Текст книги "Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»"

Автор книги: Нил Никандров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Дон Лучо с теплым чувством вспоминал о «конспираторах» – блестящей плеяде молодых авторов газеты. Среди них были поэт Хоакин Гутьеррес из Коста-Рики, еще один поэт – сын выходцев из Палестины Марио Ауэса Абукалил, чилиец Кристиан Касанова и венесуэлец Эдуардо Пекчио. Их имена еще появятся на страницах этого повествования…

* * *

В начале августа 41-го года Леопольдо наведался в Чильян. Работа Сикейроса над муралью была в самом разгаре. Ему помогала «команда художников», в которую входил Луис Ареналь и Антонио Пухоль. Леопольдо сообщил брату, что по поручению «Антонио» (один из псевдонимов Григулевича того времени) создает в стране нелегальную организацию. Ее задача – вести наблюдение за местными нацистами и при всяком удобном случае наносить по ним «сокрушительные удары». Тут же решили, что Луис покинет Чильян и совершит поездку по северным селитряным районам Чили. Требовалось изучить обстановку, состояние дел с добычей минерала, возможность пресечения его отгрузки в порты Буэнос-Айреса и Монтевидео. «Бойкот, конечно, – предпочтительнее, – заметил «Алекс». – Но, если этот номер не пройдет, будем взрывать бомбы».

Анхелика Ареналь втайне от мужа пожаловалась брату на Пухоля: он продолжает пьянствовать, причем в компании «подозрительных чильянских друзей». Через несколько месяцев, по совету «Алекса», Григулевич перевел Пухоля в Монтевидео, где обстановка была гораздо спокойнее. Серьезных поручений ему больше не давали[51]51
  В начале 1945 года «Артур» написал в Центр о желательности отправки Пухоля в Мексику – с оплатой проезда. Однако Москва не согласилась «Пусть добирается самостоятельно Денег не давать – пропьет»


[Закрыть].

С Сикейросом Леопольдо о разведывательной работе не говорил, памятуя о строжайшем запрете «Артура»: «“Дедушка” находится под неусыпным надзором, не вздумай его привлекать».

Предупреждение было не лишним. На улице 10 Апреля, 12, находился всевидящий отдел Криминальной полиции. Там не слишком озабочивались проблемами монументальной живописи. Главным для них было одно – вовремя среагировать на политически вредные деяния «мексиканского террориста» и просигнализировать о них в министерство внутренних дел. Подтверждение о неусыпной слежке через надежного посредника передал Сикейросу региональный секретарь КПЧ Энрике Кирберг-Балтянский, для которого секретов в городе не существовало. За годы правления Народного фронта компартии удалось «продвинуть» своих людей в полицию и корпус карабинеров.

Луис ничего не таил от своих, и вскоре Сикейрос знал о причинах, побудивших Леопольдо заглянуть в Чильян. «Антонио» затевает новое дело. Странно, что он не передал ему из Буэнос-Айреса никаких поручений. Стали меньше доверять после мексиканского провала? Сикейрос после пережитых в Мексике испытаний полностью погрузился в творчество. С местными коммунистами не контактировал, хотя знал, что по адресу улица Майпон, 562, располагалась штаб-квартира регионального руководства КПЧ. Железнодорожники, строители и розничные торговцы были опорой организации. Даже на городском рынке существовала партячейка. В нее входили продавцы, рубщики мяса и уборщики. Они регулярно встречались и обсуждали такие серьезные дела, как коррупция в чильянской алькальдии, ход соревнования между ячейками по сбору миллиона песо на типографское оборудование, социальная политика правительства Народного фронта, факты несправедливого распределения дачных участков для горожан.

После нападения Гитлера на Россию коммунисты Чильяна надолго отложили в сторону мелкие повседневные дела. Под руководством Кирберга они уже 22 июня 1941 года провели в Чильяне массовую манифестацию в поддержку Советского Союза. Вечером того же дня Кирберг собрал на совещание руководство Ассоциации друзей СССР, на котором было решено приступить к сбору средств на Красную Армию, изготовить и приобрести в качестве подарка красным бойцам максимальное число шерстяных свитеров и комплектов теплого нижнего белья. Недели через три в кинотеатре «О'Хиггинс» прошла конференция «Защитим СССР!». Основным докладчиком был известный журналист и писатель Танкредо Пиночет Ле Брун. Он прочитал несколько глав из своей брошюры «Почему я стал другом Советского Союза». Коммунистом Танкредо Пиночет не был, но достижения Страны Советов в различных областях жизни в такой степени поразили его воображение и так живо были описаны в брошюре, что лучшего «главного оратора» для этого вечера не нашлось бы. Собрание вел сенатор от КПЧ Амадор Пайроа, бросивший в зал полемичные, но с одобрением воспринятые всеми слова: «От победы или поражения СССР зависит будущее человечества, его дальнейший прогресс или же погружение в обскурантизм нового средневековья со зловещим нацистским символом – свастикой-пауком».

Амадор Пайроа был популярен не только среди коммунистов. Все знали, что благодаря собственному труду и упорству он сумел сколотить немалое состояние, владел сетью кинотеатров в Сантьяго и провинции, контролировал прокат немецких (до войны) и советских кинолент в Буэнос-Айресе и некоторых других южноамериканских столицах. «Коммунист-миллионер» – иронизировали парламентарии от буржуазных партий, заведомо зная, что значительную часть своих доходов Пайроа передает в партийный бюджет. Но на этот раз сеанс был бесплатным. Участникам конференции показали фильм «Непобедимая Красная Армия», о котором в обязательной для тех времен программке было сказано: «Этот фильм дает представление об ударной мощи советских вооруженных сил, которые сегодня ведут борьбу не на жизнь, а на смерть с гитлеровским агрессором».

По инициативе компартии в Чильяне в начале октября 1941 года был создан филиал Антифашистского союза Чили, в директорат которого вошел вездесущий Кирберг-Балтянский. Союзом при содействии Провинциального комитета Народного фронта, Конфедерации трудящихся Чили и Ассоциации друзей СССР был проведен «Марш за демократию», в завершение которого – на массовом митинге – были зачитаны призывы-требования, составленные Кирбергом и одобренные на заседании регионального руководства КПЧ:

1. Обратиться к послам США, Франции, Германии, Испании, Бразилии и (чилийскому) правительству с требованием об освобождении выдающихся лидеров рабочего класса, находящихся в тюремном заключении за свою демократическую деятельность, в первую очередь Эрла Браудера, Луиса Карлоса Престеса, Эрнста Тельмана, Марселя Кашена.

2. Потребовать от правительств Виши, Франко и Германии прекращения репрессий и казней рабочих лидеров в оккупированных странах.

3. Разорвать дипломатические отношения с Третьим рейхом и прекратить направление туда стратегических сырьевых материалов.

4. Установить дипломатические и торговые отношения с Советским Союзом.

5. Призвать (чилийское) правительство с большей энергией бороться с проникновением и деятельностью нацифашистов, национализировать предприятия и собственность нацифашистских элементов в Чили.

На 2-й региональной конференции КПЧ в ноябре 1941 года прозвучали эти же требования, но в более жесткой форме. По заведенному порядку был избран почетный президиум в следующем составе: Сталин, Тельман, Марсель Кашен, Морис Торез, Пассионария, Эрл Браудер, Луис Карлос Престес, Элиас Лафферте, Карлос Контрерас Лабарка, Сальвадор Окампо. С докладом «О политической ситуации в Чили, мире и провинции Ньюбле» выступил Кирберг: «Надо всеми средствами помогать борьбе демократий с фашизмом, пресекать нацистское проникновение в Чили, а прогрессивным силам объединяться для защиты суверенитета и национальной целостности страны».

Можно представить, каких усилий стоило Сикейросу – с его взрывным темпераментом – воздержаться от участия в актах солидарности с Советским Союзом. Он прочел книгу Танкредо Пиночета и согласился с каждым ее словом. В эти трудные времена художник в числе первых вступил бы в Ассоциацию друзей Советского Союза, но теперь, под тяжестью обстоятельств, был вынужден со стороны наблюдать за ее деятельностью. Сикейрос проходил мимо скромной вывески Ассоциации друзей СССР на улице Арауко, 806, даже не делая попыток заглянуть туда. Откровенной слежки за собой он не замечал, но была ли она нужна в столь небольшом городке, где все друг друга знали, как в одной большой семье. Эта внутренняя напряженность и опасения отзовутся через несколько лет такими словами художника: «Чильян был для меня городом добровольного тюремного заключения».

Слухи о деятельности «пятой колонны» ползли по всей стране, и Чильян не остался в стороне. К югу от города простирались земли, плотно заселенные немцами, которые до начала войны не скрывали своих тесных связей с рейхом и предпочитали нацистские флаги со свастикой чилийским с одинокой белой звездой на синем фоне.

О вездесущих агентах Гитлера так много говорилось по радио и в газетах, что они мерещились повсюду. В начале августа 1941 года Чильян был взбудоражен слухами о прибытии в город подозрительных ящиков, скорее всего с оружием. Под прикрытием темноты их вывезли на грузовиках с фальшивыми номерами в некую таинственную асьенду, которую, по данным полиции, посещали люди, говорившие по-немецки. Видимо, в Чильяне и его окрестностях действовала законспирированная нацистская группа, которая готовилась к вооруженному выступлению.

Полиция провела обыски асьенды, административных и складских помещений Торгового дома «Империо». Оказалось, что владельцы груза ухитрились перевезти ящики в Чильян (на этот раз на повозках, запряженных быками) и укрыть их на складах фирмы. Когда ящики вскрыли, то обнаружили внутри скобяные изделия, предназначенные для продажи на ярмарке. Конфуз вышел немалый. Никто не потрудился задать вопрос – для чего потребовалось завозить «скобяные изделия» в асьенду, если ими собирались торговать в Чильяне. В «команде» Сикейроса решили, что в ящиках действительно было оружие и что полицейские, сочувствовавшие нацистам, не только предупредили их об опасности, но и дали возможность агентам «пятой колонны» перепрятать опасный груз.

* * *

«Немецкий вопрос» обсуждался в Национальном конгрессе, и чилийцы с напряженным интересом следили за ожесточенными дебатами парламентариев. Радикалы, социалисты и коммунисты стояли на четких антинацистских позициях. Партии консервативной ориентации выступали за нейтралитет в мировой войне, за «равноудаленность» как от стран «оси», так и союзников. В центре парламентских дискуссий фактически находилась проблема внешнеполитической ориентации: с кем? Какой союзник соответствует больше стратегическим интересам Чили? Не придется ли таскать каштаны из огня для стороны, которая, в конце концов, потерпит поражение?

Президенты Педро Агирре Серда, а потом и Антонио Риос воздерживались от каких-либо обещаний западным демократиям по поводу вступления Чили в войну. Дипломатические миссии и разведслужбы США и Англии пытались «исправить» этот «ошибочный курс». Союзники целенаправленно вели обработку общественного мнения в стране, не жалея для этого ни сил, ни средств. Все большее распространение приобретал тезис англо-американских пропагандистских служб о том, что немецкая и итальянская колонии в странах Южной Америки должны рассматриваться как «вражеские», и потому «изолироваться» путем применения превентивных финансово-экономических мер, а в случае необходимости – карательных. Чилийские власти, однако, идти на репрессии против выходцев из Германии, Италии и Японии не спешили.

Немецкие общины пытались противодействовать пропаганде союзников, переломить в свою пользу общественно-политический климат в стране. Такую попытку, в частности, предприняли власти городка Фрутильяр, которые направили письмо протеста против «клеветнических заявлений» одного из сенаторов о том, что собрания муниципалитета во Фрутильяре ведутся только на немецком языке. Это произошло на заседании парламента 19 августа 1941 года. Председательствующий сенатор Маса попытался занять умеренную позицию в отношении немецких обитателей юга Чили, с похвалой отозвался об их трудолюбии и вкладе в национальный прогресс. Но его прервал сенатор-коммунист Амадор Пайроа:

«Но они же все нацисты!»

«Нацисты встречаются не только там, но и в других районах страны, – парировал Маса. – Потомки немецких колонистов честно работают во имя общества. И это заметно у нас в Сенате, где столь видное место в прошлом занимали сенаторы Шурман, Корнер и другие, а сейчас – сенатор Хавербек…»

«Он тоже нацист», – воскликнул Пайроа.

Газету с репортажем об этой полемике прочли все члены «команды Сикейроса». Несмотря на внешне объективный тон репортажа, можно было сделать вывод о том, что в Сенате пытались защищать тайных пособников Гитлера:

«Председательствующий потребовал от сенатора Пайроа не прерывать его, но тот вновь заявил, что сенатор Маса не желает признать присутствия нацистов в стране. Сенатор Маса ответил, что весьма трудно говорить взвешенно и спокойно, когда в зале Сената находится человек, который бьет в колокола, словно на тонущем судне, повторяя, как попугай, одну и ту же фразу. Конечно же, в указанном регионе есть люди, сочувствующие Германии и вполне естественно, – сказал сенатор, – что потомки немцев желают Германии победы в этой войне. Но было бы преувеличением считать, что по этой причине на юге страны безнаказанно действуют нацистские организации. Те, кто утверждает это, плохо информированы. Это голое, ничем не обоснованное подстрекательство против трудолюбивых немецких колонистов. Все знают, что они сумели найти общий язык с коренными жителями страны и создали в районе города Вальдивия одну из наиболее процветающих зон в Чили, а в районе Осорно и Льянкиуэ – самые продуктивные аграрные хозяйства».

Но противники «нейтралов», судя по репортажу, сумели оставить за собой последнее слово в этой дискуссии. Сенатор Пайроа вновь заявил, что нацисты действуют по всей территории страны и коммунисты разоблачают не немцев, а нацистов и фашистов из их среды. По словам сенатора, проведение заседания муниципалитетов на немецком языке в условиях войны – это явная нацистская вылазка. И такое происходит во Фрутильяре, Пуэрто-Варасе, Пуэрто-Монтте и других городах юга Чили.

Читая парламентские отчеты, Сикейрос твердо решил: после завершения росписи он совершит поездку по немецким поселениям. Неужели на юге действительно зреет заговор, успех которого гарантирует Гитлеру плацдарм в Патагонии и контроль над Магеллановым проливом?

Глава XIV.
ЗАПАСНАЯ БАЗА В УРУГВАЕ

Для создания филиала в «образцово демократическом» Уругвае и обеспечения «тылов» на случай провала в Аргентине Григулевич в конце 1941 года ездил в Монтевидео, где встретился с Михаилом Певцовым (псевдоним «Роке»), тем самым Певцовым, с которым в свое время работал резидент «Кади». Услышав пароль, «Роке» просиял:

«Наконец-то! Жду гостей с 1937 года! Тогда я получил из Франции письмо в несколько строк и деньги. “Жди, скоро буду, твоя Лола”, – написали мне. Хорошенькое дело “скоро”. Четыре года ожидания!»

«Лучше поздно, чем никогда, – улыбнулся Иосиф. – Уругвай, между прочим, не ближний свет. К тому же страна маленькая, не на всякой карте обозначена».

Певцов рассмеялся, всмотрелся в лицо Григулевича сияющими от эмоций глазами:

«Проездом? Или для работы?»

«Для работы, – успокоил его Иосиф. – По немецкой и итальянской колониям, фалангистам. По германскому посольству. Какие новые заговоры организует в стране посол Огго Лангман? Чем дышит президент Альфредо Бальдомир? Будет ли содействовать чилийцам в использовании порта Монтевидео для переброски селитры в Испанию? А если будет, как этому помешать? Так что, Мигель, вопросов много…»

Михаил Певцов владел типографией и небольшим издательством «Пегасо». Умеренные расценки на печатание книг, брошюр, рекламных листовок и приглашений на официальные и дипломатические приемы привлекали клиентов. Среди них были «братья» из масонских лож Восточной республики Уругвай, с которыми у «Роке» завязались дружеские связи, возникли взаимные симпатии, интересы. Масоны – по определению – читающие и пишущие люди, так что заказов от них поступало много. Вскоре Певцов стал членом одной из столичных лож. В нее входили уругвайцы, американцы, французы, англичане, евреи. В ложах не принято говорить о политических и международных проблемах на злобу дня. Главное на сходках масонов – вопросы самоусовершенствования, духовного самовозвышения, интеллектуального прорыва к вершинам человеческого познания. Но за пределами ложи, в ресторанах на улице Саранди или в парке Родо, можно затронуть любые животрепещущие темы, обменяться актуальной информацией. И в этом плане Певцов был нарасхват, он был интересным собеседником и, самое главное, умел слушать…

Они шли вдоль набережной имени президента Вильсона, и у Иосифа возникло ощущение, что он не покидал Буэнос-Айреса. То и дело рядом звучала характерная речь «портеньос». Уругвайские курорты – излюбленное место отдыха аргентинцев. Скоро – Рождество, новогодние праздники, и потому «весь Буэнос-Айрес» съехался сюда, чтобы отдохнуть, развеяться, поиграть в казино. Аргентинцы – хорошие гости: денежные, ведут себя культурно, редко злоупотребляют алкоголем. Ну, а уругвайцы – образцовые хозяева. Работа с туристами привычное для них занятие. Они услужливы, но без утраты чувства достоинства. Они предупредительны, но без признаков подобострастия.

В этот приезд в Монтевидео Григулевич с помощью «Роке» подобрал кандидатов в уругвайский филиал своей сети.

Особенно полезными стали со временем сотрудник МИДа «Фред», близкий к министру иностранных дел Альберто Гуани, и «Корсар», чиновник почтового ведомства, причастный к деятельности «черного кабинета». Он переснимал наиболее интересные сводки перлюстрации и передавал их Певцову. Делать это приходилось с крайней осторожностью: в управлении почт англичане имели несколько агентов. Владелец фирмы «Космелли», коммерческим представителем которой был «Артур», предоставлял ему крышу над головой, чем спасал от немалого риска: отели в уругвайской столице были плотно «схвачены» агентурой союзников. Приезжие из Аргентины, «рая для нацистских шпионов», изучались самым пристальным образом.

* * *

Однажды «Роке» показал Григулевичу здание, расположенное на углу улиц Ринкон и Мисьонес.

«Здесь находится резидентура британской разведки, – сказал он. – Но у англичан шпионят все, даже посол».

Действительно, помещение резидентуры на верхнем этаже арендовал сам посол Миллингтон Дрейк, который, тщательно осмотрев подходы к зданию, решил, что оно соответствует требованиям безопасности. По сведениям «Роке», текущее руководство оперативными делами осуществлял военный атташе капитан Рекс Миллер, действовавший под псевдонимом «Рей Мартин». Большая группа английских разведчиков использовала «крышу» консульства, в первую очередь отдел по судоходству. Для проведения эффективных пропагандистских акций в Латинской Америке резидентура в Монтевидео прибегала к услугам «рекламного бюро Уолтера Томпсона», тесно сотрудничавшего с британским министерством информации.

«Сикрет интеллидженс сервис» (СИС) активизировала свою деятельность в странах Латинской Америки с первыми выстрелами Второй мировой войны. И это понятно: англичане первыми из будущей союзнической коалиции вступили в борьбу не на жизнь, а на смерть с рейхом. Особое беспокойство у англичан вызывал германский шпионаж в портовых городах тех стран, куда традиционно вели морские и океанические маршруты из Великобритании. Гитлеровские субмарины безжалостно топили торговые и пассажирские суда с «Юнион Джеком», стремясь полностью блокировать «туманный Альбион», пресечь поставки жизненно важных стратегических и сырьевых материалов на острова, и – в итоге – сломить волю англичан к сопротивлению.

Колонии английских граждан в странах Латинской Америки, «глядящих» на атлантические и тихоокеанские просторы, заметно выросли: прибыли новые дипломатические и консульские сотрудники, пополнились военно-морские атташаты, появилась армия молодых коммивояжеров и торговцев, которые занимались не столько коммерцией, сколько заведением полезных связей. И результаты не заставили себя ждать. Мировой резонанс получило в 1940 году так называемое «дело Фурмана», раздутое усилиями британской разведки до размеров «континентального заговора». Немецкий учитель, увлеченный идеологией национал-социализма, набросал что-то вроде воображаемого плана захвата Уругвая силами небольшого германского десанта и местных «штурмовых отрядов». По «прогнозам» Фурмана, хватило бы двух-трех дней, чтобы Уругвай перешел под полный контроль Германии.

О «зловещем проекте» Фурмана кто-то из его соотечественников «стукнул» в полицию. Там всполошились и перевернули все вверх дном в скромном доме учителя. В числе его знакомых отыскали других «подозрительных» немцев. В итоге, предполагаемые члены «организации Фурмана» были арестованы и подвергнуты суду. По материалам процесса издали книги, содержание которых могло убедить любого: нацистское подполье в стране представляет угрозу для государственной безопасности. Особенно «впечатляли» фотографии из семейных альбомов арестованных «заговорщиков». Вот группа пожилых «штурмовиков», марширующих по проселочной дороге. Вот отряд нацистов, отдыхающих на опушке леса, все в черных рубашках, над головами развевается флаг со свастикой. Вот фотокопии расписок фрау К. или герра X., сделавших очередной взнос в пользу Трудового фронта…

После разоблачения «группы Фурмана», в Уругвае была развязана беспрецедентная кампания по запугиванию членов немецкой колонии. Организовали ее английские разведчики. Британия уже вступила в войну с Третьим рейхом, а Соединенные Штаты все еще сохраняли нейтралитет. Принадлежавшие немцам кафе, рестораны, магазины, парикмахерские, мастерские забрасывались камнями, бойкотировались, подвергались грабежам. Немцев как бы лишили всех гражданских прав на время войны. Те из них, кто дожил до сегодняшних дней, с содроганием вспоминают о преследованиях, которые им пришлось перенести. Что касается «дела Фурмана», то, несмотря на всю истерию по поводу «заговора», он довольно скоро вышел на свободу: за отсутствием состава преступления…

Но самая нашумевшая разведывательная операция была проведена послом Дрейком в декабре 1939 года – еще до «дела Фурмана» – в отношении германского «карманного» крейсера «Граф Шпее». После неравного боя с английской эскадрой крейсер был поврежден, и его капитан Ганс Лангсдорф пытался получить у уругвайских властей разрешение на проведение неотложных ремонтных работ в порту Монтевидео. Дрейк, используя самые изощренные методы дезинформации и воздействия на правительство президента Бальдомира, сделал все возможное, чтобы не допустить этого. У Дрейка был надежный союзник и «агент влияния»: проверенный временем друг – министр иностранных дел Уругвая Альберто Гуани!

В воскресенье 17 декабря «Граф Шпее» вышел в свое последнее плавание и был затоплен экипажем в илистых водах Рио-Ла-Плата. Германское посольство в Уругвае и капитан Лангсдорф поверили в то, что английский флот располагает превосходящими силами и что все пути для успешного прорыва на оперативный простор Атлантики перекрыты. Команда крейсера была интернирована в Аргентине, и Лангсдорф, узнав о том, что был введен в заблуждение британской агентурой, покончил с собой в одном из отелей Буэнос-Айреса. Он постелил на полу военно-морской флаг кайзеровской Германии (не рейха!), лег на него и выстрелил в висок из парабеллума.

К числу успешных «активок» Сикрет интеллидженс сервис (СИС) в Латинской Америке можно отнести так называемый «патагонский заговор нацистов». «Подлинные материалы» заговорщиков, стремившихся реализовать «план Гитлера» по захвату территории Патагонии, вызвали в Аргентине взрыв антинацистских настроений. Были проведены массированные обыски в немецких учреждениях, клубах и школах. Десятки немцев были арестованы и подвергнуты допросам.

Эта и другие акции СИС вызвали на континенте волну шпиономании. Нужды в добровольцах для работы против наци-фашистов британская разведка не испытывала. Так, в Уругвае наиболее удачливым агентом англичан в немецкой колонии был уругваец австрийского происхождения Эрих Эрдштейн (псевдоним «Перехиль»). Изо дня в день «Перехиль» посещал кафе «Старый Берлин», где обычно встречались нацисты, прислушивался, приглядывался, неназойливо заводил беседы, проклинал «англо-американскую плутократию», а на следующий день отчитывался перед сотрудником СИС. Одним из главных направлений работы был сбор сведений для составления «черных списков». Если перелистать такие «списки» по Уругваю, то можно без преувеличения сказать, что помимо Эриха Эрдштейна на англичан на этом поприще трудились десятки добровольцев-антинацистов.

* * *

После японского нападения на Перл-Харбор в Уругвае появились десятки «тихих американцев». Соединенные Штаты добились права на строительство военной базы в стране, несмотря на упорное сопротивление уругвайских националистов, которых возглавлял депутат Луис Альберто Эррера. Американская военная контрразведка и Специальная разведывательная служба США (СРС), фактически «латиноамериканский департамент ФБР», тоже взялись за выявление подозрительных на «нацистскую вшивость» немцев. Многие из них были включены в «черные списки», что означало пребывание в «изгоях» на весь период войны. Такая тщательность в выявлении нацистов объяснялась тем, что именно с уругвайской территории американцы вели масштабную разведывательную работу против Аргентины, которая считалась в Соединенных Штатах главным «союзником» фашистской Германии на континенте.

* * *

«Артур» воспользовался тем, что в Уругвае находился Мануэль Деликадо, и с его помощью установил полезные связи среди испанских коммунистов. В Уругвае они чувствовали себя вольготно. Председатель местного союза помощи республиканцам, сенатор Сабала Муньис делал для беженцев все, что мог. А мог он почти все. Сенатор познакомил Деликадо с начальником полиции в городке Такуарембо, который был обязан своей политической карьерой Муньосу и потому бескорыстно выполнял все его просьбы, особенно по изготовлению надежных документов.

«Я помогаю вам не за деньги, – любил повторять начальник полиции. – Это мой революционный долг».

Механика изготовления паспортов была отработана до совершенства. Если требовалось «документировать» человека 30 лет, то для него подбиралась метрика умершего столько же лет назад ребенка. С этой метрикой надо было обратиться в полицию, и на ее основании получить удостоверение личности. Затем в конторе записи актов гражданского состояния оформлялось удостоверение о гражданстве. На основе полученных бумаг «документируемому» выписывался заграничный паспорт. Чистой воды бюрократия. Через «революционного начальника полиции» в Такуарембо прошло несколько десятков испанцев, которые в качестве «коренных уругвайцев» были направлены КПИ в Испанию и Францию для ведения нелегальной работы и организации партизанского движения «маки». В Такуарембо был впоследствии изготовлен паспорт для Лауры – на имя Инелии Идалины де Пуэрто-Ньевес.