Текст книги "Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Ты же не виновата, что он решил вены себе порезать.

– Да, я тут ни при чем, я и видела его всего второй раз в жизни. Дело в другом – в Сергее. Он, когда узнал, что меня выселяют, растерялся, ничего толкового даже предложить не мог. Знаешь, как будто испугался, что ему опять нужно будет заниматься моими проблемами. Струсил. И тогда я… Подумай: стану я ждать, пока Сергей расквитается со своей хозяйкой, – сколько времени пройдет? Что со мной может случиться? Что с ним? Да все что угодно может быть. И стану я никому не нужная. Страшно ведь.

– Чушь собачья! – фыркнула Ирина. – Можешь поверить мне на слово, ты еще лет тридцать очень многим будешь нужна. Нисколько не сомневаюсь в этом.

– А я сомневаюсь. Да и что страшного случилось? Ты ведь сама говорила мне, что это нормально, когда люди женятся или выходят замуж по расчету. Вот и я так. Теперь у меня есть муж, дом, свое хозяйство. Что в этом плохого?

– А вдруг он маньяк, садист какой-нибудь, извращенец?

– Тогда я разведусь с ним и уеду в Гирей.

– А вдруг он попользуется тобой и выгонит на улицу. Такое тоже бывает, моя дорогая.

– Паспорт мой видела? Штамп в нем видела? Я постоянно прописана в этой квартире, не так-то просто меня отсюда выгнать. Нигилист сам все это объяснил, я не просила.

– Ну вот и ладненько. Все у тебя замечательно, и чего я привязываюсь?

– Наверное, просто завидуешь, – предположила Наташа.

– Наверное, – не стала спорить Ирина. Помолчала и добавила: – А может быть, и нет.

Стол, накрытый неизвестно кем к их приезду, поражал таким изобилием неслыханных яств и заморских напитков, что Ирина не могла сдержать возгласа изумления.

– Господи! Уж не в сказку ли я попала?

– Пожалуйста, Ирина, – понял по-своему Нигилист. – Если вам нечего будет есть, приходите, не стесняйтесь. Накормлю.

– Слышала, Ирка? Весь этот год не вздумай обедать, сразу после занятий – ко мне. Петр Яковлевич накормит.

– Спасибо, я с завтрашнего дня вообще не буду обедать. Ну, и еще раз поздравляю вас с бракосочетанием, желаю всего самого доброго. Надеюсь, мой скромный подарок принесет вам счастье.

Ирина посмотрела на большого плюшевого кота, словно бы просила у него поддержки, – так трудно давались слова, и вроде бы шампанского выпила, а все равно чувствовала себя скованно.

– Не принесет. – Нигилист сплюнул косточку маслины. – Я не люблю кошек.

– Да? – растерялась Ирина. – Что же, забрать его с собой, а вам подарить… Может быть, Кинг-Конг подойдет?

– Попробуй только. – Наташа прижала к груди пушистую игрушку. – Мой кот.

– Ну, я пошла, – встала Ирина из-за стола.

– Я отвезу вас в общежитие. – Нигилист тоже поднялся.

– Нет-нет. Спасибо, но я лучше сама доберусь, на общественном транспорте. Или такси поймаю, у меня есть деньги. Пожалуйста, не беспокойтесь, Петр Яковлевич, а то молодая жена еще ревновать станет.

– Мы проводим тебя, – предложила Наташа.

Но Ирина так испуганно замахала руками, что та остановилась на полдороге к двери. Нигилист помог Ирине надеть куртку, галантно распахнул дверь и столь же галантно закрыл ее.

– Кажется, тебе не совсем понравилась моя подруга?

– Так же, как и я ей. – Нигилист справился, наконец, с замками, подошел вплотную к Наташе, положил руки ей на плечи. – Видишь ли, дорогая, мне кажется, что она вряд ли поможет привыкнуть тебе к новому образу жизни. Будет лучше, если ты не станешь баловать ее своим вниманием.

– Ты… ты запрещаешь мне встречаться с подругой?

– Это просьба. – Нигилист был примерно одного роста с Наташей, но смотрел на нее так, будто был выше на целую голову.

Его руки скользнули вниз, на спину, потом еще ниже, еще… Наташа вздрогнула и машинально отстранилась. Нигилист понимающе кивнул, опустил руки и отошел назад.

– Тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Я не спешу. Пожалуйста, убери со стола и вымой посуду, а я пока приму ванну. Сегодня был тяжелый день.

Когда из ванной послышался шум воды, Наташа отнесла грязную посуду на кухню, сложила в двухсекционную раковину мойки, вытерла разноцветной губкой стол в комнате, вернулась на кухню, открыла кран с горячей водой и… заплакала. Слезы градом катились из ее глаз, плечи содрогались от безутешных рыданий. Разве о таком муже она мечтала? О такой свадьбе? Она – Наташа Колесникова, гордая и неприступная красавица, веселая, насмешливая девчонка?! «Помой посуду… – бормотала она сквозь слезы, – идиот какой!..» Струя воды с шипением разбивалась о гору грязной посуды, капли падали на розовое платье с золотым орнаментом, а Наташа, опершись руками о раковину, рыдала, проклиная тот миг, когда согласилась выйти замуж.

Зачем? Господи, зачем она это сделала? Господи, Господи, как же хочется убежать отсюда, прямо сейчас! Но куда?

Нигилист вышел из ванны, завязывая пояс коричневого махрового халата. Заглянул на кухню – не удивился, не расстроился, не бросился успокаивать молодую жену. Только нос его недовольно дернулся, глаза же были совершенно спокойны.

– Прекрасно. Ты оправдываешь мои надежды. Именно такой реакции я и ожидал. И не ошибся. Знаешь почему? Любая другая женщина на твоем месте хотя бы притворилась, сделала вид, что безумно счастлива и любит меня. Но ты не умеешь лгать. Даже весьма цивильные условия жизни не могут заставить тебя покривить душой. Это обнадеживает. Более того, скажу честно: это именно то, что я искал. Ты станешь отличной женой Петру Яковлевичу Нигилисту и не пожалеешь об этом.

Наташа подняла заплаканное лицо, испуганно посмотрела на мужа и неожиданно спросила:

– Почему ты не пригласил своих родителей?

– Вполне достаточно того, что я познакомил их с тобой.

– Они такие славные старики…

– Да, разумеется. Посуду мыть сегодня вовсе не обязательно. Пожалуйста, поди прими душ, переоденься, и я жду тебя в нашей спальне. И не забудь закрыть воду. – Повернулся и неторопливо, с достоинством, более уместным для важного сановника, входящего к подчиненным, направился в комнату, где стояла огромная кровать.

Кровать же стоила особого разговора. Ирка, вспомнила Наташа, осматривая квартиру, увидев кровать, засмеялась и сказала: «Здесь ты можешь всю ночь от мужа прятаться, пока найдет, утро наступит, уже и на работу надо собираться».

2

Сергей поправил наушники, добавил громкости и бессильно откинулся на спинку кресла.

Бутылка «Кубанской» на журнальном столике уже наполовину опустела. Лучше уж спиться, чем сойти с ума. Теперь он предпочитал «Кубанскую». Все, так или иначе связанное с далеким краем, где он ни разу не был, напоминало о Наташе. Все, что напоминало о Наташе, казалось почти родным.

Громкость музыки в наушниках была почти предельной, но только так можно было вытеснить из головы страшные мысли о том, что Наташа сейчас в чьей-то квартире, с каким-то мужиком, и он – ее муж. Эти мысли разрывали сердце на части, они приходили в любое время суток, и тогда хотелось выть, биться головой о стену. Или реветь навзрыд. Но глаза оставались сухими. Только грохотом можно было заглушить смертельную муку.

Сергей плеснул в рюмку водки, выпил, потянулся за бутербродом с ветчиной. Краем глаза увидел, как в комнату вошла мать. Она что-то сказала, потом повторила, крикнула – Сергей, откинув голову на спинку кресла, тупо смотрел на нее. В одной руке пустая рюмка, в другой бутерброд. Мария Федотовна подошла к нему, выключила двухкассетник. Тяжелая тишина упала, оглушила Сергея. Он нехотя стащил наушники, бросил их на журнальный столик.

– Сережа, меня очень беспокоит твое поведение в последнее время. – Вид у Марии Федотовны был тревожный. – Кажется… да не кажется, а совершенно точно, ты катишься по наклонной плоскости. Если не остановишься – упадешь туда, откуда и мы с папой не сможем тебя вытащить.

– Ты видела ее, мама?

– Видела. Ну и что? Обыкновенная девчонка.

– Она – обыкновенная?!

– Хорошо, симпатичная, даже можно сказать – красивая. Ты доволен?

– Слышала ее голос, но не обратила внимания. Ты в тот момент была очень сердита и слышала только себя. Видела ее глаза, но не разрешила себе оценить их, – монотонно перечислял Сергей. – Мама, скажи, только честно, эта красивая девушка – хороший человек? У нее добрая, заботливая душа, доверчивое, любящее сердце? Или она – коварная, злобная, расчетливая, пыталась обманом пробраться в семью известной журналистки Марии Мезенцевой, завладеть ее имуществом? Ну скажи, мама, ты же у нас прекрасная физиономистка, можешь по одному взгляду определить характер человека!

– Если не будешь кричать, скажу.

– Хорошо, не буду.

– По-моему, она хороший человек. Конечно, ей не хватает образования, воспитания, но в общем… Ты это хотел услышать?

– Забавно все это, мама, очень забавно. Выходит, ты видела рядом со мной красивую девушку, прекрасного человека – и сделала все, чтобы мы расстались, чтобы она ушла от меня, вышла замуж за другого! Как это понимать, мама?! Как?!

– Сережа, сынок, пожалуйста, успокойся. И не обвиняй меня во всех твоих несчастьях, поверь, я тоже переживаю, что так получилось.

– Да? Это еще интереснее. Не ты ли смотрела на нее, как на ядовитую змею, оскорбила ее, а она ведь ничего плохого тебе не сказала, не посмотрела косо. Она испугалась тебя!

– Согласна, я погорячилась. Но ведь и ты виноват в этом. Домой не приходил ночевать, жил неизвестно где, мы ведь с отцом волновались, не знали, что и думать. Можно было нормально решить этот вопрос? Привести ее к нам, познакомить…

– Нельзя. Ты бы ей такой прием устроила, она бы после этого видеть меня не захотела!

– Я думаю, ты сгущаешь краски, Сережа.

– Я их, наоборот, разбавляю. Ты же вбила себе в голову, что я непременно обязан жениться на Ларисе, и ни о ком другом даже думать не могла. Разве не так?

– Так, – подтвердила Мария Федотовна, с тревогой глядя на сына. – Действительно, Лариса мне нравится, она решительная, целеустремленная, прекрасно воспитанная девушка. Именно такая жена тебе и нужна.

– Мне нужна такая, какая мне нужна, не тебе, мама.

– Ну хорошо, хорошо. Допускаю, в чем-то я была неправа, но я же еще тогда сказала об этом. Кажется, мы договорились подумать и потом встретиться, обсудить ситуацию. Так или нет, Сережа? Ты ведь не можешь меня обвинить в том, что встреча не состоялась?

– Я никого не обвиняю, мама. Я сам был дураком, верно ведь говорят: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Точно про меня. Только плакать почему-то не получается…

– Сережа, – попыталась утешить Мария Федотовна. – Да стоит ли так расстраиваться, если она ушла от тебя и тут же выскочила замуж? Мне кажется, это не свидетельствует о глубине ее чувства к тебе. Может, все, что случилось, – к лучшему?

– Если это лучшее, я хотел бы худшего.

– Я думаю, ты зря принимаешь все близко к сердцу. Это потому, что голова у тебя ничем не занята. Водка в таких ситуациях – плохой помощник. Необходимо пересилить себя, заняться чем-то серьезным. Только работа, настоящая, тяжелая умственная работа может помочь. А ты сидишь в своей палатке и думаешь, думаешь, нагнетаешь напряжение… Ни к чему хорошему это не приведет.

– Я пробовал, мама. Не получается. Даже детективы не могу читать, какая тут серьезная работа!

Мария Федотовна хотела возразить, но звонок в прихожей помешал ей.

Сергей на мгновение представил себе, что это пришла Наташа, она не вышла замуж за богатого бизнесмена, поняла, что не сможет жить без него, Сергея, узнала адрес, да хотя бы у Вадима, и пришла. Ведь это же так естественно, а было бы самым настоящим чудом. Скрипнула дверь его комнаты. Сергей поднял голову и мрачно усмехнулся.

– Не ждал? – Лариса неуверенно вошла в комнату.

– Ждал не тебя. Но так всегда бывает: приходит не тот, кого ждут.

– Мог бы не грубить мне, Сережа. Я звонила, Мария Федотовна сказала, что ты совсем захандрил. Я тут нечаянно купила два билета в киноконцертный зал «Россия», может, сходим? Там завтра выступают…

– Спасибо, я не хочу, – как отрезал Сергей.

– Я могу просто так посидеть с тобой. Ой, а что ты пьешь? Водку? «Кубанскую»? Понимаю. Можно и я с тобой выпью? – Лариса подошла к столику, посмотрела на Сергея. Он промолчал. – Неужели откажешь даме? Я не узнаю тебя, Сережа.

– Наливай, если хочешь, – буркнул он. – Вот и бутерброды перед тобой.

– Спасибо.

Лариса села в свободное кресло, налила себе полрюмки водки, выпила, долго трясла головой, потом схватила бутерброд, откусила и лишь после этого вздохнула с облегчением.

– Не пошла? – поинтересовался Сергей. – Так и должно быть. Это же – «Кубанская».

– Я же сказала – понимаю. Зря ты сидишь тут и тоскуешь. Это ужасно глупо, Сережа. Твоя деревенская пассия вышла замуж за очень солидного человека, коммерческого директора «Сингапура». А это концерн с миллиардным оборотом. Можно сказать, ей невероятно повезло, вроде как миллион долларов в лотерею выиграла. Знаешь почему? Потому что из тысячи самых красивых девушек Москвы девятьсот девяносто не задумываясь согласились бы стать женой Петра Яковлевича.

– Почему же ты упустила эту счастливую возможность?

– Потому что я из тех десяти, которым не нужен коммерческий директор. Я и сама не последний человек в нашей фирме, вполне зарабатываю себе на жизнь. На очень приличную жизнь.

– А Наташа, выходит, из тех девятисот девяноста?

– Ты ничего не понял, Сережа. Я говорила о красивых девушках Москвы, а не о тех несчастных, которые приезжают покорять столицу и в лучшем случае становятся валютными проститутками.

– Зачем ты мне это говоришь? – разозлился Сергей. – Ты заплатила за меня деньги, большие деньги. Я что, теперь обязан выслушивать твои суждения о том, кому необходимо становиться проститутками, а кому жить припеваючи?

– Нет, не обязан. – Подрумяненные щеки Ларисы стали пунцовыми от водки, да и уверенности заметно прибавилось. – Я ничего не добавляла к условиям нашего договора. Не хочешь, не слушай.

– Не хочу.

– А говорю я тебе все это потому, – продолжала она, – что пассия твоя чувствует себя вполне счастливой. Ходит по магазинам, покупает все, что хочет, вечерами выезжает с супругом на «мерседесе» в свет – в театры, рестораны, на презентации. Ты же совсем не знаешь ее, Сережа. Она получила то, что хотела, за чем охотилась в Москве. Мне сказали, что только на мебель и обустройство квартиры ее муж потратил двадцать пять тысяч баксов. Представляешь?

– Хоть сто тысяч. Хоть миллион. Все это я представляю. Но то, что она охотилась за этим, – чепуха. Чушь собачья!

– А еще у него есть дом в Испании, на берегу моря.

– Спасибо, ты сообщила мне интересные сведения. Теперь все? Я не смею тебя задерживать.

– Как хочешь, Сережа, – обиделась Лариса. – Я не собираюсь тебя насиловать, навязывать свое общество. Просто помогла в трудную минуту. И не только тем, что дала деньги, но еще избавила тебя от деревенской хищницы. Подумай на досуге, что с тобой случилось бы, если б ваши отношения зашли далеко. Все-таки ты не совсем безразличен мне.

– Да, я знаю.

– Счастливо оставаться!

Лариса вышла, сердито хлопнув дверью. Сергей надел наушники, включил музыку. Он сидел в кресле с закрытыми глазами и видел лицо Наташи – смеющееся, грустное, восторженное. Оно было прекрасно. И слышал ее смущенный голос: «Сережа… ну что ты делаешь? Ну какой ты… ох, и зачем я все тебе позволяю?.. Но мне так хорошо с тобой, так хорошо, я больше ни о чем не мечтаю, ничего не хочу, совсем ничего, только бы ты был рядом всегда-всегда, правда, Сережа…»

«Да, Наташа, я всегда-всегда буду с тобой, помнишь, я говорил, что не уроню тебя? Никогда! Сам упаду, разобьюсь, а тебя удержу на руках. Потому что я люблю тебя, люблю мою Наташку, мою самую замечательную в мире девчонку, такую красивую, что глаз оторвать невозможно. И я ничего не хочу, только смотреть на тебя… Нет-нет, я не прав, я многого хочу, денег, всяких там дефицитов – для тебя, я буду много работать и все это добуду и положу к твоим ногам, а ты разрешишь мне смотреть на тебя и радоваться, что есть еще красота в этом мире…»

Сергей откинул голову на высокую спинку кресла, заскрипел зубами. Две слезинки застыли на его щеках.

Стойкий запах мужского пота ударил в нос. Лариса брезгливо поморщилась. Давным-давно ей довелось часа полтора сидеть в солдатской казарме, ожидая отца. Там был точно такой же запах, она его запомнила.

– Ты бы проветрил свою комнату, Валет, – посоветовала Лариса. – А то ведь так и задохнуться можно.

– Это исключено, – усмехнулся Валет. – Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

– В каждом правиле бывают исключения. Ты никогда не задумывался об этом?

– Никогда. – Он самодовольно ухмыльнулся. – Ты, кажется, нервничаешь, детка?

– Не могу понять, зачем ты пригласил меня к себе? Что-то случилось? Какие-то проблемы с деревенской барышней?

– Если у нее и есть проблемы, нас они теперь не касаются. Петр Яковлевич Нигилист серьезный человек. На его фирму бывшие гэрэушники работают, нам до них далеко, милая моя. Его квартира имеет общий коридор с другой, однокомнатной, а там знаешь, кто проживает? Бывший капитан ГРУ. И знаешь, что он делает? Спрашивает, кто пришел. Это все, что я смог узнать, а большего и не нужно. Достаточно, чтобы понять: наша крошка в серьезных руках. Верно, милочка? Тебе, как всегда, джин с тоником?

– Если можно, «Кубанской», пожалуйста.

– Чего? – удивился Валет столь экзотическому желанию. – «Казачок», что ли? Я уже малость отвык от нашей. «Абсолют» есть, хочешь? С апельсиновым соком – высший класс.

– Не хочу. Так что у тебя за дело ко мне?

Лариса присела на кровать, закинула ногу на ногу, внимательно посмотрела на Валета.

– Дело личное, можно сказать – интимное. Дальше ты можешь и сама догадаться.

– Я тебе ничего не должна.

– Да кто его знает, должна или нет. Это ж такое дело, без бутылки не разберешься. – Валет сел рядом, обнял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза и стал неторопливо расстегивать кофточку. – В тот, последний раз, ты была обалденной бабой, и я подумал: а почему бы нам с тобой не повторить этот смертельный номер? По-моему, я для тебя все сделал классно, вполне могу рассчитывать на премиальные.

– Ты, похоже, спутал меня с «ЗИЛом» или с овощным магазином. Это там, если выполнил задание, получаешь премиальные. А у нас был договор и оплата, предварительная. О чем речь, Валетик?

– О том, что я балдею, когда вспоминаю тебя.

– Но ты ведь знаешь, кто мне нравится. К сожалению, не ты.

– Плевать мне на эти сопливые дела. Он же пока и не смотрит на тебя, ни на что не претендует, значит, и обижаться не будет. Сейчас ты свободная, крошка. Ну, кончай выпендриваться.

– Если ты позвал меня только за этим, то зря время потратил. Свободна я или нет – сама как-нибудь разберусь. Убери свои лапы. – Лариса спокойно взяла руку Валета, опустила ее на кровать.

– Такая ты мне еще больше нравишься, – усмехнулся Валет и уверенно положил руку ей на колено.

– Хочешь иметь неприятности? – Взгляд Ларисы стал жестким.

Но Валет не испугался и руку не убрал с ее колена.

– Знаешь, крошка, я ведь и сейчас работаю на тебя. А кому охота трудиться забесплатно?

– Интересно, – покачала головой Лариса. – Продолжай.

– С удовольствием, – откликнулся Валет, и рука его стремительно скользнула под юбку.

– Не то продолжай. О работе своей на меня расскажи. Что же ты делаешь такое, о чем даже я не знаю?

– Молчу.

– И все? – удивилась Лариса.

– И все, – подтвердил Валет. – Я понимаю, ты надеешься скоро захомутать Серого. Ничего против не имею. Но представь себе, вдруг он нечаянно узнает о всех деталях твоего плана…

– Шантажируешь?

– Да нет, просто предполагаю. Узнает он, и плакали твои денежки и все надежды. Ничего не останется у красивой девочки Лариски. Но если она будет дружить со мной, все будет о'кей.

– Скотина! – Отвращение исказило лицо Ларисы. – Мы ведь договорились, что я с тобой расплатилась полностью. Негодяй! Посмей только…

Валет повалил ее на кровать, рывком задрал короткую юбку и отстранился, любуясь молочной белизной ног.

– Классно… Не думаю, что вооруженное ограбление стоит всего два вечера с такой дамой. Ты согласна? И я согласен. Еще пару раз, и мы в расчете. Клянусь. Ну? Ну?!

– Бандит! – Лариса сбросила туфли.

– Ты пока готовься, а я схожу на кухню. «Кубанской» нет, тебе джин с тоником?

– Джин без тоника! – прошипела Лариса.

3

Наташа лежала, раскинувшись, совершенно обнаженная, черные волосы разметались по подушке. Она чувствовала, как он целует ее, всю – от мочек ушей до кончиков пальцев на ногах. Каждое возбуждающе-нежное, щекочуще-сладостное прикосновение горячих губ заставляло ее тихонько постанывать. И не было в этом ничего стыдного, не хотелось прикрыться, защититься от жадного взгляда. Он не был чужим, этот взгляд, и жадность его была приятна. Не только жадность, но и неподдельный восторг светились в глазах, когда он смотрел на нее. И губы его шептали ласковые слова, такие же щекочуще-сладостные, как и поцелуй. Такая сила была в этих словах, что, казалось, тело ее вот-вот поднимется над кроватью и будет парить в воздухе, как белое весеннее облако в синем небе. И с ее губ срывались ответные ласковые слова благодарности за несказанное наслаждение. Их невозможно было повторить потом, когда это кончится и другие, обычные заботы отвлекут ее внимание. Слова рождались в торжествующей, ликующей душе и остывали, постепенно превращаясь в самые обыкновенные глупости. И руки ее тянулись к нему, гладили, ласкали, царапали крепкое, мускулистое тело, судорожно притягивая его к себе – ближе, ближе, чтобы слиться воедино, но он вдруг уходил, уходил, не доставив ей наивысшего наслаждения, оставив ее биться в холодной постели, как белую птицу, попавшую в силок. Гримаса боли, невыносимой боли исказила его лицо, и таким холодом веяло от укоризненного взгляда, что застывала она в белых простынях, превратившихся в снег. Только губы продолжали звать:

– Сережа… Сережа… Сережа…

И Наташа просыпалась.

Жаркое летнее солнце светило в окно, шелестели листья на старом тополе. Подушка была мокрой от слез, и щеки были мокрыми. Вот уже июнь кончается. Два месяца, как она замужем. Лучшие мгновения этих двух месяцев приходили во сне, когда она видела, не только видела, но и слышала, и чувствовала Сергея. Самые лучшие, прекрасные. Во сне.

Мужа, как обычно, уже не было дома. Петр Яковлевич просыпался рано, завтракал и уезжал на службу, до вечера оставляя Наташу в полном одиночестве. Она должна была приготовить ужин, следить за тем, чтобы холодильник был полон. Еще – стирка да уборка – все это не отнимало много времени. Нигилист не стеснял ее свободу. Покончив с делами, Наташа могла делать все, что хотела. Смотреть телевизор, читать книги, ходить по магазинам. В ящичке туалетного столика лежали деньги, Наташа никогда не считала, сколько их там, просто брала тысяч десять – двадцать и покупала то, что ей нравилось. Петр Яковлевич не упрекал ее в расточительстве, лишь время от времени пополнял запасы крупных сто– и пятидесятирублевых купюр.

Поначалу это занятие доставляло Наташе удовольствие, помогало отвлечься от грустных мыслей, но вскоре и оно надоело. Все, что она хотела из обуви и одежды – купила, тратить же деньги просто так, назло Нигилисту, не могла, сказывалась выработанная с детства привычка экономить на всем. Теперь она не экономила, но и не швыряла денег на ветер. К тому же, когда она выходила из дому, ее неизменно сопровождал сосед, высокий, молчаливый мужчина лет тридцати, белобрысый, коротко стриженный и в неизменной широкой кожаной куртке. Звали его Олег Ратковский.

Наташа знала, что он был чем-то вроде телохранителя Нигилиста: всегда первым открывал дверь, если кто-то звонил, провожал утром хозяина до машины, вечером, когда тот возвращался домой, встречал внизу у подъезда. А днем ходил следом за Наташей, помогал ей донести покупки до двери. И никогда не пытался войти в квартиру, если Нигилиста не было дома, или познакомиться ближе с Наташей. Если же она заводила разговор, спрашивала о концерне, в котором работал Нигилист, о том, каким бизнесом они занимаются, или о самом Ратковском, отвечал коротко, односложно «да», «нет», чаще молча пожимал плечами.

Наташа вытерла слезы ладонью, закрыла глаза, пытаясь вернуть свой прекрасный сон. Знала, что он не вернется, никогда не возвращался, и все же попыталась. А потом, вспомнив о том, что было ночью, вскочила и побежала в ванную.

Ничего хорошего ночью не было. Петр Яковлевич в постели (как, впрочем, и везде) был крайне эгоистичен и скор, получив свое, отворачивался и засыпал. Время от времени разглядывал ее обнаженное тело, будто убеждался, что купленная вещь не потускнела, удовлетворенно кивал. Ласкать женщину он совершенно не умел и не хотел, да и сам особых ласк не требовал.

Случалось это два-три раза в неделю, и всегда, просыпаясь утром, Наташа бежала первым делом в ванную – смыть с себя прикосновения чужого, нелюбимого человека, очистить свое, казалось, оскверненное тело.

До того, как она стала женщиной, Наташа считала, что близость с мужчиной оскверняет женщину, делает ее грязной. Но когда это случилось, когда она провела первую ночь в постели с Сергеем, Наташа чувствовала только одно: небывалый прилив сил и уверенность в своей красоте. О, тогда ей хотелось летать или, по крайней мере, прыгать и кружиться по комнате в ночной рубашке, что она и делала, лукаво поглядывая на Сергея, – проснувшись, он смотрел на нее с нескрываемым восторгом…

В этой большой, красиво обставленной комнате, у большой, бело-золотой кровати ей ни разу не хотелось прыгать и кружиться.

Нигилист вернулся домой не один. Сам глава концерна «Сингапур», Степан Петрович Шеваров, пожаловал в гости. Однажды он уже был у них с супругой своей Ингой. С ними пришел и третий, огромный нерусский с выпученными глазами и крючковатым носом.

Степан Петрович, солидный, седовласый, в мешковатом, но очень дорогом костюме, поцеловал Наташе руку, вынул из пластикового пакета белую гвоздику, с улыбкой вручил хозяйке.

Нерусский уставился на Наташу, потом хлопнул себя по ляжкам:

– Какая жена у тебя, Петр Яковлевич! Такую грех держать взаперти! Почему я никогда не видел ее раньше?

– Потому что тебе опасно смотреть на красивых женщин, Радик. Не видел раньше, не увидишь и позже, спокойно спать будешь.

– Э-э-э! Слушай, совсем покой потеряю, понимаешь? – Радик прямо-таки пожирал глазами Наташу. – Давай познакомимся, хозяйка, я Радик, просто Радик. Если что надо будет – скажи. Хочешь, на Марс слетаю, привезу клетка живой марсианин. Будешь смотреть и говорить всем: я марсианина живого имею. Твой манто, «кадиллак», Багамы – чепуха, даже слушать не хочу!

Наташа холодно кивнула, представилась и повернула голову к Нигилисту, ожидая дальнейших указаний.

– Принеси, пожалуйста, виски, рюмки и что-нибудь закусить, – распорядился Нигилист, жестом приглашая гостей в комнату, где стоял телевизор.

Наташа достаточно хорошо знала, чем закусывают богатые люди: исландская селедка, маслины, корнишоны, маринованные грибы и мясное ассорти. Это она и приготовила, поставила на сервировочный столик и вкатила его в комнату. Нерусский сидел в кресле, тут же уставился на нее своими выпученными глазами. Наташа разозлилась.

– Тебе действительно нужно слетать на Марс. И привезти себе марсианку, а то, как я посмотрю, земные женщины не очень-то балуют тебя своим вниманием, совсем плохо выглядишь, бедненький.

Тот еще сильнее выпучил глаза, подался вперед, словно ушам своим не верил, что именно она сказала это.

– Ай да Наташа! – засмеялся Степан Петрович. – Огонь, а не женщина, палец в рот не клади – откусит. Да, Петр Яковлевич, повезло тебе с женой, ничего не скажешь, повезло.

– Повезло, повезло, – выдавил наконец из себя улыбку Радик, откинувшись на спинку кресла. – Слушай, Петр Яковлевич, продай жену, а?

– Это что-то новое в наших деловых отношениях, – недовольно дернул носом Нигилист и посмотрел на Наташу. – Все, дорогая, ты можешь идти. Я скажу, когда нужно будет посуду убрать.

– Почему новое? – развел руками Радик. – Всегда так было. Помнишь: Хасбулат удалой, бедна сакля твоя? Если твоя сакля будет бедная, а я надеюсь, что такое никогда не случится, но если когда-нибудь будет – продай. Полмиллиона дам. Баксов.

Наташа не уходила, стояла, прислонившись спиной к стене у двери и слушала.

– Когда его сакля будет бедной, Радик, у тебя вообще не будет сакли, – улыбнулся Степан Петрович.

– Это шутка, просто шутка, прости, дорогой, если обидел тебя. Честное слово, совсем не нарочно, так получилось. Правда, красивый женщина, давно таких не встречал, как увидел – совсем голову потерял. Прости. – Он наклонился, хлопнул Нигилиста по плечу.

– Наташа, оставь нас, пожалуйста, – строго приказал Петр Яковлевич.

В спальне Наташа легла на диван, задумалась. Может, этот Радик и вправду шутил, но слушать это было противно. А смотрел как! И вообще, что они здесь делают? Пьют, курят, о работе говорят. Что за свинство такое? Неужели в конторе не успевают наговориться? Целого дня им мало? Краем уха слышала их разговор – тихий ужас! Цены здесь, цены там… Где там, в Америке, что ли? Курс сегодня, курс завтра, люди из правительства сказали то, люди из Верховного Совета сказали это. Им, людям в правительстве и Верховном Совете, делать больше нечего, как сообщать концерну «Сингапур» секретные сведения? Тогда понятно, почему народ бедствует. Господи, нельзя, что ли, приходить в гости, чтобы отдохнуть, поговорить о чем-нибудь веселом, музыку послушать? Ну почему, почему они такие серьезные?

Кошмар!

– Надоело, – негромко сказала себе Наташа. С тоской обвела взглядом комнату и повторила громче: – Надоело!

Ночью, в постели, Наташа сказала Нигилисту:

– Почему ты позволяешь всяким нахалам говорить обо мне, как о какой-то вещи? Я твоя жена, женщина, человек, в конце концов, или китайская ваза?

Нигилист промолчал, собираясь поскорее уснуть: завтрашний день обещал быть не менее трудным, чем минувший.

– Это, по-твоему, глупый вопрос?

– По-моему, глупый. Он пошутил и потом извинился. Я считаю, вопрос исчерпан.

– А я так не считаю! – взвизгнула Наташа. – Люди приходят в чужой дом, должны уважать хозяйку, хотя бы вид делать. Вот, как Степан Петрович. Но не все твои гости так поступают, я вижу! И мне это не нравится! Ну, конечно, если ты даже не приглашаешь меня в свои компании, считаешь, что я – всего лишь прислуга, и они думают так же!

– Наташа, я устал, хочу выспаться. – Нигилист повернулся к жене. – В моих компаниях ничего интересного для тебя нет. К тому же – меньше знаешь, спокойнее спишь.

– Ах так? Ничего, значит, интересного? Тогда зачем ты приводишь домой такие компании? Что вам, в конторе мало времени обо всем договориться? Я здесь целый день сижу, на работу мне нельзя, в институт поступать нельзя, а вечером заваливаются ужасно деловые люди, и я должна их обслуживать? Я что, для этого выходила за тебя замуж?