Текст книги "Боевыми курсами. Записки подводника"

Автор книги: Николай Белоруков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Боевыми курсами.

Записки подводника

Контр-адмирал Николай Павлович Белоруков

Боевым товарищам и друзьям – матросам, старшинам и офицерам краснознаменной подводной лодки «С-31» – посвящаю

К читателям

Впервые я увидел море, когда мне исполнилось шестнадцать. Оно сразу приворожило меня мерным убаюкивающим ритмом и одновременно необузданностью своей стихии, и до сих пор я бесконечно восхищаюсь этой волнующейся громадой.

В начале тридцатых годов наша страна приступила к созданию океанского флота. И кому же, как не молодежи, было строить флот молодой страны? Страна Советов призывала нас, молодых и сильных, укреплять мощь и охранять завоеванную свободу.

Когда мне исполнилось девятнадцать лет, по комсомольской путевке районного комитета комсомола Петроградской стороны города Ленина я поступил в Высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе. Курсантом мне посчастливилось увидеть спуск первенца нового великого флота – крейсера «Киров». По сей день помню отливающую на солнце серебряную пластинку с названием корабля и датой закладки: «Киров» 22.X.1935»…

Каждый из нас понимал, что учиться в таком прославленном учебном заведении – большая честь и ответственность, и мы этим гордились. Военно-морские науки давались мне легко, а жажда знаний была хорошим помощником.

После окончания первого курса нас разбили по секторам. В училище в то время имелось четыре сектора: надводный, подводный, гидрографический и авиационный. Надводный сектор состоял из трех дивизионов: штурманского, [6] артиллерийского и минно-торпедного, а подводный из двух дивизионов – штурманского и минно-торпедного. Я попал на подводный сектор в штурманский дивизион, чему был безмерно рад: стать подводником было самой заветной мечтой любого из нас.

Подводные дисциплины захватили меня с головой, а командир подводного сектора Д.М. Вавилов стал для меня примером для подражания. Помимо программных вопросов я изучил всю литературу нашей богатейшей училищной библиотеки о боевой деятельности подводных лодок в период Первой мировой войны.

Морскую практику мы проходили на легендарном крейсере «Аврора», учебных кораблях «Комсомолец» (бывший вспомогательный крейсер «Океан» – активный участник известного Цусимского боя, переименованный приказом Реввоенсовета на V съезде комсомола в связи с шефством РКСМ над флотом), «Ленинградсовет» (бывший учебный корвет «Верный», спущенный на воду еще в 1895 году), шхунах «Практика» и «Учеба» и подводных лодках типа «Барс» и «Щ» («щука»).

Мы плавали на Белом и Баренцевом морях – ходили к Новой Земле и вокруг Скандинавии из Мурманска в Ленинград, а также по всему Балтийскому морю, участвовали в походе гидрографических кораблей «Охотск» и «Океан» из Кронштадта в Мурманск.

Годы учебы промчались быстро. Осенью 1937 года, после сдачи государственных экзаменов, мы стали разъезжаться на флоты: Балтийский, Черноморский, Северный и Тихоокеанский. Флоты стремительно пополняли боевой состав новыми кораблями и ждали скорейшего прибытия молодых специалистов. Всем нам, честно говоря, было грустно: в ставшем нам родным и близким училище мы оставили частицу своего юного сердца.

Я получил назначение на Черноморский флот на должность штурмана подводной лодки «М-53», входившей в состав 22-го дивизиона 2-й бригады подводных лодок.

В 1938 году меня направили в Ленинград учиться на специальных курсах командного состава подводного плавания. После окончания этих курсов в 1939 году я получил назначение на должность помощника командира [7] подводной лодки «С-31» в 1-й бригаде подводных лодок Черноморского флота. В этой должности и на этой подводной лодке я встретил войну.

Трудные условия подводного плавания закалили меня и выработали во мне качества, необходимые каждому моряку. Все знания и навыки, приобретенные во время учебы, я без остатка передал своим товарищам по службе на подводной лодке «С-31». При выполнении разнообразных и весьма непростых задач матросы, старшины и офицеры подводной лодки «С-31» показали образцы мужества, смелости и геройства. Им я и посвятил книгу.

В грозные годы войны «С-31» вела активную борьбу на немецких морских коммуникациях, выполнила пять рейсов в осажденный Севастополь, обстреливала скопление фашистских войск на Перекопе (причем наш артиллерийский обстрел побережья стал первым на Черноморском флоте), столь же успешно мы выполнили ряд других специальных заданий командования. Подводная лодка более года находилась в море, совершив 21 боевой поход, потопила несколько кораблей и судов противника. В годы Великой Отечественной войны за образцовое выполнение боевых задач 39 подводных лодок воюющих флотов из 127 участвующих в войне были удостоены правительственных наград и отличий. В это число входят 5 гвардейских подводных лодок Черноморского флота – «С-33», «Щ-215», «Щ-205», «М-35», «М-62»; 7 краснознаменных – «Л-4», «Щ-201», «Щ-209», «А-5», «М-111», «М-117» и наша – «С-31».

Корабли, как и люди, во многом похожи, но у каждого свой, особый характер. Подводные лодки решали одни и те же боевые задачи, но каждая решала их по-своему, у каждой был неповторимый боевой почерк.

В управлении кораблем, в использовании оружия и технических средств, в подготовке личного состава и в борьбе за живучесть корабля оттачивалось мастерство, самые незначительные детали которого надолго останутся правильными и неизменными для многих поколений подводников. Увы, подробности уже мало кому известны. С годами мы теряем людей, а вместе с ними уходит накопленный боевой опыт, тает бесценное знание. Немногим [8]было суждено передать свое умение, но мне повезло, и я, как мог, старался исправить эту несправедливость.

После, войны я поступил в Военно-морскую ордена Ленина академию имени К.Е. Ворошилова, после окончания которой был назначен в Главный штаб Военно-морского флота. Вначале я занимался вопросами перспективного развития флота, а позже – боевой подготовкой подводных лодок, в том числе и атомных. За те годы были спроектированы и построены многие подводные лодки. В их создание был вложен и мой скромный труд.

Годы идут, все меньше и меньше остается людей, прошедших через горнило подводной войны. С каждым днем восстанавливать подлинную боевую обстановку военных лет становится все трудней. Это побудило меня вернуться к этим годам, вспомнить и описать мысли и чувства подводников, отразить их стремления и настрой.

О том, что они пережили, о чем мечтали, во что верили, я и хочу рассказать.

Книга посвящена Великой Отечественной войне, участию в ней подводной лодки «С-31», ставшей краснознаменной, и ее экипажу. Прошло несколько десятилетий, а я отчетливо помню своих боевых товарищей, с которыми прослужил больше семи лет и прошел всю войну – с незабываемой севастопольской ночи 22 июня 1941 года до солнечного кавказского утра 9 мая 1945 года.

Рукопись строилась на моих личных воспоминаниях и воспоминаниях многих членов экипажа подводной лодки. Здесь нет вымышленных лиц, все названы своими подлинными именами, а описываемые боевые эпизоды имели фактическое место. При изложении общей обстановки на Черном море я использовал военную историческую литературу.

Выражаю глубокую благодарность контр-адмиралу С.Г: Егорову, капитанам 1-го ранга П.Н. Замятину, Б.М. Марголину, Я.И. Щепатковскому, В.Г. Короходкину, бывшим матросам и старшинам Ф.А. Мамцеву, А.Г. Ванину, Н.И. Миронову и Г.И. Трубкину за оказанную мне помощь. [9]

Глава 1.

Становление

Наш путь в Севастополь. Назначение на подводную лодку «М-53». Первые шаги – первые промахи. Попадаем под таран. Командир дивизиона подводных лодок. Специальные курсы командного состава. Назначение старпомом на подводную лодку «С-31». Строительство и испытания подводной лодки «С-31». В строю. Возвращение в Севастополь. Преддверие войны

Холодный и пасмурный октябрьский вечер 1937 года окутывал Ленинград. Сквозь пелену мелкого, моросящего дождя едва просвечивали габаритные огни трамваев, автобусов и легковых машин. По Невскому, Лиговке и прилегающим улицам, сутулясь и поеживаясь, торопливо шагали редкие прохожие. Но на Московском вокзале, как всегда, было светло и оживленно. Большая группа лейтенантов – выпускников Высшего военно-морского краснознаменного училища имени М.В. Фрунзе шумно садилась в пассажирский поезд, шедший в Севастополь.

Во втором купе уютного мягкого вагона вместе со мной, моей женой Верой Васильевной и дочуркой Ирочкой ехал мой друг – Борис Васильевич Кудрявцев с женой Александрой Михайловной. Несмотря на ожидавшую нас неизвестность, настроение у всех было приподнятое, радостное. Позади четыре нелегких года в закрытом учебном заведении, и вот наконец – свобода, манящая романтикой флотская служба.

Мы никогда не были на юге и впервые спустились южнее Москвы. Под однообразный шум колес за окном [10] мелькали незнакомые нам доселе города Тула, Орел, Курск, Харьков, Симферополь.

Мыс интересом разглядывали пробегающие мимо богатые украинские поля, белые мазанки, просторные степи и утопающие в живой еще зелени сады Крыма.

Время в пути пролетело быстро, мы не заметили, как подъехали к бывшей резиденции династии ханов Гиреев – Бахчисараю. Вот она – многострадальная земля, политая потом и кровью. В далекую старину здесь был невольничий базар, на котором турки и татары продавали захваченных ими русских и украинских пленниц. Позже, посетив Бахчисарай, я подробно обследовал ханский дворец, построенный в 1519 году Абдул-Сахал-Гиреем, полюбовался роскошными внутренними покоями с легкими, изящными галереями, садами и мраморными фонтанами, воспетыми Александром Сергеевичем Пушкиным.

После Бахчисарая мы проехали несколько тоннелей, и дорога, извиваясь, спустилась к Инкерману. Промелькнули остатки древней крепости, построенной в VI веке. В 1475 году ее, как и весь Крым, захватили турки и назвали ее на свой лад – Инкерман («ин» – пещера, «керман» – крепость).

Наконец наш поезд вырвался на живописный берег огромной Северной бухты. Во всем величии предстали перед нами корабли Черноморской эскадры: линейный корабль «Севастополь», легкие крейсера – «Красный Кавказ», «Красный Крым», «Червона Украина» и старейший крейсер Черноморского флота – «Коминтерн» (так назывался тогда знаменитый «Очаков», на котором лейтенант Шмидт поднял красный флаг в 1905 году).

На внешнем рейде и в Северной бухте поблескивали исполинские корпуса боевых кораблей эскадры. Между ними мелькали шедшие под парусами небольшие корабельные шлюпки, оставляя за собой еле заметный кильватерный след. Словно белые лепестки, скользили они по тихой глади бухты.

– Красотища-то какая, – тихо произнес Борис, облокотившись на окно вагона.

Справа, по ту сторону бухты, открылась северная сторона с серой пирамидой на вершине далекого холма. Это [11] памятник-часовня над братским кладбищем, где погребены свыше 125 тысяч защитников Севастополя, оборонявших его от англо-французских захватчиков в Крымскую войну 1854-1855 годов.

Не дав нам вдоволь налюбоваться Северной бухтой, поезд вновь нырнул в очередной тоннель и выскочил на берег возле еще более живописной Южной бухты. Вот наконец и железнодорожный вокзал. Десятки молодых лейтенантов, многие с семьями, высыпали из вагонов на перрон, откуда гурьбой двинулись на привокзальную площадь. На площади было шумно, из многочисленных палаток разносился мясной аромат шашлыков и чебуреков, всюду сновали крымские татары, назойливо предлагая всевозможные крымские сувениры. У нас оставалось время, чтобы осмотреться…

От вокзала город поднимался амфитеатром. На склоне гор лепились белые домишки Матросской слободы, в которой жили по большей части отставные моряки и рабочие морского завода. Вдали, на высокой горе, покрытой зеленью южных акаций и миндаля, высилось здание знаменитой Севастопольской панорамы, в котором помещалось грандиозное полотно, исполненное крупнейшим мастером-баталистом Ф.А. Рубо.

Маченький, неказистый, похожий на ослика трамвайчик медленно карабкался в гору – он шел в центр города, второй такой же трамвайчик бежал вдоль восточного берега Южной бухты – на корабельную сторону.

Вдоль восточного и западного берегов Южной бухты, у плавучих пирсов стояли подводные лодки, дальше высились светлые корпуса эскадренных миноносцев, сторожевых кораблей и тральщиков, а на противоположной стороне бухты в строительных лесах прятались корпуса достраивающихся и ремонтирующихся на Севастопольском морском заводе кораблей и судов. Мы с восхищением любовались городом славы нашей страны.

Вот он – героический Севастополь. Его имя в переводе с греческого языка означает – «город славы». И действительно, на протяжении всей своей истории, начиная с 1783 года (строительство Севастополя началось по инициативе А.В. Суворова), он дважды показал себя подлинным [12] городом славы: первый раз – в Крымскую, второй – в Великую Отечественную войну. На протяжении всей своей истории Севастополь рос как город и как главная база флота, поэтому слава Черноморского флота всегда была славой Севастополя.

Севастополю принадлежат яркие страницы истории первой русской революции. Здесь в июле 1905 года прогремел взрыв на броненосце «Потемкин», сделавший его первым кораблем революции. В историческом 1917 году, в годы Гражданской войны и иностранной интервенции Севастополь был оплотом советской власти в Крыму. За годы первых пятилеток Севастополь превратился в крупнейший город Крыма. Вместе с ним набирал силу и Черноморский флот. В севастопольские бухты все чаще и чаще стали входить новые боевые корабли…

Надо сказать, октябрьское крымское солнце в противоположность ленинградскому изрядно припекало, поэтому хотелось побыстрее определиться с расквартированием. Долго ждать не пришлось. Прогромыхав по перекинутому через железнодорожные пути мосту, поднимая неимоверную пыль, на площадь въехала грузовая машина. Из нее лихо выскочил пожилой главный старшина и громко обратился к нам:

– Товарищи лейтенанты! Кто из вас женатики? Прошу подойти!

Женатиков среди нас оказалось порядочно, но его это нисколько не смутило. Все семьи он быстро развез по частным квартирам, заранее подготовленным заботливым командованием бригад подводных лодок. Честно говоря, мы не ожидали такого внимательного и теплого приема.

Семью Кудрявцевых увезли в центр города, а нас с Валей Лозневым, товарищем по учебе, определили на Корабельную сторону. Корабельная сторона получила свое название от близлежащей Корабельной бухты. Над Корабелкой, как ее ласково называли севастопольцы, возвышался знаменитый Малахов курган. На склоне кургана среди зелени кустов и травы белел небольшой памятник французским и русским солдатам, павшим при штурме кургана в 1855 году. На нем высечены необычные слова на французском и русском языках: «Их объединила победа [13] и снова объединила смерть. Такова слава солдата, таков удел храбрецов».

Дом, к которому нас подвез главный старшина, был большой, старый и грязный. Он стоял в самом конце улицы на окраине Корабельной стороны, что при ближайшем знакомстве явилось его преимуществом. Его облезлые, побитые временем окна выходили на Северную бухту, свежее дыхание которой мы ощутили в первые же часы. Мебель в квартире, по сути дела, отсутствовала, если не считать нескольких железных, без матрацев, кроватей, трех небольших столиков (по одному в каждой комнате) и нескольких табуреток. Все комнаты были смежными. Затхлый запах с трудом выветривался из этой квартиры. Тем не менее мы были очень довольны и такой крышей над головой.

Обилие дорожных впечатлений и животворный морской воздух возымели свое действие, и мы быстро уснули.

На следующий день вновь прибывшие лейтенанты направились в штаб 2-й бригады подводных лодок, по пути зачарованно оглядывая Южную бухту.

Западная сторона… Здесь у бетонных пирсов величаво покачивались ветераны отечественного подводного флота: развалистые «Ленинцы» и сигарообразные «Декабристы». Южнее, около железнодорожного вокзала и холодильника, к утлому боллидеру примостились наши «малютки».

А на противоположной восточной стороне у плавучих пирсов были пришвартованы пузатые «щуки» и «агешки» (так назывались старые подводные лодки типа «АГ»). На них грузили баки аккумуляторных батарей, торпеды и другую боевую технику…

На 22– й дивизион нас, штурманов, попало четверо: я -на подводную лодку «М-53», лейтенант Б. Кудрявцев – на подводную лодку «М-54», лейтенант В. Лознев – на подводную лодку «М-55» и лейтенант Д. Суров на подводную лодку «М-56». Это были малые подводные лодки 6-бис серии, так называемые «малютки».

Командир 22-го дивизиона подводных лодок капитан 3-го ранга Андрей Васильевич Крестовский приветливо встретил нас у себя в кабинете:

– А!… Новое пополнение штурманов прибыло! [14]

– Точно так! – доложил ему дежурный по дивизиону инженер – старший лейтенант Павел Петрович Волокитин.

Каждый из нас представился комдиву, как того требовал устав.

Андрей Васильевич просто и незаметно, будто мы знали его давно, втянул всех нас в беседу о состоянии дел на каждой подводной лодке. По всему чувствовалось, что он знал обстановку в дивизионе досконально. Он был грамотным подводником, в совершенстве владел искусством подводного плавания и необычной, только ему присущей методикой боевой подготовки на этих строгих и сложных в управлении подводных кораблях.

– Даю вам пару дней на устройство семей и ознакомление с нашим прекрасным городом. Начните с площади Нахимова, она здесь недалеко, – сказал на прощание Крестовский.

Мы поднялись на гору западной стороны Южной бухты и не спеша направились в указанную сторону. Вскоре вышли на площадь Нахимова, к которой с одной стороны примыкает Графская пристань, а с другой – Приморский бульвар.

Графская пристань – одно из самых интересных мест Севастополя – была построена в 1787 году к приезду Екатерины II. Приморский бульвар, любимое место отдыха севастопольцев, был заложен на месте артиллерийской батареи. В нескольких метрах от уреза воды высился памятник затонувшим кораблям. На другой стороне – Константиновский равелин. В сентябре 1854 года, когда англо-французские войска приближались к Севастополю, между Константиновским равелином и Приморским бульваром были затоплены корабли Черноморского флота, закрывшие своими корпусами вход в Севастопольскую бухту.

Осмотрев Приморский бульвар, мы направились на Исторический бульвар, к знаменитой Севастопольской панораме. Здесь каждая пядь земли была обильно полита русской кровью, все свидетельствовало о доблести наших солдат и матросов…

На следующий день мы прибыли в штаб дивизиона. Про службу на этих маленьких подводных лодках в то [15] время на флоте существовала такая поговорка: «Кто на «малютке» не бывал, тот и горя не видал». Действительно, условия на этих подводных лодках оставляли желать лучшего. Достаточно сказать, что, кроме единственного небольшого диванчика и крохотной подвесной койки, спальных мест у личного состава на этих лодках не было. Поэтому в море команда не раздеваясь отдыхала кто где: торпедисты – под торпедными аппаратами, мотористы – за дизелем, электрики – за электромотором. Я спал во втором отсеке (на центральном посту) под штурманским столом.

Внутри подводной лодки было холодно и сыро. Когда лодка уходила под воду, корпус постепенно отпотевал, и в скором времени холодные капли дождем начинали сыпать на личный состав, приборы, механизмы, и все промокало насквозь.

Кока на этих подводных лодках не было, и горячие блюда стряпали торпедисты, в распоряжении которых находились три электрических бачка: по одному для каждого блюда. Торпедисты, разумеется, не имели достаточной кулинарной подготовки. Приготовленная ими даже из отличных продуктов пища была невкусной, и команда предпочитала есть консервы.

Помню, как однажды наш кок, то есть торпедист, Ерохин дал мне эмалированную кружку, как мне показалось, с какао – на его поверхности отчетливо бликовали масляные пятна.

– Товарищ Ерохин, какое жирное у вас какао сегодня! – похвалил я его.

Он смутился, потом заглянул в кружку, молниеносно выхватил ее из моих рук и опрометью кинулся в первый отсек. Через минуту он виновато вручил мне кружку, но уже с компотом.

– В чем дело, товарищ Ерохин? Я хочу какао, а не компот.

– Это и был компот, только в вашу кружку тавот попал. Совсем малость… – ответил окончательно сконфуженный торпедист.

Всем было известно, что тавотом смазывают торпеды, поэтому догадаться, как злополучный тавот попал ко мне [16] в кружку, было нетрудно. Все-таки Ерохин прежде был торпедистом, а уже потом коком.

Впрочем, я, как и Ерохин, помимо своей основной обязанности штурмана исполнял ряд смежных обязанностей: помощника командира подводной лодки, вахтенного командира, артиллериста, минера, связиста, шифровальщика, химика и, наконец, фельдшера. После возвращения с моря в базу мы, штурманы «малюток», буквально валились с ног от чрезмерной усталости.

Дивизионные и флагманские специалисты в начале нашей службы на этих подводных лодках «долбали» нас, молодых лейтенантов, нещадно, но с течением времени, когда мы оперились и стали опытнее, все постепенно притерлись, установились хорошие отношения.

Командовал подводной лодкой «М-53» капитан-лейтенант Иван Петрович Бочков. Добрый и отзывчивый человек, он имел слабую тактическую и командирскую подготовку. Командиром электромеханической части (БЧ-5) был инженер-старший лейтенант Павел Петрович Волокитин, вдумчивый и талантливый инженер, в совершенстве знавший свою технику.

Тяжелая служба на «малютках» научила нас многому. Но на первых порах нашего становления случались очень серьезные, я бы даже сказал, аварийные ситуации.

Так, однажды при отработке срочного погружения из-за неисправности машинного телеграфа мы погрузились с работающим дизелем. Дизель стал стремительно поглощать из подводной лодки воздух. От вакуума, быстро захватившего лодку, у подводников начали болеть уши. Только благодаря своевременной реакции инженера-механика и хорошей подготовке мотористов, быстро принявших меры, мы избежали серьезной аварии.

В другой раз, всплывая в надводное положение, мы не полностью продули среднюю цистерну и, отдраив рубочный люк, обнаружили, что комингс люка оказался почти вровень с поверхностью моря, а палубное орудие – под водой. При свежей погоде такое всплытие, без сомнения, окончилось бы катастрофой…

Осенью каждого года на флоте проходили тактические учения. Во время учений в море мы выходили, как правило, [17] три-четыре раза в недели: во вторник, среду, четверг и иногда в пятницу. Выходили утром, после подъема военно-морского флага, а к вечеру возвращались в базу.

Близ Севастополя у нас были два района боевой подготовки. В начале учений, выйдя в назначенный район, мы развертывали подводные лодки на позициях ожидания, где терпеливо ждали появления «противника». При проходе корабля «противника» через позицию подводной лодки мы его «атаковали», обозначая торпедный залп воздушным пузырем из средней цистерны главного балласта.

Особое внимание уделяли отработке двух задач. Задача номер 1: плавание в надводном положении; и задача номер 2: плавание в подводном положении. Много времени мы уделяли отработке срочного погружения, хотя при этом не обходилось и без казусов, о чем, впрочем, уже было сказано выше. В район боевой подготовки и обратно шли над водой. Электроэнергию и воздух высокого давления строго берегли.

Для экономии электроэнергии мы заходили в районы с так называемым «жидким грунтом», которых особенно много было у Судака и Ялты, «Жидкий грунт» – это глубинный район моря, где слои воды значительно различаются по плотности. При этом плотность нижнего слоя должна была быть больше верхнего, в таком случае подводная лодка стояла между этими слоями на месте без хода, не погружаясь и не всплывая.

Торпедами в ходе боевой подготовки стреляли редко, только при зачетных стрельбах, в специально отведенных неподалеку от Севастополя мелководных районах. Если торпеды, пройдя заданное расстояние, тонули, то приходилось вызывать водолазов, а стрелявшие подводные лодки оставались в этом районе и ждали, пока не найдут затонувшие торпеды. Иногда ожидание тянулось неделями.

В конце лета 1938 года на Черноморском флоте проходило очередное общефлотское учение. Эскадра в составе трех крейсеров и четырех миноносцев была назначена «синей». По пути из Керченского пролива к Севастополю она должна была подвергнуться атакам [18] подводных лодок «противника». Позиция нашей подводной лодки находилась в Феодосийском заливе. Учение проходило утром, задачи и условия учения были простыми. Погода ясная, тихая, море – как зеркало, видимость – отличная.

Мы были почти уверены в успехе. Но на деле получилось иначе.

Мы наблюдали за поверхностью в перископ, оставаясь под водой. При очередном подъеме перископа обнаружили на горизонте корабли эскадры. Командир подводной лодки пошел в торпедную атаку. Атака на курсе сближения протекала на редкость спокойно. Но вдруг после поворота на боевой курс все резко изменилось: командир неожиданно стал нервничать, одна за другой последовали противоречивые команды. То он просил меня дать ему высоту рангоута{1} миноносца и, не измерив дистанции, приказывал поворачивать вправо, то вдруг запросил высоту рангоута крейсера, и лодка снова поворачивала, но уже влево. Мы топтались на месте.

Окончательно потеряв ориентировку, командир крикнул:

– Боцман, ныряй!

Подводная лодка стала медленно погружаться, и тут прямо над головой мы услышали на корпус шум винтов первого крейсера, затем проследовали второй и третий, а потом над нами стали проходить миноносцы. События развивались стремительно. Так же быстро работала мысль… Казалось, что подводная лодка стоит на месте, не погружаясь, а корабли эскадры проходят над ней. Почудилось, еще немного – и попадем под таран!…

Но какие– то сантиметры воды спасли нас от тарана и гибели. Нужно отдать должное боцману Пантелееву, который не растерялся и мастерски управлял горизонтальными рулями.

По возвращении в базу на разборе, которым руководил командующий флотом Ф.С. Октябрьский, нам рассказали, как наш перископ в последний миг скрылся в [19] пенящемся буруне головного крейсера. Много позже, во время учебы в Военно-морской академии, я встретился с очевидцем этой атаки, начальником кафедры тактики подводных лодок, доктором военно-морских наук, профессором, контр-адмиралом Анатолием Владиславовичем Томашевичем, который наблюдал за нами с мостика головного крейсера.

– Вы знаете, картина была ужасная. Перископ подводной лодки обнаружили, когда никакие действия на крейсере не могли предотвратить катастрофу.

Эта «лихая» атака моего первого наставника осталась у меня памяти на всю жизнь.

Как я уже упоминал выше, 22-м дивизионом подводных лодок командовал капитан 3-го ранга Андрей Васильевич Крестовский. Он пришел на 22-й дивизион после окончания Военно-морской академии и в начале службы ходил на подводных кораблях. Сначала он командовал подводной лодкой «М-53», затем был назначен командиром дивизиона. Под стать Крестовскому был и командир бригады подводных лодок капитан 1-го ранга Ю.А. Пантелеев, культурный и высокообразованный человек. Все офицеры-подводники, особенно молодежь, с большим вниманием слушали его доклады или лекции и всегда выносили из них что-то полезное.

В то время офицеров с академическим образованием было очень мало. Имея отличную теоретическую подготовку, обладая большой энергией и хорошими организаторскими способностями, А. В. Крестовский в скором времени вывел дивизион в передовое соединение флота. До этого нас в шутку называли «дивизион веселых ребят», но, как известно, в каждой шутке есть доля правды…

Для более полной характеристики этого незаурядного командира приведу несколько примеров.

Однажды три «малютки» нашего дивизиона – «М-53», «М-54», «М-55» – стояли на якорях в Евпаторийском заливе. Ночь была тихая, теплая. Я стоял на вахте и вдруг увидел плывущего к подводной лодке человека.

– Кто плывет? – выкрикнул я.

– Комдив, – ответил из темноты знакомый голос. [20]

Через несколько минут командир дивизии поднялся на палубу. Вот таким необычным способом, коль скоро не было под рукой катера или шлюпки, он решил проверить бдительность вахты.

На следующий день, все три подводные лодки почти одновременно успешно атаковали плавучую базу с разных бортов. Командир бригады капитан 1-го ранга Ю.А. Пантелеев остался этим очень доволен и передал нам сигнал: «Солнце», что означало: «Флагман выражает свое особое удовольствие». Помимо заслуг командиров подводных лодок, это был, безусловно, положительный результат работы А.В. Крестовского, который настойчиво отрабатывал нанесение одновременного удара несколькими подводными лодками по одной цели с разных бортов. В то время этот тактический прием был большим новшеством.

Немного позже подводная лодка «М-55» должна была в море отработать маневр «Человек за бортом» (спасение случайно упавшего за борт человека). Лейтенант Лознев, будучи вахтенным командиром, не нашел более подходящего решения, как прыгнуть за борт самому. Падая, он прокричал:

– Человек за бортом!

Маневр подводной лодки был четко отработан, личный состав действовал безукоризненно, и в скором времени лейтенанта благополучно подняли на борт. Но командир подводкой лодки, капитан-лейтенант Буль, был справедливо возмущен такой, как он выразился, «наглостью молодого лейтенанта». По возвращении подводной лодки в базу Лознева вызвал комдив. Крестовский встретил его вопросом:

– Ну как, здорово крутануло?

– Нет, – ответил Лознев.

– Нужно попробовать, – сказал комдив и, слегка пожурив, отпустил Лознева.

В скором времени, при очередном выходе в море на подводной лодке «М-55», Крестовский повторил эксперимент Вали Лознева.

Надо отметить, что «кордебалеты» на этом дивизионе случались и ранее. Так, подводная лодка под командованием B.C. Сурина в подводном положении прошла боновое [21] заграждение{2} и вошла в Южную бухту, всплыв у борта плавбазы «Березань». Другой командир подводной лодки В.П. Рахмин погрузился в Южной бухте, вышел из нее под водой в Северную бухту и, пройдя боновое заграждение, вышел в море.

Проход кораблей через узкие ворота боковых заграждений, особенно в свежую погоду, весьма ответственный и сложный маневр. Проход же подводных лодок даже через ворота боновых заграждений в подводном положении был категорически запрещен, так как почти неминуемо создавал аварийную ситуацию. Но, пренебрегая правилами, вышеупомянутые командиры старались проявить лихость и совершали эти «кордебалеты».