Текст книги "Офицер особого назначения"

Автор книги: Николай Стариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

IX

В жизни человека одежда играет заметную роль. Она определяет внешний вид, походку, настроение, взаимоотношения с окружающими людьми. По одежде судят о положении человека в обществе. Недаром говорят: «По одежке встречают…» По тому, во что и как одет человек, можно определить его наклонности, профессию, возраст. В различной одежде один и тот же индивидуум ведет себя по-разному.

Оперативная группа Ланцова в разношерстной одежде под видом местных граждан впервые вышла, как выразился капитан Кавригин, на «свободную охоту» в пределах местного рынка-толкучки. Никто не имел персонального задания. Предстояло походить, потолкаться в людской массе, приглядеться, приноровиться, адаптироваться к новой обстановке. В полувоенной одежде офицеры мало чем отличались от завсегдатаев рынка, разве что оставался более напряженный, настороженный взгляд, скованность в движениях. Но это состояние длилось недолго. Завсегдатаи толкучки! Так теперь они выглядели. Так к ним теперь должны были относиться окружающие.

В помощь оперативной группе Ланцова СМЕРШ передал для работы на территории рынка своего агента в качестве связного между разведчиками и оперативно-боевой группой Вихрова. Полнотелому агенту – за шестьдесят. До войны он торговал в мясной лавке. На этом деле или по какой другой причине торговец сумел нажить кирпичного цвета лицо, шею, руки. Кривая презрительная улыбка краснолицего провожала каждого, кто проходил мимо, не покупая «самый лучший товар» на рынке. Напротив, одобрительно-дружески улыбался каждому, кто покупал что-либо, пусть это была мелочевка. Теперь времена были другими и дела у него иные.

Торговал агент всякой всячиной: старые и новые замки, ведра, выпрямленные гвозди, молотки со свежевыструганными ручками. Тут были старые слесарные и плотницкие инструменты, куски досок и фанеры, обрывки цепей, веревок, в большом ассортименте метизы, снятые с разбитой военной техники. Его прилавок с навесом и небольшой кирпичной будкой с окнами-бойницами находился в центре рынка. Кто бы куда ни шел, непременно пройдет мимо Кирпича. Такое к нему пристало прозвище, рынком-толчком признанное, в глаза и за глаза сказанное. Отчество продавца – Карпович, имени односельчане не помнили, так звал его стар и млад. Но однажды родной внучек не выговорил «Карпыч», а сказал «Кирпич». С тех пор имя прилипло как банный лист. Карпыч не обижался. Главное, дано было прозвище не по злобе и не в обиду. Внука любил, частенько давал в подарок гвоздик, винтик, приучал к торговому делу.

Во время торговли с Кирпичом при покупке какой-либо вещицы оперативник сообщал о наличии информации для 567-го. Сообщение тут же передавалось патрулям от оперативно-боевой группы, которые постоянно несли службу поблизости. Чтобы наряд знал, есть ли адресная информация, Кирпич вывешивал на гвоздике с внешней стороны опоры для навеса небольшую веревку со свободно висящими концами. Стоило сигналу появиться, старший патруля сообщал об этом Вихрову через посыльного. Командир оперативно-боевой группы под видом проверки документов встречался с Сергеем, сообщал о наличии сигнала вызова, получал от него распоряжения. Если появлялась срочная информация для 567-го, веревочка завязывалась узелком, тогда патруль и все члены оперативной группы включались в поиски командира. Ланцов получал информацию лично от оперативника под прикрытием Кирпича. Веревка была сигналом для сбора всей группы.

Народ на рынке разный по возрасту и роду занятий, в подавляющем большинстве женщины. Кроме местных жителей, людей из соседних сел здесь толпились те, кто был отселен из своих жилищ, находившихся непосредственно в зоне ведения оборонительных работ войсками Юго-Западного фронта, граждане с временно оккупированных территорий, нетерпеливо ожидавшие освобождения от захватчиков родных сел и деревень. В громадной людской массе с беспорядочным движением нетрудно затеряться вражескому агенту, преступнику. Если и заметишь лицо, вызывающее подозрение, потерять человека из виду ничего не стоит. Но толпа является хорошим прикрытием и для работы сотрудников оперативных аппаратов органов и войск НКВД, милиции, СМЕРШ.

Гул на рынке то нарастает, то вновь затухает. Возникает он там, где бушуют торговые или иные страсти, затем волнами расходится по рынку. Чтобы успешно внедриться в рыночную среду, от оперативника требовалось в первую очередь научиться определять место очага возмущения спокойствия и своевременно оказываться поблизости. Таково уж поведение толпы: двигаться туда, где что-то случилось. Там создаются благоприятные условия для наблюдения, завязывания знакомства, можно получить самые последние новости.

Командир оперативной группы Ланцов распределил обязанности офицеров на ближайшее время.

Иванову Ивану надлежало заручиться доверием граждан, отселенных из мест ведения оборонительных работ войсками фронта. Люди беззаботные, праздно шатающиеся, легко идут на контакт. Понимают: скоро начнется наступление Красной Армии, они вблизи своего дома, положение отселенцев временное, хотя тяжелое, но не безвыходное. Веселому и жизнерадостному Ивану с ними легче общаться, заводить знакомства.

Роману Романову следовало ближе познакомиться и завязать дружбу с теми, кто жил в Белых Журавлях в ожидании возвращения на родину после изгнания оккупантов. Необщительный по характеру, не умевший точить лясы по поводу и без повода, он ближе подходил по духу людям, склонным порассуждать о войне, планах на будущее. Ждать и догонять, как известно, дело скучное и требует от человека спокойной реакции на обстоятельства. Возвращенцы – люди вдумчивые, способные анализировать события, замечать скрытое от глаз. С их помощью можно было выявлять появившихся в поселке и на рынке вновь прибывших истинных возвращенцев и тех, кто под них маскируется.

Виктору Викторову поручалось наиболее ответственное дело – во взаимодействии с местными органами НКВД подобрать из числа местных жителей агентов в помощь оперативной группе. Полагалось, они способны быстрее, чем отсел енцы и возвращенцы, обнаружить чужих людей, им легче вести за ними наблюдение, выявлять места проживания в поселке.

Косте Вихрову ставилась задача, помимо несения патрульно-постовой службы на рынке и вблизи конспиративной квартиры, осуществлять связь между сотрудниками оперативной группы и разведывательным отделом, вест;_А наблюдение за лицами, торгующими военным обмундированием и продуктами с военных складов. О выявленных лицах немедленно сообщать Ланцову.

В задачу Сергея входила координация действий оперативной группы с разведывательным отделом штаба войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта, местными органами НКВД и милицией в районе.

В первую очередь оперативники познакомились с Кирпичом. Подходили к торговцу, спорили по поводу отсыревшего стержня для зажигалки, лопнувшей линзы у электрического фонаря, разной резьбы у болта и гайки. После того передавали привет 567-му и растворялись в толпе, стараясь не привлекать к себе внимания.

Первые дни офицеры ходили с потоками людей, присматривались, знакомились с расположением рыночных объектов, устанавливали места концентрации продажи тех или других товаров. Только одно место обходили стороной – прилавки, где шла торговля продуктами питания. Полагали: вражеские агенты, матерые преступники, просто жулье непременно будут дефилировать вблизи прилавков с продовольственными товарами. Есть-то хочется! Эти люди, безусловно наблюдательные, вновь появившегося человека заприметят сразу, а этого допускать непозволительно. Требовалось сначала примелькаться в тех местах, где сосредотачивались граждане, в среду которых оперативникам предстояло проникнуть по заданию.

Продовольственное крыло рынка в Белых Журавлях особым разнообразием товаров не отличалось. Здесь наиболее ценными продуктами по праву считались американская мясная тушенка, невесть какими путями попадавшая к продавцам, яичный порошок, не очень доброкачественный картофель, не отобранный оккупантами, не первой свежести зерно: пшеница, семена кукурузы, подсолнечника. Свежих мясных продуктов не было. Всю живность съели носители «нового порядка».

Планировалось постепенно сблизиться с продовольственными рядами, а потом включиться в продажу мясной тушенки, других товаров, взятых с воинских складов, и таким образом получать информацию о лицах, чаще всего покупающих эти продукты. Но план не получил поддержки в продовольственной службе тыла. По этому поводу Кавригин лишь развел руками.

В первые три дня оперативная группа Ланцова не сумела получить информацию, заслуживающую внимания. Офицеры постоянно находились в людской массе, но были сами по себе, для всех чужие. Не удалось сблизиться с кем-либо из тех групп граждан, которые намечались. Появились лишь отдельные разрозненные и весьма поверхностные сведения о людях, ожидавших освобождения своих территорий от оккупантов, о жителях, отселенных из родных мест на неопределенное время. В обеих группах граждан основную массу составляли женщины, народ нервный, придавленный невзгодами, нуждой. Подступиться к ним, завязать нужные знакомства – ничего не получалось. Настороженность людей, недоверие, откровенное нежелание вступать в личные контакты обескураживали разведчиков.

– Чего же вы хотите, – успокаивал Сергей Ивана и Романа,

– чтобы в нашей работе с первого выхода все получилось? Так и в обыденной жизни не бывает, а тут война! Женщины видят в нас просто мужчин, шляющихся по рынку. Это о таких говорят: «Им всем одного и того же надо».

– Мужчины в основном инвалиды да старики, – вздыхая, с сожалением говорил Иван, – тоже не ахти как идут на контакт. Шутки и прибаутки их не трогают. Женщины, те еще могут улыбнуться, а эти все как один сумеречные. Придется научиться курить или иметь в кармане папиросы. Какой-никакой, а предлог для первого контакта. Надо просить начальство, чтобы нам курева прислали, будем торговать папиросами поштучно, махоркой на закрутку. Товар ходовой, авторитетный у мужиков и пацанов. Никто не откажется от угощения. Сам собою начнется разговор о том, о другом.

– Для женщин духов или одеколона надо раздобыть, – улыбнулся Роман. – Спрашивают часто, чем торгую, нет ли духов, пудры, румян. Говорят, женщины, прежде чем бежать на пожар, начинают приводить себя в порядок: пудриться; духариться.

– Тут ты приврал, – не согласился Иван, – приписываешь лишку женщинам. А вот то, что стремление приукрасить себя у них сильнее страха, это факт.

Не реагируя на возражение Ивана, Роман продолжил высказанную мысль:

– Особенно молодые ждут этих самых духов. Если скажешь, скоро будут, глаза у них становятся жизнерадостными.

Иван торговался с бойкой темноглазой симпатичной женщиной. Просил продать подешевле пачку папирос «Беломорканал». Ни в какую! Женщина уступать не желала, но чувствовалось, потерять потенциального покупателя тоже не хотела. Не стоят папиросы тридцати рублей, – убеждал он улыбающуюся продавщицу. – Дам любую половину, а друг мой, заядлый курильщик, подарит тебе еще хорошую улыбку.

– А ты не умеешь улыбаться?

– Улыбка у меня несимпатичная. Еще цену набавишь, а мне купить надо обязательно.

– По виду ты некурящий. Зачем тебе срочно понадобились папиросы?

– Подарю несколько штук своему другу, остальными начну торговать поштучно. По рублику за папироску.

– Если купишь за двадцать, тогда у тебя будет навар целых пять рублей, – показала женщина растопыренную пятерню.

Сошлись на восемнадцати рублях и обещанной улыбке друга.

Иван улыбнулся, представив Романа в этой роли.

– А говоришь, улыбка у тебя несимпатичная, – заметила женщина, – напротив, даже приятная.

Иван не успел ответить. Ему вдруг бросились в глаза желтые крупные, прямо-таки лошадиные зубы полнотелого мужчины. Тот шел не спеша вдоль прилавка с продовольственными товарами. Нет-нет, да и улыбнется, тогда его желтые зубы высвечивались на темном, как от загара, узком лице. Вихрем пронеслись мысли: «Где видел человека, когда слышал о желтозубом?»

Сергей в это время приценивался к немецким солдатским сапогам с металлическими подковами и такими же шипами на толстой подошве.

– Сносу им не будет, – убежденно говорила хозяйка сапог, щупленькая, невзрачная женщина, деловито постукивая сгибом указательного пальца по массивному каблуку. – Долго будешь вспоминать хорошими словами!

Передвигаясь в различных направлениях, Сергей изредка посматривал в сторону хозяйства Кирпича, не надеясь увидеть там сигнала об изменении обстановки.

Глянул на заветный столбик и не поверил своим глазам. Еще раз взглянул: завязанная узелком веревка красовалась на условленном месте. Сомнения отпали: что-то произошло.

Возле хозяйства Кирпича стоял Иван, с сосредоточенным видом перебирая, раскручивая и закручивая болты с гайками различного калибра. Подождав, пока от прилавка отойдет сгорбившаяся бабуля, с интересом наблюдавшая за манипуляциями молодого мужика, Иван рассказал командиру о желтозубом гражданине.

– Не тот ли фельдфебель прогуливается в Белых Журавлях, о котором поведала Таисия Ивановна Бирюкова, когда мы ночевали у нее в Севске? По описанию похож!

– Тот по-русски не говорил ни слова, а этот переговаривался с продавцами, – отозвался Иван.

– Но во сне тот выкрикивал украинские слова. У настоящего немца такого случиться не могло. Ты вот что, – обратился Ланцов к Ивану, – возьми в помощь Романа, издали понаблюдайте за Желтозубым (будем его так называть). Надо выяснить, когда он появляется на рынке, что покупает, куда ходит, с кем встречается.

– Не лучше ли обратиться в СМЕРШ? Возможно, там имеют информацию об этом человеке.

– А что я им скажу? Видели желтозубого человека? Ну и что? Осмеют, да и только. К тому же перепрыгивать через голову капитана Кавригина тоже нельзя. Это его компетенция – непосредственно поддерживать связь со СМЕРШ. Пока мы не получим о нем первичную информацию как о потенциальном противнике, никаких докладов или просьб о помощи от нас не примут. Во всем нам придется разбираться самим.

Вечерний доклад руководителю группы о результатах наблюдения разочаровал. Оба оперативника Желтозубого в течение дня обнаружить не смогли. Пока разыскался Роман, договаривались, как лучше выполнять задачу, тот словно сквозь землю провалился. Расспросить бы у кого, да нет таких знакомых. У чужих нельзя, сразу насторожатся. Оставалось одно – уповать на бога и терпеливо ожидать нового появления Желтозубого на рынке, возле продовольственных рядов.

На следующее утро Иван курсировал со своим товаром невдалеке от того места, где накануне увидел Желтозубого. Начинался ясный солнечный день, видимость хорошая, настроение тоже. Здесь он вновь встретил продавщицу «Беломорканала». С грустным видом ходила та, держа в руке нераспечатанную пачку. Уже как знакомые поделились успехами торговли: у одного не куплено ни единой папиросы, к другой тоже еще никто не подходил поторговаться. С общего согласия решили ходить по рынку вместе, одновременно предлагая папиросы поштучно и пачкой.

– Тебя как зовут-то? – спросил Иван у коллеги по торговле.

– Женя, – ответила женщина. Ее лицо, не потерявшее привлекательности, было озабоченным и не выражало каких-либо эмоций по поводу знакомства.

– Ты, Женя, местная или прибыла откуда?

– Отселили нас от линии фронта. Документы и то, что могла унести, – это все, что у меня осталось. Подворье всего в двух десятках километров отсюда, а не добраться, не посмотреть. Не разрешается. Даже не знаю, цело ли?

Миловидное лицо женщины покрылось тенью грусти.

– На месте! Куда оно денется! – убежденно сказал Иван. – При возведении оборонительных сооружений хозяйственные постройки не трогаются, а приспосабливаются под склады, посты наблюдения.

– Говорят, немцы скоро вновь начнут наступление на Сталинград. Сил они для этого накопили достаточно.

Озабоченное лицо Жени выражало неподдельную тревогу. Ее черные тонкие брови сошлись возле переносицы.

– Вспомнить страшно, что здесь творилось при немцах. Виселицы стояли.

– Кто тебе говорил о наступлении? Положение на фронте теперь совершенно иное, чем в прошлом году. Сталинград немцам икнется еще не раз. Им о Берлине пора подумать.

– Одна знакомая говорила мне о скором возвращении немцев, Лизкой ее зовут. Отступать не собирается. Говорит, тут проживает не хуже.

– Она тоже папиросами торгует?

– Нет. Она в продовольственном ряду. У нее свиная тушенка. А папиросы она мне дает по одной пачке в день. Обязательно должна перед нею отчитаться вечером.

– Где же она все это берет?

– Об этом спрашивать не принято. Но однажды Лизка мне похвалилась, будто есть у нее знакомый старшина. Иногда наведывается.

«Стоп! – мысленно остановил себя Иван. – Майор Крючков не советовал задавать много вопросов во время знакомства».

– Да ладно! Черт с ними, – сказал он, – дает Лизка папирос понемногу, на том спасибо. Мне тоже, выходит, польза. Много будет давать, еще больше потребует отчетов.

Женщине трудно остановиться на полуслове, на недомолвке. Пока не выговорится, не уточнит все подробности разговора, не утвердит своего мнения по затронутому вопросу, не уймется.

Теперь Жене непременно захотелось высказаться. Лизка все-таки донимала ее своими возможностями.

– Она чувствует себя хорошо, – говорила женщина с завистью о своей подруге, – готовое принесут и отчета за продажу и недоимку не потребуют. А сама отнимает у меня всю выручку, до копейки. Считает что-то, подсчитывает, потом возвращает мне, по ее мнению, заработанное.

Лизка продает тушенку не каждому, а лишь тому, кто больше заплатит. Это всегда какие-то приезжие. Платят столько, сколько нашим местным покупателям не по карману. Лизка выносит на продажу только две банки, это чтобы милиция не привязалась с вопросом, откуда. Покупатели бывают разные, но чаще приходит один и берет обе банки. Продавщица после этого покрутится, покрутится, затем уходит домой и ждет своего старшину. Перерывы у нее в торговле два-три дня, а то и больше. Мне же приходится мытариться по рынку ежедневно.

– Теперь будем вдвоем нести вахту, – прервал Иван монолог собеседницы, – удвох дюже гарно робыть.

– Ты, оказывается, украинец?

– Нет. Просто так сказал, в шутку. А кто тот покупатель, который приходит один и берет обе банки?

– Это Лизкин знакомый. Она продает ему как бы по блату. Покупатель подходит к прилавку, когда возле нет никого, но невдалеке с ним кто-то есть. Вот он украинец, хотя говорит только по-русски.

Сегодня она отдыхает, – продолжила разговор Женя, – а мне наказала проследить, кто еще будет торговать тушенкой, откуда ее привезли и по какой цене покупают. Я уже просмотрела все продуктовые ряды. Никто деликатес не продает. Как это называется, когда торговать может лишь один человек?

– Монополия.

– Во, во – монополия. Слово какое-то ненашенское, капиталистическое. Если товар имеется лишь у одного продавца, а спрос большой, он может заломить за него баснословную цену?

– На то и капитализм. Там какой существует принцип? – задал компаньон вопрос и сам на него ответил: – Главный капиталистический принцип – человек человеку волк. Это у нас, при социализме, все люди друг другу товарищи и братья.

– Тоже не каждый «брат». Лизка никакая мне не сестра и даже не подруга. Если перестану выполнять ее распоряжения, не даст папирос. За хорошую службу, когда настроение хорошее после приезда старшины, отпускает иногда немного тушенки, яичного порошка, армейских сухарей, пару кусочков сахару. Расщедрилась однажды, бутылку водки дала. До сих пор не знаю, что с нею делать.

– В этом тебе помогу, – улыбнулся Иван.

Не поддержав шутку, Женя продолжила горестное повествование:

– На оставшиеся от Лизкиных щедрот деньги покупаю потом картошку, крупу, тем и живу.

Женя посмотрела в глаза собеседнику, вздохнула обреченно, сказала вполголоса:

– Вчера объявила мне выговор за то, что уступила тебе папиросы за восемнадцать, а не за двадцать. Мне ничего не заплатила, даже два рубля остались в задолженности. Не разрешает себе и мне продешевиться.

– Не горюй, – успокоил собеседницу компаньон. – Сегодня должны наторговать сколько надо. Видишь, какая хорошая погода, такая всегда способствует успешной торговле. Компенсирую тебе вчерашние убытки, коль невыплата заработанного произошла по моей вине. А выговор я с тебя снимаю, если еще раз твоя Лизка позволит такое, будет иметь дело со мною!

Иван гордо выпятил грудь и ударил в нее кулаком. Женя улыбнулась неожиданно объявившемуся защитнику.

Торговцам папирос и впрямь повезло. Уже к обеду они продали поштучные папиросы. Нераспечатанная пачка по-прежнему красовалась в руке продавщицы. Иван купил ее за двадцать пять рублей, но Жене сказал, чтобы она возвратила хозяйке только двадцать.

До вечера были распроданы еще полпачки. На эти деньги купили яичного порошка и поделили поровну. Но Иван отдал свою долю коллеге по торговому делу. Сказал: «Обойдусь, у меня есть в запасе целый килограмм».

Весь день торговец вглядывался в лица людей, но обнаружить Желтозубого не удалось. И тут пришла мысль, на первый взгляд нелепая: «Лизка и Желтозубый не в один ли день появляются?»

С таким же результатом закончился день у Романа. Однако его успехом стало знакомство с инвалидом без ног, продавцом подсолнечных семечек. Это для него Роман закупил у продавцов дюжину папирос и щедро угощал Тимофея, как того звали.

Инвалид сидел на низкой деревянной коробке с шариковыми подшипниками вместо колес. Перед ним стояла табуретка, на которой размещались кружка, стакан, бумажные кульки с продукцией. Не прочь был он поговорить о делах насущных и глобальных. Если такой собеседник появлялся, он снимал со своего «прилавка» инвентарь и покупатель мог посидеть, полузгивая вкусные семечки. Роман удостаивался такой чести каждый раз, когда подходил к Тимофею с папироской. Непременно ему доставалась горстка семечек.

Инвалид оказался не из местных. Так же, как и Роман, ожидал скорого освобождения родной деревни. Торговал чужими семечками, жил у одинокой женщины, сумевшей сберечь это добро от грызунов и оккупантов.

Тимофей, старший сержант, служил в полковой разведке. Он и теперь был энергичен, рассудителен.

– Проявил лишь однажды неосторожность, – рассказывал он, – и остался без ног. Саперам и разведчикам расслабляться не положено.

О своих бедах разведчик распространяться не желал. «Ничего нет интересного, загляделся не туда, куда надобно, за это поплатился».

Как определил Роман, качеств разведчика Тимофей не растерял. Он постоянно вел наблюдение за окружающей обстановкой, проходящими мимо гражданами, анализировал, определял, кто из них кто.

– Знаешь, – говорил он, обращаясь к Роману, – народ тут всякий. Интересно наблюдать за людьми. Одни свои желания тщательно скрывают, у других все на морде написано. С первыми охота поговорить, обменяться мнениями, проверить результаты собственных наблюдений, со вторыми терять время не хочется.

Покуривая подаренную папиросу, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, Тимофей неожиданно сказал:

– Сдается мне, на нашем базаре – как бы это получше выразиться – что-то такое происходит.

На недоуменный взгляд Романа инвалид ответил:

– Периодически появляются неведомо откуда отдельные личности. Что-то приносят в больших чемоданах, походят, походят, затем вновь незаметно исчезают. Были только что здесь, и вот их уже нет. Грешу я, наверное, но, похоже, недобрые это люди. Имеют они здесь своих пособников. Неоднократно наблюдал, как за час-полтора до появления молодых здоровых мужиков с четырех сторон нашего базара выставляются, будто часовые на постах, пары женщин-попрошаек. Нестарые, шустрые, смотрят больше по сторонам, чем на тех, кто им преподносит подачки. После исчезновения молодцов эти особы сначала идут в общую массу людей, потом незаметно покидают рынок. Как по-твоему, что все это может означать?

– Всякое можно подумать. Вы – боевой разведчик, неоднократно видели их, а определенного вывода не делаете. Увижу, выскажу свое мнение.

– Вчера моя Марфа Ивановна, – спохватился инвалид смущенно, – ну, это женщина, у которой я живу, рассказала новость. Будто немцы в скором времени опять возвратятся. Но теперь старосту граждане станут выбирать голосованием, а полиция будет формироваться из теперешних милиционеров. Колхозы сохранятся. Ничего меняться не должно. Индивидуальное ведение хозяйства остается под запретом. Гитлер вроде бы издал приказ о гуманном обращении с жителями оккупированных сел и городов, а за любое сотрудничество с немецкой армией предполагается получение больших денег.

Тимофей пристально посмотрел на собеседника, заметил, что тот внимательно вслушивается в его слова.

– Что можешь сказать по этому поводу?

– Рядовая вражеская пропаганда, рассчитанная на простачков, очень доверчивых людей.

– Все так. Но появилось кое-что новое в гитлеровской пропаганде – о гуманности заговорили.

– Еще один «Сталинград» немцам устроить, так целоваться полезут, в вечной дружбе начнут клясться.

– Поумнели они, поумнели. А ведь еще год назад их слова содержали одни угрозы: за то – расстрел, за другое – расстрел.

Инвалид отсыпал пару стаканов подошедшей молодухе, рассчитался с нею.

– Жаль от души молодых женщин. Сколько бы они нарожали детей, не будь этой проклятой войны, – сказал он, глядя вслед уходящей покупательнице.

Тимофей горестно покачал головой. Потом неожиданно сказал:

– Думается, ты не поверил в существование баб-часо-вых, молодцов-удальцов. Завтра никого не будет. А на следующий день подойди, покажу тех и других.

– Мне-то они зачем?

– Как знать, – не глядя в лицо, усмехнулся инвалид, – вдруг какая идея появится.

Сдвинулись с мертвой точки дела у Виктора. По рекомендации местных органов НКВД он установил оперативные контакты с тетей Машей. Так величали молодую женщину, уборщицу территории рынка. Каково ее настоящее имя, Виктор не знал. Тетя Маша – и все. Без дела разговоров не ведет. Получила задание обнаружить Желтозубого, ведет наблюдение за прилавком Лизки. Контакты как бы случайные возле ведра. Если в нем веник – не подходи, ни о чем не расспрашивай. Только посматривает из-под черных ресниц на Виктора, изредка улыбнется ему. Сведений о Желтозубом нет. Говорить не о чем.

Вечером Ланцов заслушал информацию разведчиков о результатах работы Ивана с Романом по установлению контактов с гражданами. Сошлись на мнении: знакомства полезные, полученные сведения заслуживают внимания. Ивану надлежало вместе с Женей переместиться для торговли папиросами поближе к торговым рядам с продовольственными товарами, понаблюдать за Лизкой и ее покупателями: когда прибывают на рынок, кто сопровождает, с кем имеют контакты. Роману следовало подтвердить факт выставления «часовых» по периметру рынка в связи с появлением «молодцов», продолжать дружеские беседы с Тимофеем о последних новостях на рынке и в Белых Журавлях. Виктору поручалось помочь тете Маше провести тщательную уборку у продовольственных прилавков и совместными усилиями обнаружить Желтозубого, проследить за его перемещениями по рынку, понаблюдать за лицами, с которыми прибывает. Ему также рекомендовалось выяснить истинное имя подопечной.