Текст книги "Величайшие загадки аномальных явлений"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

ПРОРОЧЕСТВА МОНАХА АВЕЛЯ

6 ноября 1796 года умерла Екатерина II. Ее сын и наследник Павел Петрович сразу же бросился в ее кабинет разбирать бумаги и нашел, среди прочего, тетрадку в осьмую часть листа. Писал ее какой‑то монах Авель, и говорилось в ней о том, когда и как умрет императрица Екатерина. Были там и другие предсказания.

Павел Петрович велел немедля разыскать и представить ему этого монаха. Монаха нашли. Он уже восемь месяцев сидел в Шлиссельбургской крепости, куда его поместили по указу Екатерины. И сидеть бы ему в заточении до самой смерти, да сбылось его пророчество. Узника помыли, переодели и доставили в Зимний дворец. Император Павел встретил его ласково. Он вообще хорошо относился к тем, кого преследовала его мать. Павел принял от монаха благовоние, спросил, где он собирается дальше жить. Авель ответил, что хотел бы остаться монахом. Тут же Павел повелел определить Авеля в Александро–Невский монастырь в Петербурге.

Авель родился в 1757 году в крестьянской семье. Звали его тогда Василием Васильевым. С юности он мечтал посвятить себя Богу и в двенадцать лет покинул родную деревню Акулово, отправившись странствовать. В одном из монастырей он был пострижен в монахи и принял имя Авель.

Через девять лет он оказался в Валаамском монастыре на Ладожском озере. Затем были годы строгой монашеской жизни, одиночество в келье на безлюдном острове. 1 ноября 1787 года "случися ему видение": два ангела дали ему великий дар прорицания будущего и велели сообщать "избранным", что им предстоит. Авель покинул Валаамский монастырь, снова странствовал и через девять лет в другом монастыре в Костромской губернии создал "книгу мудрую и премудрую, в ней же написано о царской фамилии". В частности, там было предсказано, что Екатерине II жить осталось восемь месяцев и умрет она скоропостижно.

Авель имел неосторожность показать эту книгу одному монаху, а тот сразу же донес о ней настоятелю. Книгу вместе с ее автором направили в консисторию в Кострому, потом в губернекое правление. И везде Авеля допрашивали. Наконец под караулом его отправили в Петербург.

Попал он в руки генерал–прокурора графа А. Н. Самойлова. Заглянув в книгу, тот набросился на монаха с бранью: "Како ты, злая глава, смела писать такие титлы на земного бога?" и трижды ударил его по лицу. Авель же все стерпел и смиренно ответил: "Меня научил писать сию книгу тот, кто сотворил небо и землю, он же повелел мне и тайны раскрывать".

Самойлов решил, что монах юродствует, велел посадить его в секретную камеру и доложил обо всем императрице. Екатерина, расспросив об Авеле, велела посадить его в Шлиссельбургскую крепость, а писанные им бумаги запечатать печатью генерал–прокурора и хранить в Тайной экспедиции. Всего провел он в Шлиссельбурге десять месяцев и десять дней. Оттуда его и доставили к Павлу Петровичу…

Через год Авель перебирается опять в Валаамский монастырь. Тут бы ему жить в покое да Бога славить. Однако он пишет новую книгу пророчеств, в которой говорилось и о скорой трагической кончине императора Павла. Эту книгу он сам отдал игумену Назарию. И почти сразу закрутилось новое дело. Книга Авеля попала в Тайную экспедицию при Сенате к генералу Макарову. О ней сразу же доложили императору Павлу, и тот распорядился заключить Авеля в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где Авель опять просидел десять месяцев и десять дней. А потом его отправили в Соловецкий монастырь "под присмотр". Не помогло и то, что в марте 1801 года Павел 1 был убит и на трон вступил новый император, Александр I. Пророчество Авеля, таким образом, исполнилось, но свободы ему это не принесло.

Правда, теперь он был монахом, а не арестованным, но покинуть монастырь не мог. И здесь он писал свою третью книгу пророчеств. В ней, в частности, говорится о том, "как будет Москва взята и в который год". Узнав об этой новой книге, Александр I повелел заточить Авеля в Соловецкую тюрьму и держать его там, доколе его пророчество не исполнится. Еще одиннадцать лет Авель провел в заточении. "Десять раз был под смертью, – говорится в его "Житии" – сто раз приходил в отчаянье, тысячу раз находился в непрестанных подвигах, а прочих искусов было отцу Авелю число бесчисленное". И вот пришел 1812 год. В начале сентября наполеоновские полчища заняли Москву, а уже через два дня город был охвачен пожарами. И вот тогда Александр I вспомнил о пророчестве монаха Авеля и приказал министру духовных дел князю А. Н. Голицыну послать императорское повеление в Соловецкий монастырь игумену Иллариону: "Монаха отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу". И еще: "Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург: желаем мы его видеть и с ним нечто поговорить".

Игумен Илларион, очень притеснявший Авеля, отписал в столицу, что‑де "ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною". Тогда Александр 1 послал Синоду указ, чтобы Авеля из Соловецкого монастыря выпустить, дать ему паспорт во все российские города и монастыри, снабдить деньгами и одеждой. Пришлось игумену Иллариону этот указ исполнить, и наконец 1 июня 1813 года Авель вышел из стен Соловецкого монастыря.

Он приехал в Петербург, был хорошо принят князем А. Н. Голицыным (царь в то время был в заграничном походе). Но Авеля снова потянуло странствовать. Он отправился к святым местам, посетил греческий Афон, Иерусалим, Стамбул и Святую Софию. От этого времени сохранились письма Авеля к графине П. А. Потемкиной, помогавшей монаху материально. В одном из писем она просит его сообщить что‑либо из его пророчеств. Ответ его, относящийся к 1815—1816 годам, очень характерен: "Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет (арест), и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах ли лутче быть или на воле, сего ради раз мысли… Итак, я ныне положился лутче ничего не знать, хотя и знать, да молчать".

В 1820 году Авель объявился в Москве. Известно, что московские барыни не раз спрашивали у него совета касательно будущих женихов для своих дочерей. Он обычно отвечал, что не провидец и только тогда предсказывает, когда велит ему высшая сила.

Авель прожил еще четверть века, но об этих годах мало что известно. "Житие и страдание отца и монаха Авеля" написано им вскоре после его путешествия по святым местам, и последующие годы в нем не отражены. Сохранились, однако, кое–какие официальные документы. В отношении от 2 ноября 18 года князь А. Н. Голицын сообщает, что монах Авель по случаю потери паспорта просит снабдить его новым документом для свободного в Москве или ином городе проживания, а также содействовать в помещении его в Шереметевский странноприимный дом. Александр I, узнав об этом, нашел неприличным, чтобы монах продолжал скитаться по России, и повелел объявить Авелю, чтобы тот непременно избрал себе монастырь и там поселился. Авелю предложили Пешношский монастырь в Димитровском уезде Московской губернии, но он в этот монастырь не явился и скрылся из Москвы.

6 октября 1823 года митрополит Московский Филарет распорядился определить Авеля в Высотский монастырь под Серпуховом. Однако через три года митрополиту донесли, что "монах Авель, забравши все свои пожитки, самовольно из монастыря отлучился неизвестно куда и не является". Об этом доложили и императору, уже Николаю I, и он повелел беглеца "заточить для смирения" в Суздальский Спасо–Евфимьевский монастырь, главную церковную тюрьму того времени. Полиция нашла Авеля в Тульской губернии, в родной деревне Акулово, и "водворила" в эту последнюю его тюрьму. Там он прожил еще пятнадцать лет, но об этих годах нам ничего не известно.

В "Житии" Авеля много удивительного. Есть там и следующая поразительная вещь (на нее первым обратил внимание историк Ю. В. Росциус). В начале "Жития" говорится: "Жизни отцу Авелю от Бога положено восемьдесят и три года, и четыре месяца…". Мы теперь знаем, что ошибся он меньше чем на полгода, то есть на каких‑нибудь полпроцента. Удивительная точность самопредсказания!

Помнили об Авеле и в царской семье. Сохранилось интересное мемуарное свидетельство М. Ф. Герингер, обер–камерфрау последней российской императрицы. В Гатчинском дворце была небольшая зала, посредине нее на пьедестале стоял довольно большой ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках был протянут красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ. Было известно, что в этом ларце хранятся бумаги, которые были положены туда вдовой Павла I императрицей Марией Федоровной. Было завещано открыть ларец и прочитать бумаги только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Павла I, и только тому, кто в этом году будет в России царствовать. Жребий вскрыть этот таинственный ларец достался Николаю II.

"В утро 12 марта 1901 года, – рассказывала М. Ф. Герингер, – и Государь, и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной веселой прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселы, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что они обрели в этом ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что Государь стал вспоминать о 1918 годе как о роковом для него лично и для династии".

Что же было в этом ларце? Проникнуть в эту тайну в какой‑то мере может помочь одна публикация в церковном эмигрантском журнале "Хлеб небесный", который издавался в Харбине в конце 1920–х годов. Там была напечатана такая легенда: "Предсказание "о судьбах Державы Российской" сделал Павлу I монах–прозорливец Авель из Александро–Невской лавры: "Николаю Второму – Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. На венец терновый сменит Он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… По воздуху люди как птицы летать будут, под водою как рыбы плавать, серою зловонною друг друга испепелять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет трон Царский. Кровь и слезы напоят сырую землю…".

Если данное пророчество действительно принадлежит Авелю, пишет Ю. В. Росциус, то оно поразительно точно описывает события, которые произойдут лишь через три четверти века после его смерти. Поражает упоминание конкретного царя – Николая II, "Иову Многострадальному подобного". Николай II родился 6 мая 1868 года, в день Св. Иова Многострадального.

О книгах же Авеля мы почти ничего не знаем. Трудно, однако, предположить, что в XIX веке они были уничтожены. Скорее всего, лежат где‑нибудь среди бумаг романовской династии, и никто их не ищет. А ведь там говорится не только о судьбах российских государей…

ПРЕДСКАЗАНИЯ ШАРЛОТТЫ КИРХГОФ

В 1810 году в Петербурге появилась и быстро приобрела известность немка Кирхгоф, по профессии модистка, промышлявшая ворожбой и гаданиями. Популярность ее была необычайно велика.

П. П. Каратыгин в историческом романе "Дела давно минувших дней", вышедшем в 1888 году, так описал знаменитую гадальщицу: "Шарлотта Федоровна Кирхгоф, вдова пастора, высокая ростом старуха лет 60–ти, наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушек Рембрандта. Черное шерстяное платье и такая же шаль с узенькой блестящей каймой составляли ее постоянный неизменный костюм. В знатные дома барыни приглашали ее к себе, посылая за нею свои кареты. На ее квартире Кирхгоф посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие шли к ней, посмеиваясь, но выходили серьезные и угрюмые: предсказаниям не верили, называя их вздором, враньем, – а между тем этот вздор фиксировался у них в памяти, а предсказание было дамокловым мечом, добровольно навешенным над их собственными головами".

В конце 1811 или в начале 1812 года царь Александр I, предчувствуя неизбежность войны с Наполеоном и не желая этой войны, находился в затруднительном положении. Царь обратился за помощью к прорицательнице. Молодой в то время офицер К. Мартене, ставший невольным свидетелем визита императора к гадалке, описал этот эпизод в своих воспоминаниях: "Однажды вечером я находился у этой дамы, когда у дверей ее квартиры раздался звонок а затем в комнату вбежала служанка и прошептала: "Император!" "Ради Бога, спрячьтесь в этом кабинете, – сказала мне вполголоса г–жа Кирхгоф – если император увидит вас со мною, то вы погибли".

Я исполнил ее совет, но через отверстия, проделанные в дверях, вероятно, нарочно, мог видеть все, что происходило в зале. Император вошел в комнату в сопровождении генерал–адъютанта Уварова. Они были оба в статском платье, и по тому, как император поздоровался, можно было понять, что он надеялся быть неузнанным. Г–жа Кирхгоф стала гадать ему.

"Вы не то, чем вы кажетесь, – сказала она, – но я не вижу по картам, кто вы такой. Вы находитесь в двусмысленном, очень трудном, даже опасном положении. Вы не знаете, на что решиться. Ваши дела пойдут блестяще, если вы будете действовать смело и энергично. Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твердостью и решимостью, преодолеете бедствие. Вам предстоит блестящее будущее".

Император сидел, склонив голову на руку, и пристально смотрел в карты. При последних словах он вскочил и воскликнул: "Пойдем, брат!" – и уехал вместе с ним в санях".

Стоит ли напоминать, что эти предсказания полностью сбылись: сначала было бедствие – война с Наполеоном, французы в Москве и пожар Москвы, а затем триумфальный въезд императора Александра в Париж во главе русской армии на белом коне.

В воспоминаниях разных людей приводятся и другие поразительные предсказания Шарлотты Кирхгоф. Например, за две недели до восстания декабристов она предрекла смерть Милорадовичу, а за год до декабрьских событий 1825 года, гадая младшему брату И. И. Пущина – М. И. Пущину, состоявшему в Северном обществе, сообщила следующее: "Странно говорят карты, что вы будете в солдатах". Известно, что поздней осенью 1819 года двадцатилетний А. С. Пушкин и его приятель Никита Всеволожский посетили знаменитую гадальщицу. Об этом своем визите поэт не раз рассказывал друзьям. Алексей Николаевич Вульф, часто встречавшийся с Пушкиным, когда тот жил в Михайловском, тоже слышал рассказ о предсказании, рассказ этот со слов Вульфа был записан М. И. Семевским.

"Вскоре по выпуске из лицея Пушкин встретился с одним из своих приятелей – капитаном лейб–гвардии Измайловского полка. Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге гадальщице, которая мастерски предсказывала по линиям на ладонях и по картам.

Поглядела она на руку Пушкина и заметила, что у него черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельны. Ворожея внимательно и долго их рассматривала и наконец объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, а по картам сказала, что его убьет из‑за женщины белокурый молодой мужчина. Взглянув затем на ладонь капитана, ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля, быть может, на днях. Молодые люди вышли смущенные. На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким‑нибудь взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира".

Пушкин до такой степени верил в зловещее пророчество ворожеи, что когда впоследствии, готовясь к дуэли с графом Толстым, стрелял в цель, то не раз повторял: "Этот меня не убьет, а убьет белокурый – так колдунья пророчила".

"Немка сказала Пушкину, – вспоминал один из его приятелей Бартенев, – ты будешь два раза жить в изгнании, ты будешь кумиром своего народа, может быть, ты проживешь долго, но на тридцать седьмом году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы. Вскоре Пушкин был отправлен на юг, а оттуда, через 4 года, в Псковскую деревню, что и было вторичною ссылкой. Как же ему, человеку крайне впечатлительному, было не ожидать и не бояться конца предсказания, которое дотоле исполнялось с такою буквальною точностию?".

В. А. Нащокина в своих воспоминаниях пишет: "С тех пор, как знаменитая гадальщица предсказала поэту, что он будет убит "от белой головы", он опасался белокурых". Поэт сам рассказывал, как, возвращаясь из Бессарабии в Петербург после ссылки, в каком‑то городе он был приглашен на бал к местному губернатору. В числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно осматривал его, что тот, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из залы в другую комнату. Офицер последовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. "Мне и совестно, и неловко было, однако я должен сознаться, что порядочно‑таки струхнул".

В другой раз в Москве был такой случай. Пушкин приехал к княгине Зинаиде Александровне Волконской. У нее был на Тверской великолепный собственный дом, главным украшением которого были многочисленные статуи. У одной статуи отбили руку. Хозяйка была в горе. Кто‑то из друзей поэта вызвался прикрепить отбитую руку, а Пушкина попросили подержать лестницу и свечу. Поэт сначала согласился, но, вспомнив, что друг был белокур, поспешно бросил и лестницу, и свечу и отбежал в сторону. "Нет, нет! – закричал Пушкин. – Я держать лестницу не стану. Ты – белокурый, можешь упасть и пришибить меня на месте".

Сосницкий в своих воспоминаниях пишет, что однажды он спросил у Пушкина: "Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьезно занимает?" Поэт ответил: "Как сказки старой няни: сознаешь, что пустяки, а занимательно и любопытно, не верю, но хотелось бы верить… Скажу, перестановив те же слова, те же нянины сказки: верю, но хотелось бы не верить". Когда Пушкин был в южной ссылке, в Одессе грек–предсказатель повторил предупреждение петербургской гадалки об опасности для него беловолосого человека.

Ему, быть может, и хотелось бы отреагировать на предсказание так, как это сделал А. С. Грибоедов, со смехом рассказывавший о своем визите к Кирхгоф в 1817 году: "На днях ездил я к Кирхгофше гадать о том, что со мною будет… да она такой вздор врет, хуже Загоскина комедий!" Неизвестно, что нагадала Шарлотта Грибоедову, но, возможно, и ему предрекла страшный его конец.

В 1827 году Пушкин написал очень злую эпиграмму на белокурого красавца А. Н. Муравьева, которая была опубликована в "Московском вестнике". После выхода в свет номера Пушкин сказал редактору М. П. Погодину: "А как бы нам не поплатиться за эпиграмму? – Почему? – Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека".

Зловещее пророчество сбылось через 10 лет – от белого человека на 37–м году жизни Пушкина, как и предсказала Шарлотта Кирхгоф за 17 лет до этого.

ПИФИЯ С УЛИЦЫ ТУРНОН

Она была очень противоречивой личностью…

Вся жизнь Анны Марии Ленорман остается для нас недостаточно понятной, окутанной как бы мистических флером, хотя факты биографии достаточно конкретны.

Сотни упоминаний о ней в записках современников создают один образ, мнения дотошных биографов – совершенно иной, а те, кто жил уже после нее и использовал чьи‑то рассказы, сообщают совсем другое.

Ее называли "королевой прорицательниц" и "ясновидящей для королей", но также "Сивиллой лжецов" и "Пифией обманщиков". Если эти два последние определения признать правдивыми, то как объяснить полувековую славу Ленорман в Европе? И большой посмертный интерес к ней и ее предсказаниям?

Даже теперь, полтора века спустя после ее кончины, туристские справочники, начиная с прославленного Бедекера, упоминают – наряду с Нотр–Дам и королевским дворцом – ее дом на улице Турнон как одну из достопримечательностей, которые нужно обязательно посетить.

Ее родиной был Алансон, город на севере Франции, знаменитый своими кружевами уже много веков, и не только в Европе.

Отец–ткач безумно ревновал мать – Аделаиду Жюбер, заслуженно считавшуюся самой красивой женщиной в городе. Сплетничали, что до брака с подмастерьем ткача Аделаида могла стать любовницей самого Людовика XV. Король, известный своими многочисленными любовными похождениями, случайно узрел прекрасную горожанку. Его посланец с кошельком золотых явился пригласить ее к монарху. Однако добродетельная провинциалка довольно резко отвергла поползновения короля.

Людовик XV, не привыкший котказам, собрался расправиться с непокорной алансонкой. Но подвернулась другая, достаточно красивая и менее щепетильная мещаночка, решившая «согреть постель» венценосца – и честь Аделаиды была спасена. Не пострадали и ее ягодицы: в подобных случаях король обычно назначал порцию розог строптивице (конечно, не слишком высокородной). Следует отметить, что от шанса побывать в постели короля тогдашние француженки не отказывались. Это считалось особой честью…

Выйдя замуж за Ленормана, она родила ему трех девочек. Старшая и младшая были очаровательны, унаследовав красоту матери; средняя – Анна Мария Аделаида – оказалась попросту непривлекательной: низкого роста, с покатыми плечами и слишком продолговатым лицом; его, правда, украшали глаза – большие, темные, очень проницательные.

Были у нее и другие положительные качества – в школе Алансонского монастыря девочка отличалась интеллигентностью и быстротой восприятия. "Ее способности граничат с ясновидением", – записал в аттестате ее учитель, аббат Прольи. Согласитесь, что подобное мнение служителя церкви что‑то да значит.

И для этого были основания. Она предсказала, например, смерть настоятельницы монастыря (внешне вполне здоровой) и указала ее преемницу. А одной из послушниц – вместо пострижения – похищение из монастыря, свадьбу с любимым человеком и множество детей в будущем.

Она преуспевала в школьных предметах. Позже недоброжелатели станут сомневаться в этом, так как с возрастом "пророчица королей" имела трудности с орфографией.

Во время очередной эпидемии, опустошавшей Францию, скончались и ткач, и его прекрасная жена, а три дочки стали бедными сиротами. Будущее для младшей и старшей могло рисоваться в розовых красках – они были прелестны, и удачное замужество решило бы все проблемы.

Анне Марии можно было полагаться только на свою проницательность и ментальный дар.

В начале Французской революции, в разгар террора, она очутилась в Париже. Двадцатилетней провинциалке нужен был покровитель – им стал журналист Жак Эрбер, которого называли "кровожадной акулой Революции". Он был членом парижского магистрата, издавал популярную газету "Отец Дюшен" – главный орган пропаганды во времена террора. Правда ли это? Судить трудно. Сама Ленорман не любила вспоминать эти времена, как и то, что ее пророческим даром пытались пользоваться люди из журналистских кругов очень высокого уровня.

Ее близкий человек, помощник пекаря Фламмермон, познакомил Анну Марию с известной гадальщицей мадам Жильбер. Более опытная гадалка с удовольствием использовала дар молодой компаньонки, знакомя ее с "правилами" ремесла, вырабатывавшимися в течение веков.

Как писал позднее писатель Ленотр (не любивший нашу героиню), "чем более отвратительна современность, тем с большим интересом люди хотят заглянуть в будущее".

Времена были страшные, никто не знал, что с ним будет завтра. Анна Мария вначале пыталась не пользоваться картами и прочими профессиональными атрибутами, а лишь смотрела в глаза обратившегося к ней. Но это не очень нравилось многочисленным клиентам, желавшим за свои деньги получить настоящее гадание.

Пришлось перейти на обычную для гадальщиц "обрядность".

Удачные предсказания событий личной жизни клиентов становились известны ближнему окружению, а затем и более широким кругам. Ясновидящая воспитанница алансонских монахинь начала приобретать реноме в определенных кругах.

Служба безопасности якобинцев обратила на нее внимание, но не нашла ничего "общественно вредного" в ее деятельности.

Фламмермон имел более серьезные амбиции, чем выпечка булок, и уговорил Анну Марию совместно редактировать газету для женщин "Словечко на ухо, или Дамский Дон–Кихот". Увы, парижанки того смутного времени не оценили журналистских талантов булочника и ворожеи. Газета перестала выходить после восьмого номера.

Литературоведы недавнего прошлого разыскали чудом сохранившиеся в архивах экземпляры "Дамского Дон–Кихота" и с полным основанием заявили, что оформление и содержание газеты далеко опережало аналогичные издания тех времен. Просто не сумели найти своего читателя…

"Дитя нового света предсказывает будущее". Такие рекламные объявления расклеивал в Париже верный Фламмермон, когда его приятельница, оставив свою старую патронессу, открыла собственный салон для гадания.

Она выдавала себя за американку, недавно приехавшую во Францию. Биографы писали, что ее кабинет, очень скромный вначале, уже тогда был весьма посещаем. А через пять лет стал самым престижным салоном в Европе. Для того чтобы попасть к "пифии", приходилось записываться за неделю, а то и за месяц вперед. Злые языки, конечно, сообщали, что за особо высокую плату можно было попасть на сеанс немедленно.

Неуверенность в завтрашнем дне собирала здесь лишившихся имений и привилегий аристократов, заговорщиков, желавших знать шансы на захват власти. "Акулы террора" также боялись потерять головы, как и те, что с "голубой кровью". Приходило и множество простых жителей Парижа, желавших узнать, что сулит им судьба.

"Молодая американка" – так представлялась публике Анна Мария – предостерегала, утешала, а временами говорила вещи просто удивительные.

Именно тогда ее посетила молодая женщина в трауре. Она сказала, что ее муж, виконт, был гильотинирован на Гревской площади. А теперь ее благосклонности добивается некий военный родом с Корсики. Увы, более молодой и вдобавок бедный.

"Выходите за него замуж. Вас ждет корона императрицы", – сказала Анна Мария изумленней Жозефине Богарне. Благодаря этому будущая супруга – вначале генерала, позже первого консула, а затем императора Наполеона – стала верной клиенткой пророчицы. И обеспечила приток в ее салон публики из самых высоких сфер.

С самого начала карьеры прорицательницы Анна Мария проявила отличное понимание психологии своих клиентов – и сразу уточняла их материальные возможности.

Вновь пришедшего сажали за стол, покрытый зеленым сукном. На нем был живописно разложен веер из очень красивых карт. Их было 72, они отличались от традиционных карт таро: на каждой были изображены мифологические сцены, созвездия, известные древним астрономам, и растения, обладающие волшебными свойствами.

Если Анна Мария сама разработала (как утверждала) гадательную колоду, то должна была иметь серьезные знания по мифологии, ботанике и астрономии, что свидетельствует об уровне обучения в Алансоне.

Ленорман, проницательно всматриваясь в глаза клиента, задавала ему разнообразные вопросы: в каком месяце родился, какая первая буква его имени, в какой местности родился, какое животное ему наиболее симпатично, а какое вызывает наибольшее отвращение, какой цветок любит… Получив ответы на эти и иные вопросы, не имевшие прямого отношения к причине обращения за предсказанием, она спрашивала также о размере суммы, которую клиент предназначил для оплаты. Разница была значительная– от 10 до 400 франков.

О том, что многие не жалели золотых монет, чтобы приподнять завесу будущего, говорят тайные рапорты агентов парижской полиции, хранящиеся до сих пор в архиве. Например, жена главного коменданта парижских стражей порядка за полтора года (1807—1808) оставила у пифии с улицы Турнон 4 тысячи франков золотом.

Кто и о чем спрашивал Анну Марию? Она сообщает в воспоминаниях, что сильные мира сего поверяли ей заботы и беспокойства. За зеленым столом символические карты решали государственные дела, судьбы народов, династические браки, мирные переговоры и объявление войны.

Она пишет, что предостерегала Александра I о возможном покушении, указав время и место, что старалась отговорить императора Наполеона (якобы часто советовавшегося с ней) от войны с Россией. И что зловещий расклад гадальных карт очень опечалил императрицу Жозефину, предсказав ей скорый развод и повторный брак бывшего мужа…

Советовался ли с Ленорман император? Известны несколько случаев, когда ее привозили в закрытой карете во дворец, но к нему или к Жозефине?

Есть интересное свидетельство современника, хотя знаменитый впоследствии польский поэт оказался в числе скромных клиентов за 10 франков. Юлиуш Словацкий подробно описал визит к пифии в письме к матери, в Варшаву. Анна Мария ему не понравилась. "Старая, толстая, низкого роста, с горбом на спине, одетая во что‑то серое. На голове – множество искусственных локонов…".

Понимая, что имеет дело с небогатым чужеземцем, парижская Сивилла предложила ему предсказание за 6 франков. После того как Словацкий ответил на обычные вопросы, начала предсказывать. Говорила монотонно и очень быстро: "Будешь любить дважды; не советую отправляться в путешествие до получения письма; через девять месяцев получишь судьбоносное сообщение; закончи, что начал". Поэт был разочарован. "Напускает туман и этим привлекает клиентов, не обладающих здравым рассудком" – так закончил Словацкий свое описание визита к Ленорман.

Многие современники отмечают, однако, заметное различие в характере предсказаний для "дешевых" и "богатых" клиентов. Для первых Анна Мария не желала тратить свою жизненную энергию, не вникала в суть проблем, а лишь приближалась к ним и варьировала набор фраз, дающих скорее намек на прорицание.

Кстати, если кто‑то из читателей побывал у профессиональной гадалки (или ваши знакомые пользовались их услугами) – не поленитесь, расспросите бывшего клиента. И вы поразитесь убогому однообразию предсказаний: "опасайся… избегай… у тебя есть враг… тебя ждет встреча…" и так далее – набор варьируется, но он не слишком разнообразен. Ведь профессиональные приемы передаются из поколения в поколение.