Текст книги "Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Нет, я все понимаю, но можно ведь снять это как-нибудь так, чтобы тебя не раздевать.

– Можно. Но сейчас это никому не интересно.

– Это что ж получается, все увидят тебя, в чем мать родила? И в Гирее киномеханики будут вырезать эти кадры, а потом фотографии делать, чтобы шофера на переднее стекло вешали? А родители? Да у них точно инфаркт случится. И не думай, Ирка, ни в коем случае не соглашайся. А потом выйдешь замуж, что скажет муж? А если дети когда-нибудь увидят тебя в таком виде? Господи, какой кошмар!

– Это для тебя кошмар, – поджала губы Ирина. – А для меня – выгодная роль. Возможность заявить о себе, понимаешь?

– Не понимаю, – вздохнула Наташа. – И, наверное, никогда не пойму. Но если без этого – никак, тогда раздевайся, я не возражаю. Ты девушка стройная, красивая, народ будет доволен.

– Вот спасибочки! Все ты понимаешь, Наташка, только притворяешься, хочешь быть лучше всех. Между прочим, и бесплатных Европ тоже не бывает, запомни.

Наташа налила чаю в перламутровую чашку, положила сахар, неторопливо размешала серебряной ложечкой, отпила глоток и посмотрела на подругу.

– Я знаю, Ирка, что время сейчас ужасное, хорошие люди живут плохо, а плохие очень даже замечательно, это и в Гирее, и в Москве. И, наверное, везде. Но вот скажи мне, зачем человеку жертвовать собой ради своих же капризов? Например, девушка думает: я такая красивая, такая умная, люблю себя – значит, должна вкусно кушать, красиво одеваться, в рестораны ходить. И для этого она себя, красивую, умную, заставляет пройти через стыд, боль, позор. Может, кто-то и подумает: ух ты, какая! Но она-то знает, что стала просто дрянью. Хорошо ей или плохо? Себя она любит или то, что о ней другие скажут?

– Надо же, какие в Гирее умницы живут, – усмехнулась Ирина.

– Сама-то давно оттуда?

– Скоро год, а кажется – целая вечность прошла. Ладно, хватит на сегодня умных разговоров. Ты, конечно, вредная, упрямая, настроение мне испортила, но я все равно рада, что вижу тебя, Наташка. Честное слово, мне тебя здесь на хватало.

– А про мое настроение ты подумала, когда рассуждала о турецких ночных кабаках да о том, что в академию запишут своих людей? Но и я рада тебя видеть, Ирка. Честное слово.

– Давай поступай в свою нэ-а, мы будем каждый день видеться. Я тебя на репетиции буду проводить, посмотришь на знаменитых артистов. А если не поступишь? Вернешься в Гирей, на завод к папе? – Она внимательно посмотрела на подругу.

– Там видно будет, – пожала плечами Наташа.

3

В эту ночь Наташа долго не могла уснуть. Раскладушка посреди комнатки – это не домашняя кровать с мягкой панцирной сеткой и периной, в которую проваливаешься, как в сугроб. А потом пришла с репетиции соседка Ирины, Тамара, включила свет и принялась рассказывать, что да как они там репетировали. Наташа лежала, укрывшись с головой, и надеялась, что Тамара вот-вот угомонится и выключит свет, но не тут-то было. Она говорила, говорила, пила чай, курила сигареты, охала, вздыхала, смеялась, не обращая внимания, что Ирина была уже в постели и что в комнате спит приехавшая издалека гостья. Надо было, конечно, попросить ее говорить потише, но, во-первых, раз уж не «проснулась», было неловко; а во-вторых, она здесь не хозяйка. Спасибо уж за то, что приютили. И Наташа терпела.

А потом пришли мысли о доме, о матери, которая, наверное, не спит, сидит у телевизора и думает о ней, Наташе. И так грустно стало на сердце – хоть вскакивай и беги на вокзал. Дома хорошо, уютно и тепло, но…

За окном слышался несмолкаемый гул большого города. Приглушенный, но сильный, как шум проливного дождя. В большом городе хорошо, здесь много интересного, каждый может найти себе здесь занятие по душе. Плохо только то, что она чужая в большом городе. Совсем чужая.

Утренняя Тамара оказалась вполне симпатичной девчонкой, не такой, какой представлялась вчера вечером. Выслушав извинения Ирины, которая не могла проводить подругу по указанному в газете адресу – нужно было спешить на лекции, Наташа выпила чашку чаю и отправилась в путь. Хотя Ирина подробно растолковала ей, как добраться до улицы 1905 года, где располагалась академия, Наташа с трудом разобралась в сложных переходах московского метро, несколько раз выходила совсем не туда, куда нужно было.

В вагоне метро Наташа увидела интересную сцену: полная девушка с толстыми ногами и очень объемными бедрами сидела на коленях высокого, но худого парня и довольно улыбалась, по-видимому, считала, что все должны завидовать ей. Парень тоже улыбался, глядя на девушку, но едва она отводила взгляд, лицо его принимало страдальческое выражение.

Наташа, хоть и дала себе слово не вмешиваться в чужие дела, все же не выдержала.

– Ты бы слезла, – посоветовала она девушке. – Не то раздавишь своего кавалера.

– Тебя кто-нибудь спрашивает? – высокомерно осведомилась незнакомка. – Вот и сопи себе в две дырочки и помалкивай.

– Что, тоже захотелось посидеть на коленках? – нехорошо усмехнулся парень. Похоже, нашел на ком отыграться за свои натруженные ноги. – Так здесь уже занято. – Он шлепнул подругу по бедру и скосил глаза на сидевшего рядом старикашку. – Может быть, он согласится приютить тебя, лапочка?

– А что? – оживился тот, подняв слезящиеся глаза на Наташу. – Мне хоть и семьдесят, а такую красавицу подержу на коленях. Умру, но подержу.

– Деревенщина! Москву покорять приехала, – со злобой прошипела толстуха.

– Живите долго, дедушка. – Наташа встала и принялась пробираться в другой конец вагона, в мыслях ругая себя за несдержанность.

Хотела приехать пораньше, к половине десятого, но с трудом нашла нужное здание – невысокое, двухэтажное, спрятанное за большими кирпичными домами, когда на часах было уже пять минут одиннадцатого. Да и то вряд ли нашла бы его, если бы не большая толпа во дворе. Люди стояли группками и поодиночке, грустно вздыхали, что-то сердито доказывали друг другу. Не понравилась Наташе эта обстановка, то же самое было в Гирее у магазина, когда к вечеру обещали привезти хлеб и не привозили.

Ближе всех стояли высокий парень в джинсовом костюме и две девушки в черных вязаных шапочках. Парень был без головного убора, сырой ветер трепал его длинные, слегка вьющиеся каштановые волосы. «И не холодно ему!» – подумала Наташа.

– Скажите, это здесь записывают в Народную экономическую академию? – несмело спросила она у парня. Не потому, что он ее смутил, нет, об этом Наташа и не думала. Просто боялась услышать, что уже опоздала или что-то другое в этом роде.

– Записывают, – усмехнулся парень. – Двадцать пять человек, которые, говорят, еще на прошлой неделе заняли очередь.

– Хамство! – дернула плечом одна из девушек, та, что была пониже ростом. – Хоть бы предупредили, что очередь нужно занимать за неделю!

– Ты что, не понимаешь, Вика? – хмыкнула другая. – Написали бы – за неделю, двадцать пять человек заняли бы очередь за две недели. Я так и думала. Советская власть живет и побеждает.

– При чем здесь советская власть, дорогие дамы? – усмехнулся парень. – Те отношения, на которые вы намекаете, существовали задолго до советской власти и будут существовать после нее. О них прекрасно сказал еще товарищ Грибоедов, помните: «Ну как не порадеть родному человечку?»

– Так что же это получается? – растерялась Наташа. – Больше уже никого не будут записывать?

– Получается, что не будут. Ну и не надо. Мы вернемся в свою родную сберкассу. Правда, Вика?

– Вы-то вернетесь, а как же быть тем, кто издалека приехал? Они же столько денег потратили на дорогу, столько сил… И что теперь, просто так возвращаться домой?

– Насколько я понимаю, – вмешался джинсовый парень, – возвращаться будет сложно. Чеченцы обещали взорвать эту академию, тюменцы собрались всей Москве перекрыть нефть и газ, якуты сказали, пусть москвички не рассчитывают больше на их золото и алмазы, а уральцы пригрозили, что станут делать бракованные танки… А ты откуда приехала, Аксинья?

– Сам ты Аксинья, – вскипела Наташа. – Я из Гирея.

Парень посмотрел на нее, не скрывая изумления, и вдруг захохотал так громко, что на них стали оборачиваться.

– Из Гирея… – с трудом сквозь смех выговорил парень. – Ох, не могу… Из Гирея! Их же несколько было, родственники Лермонтова, Шан-Гиреи, герой «Бахчисарайского фонтана» хан Гирей… Из какого же ты появилась, Аксинья?

Девчонки тоже прыснули, виновато поглядывая в сторону Наташи, мол, не обижайся, невозможно удержаться.

– Ты грамотный, да не дрюкованный, – вспомнила Наташа любимую присказку бабушки. – А если человек из Владимира или Петропавловска, тоже будешь выяснять, из какого именно? Гирей – это такой поселок есть на Кубани, понятно? И ничего смешного в его названии я не вижу. Я сутки ехала в поезде, чтобы записаться в академию. И запишусь! Пусть только попробуют не записать меня!

– Оставишь Москву без пшеницы, кукурузы и подсолнечных семечек?

– Дурак ты! – презрительно смерила взглядом и пошла к дверям неказистого двухэтажного строения, протискиваясь сквозь толпу.

Парень бросился следом.

– Эй, погоди! Это бессмысленно. Они уже записали двадцать пять человек и пять кандидатов… в человеки. – И сам улыбнулся собственной шутке. – Что ты хочешь делать?

– Тебя это не касается, – как отрезала.

– Погоди, – не унимался парень, – я с тобой. Может, помогу чем.

– Ты сперва себе помоги, а то, кроме хи-хи да ха-ха, ничего больше не умеешь!

Парень хотел было что-то сказать в свое оправдание, но Наташа так сердито посмотрела, что он пожал плечами и отстал.

Она вошла в здание, спросила, где находится приемная комиссия, и решительно двинулась на второй этаж. Там, у двери, обитой черным дерматином, пожилая женщина терпеливо, усталым голосом объясняла сбившимся вокруг претендентам, что запись окончена, дирекция Народной академии приносит свои извинения всем, кто не попал в число студентов, и приглашает их попытать счастья в следующем году.

– Пустите меня к начальнику! – С решительным видом Наташа почти вплотную подошла к защитнице дерматиновой двери.

– Девушка, милая, я же объяснила, что запись окончена. Списки составлены с большим запасом. Приезжайте через год, пожалуйста.

– Да я слышала. А вы по новой составьте, время еще есть. Потом поговорите со всеми и отберите самых лучших. Это хоть будет справедливо.

– Верно, правильно! – зашумели вокруг. – Пропустите ее к ректору, пусть выскажет ему наше мнение!

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге показался невысокий лысый мужчина в голубом костюме.

– Что за шум, господа? – строго блеснул очками. – Я профессор Антипов, ректор Народной академии. Что вы имеете мне сказать?

– Что надо всех записать, а потом выбрать самых достойных, – Наташа ближе всех стояла к профессору-ректору.

Он внимательно осмотрел ее, одобрительно кивнул. Потом посторонился, распахнул дверь и сделал галантный приглашающий жест пухлой рукой.

– Вам не повезло, не так ли? Ну что ж, проходите, поговорим. Не стесняйтесь, поговорим, посмотрим, чем можно помочь вам. – Он поискал глазами свою помощницу, вежливо улыбнулся. – Анна Карповна, побудьте, пожалуйста, с народом, а мы пока побеседуем с девушкой. А лучше – пусть подождут на улице, а то очень шумно, трудно, знаете ли, работать. Пожалуйста, господа, освободите помещение, пожалуйста. – Последние слова были адресованы тем, кто, как и Наташа, не попал в заветные списки.

– Нужно помочь не мне, а вашему доброму делу. – Наташу ободрила поддержка товарищей по несчастью и внимание самого ректора.

– О, это очень интересно. Безусловно, интересно, – закивал головой профессор. Он аккуратно закрыл дверь, обогнал Наташу, вежливо распахнул перед ней вторую – в кабинет.

В отличие от с обшарпанными стенами коридора кабинет выглядел очень внушительно: огромный стол с телефонами, кресла, мягкий диван у стены, пышные, пузырчатые шторы на окне. Профессор сел на диван, хлопнул ладонью рядом с собой, приглашая Наташу. Она осторожно присела на край.

– Ну, рассказывай, откуда ты приехала, такая храбрая. – Добрая, отеческая улыбка располагала к откровенности.

– С Кубани, из Гирея, – почему-то смутилась Наташа.

Вдруг вспомнились сцены из старых фильмов, где девушки издалека приезжали в Москву, куда-то не поступали, но потом, благодаря таким вот добрым и понимающим профессорам, достигали своей цели и были счастливы. Наташа почти не сомневалась, что и с ней будет то же самое. Не хотелось уже говорить о других. А вдруг он рассердится и прогонит ее? Зачем же обижать хорошего человека?

– О, Кубань! – одобрительно закивал профессор. – Знаю, знаю, бывал. Не зря говорят в народе: на небе рай, а на земле – Кубань. Чудесное место, благодатнейший край. Значит, хочешь учиться у нас, не так ли?

– Да, – все больше робея, прошептала Наташа.

– Но опоздала и не попала в списки, верно?

– Я не опоздала, это списки были слишком быстро составлены.

– Что поделаешь, что поделаешь, – развел руками профессор и, как бы ненароком, задел Наташину коленку. Она машинально отодвинулась. – Желающих много, но тебе можно помочь, девушка. Кстати, как зовут?

– Наташа. Наталья Колесникова. Вы, конечно, извините меня, но помочь нужно всем. Если уж нет экзаменов, составьте списки всех желающих, а потом отберите достойных. Это же справедливо.

– Ах, Наташа, Наташа! Да где же ты видела справедливость в этом мире? – огорчился профессор. – Нет ее, дорогая, нет и не будет. А твой вопрос решить я могу. Это весьма и весьма непростое дело. Но… если очень уж захотеть… А ты ведь хочешь у нас учиться?

Ладонь профессора уверенно легла на коленку Наташи и медленно поползла вверх. Наташа оцепенела от неожиданности. Что же он делает, этот старый, заботливый профессор? Неужели?..

– Вы что… это… что?.. – И кажется, увидела свое отражение в толстых стеклах профессорских очков. – Ты правильно поняла меня, дорогая. Я получу то, что желаю, и ты получишь то, что желаешь. – Даже сквозь очки заметно было, как нехорошо заблестели его глаза. – Ну иди, иди ко мне, чернобровая казачка… Впрочем, я не требую ответной ласки, это потом, сейчас достаточно будет, если ты не станешь брыкаться… Несколько минут – и ты наша студентка.

– Но вы же… вы мне в дедушки годитесь… – растерянно пролепетала Наташа.

Ладонь профессора пробиралась все выше и выше.

– Ты будешь лучшей нашей студенткой… – тяжело дыша, бормотал он. – Продолжишь учебу в Лондоне… весь мир будет твоим… Ну? Это ведь такие мелочи, девочка…

Наконец-то Наташа поняла все. Он, этот старый, лысый уродец, хочет, чтобы она покорилась ему?! Бандит Плешаков, которого все боялись в Гирее, не смел так обращаться с нею, а этот гнусный старикан – смеет? Наташа резко отшвырнула похотливую руку профессора. Но он уже не мог остановиться, придвинулся к ней вплотную, намереваясь обнять, обхватить ее обеими руками. И тогда Наташа, вывернувшись, с силой влепила ему пощечину. Голова профессора дернулась, он ударился затылком о спинку дивана, которая оказалась довольно жесткой. Очки свалились на пол. Но профессор все еще тянул свои руки к Наташе. Ни секунды не думая, она ударила его другой рукой. Пальцы профессора задрожали, ладони потянулись назад, закрывая лицо, жалкое, искаженное страхом лицо с трясущимися губами.

– Хулиганка… – прошипел он. – Наглая дикарка… вон из моего кабинета! Немедленно убирайся, не то я прикажу…

– А вы – старый развратник! – Наташу трясло от гнева. – Как же вам не стыдно?! Небось жена есть, дети, внуки. Видели бы они вас, со стыда бы сквозь землю провалились! Совсем потеряли совесть! – Она встала, торопливо поправила юбку.

– Ты не будешь учиться у нас! – брызгая слюной, по-бабьи завизжал профессор. – Никогда! Маленькая дрянь… Вон, вон, вон отсюда!

– Очень было нужно учиться в вашей паршивой академии! – Наташа поддела носком сапога очки, они врезались в ножку стола, брызнули мелкие осколки. – Это не академия, а болото! Хуже, чем ПТУ!

Она выбежала в коридор и вдруг почувствовала, как силы оставляют ее. Ноги ватные, коленки подгибались, плечи дрожали. Сизый туман плавал перед глазами, размывая очертания коридора. Наташа остановилась, прислонилась плечом к стене. Слезы потекли по ее щекам. И без того мир вокруг был черно-белым, грязным, неуютным, а теперь он стал просто уродливым. Уродливым! Добрый, пожилой профессор в очках, как будто из давнего кинофильма, старик… Сколько в Гирее стариков, добродушных и ворчливых, любящих подтрунить и прихвастнуть былыми подвигами, но представить, чтобы кто-то из них полез к ней, девятнадцатилетней девчонке, под подол – да такое и в кошмарном сне не могло привидеться!

Выходит, этот город – страшнее кошмарного сна?! Что же она здесь делает? Господи, господи, как же муторно на душе!

Сизый туман понемногу таял перед глазами. Наташа заметила в конце коридора пожилую секретаршу профессора Анну Карповну. С высокомерным презрением смотрела она на Наташу – как на куклу, выброшенную на помойку. Очень хотелось крикнуть ей что-то злое, обидное, но сил на это не было – все они остались в кабинете за дерматиновой дверью.

Наташа торопливо пошла по коридору, потом по лестнице, к выходу, потом пробивалась сквозь толпу. Ее о чем-то спрашивали, но, увидев заплаканное лицо, расступались, пропускали, отводили глаза. Выйдя из ворот, Наташа побежала, с трудом удерживая равновесие – под ногами чавкала грязная снеговая каша.

Кто-то топал следом, но Наташа не оборачивалась. Лишь выскочив на широкую улицу, остановилась, с трудом переводя дух.

Высокий парень в джинсовом костюме, тот самый, что смеялся, когда услышал, что Наташа из Гирея, остановился рядом, но, так как было скользко, проехал вперед метра два. Обернулся к Наташе.

– Ну ты и бегаешь, Аксинья! Спортсменка, что ли?

– Тебе чего надо? – огрызнулась она.

– Да вот, понимаешь, увидел, что ты вышла от ректора в расстроенных чувствах, и решил, что нельзя оставлять товарища в беде. Нас же в пионерах как учили? Сам погибай, а товарища выручай.

– Обойдусь как-нибудь и без твоей выручки, понятно?

– Оно-то понятно, – кивнул парень. – Значит, пионерская логика не действует. А как насчет русской народной? Не ешь меня, лисичка-сестричка, может, я тебе и пригожусь…

– Уйди! – болезненно поморщилась Наташа. И, обогнув парня, пошла вперед.

Но он пошел рядом, не отставал ни на шаг.

– Да не переживай ты, в жизни чего только не бывает. Понимаю, ты теперь обижена на весь белый свет. Думаешь, все в Москве такие подлецы, как этот подонок. Честное слово – нет. Да не спеши ты, скользко ведь, еще упадешь, ногу сломаешь.

– Не твое дело! – Наташа остановилась, посмотрела парню в глаза. – Что ты пристал, как репей? Не видишь – я не желаю с тобой разговаривать. Отвяжись! По-хорошему прошу.

– Да погоди ты! Я же помочь хочу. Ты бы сначала послушала, потом делала выводы, а то получается, как у советских писателей: я Пастернака не читал, но я его презираю за антисоветскую писанину.

– Помочь? – Наташа презрительно усмехнулась. – Много же у вас тут помощников!

– Москва – очень дружелюбный город, – дурашливо кивнул парень. – У меня есть к тебе деловое предложение, думаю, оно тебя должно устроить. Не смотри так, вполне приличное предложение.

Наташа вспомнила сальную улыбку носильщика на вокзале – тоже ведь привязался с предложением!

– Пошел вон! – Хотела обойти парня, но он снова загородил ей дорогу.

– Сначала послушай, а потом ругайся. Я работаю в коммерческой палатке на Калининском, ну, где большие дома, видела, наверное, на картинках. Продаю всякую чушь: майки, сумки, сигареты, зажигалки, напитки, в общем то же, что и все. Короче, вижу, терпение твое на пределе. Мне нужен напарник или напарница. Зарплата – три тысячи в месяц, работа через день. Понимаю, ты не москвичка, но я могу тебя устроить в общежитие, а там что-нибудь придумаем. Ну как? Разве это не помощь?

Наташа с ненавистью посмотрела ему в глаза.

– И за это, конечно же, нужно платить? Мне уже сейчас бежать с тобой под кустик или как? Подождать до вечера?

Парень с огорчением вздохнул, покачал головой.

– Я, конечно, понимаю, ты с Кубани, там казаки с шашками на лошадях гарцуют и все такое, но сейчас в твоих словах мне слышится советская классика, что-то вроде: комиссарского тела захотелось? Помнишь, в «Оптимистической трагедии»? Ничего я от тебя не требую. Просто помогу. Соглашайся, я же понимаю, тебе не хочется возвращаться в хан Гирей. Это нормальная работа, многие приличные люди занимаются торговлей сейчас.

– Ты, например…

– Я, например.

– Отвяжись! – Наташа оттолкнула парня и быстро зашагала прочь.

– Ты все-таки подумай! – крикнул он вслед. – Я буду ждать. Знаешь где? У памятника Пушкину сегодня в шесть вечера. Запомнишь? Он «Бахчисарайский фонтан» написал. Про Гирея!

Засунув руки в карманы куртки, Сергей Мезенцев стоял и смотрел, как удаляется от него сердитая девчонка. Упрямая казачка, Аксинья – она была похожа на актрису Элину Быстрицкую, которая играла Аксинью в «Тихом Доне», поэтому он так называл ее. В шутку.

Вот она подошла к остановке, вот вбежала в подъехавший автобус. Захлопнулись двери, и автобус, переваливаясь с боку на бок, поплыл по улице, унося строптивую казачку.

Пошел снег. Грязные машины, автобусы, трейлеры сплошным потоком тянулись по улице. Вот ее и нет. И грустно вдруг стало на душе – как будто увидел, как вырос на грязном асфальте прекрасный цветок, наклонился к нему, но пробежали люди и затоптали цветок в снеговую кашу.

– Эй, Аксинья, мы так не договаривались, – стиснув зубы, пробормотал Сергей. И помчался вслед за автобусом.

4

– Ну и что? Подумаешь, старичок возбудился, вспомнил молодость. Не стоит переживать из-за этого. Значит, есть в тебе что-то такое… притягивающее мужиков. Не на всех же бросался твой профессор с такой прытью! Вот что, Наташка, кончай горевать. Лучше пойдем куда-нибудь сходим. Ты же хотела посмотреть на Красную площадь, Кремль, побродить в центре. Вот и пойдем. Слышишь?

Наташа лежала на кровати Ирины, спрятав голову под подушкой. Она слышала голос подруги, но думала о своем. О том, какой неприветливой, недружелюбной оказалась по отношению к ней Москва, о том, что случай с профессором страшен не как случай, а как символ московской жизни, символ выживания в этом городе: хочешь добиться чего-то – покорись тому, от кого это зависит. Покорись, сделай так, как он желает. Все, что захочет, сделай. Но почему?! И ведь это – профессор. Наверное, умный человек, в театр ходит, книги читает, относит себя к людям воспитанным. Что же сказать о других? О тех, кто не читает книг и плюет на приличия?

– Конечно, плохо, что не поступила в эту дурацкую академию, – спокойно рассуждала Ирина, не обращая внимания на молчание Наташи. – Но я же тебе говорила и, как видишь, оказалась права. Это самая обыкновенная шарашкина контора. Ничего хорошего из твоей затеи и не могло получиться. Ну и ладно. Поживи пару дней у меня, отдохни, погуляй по Москве, в театр сходи, а потом вернешься домой. Подготовишься хорошенько и поступишь летом в какой-нибудь настоящий институт. Их тут много.

– Я сегодня уеду, – пробурчало из-под подушки. – Вот полежу немного, соберу чемодан и махну на вокзал. Ты проводишь меня, Ирка? Хватит с меня этой московской жизни.

Ирина тонкими ломтиками нарезала вареную колбасу, сложила на тарелку, принялась нарезать хлеб.

– А вот это – глупее не придумаешь. Москва тут ни при чем, это чудесный город, и ты должна хотя бы немного познакомиться с ним.

– Уже знакома, – сердито отозвалась Наташа.

– Не говори глупостей, Наташка! В Москве живут прекрасные люди, их здесь больше, чем в любом другом городе. Но и проходимцев всяких, подлецов, бандитов здесь тоже больше, чем где-либо. На лбу у людей не написано, кто есть кто, поэтому всегда нужно быть осторожной. Это тебе не Гирей, где все знают, что с Плешаковым связываться опасно, а дед Василий, как напьется, так хватает палку и гоняет свою бабку вокруг хаты. Здесь все гораздо сложнее. Но и интереснее. Неужели ты не понимаешь этого, Наталья?

Наташа отбросила подушку, села на кровати. Все она понимала, одного лишь не могла себе уяснить: как же ей приспособиться к этому городу? Ведь если она к чему-нибудь потянется, плату с нее потребуют все ту же. Так платить она не будет. Никогда. Никому! Значит, никогда и ничего не достигнет здесь? Да так ли это?!

Она вдруг разозлилась на себя. Расстроилась, нюни распустила – для этого, что ли, приехала в Москву? Конечно, никто ее здесь не ждал с распростертыми объятиями, чего ж обижаться?

Прошло несколько мгновений, и Наташа поняла, почему разозлилась на себя, почему решила попробовать поиграть с этим городом. А ну, как он и не такой уж страшный, если, конечно, с умом все делать? Она вспомнила парня, который бежал за нею по скользкому асфальту и предлагал помощь. Она и слушать его не хотела, а он все бежал, все предлагал… Она злилась, прогоняла его и… она не боялась. Был бы на его месте носильщик с вокзала, наверное, не стала бы с ним разговаривать так, хоть и сердитой была. Нет, конечно, этот парень абсолютно не похож на носильщика. Да и на профессора – тоже. Было в нем что-то такое, что позволяло доверять этому человеку. Не во всем, это естественно, и все же, все же…

– Иди к столу, хватит тебе печалиться, – позвала Ирина. – Я тут обед соорудила, очень даже неплохо получилось. У меня и шампанское есть, теперь можно и выпить по бокалу за твой приезд, а то вчера ты опасалась, что в академии, не дай Бог, запах учуят и не запишут. Не учуяли, а все равно – не записали. Ну и не надо.

– Ирка, – Наташа присела к столу, – знаешь, там был один парень…

– Высокий, красивый, дружбу и помощь предлагал, – усмехнулась Ирина.

– Откуда ты знаешь? – удивилась.

– Забудь. – Ирина старательно вытаскивала пробку из бутылки. Раздался хлопок, но ожидаемого фонтана шампанского к радости Ирины не последовало. Она наполнила фужеры, посмотрела на подругу. – Таких парней в Москве – видимо-невидимо, сама с ними сталкиваюсь на каждом шагу. Самое лучшее в таких ситуациях – поворачиваться и уходить.

– Ты прямо как последний суд, все обо всех знаешь, – насупилась Наташа. – А он, между прочим, совсем не похож на тех, о ком ты говоришь. Таких и в Гирее полно. Он действительно предлагал мне помощь. Я вот теперь думаю.

– Хочет, чтобы ты стала официанткой в его ночном баре, телефончик оставил? Обещал все проблемы с жильем уладить?

– Я что, по-твоему, совсем дура, соглашаться работать в ночном баре? – обиделась Наташа. – Да ни за какие деньги!

– Вот и молодец. Ты всегда была у нас круглой отличницей, значит, должна учиться и теперь в серьезном вузе. Забудь о подозрительных парнях, и давай выпьем шампанское за то, что мы снова вместе.

Наташа отпила пару глотков и осторожно поставила бокал на стол. Третий раз в своей жизни она попробовала шампанское. Первый раз – на выпускном вечере в школе, второй – когда провожали Ирину в Москву на учебу.

– В том-то и дело, Ирка, что он совсем не подозрительный. Я была злая, посылала его, а он шагал рядом, а то и вперед забегал и все говорил, что хочет мне помочь. Ты знаешь, в общем-то неплохой парень, неглупый. Про Пушкина говорил, про Лермонтова, про Шолохова, да еще и Грибоедова вспомнил и «Оптимистическую трагедию», – задумчиво перечисляла Наташа.

– Народные сказки не вспоминал? – поинтересовалась Ирина.

– Вспоминал, – серьезно подтвердила Наташа.

– Долго же вы разговаривали с ним, – усмехнулась Ирина. – Ты совсем ничего не выпила, милая. Попробуй, не стесняйся, Клавдия Ивановна не узнает. Хорошее шампанское.

– Да нет, совсем не долго. Просто он все время вспоминал кого-то из писателей. Не знаю, почему.

– Давай все же выпьем до конца. Не оставляй на слезы, Наташка.

– Хорошо. – Наташа через силу допила бокал. – Но больше не наливай мне, не хочу.

– Да и я больше не буду. – Ирина с трудом всунула пробку в бутылку, поставила ее между оконными рамами и вернулась к столу. – А теперь выкладывай все без утайки. Что за помощь предлагал тебе прекрасный незнакомец? Должность секретарши в его офисе? Или сразу поездку в Париж?

– Да нет. Он сказал, что работает в коммерческой палатке на Калининском проспекте…

– Ох, ну ты и даешь, Наташка! – засмеялась Ирина. – Пушкин, Лермонтов… Я уж было подумала, действительно, серьезный человек. А он, оказывается, в комке сидит! Ты хоть внимательно рассмотрела его?

– Да нет, – пожала плечами Наташа, – я не особо приглядывалась.

– И правильно делала. Можешь посмотреть на любого торгаша и представить своего. Они все одинаковы: кожаная куртка, зеленые слаксы, туфли с бантиками… тьфу!

– Он совсем не такой. Нет, правда, Ирка. Вот ты не веришь мне, а зря. Что, я не видела этих торговцев у нас, в Кропоткине? Да сколько угодно!

Вино притупило ее чувства, успокоило, даже улучшило настроение. Теперь Наташа не сомневалась, что нужно пойти в шесть вечера к памятнику Пушкину и хотя бы поговорить с этим парнем, она даже не знает, как его зовут. Поговорить, посмотреть, подумать, а уехать всегда не поздно.

– Так что же он тебе предложил?

– Работать вместе с ним, поочередно. Торговать… всякой чушью.

– А жить ты будешь, конечно, у него?

– Нет. Обещал в общежитие меня устроить.

– Вот это действительно чушь! – фыркнула Ирина. – Ну и что же ты думаешь по этому поводу?

– Он будет ждать меня сегодня в шесть вечера у памятника Пушкину. Далеко это отсюда?

– Минут за двадцать можно дойти.

– Без метро, без переходов?

– Ножками, ножками. Погода дрянная, но в центре Москва прекрасна в любую погоду.

– Тогда вот что… Мы ведь ничем не рискуем, если пойдем и встретимся с этим парнем. Послушаем, что он скажет, а потом вместе и сообразим, верить ему или нет. Ты ведь не оставишь меня в трудную минуту, Ирка?

– Жизнь показала, что оставлять тебя в Москве наедине с мужчинами опасно, – философски заметила Ирина. – Придется пойти, посмотреть на коммерческого торгаша, который не похож на всех остальных. Так хочется разнообразить свои впечатления об этих существах.

Не доходя метров двадцать до памятника Пушкину, Наташа дернула Ирину за рукав куртки.

– Смотри, вон он стоит, в джинсовом костюме. Видишь?

– Высокий такой, без шапки? – уточнила Ирина.

– Да-да. Ну что, пойдем?

– Ни в коем случае. – Ирина взглянула на часы. – Всякая уважающая себя девушка должна обязательно опоздать.

– Мы на свидание пришли или узнать насчет работы? – съязвила Наташа. – Ты ничего не перепутала, Ирка?

– Ничего. Мы пришли на деловое свидание. Если ему очень хочется тебе помочь, подождет, никуда не денется.

– А если уйдет?

– Значит, денется. И никогда уже не сможет помочь такой замечательной девушке, как Наталья Колесникова.

– Хорошо тебе рассуждать, когда все нормально и никакая помощь не нужна. – Но все-таки покорилась.