Текст книги "Безмолвие полной Луны (СИ)"

Автор книги: Николай Шмелёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Да нет! – обрадованно воскликнул Мастодонт, оглядываясь на пройденный путь. – Это мы дерево снесли – местную достопримечательность. Правда, дуб давно засох...

– Сам? – для чего-то уточнил Чингачгук.

– Как бы не так! – ответил за Фёдора Лектор. – Партия "зелёных" помогла. Вокруг дуба, помнившего в лицо какого-то местного героя, туристов проходило столько, что земля вокруг дерева утопталась. Её плотность стала походить на асфальт, не пропуская: ни воду, ни воздух Но, тем не менее, дуб зеленел и пах здоровьем. "Зелёные" землю вскопали и дереву настал трындец... Засохла достопримечательность...

– Как бы нам трындец не настал, за испорченную реликвию, – обеспокоенно прошептал Крот. – Предъявят счёт...

– Ты что – дурак? – возразил Терминатор.

– Да-да, – подтвердил Диплодок. – Ничего страшного – нас видно не было, так что спишут на внезапный порыв урагана.

– Так-то оно так, – согласился Виктор. – Но, дуб дерево крепкое...

– Да хватит тебе! – перебил его Ворон. – Надоел. Крепкое-крепкое... Прямо не засохшее дерево, а "Волжанка", какая-то...

– Точно, – согласился Шмель. – Давно не видел этикетку с якорем и надписью "Волжское".

Чингачгук ехидно ухмыльнулся и выдал:

– Вон у Васи: и руки крепкие, и якорь на них имеется... И название на "В" начинается...

– Похож, – согласился Ворон. – Волжанин...

– У Кота руки крепкие потому, что он по утрам, сам с собой артреслингом занимается, – поведал Бегемот. – Пока его завалишь, чтобы сходить в туалет...

– Кого? – не понял Крот.

– Другого богатыря.

– А чего его заваливать? – подключился к допросу Жук.

– Потому что в прихожей не развернёшься! – засмеялся Мотя. – Да и дети могут увидеть...

Лис мимоходом бросил взгляд на крепкие Васины руки и спросил:

– А ты почему обручальное кольцо не носишь?

– Пропил...

– Если кольца нет, то могут подумать, что неженат, – расплылся в ехидной улыбке Константин.

– Что мне теперь – жену за собой на поводке водить?! – возмутился Кот.

– Боишься, как бы не попросили уплатить членские взносы в общество любителей животных? – подключился к балагурам Шмель.

– Сами вы животные! – не выдержав, возопила Лариска.

– Не совсем! – строго возразил Василий. – Согласно бестиарию, не все из нас относятся к представителям животного царства, а соответственно, к млекопитающим. Есть пернатые, насекомые... Вот Мотя – это да! Ему даже медведь заискивающе в рот заглядывает. Этот анекдот известен всем и нет смысла в лишнем пересказе.

– Какой? – спросил Жук, ковыряясь пальцем в носу.

– Такой бы мордой, да медку хлебнуть... Кстати, я может быть, этого и хочу, чтобы так думали, будто бы я неженат...

Глава семнадцатая. Клубничка, трактор и черноморский загар

На очередной стоянке сталкеры готовились развлекаться, кто во что горазд. Продуктов завались, выпивки – тоже. Костёр дымил и сегодня ему это прощали все. Сияние синего пламени газового примуса уже успел надоесть и товарищи наслаждались горением настоящего огня. С дымом в душе помирились, единодушно пожелав ему: «Будь он неладен!»

– Что у нас сегодня на ужин? – весело спросила подошедшая Барбариска.

– Пирог с клубникой, Ларис, – равнодушно ответил Ворон, смотря куда-то в сторону.

– У-у-у! Дай-ка, погляжу!

Ища глазами аппетитный пирог, Лариса обнаружила на грязной скатерти нечищеные яйца и сморщенные солёные огурцы. Хлеб. Горилку. Ещё кучу продуктов, но вожделённого деликатеса не было. Был пирог, но далеко не с ягодами.

– Какая клубника?! – возмущённо воскликнула Барбариска. – Пирог же с капустой!

– Угу, – согласился Ворон. – Но, вокруг него сейчас такое будет твориться...

– Да ну вас! – обиделась Лариса.

Она надулась не на глупую шутку, а на отсутствие клубничного пирога.

– Да-да, – подтвердил приговор Шмель. – Твориться будет такое, что даже тараканы попрячутся. Кстати: вот у нас, исконно русские тараканы были чёрными, а вот пришлые – рыжими, почти красными. Их раньше ещё "пруссаками" называли. Якобы, они мигрировали к нам из немецкой земли. Ну, так вот: наши, как я уже говорил – чёрные. Полная адаптация к окружающей действительности и покровительственная окраска. Ночью в избе ни хрена не видно... А вот у немцев всё иначе. У них во всех журналах секс рекламируется, как естественная потребность, что не могло не наложить отпечаток на поведение людей, подвергнувшихся воздействию подобной рекламы. Со светом, так же, проблем меньше... Тараканы насмотрелись и... покраснели. Потом ещё раз и ещё, пока этот цвет не закрепился в наследственных генах последующих поколений насекомых. А если без шуток, то на ужин у нас сегодня пернатый стриптиз.

– Чего?! – возмутилась Барбариска, которой уже начинал надоедать однообразный юмор.

Шмель пояснил:

– Уже общипанная курица с местной птицефабрики, синюшного цвета.

– Замёрзла, – подтвердил Ворон.

– Нормальная окраска, для трупа, – равнодушно пожал плечами Лис.

Лариса смирилась с потерей мечты о сегодняшней клубнике. Постепенно всё вернулось на круги своя и каждый играл отведённую ему роль. Неожиданно стал подниматься лёгкий ветерок, временами переходящий в порывистый, что представляло некоторое неудобство. Оно заключалось в том, что опрокидывалась пластиковая посуда, которую сталкеры временно предпочли стеклянной. Стекло потом мыть надо, а пластик употребит Акакий... После очередного порыва ветра, Бегемот не выдержал и скомандовал Лису:

– Наливай! Не видишь что ли – стаканы разлетаются, как бабочки.

– Невесомость, – согласно кивнул головой Константин.

– Угу, – скептически высказался Кот. – Ты ещё скажи: "Настал гравитационный коллапс и в нашем временном континууме, теперь всё будет летать".

В этот вечер обсудили всё, касающееся будущих планов и не относящихся к планам – вообще. Как всегда, начинался разговор с ракетостроения и проходя стадию изготовления швейных игл, упирался в известное место. Барбариска постоянно возражала, резко выступая против подобных разговоров, но её слушали неохотно. Игнорировали, демонстративно не обращая внимание и в итоге, это стало похоже на то, что все эти разговоры ради неё и затевались. Неожиданно, болтовня скатилась к золотодобывающей промышленности и возможностям вимана, к разработке драгоценного металла. Чингачгук оживился, воспрянув духом, и выдал предложение, в котором предполагал выдавать золотишко на-гора.

– Куда ты собрался сбывать презренный металл? – спросил Ворон.

Рационализатор неопределённо пожал плечами. Об этом, он, естественно, не подумал. Главное предложить, а технические детали, в том числе и проблему сбыта, пусть обдумывают другие.

– Лейб, – сказал ему Шмель. – Золото сначала притягивает, а потом затягивает – наглухо. Так что и про жену забудешь...

– Точно-точно, – подтвердил Ворон. – Засасывает, как трясина. Вспомни Дикий Запад. Там сейчас многие ходят с индейскими носами, как у тебя.

– Чего?! – возмутился Чингачгук. – Причём тут носы?

– Притом, – спокойно пояснил Вова. – Когда начиналась золотая лихорадка, все бросали свои дома, закладывали имущество, надеясь, что впоследствии, всё вернётся сторицей; прощались с жёнами и в путь. Пока Джон со своим "Папой Джонсоном" лихорадочно пытался намыть золотишко, настоящий Чингачгук проявил известную долю расторопности. От него не отставали всевозможные Виннету, Оцеолы и "Паровозы, мчащиеся на полном ходу по прерии и протяжно гудящие". Короче, все прочие представители коренного населения Дикого Запада.

Лейб только махнул рукой в ответ и предложил поручить золотодобычу Акакию. Все задумались... Прибежавший Бегемот крикнул тревожным голосом:

– Лариска! У нас покойник! Акакий помер...

– Чего?! Как?!

– Помойным ведром подавился...

– Тьфу ты блин – дурак! – возмутилась Лариса. – Этому больше не наливать!

То ли свежий воздух, то ли полная свобода сыграли сегодня свою роль, но, многие нажрались, как свиньи. Пьяный Бегемот полз в сторону вимана. У костра ему показалось прохладно и он мужественно держал курс в сторону аппарата, в котором, на удивление, всегда было комфортно. Только сейчас Ворон обратил внимание на этот факт. Удивляться было некогда, так как Мотя был уже на подступах. При первой же попытке проникнуть внутрь, Вова преградил ему путь, со словами:

– Пропуск покажи!

Бегемот на секунду задумался и полез в карман. Достав хрустящую купюру, он сделал деловое предложение, едва что-либо соображая пьяными мозгами:

– Деньги...

– Заползай!

...

В эту ночь Ворону снились какие-то идиотофицированные сны. Невозможно стало глаза прикрыть... Сновидение про сломанный дуб заставило умилиться домашним уютом и, почти такой-же, обстановкой. Собравшаяся вокруг могучего ствола пария зелёных, с лопатами наперевес, сгоняла с кроны дуба какого-то знатного мужика. «А этот чего на дерево залез?» – спросил председатель местного совета, подойдя к собравшимся. «Вот, выполняли ваш приказ – отправить домой. Он вначале долго не понимал, чего от него хотят. Пробовали даже с раскачки аборигена на ветки забросить. Затем, когда всем это надоело, позвали его жену. Ну, тут дело пошло и через пару секунд, подопечный уже наотрез отказывался выходить из дома, торчащего в разные стороны развесистыми ветвями. Даже тогда, когда ему бутылку показывали!» Среди увядшей листвы, мужик обмяк и даже притих, от безысходности создавшейся ситуации. Он никак не мог смириться с образовавшимся, в собственном сознании, вакууме. Возникшая искусственная пустота требовала заполнения и в голову лезла всякая ерунда, пытаясь собой заполнить возникшие пустоты. Его жену подобные мысли не слишком терзали. Её планы были диаметрально противоположно планам председателя сельпо: не загнать мужа на дерево, а согнать дубового супруга с дуба, чтобы тот шёл домой. «Робин Гуд, хренов! – категорически высказалась вторая половина. – Опять все награбленные деньги беднякам раздал, скотина! А мне?!» После недолгого обучения, зелёные были готовы ей помочь и на счёт три, так рявкнули, что квартиросъёмщик грохнулся вниз, с тихим стуком и громким стоном. Кто громче крикнул – вопроса не возникало. Жена мужика давала фору всей партии, а те постоянно твердили: "Зря копали – зря вскопали... Вот – пригодилось, а так бы убился, к едрене-Фене... В опустившейся темноте ещё долго раздавались глухие удары по рёбрам и прочим местам, сопровождающиеся возмущёнными возгласами: «А мне?! А мне?! А мне?!»

Сумерки окутали перелески, а Ворон, с товарищами, держал по ним курс в сторону разрушенного энергоблока, намереваясь разжиться уникальным "Чернобылитом". На станции, партия зелёных уже начала копать подкоп, но, вместо того, чтобы рыть подземный ход в сторону реактора, вскопала вокруг АЭС весь периметр, вместе с газонами, асфальтом и бетонными дорожками. Вместо "Чернобылита", зелёные обнаружили золотые копи, которые теперь усиленно эксплуатировали...

Проходя полем мимо станицы, Ворон готов был поклясться в том, что пугало на огороде, в драном пальто, наблюдало за их перемещением. Воины тени не дремали... Шляпа опустилась на то место, где у пугало теоретически должны быть глаза и силуэт вздрогнул. Следующее пугало щеголяло в наряде Деда Мороза. Рядом стояла живописная снегурочка: соломенные косы и разбитый горшок, вместо головы. Гончарное изделие пугало страшным оскалом, коим являлся пролом в его теле. Из-за этой скульптурной группы, созданной народными умельцами, вышел инспектор по делам безопасности системы Сотис и строго спросил: "Где ваши тревожные чемоданчики? "Дома остались", – растерянно ответили сталкеры. "Будете наказаны переводом на службу в Трихансад. Кстати – почему без штанов? И трусы рваные"... "Успели выбежать, в чём мать родила", – оправдывался, за всех, Ворон. "Да-а-а, – покачал головой инспектор, глядя на Бегемота. – Без штанов, но в шляпе! "У пугала было только это, – оправдывался Мотя. – Видимо, плащом кто-то уже успел воспользоваться до меня.

...

Утром, сделав головокружительный кульбит из вимана, Бегемот держал курс в кусты. Не сбавляя скорости, Мотя прошмыгнул мимо Ворона и скрылся за поворотом. Сам поворот он игнорировал, выбрав путь напролом.

– Я тебя предупреждал, насчёт яиц! – крикнул Вова ему вслед.

Хрустел сухими ветками Мотя недолго, затихнув в глубине бурелома. Такой прыти, от Бегемота, никто не ожидал.

– Прямо – "Электроник", какой-то, – рассмеялся Лис, глядя вслед беглецу.

– Один раз меня угораздило забрести в горы, в составе туристической группы, – поделился с ним Шмель своими воспоминаниями. – Был в ней такой персонаж. Его так и прозвали – "Электроник". Представь себе: плетётся группа к вершине сопки; уставшие, взгляды потухшие, а этот вертится вокруг. "Электроник" уже и к вершине сбегал, и к подножию, и вокруг туристов, раз двадцать обежал... Достал! По его словам, он служил пограничником, где-то в горах и каждый день по столько километров нарезал, что... Привык, короче.

Возвращался Бегемот не спеша, на ходу застёгивая ремень, поддерживающий штаны.

– Что, Моть, – подколол его Ворон, – я смотрю, Акакий тебе отказал в утилизации?

– А я об этом и не подумал...

Оправившись, Мотя нацелил стопы к остаткам праздничного стола. Прицелившись к яйцам, он равнодушно тянул к ним руку. Чингачгук обречённо вздохнул и в сердцах высказался:

– Этот гиппопотам всю страну обожрал – морда!

– Да я от голода пухну! – возразил Бегемот.

Лис почесал рыжий затылок и засмеялся:

– Оно и видно – запасу жира акула позавидует!

– При чём тут акула? – возмутился Мотя.

– Притом! Для неё жир является превентивной закуской – энергия...

– Да пошёл ты...

– И всё-таки, – не унимался Лис. – Если...

– Тебя куда послали? – вежливо спросил его Кот.

– Куда обычно посылают!

– А ты куда пошёл?

– Ну, извините – перепутал направление!

Акакий бродил по поляне и подбирал весь найденный мусор. Утилизация проходила успешно, но случались и накладки. Бегемот только собрался отправит в рот недоеденное яйцо, как Акакий расценил ситуацию иначе. Отняв у Моти остатки пищи, робот отправил их в утилизатор. Ворон, наблюдая эту сцену, сказал:

– Мне терминатор напоминает беременную куклу Барби.

– Почему? – удивился Шмель.

– Разработана она была в шестидесятых годах прошлого столетия, но выпущена в продажу только в конце восьмидесятых.

– Извращенцы, – презрительно процедила сквозь зубы Лариса, будучи знакома с этой разработкой.

– Что такое? – удивился Шмель.

– А ты видел, из какого места ребёнок извлекается?

– Неужели... Нет! Не может быть!

– Да нет! – возразила Барбариска. – Не оттуда. И не изо-рта, а прямо из живота. Какой-то тухлый намёк на Кесарево сечение. Дверка открывается и...

– А там помойное ведро! – засмеялся Лис.

– Как у Акакия, – присоединился к всеобщему веселью Бегемот.

В отхожем овраге было сумрачно, сыро и пахло. Всё заросло бурьяном и колючим кустарником. Вернувшийся оттуда Ворон без конца проклинал того, кто первым застолбил делянку, пометив её, далеко – не изотопом... Остальные, уже по неписанному закону, стремились именно туда, в то время, когда вокруг было много, вполне комфортных, мест для посиделок. Сплюнув и пожаловавшись на темноту, Вова спросил сидевших у костра:

– Как узнать – сколько негров находится в тёмной комнате, не включая в ней стационарный свет?

– Ну и как? – вопросом на вопрос, поинтересовался Крот за всех.

– Посветить фонариком и сосчитать.

– А вот тут я ловлю тебя за руку! – не согласился Виктор.

– Не за руку, а на слове, – вмешался Шмель. – Он выражал свои мысли, а не воровал у тебя из кармана печенюшки.

Контрдоводов у Крота больше не нашлось и он умолк, предпочитая пребывать в молчании, а значит – в своём амплуа.

Пора было собираться в путь и Ворон спросил Барбариску:

– А мы можем лететь быстрее?

– Можем.

– Тогда чего же мы плетёмся, как туристы по Бродвею?

– Акакию необходимо проверить ещё кое-какие параметры вимана, – ответила подруга. – Считай, что мы пока проходим ходовые испытания. Сколько времени аппарат стоял без дела, да ещё эта авария...

– Ага! – вмешался Шмель. – К1. Ходовые испытания. Проверка скорости, выведение девиации компаса...

– Примерно, – улыбнулась Лариса.

– Ну, тогда необходимо сдать приёмной комиссии и К2.

– Это как? – насторожилась Барбариска.

– Стрельбы, – пояснил Шмель, ища глазами возможный объект для уничтожения.

– А это идея! – оживился Ворон.

Шмелю не терпелось испытать действие энергетического оружия на какой-нибудь помойке. Железный ящик для мусора, подошёл бы как нельзя кстати, но его поблизости не наблюдалось. Отлетев немного в сторону, нашли подходящую железяку. Когда-то она была комбайном, убиравшим с полей хлеб, а теперь, её даже на металлолом никто не брал. Виман отлетел на порядочное расстояние, а группа наблюдателей, оставшаяся на земле, предпочла занять безопасную позицию ещё дальше, но, чтобы было видно.

Вопреки ожиданиям и предвзятым образам, навязанных кинематографом и компьютерными играми, сорвавшийся с ваджры плазменный сгусток имел не зелёный, а пронзительно голубой цвет. Ворону даже показалось, что заработала электродуговая сварка. Правильной формы шар, выжигая вокруг себя воздух, при полёте оставлял дымящийся шлейф. Вместе с воздухом, испарялась влага, отчего этот шлейф был молочно-белым. После поражения плазмой объекта, пар ещё долго клубился, рассасываясь в окружающей атмосфере. Сам объект, подлежащий уничтожению, даже вспыхнуть не успел. Мгновенно испарившись вместе с возможным дымом, он не оставил на прощание ничего, что бы напоминало о его существовании, ещё секунду назад. Сама плазма, при соприкосновении с целью, будто взорвалась, осветив напоследок сине-голубым светом вокруг себя всё: деревья, виман, глупые лица сталкеров...

– Самые горячие звёзды голубые, – задумчиво сказал Ворон, сопоставляя в уме возможности оружия.

Чингачгук беззвучно тыкал пальцами в сторону уничтоженного комбайна и, без конца, что-то пытался сказать Вове. Ему это надоело. Шумно вздохнув и также выдохнув, Ворон возразил, в ответ на немой вопрос:

– Золото испарится, вместе с породой и прочее, прочее, прочее...

Следующее встреченное село поразило обилием техники. В основном – тракторов. Ржавый комбайн, как неистребимый символ сельского бытия, стоял посередине механизаторского двора, приглашая к себе мастеров по ремонту. Последние не спешили проявлять расторопность, повинуясь извечному инстинкту лени. К тому же, до уборочной далеко, а в магазине нет пока табу, наложенного председателем на алкогольные напитки. А если бы он и наложил, то механизаторы бы на него положили – горилка всегда имеется в резерве. Повторять опыт с контактом третьего рода не стали. Оставив виман в глухом буреломе, в сельпо отправились налегке, не обременяя себя инопланетными регалиями. В магазине было душно. Воняло керосином, несмотря на двадцать первый век, стоящий на дворе. Пахло хлебом, ради которого и была затеяна эта микроэкспедиция. Он лежал рядом с оцинкованными тазами, покрытыми густой коричневой смазкой. В тазы, продавщица грудой свалила топоры, вместе с колунами и молотками, разнообразных весовых категорий – вплоть до кувалд. Всё это хозяйство, так же тщательно подвергнутое консервации, вносило неповторимое амбре в затхлую атмосферу магазинчика. Хлеб не пропах керосином потому, что его недавно привезли, а вот чай был безнадёжно испорчен. Уже без разницы, в чём его заваривать: в чистой посуде или в только что купленном тазу, наплевав на наличие обильной смазки. Барбариска рассматривала предложенные к продаже карамельки и засохшее печенье, к тому же, пропахшее плесенью. Пряники, по твёрдости, соперничали с корпусом вимана, а вот водка, по словам работника торговли, была абсолютно свежей. На вопрос о том, почему столько тракторов стоят в ряд, продавщица ответила просто:

– Кузьмич...

– Чего Кузьмич? – не понял Лис, шныряя глазами по полкам, в поисках того, чего он и сам не знал.

– Тракторист Кузьмич, говорю, – повторила продавец. – Всё норовит на тракторе в речку сигануть. Никакого сладу с ним нет. Председатель уже измучился весь...

Лис посмотрел через магазинное окно на улицу. Загубленная техника стояла рядами, а рядом, с поникшей головой, стоял механизатор, её угробивший. Казалось, что у него был талант не эксплуатировать трактора и комбайны, а планомерно их уничтожать, не церемонясь с ненавистными механизмами. Председатель колхоза уже подумывал о том: "А не диверсант ли, наш Кузьмич?" Остальные односельчане имели схожее, с председательским, мнение, но, до поры, до времени, не выносившие его на всеобщее обсуждение. Что делать, если в этих местах больше никто не желал оставаться. Земля пустовала без заботливых рук...

Отоварившись, сталкеры вышли на освещённую, солнцем, улицу. Кот, подозрительно ухмыляясь, сказал Бегемоту:

– Мотя, ты так смотрел на продавщицу Клаву, что я уже было подумал готовить для неё место в аппарате.

– Ха, – презрительно хмыкнул Чингачгук. – А может быть, его харя, вообще ни к месту, в представлении её бестиария?

– Голова не заднее место, – возразил Кот. – Завяжи и лежи... На крайний случай, можно рюкзак на башку натянуть.

– Я тоже подумал о том, что он заберёт её с собой, – согласился с Василием Жук. – Бывает же любовь, с первого взгляда.

Он вопросительно посмотрел на Ларису, но та демонстративно отвела взгляд в сторону. За неё подрядился отвечать на вопросы Ворон:

– Бывает. Мимолётная любовь вспыхивает, как плазма, которую мы только что испытывали. Частенько случается – весь потенциал, за раз и прогорает. Как вы успели убедиться, даже дыму не остаётся.

– Да это всё Кот, воду мутит, – вмешался Крот. – Он сам попался продавщице в тиски, вот и валит всё на Бегемота.

Шмель подтвердил:

– От свалившейся, в его мечтах, на него Клавдии, занявшей позицию сверху, Кот испытывал давление снизу.

– ?

– Да жена, поди, ушла...

Василий только отмахивался обеими руками. Совсем недавно он играл роль охотника, а теперь сам стал жертвой балагуров.

До вимана товарищи не дошли. Не выдержав напора торжества жизни, в виде зеленеющей листвы и, шумящего кроной, леса, устроились на его опушке. На существующий момент, было всё, но Чингачгуку не хватало светлого взгляда в будущее. Он без конца приставал то к одному, то к другому, задавая дурацкие вопросы, которые он считал наводящими:

– А вдруг, когда-нибудь, придётся демонтировать оборудование? Зачем Акакий приварил болванку намертво плазменной горелкой?

– А если Моте завтра в космос? – спросил Лейба Ворон. – Что ему тогда – в белых тапках ходить? Не снимая...

– В какой космос, – не понял Чингачгук, от этого пребывая в полной растерянности, – мы что – всё-таки полетим?

– На кладбище, я имел ввиду...

– Чего вы меня заживо хороните?! – возмутился Бегемот.

– Не волнуйся, Мотенька, – успокоил его Вова. – На жизнь надо трезво смотреть и проявлять побольше цинизма. Могильщикам это нравится... Сколько их спилось на этом поприще!

Услышав знакомую тему и находясь под воздействием алкогольных паров, Лектор задвинул речь. В ней, церемония похорон у разных народов, вылилась в продолжительное устное эссе. По ходу лекции, ритуал обрастал дополнительными подробностями, пришедшими в больную голову; обогащался новыми и постепенно трансформировался в самостоятельную форму. В итоге, появилось уникальное течение. Кажется, что оно свободно от старых догм, но, это не так. Они тщательно замаскированы, зачастую ненамеренно, в результате игры в "сломанный телефон". Прослушав всю эту белиберду, Мастодонт сделал простой, но верный вывод:

– Так. Кажется, кормление головных тараканов прошло без эксцессов.

– Пора вытравливать, – согласился Терминатор. – Лёша – налей Гене коктейль "Три пшика".

– Что это? – удивился Крот.

– Эх, молодо – зелено! – снисходительно ответил Диплодок, снизойдя до пояснения. – Во времена сухого закона, конца восьмидесятых годов прошлого века, коктейль "Три пшика" имел хождение на территории СССР. Конечно, это касалось только определённых кругов страждущих граждан. В кружку пива, особо продвинутые и неразборчивые, в питье, дядьки, делали три пшика дихлофоса. Как они умудрялись не отравиться – не может сказать никто.

– А Лектору это поможет? – смеясь спросил Лис.

– Может быть, сделать проще? – предложил Чингачгук. – Просто прыснуть струёй ему в морду...

– Куда? – не согласился Алексей. – В лицо – не пойдёт! В ухо – тоже... Тараканы же внутри головы, а пиво будет – утешительным призом.

– Сдаётся мне, что у Лектора с эликсиром болтливости передозировка вышла, – заметил Терминатор. – Надо накапать ему антидота в стакан с водой, а то не унесём.

– И рецепт знаешь? – уточнил Кот.

– Знаю, но не скажу, а то отравитесь ещё.

– Антидот – антидот, – проворчал Мастодонт. – Вы ещё скажите, что его надо избавить от запаха изо-рта.

– Просто, – откликнулся Шмель. – Пожуй кусок мыла и выплюнь.

– А смысл? – не понял юмора Ворон.

– Да какой смысл? Мыло – щёлочь. Кто перепил, у того во рту водка плещется. Вместо нейтральной среды, ротовая полость приобрела кислотную. Щёлочь и кислота нейтрализуют друг друга, вот только глотать не надо, а то я помню один случай. Подошёл ко мне в хламину пьяный работяга и сказал, что его к начальнику вызывают, а беспокоит мужика – запах изо-рта. Он дыхнул на меня и спросил: "От меня пахнет?" Какой запах? Мужик на ногах не стоял... Я и посоветовал ему откусить маленький кусочек. Пожевать и выплюнуть. Разговор происходил в общественном умывальнике в доке, где мы стояли. Моющиеся средства лежали тут же. Мужик взял огромный кусок чёрного мыла и, со смаком, откусил от него столько, на сколько был способен. Сморщившись, как урюк под южным солнцем, он проглотил кусман и, покачиваясь из стороны в сторону, убрался восвояси. Мне чуть дурно не стало, а на брикете мыла остался страшный след зубов...

– У меня тоже похожий случай был! – заявил Лектор.

Мастодонт усмехнулся и высказал оратору всё, что он о нём думает:

– Гена! Однажды сказанная ложь, порой, на всю оставшуюся жизнь рождает недоверие.

Лектор аж подскочил на месте:

– Да клал я, с прибором, на ваше недоверие! Мнение двуногих, меня вообще не интересует. Мир плохое место: или уделают тебя, либо уделаешь ты – промежуточных вариантов, почти не бывает, за редким исключением. Эту идеологию, практикуют повсеместно, тщательно маскируя благими намерениями – лицемеры! Каждого интересует собственная рубашка, которая ближе к собственному телу. Не ищите правды, а тем более – справедливости...

– Лектор – хорош! – поморщившись, осадил его Диплодок. – От нас, ножа в спину, ты можешь не опасаться, если, конечно, не вылопаешь последние запасы праздничного спирта...

Геннадий окончательно окривел, приняв богатырскую дозу на старые дрожжи и размахивая руками, пытался что-то доказать окружающим.

– Ишь, как пальцы гнёт, – восхитился Терминатор.

– Наверное, пытается изобразить из пальцесложения, подобие мудры, – предположил Ворон.

– Мудра – пудра, – сморщился Лис. – Ерунда, всё это...

– Ты ему докажи, – рассмеялся Шмель, показывая пальцем на Лектора. – Вообще-то, их придумали не для медитации.

– А для чего? – спросила Барбариска, некогда занимавшаяся этой ерундой и потому, помнившая кое-что из пройденного материала.

– Во время Вавилонского столпотворения Бог, как известно, смешал языки. Как между собой общаться? Вот и придумали язык жестов, разошедшийся, впоследствии, по всему миру. Нет! Конечно, он не остался неизменным – каждая нация несла свою культуру и язык постоянно претерпевал некоторые изменения. Теперь буддисты не поймут североамериканских индейцев. Наверное... Да, к жестам ещё прилагался целый комплекс дополнительных, или вспомогательных, телодвижений и звуков: ужимки, подмигивание и прочие присвисты.

– Нет худа без добра, – вмешался в разговор Кот. – На подобном языке, между собой, теперь общаются глухонемые.

Геннадий продолжал кривляться и Лариса, смотря на то, как он пытается сложить из пальцев подобие жеста, сказала Ворону:

– Мудра, спасающая жизнь... Кажется, Гена хочет изобразить именно этот знак.

Барбариска показала Вове, как это должно быть на самом деле, сложив мудру из собственных перстов. Ворон критически оценил заложенный в символ потенциал и сплюнул:

– Пока так пальцы загнёшь, за это время, для тебя, наступит гарантированный трындец! Сам загнёшься...

Загрузив пострадавшего в летательный аппарат, сталкеры держали курс на стройку. Акакий оказался безупречным пилотом и виман послушно выполнял все его команды. Внизу мелькали деревья, поля и редкие перелески. Виноградники сменялись садами, а те, в свою очередь, зелёными лугами. Над соломенными крышами курился лёгкий сизый дымок, а курицы клевали прошлогодний навоз. Чего пернатые там искали, поди, и сами не знали, а Чингачгук не переставал удивляться лётным характеристикам атлантской техники.

– Что за гений её строил? – не переставал восхищаться Лейб.

– Почему сразу – гений? – не согласился Шмель. – Может быть, в те времена, все такими были. И чем эта гениальность определяется? Каким критерием? Я работал с одним мужиком, а он рассказал мне про то, как они подкурили преподавателя – кандидата математических наук. Тот, до этого раза, ничего подобного не пробовал и всю ночь мучился гениальностью. Учёный-математик, с его слов, был просто на седьмом небе от счастья и мыслей, которые дуром пёрли в его одурманенную голову. "Гениально!" – всю ночь орал кандидат на всю квартиру. Утром, когда кумар рассеялся, кандидат математических наук начал просматривать записи, которые он всю ночь заносил в свою рабочую тетрадь. С ней он готовился писать докторскую диссертацию. Листая белые страницы, все испещрённые синими чернилами, он с ужасом читал: "2+2=4. Что за херня?! Бред, какой-то!"

Пока сталкеры смеялись, внизу показались знакомые места. Возвращение на стройку, можно было считать успешным. Внизу продолжали бегать дядьки со страйкбольным оружием. Боезапас, при этом, неизбежно расходовался и терялся среди песка, что способствовало переименованию Красной Поляны в Силиконовую Долину.

На стройку, всё-таки, завезли группу строителей в семейных трусах. Они были поголовно покрыты черноморским загаром: хари чёрные, как у негров; торсы – тоже, а ноги белые, как погребальный саван. У себя на родине, гастарбайтеры всегда работали в штанах, но здесь оказалось жарковато... Особенно живописно, рабочие смотрелись на черноморском пляже. Копошась на стройке, они страдали от отсутствия денег и были рады каждому гостю. Лучше, пришедшему не с одной бутылкой, как дурак, а, хотя бы, с двумя. Пришёл прораб. Магарыч, с собой, он конечно не принёс... Рабочие простили бы начальнику длительное вступление, если бы он явился с ящиком водки в руках, или, хотя бы, с бутылкой, но, неумный явился с пустыми руками и нёс, по мнению невольных слушателей, полнейшую чепуху. Прораб курил странные сигареты, со странным запахом, что напомнило, особенно продвинутым, "свежий пых". Когда он ушёл, один из рабочих сказал: "Оратор, хренов!" Да-да! – согласился другой. – Что ни слово, то, перед ним: "а-а-а", да "а-а-а"! Бэ-э-э! Работать нужно над своей речью! Помнишь, как древнегреческий оратор отучался дёргать плечом? Я уже забыл его имя, но это и неважно... Это из уроков: то ли истории, то ли биологии – не помню уже. Ну, короче, повесил он меч над дёргающимся плечом, а тот колол, плечо, колол"... "Отучился?" – присоединился к разговору третий работяга. "Не-а! Но зато, на плече образовалась такая мозоль, что оратору уже были по-фигу всяческие уловки и острие меча, в частности. Дёргаться, от этого, он ещё сильнее стал – обнаглел"... Обратившись к четвёртому рабочему, мешавшему лопатой раствор в большом железном корыте, он попытался его приколоть: "Вот, были сказители, а тебе и рассказать нечего!" "Я, малахольный, считал, что только дураку, философу, да политику – всегда есть, что сказать", – парировал труженик, не отвлекаясь от своего занятия. Похоже, на этой стройке он только один и работал... На объекте завизжала циркулярная пила и разговор трудящихся утонул в её визге. Затем заработал кран и загудела новенькая бетономешалка. Напоследок, из общего гула донеслась последняя фраза того, кто видно упорно не желал приступать к работе, предпочитая философии камня философию речи: "Я не хочу сказать, будто бы я его не понял. Я сказал о том, что не желаю его понимать". "Интересно, – подумал Ворон. – Если черноморец мешает раствор в корыте, то что крутится в бетономешалке?"