он не представлял, куда подевался Мюллер, но логика подсказывала, что он должен быть в доме, с Мэтью, Фотисом и кем-то еще. Сознание Андреаса рвалось вперед, его тело плелось позади, и он не стал отбиваться от девушки, когда та подставила ему плечо. Звук взрыва где-то в глубине дома заставил их остановиться. Они выждали минуту, чтобы посмотреть, что будет дальше. Но ничего не произошло, и они вновь направились к открытой двери, из которой полз дым.

Слева располагалась красиво обставленная гостиная. Лестница впереди вела к коридору, наполнявшемуся дымом. Дым проникал откуда-то из задней части холла и скапливался под потолком на первом этаже. Обшитая темными панелями столовая справа наполнялась дымом быстрее остальных комнат: из двери в задней части комнаты вырывались языки пламени. Рядом с французским окном, привалившись к стене, сидел окровавленный человек. Ана и Андреас заметили его одновременно.

– Бенни!.. – Ана рванулась к нему.

– Нагнись, – приказал ей Андреас. – Держись ниже уровня дыма.

Она нагнулась и уже в таком положении добралась до Бенни. Очень хорошо, пусть посмотрит на него. Неподвижность тела говорила о том, что его друг мертв, но Андреас отогнал от себя эту мысль. Сам направился в противоположную сторону, в белую гостиную, то ползком, то выпрямившись в полный рост, по шерстяному ковру к двери в кабинет. Комната была наполнена черным дымом, оттуда не доносилось никаких звуков, кроме треска огня. Любой, кто находился в задней части дома, уже наверняка задохнулся от дыма, и Андреас ничем не мог им помочь. Он вернулся в холл. Резкий запах жег ноздри. Где же Мэтью? Его взгляд скользнул по лестнице. Воздух там еще хуже, но больше искать негде. Может, удастся продержаться несколько минут. В любом случае он не посмеет показаться на глаза Алексу без Мэтью. Ана пыталась вытащить Бенни из гостиной.

– Ана, – закричал Андреас, – оставь его, выбирайся из дома!

Похоже, она не слышала. Он понял, что если станет выводить ее из дома, то упустит возможность помочь Мэтью наверху. Положившись на ее инстинкт самосохранения, Андреас стал подниматься по лестнице, все время помня о том, что ему в его нынешнем состоянии очень легко упасть и скатиться с лестницы. Добравшись до середины, он вдруг остановился при виде выступившей из дыма странной фигуры наверху. Это был Мэтью, согнувшийся, осторожно переступающий. У него на плече извивался и брыкался Фотис. Внук остановился в нескольких шагах от деда.

– Papou, слава Богу.

– Продолжай спускаться. Выходи из дома.

– Не ходи наверх.

– Нет-нет. Иди вниз.

– Андреас! – закричал Фотис, с красным лицом и выпученными глазами. Оказавшись рядом, он схватил старого товарища за руку. – Возьми икону! Микалис хотел бы, чтобы ты ее спас! Она в спальне. Принц тоже там. – Последние слова Фотиса утонули в приступе кашля, и Мэтью продолжил спуск по лестнице. Из его руки текла кровь.

Андреас взглянул на кипящие клубы дыма. Забудь, пусть огонь сделает свою работу. Из задней части дома не выбраться, по этой лестнице сможет спуститься только дьявол. И как только он об этом подумал, сверху раздался лающий кашель, и из дыма выступила еще одна фигура. Две ноги, а над ними – что-то квадратное; бледные руки вцепились в края доски. Эти глаза, которые Андреас не видел более пятидесяти лет, – темные миндалевидные глаза на позолоте, красно-коричневый плащ. Все это, покачиваясь, надвигалось на него – икона с ногами. Постепенно лицо Мюллера над иконой выступило из дыма; голубые глаза зажмурились, увидев внизу Андреаса. Он остановился, но пути назад не было: можно было двигаться только вперед. Кашель почти парализовал немца, и все-таки одной рукой он ухитрился достать из пиджака пистолет. Голубые глаза окинули Андреаса холодным взглядом. Прогремел выстрел, Андреас вздрогнул.

Стрелял кто-то позади него. В иконе появилась огромная дыра, прямо над глазами Богородицы. Мюллер покачнулся и опрокинулся на ступеньки, исчезая вместе с иконой в клубах дыма. Андреас обернулся. Несколькими ступенями ниже стояла Ана, обеими руками держа сорокапятимиллиметровый пистолет Бенни. В широко раскрытых глазах девушки было недоверие. Он опять взглянул вверх, но больше ничего не смог увидеть. Вдруг он почувствовал, что его легкие уже втягивают не воздух, а горячий дым, и стал быстро спускаться по лестнице. Внизу, бросив пистолет, его подхватила Ана. По ее испачканному копотью лицу текли слезы.

– Мэтью?

– Он уже снаружи.

– Бенни мертв.

– Я знаю, детка. Нам надо идти.

– Мы не может оставить его здесь.

– Должны. Быстро уходим.

Они вышли излома так же, как и вошли в него. Согнувшись, спотыкаясь, опираясь друг на друга, они покидали этот умирающий дом.

Фотис лежал на влажной траве возле подъездной аллеи. Андреас присел к нему, а Ана побежала к Мэтью, который, стоя на коленях, хватал ртом воздух и сплевывал. Тело Змея было вялым, все напряжение ушло из него, словно перерезали провод, по которому к нему поступали жизненные силы. Только мигающие глаза старика свидетельствовали о том, что он еще жив. В его седых волосах чернели хлопья пепла; левый висок кровоточил, синяки покрывали все его лицо. Тонкие, хрупкие пальцы и внимательные глаза были такими же, как на том беспокойном ужине несколько недель назад, но живая энергия, наполнявшая их, исчезла. Это была не просто старость, это была изношенность, обреченность. Он умирал. Это могло случиться завтра, подумал Андреас, или через несколько месяцев, но это скоро произойдет.

– Ну что? – прошептал Фотис.

– Ее больше нет.

Глаза Фотиса на несколько мгновений закрылись, затем открылись снова.

– Это ты убил его?

– Нет, – смущенно ответил Андреас. – Девушка.

– Девушка? – При других обстоятельствах Фотис бы, наверное, рассмеялся. Сейчас ему удалось лишь выдавить подобие улыбки.

Позади них бушевало пламя, лопались стекла, языки огня лизали пустые рамы. Очень скоро от дома ничего не останется. Ничего, кроме наружной кирпичной стены первого этажа. Они чувствовали жар даже с того места, где сидели.

– Вы убили и меня, – продолжал Фотис. – Вы все. Вы забрали то, что мне нужно было, чтобы жить. И зачем? Чтобы она погибла в огне? Что, лучше было уничтожить ее, чем оставить мне? – В его словах была горечь, но не было тепла. – Вы убили меня.

Андреас почувствовал усталость. Вряд ли можно было ожидать, что мудрость и покой снизойдут на его друга в конце жизни, и все-таки он расстроился. Ведь это была всего лишь картина, не больше. Краска на куске дерева. В ней не было бьющегося сердца, бессмертного духа, души. Он держал ее в руках, он знал это. Они все были безумцами.

– Ты умираешь изнутри, Фотис. Тебе никто не может помочь.

– Ты можешь мне помочь. Закончи работу. Ведь это ты показал мне икону, сделал ее частью моей жизни. А потом отобрал ее у меня, дважды. Я не понимаю, почему ты так старался уничтожить меня, но хотя бы закончи свою работу.

Андреас посмотрел на молодых людей. Ана пыталась перевязать руку Мэтью своим шарфом.

– Отошли их, – прошептал Фотис. – Чтобы они не видели. Потом перетащи меня обратно в дом. Я не настолько смел, чтобы сделать это самому, Андреас. Ты должен помочь мне.

– Нет.

– А что, если я скажу тебе, что я убил твоего чертова брата?

– Я тебе не поверю.

– Я бросил его, умирающего. Я был в склепе, ждал этого толстого Маврудаса.

– Но вместо этого он выбрался через огонь. Значит, это был твой план.

– Ты это и раньше знал.

– Включая поджог церкви.

– Нет, это была идея Маврудаса.

– Но ты пошел на это. Ты согласился с этим. Иначе бы ты не смог предположить, что он будет выходить через склеп.

– Хорошо. Да. Я поджег церковь твоего брата. Я смотрел, как он спустился по ступеням и упал к моим ногам, истекая кровью. И я ничего не сделал. Я оставил его там умирать. И как накажет меня за это его брат?

– Ты ничего не мог сделать. У него были очень глубокие раны. Конечно, это зло – оставить его там, но ты не убивал его. У тебя и так достаточно тяжких грехов, чтобы принимать на себя чужие.

– Андреас… – Теперь Фотис умолял его. – Смерть от рака – это ужасная смерть. Я видел это во сне. Я боюсь сделать то, что я должен сделать. Ты должен мне помочь.

Андреас не услышал ничего нового, и все-таки слова Фотиса потрясли его до глубины души. Он не хотел, чтобы это было правдой, он уже похоронил все это в своем сердце, сосредоточившись на охоте за Мюллером, которая помогала ему отгородиться от правды. Узы, связывавшие его с Фотисом, не могли ее выдержать. Он уже потерял друга и не мог придумать более страшного приговора, чем тот, который вынесла сама жизнь. Ему даже ничего не нужно было делать.

– Мое наказание за брата, – сказал он, сжав плечо старого друга в последний раз, перед тем как подняться на ноги, – это оставить тебе жизнь.

Андреас подошел к молодым людям. Он не хотел нарушать их уединения, но ему нужно было с ними поговорить. Вдалеке послышались звуки сирен. Вдруг в памяти всплыл то ли обрывок его сна, то ли эпизод из прошлой жизни – сейчас это не имело значения. Что-то, о чем он никогда не задумывался в течение последних пятидесяти лет. Он увидел икону на столе рядом с Костой. Пространство между двумя досками было расширено каким-то инструментом. А потом, когда он уже убил Косту, он заметил на столе маленькие клочки, тонкие кусочки бежевой ткани. Он понял, что эти кусочки Коста клал в рот и запивал вином. Последнее причастие. Когда-нибудь он расскажет об этом Мэтью. Или лучше не расскажет.

Опять раздался грохот. Это обрушилась часть крыши, посылая в небо снопы искр. Андреас внимательно наблюдал за происходящим. В этом аду никто не мог уцелеть. И все-таки он перероет весь пепел, пока не найдет кости Мюллера. Икона же обратится в прах. И не будет доказательств ее уничтожения. Придется положиться на логику. Придется в это поверить.

Лето, 2000 год.

Эпирос, Греция.

Церковь Катарини была построена на развалинах своей предшественницы. Приглядевшись, Мэтью заметил границы старой и новой кладки. Он бывал в этой деревне и в этой церкви раньше, много лет назад, но тогда с ним не было ни воспоминаний деда, ни образа утраченной Богородицы, еще живой в его воспоминаниях. По словам священника, новая церковь полностью повторяла старую, и Мэтью пытался представить себе прошлое, все еще жившее здесь. Не через это ли окно заглядывал капитан Элиас, пытаясь найти своего брата? Не на этом ли каменном полу стояла на коленях во время молитвы его набожная прабабушка, и ее мать, и другие его предки – через века, через поколения? Не за этим ли участком стены три года прятали Пресвятую Богородицу? Ее похитили, спасли от огня только для того, чтобы вновь предать огню. Не было ли ей изначально предрешено это огненное погребение? Мэтью не особенно верил в судьбу, но теперь старался воздерживаться от суждений по некоторым вопросам.

Церковь была довольно большая для такой маленькой деревни, но все-таки значительно меньше, чем рисовало воображение Мэтью. Кроме того, в ней было заметно достаточно много признаков современности, чтобы воспрепятствовать Мэтью в его эксперименте по восстановлению истории. Священник щелкнул выключателем, и яркий свет канделябров, которые теперь имелись в каждой греческой церкви, разогнал тени прошлого. Образа на иконостасе – худощавый мятежный Иоанн, мягкая, печальная Мария, Христос в белых одеждах и митре епископа – были прекрасно выписаны; но за ними не было тайны, не было истории. Неф теперь был заставлен простыми скамьями, тогда как раньше их было совсем немного – только для пожилых людей. Все остальные прихожане стояли, иногда часами, раскачиваясь, полусонные, на ногах, одурманенные фимиамом и пением священника. Церковную башню украшали огромные часы – подарок американского бизнесмена. Деревенское времяисчисление было вырвано с корнем, загнано в горы, пещеры или вниз, в склеп.

Священник сделал знак Мэтью. Тот последовал за ним вокруг алтаря к тому месту, откуда узкий коридор вел в покои священника. В стене коридора находилась еле заметная дверь.

– Хотите спуститься вниз? – спросил отец Исидорос.

Мэтью прикоснулся ладонью к деревянной двери.

– Да, хочу.

Он обернулся к отцу, стоявшему возле алтаря. Волосы у Алекса отросли, но почему-то были седыми, что каждый раз удивляло Мэтью. Однако худоба исчезла. Теперь он держался прямо и уверенно, как и раньше, до болезни. Чтобы доставить удовольствие Мэтью, он старался показать, что интересуется церковью, но при этом постоянно смотрел на часы, как будто у него была назначена встреча где-то еще.

– Пап, мы идем в склеп. Пойдешь с нами?

Алекс отрицательно покачал головой:

– Нет. Я был там однажды, много лет назад. Мне этого хватило. Наслаждайся. Пойду лучше поищу твою мать.

– Она не может потеряться в такой маленькой деревне.

– Ты ее недооцениваешь.

Священник отпер дверь, зажег электрический фонарь, висевший внутри на деревянном колышке, и стал спускаться по узким ступеням. В лицо Мэтью повеяло прохладным воздухом, пахнущим землей – так обычно пахнет в садовом сарайчике. Он глубоко вздохнул и стал спускаться вниз.

Фотиса похоронили недалеко от Иоаннины. Старик сделал все распоряжения много лет назад, поэтому организация похорон не доставила особых хлопот его душеприказчику, Мэтью Спиару. Сначала думали, что провожать Фотиса будут только Мэтью, его мать и священник, но в последний момент Алекс согласился поехать с ними; Андреас прибыл из Афин, однако отказался отправиться с ними в деревню. Он уже много лет не был в Катарини и не собирался туда возвращаться. Теперь он был жителем Афин, там и собирался умереть.

Ана тоже хотела поехать с Мэтью. Во всяком случае, она предложила сопровождать его, и это предложение многое значило. Пожар, убийства – все события, связанные с иконой, глубоко ее потрясли, и на несколько недель ей захотелось отстраниться от всего, связанного с этой историей, включая и Мэтью. Но даже когда они снова начали встречаться, дель Каррос, Бенни Езраки и Пресвятая Богородица Катарини продолжали оставаться запретной темой. Смерть Фотиса открыла что-то в Мэтью, освободила ею от тяжести. Почувствовав это, а может быть, в результате курса лечения, Ана тоже, похоже, стала избавляться от давящей ее печали. Тем не менее Мэтью не спешил принять ее предложение. Вероятно, почувствовав, что он хотел сделать это один, она решила тогда поехать в Рим со своей подругой Эдит. И вот теперь он остро ощущал ее отсутствие и думал, не совершил ли ошибку, не пригласив ее с собой.

Ведущие вниз ступени были стерты ногами тысяч прошедших по ним людей. Здесь была старая церковь. Отец Исидорос двигался медленно, освещая дорогу поднятым фонарем. Мэтью ощущал тесноту помещения, низкий потолок, узкие коридоры. Так много истории заключалось в этом небольшом помещении. Костей было меньше, чем он ожидал. Может быть, их не было видно за каменными перегородками, а может, их перезахоронили где-нибудь в другом месте. Интересно, склеп еще используется? Священник остановился в дальнем углу и обернулся к Мэтью: – Вот здесь – ваше фамильное место.

Молодой человек посмотрел на полки. Костей почти не было, и они ничем не отличались от других. В смерти все едины. И все-таки эти желтые кусочки были останками его предков; может быть, их еще помнил живыми его дед.

– Вон там, – продолжал Исидорос, указывая на пол, – умер брат вашего дедушки, Микалис.

Мэтью опустился на колени и прикоснулся ладонями к пыльному полу, ощупывая его, словно пытаясь найти еще теплое место, где лежало тело. Ничего. Если он и чувствовал здесь, внизу, чье-то присутствие, оно было растворено в воздухе, а не сконцентрировано в каком-то одном месте. И все-таки он еще долго стоял на коленях возле этого печального места. Священник отошел, оставив его наедине с его мыслями. Он по-прежнему не умел молиться, да в этом и не было необходимости. Ему нечего было просить. Оставалось только одно последнее задание, которое он должен был выполнить.

Из кармана он достал гладкие нефритовые четки, которые провели столько часов в руках его крестного. Какие тревоги впитали они в себя, какие тайны? Какую кару могли они навлечь на человека, проклятого своей собственной совестью еще до того, как его призвала к себе смерть? И что значила смерть одного священника в общем счете грехов Фотиса? В последние мгновения жизни Микалис либо простил его, либо нет, и что бы сейчас ни сделал Мэтью, это уже не имело значения. Он вздохнул. Такую эфемерную веру вообще нельзя считать верой. Сжав четки в руке, Мэтью стал думать о деде. Может, он делает это ради Андреаса? Нет, тому было все равно, он бы не оценил этот жест.

Значит, это просто поминание. Как цветы к могиле. Наверное, так и есть. В темноте Мэтью положил четки на каменный пол и поднялся. Почувствовав легкое головокружение, он прислонился к одному из шкафов с костями своих предков. Здесь, внизу, слишком мало воздуха. Пора идти. Он побрел к выходу, по пути еще раз осматривая склеп, стараясь запечатлеть его в памяти. Он думал о том, вернется ли сюда еще или это станет последним посещением семьей Спиридисов своего фамильного склепа. И если эта связь времен прервется на нем – имеет ли это какое-нибудь значение? В любом случае мертвым это уже безразлично.

Священник ждал его у лестницы. Они поднялись наверх. После склепа современность интерьера верхней церкви еще больше бросалась в глаза. Пресвятая Богородица никогда бы не смогла сюда вернуться. Она никогда не стала бы частью этой церкви. Мысль о сгоревшей иконе разбередила еще не зажившую рану в его душе, как это случалось уже сотни раз за последние три месяца, хоть с каждым разом боль ощущалась все слабее. Отвернувшись от священника, Мэтью сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Он еще долго будет скорбеть об этой утрате, наверное, всю жизнь, но, может быть, отец Иоаннес был прав? Может, этому священному образу нет места в современном мире компромиссов? Разве что в монастыре. Да, вот и ответ. Метеора, гора Афон, собор Святой Екатерины на Синае. Миру еще не открылись все ценности, хранящиеся за их стенами. Пресвятая Богородица была бы там в безопасности. Почему они со священником не вспомнили о них, когда решали ее судьбу? Теперь это уже не имело значения.

Когда они вышли с церковного двора, послеполуденное солнце уже зашло за горы. Мэтью почувствовал, что дневная жара ослабела, уступив место быстро наступавшим прохладным сумеркам, как это обычно здесь бывает. Ана дала ему номер телефона своего отеля в Риме. Она не ждала его звонка, да и, собственно, не просила его звонить. Но ведь она же дала ему номер телефона. На слова нельзя полагаться, они фальшивы. Правда написана на лице. Глаза не лгут, если, конечно, правильно прочитать то, что в них написано. Вспомни, о чем просило ее лицо в тот день, когда ты в последний раз ее видел?

Оранжевый свет заливал вершину горы Аделфос, младшую сестру более высоких гор, расположенных позади нее. Ему бы хотелось подняться на нее вместе с дедом, но придется сделать это одному. Он отыщет пещеры, отрастит бороду, поменяет имя. Хорошо бы пожить жизнью andarte или безумного отшельника. Эта мысль заставила Мэтью улыбнуться. Он обязательно поднимется на эту гору, но не сегодня, не сейчас. Сейчас ему нужно найти телефон.