Текст книги "Боевыми курсами. Записки подводника"

Автор книги: Николай Белоруков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

22 июня подводная лодка «М-32» (командир – капитан-лейтенант Н.А. Колтыпин) пришла в Стрелецкую бухту с минами, винтовочными патронами и бензином. Боезапас выгрузили, откачали бензин и собрались в обратный путь. Никто не мог предугадать, что случится по вине паров бензина, оставшихся в четвертой балластной цистерне. 23 июня лодка вышла в бухту для дифферентовки. После «погружения вода стала вытеснять пары бензина из цистерны, не имевшей наружной вентиляции, внутрь лодки. В момент окончания дифферентовки лодку, находящуюся под водой, сотряс оглушительный взрыв в центральном посту. Личный состав получил ожоги открытых частей тела и контузии, но, невзирая на боль и слабость, подводники рвались исполнять свои обязанности и помогали, чем могли. Штаб флота распорядился лечь на грунт до наступления темноты, после чего всплыть и идти в Новороссийск. Лодке предстояло пролежать на грунте 16 часов.

Подводная лодка легла на грунт на 35-метровой глубине неподалеку от выхода из Стрелецкой бухты. Кроме личного состава там находились два корреспондента, два командира из гидрографического отдела флота, двое раненых и две женщины из Севастополя. В отсутствие должной вентиляции отсеки стремительно заполнились парами бензина, таившегося в самых неожиданных уголках. Командир лодки приказал всем лежать и не шевелиться, а сам до 10 часов проверял отсеки и беседовал с людьми.

Бензиновый дурман валил людей с ног и лишал рассудка. В ясном сознании остались единицы, прочие или лежали в полуобморочном состоянии, или вытворяли совершенно немыслимые вещи. Акустик Кантемиров, лежа на настиле, плакал и невнятно бормотал; моторист Бабич с громкими воплями плясал, пускаясь вприсядку; а электрик Кижаев бродил по отсекам и выкрикивал: «Что это все значит?» Женщины уговаривали командира всплыть, а когда поняли, что это невозможно, почему-то решили, что личный состав подводной лодки хочет сообща умереть. Тогда они, хватая командира за руки, стали умолять застрелить их сразу, не подвергая мучительной смерти.

К 12 часам способность соображать осталась лишь у троих: командира Колтыпина, старшины группы Пустовойтенко [171] и краснофлотца Сидорова. Командир, осознав, что больше продержаться не в состоянии, приказал Пустовойтенко не спать и разбудить его в 21 час. В это время Сидоров ходил из первого отсека в шестой за механиком Медведевым и за ноги оттаскивал его от люков, которые тот пытался открыть. Но Медведев все же ухитрился незаметно отдраить люк в шестом отсеке, хотя, к счастью, давление воды на такой глубине не позволило ему отвориться.

В назначенное время Пустовойтенко не сумел разбудить командира, тогда он вынес командира в центральный пост и стал действовать самостоятельно. После продувки средней цистерны подводная лодка всплыла под рубку, и Пустовойтенко попытался отдраить люк, но не смог и свалился в центральном посту. В это время лодку медленно относило на камни к херсонесскому маяку, а вода заливала электромоторы через отдраенный в шестом отсеке люк. Через два часа Пустовойтенко пришел в себя, открыл рубочный люк и вынес наверх командира лодки. После этого старшина пустил корабельную вентиляцию, задраил люк в шестой отсек, откачал воду из трюма, продул главный балласт. Затем он вынес наверх электрика Кижаева, привел его в чувство, отнес вниз и оставил его на вахте у электростанции. Командир наконец очнулся и дал команду: «Задний ход!» Но подводная лодка, стоявшая носом к берегу, наоборот, пошла вперед. Кижаев на вопрос командира, почему он не выполнил команду, совершенно серьезно и убедительно ответил: «Наша лодка должна идти только вперед! Назад нельзя: там фашисты». Было понятно, что электрик еще не совсем пришел в себя, и командир приказал Пустовойтенко спуститься к Кижаеву и следить за правильностью исполнения команд. Но тем не менее попытки сняться с камней не удавались – разбитый вертикальный руль перекладывался только влево, батарея совершенно разрядилась, и мощности электромотора не хватало для рывка. Командир, будучи в полусознании, долго не мог найти очевидное решение – использовать дизели. Наконец, кто-то ему подсказал, и после недолгой подготовки Дизеля Пустовойтенко с мотористом лодка рванулась и вышла на чистую воду. Постепенно от работающего [172] дизеля наладилась вентиляция, люди начали приходить в себя, и утром 25 июня лодка прибыла в Новороссийск. После промывки и щелочения лодка ушла на ремонт в Очамчиру.

Третий трагический случай произошел 23 июня на подводной лодке «М-33» (командир – капитан-лейтенант Д.И. Суров) во время дифферентовки в Цемесской бухте. Лодка приняла 7 тонн боезапаса и 6 тонн бензина. Бензин был принят в четвертую балластную цистерну. По выходе из Новороссийска лодку возвратили, чтобы откачать бензин. По-видимому, стало известно о предыдущих авариях. Полностью не очистив лодку от растекавшегося по всем трюмам бензина и скопления бензиновых паров, командир спешно вышел на дифферентовку, так как уже не укладывался в расчетное время. После окончания приема расчетной дифферентовочной воды пары бензина взорвались. Пламя полыхнуло из центрального поста вперед и назад через все отсеки, не пострадали только носовой и кормовой. На людях загорелись одежда и волосы, у тех, кто был одет по пояс, загорелась кожа. Люди с трудом выбирались из центрального поста и тут же прыгали в воду.

Невзирая на сильнейшие ожоги, личный состав продолжал выполнять свои обязанности, и лодка ни на минуту не потеряла управление. Многие командиры отделений, не обращая внимания на едкий черный дым и невыносимую жару, обошли отсеки, проверили мины и задраили переборки. При взрыве от сильного давления сел металлический настил над батареей и замкнул ее элементы, были побиты электроприборы и манометры. После взрыва подводная лодка подошла к стенке, и с нее быстро выгрузили боезапас. Всех пострадавших отправили в госпиталь. Оставшийся личный состав приступил к очистке лодки, путем щелочения и промывки цистерн, трюмов и магистралей соляром. 27 июня лодка ушла в Очамчиру на ремонт.

Вот оно – коварство бензина. К счастью, быть может благодаря совершенству конструкции нашего корабля, нам удалось избежать этой участи.

Но в какой бы трудной ситуации ни оказались наши подводники, они не теряли присутствия духа. Для спасения [173] корабля и своих товарищей шли на любые лишения и на сознательное самопожертвование. Крепкая морская дружба, взаимовыручка и товарищеская солидарность всегда являлись залогом наших успехов.

В последней декаде июня бои в Севастополе достигли предельного ожесточения. Ряды его защитников таяли, снаряды были израсходованы, атаки врага отбивались только ружейно-пулеметным огнем.

В эти дни у Туапсинской базы все чаще и чаще стали появляться фашистские самолеты-разведчики. Они подходили к Туапсе со стороны моря и низко летали вдоль береговой черты. Зенитные батареи открывали артиллерийский огонь и отгоняли стервятников. Но их частые визиты словно предвещали скорую развязку и подтверждали то, во что никто не хотел верить.

За ходом боев в Севастополе личный состав следил с болью в сердце. Каждый день наши радисты Ефимов и Миронов принимали сводки Совинформбюро и немедленно докладывали комиссару, который затем доводил их до сведения всей команды.

Никогда не забуду день 3 июля. Казалось, день как день. Тринадцатые сутки, как мы находились в ремонте. Все рабочие судоремонтного завода и личный состав были заняты регулировкой муфты БОМАГ и устранением прочих дефектов.

Я находился на верхней палубе, когда дежурный по кораблю мичман Крылов доложил:

– Вас просит в радиорубку военком.

Спустившись в четвертый отсек, я увидел Павла Николаевича, он, тяжело навалившись на переборку, стоял у двери радиорубки и внимательно смотрел на радиста Миронова. Оба были настолько сосредоточены, что не заметили моего прихода.

Наконец Павел Николаевич повернулся и, увидев меня, взволнованно сказал:

– Наши войска оставили Севастополь…

Я остолбенел. Мое сердце на несколько секунд замерло, мысли стали медленными и неповоротливыми, словно в тяжелом тумане. Я никак не мог осознать его простые слова, потому что в душе не желал принимать [174] этого в общем-то ожидаемого факта. Но к концу приема радиограммы я взял себя в руки и приготовился сообщить эту скорбную весть личному составу.

Закончив прием и вытерев пот с лица, командир отделения радистов Миронов вручил нам объемистый текст сводки. К этому времени команда подводной лодки и рабочие завода постепенно скопились в четвертом отсеке. Все были до крайности взбудоражены.

Взяв в руки текст сводки, Павел Николаевич обвел всех серьезным взглядом.

– Товарищи! – начал он, волнуясь. – Мы только что получили очередную крайне важную сводку Совинформбюро о положении в Севастополе. Разрешите ее прочесть. «…По приказу Верховного командования Красной армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь».

Я посмотрел на комиссара, команду и рабочих. Все они были потрясены этим сообщением. Набрав полную грудь воздуха, как бы собираясь громко крикнуть, Павел Николаевич продолжал:

– «В течение 250 дней героический советский народ с беспримерным мужеством и стойкостью отбивал бесчисленные атаки немецких войск. Последние 25 дней противник ожесточенно и беспрерывно штурмовал город с суши и воздуха. Отрезанные от сухопутных связей с тылом, испытывая трудности с подвозом боеприпасов и продовольствия, не имея в своем распоряжении аэродромов, а стало быть, и достаточного прикрытия с воздуха, советские пехотинцы, моряки, командиры и политработники совершали чудеса воинской доблести и геройства в деле обороны Севастополя… Основная задача защитников Севастополя сводилась к тому, чтобы приковать на севастопольском участке фронта как можно больше немецко-фашистских войск и уничтожить как можно больше живой силы и техники противника.

Сколь успешно выполнил севастопольский гарнизон свою задачу, лучше всего видно из следующих фактических данных. Только за последние 25 дней штурма севастопольской обороны полностью разгромлены 22, 24, 28, 50, 132 и 170-я немецкие пехотные дивизии и четыре пехотных [175] полка, 22-я танковая дивизия и отдельная мехбригада, 1, 4 и 18-я румынские дивизии и большое количество частей из других соединений. За этот короткий период немцы потеряли под Севастополем до 150 000 солдат и офицеров, из них не менее 60 000 убитыми, более 250 танков, до 250 орудий. В воздушных боях над городом сбито более 300 самолетов. За все 8 месяцев обороны Севастополя враг потерял до 300 000 своих солдат убитыми и ранеными. В боях за Севастополь немецкие войска понесли огромные потери, приобрели же – руины. Немецкая авиация, в течение многих дней производившая массовые налеты на город, почти разрушила его…

Севастополь оставлен советскими войсками, но оборона Севастополя войдет в историю Отечественной войны Советского Союза как одна из самых ярких ее страниц. Севастопольцы обогатили славные боевые традиции народов СССР. Беззаветное мужество, ярость в борьбе с врагом и самоотверженность защитников Севастополя вдохновляют советских патриотов на дальнейшие героические подвиги в борьбе против ненавистных оккупантов… Совинформбюро».

Стихийно возник митинг. Матросы, старшины и офицеры гневно клеймили немецко-фашистских оккупантов за варварство и разбой, клялись Родине и народу отомстить врагу за повергнутый, но не сдавшийся Севастополь.

На восемь месяцев приковав к себе большие силы врага, защитники города систематически срывали планы немецкого командования. Это являлось одной из важнейших причин, способствовавших задержке общего продвижения противника на юг страны. Благодаря обороне Севастополя фашисты значительно проиграли во времени и, даже захватив город, не сумели достичь желаемого.

Но и в Севастополе немецко-фашистские захватчики хозяйничали недолго. Осенью 1943 года войска Южного фронта, разгромив фашистов в Донбассе и Северной Таврии, вышли к Крыму. А в мае 1944 года Севастополь был очищен от врага.

Неоценимую роль в этой героической эпопее сыграл Черноморский флот. Его корабли постоянно на протяжении [176] всей обороны оказывали надежную помощь городу-герою.

Немалый вклад в эту славную летопись внесли и мы, черноморские подводники.

Подводные лодки совершили 81 поход в Севастополь и доставили груз в 69 случаях, а в 12 случаях по тем или иным причинам до места назначения они не дошли. Подводные лодки доставили в Севастополь 2116 тонн боезапасов, 1032 тонны продовольствия, 508 тонн бензина и 46 человек. Из осажденного города на подводных лодках удалось эвакуировать 1392 человека.

Две подводные лодки: «С-32» (командир капитан 3-го ранга С.К. Павленко) и «Щ-214» (командир капитан 3-го ранга В.Я. Власов) мы потеряли.

Наша подводная лодка «С-31» за пять боевых походов в осажденный с суши и блокированный с моря Севастополь с 30 мая по 21 июня за 23 дня доставила 224,5 тонны военных грузов, 45 тонн авиационного бензина, вывезла 67 раненых, женщин и детей. Личный состав подводной лодки до конца выполнил свой священный долг перед городом-героем, за что был награжден боевыми орденами и медалями.

Подводная лодка «С-31» принимала также активное участие в разгроме отступающего из Севастополя врага.

25 лет спустя после окончания обороны Севастополя в своей статье «Подвиг, который будет жить в веках!», напечатанной в «Морском сборнике» № 1 за 1967 год, Герой Советского Союза адмирал Ф.С. Октябрьский дал следующую оценку походам подводных лодок в осажденный Севастополь:

«…не менее примечательные факты высокого воинского мастерства и беспримерной отваги можно было бы привести и из боевой деятельности экипажей подводных лодок «С-31» капитан-лейтенанта Н.П. Белорукова, «Л-4» капитана 3-го ранга Е.П. Полякова, «М-112» старшего лейтенанта С.М. Хаханова и других…»

Мы благодарны командующему флотом адмиралу Ф.С. Октябрьскому за столь высокую оценку наших походов. [177]

Глава 4.

Все для победы

Тяжелая обстановка. Минная опасность. Вновь у комбрига. Встреча с другом. Боевую задачу ставит комфлот. Свечение торпедным катерам. Разведка и обстрел Ялтинского порта. Открываем боевой счет. Высадка разведчиков. На боевую позицию к Тарханкуту. Вынужденный ремонт. Опять в неспокойный район. Встреча с судном-ловушкой. Вторая победа. Наши войска перебрасываются в северные порты и базы Черного моря. Расставание с комиссаром

В последние дни обороны Севастополя и после его падения фашистская авиация нанесла ряд последовательных ударов по Новороссийской и Туапсинской военно-морским базам. Особенно тяжелым по своим последствиям был налет вражеских бомбардировщиков на Новороссийск 2 июля 1942 года. Вследствие бомбежки погиб легендарный лидер «Ташкент», затонувший прямо у пирса Новороссийского порта, где стоял после возвращения из последнего героического похода в Севастополь.

Корабли эскадры и подводные лодки, базирующиеся в этих городах, были вынуждены перейти в последние оставшиеся в наших руках порты Кавказа – Поти и Батуми. Но и там стоянка кораблей была небезопасна. Немецкие самолеты ежедневно вели разведку портов и побережья, а торпедоносцы постоянно контролировали подходы к портам. Для кораблей нашего флота наступила черная пора.

Рассредоточить боевые корабли флота в Потийской военно-морской базе и Батуми было невозможно из-за [178] малой акватории портов – кроме надводных кораблей и подводных лодок они были забиты транспортами и вспомогательными судами. Обстановка того времени требовала неординарных решений.

В силу этих обстоятельств командование флота приказало в светлое время выводить подводные лодки в море. Каждой подводной лодке была выделена своя точка рассредоточения, и на рассвете каждого дня мы выходили в море, подходили к указанной точке и ложились на грунт. Через определенное время всплывали в позиционное положение для радиосвязи со штабом бригады и вентилирования корабля. В промежутках личный состав занимался ремонтом механизмов и устройств.

В вечерние сумерки по условленному сигналу мы всплывали и возвращались в Поти для отдыха. Безусловно, такой режим изматывал личный состав, что отражалось на качестве ремонта. Но ничего не поделаешь, как-то надо было выходить из создавшегося положения.

Однажды после очередного всплытия для радиосвязи мы обнаружили моторный баркас, следовавший в нашу сторону. На его борту находились начальник политического отдела бригады капитан 3-го ранга П.С. Вединеев и группа неизвестных нам людей. Когда баркас подошел к борту подводной лодки, мы увидели, что они были облачены в восточные национальные одежды.

– Командир, принимай гостей из Узбекистана! – крикнул мне Вединеев.

Баркас, медленно покачиваясь, пришвартовался к левому борту. Один за другим гости стали неуклюже взбираться на палубу, где их подхватывали крепкие матросские руки. Разноцветная толпа с шумом и смехом растеклась по палубе.

– Знакомьтесь, – обратился к гостям Вединеев, подведя их ко мне.

Мы крепко пожимали друг другу руки и поочередно представились.

– Покажи, пожалуйста, нашим гостям свой корабль, – продолжал начпо, – объясни устройство лодки и ее основные тактико-технические данные, покажи некоторые элементы маневрирования под водой. [179]

Рулевые Мамцев, Голев, Мокрицын, Беспалый под руководством боцмана Емельяненко в это время принялись прямо на палубу выгружать небольшие мешки и ящики. Как выяснилось, гости приехали не с пустыми руками. Перенеся наконец все подарки, мы отпустили баркас, сошли в центральный пост, и подводная лодка погрузилась на перископную глубину.

Прежде всего мы показали гостям подводную лодку и вкратце рассказали про основные устройства. С этой целью мы, как настоящие экскурсоводы, провели наших туристов по всем отсекам.

Каждый впервые посетивший подводную лодку покидал ее в состоянии бесконечного восхищения обилием всевозможных техники и вооружения, расположенных в отсеках по бортам, подволоке, на палубе и в трюме, везде. Даже у подводников порой поначалу возникало ощущение неуверенности в собственных силах изучить свой корабль. Что же говорить о наших гостях, которые были буквально сражены увиденным. Особое впечатление произвели на них торпедные отсеки, где на стеллажах тускло поблескивали боевые торпеды, и центральный пост, откуда управлялась подводная лодка при подводном плавании и выходе в торпедную атаку.

Когда я предложил гостям посмотреть в перископ, они сначала с некоторой опаской и испугом поочередно поднимались в боевую рубку и осматривали горизонт через перископ. Зато потом их восторгу не было предела. С радостными возгласами они делились друг с другом впечатлениями, пожимали морякам руки и похлопывали их по плечам. Наконец, мы решили окончательно сразить и без того взбудораженных землепашцев и, сделав несколько маневров под водой – подныривание, постановку и съемку с подводного якоря, – ушли на глубину, застопорили электромоторы и легли на грунт. Приняв воду в уравнительную цистерну, подводная лодка недвижимо залегла на дне. Наши гости долго сомневались в действительности происходящего, но, когда все сомнения были опровергнуты и они полностью убедились в неоспоримом факте пребывания на морском дне, центральный пост огласили десятки победоносных криков и ликующих голосов. Покладка [180] подводной лодки на грунт явилась для них кульминацией почти что сказочной экскурсии.

Свободный от вахты личный состав вместе с гостями собрались в первом отсеке. Наступили самые трогательные минуты встречи, когда гости не спеша вскрывали ящики, доставали из мешков посылки, извлекали из них гостинцы: теплые носки, варежки, шапки, носовые платки, табак, кисеты, восточные сладости, орехи и пряности. Все тут же раздавалось личному составу. Никого в обиде не оставили, подарки достались всем. В каждом ящике и посылке были многочисленные письма, которые сразу вскрывали и читали вслух.

– «Здравствуй, дорогой моряк! Желаю тебе и твоим товарищам победы над врагом, – вещал голос Соколова. – Мы со своей стороны обязуемся выполнить производственный план, так чтобы наша страна не нуждалась в хлопке…»

– Читай погромче! – попросил электрик Фокин.

– «Мы посылаем вам, бесстрашным морякам-подводникам, от нашего производственного участка несколько посылок со сладостями… Посылаем также носки, шапки, носовые платки, кисеты и многое другое… Это наш скромный подарок защитникам…»

Слушали все внимательно, напряженно, и в каждом из нас росло желание скорее разбить врага.

Соколова сменил Васильев, который басовито продолжал:

– «Дорогие наши воины, нещадно уничтожайте врага! Смело идите в бой. Топите корабли фашистов… Мы все ждем вас с победой!…»

Мы прочли немало хороших и теплых писем, многие из которых были написаны неуверенным детским почерком. Каждое письмо было пронизано глубокой любовью к нашей Родине, к ее защитникам и жгучей ненавистью к фашистам, посягнувшим на нашу мирную жизнь.

Васильев небрежно смахнул капли пота с лица и продолжил:

– «…Дорогой братик, бей фашистов! Не пускай их на нашу Родину. Тебе кисет шила моя сестричка. Мой братик тоже воюет…» [181]

Задушевные письма очень растрогали подводников. Они заверили наших гостей, что будут бить врага еще настойчивей.

– Спасибо вам за верность и храбрость, – с жаром благодарили нас гости.

В это время старпом Марголин пригласил офицеров и гостей в кают-компанию – небольшую уютную выгородку во втором отсеке, занавешенную плюшевыми шторами малинового цвета.

Кают– компания на подводных лодках предназначалась для коллективного отдыха, занятий, совещаний и общего стола офицеров. Она служила местом тесного общения и своего рода культурным центром. Первенствующим лицом в кают-компании был помощник командира подводной лодки, а в его отсутствие -старший из присутствующих офицеров. В тех случаях, когда в кают-компании находился командир подводной лодки или его прямые начальники (командир дивизиона или бригады), первенство переходило к ним. Места за столом в кают-компании определял помощник командира подводной лодки. Офицеры должны были находиться в кают-компании в одежде установленной формы.

Для кают– компании старшин на подводной лодке также отводили особое помещение в четвертом отсеке. Старшим лицом в кают-компании старшин являлся, как правило, боцман.

Итак, вместе с гостями мы из первого отсека вошли в кают-компанию. В ней стоял не очень широкий, но просторный обеденный стол из дуба. Чтобы во время качки с него не сползала посуда, он был обнесен невысоким бортиком. В конце стола, у переборки первого отсека, располагался небольшой буфет. Свет матовых плафонов, закрепленных на подволоке отсека, ярко освещал каждый уголок кают-компании.

На столе, покрытом белоснежной скатертью, красовались столовые приборы великолепного флотского сервиза с подставками для ножей и вилок и фужерами, которые нам любезно предоставил на выход старший помощник плавучей базы «Волга» капитан-лейтенант Г.Е. Рядовой. Между этим чуть ли не аристократическим благолепием [182] высились прозрачные графины, наполненные пайковым вином.

Усадив гостей за стол, сели и офицеры. После этого по отсекам разнеслась любимейшая на флоте команда:

– Команде обедать!

Вестовой Козел, до сей поры суетившийся возле буфета, развернулся, подошел к столу, поправил скатерть и принялся разливать вино в фужеры. За столом зашел оживленный разговор о флотских делах и о делах трудовых, хлопководческих. Подводники с неподдельным интересом выясняли тонкости выращивания хлопка и без хвастовства отвечали на вопросы о своем боевом подвиге.

В свою очередь, гости ознакомили нас с тем, что в Узбекистане широко развернулось общественное движение помощи эвакуированным детям. Тысячи ребят – русских, украинцев, белорусов и других национальностей – взяты на воспитание в узбекские семьи. Многие дети питаются в специально оборудованных в Ташкенте детских столовых. Повсеместно по всей республике идет сбор средств на питание и содержание детей.

В заключение они заверили нас: «Узбекским народом будет сделано все, что нужно для фронта!»

По праву хозяина я первым поднял бокал с вином и предложил тост: «За нерушимую дружбу наших народов». Наши гости и командиры дружно подняли наполненные грузинским вином бокалы. Этот искренний короткий тост очень понравился нашим гостям. В самом деле, великая дружба народов нашей страны, выкованная годами советской власти, принесла свои ощутимые плоды. Все народы, как один, поднялись против общего ненавистного врага – немецкого фашизма.

В ответ наши гости пожелали экипажу подводной лодки боевых успехов и скорейшей победы над врагом.

Встреча с представителями узбекского народа прошла в сердечной обстановке. Взаимно было высказано много добрых пожеланий, и, вернувшись вечером в Поти, мы расстались большими друзьями.

Летом 1942 года фашистская Германия достигла наибольших военных успехов. Полчища оголтелых фашистов [183] захватили большую часть нашей Родины. С болью в сердце слушали мы сводки Совинформбюро того времени. Наши войска потерпели неудачу под Харьковом, Воронежем и в Донбассе. Противник вышел к Дону и взял Ростов-на-Дону.

Положение на советско-германском фронте в августе – сентябре 1942 года продолжало оставаться тяжелым и во многом зависело от боевых действий на юге. Располагая большим численным превосходством в силах, немецко-фашистские войска упорно продолжали рваться к Волге. Шла легендарная Сталинградская битва.

К событиям на советско-германском фронте, и главным образом на его южном крыле, было приковано внимание всего мира. От исхода этих событий во многом зависела позиция по отношению к Советскому Союзу союзников Германии, особенно Японии и Турции.

Мы же в это время выполняли свои задачи. В начале августа 1942 года мы вышли в очередной боевой поход на позицию возле Констанцы. Я хорошо запомнил его, несмотря на то что мы так и не встретили врага. Дело в том, что весной 1942 года вдоль румынского и болгарского побережья немцы поставили немыслимое количество минных полей, чтобы обезопасить свои морские сообщения вдоль западного побережья Черного моря. Во время этого боевого похода мы неоднократно пересекали их в обе стороны.

Двигаясь через минное поле, мы принимали все меры предосторожности: шли на минимальной скорости, а там, где это было возможно, на безопасной от мин глубине. И тем не менее подводная лодка много раз касалась минрепов{23}, которые со скрежетом терлись о корпус, продвигаясь вдоль борта от носового отсека к кормовому. По мере продвижения подводной лодки вперед зловещий жестяной звук разносился по всем отсекам, заставляя вахтенных крепче браться за приборы, а спящих – тут же просыпаться.

Мы с замиранием сердца следили за невидимым, но четко различимым по звуку минрепом, на конце которого, [184] словно былинка на ветру, покачивалась мина. Мы без труда представляли себе, как очередное касание минрепа с новой силой раскачивает мину с торчащими во все стороны свинцовыми колпаками, легкий удар по которым мог задействовать первичный детонатор, подрывающий внутри мины основное взрывчатое вещество. Каждый из нас провожал этот скрежет глазами от переборки своего отсека, будто гипнотизированный, вел его глазами по стенке, вдоль труб и коек, до следующей переборки, на которую смотрел не отрываясь до тех пор, пока минреп не отставал от борта.

Никто из подводников не признавался, что в этот миг творилось в его душе, какой страх приходилось ему преодолевать, но не сложно было понять, какое громадное напряжение охватывало в таких случаях весь личный состав – от матроса до офицера. Непосильный груз переживаний от угнетающего ожидания изматывал наши нервы и утомлял физически. Не знаю, правильно ли было бы сравнивать это ожидание с так называемой «русской рулеткой», но неприятное осознание того, что наша жизнь зависела от воли случая, давило на нас с все возрастающей силой. В любой момент подводная лодка могла чересчур сильно оттянуть минреп, который привлек бы за собой мину, и тогда…

Особенно уязвимыми частями подводных лодок, где чаше всего взрывались мины, были носовые и кормовые горизонтальные рули, которые как крюки хватались за минрепы и резко сдергивали мину с места. Но опаснее всего были гребные винты, которые, едва коснувшись минрепа, могли враз намотать его на себя. Во избежание наматывания минрепа на винты, едва услышав из первого отсека доклад о касании минрепа, мы меняли курс на несколько градусов в сторону от мины, а затем, положив вертикальный руль на противоположный борт, начинали поворот на прежний курс. В итоге этого маневра мы немного отбрасывали корму от минрепа, что избавляло нас от смертельного зацепа.

В заключение хочу сказать, что благодаря нашей осмотрительности и, безусловно, удаче мы вернулись в базу в срок и совершенно невредимыми.[185]

В это время продолжались ожесточенные оборонительные бои на Грозненском и Новороссийском направлении. С середины августа начались ожесточенные бои на перевалах Главного Кавказского хребта. Целью немцев в этом наступлении был перевал в районе Туапсе и Сухуми, захват которого позволил бы им перерезать коммуникации Черноморской группы войск Закавказского фронта и, подойдя вдоль побережья к Батуми, лишить наш Черноморский флот военно-морских баз и портов в Очамчире, Поти и Батуми. В связи с этим порт Туапсе подвергли ожесточенным бомбардировкам. 7 сентября немецкие войска прорвались к северной окраине Новороссийска. Завязались уличные бои. К исходу следующего дня противник занял большую часть западного района города вместе с железнодорожным вокзалом, элеватором и портом.

В это тяжелейшее для Черноморского флота время меня и комиссара вызвал вновь к себе командир бригады контр-адмирал Павел Иванович Болтунов.

– Обстановка на Черноморском театре военных действий вам известна, – лаконично начал комбриг. – Немедленно готовьте корабль к выходу в море. Пойдете в Туапсе в распоряжение начальника штаба флота. Задача у вас будет огневая: стрельба по берегу. Особое внимание уделите подготовке материальной части артиллерийской установки, при заедании снарядов не спешите, будьте осмотрительны. После выполнения боевого задания доложить мне через береговые рации. При стоянке в Туапсе подводная лодка должна находиться в постоянной боевой готовности. При объявлении в Туапсе воздушной тревоги выходите в море и погружайтесь. Весь личный состав должен находиться на корабле, никого никуда не отпускать. Обращаю ваше внимание на наличие на подходах к Туапсе немецких торпедных катеров и самолетов-торпедоносцев. На переходе уклоняйтесь от них погружением. Не забывайте о минных заграждениях. В районе Очамчира мы неоднократно обнаруживали немецкие подводные лодки, будьте бдительны. Времени на подготовку к походу у вас мало, используйте его как можно эффективнее. [186]