Текст книги "Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»"

Автор книги: Нил Никандров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Глава VI.
ИСПАНИЯ: ВСТРЕЧА С НКВД

Рейс Буэнос-Айрес – Антверпен. Грузовое судно «Эллада» натужно преодолевает встречные волны Атлантики. Бесконечная кухонная «страда» до того изматывала Иосифа, что вечерами он валился в кровать и моментально засыпал. Кое-что на «торгаше» было греческим – капитан, повар и флаг на корме, но экипаж состоял из русских «белых» эмигрантов, которые скрывали свою национальность. Русским изгнанникам запрещалось работать на морских судах европейской приписки: судовладельцы опасались «красного проникновения».

Иосиф Григулевич быстро освоил секреты приготовления любимых блюд капитана, научился правильно произносить их названия (вот где пригодилось классическое гимназическое образование). Конечно, личные вкусы капитана определяли выбор меню. В этот раз под строгим надзором повара Григулевич приготовил первое-второе-третье из излюбленного репертуара капитана, и тот, откушав, с некоторым изумлением похвалил повара:

«Ты, Макрис, сегодня превзошел сам себя! Так едят только на Олимпе!»

Больше к стратегической задаче ублажения капитанского желудка Григулевич не допускался. Повар не сомневался, что Иосиф задумал его «подсидеть» на сытном месте…

* * *

Путь от Антверпена до Мадрида Иосиф проделал за десять дней. Вначале в Париж на экспрессе, оттуда – после инструкций товарищей из Центра по переброске добровольцев – поездом до Тулузы, затем – самолетом до Барселоны. «Трудно описать ту радость, которую я испытал, ступив на испанскую землю», – напишет через много лет Григулевич. Случилось это в первые дни октября 1936 года.

Для 23-летнего Иосифа приезд в Испанию был логическим продолжением его партийной работы. Ему не надо было тщательно обдумывать и взвешивать все «за» и «против» подобного шага, это был искренний порыв, единственно возможное действие. Быть на переднем крае борьбы! Расчетливость постыдна! Только крысы прячутся в тыловых норах! Он рвался на фронт, под свинцовый огонь врага. Однако в Мадриде, поразившем Иосифа суровым величием осажденной крепости, его ожидал совершенно иной поворот событий…

Автомашина, на которой он добирался до испанской столицы из Валенсии, преодолела очередную баррикаду из мешков с песком и затормозила у многоэтажного здания. В нем временно размещалась редакция газеты компартии «Мундо обреро». «По счастливой случайности, – вспоминал Григулевич, – в редакции оказался Хосе Диас – генеральный секретарь КПИ, – о знакомстве с которым я мечтал со дня отъезда из Буэнос-Айреса. Диаса любовно называли “Пепе”, уменьшительное от Хосе… Он принял меня в одном из кабинетов редакции. Я передал ему письмо от компартии Аргентины, а также мой мандат мопровского работника. Он сразу же позвонил по телефону и попросил кого-то из товарищей зайти к нему. Я был несказанно удивлен, когда минут через двадцать в комнату вошел Викторио Кодовилья, который с первых дней войны находился в Испании».

Кодовилья с одобрением посмотрел на Иосифа:

«Просишься на фронт? Рядовым? Похвально. Но в Мадриде тоже фронт!»

Как вспоминал потом Григулевич, знание языков предрешило его судьбу: «К этому времени я, помимо литовского, говорил свободно на испанском, французском, немецком, польском. А по-русски у нас общались в семье, русский всегда был для меня главным языком».

«К нам приехали советские военные специалисты, – продолжил Кодовилья. – Полным ходом создаются Интернациональные бригады. Позарез нужны люди, знающие языки, в особенности русский. Мы тебя направим в распоряжение командования 5-го полка. Только, компаньеро, советую тебе сменить фамилию. Григулявичус – это слишком заковыристо для испанского уха».

Иосиф предложил фамилию Окампо, вспомнив известную аргентинскую писательницу, книгами которой зачитывались его подружки в Буэнос-Айресе. Так он стал «Хосе Окампо».

Григулевич-«Окампо» быстро разобрался во внутриполитической ситуации в стране. Народный фронт был весьма неоднородным организмом. В него входили коммунистическая, социалистическая, различных оттенков республиканские (буржуазные) партии, а также группировки из Каталонии, Страны Басков и анархисты во всем их шумно-крикливом разнообразии. Директивные посты в правительстве занимали республиканцы, социалисты и анархисты. Они соперничали и прежде всего пытались поставить под свой контроль армию, продвинуть своих людей на командные должности, вытесняя коммунистов. Те же старались перехватить инициативу, направить революционные процессы в стране по единственно правильному руслу, то есть в рамках программы, намеченной Коминтерном…

* * *

Существуют различные версии участия Григулевича в испанской эпопее. Сам он не раз рассказывал о том, как для «обкатки» его направили в распоряжение политкомиссара 5-го полка майора Карлоса Контрераса. В то время полк напоминал небольшую армию – 20 тысяч бойцов! – и являлся основной ударной силой в окрестностях Мадрида. «Хосе Окампо» стал «адъютантом по международным поручениям» у Контрераса. На самом деле комиссара звали Витторио Видали, он был итальянцем, кадровым сотрудником Коминтерна, человеком с завидным опытом антифашистской борьбы. В списках ОВРА – тайной полиции Муссолини – он значился в первой десятке лиц, подлежащих розыску и ликвидации. Спасаясь от убийц, Видали некоторое время скрывался в Мексике, представляя Коминтерн в мексиканской компартии. Потом был на руководящей работе в Исполкоме Межрабпрома в Москве. В 1932 году советская военная разведка планировала направить его вместе с женой Тиной Модотти для работы в Китай в составе группы Рихарда Зорге, но, по настоянию Елены Стасовой, нарком обороны Ворошилов отменил эту командировку: Коминтерн тоже нуждался в проверенных кадрах.

«Адъютантский» хлеб Иосифа оказался нелегким. С Карлосом Контрерасом стремились встретиться члены всех делегаций и все журналисты, приезжавшие в Испанию. Он был своего рода символом героической обороны Мадрида. «Хосе Окампо» приходилось встречать гостей, отвечать за их размещение, а то и сопровождать на передовую, если кому-то для полноты впечатлений хотелось услышать свист пуль и разрывы артиллерийских снарядов. Иосиф выполнял и личные поручения Контрераса. Например, отвозил небольшие пакеты-передачи с кусковым сахаром или шоколадом Тине Модотти, работавшей сестрой милосердия в госпитале для тяжелораненых. О ее талантливых фотографиях с восторгом отзывались такие мастера кисти, как Диего Ривера и Давид Альфаро Сикейрос, но Тина решительно забросила свое искусство, жертвуя им ради победы республики.

Все, кто встречался с «Окампо» в то время, вспоминают его как улыбчивого молодого парня, невысокого, склонного к полноте, в непременном интербригадовском берете. Одно время Иосиф пытался носить «моно» – синий пролетарский комбинезон на молнии, которыми из-за нехватки военного обмундирования экипировали добровольцев. Но Контрерас воспротивился. «Если работаешь адъютантом, – сказал он, – не забывай о своем внешнем виде. Адъютант и под обстрелом не должен терять внешнего шика». Весь шик Иосифа выражался в поношенном, но чистом костюме, аккуратно завязанном галстуке и потерявших прежний лоск туфлях, приобретенных некогда в Буэнос-Айресе.

Через несколько недель Григулевич получил повышение, перейдя на такую же должность при начальнике штаба армии Мадридского фронта генерале Висенте Рохасе. Но и там не задержался. По ходатайству советского посла Розенберга его направили на работу в полпредство. Переводчиков, владеющих русским языком, действительно не хватало. Даже в полпредстве. Именно там «Окампо» попал в поле зрения советнического аппарата НКВД, который возглавлял Александр Орлов (подлинное имя – Лев Лазаревич Фельбин), подписывавший свои сообщения в Центр псевдонимом «Швед». Опытный разведчик, исколесивший полмира, человек с изысканным вкусом и при необходимости – рафинированными манерами, великолепный физиономист, умевший читать на лице собеседника самые сокровенные чувства, – Орлов каждый день твердил своим подчиненным в советнической группе: «Ищите надежных людей, без них – в одиночку – мы в Испании ничего не сможем».

Кто же привлек Иосифа Григулевича к сотрудничеству с советской разведкой? Сам «Швед»? Вряд ли. В различных источниках говорится только о том, что он был первым оперативным руководителем Григулевича в разведывательном деле. Тогда кто же стал «крестным отцом» Иосифа в разведке?

Скорее всего, заместитель «Шведа» – Наум Маркович Белкин. С сентября 1936-го по август 1938 года он работал в Испании под «крышей» заведующего бюро печати полпредства, оказывая республиканцам помощь в организации борьбы с франкистской агентурой. Он был правой рукой Орлова в подготовке разгрома троцкистских групп.

Белкин также «курировал» интербригадовские части, знакомился с анкетами добровольцев, подбирая из их числа людей, могущих быть полезными для советской разведки (не только в Испании). Белкин был инициатором использования загранпаспортов павших интербригадовцев для документирования советских нелегалов. Опыт работы Белкина в Южной Америке (Уругвай, 1934—1935) сказывался на его интересе к людям, которые прибывали с этого континента. Конечно, Григулевич с его общительностью, работоспособностью и врожденной интеллигентностью не мог не привлечь внимание оперработника. Вероятнее всего, что именно Белкин в ноябре 1936 года вытащил Иосифа из посольской рутины и на явочной квартире резидентуры НКВД в Мадриде преподал ему «краткий учебный курс молодого бойца невидимого фронта». После этого «Окампо» устроили на работу в Генеральное управление безопасности республики, или Сегуридад, как говорили для краткости. К этому времени Иосиф уже имел свой первый оперативный псевдоним – «Юзик».

Ходатайство Орлова перед Антонио Ортегой, генеральным директором Сегуридад, по поводу назначения «Окампо» было принято во внимание. Вскоре Иосифа ввели в состав Специальной бригады Генерального комиссариата расследований и охраны Мадрида, работу которого контролировал Сантьяго Каррильо, один из ведущих деятелей КПИ, тот самый, который много десятилетий спустя стал отцом «еврокоммунизма». Григулевичу пришлось побыть пару месяцев в шкуре рядового полицейского агента: должность следователя «по блату» не давали, даже если ходатаем был советский представитель.

О своем первом задании в качестве сотрудника Сегуридад Иосиф Григулевич рассказал в автобиографическом очерке «Первые шаги разведчика», опубликованном под псевдонимом «И. Григорьев»[13]13
  Особое задание. Сборник чекистских рассказов. М.: Московский рабочий, 1977.


[Закрыть].

Уведомив читателей о том, что «по вполне понятным причинам имена и фамилии главных действующих лиц изменены», автор указал, что действие происходит в Мадриде, в марте 1937 года. Герой очерка – Борис Иванович Миронов, лет тридцати, в недалеком прошлом студент. Его, против собственного желания, определили переводчиком в штаб, узнав, что Миронов знает испанский и итальянский языки. Не мешкая, Миронов отправился к своему новому начальнику – Петру Афанасьевичу Бодрову, кабинет которого находился тут же, на втором этаже штабного здания.

«Давайте договоримся так, – сказал своим глуховатым, но приятным голосом Бодров, – если мое предложение покажется вам неподходящим, вы скажете мне об этом, и тогда будем считать, что разговор не состоялся…»

Но разговор состоялся, и вскоре Миронов приступил к исполнению своего первого оперативного задания. Его «подсадили» в тюремную камеру к пленному испанскому генералу под видом арестованного «офицера связи» генералиссимуса Франко. По мнению Бодрова, эту роль Миронов мог сыграть великолепно, поскольку прежде блистал в институтском драмкружке, в совершенстве знал историю Испании, хорошо разбирался в специфике франкистских вооруженных сил. У пленного генерала Педро де Сильвы необходимо было выяснить, насколько боеспособна его дивизия, которая, по словам Бодрова, была для республиканской армии «как гвоздь в стуле».

Миронову удалось преодолеть недоверие Педро де Сильвы. После напряженного драматического диалога генерал поверил, что «майор Луис Касас» – настоящий. И Педро де Сильва произнес те слова, которые от него ждали: «Я держал фронт чудом. Если бы враг знал, насколько моя дивизия деморализована, то он немедленно начал бы атаковать ее и с большой легкостью добился успеха…»

Полученные сведения были использованы, дивизия разгромлена, и Миронов наконец-то почувствовал, что может «смотреть без всякого смущения в лица своих товарищей». Его первое оперативное задание было выполнено.

Очерк заканчивается такими словами Бодрова: «Заходите, Борис Иванович, и закройте дверь плотнее. Сегодня у нас разговор будет большой. Пора переходить к игре более крупного масштаба. Москва уполномочила меня дать вам новое поручение…»

* * *

К этому периоду относится знакомство Григулевича со вторым человеком резидентуры, помощником «Шведа» – Наумом Исааковичем Эйтингоном, с которым ему придется работать в Мексике в 1939—1940 годах, выполняя задание Сталина по ликвидации Троцкого.

Эйтингон приехал в Испанию с паспортом на имя Леонида Александровича Котова. Свои сообщения в Центр подписывал псевдонимом «Пьер». Эйтингон обладал блестящей разведывательной биографией, и, конечно, для «Юзика» не проходили даром уроки и советы 37-летнего «ветерана» ИНО.

* * *

Артиллерия Франко вела почти непрерывный огонь по Мадриду, враждебная пропаганда предвещала его неминуемое падение, а «пятая колонна» все с большей наглостью прибегала к саботажу, диверсиям, нападениям из-за угла. Активизировала свою работу фалангисгская агентура, которая проникла во многие правительственные и военные учреждения республики. В глубоком прикрытии действовали разведки Германии, Италии, Турции, Финляндии. Все большую враждебность к «красной» республике проявляли посольства латиноамериканских стран, за исключением Мексики, правительство которой бескорыстно помогало республиканцам, в том числе поставками оружия.

Отношения представительства НКВД с республиканскими спецслужбами имели свои взлеты и падения, и Александр Орлов нередко прибегал к помощи «Хосе Окампо», чтобы «провентилировать обстановку» изнутри, выяснить, кто в Сегуридад «мутит воду» и мешает совместной работе. Отсутствие весомых результатов в работе Сегуридад по разоблачению агентуры Франко вызывало понятную обеспокоенность «Шведа», хотя он понимал, что не обладает эффективными рычагами для изменения ситуации. Премьер-министр республики Ларго Кабальеро был политиком традиционного склада, и его консервативность, постоянная оглядка на «возможную международную реакцию» несомненно сказывались на эффективности сотрудничества.

Ларго Кабальеро оставался у власти до мая 1937 года, постепенно теряя авторитет и способность контролировать обстановку в стране…

* * *

В одной из служебных характеристик Григулевича есть такая строка: «Проявил себя как смелый и находчивый боевик в операциях по ликвидации агентуры “пятой колонны” в Испании». В «лирическую минуту» Иосиф любил вспоминать о подчиненной ему группе «отчаянных парней из социалистической молодежной организации», с которыми выполнял особые поручения Сегуридад (и попутно – представительства НКВД). Парней в спецотряд помогал подбирать Армандо Кантони, который приехал в Испанию из Аргентины вслед за Григулевичем. Нанесение превентивных ударов по террористическим ячейкам фалангистов было обычным делом. Каждая такая акция сопровождалась огромным риском.

Иногда приходилось вступать в боестолкновения с отколовшимися от анархистов и ПОУМ (Рабочей партии марксистского единства) бандами «отморозков», для которых убийство ради убийства стало образом жизни. Разгул насилия на республиканской территории принял значительный размах еще и потому, что практически все партии, профсоюзы, политические группы обзавелись своими собственными «карманными спецслужбами», которые в народе получили название «чека» (checa). Только в Мадриде их насчитывалось более двухсот. Многие из них занимались экспроприацией имущества «буржуазных элементов», используя добытые таким образом средства на «самофинансирование».

Уголовные эксцессы сотрясали республику и использовались врагами для компрометации правительства Народного фронта и органов правопорядка. «Тыл должен быть очищен от преступных элементов», – не уставал повторять Сантьяго Каррильо. С бандами уголовников расправлялись безжалостно, как правило, под покровом ночи. К выявленному месту их базирования спецотряд Сегуридад прибывал на двух-трех легковых автомашинах. В окна «малин», «схронов», «бункеров» летели гранаты, потом открывался ураганный огонь из автоматического оружия. Через несколько минут отряд исчезал в «неизвестном направлении», а на место предполагаемого «боя» прибывало подразделение регулярной милиции «для выяснения обстоятельств».

Через три года после Испании похожая схема «молниеносной атаки» будет использована в Мексике против «крепости Троцкого» в Койоакане…

Беспощадность республиканских органов безопасности к врагам нельзя рассматривать в отрыве от того, что происходило за линией фронта, на территории, которую контролировали франкисты. Террор, развязанный путчистами, по масштабу и интенсивности заметно превосходил «красный террор». По оценке историков, Франко не мог отвлекать значительные вооруженные силы на обеспечение порядка в тылу, поэтому дал карт-бланш на физическое уничтожение всех, от кого можно было ожидать враждебных акций. Речь шла о коммунистах, анархистах, социалистах, троцкистах, масонах, левых интеллектуалах. Под корень вырубались все опасные «элементы», которые являлись или могли являться врагами путчистов. В мясорубку «черных эскадронов» попал и поэт Федерико Гарсия Лорка, который высказывался в поддержку республики, но избегал политической деятельности. Поэт попал в руки франкистов во время «массовых зачисток» и был расстрелян.

«Эта система дала очевидные результаты, – написал историк Пастор Пети в своем исследовании о противоборстве франкистской и республиканской спецслужб. – Свои тылы путчисты сумели сделать достаточно безопасными».

* * *

В качестве сотрудника Сегуридад Григулевич участвовал в операциях по «освещению» положения в «недружественных дипломатических представительствах». Послы ряда стран, возглавляемые дуайеном – посланником Чили Аурелио Нуньесом Моргадо, потребовали от правительства Кабальеро признания экстерриториальности значительного числа зданий и помещений, в которых, по утверждению послов, можно было обеспечить безопасность многочисленных подданных Чили, Перу, Финляндии, Аргентины и других стран, а также «преследуемых режимом испанцев». О гуманитарном характере акции было заявлено в Лиге Наций.

Республиканцы не стали обострять отношения с «дипломатическими бунтарями», согласившись на фактически сложившуюся ситуацию: не менее 50—60 столичных домов, жилых этажей, зданий, принадлежавших чаще всего аристократическим семьям, получили статус «экстерриториальности». Однако какими бы ни были первоначальные намерения послов, логика борьбы не на жизнь, а на смерть между республикой и путчистами постепенно трансформировала некоторые «гуманитарные убежища» в опорные центры «пятой колонны» в Мадриде.

В первых числах декабря 1936 года специальный отряд Сегуридад проверил «экстерриториальные» дома ряда посольств. Григулевич принимал участие в этой операции. В посольстве Финляндии было задержано около двух тысяч человек. Более половины из них были мужчинами призывного возраста. Часть этого потенциального контингента «пятой колонны» в прошлом имела отношение к вооруженным силам и специальным службам. Сотрудники Сегуридад обнаружили у финнов тайники с огнестрельным оружием, мастерскую по изготовлению ручных гранат и бомб. «Экстерриториалы» пытались сопротивляться, прогремело несколько выстрелов. Только благодаря стремительности атаки удалось избежать кровопролития. В перуанском консульстве были захвачены радиостанция, шифры и шпионские материалы. Чехословацкий поверенный в делах был изобличен как агент гестапо. Выемка документов из его сейфа и дипломатической вализы подтвердила это.

Проведенные операции доказали: заклинания дипломатов о «гуманитарном характере» предоставления убежищ часто не соответствовали действительности.

Республиканское Управление безопасности держало под присмотром и другие «оппозиционные» посольства. Конечно, повышенное внимание уделялось чилийским «экстерриториальным помещениям», где было сконцентрировано не менее двух с половиной тысяч человек. Обстановку в посольстве изучали агенты – мнимые «гонимые», направлявшиеся оперативным отделом Сегуридад. О том, что «логово заговорщиков» находится под тщательным контролем, напоминали издевательские надписи в адрес Моргадо, которые время от времени появлялись на стенах посольского здания. В Сегуридад «поставили на учет» как активного сторонника Франко военного атташе Умберто Луко, который проявлял подозрительную активность. Луко понимал, что дни его пребывания в Испании сочтены, и поэтому в телефонных разговорах, что называется, отводил душу, стараясь покрепче выразиться в адрес республиканских властей. В примечаниях Сегуридад к сводкам «прослушки» Луко неизменно указывалось – «придерживается фашистских взглядов, крайне опасен, требует постоянного контроля».

Сотрудники Управления безопасности пытались также выявить тайные контакты между посольством Чили и подпольной организацией франкистов «Белая фаланга». В «Очерках истории российской внешней разведки» так рассказывается об этой операции: «Контрразведчикам было известно, что один из сотрудников посольства служит связником между засевшими в их домах франкистами и подпольем в городе. Решили захватить связника с поличным во время его очередной конспиративной встречи с подпольщиками. Операция удалась, и в распоряжение Сегуридад попали важные документы, компрометирующие чилийское диппредстави-тельство. Той же ночью был произведен захват нескольких чилийских зданий и произведены многочисленные аресты среди их обитателей».

Григулевич познакомился с молодыми чилийскими дипломатами, которые симпатизировали республике и, несмотря на свой официальный статус, называли Моргадо «послом-провокатором». От них «Окампо» узнал о попытках Моргадо наладить через контакты в Португалии связь с ближайшими сотрудниками Франко, чтобы за спиной республиканских властей договориться об операциях по обмену заложниками.

Взглядов чилийского посла Моргадо не разделял генеральный консул – поэт Пабло Неруда. «Это не чилийцы, это такие же враги, как франкисты», – говорил он о Моргадо и его помощниках.

* * *

О своем знакомстве с Пабло Нерудой Григулевич много позднее упомянул в статье «Илья Эренбург и Латинская Америка». По словам Григулевича, ему не раз приходилось бывать в особняке, переданном властями в распоряжение интеллектуалов, которые сочувствовали республике: «Память сохранила встречу с писателями-латиноамериканцами, организованную Рафаэлем Альберти. В ней участвовали Пабло Неруда, аргентинцы Энрике Гонсалес Туньон и Каэ-тано Кордоба Итурбуру. Из советских писателей присутствовали М. Кольцов, И. Эренбург, О. Савич».

Когда в Испании проходил Второй конгресс писателей в защиту культуры, Григулевич, по его собственным словам, участвовал в нем «в качестве переводчика и своеобразного посыльного». «Кольцов даже поручил мне перевести на испанский язык биографии советских участников, – вспоминал Григулевич. – Однако он забраковал мой перевод, потому что я написал, какими орденами члены делегации были награждены. А он сказал, что эти данные не для заграницы».

Конгресс заседал в Валенсии и Мадриде. Открыл его 4 июля 1937 года президент Испанской республики Мануэль Асанья, один из лучших писателей страны, автор книги «Сад монахов». В испанскую делегацию вошло более 60 писателей, включая Антонио Мачадо, Рафаэля Альберти, Хосе Бергамина. Членами советской делегации были Михаил Кольцов, Алексей Толстой, Фадеев, Вишневский, Ставский, Эренбург и другие. В работе конгресса принимали участие Анна Зегерс, Вилли Бредель, Андре Мальро, Мартин Андерсен Нексе, Пабло Неруда, Людвиг Ренн, приехавший с фронта. На конгрессе остро прозвучала критика в адрес тех писателей, которые пытались уклониться от главной схватки современности. Хосе Бергамин, литератор лево-католической ориентации, убежденный республиканец, осудил предательское поведение одного из них:

«Здесь в Мадриде я прочитал новую книгу Андре Жида об СССР. Эта книга сама по себе незначительна. Но то, что она появилась в дни, когда фашисты обстреливают Мадрид, придает ей трагическую значимость. Это – несправедливое и недостойное нападение на Советский Союз и советских писателей. Это – не критика, это – клевета. Пройдем молча мимо недостойного поведения автора этой книги. Пусть глубокое молчание этого зала, пусть глубокое молчание Мадрида обрушится на Андре Жида и станет для него живым укором…»

Довелось Григулевичу поработать переводчиком и телохранителем у известного кинооператора Романа Кармена. Внимательный зритель сможет отыскать «интербригадовское» лицо Григулевича в ряде сюжетов, отснятых Карменом в Испании…

* * *

Меры республиканских властей по пресечению подрывной деятельности «пятой колонны» (особенно после прихода на пост премьер-министра левого социалиста Хуана Негрина) вызывали одобрение интеллектуалов, писателей и деятелей культуры, съехавшихся в Испанию со всего мира. Член Альянса писателей-антифашистов Рауль Гонсалес Ту-ньон, с которым Григулевич сблизился во время конгресса, на встречах с читателями неизменно декламировал свою ударную вещь – «Шпионы»:

«Мужчина или женщина появляются на официальном приеме: вынюхивают, прислушиваются. А на следующий день идет ко дну пароход с грузом продовольствия или самолеты проносятся над городом, бросая бомбы на казармы, на склад с провиантом, госпиталь или школу. Женщина или мужчина посещают южноамериканские посольства, монтируют подпольные радиостанции, обзаводятся фальшивыми паспортами. Это шпионы. Это агенты смерти. Это те, кто засел в засаде. Они являются “пятой колонной”».

В «Шпионах» есть строки, воспевающие людей «невидимого подвига», сотрудников Сегуридад, которые днем и ночью борются с врагом:

«Мне никогда не были по душе ни полицейские, ни цензоры. Однако революция нуждается в своей полиции и своей цензуре. В то время как солдаты сражаются на фронте, а служащие поглощены повседневными заботами в министерствах, интендантствах, в казармах и госпиталях, контрразведывательная служба действует над и под крышами города, на земле, в море и воздухе. Эти люди обычно умирают безымянно, как солдаты на фронте, и, возможно, это тяжелее всего. Но они умеют сохранять улыбку, когда вспоминают о своем участии в разоблачении фашистских агентов: “Я уничтожил гадину и тем самым спас жизнь тысяч честных людей”».

* * *

В Испании Григулевич встретился с партийными товарищами из Литвы – Виктором Розенштейном, Львом Бастацким, Николаем Дворниковым. В интернациональных бригадах сражалось около ста литовцев и выходцев из Литвы. Среди них был и Болеслав Шилейка, прибывший на Иберийский полуостров в начале 1937 года. Григулевич знал его по совместной работе в МОПР Аргентины. Приехав на фронт под Леридой по служебным делам, Иосиф глазам своим не поверил, когда признал в бравом пулеметчике 13-й интербригады Болека из филиала «Красной помощи» в провинции Ла-Плата. С каким наслаждением вспоминали они об Аргентине, о паррилье, холодном пиве и румяных булочках, осыпанных кунжутными зернышками!

Шилейке, как и Григулевичу, пригодился опыт испанской эпопеи. После французских лагерей, через которые пришлось пройти многим интербригадовцам, Болеслав вернулся в Литву, в свой родной Браславский уезд, и с началом Великой Отечественной войны ушел в партизаны, став начальником штаба отряда «Аудра».

* * *

Для будущей оперативной работы Иосифа особое значение будет иметь знакомство с мексиканским художником и революционером Давидом Альфаро Сикейросом. Вряд ли эта первая встреча была значимой для Сикейроса, только что назначенного командиром 29-й дивизии республиканской армии, но Иосиф сохранил ее в памяти до мельчайших деталей. Особенно его поразили «рафинированный интеллект и одухотворенность» мексиканца, который в мундире полковника сохранял «элегантность и благородство внешности» и был «боготворим» своими подчиненными.

* * *

Ключевым эпизодом своей жизни в Испании Григулевич считал участие в подавлении мятежа в Барселоне в мае 1937 года. В Каталонии действовала враждебная коммунистам политическая организация под названием «Рабочая партия марксистского единства» (ПОУМ). Возглавлял эту партию Андрее Нин, в прошлом – активный соратник Троцкого. В самый тяжелый для Республики момент, когда ее судьба зависела от сплоченности всех защитников, анархистские и троцкистские вожаки сняли свои части с фронта, ввели их в Барселону и 2 мая попытались установить контроль над городом. Вспыхнули ожесточенные бои. 3 мая Григулевич в составе боевой группы прибыл в советское консульство в Барселоне. Перед группой поставили две задачи: усиление охраны консула В. Антонова-Овсеенко и задержание руководителей мятежа.

Григулевич связался с Витторио Сада (псевдоним «Хота»), который руководил контрразведывательным аппаратом в Барселоне. В последнее время его сотрудникам приходилось уделять значительно больше внимания разработке анархистов и троцкистов, чем франкистской агентуры. Информация была неутешительной. Силы мятежников неуклонно возрастали. Промедление грозило большой бедой. Ситуация могла выйти из-под контроля. «Хота» удивился тому, что Орлов не прибыл в Барселону лично, но «Окампо» в помощи не отказал.

«У меня есть группа наружного наблюдения, – сказал Витторио. – Парни работают днем и ночью, отслеживая перемещения главарей заговора. Вот последняя сводка о их местонахождении. Добраться до них будет сложно. Разве что прикинетесь анархистами. Значки у меня есть, пропуска изготовим. Мои парни доведут вас до их штаб-квартиры. Рискнете?»

В позднейшей интерпретации тех событий Григулевич не только преуменьшил опасность задания, но и изобразил его в комических красках:

«В Мадриде я руководил группой социалистов, которой “пользовался” для самых разных дел. Однажды меня вызывает начальник и говорит: “В Барселоне произошло восстание. Все наши попытки арестовать кого-либо из зачинщиков закончились ничем. Ты можешь предоставить свою группу?” Отвечаю: “Конечно могу”. “Поезжай в Барселону и арестуй всех вожаков. Только действуй решительно!” Посадил я всех в машины, поехали в Барселону. Там мне сказали, что я должен арестовать трех людей из Федерации анархистов Иберика. Поехал по указанному адресу, и что застаю там? Андалузцев с налитыми кровью глазами, которые предложили мне угоститься… водкой, русской икрой и борщом. И… говорят по-русски, жутко матерятся… Ничего не понимаю! Вы думаете, кем они оказались? В 1922 году был убит председатель Совета министров Испании. Так вот, это они бросили в него бомбу! Затем уехали в Париж, а в 1926-м – в Москву. Вернулись на родину в 1931 году. В СССР они женились на русских и украинках, которые работали подавальщицами в столовых. И единственное, чему те смогли научить своих мужей, – это пить водку, есть борщ, ругаться матом и плохо говорить по-русски. Они остались такими же анархистами, какими приехали в Москву. Итак, я выкладываю на стол пистолет и говорю: “Собирайтесь в дальнюю дорогу”. – “В какую дорогу?” – “К сожалению, должен вас арестовать”».