Текст книги "Офицер особого назначения"

Автор книги: Николай Стариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

V

Сергей лежал на нижней полке. Смотреть в окно не хотелось. Родные края остались позади. Сон не шел. Стоило остаться со своими мыслями наедине, начинала тревожить ближайшая перспектива новой службы.

Из соседнего купе периодически раздаются восторженные крики, смех. Из любопытства Бодров решил посмотреть, что за народ так активно использует внезапно свалившийся на него «отдых», о котором еще недавно каждый мечтал, как о манне небесной.

Заводилой оказался молодой парень с искоркой в карих глазах, стриженный ежиком. Явно подкрашенные тонкие усики придавали задорному лицу легкомысленное выражение. В майке, плотно облегавшей торс с остатками прошлогоднего загара, он сидел на нижней полке, облокотившись о столик, сплошь заставленный консервными банками и пустыми бутылками, рассказывал анекдот. Посмотрел на вошедшего капитана, улыбнулся ему всеми тридцатью двумя зубами и под хохот попутчиков закончил очередной рассказ, смысл которого Сергей понять не успел.

Потом кареглазый весельчак, сразу видно, душа компании, взял стоявшую за подушкой гитару и, как театральный конферансье, объявил:

– Старший лейтенант Коля Морозов исполнит русскую народную песню «Гоп со смыком» в собственном сопровождении.

Ободренный общим вниманием, он сначала проиграл мелодию, затем запел:

 
Гоп со смыком, петь мне интересно
Сто сорок семь куплетов, всем известных.
Расскажу я вам, ребята, как работал дипломатом
И какие были там дела.
 

– Надо ли продолжать? – поинтересовался старший лейтенант, скромно потупившись.

– Что ты, что ты! Продолжай, – в один голос заговорили сразу со всех полок.

– Ну коли так, не обессудьте:

 
Раз пришел японский генерал —
Землю до Урала «ви одай»,
А не то святой микадо
Землю всю до Ленинграда,
Всю аж до Урала отберет.
Я ему ответил: вот так вот…
 

– Товарищ капитан, – обратился исполнитель песни к Сергею, – вы не будете возражать, если начну петь «скоромную» песню?

– Я здесь всего-навсего гость, даже незваный.

«Странно все-таки, – рассуждал мысленно Бодров, вслушиваясь в текст впервые услышанной похабно-патриотической песни, – содержание более подходящее для блатной разухабистой компании, но и вполне серьезные люди тоже слушают с превеликим удовольствием».

В конце каждого куплета благодарные слушатели навеселе стали хором подпевать залихватское «ха-ха!». Особенно старался узкоплечий младший лейтенант с верхней полки. С большой залысиной, торчащими под прямым углом розовыми ушами, он громче других выкрикивал подпевку.

Не ушел Сергей. Под стук колес и хохот веселых соседей выслушал он все сто сорок семь куплетов. Даже настроение поднялось.

«Верно говорят, хорошая песня душу лечит. Надо же столько сочинить, да так, чтобы пелось и слушалось. Какой нужен талант!» – думалось Бодрову.

В своем купе между офицерами разгорелся нешуточный спор. Силы распределились поровну. Попов с Блошкиным утверждали: бой, операция, которые ведутся на земле, море, в воздушном пространстве, единых законов не имеют. Условия во всех случаях совершенно различные. Евтеев и Вихров, напротив, говорили, что только бандитская да пиратская тактика ведения боевых действий не придерживается существующих юридических и логических норм.

– На то они и бандиты, морские или сухопутные, – горячился Вихров, – а регулярная армия, флот, авиация действуют по общепринятым правилам, не по-бандитски.

– Товарищ капитан, – обратился к Сергею Попов, – по количеству звездочек на погонах у нас равенство. Поэтому переспорить друг друга не сможем. За вами слово.

– Вопрос довольно сложный, – в смущении ответил Бодров, понимая, что командир обязан разрешить спор, иначе его авторитет лопнет, как мыльный пузырь. Не соберешь потом, не склеишь. – Я ведь тоже «академиев не проходил», как говорил Василий Иванович Чапаев в известном кино. На курсах в Ростове говорили о военном искусстве, о законах речи не было. Давайте вместе порассуждаем, смотришь, что-либо придумаем.

– У нас один Вихров закончил нормальное военное училище, ему и карты в руки, – заметил Евтеев.

– В военном училище курсантов с законами вооруженной борьбы тоже не знакомили. Принципы военного искусства – это было, – теперь в смущении оказался взъерошенный Вихров. – Войной все повышибало. Но постараюсь вспомнить, если какие-нибудь попадутся на память, а потом об этом вам поведаю.

Евтеев развел руками, сказал в задумчивости:

– В нашей специфической деятельности, связанной со службой войскового заграждения, проведением режимных мероприятий, ведением боевых действий по ликвидации бандитских, диверсионно-разведывательных формирований, остаточных групп противника, безусловно, есть общие закономерности в подобного рода действиях регулярных войск.

Общие законы вооруженной борьбы, безусловно, существуют, – взял инициативу в разговоре Бодров. – В данном вопросе правы Евтеев и Вихров. Теперь давайте сформулируем хотя бы некоторые из них, но применительно к нашей специальной тактике, в соответствии с которой выполняем служебно-боевые и оперативно-боевые задачи. Например, всегда ли мы применяем одни и те же приемы и способы действий по отношению к вооруженному преступнику, бандитской группе, диверсионно-разведывательному формированию, остаточным группам противника?

– Нет, конечно, – включился в дебаты Блошкин, – зависят они в первую очередь от того, какую угрозу представляют эти формирования или преступники для безопасности граждан, военных объектов, самих нарядов, выполняющих боевую задачу.

– Безусловно, – согласился Попов, – если бандиты или диверсанты оказывают вооруженное сопротивление, не выражают намерений сдаться – это одно, а в случае, когда они склоняются к переговорам, прекратили огонь – совсем другое дело.

– Значит, меры воздействия по отношению к вооруженным преступникам, бандитам и прочей сволочи зависят от опасности, какую они представляют для страны, окружающих граждан, конкретно для наряда, подразделения, которые вошли с ними в огневое соприкосновение, – сбиваясь с мысли и последовательности изложения, подвел итог Евтеев.

– Ну вот. Один закон вооруженной борьбы нами почти сформулирован, – отметил капитан, – осталось лишь добавить, что конкретные меры воздействия по отношению к вооруженным лицам должны соответствовать данному моменту. Если противник или преступники оказывают вооруженное сопротивление, они подлежат уничтожению всеми имеющимися средствами. Стоит им прекратить огонь и начать сдаваться, – это всего-навсего лишь задержанные, которые будут отвечать за свои дела перед законом. Бандиты ведут себя иначе. Они уничтожают чаще всего пленных и свидетелей, оказавшихся в их власти. Не лучше ведет себя любой вооруженный преступник.

Теперь о другом. От чего, например, зависит тактика нарядов, подразделений, выполняющих оперативно-боевые и боевые задачи в конкретных условиях?

– В первую очередь от наличия вооружения у противоборствующих сторон, – первым в обсуждение вступил Попов.

– Не только от количества и мощности боевых средств, но и от морального состояния людей, владеющих этим оружием, – дополнил Блошкин.

– Все перечисленное старшим лейтенантом составляет боевую мощь, – заметил молчавший до сих пор Вихров. – Это я помню.

– Если подытожить высказанные мысли, – вновь вмешался в разговор Бодров, довольный возникшей полемикой, – способы действий при выполнении боевых задач определяются техническими возможностями сторон, а конечный результат во многом зависит от боевой мощи.

– Законов вооруженной борьбы, видимо, много, – в задумчивости отметил Евтеев. – Нам все их раскрыть не под силу. А вот сколько человек необходимо планировать на выполнение той или иной задачи, должно обосновываться какими-то положениями?

– Чем больше людей, тем лучше, – поспешил с предложением Попов. – Навалились скопом, и на тебе результат. Лишних людей не бывает.

– Александр Васильевич Суворов говорил, воевать надобно не числом, а умением, – не согласился Вихров.

– Безусловно, каким-то разумным количеством исполнителей должна обосновываться их потребность для каждой боевой задачи, – резонно заметил Блошкин.

– На мой взгляд, плохо если задачу выполняет слишком много людей, – поддержал Евтеев, – толкотни, неразберихи много, организовать взаимодействие становится сложно, управлять подчиненными труднее, увеличиваются потери. Однако если на выполнение задачи выделить недостаточное количество людей, она может стать физически невыполнимой.

Итог подвел Бодров.

– Количественный состав нарядов, подразделений должен соответствовать выполняемой задаче. Отделению в заслоне, например, отводится позиция по фронту до пятисот метров, взводу – до полутора километров. Есть нормативы для групп поиска, блокирования при проведении крупных операций. Существует порядок расчета сил и средств для небольших по объему оперативно-боевых задач.

– Могу просветить, – не удержался от обсуждения Вихров.

– Для задержания вооруженных преступников, бандитов количество солдат, непосредственно задействованных в акте захвата, должно быть в два-три раза больше числа задерживаемых. Для задержания трех бандитов назначаются шесть – девять человек. Так что прав товарищ капитан, когда говорит, что количество людей в операциях должно планироваться.

– Спасибо за поддержку, – улыбнулся Бодров.

– Вихров! – обратился к лейтенанту Блошкин. – Ты нам обещал рассказать о принципах военного искусства, если вспомнишь что-нибудь?

– Вспомнил некоторые, – ответил Константин. – Этих принципов тоже немало. В училище на экзаменах по военному искусству вынужден был заглядывать в шпаргалку.

– Давай выкладывай, что осталось в голове без шпаргалок, – поторопил Евтеев.

Вихров не спеша спустился с верхней полки, шагнул взад-вперед по узкому проходу купе, поднял вверх указательный палец.

– Перво-наперво, существует принцип неравномерного распределения сил и средств. Это означает, что там, где решается основная задача, в операции должно быть задействовано больше и лучше подготовленных войск. Под Сталинградом, например, на направлениях прорыва обороны немцев наши войска имели превосходство в людях и боевой технике почти в полтора раза. Считается, что для успешного прорыва должна создаваться группировка с тройным превосходством над противником. Если меньше, предпринимаемые действия считаются рискованными. Концентрация войск в нужном месте производится за счет уменьшения сил на других участках.

Второй принцип – принцип непрерывного взаимодействия. Это положение военного искусства лежит в основе успешного проведения каждой операции, при выполнении любой боевой задачи.

– Не надо углубляться, без того ясно, – прервал выступление военспеца Попов. – Давай о других, если есть таковые.

– Дополнительно к глубоко раскрытым могу доложить еще о принципах обеспечения внезапности, непрерывного маневрирования, отсутствия шаблонов в тактике действий. Знания о других принципах уже выветрились.

– Не пользовался бы шпаргалками, смог бы сейчас просветить нас. Атак останемся недоучками, – с видимым сожалением отметил Евтеев. – Не водись за тобою греховного дела подглядывать, был бы уже капитаном или даже майором.

– А я уже был капитаном, – возразил Вихров.

«Как это, как это?» «Ну и ну!» – раздалось одновременно несколько голосов. Дремавший Блошкин спустил ноги, спрыгнул на пол, Попов уселся на нижней полке, приготовился слушать захватывающий рассказ. Законы и принципы им уже изрядно поднадоели. Капитан остался лежать на своей полке, с интересом наблюдая за Вихровым.

– Интересного мало.

– Будь добр, поясни! – улыбнулся Евтеев. – Нам очень важно знать друг о друге все. Собираемся заниматься разведкой, а туда, как известно, не с каждым пойдешь.

– Был у меня на связи агент под псевдонимом Шарик, – начал невеселый рассказ Константин. Он уже не рад был начатому разговору, – невысокий, шустрый такой, с желтоватым морщинистым лицом заядлого курильщика, черными маленькими глазами и такого же цвета густыми бровями. Сумел войти ко мне в доверие. С помощью Шарика удалось разоблачить несколько дезертиров, мародеров, одного сигнальщика, который во время налетов вражеской авиации указывал на цель осветительными ракетами. Вышли мы с ним на след одного немецкого агента, долгое время скрывавшегося под личиной инвалида войны. Но, когда пришли его арестовать, он оказался мертвым, застрелился. Однако до сих пор сомневаюсь в истинности этой версии. Но тогда другой попросту не было. Застрелился, ну и черт с ним – примерно так рассуждало начальство.

Рассказчик погладил рукой свой непокорный ежик на круглой лобастой голове, со вздохом продолжил:

– Вскоре оперативным путем без моей помощи было установлено, что в нашем тылу появилась диверсионно-разведывательная группа в составе пяти человек. Мне поручался оперативный поиск «пришельцев», как они именовались по делам оперативного учета.

– Однажды Шарик сообщил, будто ему известно, что сегодня в полночь для координации деятельности диверсантов прибудет специалист по подрывным работам. Указал ориентиры, где немцы обеспечивают ему проход, причем на участке местности, на котором мы проводили розыскные мероприятия. Я договорился с армейским командованием дать «коридор» для беспрепятственного проникновения «специалиста» в наш тыл. Расположили засаду в удобном для захвата месте, заняли с Шариком посты для наблюдения и прослушивания момента появления «гостя». Я с одной стороны лощины, он в ста метрах с другой. Ночь выдалась темной – конец осени. Ощутимо потягивает промозглым ветром, кустарник над головой отзывается посвистом и шуршанием трущихся друг о друга ветвей. Просидел всю ночь напролет, но никто не появился. Утром Шарика отыскать не удалось. Потом выяснилось, что по созданному «коридору» желтомордый прохвост сам ушел за линию фронта, да еще увел с собою диверсионно-разведывательную группу, когда она была уже на грани разоблачения. Материалов о ее делах имелось достаточно для ареста.

– О бурных переживаниях и страданиях начальства рассказывать не обязательно, – выразил сочувствие Евтеев. – Я их с большой вероятностью истины могу воспроизвести, если будут желающие послушать.

– Интересно не о начальстве, а как Шарик вел себя накануне, прямо скажем, драматических событий, – вновь оживился Блошкин.

– Позже я подробно анализировал события того злосчастного дня и глупой ночи. Мой агент помнится взвинченным, он прятал глаза, курил больше обычного, напряженно вслушивался в наш разговор с армейским командиром по поводу места организации засады, низко опускал при этом свои густые брови. Но я полагал, что все это результат понимания ответственности момента. Так оно по существу и было, только другие мысли будоражили его голову.

– По оперативной подготовке тоже шпаргалками пользовался? – съехидничал Блошкин.

– Не попугайничай, – оборвал его Евтеев. – Дважды повторенная шутка, как известно, уже глупость. Еще-то у нас никто капитаном не был? Поведайте о печальном.

Как прилежный ученик на уроке, руку поднял Блошкин.

«Дальше в лес, больше дров», – подумалось Сергею.

– Расскажи, коллега, – оживился Вихров.

– У меня все гораздо проще, – начал рассказ Иван с улыбкой.

– Приказ о присвоении мне звания «капитан» был подписан утром. Весть об этом своевременно поступила из штаба. На радостях обмыли событие, как положено, звездочку в стакан с водкой опускал. По торжественному случаю рассказал пару новых анекдотов. Да, видно, по неосторожности вылетели не те слова, а они, как воробей, – не поймаешь потом. К вечеру приказ был отменен. Одним словом, капитанский стаж у меня короткий – с утра до вечера одного дня, зарплату не успели дать.

– Поведай те анекдотики, а? – без особой настойчивости попросил Попов.

– Лишний годик старшим лейтенантом я уже тогда переходил. Неизвестно, когда теперь начальство вспомнит обо мне. Повторяться не хочется, – полушутя ответил Блошкин. – Так уж повелось на жизненных просторах: хорошее быстро проходит, зато плохое липнет, как репей к волосам, не избавишься, пока не выстрижешь клок.

– А теперь вам слово, товарищ Попов, – обратился Евтеев к лейтенанту, – вас, кстати, как зовут?

– Роман.

– Поведай, Роман, о себе.

– Я работник милиции. Взяли в армию по призыву. Как мобилизовался лейтенантом, так с двумя звездочками и не расстаюсь. Не дают «старшего», где-то недотягиваю. В партию предлагали вступить, но я считаю себя слабо подготовленным для столь ответственного шага. Возможно, с этим связано. Да и не очень уживчив я. Всякие конфликты пытаюсь разрешить кулаками, без раздумий, а это многим не нравится.

– Мне тоже такой подход к делу не по душе, – признался Вихров, – посмотрите на его кулаки, интеллигентными их не назовешь. Я стреляю хорошо, это мне больше подходит.

– Ну это мы еще посмотрим, кто лучше стреляет, – оживился Блошкин, – двадцать восемь из тридцати гарантирую каждый раз.

– Мне тоже о себе говорить почти нечего, – сказал Евтеев. – Работал в органах НКВД в оперативном составе. В армии год, все время в разведывательном отделении дивизии. Старшего лейтенанта получил уже здесь.

– Зовут как?

– Виктор.

– Как меня зовут, вы знаете, – напомнил о себе Блошкин.

– Меня зовут Сергей, – вставил слово Бодров.

VI

Как сквозь густой туман, увидела Зина склонившихся над нею людей в военной форме. Медленно начал проявляться облик Анатолия Шведова. Закрыла глаза. «Бред какой-то», – мелькнула мысль. С усилием разомкнула веки, видение не пропало: более четко обозначился улыбающийся Анатолий. Чтобы дорогой образ вновь не растаял, Зина в ответ слабо улыбнулась и стала неотрывно смотреть на стоявшего военного. Потом перевела взгляд на другого улыбающегося человека, им оказался Николай Дмитриевич.

– Зина, ты нас узнаешь? – услышала она голос Анатолия.

Лежавшая навзничь женщина утвердительно кивнула, но сказать что-либо не смогла из-за спазм в горле и обильных слез.

– Зина, Зина! – вновь услышала она голос Шведова. – Перестань. Все в полном порядке. Давай руку, помогу подняться.

Пошатываясь, она нетвердо встала на ноги, одернула задравшуюся теплую кофту, застегнула пуговицы пальто. Придерживаясь за руку Анатолия, медленно пошла. Остановилась перед лежавшим лицом вниз человеком, отшатнулась.

– Это Митрофан, гад настоящий, – показала она рукой на лежавшего.

И тут Зина спохватилась. Прижала левую руку к груди – оружие отсутствовало.

– Твой револьвер у него, – сказала она Анатолию, – отобрал!

Тут же Николай Дмитриевич кожухом автомата ППШ придавил мужчину, пытавшегося повернуться набок. Шведов вывернул из-под тела того правую руку, наступил на нее ногой, разжал пальцы, взял с ладони знакомый револьвер.

– Действительно гад! – с силой ткнул чумазого сапогом в бок.

– У него мои документы, – сказала Зина. – За ними я приехала сюда.

– Анатолий перевернул человека на спину. В густо заляпанном коровьим навозом лице трудно было определить, кто это. В подобном «убранстве» оказалась его одежда. Зина нервно прыснула. Улыбнулись курьезному виду мужика военные.

– Документы! – грозно крикнул Шведов, протянув руку к лежавшему.

– В нагрудном кармане, – прохрипел мужчина.

– Расстегните свою одежду.

Мужчина покорно выполнил команду. Анатолий осторожно извлек из нагрудного кармана замызганной гимнастерки перевязанную суровой ниткой пачку бумаг, удостоверений, отыскал красноармейскую книжку и справку о демобилизации Зины, остальные передал в перепачканные руки Митрофана.

– Теперь все! Николай Дмитриевич, за тобой дело. Жми на всю железку. Едем в Михайловку.

Втроем уселись в кабину «студебекера», заскочили на минутку к фельдшерице, и машина помчалась в обратном направлении по разведанной дороге.

– Чудеса, да и только! – воскликнула восторженно Зина. – Как вы оказались в сарае в нужное время?

Она заметно оправилась от шока, пропажа скованность, щеки разрумянились.

– Чудеса случаются в сказках, – ответил озабоченно Шведов. – У нас все в реалиях. Если к вечеру не возвратимся в Михайловку, голову снимут за задержку колонны, несмотря на спасенную душу. Одним словом, держись, Зиночка, за мою руку и скобу на переднем щитке, будем ехать быстро. Рассказывай, как очутилась в этом вонючем сарае.

– Тут целая история, – повеселевшим голосом начала повествование Зина.

Она расстегнула пальто. Бросился в глаза заметно округлившийся живот молодой женщины. Заметив взгляд Анатолия, Зина в смущении прикрылась полой. Попутчица рассказала, как добиралась из Средней Ахтубы до Михайловки, как планировала разыскать и возвратить документы без помощи милиции. Помогла мама. У нее в Котово живет знакомая фельдшерица, та пригласила ее приехать погостить недельку. Надеялась за это время разузнать, кто из жителей окружающих хуторов был ранен или убит в то время, когда она путешествовала по этим местам.

– Я ведь не знала, – говорила Зина, – что стало с тем идиотом, в которого вынуждена была стрелять. На удивление, сведения эти я получила в первый же день от словоохотливой хозяйки. Она рассказала о колхознике из соседнего хутора, который возвращался поздно ночью из Камышина и был обстрелян бандитами. Одна пуля попала ему в левое плечо. Рана оказалась нетяжелой, он даже в больницу не обращался. Сообщил ли он о случившемся в милицию, она не знает.

Промерзший ровный грунт фейдера, мягкое сиденье «студебекера» скрадывали и без того небольшую вибрацию мчавшегося автомобиля. Монотонное гудение двигателя, тепло кабины размагничивали, расслабляли тело и душу. Как-то незаметно Зина замолкла, безвольно наклонилась к плечу Анатолия. Вскоре она заснула. Он чувствовал тепло ее тела, слышал ровное дыхание, видел рядом красивое лицо, и волна нежных чувств постепенно заволакивала сознание. Хотелось поцеловать эти влажные припухшие губы, нежные розовые щеки. Но вовремя спохватился: рядом Николай Дмитриевич.

Продержавшись в бодром состоянии некоторое время, Анатолий склонился головой к соседке и вскоре задремал, крепко держась за скобу одной рукой, другой прижимая к себе Зину.

Поглядывая на спокойно посапывающих молодых людей, Николай Дмитриевич старался аккуратнее вести машину, резко не тормозить. Он тоже не прочь был вот так же расслабиться, прикрыть отяжелевшие веки, ведь ночью вновь предстоит марш. Ему идти в голове колонны. Но… такая вот доля шоферская.

События последних дней развивались стремительно. Только накануне рота автоматчиков Шведова возвратилась в свои обжитые теплые землянки после успешно проведенной операции по прочесыванию зарослей камыша в районе Сарпинских озер. Мокрые замерзшие солдаты валились с ног. Едва поужинали, поступила команда: «Во второй половине ночи быть в готовности к совершению марша». Указывался маршрут к новому месту службы: Сталинград-Михайловка, Серафимович и далее вдоль правого берега Дона, в район Кантемировки.

Вновь покинуты милые сердцу солдата землянки. Позади остался Сталинград, впереди неизвестность!

Уже в ходе марша у командира роты возникла мысль в Михайловке разыскать Зину. Нельзя проехать рядом и не повидаться! Однако дома ее не оказалось. Клавдия Сергеевна поведала о случившейся беде, и Шведов принял решение: роте отдыхать до вечера, готовиться к форсированному маршу. Сам же с Николаем Дмитриевичем рванул в Котово по кратчайшим дорогам. Благо, снежный покров невелик, земля подмерзла. А расстояние в сотню километров для «студебекера» – это не расстояние, так себе, маршрут для прогулки. Не составило труда узнать у фельдшерицы, где проживает тот раненый колхозник, где он работает. Был морозный пасмурный день, когда автомашина прибыла в Котово.

Теперь гонка в обратном направлении, но с чувством исполненного долга. Дело сделано!

Пообедали американской тушенкой, не останавливая движения. Николай Дмитриевич опасался, как бы не выглянуло солнце, не развезло дороги.

Красивым трофейным ножом Анатолий нарезал ломтики хлеба, выложил на них горкой тушенку – угощал Зину, подавал водителю. Если шоферу срочно требовалась правая рука, левой держал рулевое колесо, передавал свой бутерброд попутчице. Она держала его на весу, пока вновь не востребовался владельцем.

«Господи! Вот так бы ехать да ехать рядом со своими людьми», – думалось Зине.

Уже во второй половине дня она продолжила рассказ.

Гостья без особого труда выведала у хозяйки место проживания раненого, чем он занимается и как его зовут. Оказывается, он работает скотником в соседнем колхозе. Никак не могла придумать предлога пообщаться с ним. Как встретит ее этот Митрофан? Что она ему скажет? Не отведет ли ее в милицию? Вопросы один за другим возникали сами собою, но ни на один из них вразумительного ответа не находила.

Этим утром Зина проснулась с дурными предчувствиями, по-прежнему не зная, что предпринять. Время шло. Пора бы уже подумывать, когда возвращаться домой.

Не отличаясь решительностью в своих поступках, она вдруг пришла к мысли: угрожая револьвером, забрать у перепуганного скотника документы. «А что будет, если он не испугается?.. Нет, он должен испугаться!» – точила мысль.

Словоохотливая хозяйка непрерывно рассказывала деревенские новости, перемежая их информацией Совинформбюро о последних событиях на фронте, мешала сосредоточиться.

Надоевшие разговоры и желание немедленно что-то, предпринять вытолкнули Зину на улицу. Было утро. Свежий ветер приятно холодил лицо. Все небо в облаках. Не холодно, можно прогуляться. Она по-прежнему не знала, что делать, и машинально шла в сторону хутора, где проживал Митрофан. Не доходя сотни метров до его дома, остановилась возле магазинчика с закрытой громадным висячим замком дверью. Так просто постояла возле крылечка, как бы в ожидании, когда магазин откроется. Неожиданно увидела скотника. Он вышел из своей калитки и не спеша направился вдоль улицы. Зина последовала за ним. Митрофан шел медленно, как человек, которому торопиться некуда. Преследовательница периодически останавливалась,] стараясь приноровиться к темпу его движения, выдержать дистанцию, не выдать себя скрипом шагов на снегу. Повезло, мужчина не оборачивался, иначе странное поведение женщины насторожило бы его. Чтобы затянуть время движения, Зина решила удлинить путь, обойдя следующий j двор не по дороге вслед за Митрофаном, а мимо сарая вдоль небольшого пруда. Когда она выглянула из-за угла плетневого сооружения, скотника в поле зрения не было. Быстро пробежав с десяток метров, Зина оказалась у раскрытых настежь ворот конюшни. Постройка возводилась в свое время для пригодных к армейской службе лошадей. В начале войны их мобилизовали в Красную Армию на формирование казачьей дивизии.

Теперь конюшня пустовала. И только въевшийся во все поры постройки сверху до основания характерный конский I запах напоминал о недавних ее обитателях. Подумалось: «Вот где засаду он может мне устроить». И тут в противоположном полутемном конце сооружения Зина увидела фигуру скотника, быстро скрывшуюся в проеме двери. Пробудился прямо-таки инстинкт охотника, когда он видит дичь, которая то появляется, то исчезает. Зина пробежала довольно длинную конюшню по мягкому настилу. Платок сбился, мешали полы пальто. Запыхавшись от быстрого бега, преследовательница укрылась за дверью с выбитой посредине доской. Митрофан, сгорбившись, приближался к скотному двору. Не спеша открыл дверь и вошел в сторожку, неказистый саманный домик в десятке метров от хлева для скота. Зина бросилась к его раскрытым воротам, попыталась спрятаться за широкой дверной коробкой. И внезапно услышала за спиной недобрый грубый голос:

– Это опять ты, красивая сучка?

Страх мгновенно сковал тело. С раскрытыми от ужаса глазами, безвольно опущенными руками она затравленно смотрела на скотника. Мелькнула тормозящая волю мысль: «Это конец!» И тут же вспомнила где-то прочитанное изречение: «Появись у страха запах, он был бы отвратительным». И добавила от себя: «Как в этом хлеву». Шутка несколько сняла скованность, но сердце продолжало бешено колотиться.

– Зачем следила за мною? – Колючим взглядом Митрофан уперся в мое лицо, – рассказывала Зина. – Не поборов до конца страх, я молча смотрела на него. В этот момент вспомнила про револьвер, прижала руку к левой стороне груди. Оружие оказалось на месте, стало спокойнее. Но движение руки заметил скотник. Зажатым в кулаке камнем он ударил меня по голове, сбил с ног. А потом перетащил на охапку соломы.

Дальше вы сами все видели, – закончила рассказ Зина.

– Сейчас-то как себя чувствуешь? – спросил Николай Дмитриевич.

– Нормально, лишь голова побаливает. Я упала там, в сарае, скорее с испугу, отключилась от страха и каким образом Митрофан завладел моим револьвером, не помню.

– Дитю все это не повредит?

– Не должно бы.

– Возьми свой револьвер, возможно, еще пригодится.

– Нет, Толя. Спасибо! Мне это смертоносное устройство уже не понадобится. Передай его Сергею как мой подарок, если встретишь. В его постоянно опасной жизни револьверчик еще может оказать добрую услугу.

Дальше ехали молча. Анатолий восторженно смотрел на Зину. Она чувствовала взгляд, слегка смущалась, но были приятными его внимание, близость сильного мужского тела. Очень хотелось повернуться к нему лицом, улыбнуться влюбляющей в себя улыбкой, посмотреть в его глаза неотразимым взглядом. Она знала, как действуют на мужчин ее чары. Но рядом был отец Сергея!

На полной скорости «студебекер» влетел в Михайловку. Разбрызгивая в стороны лужицы, распугивая кур и дремавших на выглянувшем солнце собак, автомашина проскочила по центральной улице к дому Зины.

Расставание было недолгим. Со слезами на глазах Зина поцеловала Николая Дмитриевича в щеку. Расстроенный шофер стал рыться в ящике с продуктами. Анатолия Зина поцеловала в губы. Он тоже не остался в долгу и, крепко обняв, троекратно расцеловал. Платок с головы Зины свалился на плечи, рассыпались пряди темных волос. Николай Дмитриевич заметил довольно нежное расставание молодых людей, но расценил это как дань благодарности за помощь. Он передал недавней попутчице пару больших банок американской тушенки, палку копченой колбасы, высыпал в карман три горсти сахара. Анатолий пообещал написать. На том и расстались.

Солнце клонилось к западу, подмораживало, когда командир роты прибыл в свое подразделение. Заместитель доложил, что подчиненные хорошо отдохнули, техника подготовлена к форсированному маршу.

После короткого ужина Николаю Дмитриевичу был отпущен один час для отдыха, затем Шведов приступил к вытягиванию ротной колонны на грейдер направлением на Серафимович.

Зина стояла возле окна, смотрела на опустевшую улицу, и непрошеные слезы туманили глаза. Только что здесь были милые сердцу люди, которым, возможно, она обязана жизнью, дышала с ними одним воздухом. Теперь опять одна. Всплыл в памяти образ Анатолия, его полный восторга взгляд, теплые губы, и нежные чувства заполнили ее женское существо. Но сразу же внутренний голос строго спросил: «Зачем?»