Текст книги "Безмолвие полной Луны (СИ)"

Автор книги: Николай Шмелёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава пятая. Политика, привидение и партизанское движение

Углубившись во мрак переходов штольни, товарищи с интересом рассматривали современную настенную роспись. Казалось, что диггеры всех мастей устроили здесь форум, соревнуясь в изобретательности начертания таинственных знаков. Мастодонт, с помощью ультрафиолетового сканера безошибочно находил нужный рисунок, но иногда, даже он останавливался в растерянности. Фёдору оставалось только радоваться тому, что у него в карте имелись сноски на возможные дополнительные и фальшивые иероглифы, могущие иметь место рядом с истинными. На перекрестье всех путей и вовсе можно было опустить руки. Задачи, приходящих сюда людей, порой были диаметрально противоположны. Мимоходом промелькнуло до боли знакомое слово из трёх букв, но никого не удивило, а даже наоборот – успокоило. Жизнеутверждающие символы, на стенах, не упоминаются от отчаянья. Разве что вслух, а тут – столько старания; столько стремления донести до потомков истину земного бытия, вместе со всеми регалиями... Заодно внести некоторую долю таинственности, так как смысл рисования неизвестен самому рисующему. Это происходит на уровне подсознания. Руку художника, ведомую неведомой рукой, просто вынуждают писать то, что у него пока лишь на уме. Зато теперь, все дамы в курсе, о наличии элемента у противоположного пола, которого у них у самих – нет, хоть некоторые матери и убеждают дочерей в обратном – таких у мадам будет много и все разные...

В штольне было тепло и холодно – одновременно, а также – сухо и сыро. Пахло плесенью. При сухости чувствовалась противная влажность. Походка Барбариски приобрела осторожность, а остальных членов коллектива предусмотрительность. Впечатление создалось такое, будто бы при ходьбе вперёд, носки их обуви смотрели назад. От такого противоречия сталкеры выглядели группой инвалидов, зашедших в открытый зоопарк, где стены вольеров снесены напрочь, а двери клеток открыты настежь.

Иероглифы на стенах сверкали зелёным фосфором, оранжевой светоотражающей краской и банальными акриловыми красителями, представленными всем цветовым спектром. Попадались даже радиоактивные компоненты, нанесённые идиотами на камень. Неожиданно, народное творчество закончилось. Даже Мастодонт растерялся. Стоя на одном месте, он неуверенно переминался с ноги на ногу. По его данным, иероглифы должны быть и в солидном избытке, но, их не было... Федя внимательно осмотрел стену и констатировал печальный факт – скололи. Причём, весьма внушительным блоком унесли в неизвестном направлении.

Лис оживился и чихнув, почти крикнул:

– А я видел что-то похожее в станице – на каменном заборе!

– Да, – удивился Мастодонт, – ты не помнишь, что на нём было нанесено?

Фёдор напрягся, расслабился и махнув рукой, сам же себе и ответил, разочарованно вздыхая:

– Эх, да разве всё запомнишь?! Памяти не хватит!

– Как же не помню? – возразил Лис. – Помню! Точнее – зачем запоминать? Я забил фотку в мобилу – на память.

– Ура! – обрадовался Мастодонт. – Да здравствует современная наука! Если, из подземелья, телефонному сигналу не пробиться, то уж запечатлеть на интегрированный фотоаппарат мобильника последние моменты жизни заживо погребённых, можно – запросто.

Все поблагодарили Федю за обнадёживающие слова, а Ворон даже собрался ловить Лариску, которая, по его разумению, сейчас полезет целоваться к утешителю. Диплодок с Терминатором ничего не сказали, давно привыкнув к плоским шуткам своего товарища. Они молча поправили свои рюкзаки и пошли по штольне дальше, ведомые своим проводником. Остальным ничего не оставалось делать, как последовать их примеру.

Ещё два часа Фёдор водил группу по тёмному лабиринту, пока чей-то голос, из толпы, не взмолился о привале. Все порядком устали, поэтому возражений не последовало. Выбрав подходящий уголок, на газовый примус поставили разогревать тушёнку. Синее пламя шипело, временами переходя в негромкий гул и убаюкивало домашним уютом. Если бы не серые стены, которые даже при свете подвешенного на треногу фонаря, оставались мрачными, можно было представить себя на кухне в малогабаритной "хрущёвке". При обширном пространстве подземелья, в нём, почему-то, было так же тесно, как на упомянутой кухне. Аромат консервированного мяса распространялся по коридорам штольни и Ворону показалось, что стоит ожидать гостей. Он отогнал от себя назойливую мысль, отдавая себе отчёт в нелепости подобных измышлений.

После обеда сталкеры плутали переходами ещё некоторое время; их сменил ужин и наступило астрономическое время ночи, которая царила в штольне всегда. Основательно устроившись на ночлег, произвольно выбрали место красного уголка и Ворон не замедлил этим воспользоваться. Отойдя за угол, он потерялся из виду. Пропажа одного члена осталась бы незамеченной, но Лариску что-то насторожило и она тревожно спросила:

– А Ворон где?

– Где-где, – вздохнул Лис. – Придётся объяснить... Так, ребята, давайте хором!

После того, как все отсмеялись, появился виновник торжества, поправляющий на себе верхнюю одежду.

– Ну, что за паника? – уныло спросил он Барбариску, опять покрасневшую, как девица на выданье в тот момент, когда приходят сваты.

Она ничего не ответила, чувствуя себя, почему-то, виноватой. Вова неопределённо помотал головой. В этом действии нельзя было угадать его настроение: то ли он недоволен, то ли раздражён, то ли просто устал... Ворон молча присел на своё место и вперился взглядом в синий огонь примуса. Тревожные мысли не покидали голову, забивая её подозрениями и сомнениями. Клаустрофобией он не страдал, но всегда чувствовал себя неуютно в пещерах и подземельях. Никто не мог сказать, насколько прочны своды вырубленной штольни и когда они просядут – сейчас или через сто лет. Его товарищи уже давно уснули, а Ворону сон не шёл. Кое-как покемарив, Вова сидел, будто в оцепенении. Пограничное состояние между сном и явью часто присуще людям, находящимся в нервном напряжении продолжительное время и сейчас, Ворон чувствовал себя именно так. С одной стороны он спал, а с другой... В дальнем углу расширяющегося коридора послышался шорох, переходящий в грохот падающих камней. Осторожно поднявшись с места, Вова окинул взором спящих товарищей и не спеша пошёл в сторону подозрительного шума. Выглянув за угол, он увидел довольно обширную пещеру, в которой находилась толпа призраков в противогазах. Из громкой, но невнятной речи выступающего, Ворон кое-как разобрал смысл сказанного по отдельным обрывкам фраз. Если вкратце, то ситуация сложилась следующая: немцы пустили в катакомбы отравляющий газ, а противогазов на всех не хватило. Ворон поглядел на призрачные фигуры и до сознания дошло, что и тем, кому хватило индивидуальных средств защиты, не слишком-то они помогли. Из дальнейшего выступления стало ясно, что фашисты применили новейшую разработку нервно-паралитического газа, который, как и теперешние модификации, проникает через кожу и одним противогазом не спасёшься. Ворон в оцепенении вернулся на своё место и постарался уснуть, где-то в глубине души понимая, что это всего лишь видение. Чуть-чуть задремать, кое-как получилось. Долго ли, коротко ли он пробыл в таком состоянии, но шум, всё в том же углу, снова разбудил Вову и подвиг на повторное посещение пещеры. В этот раз, в ней расстреливали политзаключённых... Туманные флюиды подземелья таяли от рук таких же образований. Ворон зябко поёжился и поднял воротник. Кутаясь в тёплую куртку, он спасался от могильного холода, которым внезапно повеяло со стороны происходящей экзекуции...

Очнулся Ворон от глубокого сна, когда все были уже на ногах.

– Ну, ты даёшь! – похвалил его Шмель. – Такие люди, не боящиеся ничего, нам нужны. Тут все в прострации: сон не идёт, харч без горячительного в рот не лезет, а он спит себе сном богатыря!

Ворон не стал распространяться насчёт своих ночных сновидений, так как сам не был уверен в реальности произошедшего. То ли во сне, то ли наяву... Пусть идёт, как идёт, раз уж залезли в это дерьмо...

– Чингачгук, устав бороться с постоянным холодом, царящим в этой части подземелья и зябко ёжась в поношенные шмотки, сквозь зубы процедил:

– Меня уже достали эти катакомбы! Пора бы выбираться отсюда и как можно быстрее!

Возражений не последовало, но Мастодонт, перед тем, как отправиться в дальнейший путь, ещё долго изучал карту, будто первый раз её видел. Он посмотрел в рукотворный шедевр и подошёл к стене. Там, где ожидалось увидеть таинственный иероглиф, стена издевалась над смотрителем девственной чистотой.

– Что – опять скололи? – сочувственно спросила Лариса проводника.

– Тут никогда ничего не было, – апатично ответил Фёдор, растерянно оглядываясь по сторонам.

На соседних стенах тоже ничего не было: не светилось, не искрилось – абсолютно полная пустота.

– А вчера что-нибудь имелось, – поинтересовался Ворон, – перед тем, как мы устроились на ночлег?

– Я не помню... Или не обратил внимания...

– Ну, что ж, белый и пушистый обитатель полярной зоны крайнего севера – пришли! – констатировал скорбный факт Бегемот.

– Здравствуйте девочки! – подхватил Жук.

Мастодонт заметался по ближайшим переходам штольни в поисках утерянной письменности. По его разумению, не могли злоумышленники, за одну ночь, всё стереть подчистую, да и не было никаких намёков на краску, удалённую со стен. Ни время, ни кислоты – не способны так аккуратно и быстро уничтожить признаки современной культуры. После продолжительной беготни по переходам катакомб, впереди показался слабый проблеск дневного света. Все устремились навстречу долгожданной свободе и выйдя наружу, оцепенели. Открывшаяся местность была не просто незнакомой – впереди сияло пронзительной синевой самое настоящее море, во всей своей красе. Осторожно ступая по склону горы, сталкеры постепенно спускались вниз. Зелёные проплешины сменялись каменистыми уступами и спуск не показался лёгким. Шмель пристально всматривался в знакомые силуэты берегов, пока не признал в них очертания севастопольской бухты. Он не замедлил ознакомить товарищей со своим открытием:

– Ё-моё! Мы на берегу Чёрного моря, а точнее – в окрестностях Севастополя!

Вначале ему никто не поверил и товарищи единодушно посоветовали не отпускать дурацких шуток, но постепенно и некоторые другие члены сообщества стали признавать, в лежащих на берегу бухты постройках, черты знакомого города,. Мастодонт, от изумления, открыл рот и только и смог, что прошептать:

– Как мы по этой штольне вышли в севастопольские катакомбы? А главное, почему так быстро?

Терминатор ничего не смог сказать, а Диплодок с Лектором молча пожали плечами, давая понять остальным о своей полной неосведомлённости. Остальная команда выглядела подавленной от аномального перемещения в пространстве и только Барбариска торжествующе высоко держала голову, чувствуя себя победительницей.

– Ну, что я вам говорила?! – не удержалась она от комментария случившимся событиям.

– Что именно? – мрачно переспросил Ворон.

– А то, что мы имеем дело с подлинными картами.

– Где связь?

Лариса ничего не ответила, а злобно сверкнув глазами, надулась, обидчиво поджав губы.

Дорогу осилит идущий и прошло совсем немного времени, как сталкеры вышли к окраинам города. Все четверо новых знакомых согласились продолжить поиски на сопредельной территории, а в прочем, у них почти не было выбора. Как возвращаться назад, никто из них не имел ни малейшего понятия. Отсюда лежало только три пути: один по морю, что было весьма проблематично, другой назад – в катакомбы. Это так же представлялось невозможным и даже более того – опасным. Третий – на территорию сопредельной страны, туда, куда и отправлялась основная группа. Как это будет выглядеть? Об этом пока предпочитали не думать...

Если раньше все дороги вели в Рим, то в нынешние времена народ предпочитает пересекать свои пути с точками общепита, даже если не имеет к этому никакого желания. Всё происходит спонтанно, вот и сейчас наши герои упёрлись в знаменитый ресторан-парусник. Ночью, какие-то, не считающиеся со средствами шутники и которых, за последнее время, развелось как грибов после дождя, раздолбанный "Запорожец" прикрутили к бушприту синей изолентой. Туалетная бумага – это прошлый век...

Лис весело засмеялся и не замедлил выдать своё заключение:

– Во – носовая фигура.

– Интересно – сколько мотков изоленты пошло на эти работы? – спросил Бегемот ни у кого, а скорее по инерции мышления.

Чингачгук, критически осмотрев творение местных мастеров вольного архитектурного жанра, сделал своё заключение:

– Наверняка, изначально, машину прикрепили с помощью стальной проволоки, а изолента... Это так – для красоты.

– Чего это шутники так облажались? – усмехнулся Шмель.

– А в чём дело? – не понял Кот.

– Вон музей. Не помню названия, а подходить лень – я там раньше уже был. В нём всё связано с морем: макеты рифов, из настоящих кораллов, раковины, чучела акул и прочее барахло.

– Ну и что?! – спросили почти все и почти хором.

– Что-что! – ответил Шмель. – Рядом надо было поставить чучело Ихтиандра. Ласты в магазине за углом. Наверное...

Жук вскинул бинокль и посмотрел на "Запорожец". На заднице у него гордо красовалась надпись "MZ i". Он наклонился к Кроту и насмешливо сказал:

– Инжектор, однако...

Тот молча кивнул и выдал предложение:

– В ресторанчик бы зайти...

– В таком виде? – резко возразила Барбариска.

– Да тут на вид, поди, уже и внимания не обращают, – не сдавался Крот.

Шмель почесал затылок и задумчиво спросил пустоту:

– Интересно – китайцы до этих мест ещё не добрались?

– Ресторан, где всё готовят при тебе? – развил идею Лис.

– Над палубой, как раз, пролетела стая воробьёв, – засмеялся Ворон. – Толстосумы, в настоящее время, падки на всякую экзотику. Я даже представляю себе такую картину: клиент ожидает заказ, а в это время, сачок для ловли бабочек мелькает в руках повара с такой интенсивностью, как-будто тот хочет заодно переловить и подвернувшихся под руку мух. Чего зря время терять...

Несмотря на возражения отдельных членов коллектива, товарищи всё-таки зашли в морской музей, заинтригованные намёками Шмеля. В зале всё изменилось, за прошедшие годы. В огромный смотровой аквариум рыбок напичкали не скупясь: ни на средства, ни на время, ни на корм, для обеспечения жизнедеятельности обитателей стеклянного корыта. В нём, сбоку, в углу каркаса, проходила трубка аэрации и терялась где-то в глубине грунта. Неподалёку, среди кустов апоногетона, лежала модель НЛО, блюдцеобразной формы и с разбитым корпусом. Из пролома вырывались пузырьки воздуха, устремляющиеся к поверхности. Товарищи переглянулись...

Шмель, как старый аквариумист-любитель, но, не отличающийся долготерпением, прокомментировал это зрелище, именно, с точки зрения ихтиолога:

– Стоит ожидать того, что "Виман", помимо своей декоративной функции, заключающейся в украшении аквариума и дополняющего каменистый ландшафт, служит ещё и фильтром.

Другие были несколько иных взглядов.

– Надо бы измерить уровень радиационного фона, около потерпевшего аварию аппарата, – мрачно пошутил Ворон.

– Да, и взять пробы воды, на предмет выявления изотопа йода-131, – поддержал его Лис. – Блин! В "Фукусиме – 1", а точнее в океанской воде, вблизи второго реактора, он показал превышение нормы в 7,5 миллионов раз!

Бегемот, указав толстым пальцем на выходящие пузырьки воздуха, подтвердил предварительные выводы своих товарищей:

– Вода кипит вокруг реактора.

Чингачгук согласился:

– Да, закипает...

– Да, – согласился сам с собой Шмель. – Есть видовые аквариумы, где килек, в стеклянный корпус, напичкано, как в банке шпрот. Всех мыслимых и немыслимых видов, не заботясь об их распределения по родам. Есть аквариумы с определённым набором растений, в которым им отдаётся предпочтение, а рыбкам относится второстепенная роль, если их вообще туда подселяют. Называется такой искусственный водоём – "Голландский", а у меня – "Шведский".

– Это как? – насторожилась Лариса.

– Два самца и две самки...

Ворон рассмеялся и сделал веселое заключение:

– С точки зрения такой позиции, любой видовой аквариум – пособие по "Камасутре".

При выходе из музея, после прохлады кондиционированного помещения, на улице показалось несколько душно. Определённых целей пока не было и сталкеры не успели определиться с дальнейшими действиями, поэтому шли не торопясь, созерцая местные достопримечательности. После того, как Крот, Кот и Жук устроили фотосессию возле серого бетонного медвежонка, имеющего несколько футуристический вид, а внутри оказавшимся почему-то полым, Шмель загадочно заулыбался. Когда они сфотографировались во всех позах и засунули свои носы во все щели, он продолжал молчать, но после того, как голова довольного Кота показалась изнутри бетонного изваяния, Шмель заржал. На вопрос Чингачгука о причине такого веселья, он, держась за живот, ответил:

– Это мусорная урна.

Южный город начинал вовсю зеленеть и от этого, настроение было благодушным. Всех: и приезжих и местных жителей. Немногочисленные кафе, зимой не знавшие отбоя от клиентов, переживали переломный момент. Прежние посетители, мучаясь от весеннего обострения, предпочитали лопать спиртное в кустах и под пирамидальными тополями, а не в четырёх мрачных стенах, да ещё на удивление серых. С этим надо было как-то бороться и хозяева заведений шли на все мыслимые и немыслимые ухищрения. На небольшом кафе висела вывеска – зазывалка: "Пообедай за 200 рублей, как у бабули!" Лис мрачно осведомился у своих товарищей:

– Яги, что ли?

Шмель взглянул на плакат, уже устав смеяться над безграмотностью рекламодателей и ещё мрачнее прокомментировал это явление:

– У меня, бабули, вообще нет. Ворона бабушка кормит, принципиально, бесплатно, а вот с Бегемота, его бабка, постоянно норовит содрать 500 рублей. Да, не все бабушки одинаковые. Некоторые бабуси циничные пошли. И дело тут не в скопидомстве – время такое...

– Это точно! – подтвердил Чингачгук. – Это смотря какая бабушка. У меня, лично, их тоже больше нет, а вот у Жука – есть. Если он, пообедав, сунет ей эти деньги, в счёт оплаты харчей, она ему сковородку в нос не сунет, а огреет чугуниной по евонной башке. Крота бабуся потчует молча, не подразумевая оплаты.

В умственные разглагольствования вмешалась Барбариска, не подумав, как следует, а сразу ринувшись грудью на защиту малого бизнеса:

– Хозяева кафе имели ввиду домашнее приготовление, то есть – всё вкусно!

– Топорно владельцы это предлагают! – резко возразил Кот. – В таких случаях, на первое место ставится цена, например:" Обеды за 200 рублей. Вкусно, как у бабушки!"

– Кстати, – встрял в обсуждение Крот. – Почему, именно, бабуля? У тебя, Лариска, мать что – готовить не умеет?

– Да и домашний самогон, не всегда лучший вариант, – внёс свою лепту Жук, в обсуждение плаката.

– Не скажи! – возразил Бегемот. – Кто-то просто обожает противный запах и обильное наличие в продукте сивушных масел. В противном случае – закусывать не захочется и крякнуть, после выпитой.

Ворон засмеялся и согласно кивнув головой, подтвердил выводы Бегемота:

– Вот именно – крякнуть!

– Для большей надёжности, позади пьющего нужно поставить человека с ломом, – сделал заключение Лис.

Под ложечкой у всех постепенно начинало посасывать и спутники непроизвольно начинали всё больше оглядываться по сторонам в поисках пропитания. Запахи мангалов манили к себе, как кота валерьянка, но надо было пробираться к вожделенной цели. Ещё только предстояло выяснить, как это можно сделать незаметно.

Глава шестая. Элегия

Всё-таки товарищи не устояли от соблазна отведать местной кухни. Сидя за столиком в маленьком, но уютном кафе, они не спеша трапезничали, предаваясь вялым раздумьям. По стаканам разливался ароматный напиток вишнёвого цвета, охлаждённый силой человеческого разума, изобретшего холодильник. В бокалах со льдом он выглядел светлее и напоминал кровь, нацеженную на осколки льда. Товарищи выпили за осколки счастья... Помянули обломки надежды и перешли к бесполезному трёпу. По запотевшей бутылке, в том месте, где её коснулось тепло человеческой руки, неторопливо стекал конденсат тяжёлыми прозрачными каплями.

– Как кровь сквозь поры, – мрачно процедил сквозь зубы Ворон, заставив вздрогнуть Мастодонта и его товарищей, не привыкших к излишней поэтичности настоящего сталкера.

Чингачгук достал вилкой из салата резанную дольку лука и сурово произнёс:

– Чипполино, сынок...

– Порубили враги, в винегрет, – поддакнул Бегемот.

– В салат, – поправил его Крот.

– Да какая разница?!

Ворон скептически осмотрел спорщиков с ног до головы и сказал:

– Если мы перешли к итальянскому фольклорному персонажу, увековеченному нашими мультипликаторами под кодовым названием "Чипполино" в известном, старому поколению зрителей, мультфильме под тем же названием, то вон та собачья конура за углом, должна быть домиком Тыквы, а в ней собака сидит.

– А её и зовут Тыква, – сказала подошедшая официантка в белоснежном переднике.

Смех долго стоял в уютной атмосфере маленького кафе. Вышедшая из своей будки небольшая дворовая собачонка, действительно походила на шерстяную бахчевую культуру, будучи круглой, как колобок, что ещё больше добавило веселья. От этого движения посетителей стали резче и неосмотрительнее, в результате чего, Ворон опрокинул свой бокал. Вино вытекло на стол, расползаясь по нему красной лужей, на что Барбариска неприминула сделать едкий комментарий:

– Ты совсем не умеешь себя вести в приличном обществе!

– Чего ты делаешь мне замечание?! – огрызнулся Вова, недовольный тем, что прервали его веселье. – Ты даже не знаешь, чем отличается приличное общество от неприличного!

– Ну, и чем же?

– Если бы ты что-нибудь разлила на столе в неприличном обществе, то тебе бы сразу же посыпалась куча советов, типа: "Нагадь себе в руки, чтобы всё прилипало!" В приличном есть правило ничего не замечать.

– Ха! – оживился Лис. – А в аристократическом как обстоят дела?

Ворон пожал плечами и равнодушно ответил:

– Ну, тут есть два варианта, которые, в итоге, сводятся к одному. Первый: если среди гостей присутствует прототип поручика Ржевского, то сценарий будет проходить по первому варианту, и от балагура ты услышишь идентичное пожелание. Если таковой персонаж среди гостей отсутствует, то по второму. Но, всё-равно – потом тебя просто никуда не пригласят, как дебошира. Тут, правда, есть сноска – всё зависит от твоего статуса.

– Вы забыли про купеческое сословие, – вмешался Бегемот. – Оно стоит, несколько, особняком. И до революции, и во времена НЭПа, и на заре развала СССР – купечество совмещало в себе все достоинства предыдущих сословий.

– Каким образом, Мотя? – удивился Жук.

– И пили, и дебоширили, и меценатствовали – практически одновременно.

– А что – сейчас не так, что ли? – усмехнулся Чингачгук.

– Сейчас? – Бегемот почесал затылок. – Не знаю, не знаю... Я же не общаюсь в их кругах.

– Правильно, – прохихикал Кот. – Тебя как увидят издалека, так сразу же все рестораны на ремонт закрываются. В крайнем случае на обеденный перерыв.

– Это правда, – согласился собеседник. – Кстати, я не уверен про всё остальное сказанное, но вот про меценатство, точно ничего не слышал: то ли злее люди стали, то ли умнее... Если что и делается, то только в личных рекламных целях.

Шмель грустно вздохнул и выдал свою точку зрения, закрывающую тему:

– Сейчас представители бизнес класса разделились на две половины: одни продолжают жить вольной купеческой жизнью, а другие, не довольствуясь достаточным материальным положением, ринулись во власть. Был у меня друг...

– Почему был? – перебил его Крот.

– Потому что умер! Блин, какие непонятливые. Он не отказывал себе в удовольствие гульнуть на полную катушку. Это, как известно, тормозит дела. Так и продолжалось с начала девяностых. Э-э-э, да хватит о грустном...

Барбариска, молча поглядывая на разговаривающих, мучила двумя вилками принесённую жаренную рыбу: то ли барабульку, то ли какую другую – под золотистой корочкой поди разгляди, что это за зверь. Вторую вилку она позаимствовала у Бегемота, потому что тот своё уже проглотил и двумя орудиями пищевого труда, кромсала рыбёшку. Вскрытие Лариса проделывала довольно умело и ловко, наслаждаясь ковырянием в жаренном блюде, но Ворон всё-таки не сумел не вмешаться:

– Вот! А всё меня культуре учила.

Барбариска гневно посмотрела на возмутителя спокойствия и обиженно воскликнула:

– Чего тебе не нравится, ты...

Она хотела сравнить Вову с каким-нибудь представителем животного мира, подходящему под описание его внешности, но слов не находила. Всё, что крутилось на языке, имело вполне безобидное сравнение, не соответствующее нынешнему настроению. В уме она пробежалась по зарубежному тартару, заглянула в местный ад и замерла в нерешительной позе, с двумя вилками наперевес.

Шмель оценил боевой настрой Барбариски, а самое главное – остриё зубцов вилок, нацеленных на грудь Ворона и предупредил:

– Вован, ты сейчас под раздачу пойдёшь.

Это несколько разрядило обстановку, и смягчило вспыльчивый нрав атаманши. Она положила вилки на стол и спросила Ворона:

– Ну, и что не так?

– Кто же рыбу ест с двух вилок?

– А как?

Ворон хмыкнул и нравоучительно сказал:

– Весь цивилизованный мир кушает с помощью ножа и вилки.

– А вот я слышал, что рыбу нужно есть именно с помощью двух вилок, – вмешался Чингачгук. – Ножом неудобно управляться с костями, особенно рёберными.

– Темнота! – резко возразил учитель правил хорошего тона. – Существует рыбный нож, напоминающий пилу. Вот им то и отделяют рыбные кости от мяса.

– А-а-а, – неизвестно чему обрадовался Бегемот. – Так можно просто воспользоваться столярной пилой.

– Можно, – великодушно согласился Ворон. – Только не "Дружбой 2", а то таким инструментом будет сподручно отдирать мясо только с костей белуги, притом, последняя должна быть в очень взрослом состоянии – весом, так, кило на девятьсот. Потребней, было бы, что-нибудь не очень крупное – небольшая столярная ножовка, например... Кстати, как вы успели заметить, тут ножей не предлагают.

– А ты что, – спросил Бегемот, – дома ешь с помощью ножа и вилки?

– Это смотря что, но особое удовольствие мне доставляет таким способом употреблять борщ.

– Ты вместо того, чтобы болтать за столом, лучше бы на закуску налегал, – опять вмешалась Лариса.

– Закусывать или нет – вопрос не всегда праздный, – парировал Вова замечание.

– Это ещё почему? – несколько высокомерно спросила собеседница, шмыгнув носом. – Чем плотнее закуска, тем здоровья больше останется.

– Это как сказать, – не согласился Ворон. – Если закусишь – тарелка опустеет и ты шмякнешься в неё мордой, разбив нос, лоб и прочие причиндалы. А вот если тарелка полная, наваленный в неё салат послужит отличным амортизатором.

Обед подходил к концу и Кот решил пошутить по-военному:

– Так – заканчиваем приём пищи!

Ворон, кряхтя поднимаясь с места, высказал всё, что он думал об окончании обеда:

– Наши русские сказки придумывали какие-то мазохисты с пище-питьевым уклоном. Ну что это такое? Что за концовка? "По усам текло, а в рот не попало?" Прямо-таки нездоровый оптимизм...

– Скорее уж тогда – пессимизм, – поправил его Лис.

– То, с какой интонацией сказка заканчивается, концовка радость напоминает.

В пронзительной синеве неба летела журавлиная стая, жалобно возвещая о своём прибытии. И так тошно у них это получалось, что Чингачгук, не поднимая головы, а только следя глазами за перемещением птиц, мрачно процедил сквозь зубы:

– Элегия, мать вашу за ногу!

Шмель по своему отреагировал на это событие, предоставив вниманию слушателей белые стихи:

...

Вот журавлиный клин усталый,

Из дальних странствий возвращаясь,

Галдел на разные лады тоскливо...

И чтобы не травили душу,

Сорвав с плеча свою двухстволку,

По косяку дуплетом врезал...

Вдруг на мгновенье стало тихо,

А там как-будто кто-то крякнул,

Хотя лягушек не упало...

Так наливай ещё Ванюша,

Пока я тоже тут не крякнул,

А то получишь в зад дуплетом,

Как те несчастные созданья...

...

– Что-то я не понял твоего юмора, – сказал Ворон. – Причём тут лягушка? Может, всё-таки, утка?

– Она тоже. Так – вспомнился рассказ "Лягушка путешественница", когда её две утки с собой на ивовом пруте волокли.

Жизнь на морской набережной била ключом. Солнце припекало и настроение у гуляющих было приподнятым. Среди разномастной толпы, не отличающейся особым разнообразием в одежде, выделялась группа солдат срочной службы. Вероятно они были демобилизованные, так как при одинаковой форме, не оставляющей сомнений к принадлежности к определённому роду войск, некоторые детали мундиров сильно разнились. Мало того, впечатление складывалось такое, что они соревновались друг с другом в украшении парадного обмундирования, изощряясь, кто во что горазд. То ли дембеля, то ли выпускники королевской академии неизвестной страны. У некоторых солдат аксельбанты, явно не имеющие к положению устава о форме военнослужащих никакого отношения, напоминали корабельные канаты. Толстые и тонкие, белоснежные и не очень – они причудливо переплетались на груди мужественных защитников Родины. Значков, конечно, было поменьше, чем у легендарного Генерального Секретаря ЦК КПСС, но, тоже впечатляло. Мимо них проходил бледнолицый, всю зиму не покидавший московского кабинета, седовласый генерал, которого с инспекцией занесло в эти края. Генерал посмотрел на дембелей и понял, что за время службы в столичном штабе, он сильно отстал о жизни. Дембельская форма, с умопомрачительными аксельбантами и золочёнными эполетами, давала фору парадному мундиру маршала. Генерал, в своём прикиде, тянул максимум на хорунжего. "Ё-моё! – только и смог выдавить из себя старший по званию. Он даже забыл поинтересоваться, почему ему так и не отдали честь, а с выпученными глазами проследовал своим маршрутом, украдкой поглядывая на редкую планку с левой стороны своего кителя. В голове инспектора витала только одна мысль: "Если солдаты так обшиваются к концу службы, то можно себе представить, как готовятся моряки – у них служба дольше, а значит времени больше". Из-за того, что он шёл с повёрнутой, в сторону дембелей, головой и не глядел перед собой, пинком под зад массивным сапогом получила маленькая капризная собачонка и её дородная хозяйка, не вовремя нагнувшаяся поправлять ремешок на своей сандалете. Жук с Кротом переглянулись и беззвучно рассмеялись. Оценив потенциал выпущенных на свободу женихов, Крот только и смог, что выдавить из себя:

– А то – НАТО, НАТО! Натовская форма... Фуфло ваша заграница..."

– Да уж, – поддакнул Жук. – Против наших фуфаек ни одна армия мира не устоит.