Текст книги "Казаки"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

Соображая тогдашние обстоятельства, едва ли можно признать сообщаемую в книге Шерера речь действительно сказанною Полуботком. Мы знаем вспыльчивый, раздражительный и вместе крутой нрав Петра. Возможно ли допу-

стить, чтобы он спокойно в продолжение нескольких минут стоя на улице, слушал это укорительное красноречие малороссийского наказного гетмана? Мы уверены, что этой речи Полуботок не говорил, но она тем не менее имеет для нас значение как отголосок происшедшей с Полуботком катастрофы и проявление сочувствия к Полуботку у малорусов его времени, потому что речь эта, по всем соображениям, сочинена и приписана Полуботку в Малороссии. В бумагах государственного архива мы не нашли ни малейшего намека на какую бы то ни было речь, произнесенную Полубот-ком государю; но из тех же бумаг мы узнаем, что в то время, когда Полуботок с товарищами находился в Петербурге •и еще не был подвергнут в Тайной канцелярии допросу, который мы привели выше, над ним начиналось тайно другое дело – по обвинению в государственной измене. Дело это возникло августа 31-го 1723 года по донесению псковскою епископа Феофана Прокоповича, сообщившего письмо к нему Иродиана, епископа черниговского, о черниговском полковнике Полуботке, где показано-было, что Полуботок имел сношения с изменником Орликом, бывшим писарем Мазепы, возведенным по смерти по. следнего от шведского короля Карла XII в сан малороссийскою гетмана и приходившим с татарскою ордою в пределы Малороссии. Ирадиан препроводил прислаи-ное к нему письмо Нила, архимандрита елецкого, 12 декабря 1722 года следующею содержания:

«Превелебный отец Самборович с архимандритии елецкой отдален отьезжаючи в Киев, ездил жегнати ¹своих благодетелей черниговских и в небытности мости-пана полковника черниговского был у самой паньи полковнико-вой в доме; оттуда повернувши, был у меня, Нила архимандрита, только в той обители новоизбранного, где хвалячися ласкою еи милости паньи полковниковой, что его довольно з дому Своего путешествовала, и тое предлагал якобы ему, отцу Самборовичу, презентовала лист своего " пана, в котором его милость, паи полковник, пишучи з Глухова, хвалился ласкою князя светлейшего: повелел ему, пану полковнику, в нуждах своих списываться, обещаючи-ся во всем пособствовати; также поведал, якобы чул з уст паньи полковниковой, что пана миргородского полковника моцно ранено на баталии, и также полковника Таиского рассечено и пана Галагана разрублено, а сын пана полковника миргородского гдесь поделся – неизвестно; также по-хваля л ростропность его милости пана полковника черниговского, который, чуючи Орлика с 30 000 кочуючого за Васильковым в степи, не писал к нему, токмо изустным выговором посылал казаков уведомляючися, для чего бы Орлик зближился з ордою под Киев, на что якобы то ответствовал Орлик: «того ради я здесь кочую з ордою, бо в наших сторонах многолюдно, а поветрие тяжкое, абым я ся не заразил». Я как в ту пору казал отцу Самборовичу, что то байка щирая, а_ не правда, так и теперь принужден повелением преосвященного моего пастыря его милости госпог дина Иродиана Жураковского мусилем ¹дати на письме подлинные его отца Самборовича слова».

Уже до приезда Полуботка в Петербург по этому поводу возникла переписка между Полуботком и Самборовичем, переведенным тогда из Чернигова в Киев в сане игумена Кирилловского монастыря. Полуботок от 29 мая 1723 года писал Самборовичу такое письмо: '

«Донеслося мне ведомо из Чернигова о некоторых плетках ², что якобы оныя произошли на контемпт ³и на некую шкодливость моей особы от вас, мости-пана, чего весьма не сподевалемся ⁴, которые отец Нил, от вашея мости-пана чуючи, донесл преосвященному его милости епископу черниговскому, яко же, по требованию его преосвященства, о тых за рукою своею дал его пастырской милости сказку, которой копию в объявление через сего листа подавцу до вашей милости пана посылаючи, вельце ⁵прошу на всякой пункт мне в самой скорости учините ответ: есть ли тые плетки от вашей милости-пана вышли, чили не ⁶, абым я мог ведати на ким при невинности моей моего бесчестия и обругательства доходити ⁷; при том всегдашним мя вашей милости полецаю ⁸молитвам».

В ответ на это письмо кирилловский игумен 4 июня 1723 года писал черниговскому полковнику:

«Презентовано мне сказку превелебного отца Нила, теперешнего архимандриты елецкого, который написал якобы по приезде моем в Чернигов, будучи мне в доме вашем панском

1

Должен был.

2

Сплетнях.

3

Для унижения.

4

Не надеялся.

₅

Очень.

6

Или нет.

7

Искать.

8

Поручаю.

давано читати лист, писанный от вашей мости-пана. Там листа мне не презентовано, только цидулку, чинячи мне сожален _ие, а потешаючи веселою вестью о милостивом монаршем призрении на Малую Россию, то есть повелено всякому началу и гражданству владети добрами и доходами належными по-прежнему, наконец в той цидуле доложено, что князь светлейший много ходатайствовал до императорского величества в том деле нашим посланным и впредь обещался. Напутствием з дому вашего панского от ее милости паньи полковникавой мне учиненным не хваливался я того дня перед отцом Нилом, ба аж на утренний день мне прислано по милости своей, что была благодетельская ласка ко изгнанному, ибоя мя нагло ^{14 отец НИл выправил 15 3 Елецкого в Киев хотя накрепко складалемся писанием 16 преосвященного архипастыря тутейшего киевского персвадуючим, чтобы я не рушался з месца. О тому полковнику миргородском, о пану Галагану и о пану Танском, жадного 4в дому вашей милости не было разговору, боледва с полквадранса там бавилисьмыся на пожегнанию 17 . Тое добре памятую, что еще выездячему мне на устречу к архиерею теперешнему черниговскому в Новго-родок, сказали мне за монастырем Елецким на дворце пришедший з города иеромонах Фаддей Какойлович и диакон Андрей Дембицкий, будто слышали они, что под ^пою 18 там у Чернигови читано письмо яко бы пана миргородского постреляно, Галагана и Чесника рассечено и пана Таиского порубано, не ведать чи живы будут; тую весть на ночлезе у вечеру за Снавам на лузе объявил был я его милости отце архимандриту Святотроицкому, в то время сопутнику моему, а больше никому, ба не подлинно было чи так, или нет. О Орлику и о орде за Васильковым ани в дому вашей мости, ани в Чернигове я и не слыхал и не розмовлял о ним с отцом Нилом, о посылке вашей милости к нему не ведаю и жадного словесного вашей мости пану не чинилем апляузу 7, разве могл он слышати от лрдей посполитых, а не от мене, бо и о мне тут пронеслось было яко бы я давно уже поехал до святейшего синода, и минувши Чернигов ктось мене видел в Седневе и в Новгородку, а я здесь недвижим пребываю, имеючи место пристойное. Пронеслася было зимою тут тревога, будто орда в степи за Васильковым, или уже по сем боку Василькова, а от кого – в то время не ведал я, аж теперь спросился отца наместника святософийского, отца писаря, отца инстигатора консистории, и они поведали, что неякийсы мужик прибег до Рославич, села митрополитанского, сказал о той тревоге попу, поп з городничим тамошним ударили -в колокол на гвалт, людей потревожили и по околичных селах; однако за тое и поп и городничий приняли в цепи наказание, а мужик в крепости печерской имел наказание, а поиеже отец Нил по повелению на мене неправдивую дал сказку, то мусил писати и тое, чего от мене не слыхал: може он по нелюбови ко мне сие творит, хотя я ни в чем его милости не перешкожую 5, или хотел крайнего моего благодетеля, вашу паискую милость, под-вигнути на меня старца до уразы2, до ненависти, что колывекз делает, Бог ему да простит, а я всегда в надлежащей чести доброе имя и славу так самого вашей мостипана, яко и всего богодарственного домовства пестуючи и заховуючи всегдашние молитвы и готовосты услуг доживотных 4при нижайшем поклонении залецаю 5– Велыми ваш во всем зычливый 19 богомолец и слуга нижайший Евстратий Самборович, архимандрит елецкий, игумен общества Святотроицкого Кирилловского киевский рукою власною>>.}

По этим полученным известиям Тайная канцелярия отправила в Киев к тамошнему генерал-губернатору князю Трубецкому указ произвести розыск о сношениях Полуботка с Орликом. Указ этот отправлен был с нарочным, лейбгвардии сержантом Мордвиновым, которому велено было самому находиться при следствии и, окончивши следствие, отослать все дело для окончательною решения в вышний суд. Но князь Трубецкой, начавши производить розыск, встретил затруднение и доносил, что никак не может доз ести дело до конца, потому что люди, которых он привлекал к допросу, боясь Полуботка или потакая ему, не говорили правды. Дело в том, что в Петербурге находившиеся малорусы проведали собирающуюся над ними грозу: сенатские подьячие сообщили им секретное дело, производившееся об них, и Полуботок написал в Малороссию наставление, как следует поступать и отвечать, когда будут

делать розыск. Это сделалось известным государю, и, по-видимому, это обстоятельство и было поводом внезапного ареста, наложенного на малороссиян в Петербурге. У Соловьева, кроме тех бумаг, которые были в наших руках из государственного архива, были еще документы московского Архива иностранных дел, из которых оказывается, что 10 ноября, в день, когда арестовали Полуботка с другими малорусами, Петру при выходе из церкви св. Троицы приехавший из Малороссии канцелярист Иван Романович подал две челобитные; государь распечатал их в доме, называемом << Четыре фрегата», и нашел в этих челобитных «неосновательные и противные прошения». Из указа, последовавшего уже после кончины Петра (П. С. 3., ст. 4651), видно, что в одной из этих челобитных, написанной старшинами, остававшимися в Малороссии, они просили государя, будто бы по деланию всего малороссийского народа, уничтожить Малороссийскую коллегию и устроить вместо нее генеральный суд из семи особ. По поводу этой челобитной Петр приказал арестовать Полуботка и всех ею товарищей и захватить все их бумаги; в этих бумагах найдена «промемория>> отправлявшемуся в Малороссию посланцу с наставлением, какие ответы следует давать, когда будут делать вопросы, и вместе с тем научать жаловаться на притеснения со стороны Малороссийской коллегии. Петр ясно узнал, что малорусы проведали секретное дело, производившееся о них, и 16января 1724 года дал такой указ сенату, что «секретные дела вынесены от подьячих черкасам... того ради, получа сие, учините, по примеру Иностранной коллегии, чтобы секретные дела были особливо у надежных людей, чтобы впредь такого скаредства не учинилось». ■ .

Как бы то ни было, но еще в декабре 1723 года отправлен был в Малороссию Румянцев, доверенный человек Петра, сослуживший ему важную службу вместе с Толстым по делу о вызове царевича Алексея из-за границы. Государь дал ему инструкцию поверить и докончить розыск, начатый и неконченный князем Трубецким. Румянцев должен был собрать всех тех людей, которые были в прежнем розыске, обнадежить их, • что им не будет ничего дурного, убедить их, чтобы они безо всякой опасности объявили о преступлениях Полуботка и всей старшины, и, снявши с них допрос, отправить их в Петербург не под арестом, но с офицером. Вместе с тем Румянцеву предписывалось собирать в городах козаков, убедить их в том, что им будет лучше, когда вместо прежних полковников будут им назначены новые полковники из великороссиян, и узнать, что козаки не участвовали в составлении челобитной об избрании гетмана, а что такую челобитную выдумала старшина от имени всего козачества, без желания подчиненных.

Румянцев в январе 1724 года доносил из Чернигова, что, приехавши в Стародуб, он собрал на сход полковую старшину, сотников и по несколько десятков козаков от каждой соте ни, а также и членов магистрата. Он спрашивал их: знают ли они о челобитной, поданной генеральною старшиною об избрании гетмана, и с их ли желания генеральная старшина составила эту челобитную? Иные сказали, что знают; другие – что не знают подлинно. Но, по замечанию Румянцева, они говорили так, что верить им нельзя: сразу видно, их научали другие. Румянцев спросил: довольны ли они определенным в их полк полковником Кокошкиным? Козаки сообразили, какого ответа хочется тем, которые задавали им такой вопрос, и сказали, что они «по высокой милости царской зело удовольствованы»-, Когда Румянцев из Стародуба приехал в Чернигов, то собрал сход и объявил черниговским козакам, что у них полковником будет назначенный от царя Богданов. Козаки приняли эту новость «с великим благодарением». Румянцев спросил про чалобитную об избрании гетмана, посланную государю будто бы от всего козачества. Черниговские козаки отвечали, что ничего об этом не ведают, что старшина составила эту челобитную «воровски без их позволения». Содержавшийся под караулом канцелярист Банкевич подал на старшину донос, и Румянцев препроводил этот донос в Тайную канцелярию. Из Чернигова Румянцев собрался ехать в другие малороссийские полковые города и испрашивал дальнейших для себя инструкций. Этих инструкций мы не нашли, но из указа Екатерины I (П. С. З., ст. 4651) оказывается, что Румянцев ездил во все полковые города и везде собирал на сход полковую старшину и по несколько сот козаков. Он делал на сходах те же вопросы, что в Чернигове и Стародубе. Везде козаки показали, что они не просили ни об упразднении Малороссийской коллегии, ни об избрании гетмана, что это вымыслила сама собою старшина, а других принуждали прилагать руки к челобитной. Румянцев вместе с тем донес в Тайную канцелярию, что, как он узнал, находившиеся в Петербурге малорусы посылали к оставшейся в Малороссии старшине, к Жураковскому и Лизогубу, наставление, а Жу-раковский и Лизогуб по смыслу этого наставления разослали от себя письма в три полка, чтобы побудить малороссийский народ заявлять нежелание иметь у себя великорусских судей и великорусских полковников. Потом Полуботок послал из Петербурга в Малороссию своего доверенного человека Лаго -вича передать генеральной старшине, чтобы полковники в разных полках внушили своей полковой старшине и сотникам, дабы они постарались поскорее помириться со всеми теми, с кем находились в ссоре, и вознаградили бы тех, кого оскорбили, чтобы не было более жалоб на причиненные обиды. Когда правительство узнало об этом обо всем из донесения Румянцева, Лаговича подвергли очной ставке с Полуботком, и Полуботок сознался, что посылал Лаговича делать надлежащие внушения, чтобы расположить козаков давать на вопросы такие ответы, которые бы не шли вразрез с их задушевным желанием удержать в Малороссии старый порядок и не" допускать нововведений.

Полуботок умер в Петрапавловской крепости в 1724 году. Его товарищи были освобождены Екатериною I.

Тогдашнее русское правительство не только при Петре, но и после его кончины старалось представить Полуботка и его товарищей людьми, которые, заботясь о своих личных и сословных целях, были утеснителями «подлого», как выражались в те времена, народа, а государь являлся защитником и охранителем этого народа от эксплуатации сильных и богатых лиц, занимавших начальнические места. В Малороссии между тамошнею интеллигенциею составилось и укрепилось мнение о Полуботке как о смелом, благородном и решительном, тем не менее непоколебимо верном престолу и своему долгу герое, пожертвовавшем своею свободою и даже самою жизнью за права своей родины. Мы не имеем подробных данных, чтобы произвести верный приговор и, так сказать, последнее слово истории о печальном событии, изложенном нами. Все, в чем в оное время обвиняли Полуботка и вообще старшину, останется недоказанным. Читатели наши могут ясно видеть, что обвинения, на которые их заставляли давать ответы в Тайной канцелярии, голословны и не подтверждались никакими фактическими уликами, а от обвиняемых ни в чем не последовало сознания. Притом способ, каким возбуждены все противные для Полуботка и старшины жалобы, no самому существу своему внушает подозрение в справедливости самих жалоб. Малороссийская коллегия рассылает приглашения подавать жалобы на старшин. Нет и быть не может в свете человека, который бы всем угодил. Понятно, если оповестить всем и каждому, чтобы шли с жалобами на то или другое лицо, то непременно явится целая куча жалоб. Делать подобные приглашения к подаче жалоб можно только с предвзятым желанием повредить во что бы то ни стало тем, на которых будут приноситься жалобы. Так на самом деле и было. Петр, в видах государственною единства, находил неуместным сохранять областную самобытность Малороссийского края и желал теснее слить его с остальным государством своим. При таком взгляде ему до крайности неприятно было домогательство старшин об избрании нового гетмана и их недовольство учреждением Малороссийской коллегии – нового, еще небывалого органа предполагаемого государем слития Малороссии с Россиею. Петр знал и верно понимал, что этого желают одни старшины, – как люди, сравнительно более других политически развитые, и потому на них-то устремил свои удары. Петр знал в то же время, что в Малороссии существуют уже издавна враждебные– отношения между ко-зацким начальством и простыми козаками, между значными и чернью, между богатыми и бедняками, между владельцами земли и безземельными наймитами, между привилегированным козачеством и осужденным на поборы и повинности по-спольством, одним словом, между тем, что на каких бы то ни было отношениях и какими бы то ни было путями поднималось из народной массы и остальною массою. Петр воспользовался этим общественным положением в Малороссии для своих политических целей. В таких видах ему было полезно, когда явятся из народной массы жалобы на старшину, на значных людей; в таких вилах он отправил Румянцева вызывать у простых козаков согласие и сочувствие к нововведениям, которые, как Петру было известно, приходились не по сердцу старшине и вообще значным людям. Может ли историк верить искренности того, что могли отвечать козаки и простолюдины на вопросы человека, приехавшего от царя и своим тоном показывавшего им, чего хочет царь? Может ли, кроме того, верить беспристрастной правдивости донесений человека, прибывшего в Малороссию с заранее задуманным планом услышать там такое народное желание, какого хотелось получить самодержавному царю? Мы не можем признать ни справедливости тех обвинений, которые были искусственно возбуждены против Полуботка и старшин, ни обвинять последних в их домогательствах удерживать в Малороссии старый порядок, не нравившийся царю. Полуботрк был одною из жертв, принесенных– для государственных целей, которые во всей деятельности Петра всегда были на первом плане.

СУЛТАН ТУРЕЦКИЙ И ЗАПОРОЖЦЫ ²⁰

Во многих рукописных сборниках попадается весьма курьезное письмо запорожцев к одному из турецких султанов в XVII столетии. У нас два списка – один в объемистом сборнике прошлого столетия, сообщ. А. А. Шишковым; а другой – списан покойным. Н. И. Бахтиным. из бумаг московского архива и сообщен нам. Н. Н. Селифонтовым.. Мы приводим письмо султана по первым двум. спискам., а ответ Запорожцев по списку Н. И. Костомарова с его прим.ечанием.. Ответим., что один из вариантов – письма запорожцев – был, кажется, помещен в «Описании хронографов» Андр. Попова.

Ред.

Султан Мухамед IV к запорожским казакам.

1680 года.

Я, султан, сын Магомета, брат солнца и луны, внук и наместник Божий, владетель всех царств: Македонского, Вавилонского и Иерусалимского, великого и малого Египта; царь над царями; властитель над всеми существующими; необыкновенный рыцарь, никем непобедимый; хранитель неотступный гроба Иисуса Христа; попечитель Бога самого; надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христианства, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления, и меня вашими нападениями не заставьте беспокоить!

• С у л т а н т у р е ц к и й М у х а м е д.

Запорожцы – турецкому султану.

Ти, шайтан турецкий, проклятого чорта брат и товарищ и самого люциперя секретарь! Який ти в чорта лицарь, чорт с ..е, а ти' и твое вийско поживае. Не будешь ти годен синив христианских пид собою мати; твого вийска ми не боимося, землею и водою будем биться ми з тобою. Вавилонский ти кухарь, македоиський колесник, иерусалимский броварник, александрийский козолуп, великого й малого Египта свинарь, армянська свиня, татарьский сагайдак, ка-минецький кат, подольський злодиюка, самого гаспида внук и всего свита и пидсвита блазень, а нашого бога дурень, свиняча морда, кобиляча с ...ка, ризницька собака, не-крещений лоб, ...бы твою чорт парив! Оттак тоби козаки видказали, плюгавче, не вгоден еси матери вирних христи-ян. Числа не знаем, бо календаря не маем, мисяц у неби, а год у книжици, а день такий и у нас, як у вас, поцилуй за се в г...о нас!' Кошовий отомаи 3 а харче н к о со всим котом запорозьким.

Примечание. Вот в каком виде известен мне ответ казаков султану. Трудно решить, действительно ли был дан такой ответ, или это измышление, но во всяком случае старое, запорожское. Ответ этот может относиться ко времени Мухамеда IV (царствовал с 1648 по 1687), завоевавшего Каменец ( 1672 г.) и По-даль; на это намекают слова: «каминицький кат, подольский злодиюка». Для сопоставления сравни приводимую в Дневнике Титловского (напечатано в приложениях к 1 тому летописи Величка стр. З-5 переписку между королем польским Сигизмундом III и турецким императором Османом.

Н. И. Костомаров.

ИСТОРИЧЕСКАЯ НЕПРАВДА И ЗАПАДНО-РОССИЙСКИЙ ПАТРИОТИЗМ!

Мы не будем. увлекаться какими-нибудь предзанятыми теориями, льстящими нашим. национальным. интересам.: наше оружие в материалах непоколебима достоверности.

(Из программы «Вестника Западной и Юго-Западной России».)

Явился в Киев Вестник Юго-Западной и Западной России..• Да не оскорбится почтенный редактор (которого мы истинно уважаем), если мы позволим себе откровенно высказать несколько замечаний, с которыми предоставляем ему соглашаться или не соглашаться, открыть против них войну или оставить их без внимания.

На обертке журнала г. Говорского, поставлена девизом «историческая истина>>... При всей достоверности печатаемых материалов, при возможно добросовестной их обработке в отдельности, историческая истина – не всегда достигается; напротив, при таких прекрасных достоинствах можно дойти до противных результатов, именно – до распространения между читателями ложного понимания истории. Если мы из огромной массы исторических материалов будем выбирать только те, которые относятся в какой-нибудь одной группе явлений прошедшей жизни, притом такие, которые окрашивают эти явления известными цветами, именно теми, какими нам особенно приятно видеть их окрашенными; если, при этом, станем уклоняться от обнародования материалов, относящихся к другим, менее интересным для наших настоящих (в сущности – противных чистой науке) побуждений, сторонам прошедшего: то – вместо исторической истины – читатели усвоят историческую ложь, потому что, познакомясь с этими явлениями, не будут знать, какое надлежащее место занимают они на самом деле в ряду всех исторических явлений вообще.

Мы не считаем себя вправе произносить приговора о журнале, которого только первая книжка появилась в свете; но если остальные будут издаваться в том же направлении, то легко статься может, что он невольно придет к указанному нами печальному результату. Из первой книжки видно, что редакция обращает главное и почти исключительное внимание на вопрос о борьбе православия с католичеством и на соединенный с ним тесно вопрос о борьбе польской народности с русскою. С этой целью, конечно, редакция перепечатывает слишком известное письмо Исаии Копинекого к Вишневецкому, которое три раза уже было в печатй, а теперь является в четвертый раз. Это одно уже обличает, что редакция становится на полемическую точку зрения, по-нашему мнению, будет более вредна, чем полезна не только для исторической истины, но и для разрешения, в будущем, наших политических и общественных недоразумений. Мы встречаем в Вестнике «Ответ г. Юзефовича г. Падалице». Г. Падалица жаловался, что 'Киевская Комиссия, издавая старые акты, добывает из своего сада одни кислицы, хотя в нем есть и. сладкие, хорошие яблоки. Г. Юзефович, вспоминая, что он распорядился уже о том, чтобы в Комиссии был редактор из поляков, по выбору дворян, замечает, что негде взять других плодов и что приходится подчйвать поляков такими, какие насадили их предки. •

По нашему глубокому убеждению, при обнародовании исторических материалов и при разработке и обследовании представляемых этими материалами сторон протекшей жизни, не следует обращать внимания, что кому кажется киелым или сладким, иначе – что способствует или препятствует известным политическим или народным тенденциям; а следует безотносительно и беспристрастно стараться об изображении прошедшего в возможно действительном свете, искать одной истины. Есть много таких материалов, которые кажутся то кислицами, то сладкими яблоками; но несравненно больше таких, которые безвкусны, как вода – свежая, здоровая, отрезвляющая, и эти-то материалы более всего важны в настоящее время. Познакомьте нас с городским и сельским устройством, с многообразными проявлениями общественной и • домашней жизни, быта шляхетского', городского и сельского, с гражданским и военным бытом, с понятиями религиозными, юридическими, нравственными, экономическими; покажите, под какими влияниями эти понятия между собою сходились, расходились, переплетались, переменялись; подведите ваш любимый вопрос в православии под условия полной исторической цельности, да, кроме того, явления, составляющие эту целостность – в отдельности каждое само по себе и все в их совокупности – поставьте в параллель с историческим течением жизни других народов и других цивилизованных обществ: – тогда только вы уразумеете истину, тогда только увидите настоящее место, которое занимали в действительности те явления, которые вас особенно интересуют, тогда только вы можете быть справедливы и вполне добросовестны в ваших суждениях и приговорах. Иначе – вы не избежите пристрастия, вступите в борьбу с пристрастиями; а через ,борьбу одних пристрастий не достигается истина.

Несомненно, что православие терпело насилия: – напрасно польские патриоты старались и стараются укрыть и смягчить эту горькую истину; но и то несомненно, что причины этому лежат не в духе нетерпимости и фанатизма польского народа, а в своеволии частных лиц, подстрекаемых избранными фанатиками ¹– И это всего лучше доказывается тем, что Польша, платя дань веку, все-таки, в сравнении с тем, что делалось в те же времена в Западной Европе, была веротерпимою и гуманною страною. Было ли в Речи Посполитой что-нибудь подобное варфоломеевской ночи, испанской инквизиции, бойни в Васси, в Эпери, подвигам герцога Альбы, преследованиям католиков в Англии ив Швеции? Поэтому, как несправедливо польские патриоты выгораживают свое отечество из-под общего уровня господствовавших предрассудков, так же несправедливо будет, если русские патриоты станут подбирать и выставлять напоказ одни черные-стороны этого дела, безотносительно к тому, как тот же дух времени проявлялся в других краях, – и через то Польша покажется страною, будто бы отличавшеюся в высшей степени нетерпимостью и фанатизмом.

совершали над католиками обряды венчания и погребения (Архив ЮгоЗападной Руси, ч. I, т. I, стр. XXXVIII). Большинство Польского дворянства на сеймах подавало голос в пользу веротерпимости и охотно соглашалось на все меры, которые предлагаемы были для примирения враждовавших религиозных партий, что особенно заметно было во время междуцарствий, когда дворяне получили право действовать по внушению собственной своей совести. Но в государственном составе древней Польши существовала чуждая народным интересам иноземная власть, старавшаяся наложить оковы на разум и совесть Польского и Западнорусского народа; эта власть заключалась в Римской пропаганде. Религиозный фанатизм, занесенный в Польшу Римскою пропагандою, поселял раздор между единоплеменными народами; он, как погребальный факел, бросал свой зловещий свет на всю историю Речи Посполитой и вел это государство к политической смерти. Как только король и сейм, для предотвращения междуусобной религиозной войны, постановили примирительные статьи (1632 г.) и подтвердили их дипломом, данным Русскому народу, тотчас раздались протесты высшего католического и унианского духовенства. Примас королевства и, вслед за ним, клерикальная партия объявили, что все постановления короля и сейма, в пользу православной религии, не могут иметь никакой законной силы, пока не будут утверждены столицею апостольскою. Вслед за тем отправлено было, со стороны католического и униатского духовенства, посольство к папе Урбану VIII, с жалобами на распоряжения Польского правительства, нарушившего права Римского костела, в пользу еретиков и отступников. Напрасно Владислав IV старался убедить столицу апостольскую, что восстановление религиозных прав Русского народа основано на непреложной справедливости, что неминуемо возникает междуусобная война, и что самая уния подвергнется опасности, если папа не утвердит статей, постановленный сеймом, для примирения религиозных раздоров. Урбан VIII передал дело на рассмотрение конгрегации, учрежденной для распространения католичества. Конгрегация отвергла все сеймовые постановления в пользу православной религии и диплом, данный Русскому народу, объявив их противными божеским и человеческим законам. Вместе с тем, повелено было папскому Гонорату издать, от имени столицы апостольской, манифест. против всяких прав, какие бы ни были предоставлены православной религии.

Такое решение столицы апостольской было причиною новых религиозный смут и несчастий для западнорусского народа. .

Несомненно, что западная и южная Русь была не польским, а русским краем. Несомненно, что большая часть дворянских фамилий были православные по вере и русские по происхождению. Их ополячение – факт прискорбный для русского сердца. Скажем более – он должен быть прискорбен и для поляка, коль скоро поляк глубже всмотрится в свою историю: именно, с ополячения Руси началось и разложение Польши. Пока Русь была Русью и держалась с Польшею свободно, дорожа, разом, и своею отдельностью и необходимостью неразрывной связи по взаимности духовных и материальных требований, а не по букве, которая всегда становится насилием, коль скоро получает значение неизменяемости; пока Польша признавала эту самобытность Руси и свято чтила ее, – до тех пор велик и могуч был этот союз двух славянских народов и обещал он многое в будущем не только для них, но и для остального славянского мира. Но как только русское дворянство стало терять свою веру и народность, а поляки обрадовались, думая, что тут-то и сильно будет их отечество, когда все начнут говорить одним польским языком и будут католиками, – тот же час не укрепившееся еще здание союза и стало подшивать и клониться к разрушению. Мы уверены, что если б Русь не перестала быть Русью, – Польша с Русью продолжали бы возрастать в силе и благоденствии, и Бог знает, каких размеров достигали бы они. Польша росла не в государство, а в союз; чем разнообразнее были элементы в Польше, тем Польша была и тверже и могущественнее, -потому что разумная свобода и довольство требуют разнообразия. Правда, свобода имела свои невыгоды и. темные стороны, ибо никакой склад человеческих обществ не изъят от них; но они изглаживались бы от дальнейшего развития свободы, а не от противных ей начал. Речь Посполитая, напротив, задумала сделаться государством, погрешила против своей природы, искусилась занесенною из запада теорией единства веры и народности, – и за то была наказана.