Текст книги "Михаил Тверской"

Автор книги: Николай Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 15
СЕМЬ ОТРОКОВ ЭФЕССКИХ

История есть мораль, облечённая

в примеры и действия.

Фюретьер

Древняя христианская легенда рассказывает о «семи спящих отроках эфесских». Семь знатных юношей из города Эфес в Малой Азии, связанных дружбой и верой в Спасителя, в период гонений на христиан императора Декия укрылись в горной пещере. Император узнал о их местопребывании и приказал завалить вход в пещеру камнями. Спустя два века вход в пещеру случайно обнаружили местные жители. Отвалив камни, они вошли в пещеру и замерли от изумления и страха. Смерть превратилась в жизнь. Юноши чудесным образом пробудились ото сна и несколько дней находились среди живых. После этого они вновь почили, на сей раз – окончательно.

В круге христианских представлений эта легенда занимала почётное место как прообраз грядущего воскресения из мёртвых всех людей. Наряду с такими известными ветхозаветными сюжетами, как «Три отрока в печи огненной», «Даниил во рву львином» или «Сорок мучеников севастийских», композиция «Семь отроков эфесских» часто встречается в древнерусском искусстве. Её можно узнать уже в белокаменном резном декоре владимирских храмов...

Подобно своему знаменитому пращуру Владимиру Мономаху, Михаил Тверской с детства любил книги и был в душе философ. В круговороте дел и забот он умел остановиться, чтобы осознать происходящее. Окружавший его мир был жесток и несправедлив. Язычники и «бесермены» угнетали христиан. Христиане, забывая евангельские заповеди, ненавидели друг друга сильнее, чем своих угнетателей. Священники с амвона предупреждали о последних временах и скором Страшном суде. Но лишь немногие воспринимали их слова всерьёз.

Размышляя об этом, Михаил часто вспоминал историю семи эфесских отроков. Он думал о том, как хорошо было бы уснуть этим чудесным сном на долгие годы и проснуться в мире, где законом жизни будут заветы Спасителя, где Русь будет сильной и свободной страной под властью мудрых правителей...

Но заботы мира сего прогоняли мечты. Князь Михаил вставал со скамьи, творил короткую «Иисусову молитву» – «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного» – садился на коня и гнал его по пыльным дорогам своей судьбы...

Дороги судьбы

После владимирского спора 1311 года, успешно разрешённого митрополитом Петром, в соперничестве Москвы и Твери наступило временное затишье. Оно было прервано прилетевшей из Орды тревожной вестью: в августе 1312 года умер хан Тохта. В январе 1313 года на престол взошёл 32-летний племянник Тохты Узбек (1313—1342). Его приход к власти, как и все прочие династические перемены в Золотой Орде, сопровождался периодом внутренней нестабильности степной державы (101, 88). Любая власть как бы разлеталась по её продутым ветром просторам...

Весной и летом 1313 года все русские князья потянулись в Орду, чтобы получить у нового хозяина подтверждение своих владельческих прав. Туда же отправился и митрополит Пётр за новым ярлыком, в котором содержался перечень всех ранее установленных привилегий Русской церкви: освобождение церковных людей от уплаты дани в Орду, от содержания татарских послов на Руси и некоторых других повинностей. Летопись так рассказывает об этом событии:

«Умре царь Тахта татарьский... Того же лета сяде царь Азбяк на царьстве и обесерменился (то есть принял мусульманство. – Н. Б.). Того же лета князь велики Михайло Ярославич Тверский поиде в Орду, такоже и Пётр, митрополит Киевский и всеа Руси, вкупе с ним поиде во Орду того ради, понеже тогда во Орде Тахта царь умре, а новый царь Азбяк сел на царстве, и вся обновишася, и вси прихожаху во Орду и ярлыки имаху, койждо на своё имя, и князи и епископи; но милостию Божиею Пётр митрополит во Орде у царя бысть в чести велице, и отпущен бысть от царя со многою честию вборзе, и прииде на Русь» (22, 178).

За кратким летописным известием угадывается новая вспышка страстей. Михаил Тверской пробыл в Орде более года (1313—1315). Его главной заботой – как и в первую поездку в Орду в 1305 году – было противодействие домогательствам Юрия Московского, претендовавшего на великое княжение Владимирское. Вновь Михаилу отчаянно нужны были деньги. Он вошёл в столь тяжкие долги у ордынских ростовщиков, что не мог выплатить их до самого конца своей жизни. Кроме того, тверской князь, по-видимому, взял на себя повышенные обязательства относительно русского «выхода» в ханскую казну. Едва ли не каждую неделю он слал домой, в Тверь, скорых гонцов с одним-единственным требованием – денег, денег и ещё раз денег...

Краткое, но выразительное описание вымогательства ханского двора находим в Повести о Михаиле Тверском:

«И бывшу ему (Михаилу Тверскому. – Н. Б.) в Орде; не хотяще добра роду християньскому дьявол въложи въ сердце князем татарьскым свадиша братию, рекоша князю Юрью: “Оже (если. – Н. Б.) ты даси выход болши князя Михаила, тебе дам княжение великое”. Тако превратиша сердце его, нача искати княжения великаго. Обычаи бе поганых и до сего дни: вмещущи вражду между братиею князи русскими, себе множаишая дары възимают. И бывши пре (распре. – Н. Б.) велице межу има, и бысть тягота велика на Руси за наша съгрешения» (84, 131).

Хлеб, мятеж и серебро...

Главным источником серебра для издержавшихся великих князей Владимирских всегда был Новгород. Михаил Тверской, следуя заветам своего отца, был крут в обращении с новгородскими «золотыми поясами». Он знал их слабые места и при случае бил без промаха. Где-то за год до поездки в Орду Михаил успешно разыграл «хлебную карту». Узнав о беспорядках в Новгороде (причины которых, как всегда, не вполне ясны), князь вывел оттуда своих наместников и захватил южные районы Новгородской земли – Торжок и Бежецкий Верх. Через эти города шло снабжение Новгорода хлебом из Северо-Восточной Руси. Перекрыв подвоз хлеба, тверской князь поставил Новгородскую землю под угрозу голода.

Между тем в самом Новгороде бушевала смута: горели дома богачей, был сожжён и разграблен торг, смещён глава городской администрации – посадник. Тлевшая под пеплом равнодушной покорности ненависть бедняков выплеснулась на улицы. Голод, которым грозила хлебная блокада, мог ещё больше раздуть пожар мятежа. В этих условиях городская верхушка, как и предвидел Михаил, пошла на уступки. Архиепископ Давыд весной 1313 года отправился на переговоры к князю (44, 275). Тот назначил цену мира в полторы тысячи гривен серебра (11, 255). Проклиная всё на свете, новгородские богачи собрали деньги. Получив выкуп, Михаил, по выражению летописи, «ворота отвори» (5, 94, 335). Груженные хлебом ладьи двинулись по Тверце и Мете навстречу просторам Ильменя.

Находясь в Орде, Михаил вновь решил «потрясти» новгородцев. Его наместники стали всеми способами вымогать деньги у горожан. Однако те на сей раз не покорились. Они собрались на вече и постановили изгнать из города тверских вымогателей. Конечно, это была игра с огнём. Все понимали, что, если Михаил вернётся из Орды победителем, кое-кому в городе придётся заплатить кровью за такое самоуправство. Старики помнили, как отец Михаила князь Ярослав Ярославич наводил на перепуганный Новгород ордынскую рать. И потому никто не спешил браться за меч, предпочитая испробовать старый политический приём: остановить одного князя руками другого. Бояре послали гонцов в Москву, к Юрию, уже возвратившемуся из Орды, и пригласили его занять новгородское княжение.

Юрий не был вполне уверен в новгородцах и их решимости стоять за Москву. Кроме того, он не знал, с какими полномочиями вернётся из Орды Михаил Тверской. И потому обычно более скорый на дела, чем на размышления, московский князь на сей раз не спешил. Он тайно связался с известным своей бесшабашностью князем Фёдором Ржевским и предложил тому отправиться в Новгород в качестве московского наместника. Фёдор изъявил полную готовность взять на себя эту рискованную миссию.

Выждав ещё некоторое время, Юрий велел Фёдору приступать к делу. Тот немедля с отрядом своих витязей двинулся в Новгород. При поддержке новгородцев он захватил тверских наместников и посадил их под стражу. После этого Фёдор собрал новгородскую рать и вторгся с ней в тверские земли, предавая всё на своём пути огню и мечу...

В этой тревожной обстановке осени 1314 года Михаил Ярославич более всего хотел бы поскорее вернуться домой в Тверь. Но непреодолимые обстоятельства – долги, дворцовые интриги или ханская немилость – вынуждали его оставаться на берегах Ахтубы, ожидая решения своей судьбы...

В Твери в отсутствие Михаила княжил его сын, пятнадцатилетний Дмитрий. За свой тяжёлый взгляд он получил прозвище «Грозные Очи» и даже «Звериные Очи». Не устрашившись незваного гостя, Дмитрий с тверским войском выступил навстречу отряду Фёдора Ржевского. Кровопролитное сражение казалось неизбежным. Однако удельные войны оканчивались так же неожиданно, как и начинались. Выйдя к противоположным берегам Волги близ Твери, два войска простояли полтора месяца в томительном ожидании (17, 179). Силы были примерно равны, и никто не хотел рисковать, переправляясь через холодную реку. Но дело было не только в географическом препятствии. Оба противника ждали каких-то указаний от своих патронов. Шесть недель – это как раз тот срок, за который скорый гонец из Твери, меняя лошадей на ямах, мог добраться до Сарая и вернуться обратно. Дмитрий Тверской получил какие-то указания от отца и, выполняя их, заключил мир «на всей воли новогородской» (14, 371). Очевидно, этот мир предусматривал освобождение арестованных в Новгороде тверских наместников и признание тверичами Юрия Московского князем в Новгороде.

Противники без боя разошлись восвояси. Завершение конфликта оказалось как нельзя более кстати. Начинались заморозки, и жить в полевых шатрах было уже невозможно.

Новгородцы, безнаказанно пограбившие тверские земли и подписавшие мир на своих условиях, ощущали себя победителями. Однако они понимали, что основная борьба ещё впереди. Михаил Тверской, вернувшись из Орды с ярлыком на великое княжение Владимирское и татарской ратью, будет жестоко мстить Новгороду за содеянное. И потому они с удвоенной настойчивостью – и, вероятно, с новыми посулами – стали звать к себе Юрия Московского.

Зимой 1314/15 года Юрий прибыл в Новгород вместе с младшим братом Афанасием. Как и во время других своих кампаний, в Москве Юрий оставил брата Ивана. Он явно доверял ему больше, чем другим братьям. И на то были свои причины. Иван не предал его и не бежал к тверскому князю, как это сделали Александр и Борис в тяжёлом для московского семейства 1307 году. Вероятно, именно тогда Юрий решил, что в случае, если он умрёт, не оставив наследника, Иван должен будет занять московский престол.

Ростовский парадокс

Когда Михаил Тверской получил известие о водворении Юрия в Новгороде, он тотчас доложил об этом самоуправстве московского князя хану Узбеку. Тот велел срочно вызвать Юрия в Орду для объяснений. 15 марта 1315 года Юрий выехал из Новгорода, «позван в Орду от цесаря» (5, 94).

Светлый праздник Пасхи 23 марта 1315 года Юрий, надо полагать, встретил у себя дома, в Москве. Для этого ему пришлось за семь дней проскакать, меняя лошадей, около 600 вёрст. Вероятно, путь его лежал в объезд тверских земель, а значит, был ещё более длинным. Этот бешеный прогон был по плечу только очень крепкому всаднику. Но таким и был главный враг Михаила Тверского – князь Юрий Данилович Московский.

Выехавшие вслед за Юрием в Орду новгородские послы оказались не столь расторопными и осмотрительными. Они были перехвачены тверичами, приведены в Тверь и брошены в темницу.

Из Москвы Юрий поехал в Орду через Ростов (17, 179). Этот странный маршрут имел, конечно, свои причины. Вероятно, московский князь, предвидя большие протори в Орде, хотел собрать кое-какие деньги с ростовских князей. Остановка в Ростове перед отъездом в степь имела и другую, сокровенную цель. Этот город с его широким небом и степным ландшафтом был излюбленным местом поселения для осевших на Руси ордынцев. Среди них были опальные вельможи и купцы, чиновники налоговой службы и люди из свиты знатных ордынских невест, выданных замуж за ростовских князей. Вся эта восточная слобода сохраняла связи со своими сородичами в степях. Благодаря этим связям Ростов долгое время счастливо избегал разгрома разного рода «послами» и «ратями». Здесь, в Ростове, можно было узнать самые свежие новости из Орды, получить полезный совет и протекцию при ханском дворе.

Конечно, коренных ростовцев раздражало соседство высокомерных степняков. Время от времени они поднимали восстания и выгоняли татар из города. Однако те вскоре возвращались. Местные князья были заинтересованы в дружбе со «своими погаными».

Причудливый «ростовский улус» посреди старинных русских земель – удивительный феномен своего времени. Здесь чтили замученного Батыем князя Василька Константиновича Ростовского, а княжили его сыновья Борис и Глеб; здесь реальную власть имела княгиня-вдова Мария Михайловна Черниговская – дочь святого князя-мученика Михаила Черниговского; здесь даже в самые плохие времена не иссякал живой родник православной культуры... И всё же именно Ростов, как ни странно, стал средоточием ордынского присутствия в Северо-Восточной Руси.

Этот удивительный парадокс свидетельствует о том, как плохо мы представляем себе пресловутое татаро-монгольское иго в его реальном, повседневном выражении. Очевидно, отношения русских с ордынцами и на личностном, и на государственном уровнях были не столь однозначными – не просто угнетённые и угнетатели, порабощённые и поработители, как это можно понять из школьных учебников.

Вечная истина гласит: всё познаётся в сравнении. В сходных ситуациях не только отдельные люди, но также целые народы и государства ведут себя примерно одинаково. А потому «белые пятна» в истории одних можно закрасить красками из палитры других. (Разумеется, для такой операции нужны осторожность и чувство меры).

Рассуждая о реалиях ига, попробуем провести неожиданную параллель между Русью этого периода – и Древней Грецией. Вспомним классическую тему: отношения эллинов с персидской державой Ахеменидов. При всём различии эпох и обстоятельств заметно и некоторое сходство общей картины. Могущественная азиатская монархия угрожает завоеванием более развитой, но раздробленной и потому относительно слабой конфедерации городов-государств. Силы сторон примерно равны.

Рассматривая персов как варваров, стремящихся поработить их свободолюбивую родину, греки одержали над ними ряд блестящих побед на суше и на море. Таков парадный фасад греко-персидских отношений. Однако за этим фасадом скрывалась иная, куда более противоречивая и циничная политическая жизнь. Многочисленные греческие города-государства (полисы) враждовали между собой и в этой междоусобной борьбе нередко призывали на помощь «варваров» – персов. Не доверяли друг другу и два крупнейших греческих государства – Афины и Спарта. Со временем это недоверие вылилось в затяжную Пелопоннесскую войну (431—404 до н. э.). И та и другая враждующая сторона искала поддержки персидской державы. Персы со своей стороны всячески разжигали конфликты среди греков. Раздорам способствовали различия в политическом устройстве полисов. Одни придерживались демократии, другие – олигархии, в третьих самовластно правили тираны.

«Благородные эллины» смотрели на персов, «у которых, кроме груды золота, нет никаких достоинств», с чувством культурного и морального превосходства (96, 12). Однако это не мешало им в случае необходимости вступать с «варварами» в союз.

Персы охотно принимали у себя знаменитых греческих изгнанников – Фемистокла и Алкивиада – и использовали их в качестве советников. Впрочем, не все изгнанники соглашались работать против своей родины. Фемистокл, например, предпочёл принять яд.

Персидские цари нанимали греческих воинов в качестве наёмников и использовали их в своих династических распрях. Однако у самих греков такая служба вызывала осуждение. Когда знаменитый своими подвигами спартанский царь Агесилай под старость стал наёмником у правителя Египта, это возмутило всю Грецию. «Никто не одобрял того, что человек, считавшийся первым во всей Греции, чья слава распространилась по всему миру, теперь предоставил себя в распоряжение варвару, отпавшему от своего царя, продал за деньги своё имя и славу, превратившись в предводителя наёмного войска» (96, 273). И всё же военная служба «варварам» за хорошее вознаграждение привлекала многих. Один из таких отрядов численностью 10 тысяч человек совершил героический марш через всю Малую Азию. Этот эпизод стал темой знаменитой книги Ксенофонта «Анабасис».

Известно, что в Средние века Священное Писание служило своего рода матрицей, собранием первообразов всего происходившего в истории человечества. Равным образом и политическая история античности, какой представили её потомкам историки той эпохи, служит собранием первообразов для всех позднейших авторов. Макиавелли и Монтень, Филипп де Коммин и Фрэнсис Бэкон – все шли от греков и их прямых наследников римлян...

В Ростове Юрий имел возможность переговорить со своими сородичами по линии жены. Известно, что в 1297 году он женился на дочери князя Константина Борисовича Ростовского (103, 126). Имя невесты неизвестно. В браке с ней Юрий имел дочь Софью, которая позднее вышла замуж за князя Константина Михайловича Тверского. Это был второй опыт московско-тверских династических браков. Дети от таких смешанных браков могли при определённых условиях принести Москве тверской стол. Подобно первому опыту – женитьбе Семена Гордого на дочери Александра Михайловича Тверского Марии, второй опыт оказался неудачным и не принёс больших успехов ни московскому, ни тверскому дому. И только полтораста лет спустя идея брачной экспансии будет успешно реализована Василием Тёмным, женившим старшего сына и наследника Ивана на дочери тверского князя Бориса Александровича. Родившийся в этом браке сын Иван Молодой станет первым московским по происхождению правителем Твери...

Ростовский княжеский дом в конце ХIII века разделился на две враждующие между собой династические линии. Предводителем одной был князь Дмитрий Борисович, другой – его брат Константин. Соперники разделили не только территорию княжества, но и сам город Ростов. Однако вражда продолжалась и после раздела 1287 года. Соответственно, оба свояка имели родню в Ростове. В 1315 году – когда Юрий явился сюда перед поездкой в Орду – в Ростове княжил шурин Юрия Василий Константинович. Он также в 1316 году был вызван в Орду для объяснений, возможно – по делу Юрия.

Погостив в Ростове, московский князь погнал своего коня на юг, в степи. Там ему суждено было пробыть долгих два года. На Русь он возвратился из Орды только осенью 1317 года. Эти два с лишним года Москвой управлял Иван Калита. В сущности, он стал московским правителем задолго до того, как официально получил этот стол.

Тверская правда

В то время как Юрий Московский только ехал в степь, Михаил Тверской уже собирался из Орды в обратный путь. Осенью 1315 года он был отпущен ханом Узбеком на Русь в сопровождении татарского отряда под командованием «оканьнаго Таитемеря» (5, 94). Отряд, обычно сопровождавший князей, получивших ярлык на великое княжение Владимирское, был скорее почётным караулом, чем реальной боевой силой. Глава этого отряда символизировал незримое присутствие и верховную власть хана. Он играл главную роль в церемонии восшествия князя на великокняжеский стол. Однако наши летописцы не упускают возможности пожаловаться на учинённое татарами «многое зло»:

«В лето 6823 (1315) прииде из Орды князь великы Михаил, ведый съ собою оканнаго Темеря и Маръхожу и Индыа, и много зла учини Руси» (26, 107).

Ордынцы должны были помочь Михаилу вступить в права великого князя Владимирского в соответствии с ярлыком нового хана Узбека и утвердиться в качестве князя в Новгороде. Словом, Михаил Тверской пришёл из Орды требовать своего, отстаивать свою правду. С формальной точки зрения, заняв владимирский трон в свой черёд, он имел на это все основания. Но правда Михаила – как и противостоявшая ей московская правда – в её практическом осуществлении означала новую усобицу и была бедствием для Руси...

Пепел Торжка

Получив признание от всех северо-восточных князей, великий князь Владимирский Михаил Ярославич в конце 1315 года приступил к главному и самому трудному делу – усмирению восставшего против его власти Новгорода. Большое войско, в состав которого, помимо собственно тверских сил, входили полки «низовских» князей и татарский отряд Таитемеря, готовилось выступить в поход на Торжок и дальше – на Новгород.

Жители Торжка, узнав о надвигавшейся беде, обратились за помощью к новгородцам. На вече закипели жаркие споры, в которых вечная вражда между бедными и богатыми перемешивалась с распрями боярских кланов. Бедняки, которым нечего было терять «кроме своих цепей» и которых не могли испугать московский грабёж и произвол, с нескрываемым злорадством наблюдали за паникой, охватившей новгородскую знать. Придёт время – и Иван III блестяще разыграет карту «классовой борьбы» в своей эпопее покорения Новгорода.

В итоге московский князь Афанасий Данилович и его помощник Фёдор Ржевский выступили из Новгорода на помощь Торжку «с новгородскими бояры без чёрных людей» (17, 179). Такой «элитный» состав новгородского войска – князья с дружинами, новгородские бояре, их дворня и, вероятно, наёмные бойцы – предопределял его малочисленность.

Шесть недель князь Афанасий стоял в Торжке с новгородцами, ожидая подхода противника и собирая сведения о его передвижении. Длительное стояние войска в городе всегда порождает его деморализацию и конфликты с местным населением. Положение день ото дня ухудшалось. Запасы продовольствия и фуража в Торжке подходили к концу. Цены на местном рынке взлетели до небес. Настроение ополченцев падало не по дням, а по часам. Новгородские воины стали покидать лагерь и возвращаться в Новгород.

Промедление было выгодно Михаилу Тверскому и, вероятно, было частью его стратегии. Он знал новгородцев: воспитанные вечевыми демагогами, они были подвластны минутному настроению. Всякое промедление порождало в них шатание и сомнение. Одних охватывала робость, другие, теряя здравый смысл, готовы были мчаться на врага при первом же его появлении.

Наконец явился и Михаил Тверской, ставший лагерем близ города. 10 февраля 1316 года князь Афанасий Данилович вывел войско из крепости и приготовился к битве. Тверской полк поднял стяги и двинулся вперёд...

Древние греки говорили: «Из всех добродетелей лишь храбрость сродни безумию, ибо увлекает человека безоглядным порывом» (95, 495). Для пробуждения этого безоглядного порыва с давних пор использовались разного рода «звуковые эффекты» – боевой клич, ритмичные удары, пронзительный свист. Знали эти приёмы и русские воеводы. Так началась и битва под Торжком. Загрохотали боевые барабаны «накры», загремели медные литавры, засвистела зурна. Мерный ритм этого «полкового оркестра» завораживал воинов, наполнял их сердца священным безумием отваги. Татары, шедшие с Михаилом Тверским, подняли стяги и закричали своё привычное «ура-а-гх».

Силы сражавшихся были явно неравны. Михаил привёл с собой объединённые силы «Низовской земли». Новгородцев могла спасти от разгрома только мощная крепость Торжка. Оставив часть войска где-нибудь поблизости, за пределами города, они могли бы нанести тверичам двойной удар: с тыла и одновременно внезапной вылазкой из крепости. Такой приём был хорошо известен в средневековой военной практике.

Но переменчивое настроение новгородских бойцов не допускало ни дня промедления. Тех, кто предлагал оставаться в крепости, обвиняли в трусости. Афанасий Данилович оказался заложником ситуации. Выйдя из крепости со своим пёстрым войском, он заведомо обрёк себя на поражение. Его могла спасти только удача, которая любит отважных. Но на этот раз она была занята кем-то другим...

Новгородский летописец рассказывает о битве под Торжком в своей обычной сдержанной манере:

«Тогда же поиде князь Михаиле со всею Низовьскою землёю и с татары к Торжку; новгородци же с князем Афанасьем и с новоторжци изидоша противу на поле. Бысть же то попущением Божием: съступившема бо ся полкома обема, бысть сеча зла, и створися немало зла, избиша много добрых муж и бояр новгородских... и купец добрых много, а иных новгородцев и новоторжцев Бог весть; а инии останок вбегоша в город и затворишася в городе с князем Афанасьем» (5, 94).

Остатки разгромленного новгородско-новоторжского войска укрылись в крепости Торжка. Это было крупное по тем временам оборонительное сооружение. Оно располагалось на высоком правом берегу Тверцы. С двух сторон крепость защищал глубокий овраг, по дну которого протекал ручей, а с третьей – сама река. По гребню холма стояли коренастые башни, между которыми тянулись бревенчатые стены с навесами – «заборолами», закрывавшими воинов от вражеских стрел. Как пограничная крепость и форпост Новгородского государства, Торжок в XIV—XV веках много раз подвергался нападениям. Старая крепость ветшала, перестраивалась. В первой половине XVII века стены Торжка имели 11 башен, из которых пять были проезжими, а шесть – глухими. Каждая башня имела название – Борисоглебская, Петровская, Михайловская, Тайнинская, Спасская, или Водяная, через которую горожане выходили к реке. Вероятно, примерно так же выглядела крепость Торжка и во времена Михаила Тверского.

Ныне от неё остались лишь поросшие травой высокие валы, на которых любят посидеть местные мечтатели...

Засевшие в крепости новгородцы вступили в переговоры с Михаилом. Тверской князь потребовал прежде всего немедленной выдачи обоих враждебных ему князей. Осаждённые «по неволи» согласились на выдачу одного лишь Фёдора Ржевского. Выдать Афанасия Даниловича новгородские бояре наотрез отказались, так как понимали, что в этом случае могут испортить дружественные отношения с московским семейством.

Вопрос о выдаче Афанасия был снят только после того, как осаждённые выплатили Михаилу Тверскому контрибуцию – «пять тысящь гривенок сребра». После этого было заключено перемирие и начались переговоры между тверичами и возглавляемой Афанасием Даниловичем делегацией новгородцев. Целью переговоров было заключение прочного длительного мира. Однако в ходе переговоров Михаил выдвинул какие-то небывалые, неприемлемые для новгородцев условия: «и начат с ними укреплятися чрез обычай их изстаринный. Сим же не хотящим тако крепость на себя дати» (17, 179).

Великий князь не стал вступать в долгие прения с новгородцами. Возможно, и сами непомерные требования были выдвинуты им лишь как повод для срыва переговоров. Он приказал своим людям схватить князя Афанасия Даниловича и сопровождавших его новгородских бояр, отвезти их в Тверь и там держать под крепкой стражей. Несомненно, князь нарушил при этом свои обязательства относительно безопасности участников переговоров.

Вступив на путь вероломства и безоглядного насилия, Михаил уже не мог сойти с него. Слепая ярость охватила обычно рассудительного князя. Он велел продать в рабство всех захваченных в плен новгородцев за исключением взятых заложниками. У жителей Торжка отобрали всякое оружие, а сами они вынуждены были заплатить выкуп за свою свободу. Князь отыскал в городе лучших ремесленников и насильно вывез их в Тверь. Свою долю добычи получили, конечно, и сопровождавшие Михаила ордынцы.

Весть о битве под Торжком через несколько дней достигла берегов Волхова. «И бысть скорбь велиа в Новеграде», – замечает летописец (17, 179). Потрясённые новгородцы не нашли сил, чтобы сопротивляться новому произволу Михаила. Он прислал в город наместников и заставил возвести в должность посадников (ключевой пост в городском самоуправлении) своих ставленников. Кроме того, Михаил заставил побеждённых новгородцев подписать с ним мирный договор, согласно которому они признавали его своим князем. За освобождение новгородских пленников и заложников, за обязательство великого князя не нападать на Новгород и обеспечивать новгородским купцам свободную торговлю в его владениях новгородцы обязывались в четыре срока выплатить ему огромную сумму в 12 тысяч гривен серебра.

По окончании похода на Торжок ордынский посол в сопровождении великокняжеских бояр отправился в Ростов. Там он передал местному князю Василию Константиновичу вызов в ханскую ставку, а также, вероятно, хорошо отдохнул в кругу ростовских татар.

Наконец татары Таитемеря ушли к себе в Орду. Жизнь на Руси стала понемногу возвращаться в обычное русло.