Текст книги "Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Уходи, уходи! Да уйди же ты… – Презрение и одновременно мольба были в ее взоре.
Он попятился, хотел еще что-то сказать, но, видимо, не нашел тех слов, которые могли бы помочь им. Тяжело вздохнул и вышел из палатки.
Наташа громко плакала, уронив голову на столик.
13
За окном качалась ветка с набухшими почками. Теплый ветерок заглядывал в открытую форточку, теребил длинные шторы. Вот и в Москву пришла настоящая весна. Наташа с тоской разглядывала комнату Ирины. Уютно здесь было, чувствовалось, что хозяйки любят свое жилище, украшают его, приспосабливают, как могут, чтобы все удобно здесь было. Да и вдвоем все же веселей, чем одной, – всегда можно что-то придумать. А она вечером сидит в своем изоляторе, не знает, чем заняться. Да если бы и знала – за что ни возьмись, все валится из рук. И комната чужая, временная, даже картинку прилепить на стенку боязно – испортишь обои, Вадима Ивановича ругать станут. Он заходил несколько раз, сказал, что знает обо всем, Сергей позвонил. Выразил свое сочувствие, заверил, что месяца два-три Наташа может жить спокойно. Она слушала его настороженно, боялась, что теперь, когда осталась одна, и Вадим Иванович решит воспользоваться ее положением, она ж полностью от него зависит, жить-то больше негде. Он заметил это, понял, в чем дело, успокоил, мол, не думай, я и не собираюсь к тебе приставать, хоть и красивая ты девушка, да у меня есть любимая, а другой не нужно. Смутил Наташу и сам смутился. А когда ушел, Наташа с горечью подумала: до чего дошло, что если человек нормальный, так должен еще и доказывать это. Раньше всем верила и очень удивлялась, если люди попадались нехорошие, теперь же – никому не верит, и кажется странным, если люди – как люди.
– Еще чаю, Наташка? – прервала ее унылые мысли Ирина. – Ты чего-то совсем раскисла, прямо лица на тебе нет.
– С каких радостей ему быть-то?
– Ну как же, смотри, весна уже наступила, скоро листья на деревьях распустятся, совсем хорошо будет.
– Да на что ж мне нужна такая весна? Лучше б ее совсем и не было. Спасибо за чай, Ирка, больше не хочу. Нужно собираться к себе. Ох, знала бы ты, как не хочется туда возвращаться, тоска за горло хватает, дыхнуть не дает.
– Ну, ты даешь, Наташка. Месяц, как в Москве, а уже столько всяких происшествий с тобой приключилось! Если и дальше так пойдет, не удивлюсь, что в ближайшем будущем ты выскочишь замуж и будешь раскатывать по Москве на «мерседесе».
– Ни за что! – Она вздрогнула. – У меня как раз то настроение, чтобы о «мерседесах» думать!
– О них можно думать с любым настроением, – вздохнула Ирина. – Знаешь, Наташ, я тебе уже все сказала. Может быть, Сергей и прав, тебе нужно немного подождать, и все будет хорошо. Я же тебе всегда говорила, что мне он понравился. Умный, интеллигентный и знает, что ему нужно делать. Самостоятельный. Знаешь, таких парней не так уж много в Москве. Поэтому я была рада, что у вас так хорошо получалось.
– Слишком хорошо, – печально улыбнулась Наташа в ответ. – Теперь я понимаю, что так не бывает.
– А что ты хотела? Конечно, такой парень, даже если он и любит тебя, не совсем свободен. Кто-то у него был до тебя и не собирается уступать девчонке, прибывшей из Гирея. Ты думаешь, в Москве бабы – дуры?
– Ничего я не думаю. Просто не понимаю, как можно покупать любимого человека. Ну как? Пробовала себе представить: вот мне нравится парень, но он любит другую, они счастливы вместе. Ну, и как же я смогу мешать им? В трудную минуту предлагать деньги за то, чтобы он бросил ее и был со мной? Да он же возненавидит меня на веки вечные! А я сама? Неужели буду счастлива с ним, купленным?
– Почему бы и нет? Это тебе не Гирей. Знаешь, сколько людей здесь женятся и выходят замуж по расчету? Тьма! И ничего, живут себе. И во всем мире так. Вспомни хотя бы Жаклин Кеннеди, она ведь вышла замуж за греческого старпера-миллиардера. Что, влюбилась? Просто ей так удобно было.
– Это совсем другое дело, – не согласилась Наташа. – Если оба не очень любят друг друга, но понимают, что вместе им будет проще решать какие-то проблемы, тогда – пожалуйста.
– Ага. У нас, например, старенький, страшненький режиссер может запросто жениться на молоденькой актриске. Ей же хочется играть главные роли, быть на виду у критиков, иметь знакомство в «свете» – ради этого она и с чертом готова лечь в постель.
– Но Сергею ведь ничего не нужно от Ларисы!
– Как сказать, – усмехнулась Ирина. – Кое-что ему все-таки нужно. Чтобы не убили в темном углу – такая малость.
– Думаешь, это серьезно?
– Уверена. Жаль, что так получилось у вас, но я не вижу другого выхода, чем тот, который предложили ему. Может быть, ты знаешь, что делать?
– Если бы знала, не пришла бы жаловаться тебе, а делала бы.
– Почему ты тогда злишься на него?
– Да потому что никогда-никогда не прощу ему предательства! Даже не так. Прощу, не прощу – не об этом разговор, Ирка. Он меня больше не интересует, вот! Человек, которого можно купить, мне и даром не нужен.
– Тогда плюнь и забудь о нем. Пусть мучается со своей Ларисой, всю жизнь долги ей отдает. Двести двадцать семь тысяч, – покачала Ирина головой. – Ничего себе мадам, состоятельная.
– Ну ты и зараза, Ирка! Нет, чтобы успокоить подругу – плюнь и забудь! Вот спасибочки.
– Пожалуйста, – дурачась, поклонилась Ирина. – Кушайте, не обляпайтесь.
Можно было сесть на троллейбус у Столешникова, но спешить было некуда, впереди Наташу ждала пустая, холодная, неуютная комната и – одиночество. Ну, и что в этом хорошего? Наташа вышла на Петровку и не спеша зашагала в сторону Большого театра.
После разговора с Иркой немного полегчало на душе, и Москва не казалась такой равнодушной.
А может, и правда последовать Иркиному совету: плюнуть и забыть этого Сергея? При мысли о Сергее снова заныло сердце, враз потускнело праздничное сияние Москвы. Как его забудешь? Ласковые руки, нежные поцелуи, дурацкие, но такие приятные шутки… Он все делал отлично. Если рассказывал, она могла часами слушать, если целовал, таяла, белым облаком парила в синем небе, если дурачился, слезы на глазах выступали от смеха. С ним все было легко и просто. До этого с ужасом представляла, как станет женщиной, проведет первую ночь с мужчиной, как боялась и стыдилась этого, а с ним все прошло красиво и естественно, и приятно – как подарок в конце праздничного вечера. Кто кому дарил? Разве она думала тогда об этом!
Интересно, что он сейчас делает? Может быть, обнимает эту свою Ларису? Ну и пусть. Всего-то и нужно – привыкнуть к этой мысли… Да можно ли к ней привыкнуть?!
Наташа вышла на площадь перед Большим театром. Действительно большой и очень красивый, величественный. Кажется, войдешь в двери за мощными колоннами и сразу увидишь князя Игоря или танец маленьких лебедей.
Наташа стояла и смотрела, не обращая на других людей внимания. Вдруг кто-то легонько тронул ее за плечо. Вздрогнув, резко обернулась.
Перед ней стоял невысокий плотный мужчина с рыжими жесткими волосами, растущими почему-то вверх (или это прическа такая?!), с длинным носом и близко посаженными светлыми глазами. На нем было длинное черное пальто и белый шарф, небрежно заброшенный на плечо.
– Ну вот и закончилось твое томительное ожидание. – Он бесцеремонно разглядывал Наташу. – Я уже несколько минут наблюдаю за тобой. Все нормально.
– Наблюдаете за мной? – удивилась Наташа. – Зачем?
– Привычка такая, – усмехнулся незнакомец. – Прежде чем платить деньги, люблю как следует рассмотреть товар.
– Что-то я не совсем понимаю вас…
– Чего тут понимать. Ну что, поехали?
– Куда?
– Куда прикажешь. К тебе?
– Вы хотите, чтобы я пригласила вас в гости? Если вам некуда идти, попроситесь к кому-нибудь другому.
– Что значит – к другому? Я не извращенец, хотя здесь их предостаточно. Ну ладно, хватит ломаться. Если не хочешь приглашать к себе, поехали в отель. Сколько? Сто баксов? Двести? Триста? Ты мне нужна на всю ночь.
Наташа поняла наконец, за кого ее приняли. Ну и дела! Неужели она так похожа на этих пропащих девиц?
– Господи, еле догадалась! – воскликнула Наташа. – Вы, наверное, думаете, что я проститутка? Угадала?
– Какая разница, как это называется и кто ты на самом деле. Я плачу тебе за эту ночь.
– На мне написано, что продаюсь и даже цена указана? Или у вас галлюцинации начались?
– Ты стоишь так… – начал было мужчина.
– Как хочу, так и стою. Идите, куда шли, не то я милицию позову. Понятно?
– Вполне. Ты ведь не москвичка, верно?
– А вам какое дело? Чего вы привязываетесь ко мне? Не видите, я и разговаривать с вами не хочу. Отстаньте ради Бога! – Она решительно двинулась к троллейбусной остановке, там было больше людей.
Мужчина пошел следом за ней. Остановился рядом.
– Ты очень забавная и очень красивая девушка, – совершенно серьезно произнес он. – Ты мне нравишься.
– А вы мне – нет! – отрезала Наташа, глядя по сторонам, хоть кто-то из стоящих на остановке обратит внимание, что к ней пристает какой-то странный тип. Никто и не смотрел в их сторону.
– Это первое впечатление, оно обманчиво. – Уверенности в голосе типа было хоть отбавляй. – Значит, ты не продаешь свои услуги, надеешься отдать их даром какому-нибудь проходимцу, который пообещает подарить небо и звезды? Весьма глупое решение.
– Я же сказала уже – не ваше дело! – рассердилась она. – Никакие услуги я не продаю! А у вас длинный нос, и он все время дергается, как будто целый час перед этим вы нюхали тухлое мясо!
– У многих великих людей был длинный нос, – невозмутимо ответил незнакомец.
– Выходит, вы тоже великий? – съязвила Наташа.
– Пока еще нет. Слушай, ты все больше и больше нравишься мне. Какая прелестная непосредственность! Одета, правда, в ширпотреб, но это легко исправить. Хорошо. Я ошибся, беру свои слова обратно. Извини, пожалуйста. Ты не продажная женщина.
– Да, я еду домой, в общежитие, от подруги, она учится в Щепкинском театральном училище. Теперь вы отстанете?
– И не подумаю. Я ведь извинился, не так ли?
– Ну и что?
– Хочу исправить свою ошибку. Тебе не стоит ждать троллейбуса, я отвезу тебя в общежитие на своей машине. Вот она.
Он властно махнул рукой. Наташа невольно посмотрела на противоположную сторону улицы: у здания Малого театра стояла черная иностранная машина, сверкающая лаком в свете фонарей.
– С чего это вы взяли, что я поеду с вами?! И не подумаю.
– Понимаю, ты боишься насилия. Это исключено.
– Интересно, кто ж это исключил? Вы сами, что ли?
– Да, я сам. Видишь ли, в это время ехать в полупустом троллейбусе небезопасно. Я не хочу, чтобы ты рисковала. К тому же ты, наверное, никогда не ездила в «мерседесе». Так?
– И не собираюсь ездить, – уверенно заявила Наташа. Неужели считает ее совершенной дурой, способной сесть в машину только потому, что это – «мерседес».
– Нет-нет, я не считаю тебя глупышкой, способной ради какой-то паршивой иномарки забыть об осторожности. Ты очень умная девушка, немного дикая, но это же прекрасно.
Наташа вздрогнула. Он что, умеет читать чужие мысли?
– Тогда почему предлагаете?
– Потому что дам тебе гарантии безопасности. Пожалуйста, отойдем на три шага в сторону. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
Наташа неуверенно пожала плечами, однако ж подчинилась. До машины было далеко, не станет же он тащить ее через улицу. Незнакомец быстрым движением вытащил из кармана пальто небольшой пистолет, выдернул магазин. Тускло блеснули желтые пульки.
– Видишь – полный боекомплект. – Незнакомец всадил магазин обратно. – Теперь я взвожу затвор, снимаю с предохранителя.
Наташа кивнула, не в силах произнести и слова. Уже не сомневалась, что сейчас он приставит дуло к ее животу и прикажет идти к машине. Однако незнакомец неожиданно вложил пистолет в ее ладонь и ровным голосом приказал:
– Сунь руку в сумочку. – Она повиновалась. – Держи палец на спусковом крючке. Отлично. А теперь пошли к машине. – И решительно зашагал через улицу.
Наташа пошла за ним, прижимая левой рукой сумочку к груди и ощущая пальцами правой холодную сталь пистолета. Мужчина распахнул правую дверцу, жестом пригласил Наташу садиться, сам зашел с левой стороны, сел за руль.
– Это и есть ваши гарантии? Но зачем все это? Для чего вам нужно подвозить меня? – Она уже немного пришла в себя, почти не боялась незнакомца и даже успела разглядеть его получше. Мужчине было на вид лет тридцать пять.
– Я ошибся, приняв тебя за женщину легкого поведения. И теперь должен извиниться за свою оплошность. Ты мне нравишься. Сегодня вечером я приму решение и, может быть, женюсь на тебе.
– Ого! – вырвалось у Наташи. – Так прямо сразу – и жениться? А вам не интересно мое мнение на этот счет?
Машина мягко тронулась с места, обогнула сквер перед Большим театром и помчалась по Пушкинской улице.
– Куда едем? Показывай дорогу.
– В общежитие Литературного института на улице Добролюбова.
– Ты студентка? Пишешь стихи?
– А если я прикажу вам молчать всю дорогу? Пистолет-то у меня. Не послушаетесь – буду стрелять!
– Будешь приказывать и стрелять, когда я позволю себе некорректные выражения или недостойное поведение. Так что, стихи?
– Да нет, я случайно там поселилась, временно. Приехала поступать в экономическую академию… и не поступила.
Незаметно для себя, слово за слово, Наташа рассказала ему о своей московской жизни почти все. Только о Сергее умолчала. И сама узнала, что владельцу шикарной машины тридцать четыре года, он коммерческий директор концерна «Сингапур», а зовут его Петр Яковлевич Нигилист. Услышав такую необычную фамилию, Наташа вспомнила школьный курс литературы, роман «Отцы и дети» Тургенева, уточнила, может быть, фамилия его Базаров, а кличка – Нигилист? Петр Яковлевич вполне серьезно заверил ее, что кличек у него никогда не было. Нигилист – такая вот необычная фамилия.
Когда машина плавно затормозила у дверей общежития, Наташа с удивлением обнаружила, что сумочка с пистолетом лежит рядом с ней на сиденье, а сама она вовсю жестикулирует обеими руками, забыв про меры безопасности.
– Убаюкали вы мою бдительность, Петр Яковлевич, возьмите свой пистолет. Я и забыла про него.
– Весьма рад, что ты не опасаешься меня. – Нос Нигилиста пару раз дернулся, похоже, это был знак хорошего настроения хозяина. – После того, что я узнал, ты еще больше понравилась мне, Наташа. Надеюсь, мы увидимся завтра, теперь я знаю, где тебя найти.
– Не боялись, что я могу выстрелить? Может быть, нечаянно? Или убежать с вашим пистолетом?
– Нет, не боялся.
– Послушайте, Петр Яковлевич, вы когда-нибудь улыбаетесь? – не выдержала Наташа.
– Зачем?
– Ну как зачем?.. – удивилась она. – Люди улыбаются, когда у них хорошее настроение, что-то приятное случилось в жизни. Это же странно: вы говорите, что я понравилась вам, а сами выглядите, как на похоронах.
– Когда у меня хорошее настроение, а это бывает лишь в том случае, если я доволен собой, я предпочитаю наградить себя красивой женщиной, или дорогой вещью, или поездкой, скажем, в Париж. Это гораздо эффективнее, чем скалить зубы.
– Выходит, сегодня вы решили наградить себя мною, так? – допытывалась Наташа. – И если не получилось сразу, надеетесь, получится потом. Верно я рассуждаю?
– Отчасти. Если бы ты оказалась женщиной легкого поведения, я наградил бы себя этой ночью, но так как ты оказалась очень серьезной девушкой, я награжу себя в скором будущем. Я женюсь на тебе. Это еще не окончательное решение, но весьма вероятное.
– Странный вы человек, Петр Яковлевич, и, наверное, несчастный, – от души пожалела его Наташа.
Нигилист опять задергал носом, на сей раз, похоже, ему не понравились ее слова.
– Завтра увидимся. Спокойной ночи, Наташа. Всего доброго.
Наташа недоуменно покачала головой: в жизни не встречала такого серьезного кавалера!
14
На следующий день, едва Наташа открыла окошко своей палатки и успела продать несколько банок пива и пару пачек сигарет, появился Нигилист в расстегнутом черном пальто, с тем же белым шарфом, один конец которого был закинут на плечо. Под пальто переливался стальным блеском костюм. Белая рубашка, красный галстук – бизнесмен! Когда он наклонился к окошку, Наташа заметила, что его светлые водянистые глаза подернулись красными прожилками, видимо, плохо спал ночью.
– Добрый день, Наташа. Я принял решение, нам нужно поговорить. Пожалуйста, запри киоск и пойдем ко мне в машину.
– Здравствуйте. – Она растерялась, не ожидала, что он заявится так скоро. – Но… я не могу оставить палатку, это не положено.
– Это займет всего несколько минут. Потом, я считаю, тебе не придется сюда возращаться. Эта работа не для тебя.
– Да кто вы такой, чтобы решать, для меня или не для меня? Я не хочу идти в машину, я работаю, я занята! Если хотите о чем-то поговорить, приезжайте в шесть вечера, когда я освобожусь. Что вы так смотрите на меня? И не дергайте носом, как будто здесь дурно пахнет.
– Наташа, я прошу тебя стать моей женой. У меня есть все для того, чтобы сделать тебя счастливой. Двухкомнатная квартира, где ты будешь хозяйкой, машина, деньги. Тебе не придется торчать в этом пошлом киоске и осчастливливать всякое быдло третьесортными товарами. Пожалуйста, запри это заведение, мы поедем знакомиться с моими родителями. Они ждут тебя.
– Ждут? Родители? Да вы что, совсем свихнулись, Петр Яковлевич? Поиздеваться вздумали?
– Я вполне серьезно. И еще. Очень мало людей обращаются ко мне на «ты», даже сослуживцы по прежней советской работе не позволяют себе этого. Ты – можешь. Пожалуйста, говори мне «ты».
Наташа посмотрела на него и неожиданно засмеялась. Это как же получается: Петя? Важный солидный начальник и с «мерседесом» – просто Петя? Петька? Анекдот, да и только!
– Не могу. Вы совсем не похожи на Петьку. – И снова засмеялась.
– Вовсе не обязательно называть меня Петькой. Можно, к примеру, так: Петр Яковлевич, ты правильно сделал, что решил на мне жениться. Повтори.
Кто бы другой сказал, непременно улыбнулся бы при этом, давая понять, что шутит. Петр Яковлевич был совершенно серьезен, только нос его пару раз дернулся, и Наташа поняла, что это знак удовлетворения сказанным. «Я уже по носу определяю его настроение», – подумалось машинально.
– Нет, Петр Яковлевич, спасибо вам… тебе за предложение, но это несерьезно. Мы ведь совсем не знаем друг друга. Так не делают.
– Кто так не делает?
– Ну кто, кто! Другие люди. Да все так не делают.
– Все меня абсолютно не интересуют. Если я так делаю, значит, это абсолютно правильно. Мы действительно мало знакомы, но мне этого вполне достаточно для того, чтобы узнать человека. И последнее, если ты все же опасаешься каких-то противозаконных действий с моей стороны, готов предоставить те же гарантии, что и вчера.
– Вчера было очень оригинально. Никто никогда не просил меня таким образом сесть в машину. Могла бы себе представить, что наставят пистолет и прикажут, но чтобы отдавать пистолет… Нет, Петр Яковлевич, вы… ты большой оригинал.
– Ты едешь со мной? Пожалуйста, не упрямься. Второй раз в жизни я делаю официальное предложение женщине.
– Что было в первый раз? – не удержалась Наташа от вопроса.
– Она отказала мне. Это было двенадцать лет назад. Именно столько я и думать не хотел о женитьбе. Но когда познакомился с тобой, вдруг понял, как это пошло встречаться с разными женщинами, видеть их глупое кокетство, притворство, хитрую игру. Все в этой жизни играют какие-то роли. Но когда женщина ради корысти играет страсть, используя банальные приемы, это отвратительно. Ты не такая, мне это ясно. Вот, пожалуй, и все.
– Я не могу оставить палатку в разгар рабочего дня. Люди поверили мне, доверили эту работу, я не могу их подвести.
– Ты – обязательный человек, и это прекрасно. Кто эти люди, которые доверили тебе этот убогий ларек?
– Начальника зовут Максуд Мамедович, а фамилия у него… – Она задумалась. – Кажется, Ибрагимов.
– Рагимов. Максуд Рагимов. Хорошо. Если начальник предоставит тебе недельный оплачиваемый отпуск на раздумье, ты, надеюсь, не станешь ему перечить?
– С чего это? – удивилась Наташа. – Я всего-то месяц, как работаю здесь, до отпуска еще десять месяцев.
– Хорошо. – Нигилист удовлетворенно дернул носом. – Я скоро вернусь. До встречи, Наташа.
Он исчез так же быстро, как и появился. Наташа закрыла окошко, выставила табличку «обед» и стала думать. Конечно, все это было странно, неестественно, подозрительно. Конечно, полюбить этого невероятно важного Петра Яковлевича… Нигилиста с длинным носом она вряд ли когда сможет. Но, с другой стороны, говорила же Ирка, что в Москве сколько угодно случается браков по расчету. Значит, это нормально? Нет слов, ездить в «мерседесе» очень приятно. Там и стереомузыка, и даже телевизор небольшой есть – чудо, а не машина. Если на такой приехать в Гирей, так все подруги от зависти в обморок попадают. А пистолет? Если она попросит – он не раздумывая подарит ей этот маленький серебристый пистолет, похожий на игрушку. Она положит его в сумочку и уже не будет никого бояться. Как это хорошо – чувствовать себя уверенно! Какой-нибудь негодяй вроде Валета крепко пожалеет, если захочет ее обидеть. Да и вообще, раз он такой богатый, она может иметь все, что захочет. И ведь не старый, не уродливый… как Жофрей де Пейрак.
Это – с другой стороны. Только не было бы ни той, ни другой стороны, если бы рядом был Сергей. Ни на какие «мерседесы» не променяла бы она любимого, никакими угрозами или пытками не заставили бы ее отказаться от него! Да где ж он теперь, Сергей? Не иначе как все время проводит с Ларисой. Может, и не радуется, а все равно – с ней. Что же остается делать? Ждать, как он просил, полгода? А если – больше? А если он вообще передумает, забудет о ней, тогда чего ждать? Вчерашнего дня? Вчерашний день не вернешь, только дураки ждут его… Почему и она не может выйти замуж хотя бы на эти полгода? А там – видно будет…
Прошло сорок минут, и Нигилист появился у палатки в сопровождении Максуда Мамедовича.
– Красивые у нас девушки работают, а, Петр Яковлевич? – довольно осклабился хозяин.
– Красивые, – согласился Нигилист. – Объяви свою волю, Максуд.
– С удовольствием, Петр Яковлевич, с удовольствием, – еще раз расплылся хозяин. – Значит, так, Наташа. Ты у нас очень хорошо работаешь. Я доволен, все довольны, тебе тоже хорошо. Даю тебе отпуск, неделя. Гуляй, Наташа, отдыхай. Если захочешь вернуться, эти дни будут считаться рабочими, так мы договорились с Петром Яковлевичем. Сейчас закрывай и можешь быть свободна.
Наташа с нескрываемым удивлением смотрела на хозяина. Что это с ним? Как сказал Нигилист, так и делает. Он что, этот Нигилист, всемогущий, что ли?
– Да с чего бы это, Максуд Мамедович? Я тут месяц только работаю, отпуск еще не заслужила. Да и положение у нас трудное, Сергей не работает, вы же сами просили меня работать и за себя и за него. Какой отпуск?
– Сергей деньги вернул, пока остается у нас. Завтра выходит, он теперь поработает и за тебя. Это не государственная контора, я хозяин. Хорошо работаешь – положено поощрение, плохо работаешь – накажу. Понимаешь?
– Ничего не понимаю, – вздохнула Наташа. – Хоть бы кто объяснил, что все-таки происходит?
– Что объяснять, – развел руками Максуд Мамедович. – Я думаю, Петр Яковлевич жениться собирается, понимаешь. Я думаю, он сделал очень хороший выбор. Сам бы женился на такой девушке, да, но у меня есть жена. Одна прежняя, – хохотнул он, загибая пальцы, – одна настоящая, одна будущая. Хватит мне.
– У тебя, Максуд, восточное представление о женитьбе, – поморщился Нигилист. – У меня будет одна жена, Наташа.
– С чего ты взял, что она у тебя будет? – рассердилась Наташа. – Я, например, не знаю, будет или нет.
– Своенравная девушка, – с восхищением посмотрел на нее хозяин. – Огонь! Я теперь жалею – зачем у меня есть уже одна жена, вторая, третья… Всех отдам за эту! Ох, опоздал…
– Тебе и не нужно ничего знать, – строго прекратил пререкания Нигилист. – Спасибо, Максуд, она закроет лавочку на замок.
Хозяин улыбнулся еще раз, кивнул и удалился.
– Откуда у тебя такие замашки, Петя? – язвительно спросила Наташа, сама удивляясь, как посмела назвать солидного дядьку на пятнадцать лет ее старше просто Петей. – Ты что, прямо из рабовладельческого общества сюда прибыл? Да с чего ты взял, что я сижу тут и аж подпрыгиваю от нетерпения, когда же придет богатенький Петр Яковлевич и позовет меня замуж!
– Я предупредил родителей, что сегодня в первой половине дня приеду к ним с девушкой, которая будет моей женой. Старики очень обрадовались, они ведь ждут не дождутся, когда я женюсь. Как и все родители, у которых взрослые холостые сыновья. Надеюсь, ты не подведешь меня, – отвел глаза Нигилист. При этом нос его чересчур нервно дернулся.
– А как же быть с моими родителями? – поинтересовалась Наташа.
– Не надо думать, что я не уважаю их. Мы не сможем увидеться с ними потому, что я не хочу откладывать наше бракосочетание. Пожалуйста, Наташа, перестань капризничать. Я очень уважаю твое мнение и сделаю все для того, чтобы ты была счастлива. Можешь не сомневаться в этом.
– Господи! – закричала Наташа. – Ну как ты не поймешь – может быть, да не может, а так и есть, я просто-напросто не люблю тебя! И не хочу с тобой даже просто так встречаться! Так же, как и та, которой ты делал предложение в первый раз.
– Потом она пожалела об этом. И я пожалел о том, что не настоял на своем. Но я тогда был совсем другим человеком. Теперь я не позволю, чтобы ты сожалела о своей глупости. Лучше помучиться, привыкая, месяц-другой, чем потом всю жизнь кусать себе локти.
– Ох, какой же ты!.. – всплеснула она руками. – Ну, и что же мне делать с таким?.. Прямо как репей – так и цепляется, так и цепляется! Хоть говори ему, хоть кол на голове теши – не понимает.
Нигилист молча смотрел на нее светлыми, водянистыми глазами – они были совершенно бесстрастны.
– Ну, хорошо, – согласилась Наташа.
Спустя три часа Наташа сидела в своем изоляторе совершенно обалдевшая от увиденного и услышанного и пыталась понять, что же все-таки случилось.
Черный «мерседес» доставил ее к дверям общежития. До чего же хорошо ехать в такой шикарной машине, слушать музыку и смотреть сквозь тонированные стекла на суетящийся люд. Не то что в троллейбусе, двери которого ужасно скрипят и не могут закрыться, потому что народ на подножках виснет: ехать же все хотят, а троллейбус не резиновый. Ну никакого сравнения с мягкими, светло-коричневыми кожаными сиденьями «мерседеса»!
А случилось после того, как она закрыла свою палатку и поехала с Нигилистом к его родителям, вот что. Конечно, Наташа волновалась, так прямо и видела: встретит ее эдакая светская дама с презрительным взглядом, вроде матери Сергея, только еще больше расфуфыренная, да начнет разглядывать, расспрашивать, а потом сделает вывод, что она, ясное дело, не пара любимому сыночку Нигилисту. А он, конечно же, будет настаивать на своем и, Господи Боже мой, что же это будет за мука для нее! Еще к дому не подъехали, а Наташа уже десять раз пожалела, что согласилась. Решила: как только увидит косой, недоброжелательный взгляд, сразу же уйдет. И никто не уговорит ее снова вернуться.
Вначале ее поразила квартира – самая обыкновенная, в блочной пятиэтажке без лифта. В Гирее, у Ирки Кругловой, квартира в двухэтажном казенном доме была раза в три побольше, хоть Владимир Иванович и не ездил на «мерседесе», всего лишь на «волге». И мебель самая обыкновенная – старые гардеробы, кресла, трельяж, сервант. Лишь телевизор был новый, импортный – «Панасоник».
Но больше всего удивили родители Нигилиста, старенькие пенсионеры. Яков Семенович галантно помог Наташе раздеться; встав на колено, собственноручно надел ей на ноги тапочки, проводил в комнату, взяв под руку, а Лидия Ивановна все разглядывала да приговаривала: «Ах, какая же ты у нас красавица, Наташа, и как только согласилась выйти замуж за нашего длинноносого урода!» – и улыбалась при этом; и радость, настоящая, неподдельная радость светилась в ее глазах. «Да еще с такой неудобоваримой фамилией», – поддакивал Яков Семенович. Хотела Наташа сказать, что не согласилась еще и не собирается соглашаться, да язык не поворачивался такое сказать.
Когда сели за овальный стол, накрытый в большой комнате, Лидия Ивановна слова не давала сказать Наташе, все потчевала ее, приговаривая, что сама приготовила и то, и это, и вот еще что. И все было так вкусно! И так… хорошо. Даже Нигилист, когда снял свое черное пальто, показался моложе, приятнее на вид, и что-то вроде народившейся улыбки играло на его лице.
Петр Яковлевич официально представил родителям свою будущую жену, и так ловко, так по-доброму смотрели на нее старики, что Наташа опять не смогла ничего сказать, только смущенно улыбалась и кивала. Выходило, что она согласна стать женой Нигилиста…
И теперь, по привычке забравшись с ногами на кровать и закутавшись в клетчатое одеяло, Наташа сидела и думала, как же ей жить дальше. Нигилист обещал заехать вечером, их ждал заказанный столик в ресторане «Арагви». Все это казалось интересным, забавным и… нереальным. И непонятно было, хочется ей этого или нет. Полнейший сумбур царил в голове.
– Сережа, Сережа, – прошептала Наташа. – Что же ты наделал, дурачок…
15
В ресторане «Арагви» Наташа оказалась единственной женщиной в джинсах, заправленных в сапоги, и простенькой кофточке. Да и красная куртка ее выглядела странно в гардеробе среди множества песцов, чернобурок, рыжих лисиц и норок, каракулей и других, не известных ей зверей, погибших ради того, чтобы московским женщинам было в чем приходить в ресторан «Арагви».
За столик их проводил человек с труднопроизносимой должностью: метрдотель. Наташа успела заметить, что дамы за соседними столиками удивленно поглядывают в ее сторону, а некоторые так прямо нахально рассматривают ее.
– Чего это они вылупились? – сердито нахмурилась Наташа.
– Завидуют, – бесстрастно кинул Нигилист. Даже нос его при этом не дернулся. – Вспоминают о своей безвозвратно ушедшей молодости, глядя на тебя.
Наташа повернулась к женщине, сидящей за столиком слева, ее взгляд показался особенно насмешливым.
– Ну что, вспомнила? А теперь смотри-ка лучше в тарелку, не то аппетит испортится.
Женщина с гневом швырнула на стол вилку, с вызовом посмотрела на Наташу. Ее спутник, пожилой, седой господин, удивленно повернулся к Наташе, хотел было тоже возмутиться, но лишь скользнул взглядом по ладной фигуре, огорченно вздохнул и принялся успокаивать подругу, а может быть, и жену.
– Отлично, – похвалил Нигилист. – Теперь она никогда тебя не забудет.
– Ну и пускай! Мне-то что? Смотрит на меня, как черт на ладан, а сама пожилая женщина и накрашенная, как чучело.
