Текст книги "Михаил Тверской"

Автор книги: Николай Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Невеста Христова

В старину девушек, принявших монашеский постриг, называли Христовыми невестами. Эта нелёгкая судьба ожидала другую сестру Михаила Тверского – Софью. Её тверской княгине не удалось пристроить столь же удачно. Под 6799/1291 мартовским годом Симеоновская летопись лаконично сообщает: «В лето 6799 пострижеся в черници княжна Софиа, дщи князя великаго Ярослава Ярославичя Тферскаго, девою сущи в девичи манастыри, месяца февраля в 10 день, на память святого мученика Харлампиа, в великое говеино въ вторник на 1 недели поста» (22, 82).

Церковный календарь позволяет уточнить хронологию событий. В 1291 году Великий пост начинался в понедельник 5 марта, в 1292-м – в понедельник 18 февраля, а в 1293-м – в понедельник 9 февраля. Таким образом, княжна ушла в монастырь во вторник 10 февраля, но не 6799-го (1291), а 6801 (1293) года. Светлый образ рано умершей княжны-инокини вызывал возвышенные религиозные чувства. Полагают, что уже в 1305—1306 годах было составлено её Житие (80, 133; 82, 109—110). Это «ещё и не житие в полном смысле слова, а лишь эскиз к нему, “память” княжны-инокини» (76, 11).

Житие Софьи Ярославны представляет немалый интерес для исследователей и вызывает разного рода комментарии.

«Памятник невелик по объёму. В раннем списке вместо заглавия киноварью выделено начало первой фразы: “В лето 6801-е месяца февраля в 10 день на память святаго мученика Харлампия въ седмыи час нощи...”, – далее говорится о пострижении Софьи в мужском монастыре (курсив наш. – Н. Б.) Архистратига Михаила епископом Андреем и игуменом этого монастыря. Софья постригается, таясь от матери, и в отсутствие в Твери брата. Далее рассказывается о любви и особом доверии между братом и сестрой, о давнем стремлении княжны в монастырь. Внутрисемейные отношения представлены здесь не традиционными штампами, а переданы в эмоциональных искренних выражениях: Михаил “любляше свою сестру акы свою душю” и не мог “долго терпети”, не видя её» (76, 13).

Вызывает удивление пострижение Софьи в мужском монастыре. Летописец своей властью исправил мужской на девичий. Однако исследователи допускают правильность первоначального чтения. «Едва ли пострижение Софьи в мужском монастыре Архистратига Михаила – плод воображения автора “памяти” о Софьи, ибо эта часть произведения изобилует фактическими подробностями. Речь может идти, скорее, об образце поведения для самой княжны, чем об образце литературном для автора» (76, 18).

Со временем княжна-инокиня основывает в Твери женский монастырь с церковью во имя святого Афанасия. Эта обитель стала своего рода памятником отцу Софьи – тверскому князю Ярославу-Афанасию Ярославичу. Церковь Святого Афанасия была заложена 17 мая, а освящена 17 сентября, в день именин самой Софьи (76, 17). Под 6805/1297 годом Никоновская летопись сообщает: «Поставлена бысть церковь въ Твери Святый Афонасей, того же лета и священа бысть» (17, 171). Год закладки церкви можно уточнить, зная устойчивую традицию приурочивать закладку храмов к воскресенью. Это могло быть воскресенье 17 мая 1299 года. Заметим, что предшествующий, 1298 год был памятен для Твери всевозможными бедствиями: пожарами, засухой, мором, тяжёлой болезнью князя Михаила. В этих условиях князья обычно давали всевозможные обеты, самый значимый из которых – постройка храма в честь святого покровителя династии. Церковь Святого Афанасия, по-видимому, была небольшим каменным храмом монастырского типа, сложенным из старицкого известняка. Примечательно, что примерно в это же время – в 6805/1297 году по Тверскому сборнику – была осуществлена постройка крепости в Старице.

В качестве настоятельницы Софья проявляет себя как энергичная и умная руководительница. Её аскетические подвиги отвечали всем требованиям соответствующей традиции. И всё же местное почитание княжны-инокини Софьи Ярославны не получило дальнейшего развития. О причинах этого можно только догадываться.

Вторая рать

Гремящая железом история Средних веков то и дело заставляет летописца возвращаться на поля сражений. Разгром владений Дмитрия Переяславского, учинённый приведёнными Андреем татарами зимой 1281/82 года, не достиг цели – полного уничтожения Дмитрия как политической силы. Пользуясь выражением одного римского оратора, можно было сказать, что «война не умерла, а только задремала» (96, 112).

Многие князья сочувствовали Дмитрию и проклинали Андрея как «ордынского служебника». Возможно, именно благодаря этому сочувствию князь Дмитрий, подобно известной детской игрушке «неваляшке», после каждого удара, нанесённого ему врагами, падал, но затем вновь поднимался.

Раздосадованный «непотопляемостью» брата, Андрей на следующий год выпросил у хана ещё одну «рать». Вот что сообщает об этом Московский летописный свод начала XV века:

«Того же лета бысть другая рать (курсив наш. – Н. Б.) на князя Дмитреа Александровичя, прииде князь Андреи ис татар, а с ним рать татарская, Тура и Темерь и Алын, а с ними Семён Тонильевич в воеводах, и сътвори зло въ земли Суздалскои такоже, якоже преже сказахом» (22, 78).

Понятие «Суздальская земля» летописец мог использовать как в широком смысле (вся Северо-Восточная Русь), так и в узком (собственно Суздальское княжество). Учитывая тотальный характер первой рати, второе предположение кажется более вероятным. Суздальские князья Михаил и Василий Андреевичи – дети брата Александра Невского Андрея Суздальского – редко упоминаются в летописях. Братьев трудно причислить к союзникам их кузена Андрея Александровича Городецкого. И потому их владения могли стать целью для второй рати. И всё же главной целью как первой так и второй рати были разгром и изгнание Дмитрия Переяславского. Однако судьба русских князей решалась в Орде.

Хан Туда-Менгу, покровитель Андрея Городецкого, не смог довести разгром Дмитрия до конца. Власть бекляри-бека Ногая, покровителя Дмитрия, превосходила или по меньшей мере не уступала власти хана. Встревоженный наступлением Андрея Городецкого, Дмитрий Переяславский также отправился на поклон к степнякам. Однако вместо ставки Туда-Менгу, который благоволил Андрею, Дмитрий решил посетить ставку Ногая.

«Князь Дмитрий Александрович со дружиною своею иде в Орду ко царю Ногою» (15, 176). Заметим ценное уточнение, сделанное летописцем. Дмитрий пошёл в Орду «с дружиной». Очевидно, он предполагал заслужить милость Ногая участием в его военных предприятиях в Восточной Европе.

Пробыв у Ногая полгода или год – которые с точки зрения фактических сведений представляют как бы чёрную дыру в его биографии, – Дмитрий вернулся на Русь. Бекляри-бек Ногай добился от хана Туда-Менгу желательного для него решения «русского вопроса». Братьям велено было помириться, а ярлык на Владимир получил старший по возрасту Дмитрий Переяславский.

«Того же лета прииде из Орды князь великии Дмитреи Александрович и взя любовь и смирися съ братом своим съ князем Андреем» (22, 79).

Казалось, наступило время мира. Но огонь вражды тлел под пеплом примирения. Во имя прочности достигнутого мира (а может быть, и по каким-то другим соображениям) великий князь Дмитрий приказал схватить и убить боярина Андрея Городецкого Семена Тонглиевича, которого летописец называет «льстивым кромольником» и считает главным виновником вражды между князьями. В этой тёмной истории неясно всё, за исключением финала, который состоял в том, что русский боярин с татарским отчеством был убит в Костроме (на территории великого княжения Владимирского) двумя посланными великим князем Дмитрием боярами – Антоном и Феофаном (22, 79). Прежде чем убить Семена Тонглиевича, порученцы пытали его, желая выведать какие-то секретные сведения, а главное – узнать намерения князя Андрея. Но боярин хранил молчание, ссылаясь на долг верности своему князю.

Эта, по выражению С. М. Соловьёва, «гнусная расправа» только усилила ненависть Андрея к старшему брату (123, 230). И лишь боязнь рассердить всесильного Ногая заставляла его до поры до времени держать меч в ножнах.

В 1285 году Андрей не удержался от искушения нанести брату новый удар. Эта третья рать, по-видимому, носила характер «частного предприятия». Андрей привёл на Русь какого-то татарского «царевича», который прошёл огнём и мечом по владениям Дмитрия Переяславского. В летописных известиях об этом событии есть значительные расхождения. Вот версия Никоновской летописи:

«Того же лета (6793/1285) князь Андрей Александрович Городецкий приведе царевича изо Орды на старейшаго своего брата, великого князя Дмитреа Александровичя. Бывшим же татаром въ розгонех семо и тамо, князь велики же Дмитрей Александрович собрався со многою ратью и иде на них, и побеже царевич во Орду, а князь велики Дмитрей Александрович бояр Андреевых переима» (17, 166).

А вот версия Новгородской Четвёртой летописи:

«...А князь Андреи приведе царевича, и много зла сътворися крестьяном. Дмитрии же съчтався съ братьею, царевича прогна, а боляры Андреевы изнима» (11, 246).

Из сообщения можно понять, что Дмитрий призвал родного и двоюродного братьев – Даниила Московского и Михаила Тверского, чтобы общими силами прогнать ордынского «царевича». В таком случае это было первое боевое крещение Михаила Тверского, которому в 1285 году исполнилось 14 лет. Знаменательно, что будущий герой Бортеневской битвы начал свой ратный путь схваткой с татарами...

Военная сторона вопроса облегчалась тем, что приведённые Андреем татары рассыпались мелкими отрядами с целью грабежа. Вероятно, «царевич» происходил из родственников «царя» Туда-Менгу, что позволило Дмитрию, протеже Ногая, действовать достаточно смело. Конечно, он мечтал захватить не только Андреевых бояр, но и его самого. Однако Андрей уже имел немалый боевой опыт и был настороже.

В целом ситуация третьей рати 1285 года напоминает ситуацию 1317 года, когда Михаил Тверской внезапным ударом разгромит рассыпавшиеся по Тверской земле для грабежа отряды Юрия Московского и приведённых им татар. И кто знает, не вспомнит ли Михаил Тверской на заснеженном поле Бортеневской битвы это упоительное чувство победы над страхом, победы над непобедимым, казалось бы, врагом?..

Между тем временщик Ногай продолжал укреплять свою власть над степным миром. В 1287 году он подготовил свержение с престола хана Туда-Менгу, который осмеливался спорить со своим бекляри-беком, и возвёл на трон молодого и послушного хана Тула-Бугу (101, 61). Для полноты контроля Ногай окружил нового хана конкурентами. «Фактическими соправителями нового хана стали его родной брат Кунчек и два двоюродных – Алгуй и Торгул, сыновья Менгу-Тимура. Ногай сохранил за собой пост бекляри-бека, а кроме того, самовольно присвоил себе статус “ака” – главы рода Джучидов с правом разрешать по собственному усмотрению все споры в ханском семействе» (101, 62).

Успехи Ногая придали уверенности его русским вассалам. Дмитрий Переяславский в 1288 году предпринял какое-то наступление на Михаила Тверского, но получил решительный отпор:

«Того же лета не въсхоте Михаил Тферскыи покоритися великому князю Дмитрию и начат наряжати полкы. Слышавше се великий князь и созва братью свою Андреа Александровича и Данила и Дмитриа Борисовичи и вся князи, яже суть под ним и поиде с ними ко Тфери. И приидоша къ Кашину и обьступиша град и стояша 9 днии и сътвориша страну ту пусту, а Къснятин весь пожгоша. И отьтоле въсхотеша ити къ Тфери, Михаил же въсхоте и расмотрився стати противу выеха. Великыи же князь сътвори мир съ Михаилом и распусти братью свою въсвояси, а сам възвратися въ Переяславль» (20, 34).

Можно только догадываться относительно причин похода большой княжеской коалиции на Тверь. Судя по неожиданному единству недавних врагов, Михаил каким-то образом затронул их общие интересы. Такой общезначимой темой могла быть, например, раскладка платежей по ордынскому «выходу». Отсюда и выступление великого князя Владимирского в качестве инициатора похода.

Но как бы там ни было, семнадцатилетний тверской князь в этой ситуации действовал мужественно и решительно. Он «противу их изыде съ своею силою», то есть вышел с войском из тверской крепости, чтобы сразиться с объединёнными силами едва ли не всех князей Северо-Восточной Руси (17, 167).

Шло время. Скоротечная усобица 1288 года не изменила общей расстановки фигур на шахматной доске тогдашней русской политики. Оплакав неудачный набег «царевича» и выкупив попавших в плен к Дмитрию Переяславскому бояр, Андрей Городецкий терпеливо ждал своего часа. Он по-прежнему подолгу жил в Орде, искал дружбы и покровительства местной знати. Его путь к власти был долгим и тернистым. Орда часто порождала новых фаворитов и уничтожала старых. В 1290 году Тула-Буга и его соправители были свергнуты и убиты в результате подготовленного Ногаем нового дворцового переворота. На залитый кровью трон взошёл семнадцатилетний сын Менгу-Тимура Тохта. Это был умный и энергичный правитель. Поначалу он проявлял полную покорность Ногаю. Но со временем и он стал думать о том, как избавиться от всесильного временщика, и начал проявлять самостоятельность. Одним из первых серьёзных решений, принятых Тохтой без ведома Ногая, стала отправка на Русь большой рати в 1293 году...

В 1293 году Андрей Городецкий получает наконец разрешение хана Тохты собрать четвёртую рать и пойти с ней на Русь. Вскоре косматые всадники, которыми командовал брат Тохты Тудан (в русском произношении Дюдень), уже гнали своих коренастых лошадок на север. Это была печально знаменитая Дюденева рать...

На фоне всеобщего ужаса и паники, вызванных Дюденевой ратью, Тверь и её князь Михаил Ярославич выглядели весьма достойно. Но об этом мы расскажем читателю несколько позже...

Глава 5
СОБОР

А божественная Елена отправилась

в Иерусалим на поиски святого креста.

И, обретя крест, она построила

удивительную церковь...

Хроника Георгия Амартола

Первое появление святого и благоверного князя Михаила Ярославича Тверского на страницах летописей связано с религиозной темой – строительством тверского Спасо-Преображенского собора. И это глубоко символично...

В 1285 году быстрый рост Твери, наполняемой беженцами из великого княжества Владимирского, заставил подумать о возведении белокаменного собора – необходимого атрибута любого значительного древнерусского города, а тем более центра епархии. Как это часто бывает, оживлению строительства способствовал пожар, опустошивший Тверь в 1282 году.

«Того же лета (6793/1285) заложена бысть на Тфери церковь камена благоверным князем Михаилом Ярославичем, и материю его княгинею Оксиньею, и преподобным епископом Семеоном; преже было Козма и Дамиан, и преложиша во имя Святого Спаса честнаго Преображениа» (22, 81).

В современном жизнеописании княгини Ксении встречаем предположение относительно точной даты закладки храма: «Несмотря на то, что точной даты закладки Спасо-Преображенского собора в летописях нет, событие явно было приурочено к празднику Преображения Господня, которое отмечалось Церковью 6 августа. Скорее всего, закладка храма происходила 1 августа, в день празднования Всемилостивого Спаса или накануне праздника из-за начала Успенского поста» (52, 64).

Это предположение сомнительно. В средневековой Руси закладка храмов обычно происходила поздней весной, в начале строительного сезона. На Преображение, более вероятно, могло состояться освящение уже готового собора. Так, например, 6 августа 1225 года был освящён Спасо-Преображенский собор в Спасском монастыре в Ярославле (22, 52).

Владыка Симеон Тверской

Постройка каменного собора способствовала развитию различных областей материальной и духовной культуры Твери, в частности возникновению местного летописания. То затихая, то оживая, оно существовало на протяжении полутора веков и фрагментарно сохранилось в общерусских летописных сводах. Вероятно, первый тверской летописец принадлежал к соборному клиру. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что первые опыты тверской летописной работы отражают строительство и украшение собора. За этим смелым проектом внимательно следила не только вся Тверь, но и вся Русь. Насколько известно, это был первый каменный храм, построенный в Северо-Восточной Руси и Новгородской земле после Батыева нашествия. Он стал символом выживания русской веры в условиях ордынского ига. И хотя ордынцы в соответствии с заветами основателя Монгольской империи никогда не преследовали христианскую веру как таковую, любое движение в сторону независимости неизбежно принимало религиозную форму.

Из-за недостатка средств и квалифицированных мастеров строительство собора шло медленно. Заказчики торопили строителей, что, вероятно, отрицательно сказывалось на качестве работ.

Душой всего строительного проекта был тверской епископ Симеон. Владыке не суждено было увидеть осуществление своей мечты. Чувствуя скорый конец, он совершил первую литургию в неоконченном храме. Вероятно, для этой цели в храме был устроен боковой придел.

«Того же лета епископ Семеон Тферскыи свящал малым священием церковь камену на Тфери Святого Спаса, ещё не съвръшену сушу, и служааше в ней, а мастери делаху Святого Спаса» (22, 81).

Эта необычная служба состоялась летом 1287 года. А на следующий год епископ Симеон ушёл в лучший мир. В традиционной риторике его летописного некролога пробивается искренняя скорбь:

«В лето 6796 (1288) преставися блаженыи Семеон, епископ Тферскыи; сий бяше учителей и силён книгам, князя не стыдяся пряся, ни велмож, излише же чтяше чин ереискыи и мнишьскыи, нищая же и сироты и вдовица жаловаше, и положиша тело его в церкви на правой стороне, месяца февраля в 3 день, на память святого Симеона Богоприемца и Анны пророчици» (22, 81—82).

Запомним эту характеристику. Более чем вероятно, что именно этот незаурядный иерарх был воспитателем князя-отрока Михаила Тверского и развил в нём те качества, которые сделали его способным на жертвенный подвиг.

На смену владыке Симеону на тверскую епископскую кафедру пришёл игумен общежительного монастыря Пресвятой Богородицы на реке Шоше Андрей. Он отправился на поставление к митрополиту Максиму, жившему тогда в Киеве. О происхождении нового владыки летописец даёт лишь краткую справку: «Сии Андреи бяше родом литвин, сын Ерденев, литовскаго князя» (22, 82). В это время многие представители правившего в Литве большого семейства Миндовга принимали христианство по православному или католическому обряду.

Заметим, что литовский князь Ердень нигде более не упоминается. Очевидно, это был правитель местного масштаба. Гораздо более заметный след в истории оставил его сын – тверской епископ Андрей.

Этот удивительный человек заслуживает внимания историков. При всём лаконизме летописец сообщает о новом тверском владыке некоторые подробности.

Надо полагать, что вопрос о преемнике Симеона на тверской кафедре оживлённо обсуждался ещё при жизни старого владыки. Человек высокой духовной культуры – «учителен и силён книгами», Симеон и наследником своим хотел видеть достойного пастыря.

«Общее житие»

Летописец не случайно отметил, что монастырь, во главе которого стоял игумен Андрей, был «общим», то есть имел общежительный устав. Здесь необходим краткий экскурс в историю христианского монашества. Создателем первого общежительного устава был один из Отцов Церкви – Василий Великий (IV век). «Общее житие» – высшая форма монашеской жизни, при которой все монахи обители имели одинаковую пищу и одежду, беспрекословно подчинялись игумену и выполняли разнообразные «послушания». Отказ от частной собственности как источника всех зол был главным принципом монашеского «общего жития». Вступая в общину, инок отдавал всё своё имущество монастырю. Вернуть его обратно он уже не имел права.

В общежительном монастыре существовала сложная иерархия священных санов, должностей («послушаний») и степеней духовного совершенства. Всеми сторонами жизни иноческой общины управляла коллегия – 12 «соборных старцев» – во главе с игуменом.

Со временем в монашеской практике возникли различные уставы, построенные на принципах «общего жития». Различия могли касаться как подробностей дисциплинарного характера, так и нюансов богослужебного распорядка.

Монашеский подвиг – живая вода христианства. Уже в XI веке на Руси появились многочисленные монастыри. Самый почитаемый среди них – Киево-Печерский – принял так называемый Студийский устав. Это был общежительный устав, принятый монахами монастыря Феодора Студита в Константинополе.

Со времён своего первого игумена преподобного Феодосия Печерского Киево-Печерский монастырь вёл активную миссионерскую деятельность. Его воспитанники расходились по всей Руси в качестве проповедников, основателей монастырей, руководителей церковных округов – епархий. Они разносили повсюду принципы «общего жития».

Монахи делали своё дело. Но жизнь вносила в их усилия свои поправки. Строгое следование тем или иным принципам – удел немногих. Любая высокая идея на практике приспосабливается к запросам и умственному развитию народной массы. Монастыри интегрировались в современное им русское общество, которое ожидало от них не только религиозной, но и практической пользы. Постепенно монастыри в силу их универсальной внутренней структуры начинают обрастать многообразными социальными функциями. В силу разных соображений как морального, так и материального характера они принимают на себя заботу о том, о чём прежде не заботился никто. Так появляются общедоступные монастырские больницы и монастырские гостиницы. Монастырь служит беспроцентной ссудной кассой и приютом для бездомных, школой и крепостью, домом для умалишённых и тюрьмой для государственных преступников. Наконец, множатся так называемые вотчинные монастыри, возникавшие на средства знатного семейства и служившие этому семейству родовым кладбищем и богадельней.

Нередко монастыри возникали по инициативе окрестного населения, которое искало в них не только религиозного ритуала, но и практических услуг. За это монастыри получали от местных общин средства к существованию.

В повседневной жизни иноки зачастую отступают от идеалов «общего жития». Частная собственность в той или иной форме сохраняется и разделяет иноков на степени неофициального влияния в монастыре. Состоятельные монахи пользуются влиянием и почётом, живут обособленно по кельям, имеют свой особый стол, челядь, житейские удобства и даже собственность за пределами монастыря. Родственные связи в миру также сохраняют своё значение.

Под влиянием этих явлений на Руси возникает и получает широкое распространение упрощённый тип монашеской жизни – «особное житие». Это было явное искажение идеала, его профанация и приспособление к реалиям жизни. Каждый инок жил «особно», встречаясь с другими только на соборной молитве. Власть игумена была скорее номинальной, относящейся к богослужебному ритуалу, нежели практической, повседневной. На этом тусклом фоне редкие монастыри, сохранившие принципы «общего жития» – как монастырь владыки Андрея – привлекали всеобщее внимание и пользовались особым уважением. Обычно такие обители находились в безлюдной местности, вдали от городов.