Текст книги "Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»"

Автор книги: Нил Никандров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Глава XXII.
АРГЕНТИНСКИЕ БУДНИ «АРТУРА»

В середине 1942 года в Буэнос-Айрес приехала Лаура. Два года разлуки! И каких! Пережить их могла только настоящая любовь.

Ее путешествие было долгим и утомительным. Морем на пароходе через Панамский канал, затем вдоль Тихоокеанского побережья южноамериканского континента до Вальпараисо. В порту Лауру встретил Леопольдо Ареналь. В белом костюме, начищенных до блеска ботинках, элегантной шляпе – настоящий чилийский кабальеро.

До Сантьяго добирались на автомашине, которую Леопольдо взял напрокат у своего коммерческого компаньона Роблеса Гальдамеса. По дороге обсуждали дальнейшие планы Лауры. Не хотела бы она задержаться в Сантьяго? Провести несколько дней в Винья-дель-Мар? Встретиться с Давидом и Анхеликой?

На все следовал один отрицательный ответ. Все это потом, потом. Не надо привлекать внимание к ее приезду. Скорее в Буэнос-Айрес, к Хосе! Он ждет!

Поездка на трансандинском поезде через горный перевал, пересадка в Мендосе, бесконечные просторы пампы, пригороды аргентинской столицы, вокзал и, наконец, Хосе, ожидающе всматривающийся в идущих мимо него пассажиров.

Он заметно похудел, костюм свободно болтается на нем, галстук завязан небрежно. Они обнялись, застыли на несколько мгновений, словно выключили все остальное: людей, поезда, железную громадину вокзала, насупленное тучами небо.

«Как долго ты добиралась сюда! – сказал Иосиф, вглядываясь в лицо Лауры. – Пришлось послать много писем, чтобы в Нью-Йорке вспомнили, что у меня есть жена».

«Ну, это их волнует меньше всего, – улыбнулась Лаура. – Моя миссия: оказание помощи по связи, техническим вопросам и финансам. Про мужа ни слова…»

До улицы Суипача доехали на такси. Лаура с нескрываемым любопытством осмотрела скромную квартиру резидента «Артура». Самым дорогим предметом в ней был радиоприемник. Все остальное особой ценности не имело: покосившийся шкаф, стол в углу, два стула, узкая кровать, небрежно застеленная шерстяным одеялом. На подоконнике – стопка книг, несколько тарелок, одинокая чашка и сосуд для йерба-мате. На стене – портрет аргентинского просветителя Сармьенто и календарь с изображением Луханской Святой Девы. Любой посторонний посетитель непременно бы отметил для себя, что хозяин квартиры проникся аргентинским духом.

«Все, кончилась твоя холостяцкая жизнь, – сказала Лаура, перебросив плащ через спинку стула. – Теперь ты в надежных руках!»

Она расстегнула кофту:

«Помоги снять пояс. В нем деньги на твою работу».

И тут же поправилась: «На нашу работу…»

Вскоре они сменили квартиру, переехав на улочку Сан-Матео, в неприметный четырехэтажный дом.

Через пятьдесят лет после описываемых событий автор этой книги разыскал место жительства Григулевичей в Буэнос-Айресе. С авениды Санта-Фе я свернул на внезапно тихую улицу с раскидистыми деревьями, которая была главным ориентиром поиска: где-то справа должна быть искомая улочка Сан-Матео. А вот и она, чем-то напоминающая ущелье: тесно сдвинутые фасады доходных домов, никакой зелени, вдоль тротуаров – жмущиеся друг к другу автомашины. Сан-Матео – улица небольшая, каких-нибудь двести-триста метров. На ней-то в 1942—1944 годах и жил в доме номер 3761 резидент советской разведки «Артур».

Позвонил наугад в несколько квартир, повторяя одно и то же: «Я разыскиваю старожилов этого дома, чтобы поговорить с ними о сеньоре Хосе Араухо, который жил здесь пятьдесят лет назад». Я не ошибался. Для конспирации Григулевич был «прописан» в этом доме по фамилии Лауры. Наконец расспросы увенчались успехом. Мои собеседницы – две пожилые дамы. Они вышли «на крылечко» в домашних платьях с сосудами йерба-мате в руках. Наверное, я оторвал их от просмотра очередной теленовеллы. Вот что вспомнили эти почтенные дамы:

«Мы были тогда подростками и вначале не слишком обращали на них внимание. Но потом, когда сеньор Хосе стал привозить из поездок и дарить нам конфеты, наш интерес к нему и его жене Лауре возрос. Она тоже баловала нас вкусной собственной выпечкой. Наши родители иногда говорили о них, все гадали, из каких они краев, и потом решили, что Хосе – европеец, скорее всего, француз, а Лаура – из Центральной Америки или Мексики. Они не производили впечатления богатых людей, одевались скромно, впрочем, как все в этом доме. Сеньор Хосе почти все время был в разъездах, пристраивая свои товары. Чем именно он торговал, нам сейчас трудно сказать. И еще мы запомнили, что он почти всегда ходил с газетой или книгой. Часто читал на ходу. Говорил ли он с нашими родителями о политике? Нет, никогда. Политика его не волновала. И полиция о нем не спрашивала ни тогда, ни потом. Он был спокойный, тихий человек. Лаура была невысокой, худенькой, и ее легко можно было принять за такого же подростка, как и мы. Она всегда останавливалась, чтобы поговорить, справиться о наших делах и последних уличных событиях. Детей у Лауры не было, и поэтому она нередко гуляла с малышами своих друзей в парке Палермо. Мы увязывались за нею, зная, что во время прогулки она обязательно купит всем по мороженому. Уехали они из дома, кажется, в 1944 году. Вначале сеньор Хосе, потом Лаура. Все считали, что они обосновались в Боливии, в городе Санта-Крус, где сеньор Хосе открыл собственное торговое дело. Интересно, удалось ли им там разбогатеть?»

Немецкие агенты и временные союзники-«конкуренты» пытались обнаружить штаб-квартиру советского резидента в Буэнос-Айресе, его командный пункт, откуда он руководил своей сетью. Однако адрес на Сан-Матео так никогда и не был раскрыт.

* * *

Связь резидентуры «Артура» с Нью-Йорком поддерживалась через почтовый канал и курьеров. Подобным образом осуществлялась связь с филиалами в Чили, Уругвае и Бразилии. Почта в Южной Америке не отличалась надежностью. Письма порой пропадали, потому что почтальоны не всегда серьезно относились к выполнению своих обязанностей. Однако из нескольких сот писем, которыми обменялась резидентура в Буэнос-Айресе и филиалы за три годы активной работы, затерялось не более двух-трех. И все-таки связь с Москвой через Нью-Йорк оставалась слабым местом в деятельности южноамериканской резидентуры. Иногда Москва замолкала на два-три месяца. И это молчание тревожило Иосифа: может быть, Центр недоволен его работой? Или руководство дает понять таким странным образом, что главные события происходят в других местах? Не надоедай, мол.

Помня, что наиболее уязвимое место в работе разведчика – это связь, «Артур» старался чаще менять адреса для переписки. «Содержатели» почтовых ящиков подбирались после тщательной проверки среди лиц, которые отошли от партийной работы и контактов с «земляками» не поддерживали. Со временем тайнопись сменили на микрофотографию («ботанику»). Обучил «Артура» этой технике Виктор Дефрутос, «последний агент Коминтерна», о котором речь впереди.

Несмотря на все ухищрения, «проколов» избежать не удалось. Перлюстрация почтовых отправлений, шедших на так называемые «нацизированные» страны Южной Америки – Аргентину и Чили, приняла в США тотальный характер. Зимой 1941/42 года американская контрразведка зафиксировала прохождение двух «подозрительных» писем из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес. Загадочный «почтовый ящик» в аргентинской столице стал разрабатываться гуверовскими агентами. Делу присвоили название «Фридман», по имени получателя писем – Маурисио Фридмана. Когда в ФБР установили, что непонятная переписка идет на кириллице, дело было тут же «переквалифицировано» на рубрику «Шпионаж “Р(оссия)”» и в тома разработки стали «подшивать» информацию, которая имела отношение к «советской разведывательной активности» в странах Западного полушария.

Примерно с 1943 года в обстановке строжайшей секретности американцы приступили к реализации еще одной операции против «красного союзника» под кодовым названием «Венона». Они пытались расшифровать сообщения, которыми обменивалась Москва и ее дипломатические и торговые представительства за рубежом. В результате «конкурентам» стали известны имена некоторых советских агентов, действовавших в США и Мексике в 1939—1940 годах. Были подтверждены и данные ФБР о том, что в Аргентине находится хорошо законспирированный советский разведчик.

Когда в Москве узнали, что американцам удалось выйти на след «Артура», руководство разведки решило, что он должен сократить до минимума использование почтового канала, сделав упор на курьерскую связь. Одновременно Григулевичу дали указание создать в Буэнос-Айресе радиопункт. «Артур» незамедлительно приступил к выполнению задания. Был подобран радист – Бруно Гамеро. Ему помогал Теодоро Штейн, который обладал необходимыми знаниями в области радиодела. Нужные детали закупались постепенно и в разных магазинах. Вскоре радиостанция была готова.

Для кодирования радиосообщений Москва предложила ту же книгу, которой «Артур» пользовался для подготовки письменных сообщений в Нью-Йорк. По этой системе, которую «Артур» окрестил «страданиями Вертера», на каждую букву приходилось четыре цифры, что увеличивало радиосообщение размером в десять строк в сорок раз! К тому же в инструкции и расписании связи, которые «Артур» получил через нью-йоркскую резидентуру, были допущены серьезные неточности. Скорректировать эти недочеты кураторы Григулевича в Нью-Йорке быстро не смогли. Позывные Москвы Бруно Гамеро безответно выстукивал в течение нескольких недель.

Предположив, что радиостанции в 300 ватт для связи с «Домом» недостаточно, Иосиф поехал в Сантьяго-де-Чили, где Кодовилья передал ему во временное пользование «коминтерновскую» рацию, которую он привез в Чили в разобранном виде незадолго до войны. Эта рация обладала мощностью в 500 ватт. «Алекс» срочно занялся ее ремонтом: приобрел недостающие и вышедшие из строя детали, заказал друзьям-испанцам изготовление антенны. Чтобы наладить радиосвязь, пришлось преодолеть немалые трудности. Правительство Чили запретило работу любительских радиостанций, а спецслужбы США и Великобритании к тому времени жестко контролировали радиоэфир и рынок радиодеталей в стране. Много времени потребовала подготовка тайника для передатчика в багажнике автомашины Роблеса Гальдамеса. «Артур» справедливо считал, что использование стационарного радиоцентра – провальное дело. Участившиеся аресты нацистских радиооператоров подтверждали это. Быстрее всего был решен вопрос с хранением рации: сенатор Амадор Пайроа прятал ее в библиотеке своего дома.

С очередным курьером в Нью-Йорк было сообщено о приобретении нового передатчика и о чилийском радисте – Герхарде Фишере. «Артур», «Алекс» и Фишер организовали несколько выездов на пустынный берег океана в районе Сапальяра, но пробные выходы в эфир результата не дали. «Дом» молчал как заколдованный. До получения новых инструкций из Нью-Йорка радиостанцию в очередной раз укрыли в доме Пайроа.

В декабре 1943 года «Артур» выехал из Буэнос-Айреса в Сантьяго, узнав от «Алекса» о том, что в Чили «по линии» Коминтерна прибыл Виктор Дефрутос[68]68
  Виктор Дефрутос родился в 1906 году в Росарио (провинция Санта-Фе), в семье испанского рабочего, приехавшего на заработки в Аргентину В 1933 году Виктор переехал в Испанию Был секретарем райкома КПИ в Мадриде, с началом гражданской войны перешел на «руководящую военную работу», командовал 10-й дивизией После поражения Испанской республики выехал в Советский Союз и был направлен на учебу в политшколу Коминтерна.


[Закрыть]. В путь Григулевич отправился по «южному маршруту» через аргентинский город Барилоче. Путешествие было затратным по времени, но более безопасным, чем «северный» вариант – через перевал Лос-Либертадорес. Полиции и пограничной стражи по обеим сторонам границы было немного. Иосиф доехал по железной дороге до Барилоче, затем пересек на небольших пароходах озера на аргентино-чилийской границе и на автобусах – сухопутные участки между ними. Последний отрезок пути в 700 километров от Пуэрто-Вараса до чилийской столицы Григулевич преодолел на экспрессе «Южная стрела»…

* * *

В закрытой переписке того времени аппарат Коминтерна проходил под условным обозначением НИИ № 100. Оттуда в феврале 1943 года был направлен запрос начальнику внешней разведки П. Фитину: «По поручению тов. Димитрова Г. М. прошу вас оказать содействие в отправке в Южную Америку – конкретно в Аргентину, коммуниста Дефрутоса (псевдоним “Лео”)».

В конце марта 1943 года Фитин сообщил в ИККИ, что разведка берется перебросить Дефрутоса в Мексику. Вопрос решался более месяца: переброску необходимо было осуществить с максимальной надежностью, предусмотреть все «подводные камни», хотя в условиях военного времени это было невероятно трудно. Достаточно вспомнить неудавшиеся попытки командирования в Аргентину знаменитого вербовщика «кембриджской пятерки» Арнольда Генриховича Дейча (Стефана Ланга), который направлялся туда для усиления резидентуры «Артура». Первая попытка разведчика – добраться до Аргентины через Индию – провалилась из-за отсутствия в то время морского сообщения с Южной Америкой. Во время второй попытки Дейч погиб: танкер «Донбасс», на борту которого находился Стефан, был атакован в ноябре 1942 года немецким рейдером «Адмирал Шеер» и потоплен.

Разведка не подвела коминтерновского эмиссара. «Лео» пересекал границы как по «зеленому коридору». Из Владивостока он был переброшен в Сан-Франциско на советском пароходе «Кулу», который шел за очередным грузом по ленд-лизу. Дефрутоса поместили в салон, смежный с каютой капитана, где путешественник обретался более двух недель.

Пароход прибыл в порт утром 13 июня. К 15 часам были завершены паспортные и таможенные формальности, никакого досмотра американцы на этот раз не проводили. Таможенник был приглашен старпомом «угоститься» и не выдержал искушения. «Лео» в компании с резидентом НКВД в Сан-Франциско Григорием Хейфецом (псевдоним «Харон»!), капитаном судна и его помощником отправился на прогулку по городу, во время которой судовой «механик Фрутман» бесследно растворился…

По железной дороге «Лео» добрался до городка Сан-Антонио и без осложнений повторил одиссею «Артура» по переходу границы из США в Мексику. После трехмесячной передышки в Мехико Дефрутос совершил еще одно морское путешествие, которое окончилось не так благополучно, как предыдущее. В порту Вальпараисо Виктор был арестован. Причиной стала месть попутчика – офицера чилийской армии, добивавшегося благосклонности обаятельной сеньориты. В быстротечном романе безусловной победы добился Дефрутос. Однако на берегу коварный соперник шепнул полицейскому чиновнику, что Дефрутос – «подозрительный тип, скорее всего торговец живым товаром».

Под стражей «Лео» пробыл сутки. После выяснения обстоятельств дела его выпустили с извинениями и понимающими улыбками. Пикантным моментом в этой истории было то, что сеньорита была дочерью чилийского посла в Мексике Мануэля Идальго, того самого, который «подставил» Неруду из-за визы, выданной Давиду Альфаро Сикейросу после покушения на Троцкого.

* * *

На встрече с Сантьяго Каррильо, который совершал инспекционную поездку по местам рассеяния испанской эмиграции и потому находился в Чили, Григулевич попросил связать его с Дефрутосом: «Пойми, Сантьяго, за три года это первый гость из Москвы! Если будешь прятать его, никогда тебе не прощу такой жестокости!»

Дефрутос поддерживал рабочий контакт не только с Каррильо, но и с руководителями чилийской и аргентинской компартий. Они знали о главной цели его миссии: налаживание устойчивой радиосвязи с Москвой. Коминтерн считал необходимым обеспечить большую координацию действий южноамериканских партий, своевременную передачу инструкций для них, двусторонний информационный обмен. Димитров не раз в приватных беседах критически высказывался о том, что компартии Южной Америки из-за войны и географической оторванности «варятся в собственном соку», не всегда верно ориентируются в изменчивой международной ситуации, допускают ошибки в ее анализе, а следовательно, и в вопросах политической тактики и стратегии.

Привыкшие к конспирации, не задававшие лишних вопросов партийные лидеры выделили «Лео» несколько тысяч долларов на конструирование трех «дальнобойных» передатчиков, размещение их в Чили, Аргентине и Уругвае, организацию радиоквартир и содержание радистов. Никто из руководителей КПЧ не стал напоминать Дефрутосу о том, что радиостанция Коминтерна в Сантьяго уже есть: раз в Москве решили, что нужен еще один передатчик, значит, так тому и быть.

* * *

Дефрутос был невысок, сухощав, можно сказать, миниатюрен. Лицо с тонкими чертами, отнюдь не рабочего, скорее учителя или интеллигента.

Иосиф был искренне рад человеку из «Дома», не воспринимал его как соперника и жадно впитывал информацию. Дефрутос рассказал о своей жизни в Советской стране, превращенной в военный лагерь, о судьбах общих знакомых, о специальной подготовке, которую получил перед отъездом из Советского Союза. Можно было позавидовать его знаниям: он виртуозно владел рацией и подрывным делом, в совершенстве освоил технику микрофильмирования (по методике, перенятой у абверовцев). Беседы с Дефрутосом успокоили «Артура», хотя никаких указаний – ни устных, ни письменных – Виктор ему не доставил. Из того, что поведал «Лео» в отношении Коминтерна, можно было сделать вывод: в Москве началась очередная «пора перетрясок». «Коминтерновская миссия» Дефрутоса потеряла смысл еще до отъезда из Москвы, когда президиум ИККИ по указанию Сталина принял решение о самороспуске. Тем не менее сила инерции, а отчасти и сумятица в аппарате Коминтерна, ставшего как бы ненужным, не помешали заброске «Лео» в Западное полушарие. Практически Дефрутос уже никого не представлял, но сам факт наделения его «полномочиями» открывал перед ним двери любого партийного руководителя в Южной Америке. Партийную дисциплину никто не отменял, и мандат Коминтерна, изготовленный на тонкой шелковистой материи водостойкой тушью, сохранял свою силу[69]69
  Ненужность миссии Дефрутоса впоследствии проявилась в судьбе радиостанции в 750 ватт – любимого детища Дефрутоса. Аппарат, который смонтировал в Сантьяго радист Виктор, так и не пригодился. В КПЧ не хотели прямых радиопереговоров с Москвой, подставлять себя под удар в случае провала, опасались возможных обвинений в том, что партия, несмотря на роспуск Коминтерна, все еще «зависима» от ВКП(б).


[Закрыть].

Из рассказов Дефрутоса Иосиф сделал такой вывод: если «закрыли» Коминтерн, который казался незыблемой, созданной на столетие организацией, то и в другие «смежные конторы», включая разведку, могли прийти перемены. Отсюда и непонятные перерывы в связи. Такое на памяти Иосифа уже бывало.

Дефрутос привез позывные и расписание для радиосвязи, и Григулевич, несмотря на его сопротивление, скопировал их. И вновь «Артур» со своей «командой» совершил несколько автомобильных поездок к океанскому побережью, чтобы установить радиосвязь с Москвой. Фишер раз за разом отбивал контрольные послания, дожидаясь ответа морзянки: «Вас слышу». Но эфир не подавал признаков жизни. Григулевич сообщил об этих неудачных попытках в Нью-Йорк, но оттуда вдруг поступило указание – «отбой». В Москве пришли к мнению, что в условиях Чили и Аргентины работа на рации представляет не меньшую опасность, чем почтовый канал. В регионе нелегально действовали американские специалисты из Federal Communication Comission (FCC), которые осуществляли перехват радиосообщений и поиск вражеских передатчиков.

Еще в январе 1941 года администрация Рузвельта приняла решение о размещении в Латинской Америке пяти центров радиоперехвата и шестидесяти вспомогательных радиопунктов. Можно сказать, что ключевую информацию, обеспечившую демонтаж разведывательных сетей абвера и СД в Латинской Америке, добыли сотрудники FCC. Их работу в значительной мере «облегчали» абверовские кураторы латиноамериканских резидентур, которые допускали в радиопереписке много вольностей. Бывали случаи, когда почти открытым текстом назывались адреса и имена агентов, упоминались конкретные операции – проведенные и намечаемые. Американские эксперты удивлялись простоте шифров, которые использовали немцы. В перехваченных сообщениях нацистов дважды или трижды упоминались книги, с помощью которых кодировались телеграммы. Иногда сотрудникам FCC казалось, что подобная «открытость» не более чем хитроумный трюк асов германского шпионажа, скрывающая куда более зловещие разведывательные и диверсионные комбинации.

* * *

Американцы следили за советскими разведчиками, а советские – за американскими. Григулевич знал, что ФБР и военная разведка США бросили на Аргентину крупные силы. Эта страна представлялась американцам своеобразным гитлеровским заповедником, готовым плацдармом для высадки вермахта в Южной Америке. В годы своей работы в этой стране Иосиф постоянно ощущал близкое дыхание американских «конкурентов». Руководителем разведки Гувера в Аргентине был легальный атташе Уильям Дойл, человек упорный, предприимчивый, способный на риск. Но каждый оперативный успех давался ему неимоверным трудом. Аргентинские спецслужбы отказались от сотрудничества с людьми Гувера. Тезис использовался простой: «Если у вас есть какая-то информация о нацистах, передавайте ее нам. Мы наведем порядок в своем доме».

«Артур» считал, что американцы поверхностно планируют операции, нередко спешат и идут напролом, чтобы добиться конкретных результатов. В жестких контрразведывательных условиях Аргентины они часто пренебрегали конспирацией, отсюда – провалы. Иосиф постоянно пополнял свой архив именами установленных американцев-разведчиков…

Аргентинцы не слишком церемонились с «янки», если они попадались с поличным. Правительство президента Хуана Перона опубликовало после войны «Бело-голубую книгу» о фактах вмешательства военной разведки США и ФБР во внутренние дела Аргентины. Взять хотя бы дело «Палео». В сентябре 1943 года служащий военного министерства Освальдо Палео сообщил в контрразведку, что некие иностранцы предложили ему вступить в организацию, занимающуюся сбором информации о нацистах. После полученного от контрразведчиков инструктажа Палео «дал согласие» на работу в этой сети, которую возглавлял капитан Гиббоне, сотрудник военного атташата посольства США. Как выяснилось, под началом американца действовало несколько «информационных групп», добывавших сведения из официальных учреждений Аргентины.

Аргентинской контрразведке стало также известно о шпионских сетях Лимпенни, «Чешской группе» и «Джонс-группе». Шефом «Джонс-группы» был голландец Абрам Фрельер, который ежемесячно получал от американцев по 400 песо на личные оперативные расходы (плюс значительные суммы на оплату агентов). Фрельер поддерживал контакт со служащими Центральной почты Паппидесом и Леска, регулярно встречался с голландцем Хуаном Пеккларингом, который имел полезные связи в немецкой колонии и в профсоюзе портовых рабочих. В указанные группы входила весьма пестрая публика: сотрудники газеты «Либре Па-лабра» Фернандес и Уркиага, датчанин Свенд Иверсен, югославский журналист Хуан Борак, чешский писатель Маурисио Рапопорт и многие другие.

А вот дело «Беренгер – Роман». В октябре 1943 года власти узнали о предательстве начальника национальной жандармерии Беренгера, который по заданиям американцев вел шпионскую работу. В «связке» с ним действовал некто Ра-мон Роман, которому после разоблачения удалось бежать в Монтевидео (откуда координировалась разведывательная работа по Аргентине). По итогам следствия полиция арестовала югослава Милосайлевича, аргентинца Сарторетти (жандарма), Менкера, ранее работавшего в службе информации Франции, Буссемейера, изгнанного из Чили за шпионаж в пользу немцев, полицейских служащих Паксиоло и Пелигрини и т. д.

Головную боль у аргентинской контрразведки вызывал Джон Гриффите, бывший университетский профессор из Лос-Анджелеса, советник по культуре в посольстве США. Не меньше забот этот динамичный экс-профессор вызывал и у «Артура». Не раз его помощники сообщали о том, что Гриффите «свой человек», что он является близким другом коммунистического лидера США Эрла Браудера, что этого деятельного атташе надо немедленно привлекать для разведывательной работы «в пользу» Советского Союза. Григулевич считал, что Гриффите – любитель, помогающий американскому послу в качестве «агента-добровольца».

Своей агентуре в Аргентине американцы за выполненные задания платили от 120 до 250 песо. По оценке составителей «Бело-голубой книги», агенты США нанесли серьезный ущерб государственной безопасности Аргентины. Они добывали военные бюллетени, издаваемые для внутриармейского пользования, получали сведения о секретных расходах армии, деятельности ответственных аргентинских чиновников и политических организаций, вели наружное наблюдение, подслушивали телефонные разговоры и перехватывали почтовую корреспонденцию. Американцы создали не менее двух десятков нелегальных резидентур в Аргентине. В «Истории ФБР», изданной через пятнадцать лет после описываемых нами событий, так рассказывалось о деятельности людей Гувера:

«Работа была тяжелой и опасной из-за враждебности полиции и правительственных чиновников. Направленные туда сотрудники нередко находились под неусыпным надзором, и наши информаторы, схваченные полицией, подвергались интенсивным допросам, в том числе с использованием picana electrica, вызывающей ужасную боль в чувствительных зонах человеческого тела. До разрыва Аргентиной дипломатических отношений со странами “оси” в 1944 году СРС использовала для своей работы старую моторную лодку, которую прятали в притоках реки Ла Плата, неподалеку от порта Буэнос-Айрес. Не раз случалось, что секретный сотрудник или информатор, преследуемый полицией, в сумерках пробирался вдоль берега к этой лодке. Он обменивался несколькими словами с ее владельцем-аргентинцем. И затем “Flota de Crandall” (так окрестили лодку сотрудники ФБР в честь человека, которому пришла идея использовать ее) тайно покидала свое укрытие и, избегая нежелательных встреч с агентами префектуры, поднималась вверх по реке Паране, чтобы высадить очередного беглеца живым и здоровым на уругвайской территории»[70]70
  Whitehead D. Histona del F.B.I. Buenos Aires: Ed. Sopena Argentina S.A. 1959. P. 263-264.


[Закрыть].

* * *

С начала 1942 года американцы, не забывая о борьбе с нацистами, стали уделять все больше внимания противодействию националистическим кругам в Аргентине. Военный режим «не воспринимал» Соединенные Штаты в качестве доминирующей силы на континенте, и Вашингтону это решительно не нравилось.

В отличие от Аргентины правящие круги Уругвая в сложной обстановке того времени поставили на Соединенные Штаты и не прогадали. Американцы не жалели ни денег, ни средств, чтобы продемонстрировать Аргентине и Чили, не столь покладистым южноамериканским странам, насколько выгодны дружеские узы и партнерство с Соединенными Штатами. Уругвай был превращен в витрину двустороннего сотрудничества по созданию военной инфраструктуры, укреплению уругвайских вооруженных сил, в торгово-экономических делах. Финансовые вливания стимулировали экономику страны, на глазах превращали Монтевидео в один из самых оживленных и процветающих городов на континенте.