Текст книги "Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Пожилая – не совсем точно, – сказал Нигилист. – Скорее всего, моя ровесница, тридцать восемь – сорок лет. Но много повидавшая, а это не следует выставлять напоказ в солидном обществе. Я мог бы рассказать историю ее жизни.

– Вы что, знакомы? – удивилась Наташа.

– Нет. Но я прекрасно разбираюсь в психологии людей. У нее – банальнейшая история. Работала в НИИ или преподавала в школе, занималась общественной работой, чтобы получить квартиру или путевку, или дачный участок, постоянно пилила мужа, бухгалтера или инженера, что мало денег зарабатывает, ничего достать не может, за это наказывала его в постели, а на любовников не было времени и сил. Постоянная неудовлетворенность испортила ее характер окончательно. Но вот наступили перемены, муж воспрял духом и организовал банк или фирму, заработал деньги, и неплохие. Она почувствовала себя хозяйкой жизни, накупила модных тряпок и косметики, даже любовника себе завела. И вот пока муж торчит в банке или фирме, считает прибыль, решила с любовником посетить ресторан. И что же она здесь увидела? Красивую девчонку, одетую очень уж просто, которая не занималась общественной работой, не пилила мужа за то, что, бесхребетный, не может достать дефицит, не стонала ночью от хронической неудовлетворенности – а вот, поди ж ты, сидит в том же ресторане, за соседним столиком! Вроде как равная ей, много страдавшей, достигшей величия ценой неимоверных усилий.

Наташа слушала, ковыряя вилкой закуски: вареную, крепко перченную фасоль в соусе, белую и красную рыбу, диковинные в это время года помидоры, грибы, такие мелкие, что хоть ложкой их ешь, вилкой не получалось. Хорошо кормили в «Арагви», а блюдо с мясными закусками будто с фотографии старой поваренной книги на стол прыгнуло – чего там только не было и грузинского, и всякого.

Петр Яковлевич наполнил фужеры шампанским, поднял свой:

– Полагаю, пришло время поднять тост за нашу помолвку. Слово не совсем нам понятное, но другого для подобного случая я, к сожалению, не знаю.

– Я не буду пить, – отказалась Наташа.

– Это исключено. Сегодня торжественный для меня день, ты дала согласие стать моей женой. Такое событие следует отметить.

– Ты хочешь напоить меня?

– Почему ты этого боишься? После того, что сегодня было, ты не должна меня опасаться. По-моему, я дал тебе достаточно гарантий в серьезности своих намерений.

– Ну и что? А я, может, не хочу, чтобы ты приставал ко мне до свадьбы. И вообще, почему это нужно отмечать? Сам же говорил, что тебя не интересует, как поступают все в каких-то ситуациях, а сам же хочешь отметить – как все.

– Чересчур длинное и путаное предложение, – дернул носом Нигилист. – Но я тебя понял. Меня, действительно, не интересует мнение других, но я уважаю собственное мнение. Оно состоит в том, что нашу помолвку необходимо отметить бокалом шампанского. Потом, если хочешь, мы можем поехать ко мне. Ты ведь еще не видела квартиру, где скоро будешь хозяйкой.

– Вот как стану твоей женой, так и поеду, – объявила Наташа.

– Значит, завтра. Пожалуйста, подними свой бокал.

– Завтра? К чему такая спешка? Я… я не готова завтра. У меня и платья подходящего нет.

– Оно и не нужно. Но, если хочешь, можешь купить себе все, что считаешь нужным. Завтра. Предлагаю выпить за тебя, Наташа. Ты очень красивая девушка. Я люблю тебя.

Странно было слышать признание в любви, высказанное ровным, бесстрастным голосом, будто он председательствовал на комсомольском собрании. На повестке дня два вопроса: первое – ты красивая девушка, второе – я люблю тебя. Наташа сделала два глотка, поставила хрустальный фужер на стол.

– Почему ты всегда такой серьезный? Хоть бы улыбнулся, что ли. А то – как все равно секретарь комсомола.

– Я и был комсомольским секретарем. Только очень большим. Я работал завсектором в ЦК ВЛКСМ.

– Ух ты! Неужели в самом ЦК работал?

– Почему бы и нет? Ничего особенного в этом не вижу. Довольно-таки гнусная организация, хотя и весьма престижная… была.

– Ну как же! – Она взяла фужер, допила шампанское. – Ведь там такие важные люди, даже представить трудно. К нам в школу из райкома, из Гулькевичей, приезжали – такие… прямо не подступишься, вожди! А в ЦК – не могу себе представить.

– Обычные люди. Траханные-перетраханные бабы, сидят, обсуждают, что где дают, похмельные мужики, рассказывают, кто кого и сколько раз, а потом садятся в машины, едут в какие-то институты или на заводы, сидят в президиумах, сурово, но доброжелательно поглядывают в зал… Дерьмо!

– Но ты же, наверное, не один год работал там, сам был таким же… Как же теперь можешь так говорить? Да ты настоящий нигилист! Ты ни во что не веришь!

– Я верю в себя. А работал там потому, что другого способа реализовать свои возможности не было. Номенклатура – лишь это как-то отвечало моим потребностям. И возможностям.

– Больно высокого ты мнения о себе, Петр Яковлевич, – покачала головой Наташа. – А с начальством-то небось лебезил, улыбался, да? А то как же мечтать о повышении было?

– Не лебезил и не улыбался, но всегда говорил то, что начальник хотел услышать. Зная психологию человека, это несложно было сделать.

– Ты мог бы и не говорить мне этого, – заявила Наташа. – А то я подумаю, что и слова про меня – тоже знание психологии и все.

– В какой-то мере – да.

– Ах вот как? Значит, ты просто считаешь меня дурой? Думаешь, я всему поверю, раскрою рот и стану слушать? Как бы не так!

– Все женщины – дуры, – спокойно резюмировал Нигилист. – С точки зрения общечеловеческих ценностей. Их дело – продолжать род, а они еще на что-то претендуют.

– Значит, и я дура?

Шампанское не успокоило, не притупило остроту ощущений, напротив, усилило раздражение, которое возникло, едва Наташа переступила порог этого шикарного ресторана. Конечно, приятно зайти в ресторан, вкусно поесть, поговорить, но когда на тебя смотрят, как на человека второго сорта, когда напротив сидит рыжий длинноносый дядька и с важным видом говорит гадости – увольте!

– Шашлык хорош, когда он горячий.

– Нет, ты уж ответь мне, я – дура?

– Не думаю, что эта тема соответствует нашему настроению в этот вечер. – Нигилист понюхал кусок мяса и отправил его в рот. – Мы можем поговорить о чем-нибудь более приятном.

– Очень даже соответствует, – заупрямилась Наташа.

– Хорошо. И закончим об этом. Я бы сказал так: не совсем. У тебя превосходные внешние данные и практически отсутствуют претензии на высокое положение в обществе. Это меня полностью устраивает. Я же сказал: ты мне нравишься, я люблю тебя. Что еще нужно говорить в подобных случаях?

– Ничего! Ты рассуждаешь обо мне, как о своей машине. Надоело слушать, понял? На себя бы посмотрел – мало того, что страшный, так еще и сидишь тут, рассуждаешь, как робот, улыбнуться не умеешь, сказать по-человечески не умеешь! Как все равно болванчик заводной!

Поразительно – он даже не обиделся! Хоть бы разозлился, закричал или извинился, попросил говорить тише, не позорить его – ничего подобного! Он был совершенно спокоен.

– Ты ведешь себя естественно. Ты еще больше убеждаешь меня в правильности выбора. Чего не хватает в этом абсурдном мире, так это – естественности.

– Да?! – закричала Наташа. – Тогда вот что! Никакого выбора, никаких моих обещаний! Ничего между нами нет и не будет! И чтоб духу твоего не было возле общежития! – Схватив сумочку, она ринулась к выходу.

Нигилист как бы нехотя повернул голову, посмотрел, как убегает Наташа по проходу между столиками, констатировал:

– Интересно, при чем здесь дух?

И принялся доедать шашлык.

Все было не то, все было не так! Глупо, отвратительно, в голове не укладывалось, как же она дошла до такой жизни: встречается с идиотом, на которого и смотреть противно, а уж если послушать!.. Да пусть он провалится вместе со своим «мерседесом», с ресторанами и деньгами!

Наташа сидела на кровати, закутавшись в одеяло, и дрожала. Очень холодно было в комнате. Слезы текли по щекам. К черту все и бежать на вокзал, сесть в поезд и уехать домой. Что она делает здесь? Ради чего мучается в этом дурацком общежитии? А как хорошо было здесь, когда приходил Сергей, как уютно, тепло, как весело… Было, да сплыло.

Робкий стук в дверь отвлек ее от невеселых мыслей. Посмотрела на часы – одиннадцать. Кто это? Нигилист не так бы постучал. Сергей? С опущенной головой, виноватым взглядом – пришел просить прощения? Сережа, Сережа… она уже простила его. Вытерла слезы и побежала к двери.

На пороге с недопитой бутылкой вина в руке стоял поэт Иван Шерстобитов.

– Ты? – удивилась Наташа и опустила глаза, не в силах сдержать слезы. – Вот дурак, а я-то думала…

– Извини, что огорчил тебя, – виновато пробурчал Шерстобитов. – Это всего лишь я… Можно посидеть у тебя, хоть несколько минут. Больше никого не хочу видеть.

Наташа посторонилась, пропуская его в комнату. Уж если это не Сергей, какая разница, кто.

– Смотри, будешь руки распускать или гадости говорить, я тебя чем-нибудь стукну, – предупредила Наташа поэта.

Шерстобитов, словно бы ждал этих слов, тотчас же замотал головой.

– Да нет, ты не бойся меня… Просто посижу чуть-чуть и пойду. Невмоготу сидеть одному, дрянь жизнь. Никакого смысла нет. Стихи никому не нужны… Говорят, дохода не приносят, даже удивляются в издательствах, смотрят, как на марсианина: ты что, не понимаешь? Пушкина не издаем, Цветаеву продать не можем, а ты со своими опусами лезешь… – Он горестно махнул рукой, глотнул из горлышка, предложил Наташе: – Хочешь?

– Спасибо, – покачала головой Наташа, присаживаясь на кровать. – Я сегодня уже выпила шампанского… четвертый раз в жизни.

– А почему плачешь? Тоже все хреново?

Наташа молча кивнула. Она уже не боялась Шерстобитова, не злилась на него, что пришел нежданно-негаданно. Скорее всего она… сочувствовала ему.

– Женьке Петинову легче, – пробурчал Шерстобитов. – Он прозаик… Уехал к себе в Тамбов, говорит, сяду, напишу роман о мафии. И напишет. И книгу выпустит. А мне что делать?

– Тоже напиши про мафию. Или поэму сочини про перестройку, наверное, напечатают.

– Да не могу я прозу писать, – с мукой в голосе прорычал Шерстобитов. – Не могу! Пробовал – ничего не выходит. Я же поэт! И поэмы про эту сволочь, которая кровь нашу пьет, – не могу. Я ничего не могу, Наташа. В трех издательствах мои сборники с отличными рецензиями лежали, три книги должны были выйти. Сначала «Современник» бортанул – нет у них денег, бумаги, ничего нет. Потом наше, Волго-Вятское издательство отказало. Была еще надежда, что в «Совписе» выйдет сборничек в кассете, всего-то один лист. Я даже звонить туда боялся. Но вчера не выдержал, позвонил… Все. Хана.

– Да ты не расстраивайся, это ж, наверно, временно все так плохо. Пока займись чем-нибудь и пиши для себя, а потом все утрясется, тебя и напечатают.

– Это не временно, это навсегда. Кончилась поэзия в России. Ты посмотри на этих паскудников, сволочей сытых и прилизанных, которые «Сникерсы» жрут да на иномарках ездят без правил! Они почему такие уверенные и такие сытые? Потому что я, поэт Иван Шерстобитов, голодный и ни на что уже не надеюсь. Нет у меня впереди ничего, нет! Раньше были суки партийные, теперь – суки банковские, а разницы между ними – никакой. Плевать им на поэта Ивана Шерстобитова, не нужен такой, а они – нужны! Убьют, если кто сомневаться станет. Гаденыши прыщавые!

– Что это ты разругался здесь? Перестань.

– Вот видишь… – Шерстобитов снова приложился к горлышку бутылки. – Я тоже сволочью стал, грубо выражаюсь при даме. Ты знаешь, какая ты красивая?! Такая, что даже в стихах описать невозможно. Вот говоришь мне: не вздумай руки распускать. А я боюсь к тебе и притронуться. Потому что когда просто смотрю – уже на душе светлее становится. – Он улыбнулся ей, и таким детским, таким наивным показалось вдруг его лицо, что Наташа тоже улыбнулась. – А если прикоснуться – так от этого и умереть можно. Хочешь, я умру за тебя, Наташа?

– Нет. Если ты уже сдал экзамены, возвращайся к себе домой и занимайся каким-нибудь делом. И все будет хорошо.

– Не будет. – Шерстобитов смотрел на нее восторженными глазами и улыбался. – Вот если бы ты согласилась поехать со мной, тогда – да, я бы выкарабкался. У меня есть дом в деревне, лес рядом, летом будем грибы и ягоды собирать, зимой на лыжах бегать. А «Сникерсы» пусть они жрут сами. И виски забугорное пьют, глядишь, скорее окочурятся, гниды.

– Ну вот еще. С чего ты взял, что я могу поехать с тобой? И не надо меня грибами да ягодами соблазнять. Мало того, что один с «мерседесом» пристает, так еще и ты.

– Он выиграет, – понурил голову Шерстобитов. – Ты – последнее достояние России, и оно достанется им. А после ничего уже не будет. Все. Хана! – Он допил остатки вина, поставил бутылку на стол. – Но душа моя им не достанется! Думают, все можно купить? Нет, гады, душа Ивана Шерстобитова не продается! Ни за какие паршивые доллары! Так и передай им.

– Ты уже пьяный, Иван, иди к себе. И я лягу спать.

– Прогоняешь?

– Ты же сам сказал – на несколько минут. Они прошли.

– Все прошло… как с белых яблонь дым. Иван Шерстобитов тоже прошел… ни тебе аванса, ни пивной – вечность… Но ты скажи им… – он пьяно качнул пальцем, словно подчеркивая сказанное, – Иван Шерстобитов душу свою не продал. Все. Прощай, Наталья. Запомни, что я тебе скажу: ты дорого стоишь. Сто «мерседесов» – дешевка по сравнению с тобой. Знай свою цену. Пока.

Закрыв дверь, Наташа с облегчением вздохнула. Утомил ее поэт Шерстобитов своими разговорами, хотя, сам того не ведая, избавил от тоскливых мыслей. Наташа погасила свет, легла в постель и сразу вспомнила Сергея. Нежного, ласкового, красивого…

Она вспоминала и улыбалась, улыбалась и плакала.

16

Сергей проснулся ни свет ни заря – шести еще не было. Минут пятнадцать лежал с закрытыми глазами, стараясь уснуть, но сон не возвращался, пришлось вставать и идти в ванную. Там, в горячей воде можно было понежиться полчаса, а потом…

А что потом? Ехать на Калининский, сидеть в палатке и продавать пиво и сигареты? Вдруг все это показалось глупым, ненужным, детским протестом против сложившейся ситуации. Ничего ведь не изменишь. Но и поступать так, как хочется родителям, он не собирался.

– Революционная ситуация, – пробормотал Сергей, – верхи не могут, низы не хотят…

Конечно, можно было и торговать в свое удовольствие, если бы… Но сидеть в палатке без Наташи, ждать шести часов без надежды прийти к ней, обнять ее, поцеловать, вдохнуть всей грудью запах ее волос – невыносимо.

А еще и эта новость… Неужели правда?!

Максуд попросил его поработать неделю каждодневно. Когда ничего ему не должен – нормальный мужик, шутит, улыбается, о здоровье родителей справляется… Говорит, хитро прищурившись: «Твоя девушка замуж собирается, большой человек предложение сделал, на «мерседесе» ездит, солидный человек».

Неужели правда?

Если он продался, почему бы и ей не сделать то же самое? Но ведь у него было безвыходное положение, другого способа выжить никто не подсказал. Да, он выполняет условия Ларисы, не встречается с Наташей, но и с Ларисой не встречается, не говоря уже о большем! Она несколько раз предлагала куда-то пойти, но он отказывался, просто говорил, что не хочет. И она не настаивала, не надоедала.

А Наташа – замуж? За какого-то богатенького с «мерседесом»? Его Наташа – с каким-то важным и тупым бизнесменом?!

Неужели правда?!

Не может быть!

Не надо, Наташа! Не делай этого!

В семь часов, встряхнув себя ледяным душем после горячей ванны и выпив пару чашек чаю с бутербродами, Сергей выкурил на лоджии сигарету и поехал в общежитие. Валет пригрозил, если Сергей не выполнит условия Ларисы, Наташе придется плохо. Но он же просыпается не раньше десяти. Сейчас утро, никто не узнает, что Сергей встречался с Наташей. Он должен увидеть ее, должен объяснить все, убедить подождать хоть пару месяцев.

Как ты можешь, Наташа?! Ну да, обидно, трудно… А мне легко? Да разве я виноват, что попал в такую кошмарную ситуацию? Но я же не отрекся от тебя (или отрекся?), да нет, я просил: потерпи, Наташа, подожди, Наташа, мы будем вместе, я ведь люблю тебя, сейчас даже больше, чем раньше (а возможно ли это – больше?). Я люблю… я не могу без тебя, Наташа!

А ты решила замуж выйти?..

Всю дорогу до общежития Сергей мысленно разговаривал с Наташей, как будто она стояла рядом. Убеждал, умолял, упрекал, клялся в любви, обещал в скором времени решить все проблемы, хотя и не знал, как именно. Иногда, заметив удивленные взгляды пассажиров, понимал, что бормочет вслух, забывается – так велико было напряжение.

В общежитии, однако, он не решился идти сразу к Наташе – испугала страшная мысль: вдруг она не одна? Зашел к Вадиму Ивановичу узнать, приходит ли кто к Наташе в гости, остается ли у нее на ночь.

Вадим, согнувшись, рылся в среднем ящике письменного стола, видимо, что-то искал. Дернул ящик на себя, вывалил содержимое прямо на пол.

– Привет, Вадик. Ты уже с утра какой-то чересчур озабоченный.

– А-а, Серега, привет. – У Вадима было бледное, взволнованное лицо. – Будешь тут не озабоченным… Такие дела творятся, просто кошмар.

– Да что случилось? Наташа в порядке?

– Вот уж случилось, так случилось… Наташа? Наверное, честно говоря, я ее несколько дней не видел.

Сергей с облегчением вздохнул, ну слава Богу, если что и случилось, так не с ней.

– А ты не знаешь, к ней в гости кто-нибудь захаживал в последние дни?

– Вроде нет… не знаю. Да где же эта чертова тетрадь? Вот что, Серега, ты, если хочешь, подожди меня здесь. Там такое творится, и милиция, и кого только нет. Не знаю, когда вернусь, но лучше заскочи как-нибудь в другой раз. Лады?

– Да, конечно, извини.

…Наташа открыла дверь, даже не спросив, кто стучит. Молча посторонилась, пропуская его в комнату. Она была еще красивей, еще желанней, еще роднее, чем он видел в своих мечтах.

– Наташа… – прошептал Сергей и, шагнув к ней, обнял, жадно поцеловал ее теплые губы.

– Сережа… Как хорошо, что ты пришел… ты отделался от приставучей дамы?

– Нет, я специально пришел утром, чтоб никто не узнал об этом. Понимаешь…

Она резко оттолкнула его.

– Тайком, значит, пробрался? – Как изменился ее голос! – Конечно, тебе запретили со мной встречаться, бывать где-то вместе. Я же дура необразованная, бедная плебейка, всю биографию тебе могу испортить! – Она усмехнулась. – Мой дорогой граф!

– Ты истинная казачка, Наташа, – попытался шутить Сергей. – Если что-то не нравится – руби сплеча, а разбираться потом будем.

– Казаки, Сережа, тем и отличаются от холопов, что у них крепостного права никогда не было, и унижений они не терпели.

– Я слышал, ты замуж собираешься. Это правда?

– А тебе какое дело?

– Такое, что я люблю тебя! Наташа, ты слышишь?

– Хорошо, что я не согласилась выйти за тебя замуж. Да и теперь думаю, если когда-нибудь мы будем вместе, вдруг потом тебя опять ограбят и найдется какая-то дама, купит моего Сережу на пару месяцев?

– О чем ты говоришь!

– Все о том же! Ты и сейчас пришел ко мне украдкой. Выходит, она не позволяет тебе видеться со мной.

Сергей опустил голову. Ну как ей объяснить, что Валет пообещал, что, если в течение месяцев четырех, от силы, полугода Сергей нарушит свое обещание не видеться с Наташей, у нее будут крупные неприятности. А Валет свое слово умеет держать. Если сейчас рассказать об этом Наташе, она испугается, будет ходить и оглядываться…

– Все гораздо страшнее, Наташа, – тихо выдавил Сергей. – Я не могу тебе рассказать обо всем, прошу лишь – потерпи немного.

– Понимаю, ты не можешь, а я и не спрашиваю, все и так ясно.

– Я не собираюсь жениться на Ларисе, я даже ни разу не встречался с нею после того, что случилось. Наташа, Наташа, ну пожалуйста, поверь мне: я люблю тебя, только тебя, никакая Лариса мне не нужна. А ты что делаешь! Ты собираешься выходить замуж! Ты бы хоть думала, что делаешь! Наташа! Любимая, через полгода…

– Ну так, может, через полгода и вернемся к этому разговору?

– Ты что, серьезно? Я никогда не прощу тебе этого! Слышишь? Всему есть предел. Если ты выйдешь замуж – между нами все будет кончено. Навсегда!

– Что же это получается – тебе можно, а мне нельзя?

– Никому нельзя, Наташа!

Она задумалась на мгновенье. Может, хватит его мучить? Она ведь не собиралась выходить замуж за Нигилиста. Но в это время в дверь коротко постучали.

– Вот и хорошо, что вы оба здесь. – Вадим Иванович виновато глядел себе под ноги. – Вы уж извините, ребята, но такое дело, надо на пару дней освободить изолятор.

– Освободить? – испугалась Наташа. – А где же я буду жить эти пару дней?

– Объясни, в чем дело, Вадим, – встревожился Сергей. – Что тут у вас стряслось?

– Да что стряслось! – махнул он рукой. – То и стряслось, что личности творческие, непрогнозируемые. Дураки, если уж прямо говорить. Ванька Шерстобитов порезал себе вены.

– Ох, Господи! Да он же заходил вчера ко мне, жаловался, что никто стихи печатать не хочет, и вообще, никакого будущего нет. Я послушала его и выпроводила, даже и не подумала, что он всерьез…

– Жив? – спросил Сергей.

– Да где там… Утром нашли товарищи по бутылке – уже холодный был. Такие вот дела… творческие. Все бузил, а потом взял да и… Дурак! Что еще скажешь?

Наташа закрыла лицо руками, заплакала, опустилась на кровать.

– А Наташа при чем? Ее подозревают?

– Да нет, но ты понимаешь, вот-вот нагрянет проверка из института, они все углы тут обшарят. Нужно, чтобы никого из посторонних не было. Если обнаружат, что Наташа живет в изоляторе, могут возникнуть трудности.

– Понятно, – вздохнул Сергей. – Нужно что-то придумать, где-то устроить Наташу.

– Денька два-три, а потом все уляжется, можно будет ей вернуться. Ну, я пошел, а вы думайте. Раньше десяти, думаю, не приедут проверять, до этого времени я вас не тороплю.

Он ушел, а Сергей присел на кровать рядом с Наташей.

– Наташа, милая, ну пожалуйста, не плачь.

– Он даже стихи свои не читал, – всхлипывала Наташа. – Сидел тут как в воду опущенный, а я-то, дура, ничего не поняла…

– А что ты могла сделать? Ну, перестань плакать, нам нужно подумать, куда тебя устроить на несколько дней. Вот проблема, этого мне только не хватало!

– Ты иди, Сережа, иди и не думай обо мне. Как-нибудь сама выпутаюсь или уеду обратно в Гирей. – Вытерла слезы и принялась складывать в чемодан одежду. – Посуду можешь взять с собой и одежду, какую покупал мне, – тоже.

– О чем ты говоришь, Наташа! Это все твое, не надо глупых жестов, прошу тебя. Что же нам с жильем придумать?

Наташа вдруг вспомнила, как он рассказывал о своей большой квартире, о комнате, где у него все есть. Мог бы сказать родителям: это моя жена, будет жить со мной, а уж она постаралась бы не раздражать мамашу. Мог бы, наверное, у родителей попросить денег, у них же тут куча знакомых, неужели не собрали бы эти двести тысяч? Мог бы, да не захотел. Чересчур самостоятельный. Теперь вот сидит, думает, куда бы ее пристроить. А сам боится, как бы кто не увидел, что он пришел к ней. Вот к чему привела эта самостоятельность!

– Уходи! Уходи, надоел ты мне!

– Не сердись, Наташа, – взмолился Сергей. – Это тоже случайность, я же не виноват, что…

– Ты ни в чем не виноват, – перебила она его. – Уходи!

– Но я же не могу оставить тебя в таком положении!

– Не беспокойся, что-нибудь сама придумаю.

Словно подтверждая ее намерения самой позаботиться о своем будущем, раздался резкий стук в дверь, и, не ожидая разрешения, в комнату вошел Петр Яковлевич Нигилист.

– Доброе утро, Наташа. Собираешь чемодан? Очень правильное решение. – Он подошел ближе, торжественно вручил Наташе огромный букет роз. Повернулся к Сергею. – А это кто? Носильщик? Скажи ему, я сам помогу тебе нести чемодан.

Сергей вскочил на ноги, сжал кулаки.

– По-моему, лучше тебе убраться, и чем быстрее, тем лучше. – Он с ненавистью смерил взглядом чересчур уверенного в себе жениха. Понял это сразу.

Нигилист, не обращая внимания на Сергея, достал из кармана пальто блестящую черную коробочку с золотым тиснением, открыл ее, протянул Наташе.

– Золотой кулончик с бриллиантами тебе будет очень к лицу, Наташенька. Заодно прими мои извинения по поводу вчерашнего поведения в «Арагви». Обещаю, что впредь буду более внимателен к тебе.

«Арагви», золотой кулончик… Сергей закрыл глаза, стиснул зубы. Уж не кошмарный сон ли это? Открыл глаза – нет, вот он, стоит рядом с Наташей, а она взяла коробочку, благодарит за подарок. Это – кошмарная явь!

– Наташа! – крикнул Сергей, словно была она шагов за десять от него.

Да так оно и было. Вот десять, а вот уже и пятнадцать шагов разделяют их. Она уходила от него все дальше и дальше, хотя не сдвинулась с места. Лишь повернула голову, внимательно посмотрела на него. Печальный был этот взгляд, прощальный взгляд…

– Кольца, к сожалению, я не успел купить, – спокойно говорил Нигилист. – Мы это сделаем вместе. Вначале заедем домой, оставим твой чемодан, потом – в магазины, купим все, что ты хочешь, кольца тоже, и – в загс, я уже договорился.

– Да ты что, с ума сошла? – Голос Сергея сорвался. – Только скажи, Наташа, я вышвырну его отсюда. Ну? Что же ты молчишь? Скажи, Наташа! Мы и без него что-нибудь придумаем.

– Молодой человек, вам не понятно, что вы здесь лишний? – без всяких эмоций осведомился Нигилист, только нос его дернулся чуть сильнее обычного. – Будьте добры, избавьте нас от вашего общества. Мне бы не хотелось огорчать Наташу сценами, которые могут последовать за этим.

– Нет-нет, никаких сцен. Мы поедем… да, мы поедем домой. А ты, Сережа, уходи куда хочешь.

– Вы слышали? – повернулся к Сергею Нигилист. В его светлых глазах легко читалось откровенное презрение. – Убирайтесь.

Наташа молча смотрела то на одного, то на другого и, похоже, никого не видела. Глаза ее были влажными.

– Ну хорошо, Наташа, – мрачно усмехнулся Сергей. – Как ты решила, так и будет. – Опустив голову, медленно пошел из комнаты, все еще надеясь, что она окликнет, позовет его, бросится на шею, скажет, что хотела всего лишь попугать…

Не окликнула, не позвала. А что он мог сделать? Набить морду жениху, вышвырнуть его из комнаты? А дальше? Снять для нее квартиру? Дело это хлопотное. Если узнает Лариса, не упустит возможности растоптать Наташу. Он ведь сам согласился на ее условия… Он и будет виноват в том, что случится.

Все против него: и люди, и обстоятельства. Где-то он совершил ошибку. Но где? Думать об этом не было сил.

Стоя на остановке у общежития, Сергей увидел, как выкатил на улицу Руставели черный «мерседес». Рядом с водителем, опустив голову, сидела Наташа. Его Наташа…

Теперь уже не его…

Часть вторая

«А ЗА ЭТО ЗА ВСЕ ТЫ ОТДАЙ МНЕ ЖЕНУ…»

1

Пока Нигилист обсуждал по телефону какие-то деловые вопросы, Наташа и Ирина вышли на кухню. Такой кухни Наташа еще не видела даже в кино: красивые столы и полочки, черное дерево и никель, электроплита с грилем и автоматическими, программируемыми режимами работы, СВЧ-печь, воздухоочиститель, таймеры, диванчик, небольшой телевизор «Сони», огромный холодильник – и все новое, блестящее. А какая посуда стояла в подвесных шкафчиках! Да только не радовало Наташу это неожиданно свалившееся на голову богатство.

Она была в длинном розовом платье с золотыми узорами, которое делало ее похожей на королеву. Грустную королеву, потому что и безумно дорогое платье не радовало Наташу.

– С тобою не соскучишься, – покачала головой Ирина. – Такие дела творятся – фантастика!

И было чему удивляться. В три часа неожиданно в ее комнату вошла Наташа. То, что она сказала, неожиданностью уже никак не назовешь – это было как снег в июле месяце. Минуты две Ирина слова не могла вымолвить, только смотрела на подругу широко раскрытыми глазами. Наташа выходит замуж? Сегодня? Прямо сейчас?! А она – свидетельница, машина с женихом и свидетелем ждет их на улице. А потом – свадьба. Вернее, тихий ужин в кругу семьи. Спешно переодеваясь, Ирина пыталась выяснить у Наташи, что же все-таки случилось, как она решилась так быстро выскочить замуж. Однако Наташа отвечала неохотно, уклончиво: «да», «нет», «нормально», «там видно будет». И с этого момента Ирина только и делала, что изумлялась весь день.

Вначале – красоте машины и явной непривлекательности жениха, так и хотелось спросить: ты что, не могла получше кого-нибудь найти? И спросила бы, но случая подходящего не представлялось. Потом – церемония бракосочетания. Их явно ждали, у Ирины возникло такое ощущение, что все сотрудники районного загса пришли в этот день на работу лишь для того, чтобы зарегистрировать законный брак господина Нигилиста (ну и фамилия! Хорошо, что у Наташки хватило ума оставить свою, не то была бы нигилисткой!). После этого свидетель жениха, представительный мужчина лет пятидесяти, вежливо попрощался и удалился, чему Ирина была несказанно рада.

Далее в программе была поездка в районный паспортный стол, где без всяких проволочек и лишних вопросов Наташе в паспорт поставили штамп постоянной московской прописки. А к вечеру Ирина изумлялась уже в роскошно обставленной двухкомнатной квартире Петра Яковлевича в одном из домов за кинотеатром «Украина», неподалеку от станции метро «Багратионовская». Даже не верилось, что все это происходит на самом деле.

– Тебе не кажется, что это сон? – спросила Ирина.

– Кошмарный?

– Тебе из погреба виднее. Это что же, месть Сергею за предательство?

– Вчера ко мне в общежитие заходил один поэт, – опустила голову Наташа. – Смешной такой коротышка, помнишь, я тебе как-то рассказывала, он стихи мне пытался читать, а Сергей его вытурил? Ну вот… Зашел грустный такой, жаловался, что никто его стихи издавать не хочет, и вообще, жизнь отвратительная. Звал ехать с ним в деревню, грибы собирать… А потом попрощался и сказал, что я стою очень дорого…

– И ты решила последовать его совету? – усмехнулась Ирина. – Конечно, ты у нас дороже грибов.

Наташа не улыбнулась шутке, еще ниже опустила голову.

– А сегодня ночью он порезал себе вены.

– Решил напугать тебя? Надеюсь, ничего страшного?

– Он умер…

– О Боже! – воскликнула Ирина. – И ты…

– Вадим Иванович, который поселил меня там, сказал, что скоро приедет комиссия, будут проверять все комнаты, ну, ты понимаешь, как это бывает после ЧП. Мне нужно было куда-то уехать. И срочно. Там был Сергей, пришел все-таки, тайком от своей хозяйки, но он ничего не смог придумать. Потому, когда прибыл Нигилист, я согласилась, хотя еще сегодня утром твердо решила, что никогда не стану его женой.

– Я вот что скажу тебе, Наташка. Вся беда в том, что ты слишком серьезно воспринимаешь то, что происходит с тобой.

– А нужно несерьезно, да?

– Да. По крайней мере, с юмором. А лучше – творчески подходить ко всем проблемам. Честно говоря, мне жаль, что ты рассталась с Сергеем, он очень симпатичный парень, прежде всего, он хороший человек. А это знаешь, как много? Ого! Он же тебя просил подождать, он же говорил, что любит тебя. Ну, и ждала бы. Встречалась бы с ним потихоньку, пока хозяйка сама не поймет, что покупать мужа – опасная затея, лучше смириться с потерянными деньгами. Нужно было обдурить ее и посмеяться. А ты в панику ударилась. И с жильем так же. Почему не приехала ко мне? Пару деньков пожила бы в моей комнате, а потом нашли бы тебе квартиру. Подумаешь, проблема. У нас девчонки снимают квартиры, живут втроем, вчетвером – и ничего. Могли бы и тебя присоединить к какой-нибудь группе, кстати, меня звали, но я и в общежитии чувствую себя неплохо. А ты чуть что и побежала замуж выходить с испугу. – Ты не понимаешь, Ирка, – вздохнула Наташа. – Дело вовсе не в том, что мне жить негде было. Просто – надоело быть в подвешенном состоянии. И потом… этот поэт…