Текст книги "«Морские псы» Её Величества"

Автор книги: Николай Курочкин-Креве

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

6

Вооружённый сведениями, сообщёнными Пенгалнисом (а было их множество, я лишь для примера часть привёл!), Фёдор снова приехал в Портсмут. Для встречи с вербовщиком.

И вот уж он вручает Кэт мешочек с монетами: «Половину можешь потратить на что захочешь, а половину сохранишь мне. Господи, да не реви ты так! Мне куртку выжимать придётся! Можно подумать, что ты и не морячка. Ну, Кэт, ну уймись же!»

Наконец, он нашёл, чем этот фонтан можно заткнуть, и сказал:

– Не первый же раз в своей жизни мужика в море провожаешь. И не в последний, надо думать.

Это подействовало, да ещё как! Кэт замолкла, слёзы вмиг просохли и Кэт сиплым от рёва голосом гневно сказала:

– Грубиян! Об этом мог бы и не напоминать в такую-то минуту! Чурка бесчувственная!

...Выйдя за дверь домика Кэт, с мешком за плечами, рундучком в левой руке и дубинкой из горного вяза, упругой и тяжёлой, годной хоть от собак оборониться, хоть от грабителей, с широким матросским ножом за голенищем, Фёдор подумал, что таким одиноким, как сейчас, он не был, даже когда жил в порту и спал на бухте тированного пенькового троса. Тут всё же был его мир, христианский. А впереди что?

Турецкая галера под нейтральным флагом султана Марокко: зелёный стяг с алхимической алой пятиконечной звездой – «печать Соломона» – приходила не за добровольцами. Она везла в Англию мелкий вкусный изюм без косточек – «коринку». Известно, что англичане изюм так любят, что и в пудинги, и в иные сорта пива добавляют и так едят...

В обратный путь галера приняла два десятка пассажиров, явно друг друга стесняющихся, хотя были все они бывалыми моряками...

Таможенники не придирались к пассажирам. Известно же, в этой мужественной профессии – «джентльменов удачи» – наметился застой в делах. Так что можно лишь радоваться, если столько земляков сразу нашли работу по душе. Тем более, что много спокойнее в стране, когда эта публика где-либо подальше... Без них не один шериф и не один десяток констеблей вздохнут спокойнее!

Англичан среди двух десятков завербованных в Англии было, всего-то навсего, трое. Двенадцать пассажиров взошли на борт открыто, днём, как Фёдор, подвергнувшись невнимательному таможенному досмотру: «Шерсти, запрещённой к беспошлинному вывозу, независимо от количества, с собой нет? Молодцы! Карт навигационных, равно как и инструментов того же назначения и отечественного производства? Ну, с Богом, ребятки!» А остальные восемь подошли к борту на баркасе, вёсла тряпками обмотаны, чтоб меньше шуму было, лица – другими тряпками, почернее.

Вот галера отчалила, и с утра пассажиры принялись, демонстрируя друг другу глубину познаний и опыт, изучать судно. Для начала установили, что галера итальянской постройки – или же, всего вероятнее, – египетской постройки по венецианскому образцу. Полутораста футов длины при всего-то двадцати трёх футах ширины! Каравеллы Колумба были бы при такой длине вчетверо шире, а новейшие галеоны бискайской постройки втрое шире этой стройной галеры! Немудрено, что по мореходным качествам галера ни в чём не уступала наиновейшим судам – хотя в её конструкцию уже двести лет не вносилось никаких изменений! К тому же галера могла двигаться и даже маневрировать в штиль, когда противник обречён на бездействие. Поэтому галеры в военном деле просуществовали ещё четверть тысячелетия...

Фёдор впервые в жизни оказался на борту судна без прямых парусов, с одними «латинскими», треугольными, – и напряжённо изучал, как ими управляют. Он вглядывался, как перекидывают парус при смене галса, как поворачивают румпель, с какими запаздываниями по времени выполняет галера под парусом команды... Он вслушивался в скрип непривычно обтянутого такелажа. Засекал, на сколько снижается скорость галеры при непопутном ветре. Короче, Фёдор вёл себя так, точно ему уже твёрдо было обещано офицерское место. Хотя ни ему, ни кому другому из его спутников ничего определённого сказано не было, а из обмолвок вербовщика скорее можно было сделать вывод о том, что все в первый рейс пойдут матросами, а там уж кто как себя покажет... Задаток, в подтверждение того, всем дали абсолютно равный.

Между прочим, задаток дали щедрый – но жалованья большого не обещали. Зато уж добыча почти вся ваша, не как в Англии! Пятая часть казне, пятая – раису (если судно не его, за аренду раис платит из своей доли, за боеприпасы – из доли казны), всё остальное дуванит команда. Такой был у них обычай – выгодный для вольнонаёмных моряков. Содержание же галерников – рабов-гребцов – входило в доли казны и раиса поровну. Когда Фёдор прямо спросил вербовщика, велика ли доля гребцов в добыче, – толстый рыхлый мусульманин расхохотался ему в лицо, дыша чесноком и ещё чем-то острым:

– А какова доля собаки в доходах её хозяина? А? Их доля даже лучше собачьей: им всё нечистое от разделки мясной туши идёт: и кости, и нутряное сало, и промытая требуха, и сердце, и жилы... Ещё и вино, которое Всемогущий запретил вкушать правоверным. Вино и мясо. Иначе они вёслами ворочать будут медленно.

7

Фёдор прослужил в турецком флоте (главным образом в Магрибе, в самой Турции почти что и не бывал) около трёх лет. Как ему жилось там, каков был размер его гарема, чего он на этой службе достиг и почему её оставил, – я расскажу особо позднее. А сейчас мы с вами перескочим сразу в год одна тысяча пятьсот восемьдесят седьмой.

Явившись дождливым летним днём, с увесистыми кошелями в заплечном мешке и в рундучке, Фёдор поселился у Кэт. Узнав даже не его самого, а его шаги на лестнице, Кэт отпихнула очередного приятеля, кратко сказав: «Быстро одевайся, приятель, и ходу! И забудь сюда дорогу на будущее!» Быстро одевшись, она явилась чёрному от загара Тэду, запалённо дыша, и мало что не удавила в объятиях. Прозабавлявшись с вдовушкой более месяца, Фёдор вышел на поиски интересной работы. Слух, что Дрейк собирает всех своих для какого-то дела, гулял по Плимуту. Какое это дело, никто понятия не имел. Ясно было одно: коли всех собирает, дело предстоит большое! Он перво-наперво заглянул в контору Хоукинзов. Но уже знакомые клерки, огорчённо опуская глаза, признались:

– Тут мы не в деле, приятель. Нам вообще не положено ничего ни знать, ни краем уха слышать. Но тебя-то мы знаем, и потому не для разглашения можем шепнуть: наша фирма в этом деле – всего-навсего дольщики без права голоса. Впрочем, в этом деле быть рядовым дольщиком без права голоса незазорно! Тут такие же безголосые, как граф Лейстер, к примеру...

– Ого! – изумлённо ответил Тэд.

– Ага, – ответил клерк.

– Тогда надо в другом месте справки навести, – озабоченно сказал Фёдор-Тэд и пошёл прямиком к дому Дрейка. В доме горели огни и слышен был шум большого застолья. Но новый привратник, важный, как лорд-казначей (и вообще похожий на лорда Берли, даже чуток и лицом; насколько Фёдор знал хозяина этого дома, тот вполне мог из-за сходства и нанять этого «вельможу»; ещё, небось и приплачивал особо за поддержание сходства!), не хотел впускать! Тогда Фёдор подавил вспышку обиды и гнева, напомнив себе, что привратник – не хозяин, и почти добродушно сказал:

– Ну и ладно. Нельзя – значит, нельзя. Но записку можете хозяину передать?

– Ого! А ты уверен, что умеешь писать?

– Читайте сами, ежели грамотный, – сухо ответил Фёдор.

Привратник, хмыкнув, достал из шкафа клочок бумаги в одну шестнадцатую листа и письменные принадлежности. Фёдор посмотрел на величественного холуя и, мстительно посмеиваясь, написал нижеследующее: «Фрэнк, здравствуй. Это Тэдди Зуйофф. Толстозадый инквизитор у входа меня не впускает, приняв за чужака. Передай, когда удобно прийти. Привет миссис Мэри и всем нашим». Толстяк взял записку, пошевелил губами и угрюмо сказал:

– Сам ты инквизитор. Хорошо, я передам твою записку. Подожди. – И медленно удалился внутрь дома, заперев дверь за собой. Фёдор остался ждать, мечтая о полном посрамлении привратника. Скажем, мистер Фрэнсис выйдет сам... Или нет. У него же гости. Прикажет принять немедля... Или даже лучше...

Тут двери распахнулись и, впереди привратника, выскочили миссис Дрейк и добрый старый Том Муни.

– Боже мой, Тэд! Совсем большой! Я-то собралась чмокнуть тебя по-матерински! – вскричала хозяйка большого белого особняка. А Том молча облапил, сдавил на мгновение короткими стальными ручищами и выдавил из себя:

– Крепок. Годишься в большое дело. Мэри, а ты чмокни его по-сестрински, раз уж он так сильно вырос.

Миссис Дрейк поцеловала Фёдора в щёку, они подхватили Фёдора с обеих сторон под руки и потащили вверх по парадной лестнице. Привратник с перекошенным от изумления лицом поднял оставленные Фёдором рундучок, мешок и дубинку – и перетащил в свой закуток, бормоча под нос:

– Странные люди, однако, ходят к хозяевам. Как есть побродяжка, и неблагонамеренный притом. А его хозяйка целует, и мистер Муни обнимает. А уж он-то, мистер Муни, без сомнения, самый здравомыслящий человек изо всех, кто здесь бывает регулярно. Нет, но ведь чистейший пират! Черномазый. И даже не англичанин, судя по выговору. Но грамотный, и языки знает. «Толстозадый инквизитор» ведь по-испански написал, и почти что без ошибок. Ох, сложное место мне спроворил тёзка хозяина! (Привратник имел в виду своего шефа, мистера Фрэнсиса Уолсингема. Сидел он здесь не для слежки за хозяином, входившим в те две дюжины подданных Её Величества, в коих шеф был уверен, по его словам, не менее, чем в себе. Он охранял. И фиксировал непрошеных гостей, постоянно отирающихся возле дома, и проч. Испанский он знал хорошо, ибо два года отсидел в своё время в тюрьме Кадиса).

8

А Фёдор попал в шумное застолье, среди которого никого не смущал его малопрезентабельный костюм, а не менее половины собравшихся (всего было человек тридцать!) были ему давно и хорошо знакомы.

– Ну что, Тэдди, отдыхать после Турции будешь или готов в новый поход? – весело спросил хозяин дома.

– Как раз отдохнул и начал искать подходящее дело.

– И попал сюда. А если поход на три года и опасный, как никакой другой?

– Если с вами, то готов!

– Ну и молодец. Ты принят. А кем точно – разберёмся позднее.

– На борту, – сказал Муни, ухмыляясь, – Фрэнсис любит иметь в команде людей, о которых ни один инспектор не сможет сказать, матросы они или офицеры, и вообще, кто они такие и зачем. Возьми того же Диего.

– Том, добавь: они-то всегда и оказываются самыми полезными! – перебил Дрейк. – Так ты пойдёшь в поход до мест, которые в десять раз дальше от Англии, чем Новый Свет?

– Я-то пошёл бы. А разве есть места, настолько отдалённые? – прикрыв глаза и прикидывая расстояние по карте, ответил Фёдор.

– Таких мест полно, Тэдди. К примеру... Плимут!

Фёдор два раза мигнул, потом побелел как мел и вполголоса спросил:

– Господи, неужто? По следам дома Фернана и дома Себастиана?!

– Тэд, ты первый, кто понял меня с полуслова! – торжественно провозгласил Дрейк. – Уж не знаю, что ты там делал в Турции, а вернулся готовым командиром. Том, впишешь мистера Зуйоффа в роль первым помощником на «Бенедикт»?

Муни сказал:

– Если Тэдди-паша не побрезгует. Видишь ли, Тэдди, я в первый раз иду с Фрэнсисом в качестве капитана. Правда, скорлупка в пятнадцать тонн. Она мало чем отличается от пинассы, разве прочностью набора.

– С Томом пойду кем угодно, – твёрдо сказал наш герой.

– Тогда в роль «Бенедикта» впишем мистера Зуйоффа как первого кандидата на пост четвёртого помощника капитана. Ну, сейчас я кратко изложу, что будет, где, когда и с кем. А уж потом отпущу его к вам, – последняя фраза была обращена к миссис Мэри.

– Хорошо. Только один вопрос, можно? – спросила хозяйка дома, вышколенная повелителем её не хуже мусульманских женщин.

– Один – можно, – милостиво согласился мистер Фрэнсис. И миссис Мэри, глядя круглыми от предвкушения чёрными глазами на иноземца, превратившегося у неё на глазах в загадочного мужчину, спросила:

– Тэдди, а... Гарем у вас был?

– А то как же. Но небольшой. Так, четыре жены и три подруги. Семёрка – счастливое число, мэм, – добродушно объяснил Фёдор.

Немногочисленные дамы взволновались и, шушукаясь, выбрались из-за стола – щёлкать орехи в комнатах хозяйки и обсуждать нравы мусульман.

Мужчины же, оставшись наедине с сыром и чёрным вином из португальского города Опорту, которое в Англии ещё не все и попробовали, заговорили о предстоящем деле. Фёдора познакомили с составом кораблей экспедиции и их командирами:

– Флаг адмирала – на «Пеликане». Это крепкий галеон шестидесяти футов в длину, с грот-мачтой такой же (считая стеньгу) длины. Поперечник в миделевом сечении – двадцать футов. Капитан – мистер Томас Худ, вот он, знакомьтесь. Вице-адмиральское судно – восьмидесятитонный барк «Елизавета», капитан мистер Джон Винтёр, знакомый тебе по плаванию шестьдесят девятого года. Третье судно – новый «Лебедь», провиантский корабль, пятьдесят тонн, капитан мистер Джон Честер. Он из Девона, как и капитан «Мэриго-улда», тридцатитонника, – тоже Джон, только Томас. Вот он, через стол от тебя, с серьгой. Ну, а о малыше «Бенедикте» тебе потом расскажет Том Муни. Мал его кораблик, но...

– Но воробей хоть и малая птаха, а у него всё есть! – невозмутимо ответствовал Муни. – Фрэнсис, ты назвал основные размерения «Пеликана», но умолчал о его водоизмещении. Сто тонн. По-моему, флагману не мешало бы и поболее. Но решать не мне. На палубах принайтовано четыре пинассы в разобранном виде. Пушек достаточно, боезапас – по сто выстрелов на каждый ствол. Запас продовольствия – восемнадцатимесячный. Так, что ещё?

– Народу сколько идёт? – деловито спросил Фёдор, уже погружаясь в хлопоты ради почти неведомой цели, собравшей всю эту просоленную компанию под одной крышей. Что цель неведома – его, как и остальных, не смущало: они верили своему флагману. Уж если мистер Ф. Дрейк выходит в дальнее плавание, ясно одно: цель, по крайней мере, не мелкая!

– Около ста шестидесяти человек. Матросы, офицеры, добровольцы-солдаты из молодых дворян, юнги. Аптекарь, доктор, сапожник, портной, священник. Ты, кстати, его знаешь...

– Уж не сам ли это преподобный Фрэнсис Флетчер?

– Ты гляди, помнит! А я уж думал, он совсем мусульманином стал, одни мыллы на уме. Да, это он, причём можно сказать, сам напросился!

– Да не сам, а Мэри, – поправил Дрейк. – Сказала: «Вот, мистер Флетчер. Вы нас венчали! Вы подсунули мне муженька, который на годы удирает из спальни – вы за него и в ответе! Чтоб я была спокойна – придётся вам плыть с Фрэнсисом!» Мэри пошутила, а он прицепился к её словам и завёлся.

– Да, и уж теперь вам, богохульникам и сквернавцам, от моего неослабного душеспасительного попечения не отвертеться никак и нигде! – строго сказал, появляясь в дверях, сам его преподобие.

И тут кто-то вспомнил, что уж четверть часа как дам нет – а они всё ещё не проверили, обрезанный ли Тэд или нет. Фёдор увидел, что этих грубиянов иначе не утихомирить, вскочил на стул и показал всем то, что обрезается.

Потом он ел конфеты, угощал дам халвой и два часа рассказывал захватывающие истории из гаремного быта частью происходившие с ним на самом деле, частью – происходившие, но не с ним, частью – сказочные, а частью придуманные только что. Дамы охали, ахали и просили ещё...

Потом вернулся в мужское общество – аккурат к третьему графину чёрного портвейна. Ему было тепло и уютно среди этих людей. Вот тут он был дома, среди своих свой. Он с полуслова понимал намёки на давно происходившее, не понятные никому из новичков, он помнил людей, которых порою и на свете-то не было давно!

До своей гавани он добрался, как истый моряк: затем, чтобы сразу же уйти вновь в море, унося с собою вот это, недоступное сухопутным людям, ощущение дома как редкостного, светлого праздника.

Домой он вернулся в карете Дрейка. Разбудил Кэт и не отстал от неё, пока не добился всего, что она могла дать как женщина. Но потом он-то продрых до трёх часов дня – а её дети разбудили в одиннадцать и потребовали есть!

Глава 5
ВСЕМ ПРИМЕТАМ ВЕРНЫМ ВОПРЕКИ!

1

Справедливости ради надобно признать, что кроме полутора сотен полезных членов экипажа в море с Дрейком ушли ещё и полтора десятка бесполезных. Мало того, что, впервые не стеснённый в средствах при подготовке и укомплектовании экспедиции, Дрейк взял четырёх музыкантов и пажа, прислуживавшего ему за обедом. В море ушли и ещё менее полезные люди, чем этот мальчонка, для юнги избалованный, слабый и маленький.

Десятеро молодых людей из богатых и более или менее знатных семей. Дрейку брать эту обузу вовсе не хотелось – но родители этих перерослей настойчиво – а то и назойливо – напоминали, кому чем обязан руководитель экспедиции. Получалось, не отвертеться. Тогда Дрейк собрал их совместно с их отцами и объявил, что взять он их отпрысков возьмёт – но с одним условием: не отлынивать ни от какой работы, делать что ни прикажут он или другие офицеры, или любые лица, по его, Дрейка, усмотрению назначенные старшими. Хотя бы то и были простые матросы.

– Дело в том, господа, что белой, джентльменской работы на судне в дальнем плавании очень немного. И почти всегда она требует специальных познаний – в астрономии, в картографии, в математике и тому подобное. Думаю, не ошибусь, если уверенно скажу, не будучи знаком с вашими детьми, что из них ни один подобными познаниями не обладает. Так? Ну, я и не сомневался в этом. Далее, у меня есть офицеры, умеющие делать всё необходимое точно, быстро и решительно. Если доверить кому-либо из ваших детей командовать манёвром – почти наверняка назад мы уже не вернёмся. Все не вернёмся, в том числе и тот, кому доверили. Поэтому давайте лучше так: ваши отпрыски обязуются беспрекословно исполнять приказы – любые приказы любых начальников, а я обязуюсь привезти домой возможно больше их живыми. Это будет хоть какая-то гарантия возвращения хоть кого-то. А ежели кто хочет всерьёз поучиться морскому делу – уверяю вас, что это безопаснее делать не в дальнем плавании, а в виду родного берега. И предпочтительнее не на чужом судне, а хотя бы на ялике, но на личном!

Вроде бы всё понятно объяснил, и вроде бы все приняли эти условия. Но как дошло до дела – тут же выяснилось, что обо всех своих льготах и привилегиях молодые дворянчики без всяких напоминаний помнят преотлично, – а вот обязанности им надобно неустанно напоминать вновь и вновь.

Наиболее известным из этих молодых людей был, несомненно, Томас Доути. Он явился внезапно, без приглашения, неизвестно от кого прослышав о подготовке экспедиции, – и напомнил Дрейку об опрометчиво данном ещё в Ирландии шутливом обещании взять его в плавание вокруг света! К этому времени свою секретарскую службу у графа-главнокомандующего он успел сменить на столь же хлопотное, но неизмеримо менее рискованное занятие. Теперь он был секретарём сэра Кристофера Хеттона, капитана лейб-гвардии, любимого партнёра Её Величества по танцам, до которых королева была великая охотница. Хеттон был среди тех, кто поддерживал Дрейка, одним из влиятельнейших людей. Так что не взять Доути было нельзя. А с ним увязался его братец Джон, малый спесивый не по чину и ленивый.

2

Каюта Фрэнсиса Дрейка на «Пеликане» была обставлена с роскошью, заставляющей вспомнить не о дальних плаваниях, не о великих открытиях, а о прогулочных яхтах коронованных особ. Вся столовая посуда в каюте была из серебра высокой пробы. Слух предводителя экспедиции во время еды услаждали четверо музыкантов. Впрочем, он только завтракал в одиночестве, а в обед и в ужин приглашал к столу от четырёх до восьми человек. Старые друзья поварчивали, находя, что это уж чересчур. Но Дрейк, зная об этом, всё ж таки не отказывался от роскоши. Объяснял он её не причудой, не изнеженностью своей, а политической необходимостью! Видите ли, это должно будет поражать воображение всех туземных вождей, во владениях которых предстоит побывать на долгом пути. Такая неслыханная роскошь поднимет престиж Англии и вселит в сердца туземцев трепет. Ну и так далее. Но те, кто знал Фрэнсиса получше, знали что это – самооправдание. А на деле весь секрет в том, что наш капитан просто любит пожить красиво, пустить пыль в глаза и прочее. Любит жить в окружении вещей изящных и дорогих и выглядеть важным и знатным барином...

Ветераны ворчали, но, в общем-то, беззлобно. Экипажи эта, на корабле в дальнем походе неслыханная, роскошь не злила, люди не завидовали и почти не злоязычествовали. Скорее, они этим гордились. Думали: «Уж кто-кто, а наш капитан заслужил эту роскошь. Он и не то ещё заслужил – да вот правительство Англии благодарностью не грешит. Пускай уж порезвится, раз представилась такая возможность».

Благодарность, признание заслуг? Её Величество подарило Дрейку ящичек с благовониями и сладостями (решено было использовать эти редкости для, говоря языком двадцатого столетия, «представительства»), а также собственными Её Королевского Величества изящными ручками вышитый зелёный шёлковый шарф. По полю шарфа шла надпись: «Пусть всегда хранит и направляет тебя Бог!»

В Плимутской гавани корабли экспедиции выглядели удивительно подходящими друг к другу – точно один мастер их строил, намеренно добиваясь единства стиля. На самом-то деле было вовсе не так. Корабли Дрейка впервые «познакомились» уже здесь, в гавани, и гляделись до непристойности разношёрстно. Но сын адмирала Англии Джон Винтёр додумался до того, как добиться противоположного эффекта с минимальными затратами сил и средств – и, главное, времени! Выслушав, Дрейк одобрил замысел своего вице-адмирала. И на кораблях закипела работа – впрочем, нетяжёлая. Перво-наперво по бортам, на уровне настила орудийной палубы, навели четырёхдюймовой ширины зелёную полосу и двумя футами ниже – той же ширины белую. Затем были покрашены белилами кормовые галереи на четырёх кораблях (а на малыше «Бенедикте», где галереи вовсе не было, накрасили белые клетки соответственных пропорций прямо на обшивку кормы). Затем перетянули часть такелажа – на «Пеликане», к примеру, для этого пришлось снять первый вант фок-мачты и поставить его за последним. В завершение Винтёр распорядился перекрасить марсы и салинги всех мачт на всех кораблях экспедиции в красный цвет точь-в-точь того же оттенка, что и полосы креста св. Георга на флагах.

Наконец, Винтёр распорядился снять с «Елизаветы» кормовой фонарь – очень хороший, но шире и короче, чем те, что стоят на остальных кораблях. Новый фонарь мистер вице-адмирал выбирал самолично и приобрёл за свой счёт. Теперь дело было кончено.

«Елизавета» Винтёра была только со стапелей верфи в Бристоле, где мастера, как известно, строить океанские корабли. «Пеликан» был постарше, но перед ответственным плаванием на галеоне сменили мачты, поставив новые из горного вяза, и применили новоизобретённую защиту от морского точильщика («торедо», как его называют чаще других с ним сталкивающиеся испанцы), этого ужасного бича тропических морей. Вся обшивка густо, так, что шляпки соприкасались, была обита железными гвоздями. Коротенькие, типа обойных, гранёные широкошляпочные гвоздики в морской воде, как рассчитывал изобретатель, быстро проржавеют. Ржавчина расплывётся – и шляпки сольются в непроницаемую для торедо броню...

Как обычно, в составе офицеров экспедиции были и на сей раз родственники Дрейка: его брат Томас и кузен – сын адмирала Ричарда Дрейка, вообще-то редко вспоминающего о родстве с небогатым пастором, – Джон.