Текст книги "Ракетный гром"

Автор книги: Николай Камбулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Расчет Малко находился в готовности принять первую команду с КП полигона – выход ракетной установки на рубеж пусков. Точно никто не знал, в какое время будет подана эта команда. Ее ждали, посматривая на часы и секундомеры. Когда Бородин появился во взводе, Малко давал последние указания механику-водителю. Виктор первый заметил подполковника и сообщил об этом командиру взвода. Малко встретил Бородина четким докладом.

– Готовы и ждем, – заключил он свой рапорт. В голосе Малко Степан уловил какие-то новые нотки: не было общих фраз, нажимов на отдельные слова.

«Неужели ночной разговор с маршалом подействовал, – промелькнула мысль у Бородина, – сработал маршальский «ключик»? – Малко на редкость был деловит, собран, словно окончательно подвел черту прошлому и почувствовал душевное облегчение. Бородин еще не знал, так ли это, но тревога за Малко (он шел сюда, чтобы как-то повлиять на настроение этого офицера: он и Громов колебались, допускать ли Малко сегодня к пускам, но подменить было некем), тревога, которая подобно ссадине ныла в груди несколько дней подряд, улеглась только сейчас.

Подошел Рыбалко, поинтересовался у Малко, нет ли у механика-водителя к нему вопросов. Он взял прибор, хотел было проверить электросеть, но Малко остановил:

– Проверяли, все в норме.

Максим, поколебавшись и видя, что Бородин молчит, все же бегло «обнюхал» прибором электроузлы, весело сказал:

– Теперь можно бомбить, куда прикажут, упадет именно в ту точку...

Заговорили о точках, сначала об учебных, потом о тех, которые, по словам Максима, «дышат жаром, того и гляди, вот-вот брызнут огнем».

– Только зажмурься, сразу фонарь поставят.

– Верно, Максим Алексеевич, – поддержал Бородин. В кармане его лежала вырезка из газеты, в которой сообщалось о продаже Соединенными Штатами Америки огромного количества оружия капиталистическим странам. – Вот почитай, пусть товарищи послушают...

Максим надел очки, прочитал заметку и позвал солдат.

– Послушайте, каким товаром торгуют американские фирмы. Только за один год они продали за границу реактивных самолетов и ракет на пятьдесят миллиардов долларов! И куда же они этот товарец сплавляли? Тут указывается. – потряс он вырезкой из газеты: – Четыре пятых всех поставок пошло в Западную Германию и Японию!.. Нет, послушайте, – заторопился он. – «Соединенные Штаты поставили следующее оружие и боевую технику: 8540 реактивных истребителей: 20 279 танков: 30 540 ракет и управляемых снарядов: 29 716 минометов; 2106 тысяч винтовок: 1362 тысячи карабинов; 146 780 пулеметов и автоматов; 359 423 грузовика; 3698 транспортеров; 36 эсминцев и 24 подводные лодки»... Израиль и тот ухватил 200 танков! – воскликнул Рыбалко. – А дальше вы сами думайте, соображайте, для чего капиталисты приобретают такие товары...

– К войне клонят. – выкрикнул из своей кабины механик-водитель.

Рыбалко взглянул на Бородина, и Степан без труда прочитал в его глазах: сам отвечай. Сам, это посложнее снежного человека, тут уж ты сам, товарищ замполит. И все же не стерпел, бросил:

– Я ж сказал: только зажмурься, красной юшкой изойдешь.

– Верно, – подхватил Бородин. – Ослаблять бдительность нам никак нельзя...

– Да вы не беспокойтесь, товарищ подполковник, – нетерпеливо бросил Малко. – Будем стараться изо всех сил. Боевые пуски пройдут хорошо. Взвод подготовлен, старший лейтенант Шахов подкрутил нам гайки. Да и вообще чуток поумнели. – Он поправил выбившиеся из-под фуражки волосы, и рука его невольно опустилась на погон, пальцы прошлись по звездочкам.

Бородин вздрогнул, поспешил сказать:

– Я не сомневаюсь. Михаил Савельевич, взвод свою задачу выполнит. И пуски эти не последние, впереди учения, большие учения. По заслугам и награды будут, так уж у нас заведено...

В сигнальной системе вспыхнула лампочка. Малко одним прыжком оказался в кабине. В переговорном устройстве прозвучал голос Громова:

– «Гроза», я «Первый»...

– «Первый», я «Гроза». Слушаю.

– Вам готовность номер один.

– Вас понял, – ответил Малко и выкрикнул что было сил: – Убрать маскировку, по местам!

Взревели двигатели. Механик-водитель включил скорость. Пусковая установка, покинув капонир и набрав скорость, скрылась за взгорьем.

Как хотелось Бородину угнаться за ней! Но куда там! Пока ковылял Рыбалко к мотоциклу, ругая фашистский осколок, внезапно яркое пламя осветило кусок неба, грянул гром, задрожали деревья, роняя листья...

– Это он! – крикнул Рыбалко.

– Кто?

– Малко произвел пуск...

– Может, Узлов? – возразил Бородин, хотя и сам уже понял, что пуск произвел именно Малко.

К ним подошел вездеход. Из люка показалась голова водителя.

– Товарищ подполковник, садитесь. Командир приказал держать с ним связь.

– Вот и мне прислали машину. – сказал Бородин Рыбалко. – Видел, какая! Брось ты это барахло, поедем со мной, потом подберем твои мотоцикл...

Они сели на вездеход: старшина в кузов, Бородин в кабину. Степан наклонился к трубке, нажал на переключатель:

– «Первый», я «Второй», какие будут указания?

Громов сказал:

– «Гроза» произвел пуск. Все нормально. Действуйте по своему плану...

Душевной тяжести как и не бывало: «Гроза» произвел пуск. «Все нормально» – хотелось непрерывно повторять эти слова. Он не признавался даже себе в том, что сомневался: сможет ли Малко после всего пережитого выполнить огневую задачу. И теперь, думая об этом, он еще и еще раз возвращался к прежнему мучительному вопросу: как могло случиться, что этот человек стал на путь карьеризма, употребил довольно тонкие, замаскированные ходы? Находил ответ и тут же опровергал себя, повторял: «Вот. Максим Алексеевич, и сам, вот вам и сам. – Приятно было, что так думают о замполите, и в то же время страшила эта громадная ответственность. – Сам. А вот и сам не могу понять. Ах, Алексеевич, Алексеевич, мастак ты придумывать: сам! Взвинтил ты меня, взбудоражил».

...Узлов произвел пуск ракеты в минимальное время. Один за другим выходили из убежища солдаты и тут же немедля занимали свои места, чтобы сняться с рубежа пусков, отвести установку в укрытие и там подготовиться к очередному удару. И когда заняли новую позицию, когда натянули маскировочную сеть, из кабины вышел Узлов.

– Отбой! – протяжно крикнул он и, заметив стоявшего у вездехода Бородина, сказал.

– Хороший подарок армии от рабочих. – Он показал на пусковую установку. —Душа радуется. Любую горячую головушку можно остудить. Нельзя ли узнать, товарищ подполковник, как там в горах? Должно быть, горячо...

Бородин открыл дверцу, настроился на позывные Громова. Узлов приблизился к замполиту и замер в ожидании. По тому, как у Бородина менялось выражение лица, он понял: в мишенном районе действительно жарко.

Степан спустился на землю, качнул головой.

– Порядок. Вертолетчики сообщают: цели поражены со снайперской точностью. Маршал даже чаю попросил на КП, говорит, здорово заварили ракетчики. Понятно вам, товарищ старший инженер-лейтенант? – подчеркнул Бородин. Узлов не сразу обратил на это внимание. И только, когда они закурили, Дмитрий спохватился.

– Как вы сказали? – Он посмотрел на свои погоны. Они были немного помяты. Он стал выправлять их, ожидая, что скажет Бородин.

– Погоны придется менять, вам присвоено очередное воинское звание.

– Мне? Когда?

– И Шахову, и командиру части. – Бородин пожал Узлову руку, позвал солдат. – Поздравьте своего командира, ему присвоено воинское звание старший инженер-лейтенант. Инженер! – воскликнул Степан. – Во как теперь у нас в армии, что ни офицер, то инженер!

– Значит, качать надо, – нашелся Цыганок. – Ребята, слушай мою команду: качнем!

Узлова подбросили так высоко, что он закричал:

– Разобьюсь, уроните, оглашенные! Высоко не надо!

Но его качали и качали: синее небо то приближалось, то убегало от него, а Цыганок приговаривал:

– Еще одну звездочку ему, большую звездочку, еще большую, еще такую, и генерал готовый. Хватит, ребята, иначе нам не достанется. – захохотал Костя.

Узлов вырвался и, ни слова не говоря, побежал в кабину. Он запустил руки в густые волосы, зашептал:

– Столько звезд впереди, много, много... Ах, чертенята, хорошие вы мои. – Глянул в зеркальце, подмигивая, улыбнулся: – Не волнуйся, Катюша, ты самая дорогая моя звездочка...

На стук Узлова никто не отозвался, и он, тихонько открыв дверь, увидел: Бородин, склонив голову на стол, не шевелился. «Спит, что ли?» Он вошел в комнату, бесшумно прикрыл дверь, прислушался – спит. Хотел было выйти.

Утренний луч падал на стол, освещал крупную, подстриженную «под ежика» голову замполита. Пальцы рук чуть вздрагивали. Узлов приблизился к столу, заметил в волосах подполковника редкие побеги седины на висках и на макушке. Ему показалось странным, что замполит начинает седеть: такой крепкий и еще молодой. Узлов точно не знал, сколько лет Бородину, считал, не больше тридцати пяти, и поэтому с грустью рассудил: «И замполиты рано седеют, видно, достается им от нашего брата не меньше, чем командирам».

Вчера отбыл в свой родной город Белая Церковь Рыбалко. Узлов вспомнил, как Максим передавал ему ключ от квартиры. Старшина так расстроился, что на глазах у него выступили слезы. Рыбалко не стеснялся их, все ковылял по комнате – от окна к двери, от двери к окну... Вещи уже были погружены на машину, и Устинья с провожающими находилась во дворе. А он все ходил по комнате и напоминал Узлову о приятных и неприятных для Дмитрия вещах.

«Памятливый какой, вспомнил о моем рапорте, даже выпивку не забыл. А мне тогда было двадцать два, и я на армию смотрел, как на барак: снесут его скоро... уже разбирали по деталям, распиливали самолеты, крейсера, увольняли, майоры шли пасти свиней, о них писали в газетах, фотографии помещали. Перспектива для молодого офицера!..»

Узлов вспомнил, как Рыбалко держал ключ в плотно сжатой руке и, поглядывая на торчавшую «бородку» ключа, говорил: «Инженеры, техники... Солдаты лекции читают. А вооружение, вооружение какое!.. Мне приходилось с бутылкой горючей смеси на вражеские танки бросаться. Теперь только бы служить, да годы пишут свои приказы. Да, потерт я солидно, помят войною. Вот и покидаю эту квартиру... Но я счастлив: ключ передаю в надежные руки. Возьми, товарищ старший инженер-лейтенант, и не выпускай его до тех пор, пока все горячие точки на земле начисто не остынут».

Старшина передал ключ и только тогда вытер глаза, обнял Узлова, потом Катюшу, погрозил пальцем:

– Чтобы полное согласие было, как на параде – нога в ногу, без шатания и колебания. – и скрылся за дверью.

Ключ от квартиры лежал в кармане. Ключ от его квартиры! Это чудесно! Узлов чувствовал себя на седьмом небе. Сейчас за дверью его ожидала Катюша. И это было чудесно, сказочно! Что еще нужно ему, командиру взвода, – «потолок» он получил, квартира есть и Катюша будет его женой! Сейчас решится вопрос о свадьбе, так Катюша пожелала. Он, Узлов, мог бы и без этой, как он сказал ей, канители обойтись. «Распишемся – и... ЦСКА выиграла». Он улыбнулся шутке, хотел было подняться, посмотреть, ждет ли Катюша, и вдруг увидел: Бородин одним глазом смотрит на него из-под загорелой руки.

– Чего в такую рань явился? – спросил Бородин, как будто и не спал. Он приподнялся, крепко потянулся, в плечах послышался хруст. – Штаб по тревоге поднял сегодня генерал. Помытарил крепко. Но остался доволен. Громова увез с собой в округ. Кому свадьба, кому работа. Значит, решили? И обязательно сегодня?

– Так договорились, товарищ подполковник. Вы не возражали...

– Чего мне возражать, свадьба так свадьба, это ваше личное дело. Свою я свадьбу сыграл. – Он наклонился к телефону, набрал номер. – Елена? Елена, минутку. – Округлый конец трубки скрылся в его огромной ручище, как пятак: – Понимаете, ее снова избрали председателем женсовета, с Андрюшкой на руках активничает. Если мы сейчас не доложим ей о твоей свадьбе – шум будет на весь округ. Сообщим?

– Елена Васильевна в курсе, – сказал Узлов. – Она с Катюшей разговаривала.

– Батюшки, пронюхала все-таки! – воскликнул Бородин. Его глаза заблестели, и он, убрав руку с трубки, сказал Елене: – Ты слушаешь? На свадьбу нас приглашают... сегодня... В «Голубом Дунае». Да, да, он самый, Дмитрий Павлович. Я не скрывал. Чудачка, как я могу от тебя скрыть! Мозги были заняты другими делами. Еленушка, исправлюсь. Не сердись, поцелуй Андрюшку и Павлика. Понятно, понятно. – Он положил трубку и некоторое время молча смотрел на Узлова. – Слышал, что такое жена? Учти это, запомни, пригодится потом. Ну, зови свою возлюбленную.

Узлов спросил:

– А как же полковник Громов? Значит, его не будет?

– Не волнуйся, позвоню, прикатит, еще и генерала прихватит. Зови, зови Катюшу.

– Есть! – козырнул Узлов.

Степан посмотрелся в маленькое зеркальце, проверил, все ли пуговицы застегнуты. За дверью послышался шепот, похоже было, что Узлов уговаривал Катюшу. «Девчушка стесняется, а этот бык, видимо, и не догадывается», – затревожился Бородин. Он вышел из-за стола и, открыв дверь, пригласил их в кабинет.

– Заходите, заходите. – Он взял под руку Катюшу, провел к столу. – Садитесь, товарищ Зайцева. Я вас слушаю. – И упрекнул себя: «Уж слишком я официально, служебное. Вытер платком шею, покосился на Узлова: чего этот-то стесняется.

Узлов молчал. Молчала и Катюша. Ее лицо то краснело, то бледнело. Опущенные по швам руки, казалось, искали опоры.

– Вы все же присядьте, – сказал Бородин.

Но она не села. Губы ее чуть дрожали, большие темные глаза выражали крайнюю растерянность.

– Мы женимся, – сказала она и, присев на стул, отвернулась. – Просим вас, товарищ подполковник, прийти к нам на свадьбу... с Еленой Васильевной. – Плечи ее затряслись, и она, вскочив, мигом скрылась за дверью.

Узлов бросился к выходу. Бородин остановил его. Ему жалко стало девушку, и он упрекнул Узлова:

– Сам не мог сказать. Онемел, что ли? – И тут же остыл, улыбаясь, сказал: – Ну иди, иди, приглашение принято. Успокой ты ее, ради бога...

Он начал рассматривать служебные бумаги. С волнением прочитал рапорты сержанта Добрыйдень и ефрейтора Цыганка с просьбой послать их в военное училище ракетных войск. «Молодцы ребята, пусть учатся, может, после учебы вернутся в часть». Дошел до приказа командующего войсками округа о снижении в воинском звании на одну ступень Малко. Громов успел написать резолюцию: «Объявить всему офицерскому составу, вызвать Малко, вручить лейтенантские погоны». Сам Громов уехал на пять дней, сказав Бородину; «Решай все вопросы, придется тебе тянуть мою лямку до назначения нового командира». «Лямка» не пугает Бородина. «Это можно, даже полезно». Но ему хотелось, чтобы сам Громов объявил приказ командующего о Малко.

Он отложил этот приказ до другого раза, открыл ящик стола; там лежали лейтенантские погоны и подколотая к ним записка: «Степан Павлович! Это надо сделать в первую очередь, мы и так затянули в суете боевых пусков. Громов».

– Надо так надо, – произнес Бородин.

Он поднялся и, думая о Малко, заходил по кабинету. «У одного свадьба, у другого... позор. Вот и разберись сам, почему такое происходит? Вспомнил слова Рыбалко о снежном человеке. – Чего его ловить, этого снежного человека? К сожалению, Алексеич, есть и среди нас снежные люди. И откуда такие берутся?.. А жаль его, до боли сердечной жаль. Вовремя бы открыть ему глаза: куда ты, сукин сын, прешь, башку потеряешь! Смотришь, избежал бы позора. Ведь он, этот Малко, мог быть хорошим офицеров. Ах, Малко, Малко, как же я буду объявлять тебе приказ! Нет, подожду до завтра».

– После свадьбы, – вслух произнес он. – Нет, после свадьбы не пойдет, настроение будет не то. Для такого дела надо быть злым или безразличным. Н-да, ничего себе работенка, удружил Серега, – продолжал рассуждать, все глядя на приказ как на что-то такое, обо что можно поранить руки. Он отодвинул его локтем. – Пусть начальник штаба объявит, – решил Бородин и потянулся к телефону.

В это время постучали в дверь. Вошел Малко.

– Товарищ подполковник, по вашему вызову старший лейтенант Малко прибыл!

– Я не вызывал...

– Мне начальник штаба приказал явиться к вам...

– Ага, начальник? Ну и ну! – покрутил головой Бородин, чуть даже не засмеялся оттого, что начальник штаба так ловко перехитрил его. – Раз так, значит, вызывал... Вот приказ получен, ознакомьтесь, – сказал Бородин и удивился, что так сразу объявил, без предварительных слов: сказал, как будто и не мучился перед тем.

– Это ошибка! – закричал Малко. – Ошибка. Пуски произвел хорошо. Ошибка...

– Нет, это не ошибка.

– Как? – Перед глазами Малко закружились окна, стол, стены, Бородин, так быстро, так стремительно, что он еле устоял на ногах. – Обжаловать могу?

– Можете, пишите по команде.

– Хорошо. Разрешите идти?

Бородин открыл ящик стола, достал оттуда погоны, положил на стол, взглядом показал на них и вышел из кабинета.

Малко опустился на стул. «Аннета», – прошептал он и понял, что самое страшное для него начнется не сейчас, когда он снимет свои погоны и приладит к рубашке вот эти, что лежат на столе, и когда будет докладывать Бородину: «Товарищ подполковник, лейтенант Малко ваше приказание выполнил», а тогда, когда явится домой. Он долго дрожащими и потными руками расстегивал рубашку, долго снимал погоны и прилаживал новые. Вошел Бородин. Малко доложил точно так, как и думал, только на слове «лейтенант» запнулся.

– Разрешите идти?

Бородин ответил не сразу. Он стоял напротив бледный и мял папиросу, мял до тех пор, пока не раздавил. Швырнув ее в урну, сказал:

– Куда вы пойдете?

– Не знаю.

– Жена дома?

– Не знаю.

– Не знаете... Может, вас откомандировать в другую часть?

– А это возможно?

– Постараемся, в ту часть, где вас не знают. Согласны?

Малко отрицательно покачал головой.

– Почему?

– Нет... Где падают, там и поднимаются. Разрешите идти?

– Идите.

Бородин еще долго стоял, никак не мог оторвать своего взгляда от двери, за которой скрылся Малко. Потер руки, они были мокрые, вспотевшие.

– И так бывает, товарищ замполит. – прошептал Степан, все еще глядя на дверь.

...За воротами навстречу шел Цыганок. Малко хотел свернуть в сторону, но Костя лихо дал строевой шаг, еще не подходя, крикнул:

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – И, приблизившись, взглянул на погоны, искренне воскликнул: – Товарищ старший лейтенант, вы одну звездочку потеряли!

Малко вздрогнул, невольно коснулся руками погон и бросился бежать. «Лейтенант, – стучало в голове, как молотом выбивало: – Лейтенант, лейтенант».

Он долго не мог попасть в замочную скважину ключом. Наконец открыл дверь и сразу увидел Аннету. Оиа стояла перед зеркалом и поправляла прическу.

– Ты пришел? – спросила она, услышав его шаги. – В кухне обед, подогрей. Времени у нас мало, торопись.

– Куда?

– Интересный вопрос! – Она повернулась к нему. – Как прическа? Разве нас не приглашали на свадьбу? Иди ешь.

– Аннета! – крикнул Малко и закрыл глаза: «Боже мой, она ничего не знает! Я все скрывал, скрывал». Он опустился на диван, вобрав голову в плечи, и, боясь пошевелиться, притих.

– Ты устал, ну хорошо, я сама разогрею обед, отдохни.

«Свадьба? Какая свадьба? Да, да. Узлов женится... Почему меня не позвали? Никто даже и не напомнил. Один остался... Один... Как еще Аннета посмотрит... Надо писать жалобу министру, и только министру, и немедленно». Он бросился к столу и вдруг сразу как-то обмяк, похолодел.

Руки Аннеты легли на плечи. Он вскочил.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Синие глаза Аннеты то вспыхивали, то пропадали за густыми ресницами.

– Ты что? – спросила она.

– Откуда? – прошептал Малко.

– Что откуда?

– Подлость берется... выползает, не знаешь?

Ей стало страшно. Она прижалась к стенке.

– Что с тобой? Почему тебя не пригласили на свадьбу? Или пригласили? Ну скажи: пригласили?

– Нет...

– Это неправда, не верю. Ты мне говорил: тебя уважают, ценят...

Он снял рубашку, прошел в кухню. «Кажется, она ничего не заметила».

Аннета стояла в дверях.

– Меня переводят в другую часть...

– Почему?

– Отличился, вот и переводят...

– Куда?

– Может, и в Москву. Скучно в столице без меня, вот и переводят.

Он говорил, не глядя на жену. Когда поднял голову, увидел: Аннета плакала тихо, не вытирая слез. Потом, вздохнув, сказала:

– Пойду готовить чемоданы... Я все поняла.

Он отодвинул тарелку, посмотрел в окно. Увидел Узлова, шедшего с Катюшей рядом, плечом к плечу. Потом прошел Шахов со свертком под мышкой. Из-за угла соседнего дома появился Бородин. Навстречу ему выскочил Павлик и с разбегу повис на шее у отца. Подошла Елена с меньшим на руках. Подполковник поставил Павлика на землю, взял у Елены Андрюшку, и они все направились к подъезду.

«Писать жалобу не буду. На кого? Нет», – Малко закрыл глаза.

XIII

Машина стояла у калитки. Гросулов вышел на крыльцо. У клумб возилась Любовь Ивановна. Сильно пахло цветами. Петр Михайлович потянул носом. «Герань», – определил он по терпкому запаху и залюбовался пестрым сокровищем двора. Вдруг он заметил среди цветов свежую прогалину. Раньше не обратил бы внимания, но теперь, когда понял и оценил Любашин труд, забеспокоился: «Неужели ночью воришки были?»

Он сбежал вниз, позвал жену.

– Любаша, ты видела? – ткнул он рукой в сторону цветов.

Любовь Ивановна сразу догадалась, что взволновало мужа. Она, держа в руках громадный букет роз, на которых искрились капельки воды, сказала:

– Подари молодым. Пусть их жизнь будет, как эти цветы...

– Да ты посмотри, цветов-то нет, убежали со двора.

– Не волнуйся. Вчера приезжали солдаты. Пусть украшают свой быт.

Гросулов вспомнил герб у шлагбаума, те самые цветы, из которых создан герб, спросил:

– И раньше тоже дарила?..

– Там же Витя служит...

– Только ради Вити?

– Ради солдат и тебя, сухаря. – Она толкнула его в спину. – Езжай... Ведь там ждут тебя. Да не забудь поговорить с сыном.

Вчера приехал домой поздно. В штабе никто не задерживал, но Гросулов попросил, чтобы принесли ему методическую разработку предстоящих учений. Она была создана в штабе генералом Захаровым. «Так, Николай Иванович, что тут нам приготовил?» – подумал он о Захарове, намереваясь бегло просмотреть разработку.

Отвлек телефонный звонок. Громов говорил о какой-то свадьбе. Он не сразу понял полковника. А когда наконец сообразил, что его приглашают на свадьбу старшего лейтенанта Узлова, не знал, что ответить.

– Погодите, погодите, полковник, вы откуда звоните? Из гостиницы?

Громов говорил, что его тоже приглашают и поставили условие: без генерала не приезжать.

– Интересно, интересно... Меня приглашают на свадьбу... Да чего же смелый пошел народ: постановили – и баста.

– Они просят вас приехать хотя бы на часок. Узлов женится на телеграфистке Кате Зайцевой.

– Кто она такая, эта Зайцева?

– Солдат, рядовой солдат.

– Офицер – на солдате?..

Он хотел положить трубку, но все же дослушал Громова, сказал:

– Утром позвоню вам.

Методичка увлекла, и он сделал второй заход. Поднялся лишь тогда, когда в коробке кончился табак.

Дома Любовь Ивановна уговорила:

– Хорошо, когда генералов по такому случаю приглашают подчиненные, значит, уважают.

– Ишь ты, уважают. Такого-то сухаря и служаку? Это интересно, интересно, Любаша. Поеду на часик и тут же вернусь.

Спал не более трех часов, думал то о предстоящих учениях, то о свадьбе, то снова об учениях.

Едва выехали на шоссе, как его потянуло ко сну. Чтобы отпугнуть прилипчивую дремоту, Гросулов начал вспоминать содержание разработки. Однако сон брал свое, и вскоре в его голове мысли смешались, перепутались.

...Машину подбросило, отшвырнуло за кювет. К счастью, она плюхнулась днищем в небольшое озерцо, и сержант Рогов сумел вывести ее на сушу, лопнул лишь баллон у переднего колеса. Они вышли из машины совершенно невредимыми... Черный столб земли, огня и дыма еще тянулся кверху. Медленно, грозно-фантастически: казалось, весь огромный хребет с его многочисленными горбами и отрогами, с его растительностью и быстрыми реками всасывается потемневшим небом и еще несколько минут – и кусок планеты будет оторван, уйдет в космическое пространство или, подломившись, грохнется на землю, засыплет все предгорье – хлеба, пастбища, гурты скота и деревни, разбросанные у подножия вставшего на дыбы великана.

Стояла оглушающая тишина. Гросулов определил: взрыв произошел на далеком расстоянии, ибо его грохот еще не дошел сюда, к маленькому озерцу, где-то еще катится, сметая на своем пути все живое и мертвое. Генерал смотрел на часы, ожидая рокового удара. Удивительное дело. Гросулов не испытывал ни страха, ни потребности что-то предпринять для самозащиты, он ждал: докатится – точка и ему, и озерцу, и дороге, вдруг опустевшей. – всему, что поблизости еще жило, хотя и безмолвствовало.

Рогов спросил:

– Товарищ генерал, что это? – Голос водителя прозвучал громко, как выстрел. Гросулов прикинул расстояние до центра хребта, соизмерил силу взрыва. Появилась небольшая надежда: может быть, взрывная волна и не докатится. Он крикнул:

– Меняй баллон! – и бросился к установленной в машине радиостанции. Позывные главного командного пункта он знал наизусть. Ответил Талубаев. Маршал назвал кодовый номер, число, состоящее из нескольких цифр, указывающих и что произошло, и что делать ему, Петру Михайловичу Гросулову, в создавшейся обстановке.

Земля вновь закачалась, а затем послышался гул. Машина накренилась, но не перевернулась, лишь отлетел в сторону домкрат, который уже не требовался: Рогов успел сменить баллон. И то, что машина не перевернулась, стояла на своих резиновых лапах, и то, что водитель сменил лопнувшую камеру, и даже то, что под ногами Гросулова хрустнул попавшийся сухой стебель камыша, – все это несказанно обрадовало его: смерть не докатилась, и он обязан действовать, и он будет действовать, как того требует условный код.

Хребет не улетел в космос: его спайки оказались прочнее силы образовавшегося вакуума, лишь гигантский черный гриб висел в воздухе, закрывая собой полнеба. Его длинная крученая ножища тянулась к вершине, словно ей не хотелось отрываться от земли. Но просвет увеличивался, и черный гигант, дрожа, поднимался все выше в выше, роняя глыбы обугленной земли, поднятые камни и вырванные с корнем деревья...

Когда Гросулов прибыл на аэродром, предметы, поднятые взрывом, еще кружились в воздухе, описывая причудливые зигзаги, с шумом падали то тут, то там. Что-то шлепнулось в нескольких метрах от машины. Гросулов присмотрелся: это была лошадь. При падении лопнули подпруги, седло отлетело в сторону, в одном стремени торчал полусгоревший сапог... «Вот она какая, эта война», —подумал Петр Михайлович и взбежал по трапу в самолет вместе с Роговым. Глядя в иллюминатор, он увидел поле: аэродром был пуст, видимо, все машины поднялись в воздух. Командир корабля, одетый в высотный костюм, назвал свою фамилию, доложил маршрут полета, пункты дозаправки в воздухе. Гросулов занял свое место – на вращающемся кресле. Его окружили знакомые приборы: он мог наблюдать воздушную и наземную обстановку, держать связь с главным командным пунктом, передавать точные координаты целей. Теперь он, генерал Гросулов, – бог, глаза и уши ракетных установок, теперь он хозяин сражения, он знает все и видит все, каждый залп будет точен, как орбита планет...

Корабль сразу набрал высоту. Гросулов припал к прибору. Огромное пламя пожирало лес, отдельные постройки и целые поселки. Оранжевый разлив, шириной в несколько десятков километров, катился вниз. Такого Гросулов еще не видел. Он не отрывался от приборов. Скопища точек тянулись к горным рекам. Это люди искали спасения от огня. Он знал, что их ничто не спасет, от смертельной дозы радиации не укроешься. И все же внутренне противился этой мысли, противился потому, что до сегодняшнего дня не видел ничего подобного, а всякие теоретические расчеты, игра на учебных картах и условное поражение оставались лишь игрой, умозрением, без физического ощущения. Бежали от огня стада и отары, клубились обезумевшие птицы, сталкиваясь и убивая на лету друг друга. Бессильный чем-либо помочь, остановить пляску смерти, он только повторил, скрипя зубами: «Значит, так, так, ну что ж, что ж».

Инженер-штурман, с которым Гросулов не успел познакомиться на земле, выкрикнул из своей кабины:

– Прошли зону атомного удара. Высота... – Петр Михайлович не расслышал, какая высота, потому что в наушниках тут же прозвучал голос техника-локаторщика:

– Впереди атомные бомбардировщики врага.

Гросулов припал к экрану: самолетов было много, они шли в несколько этажей. Приборы выдали координаты воздушного противника, автоматически передали их на главный командный пункт. Летчик по радио продублировал координаты цели. Чей-то далекий голос отозвался в наушниках: «Я – «Мститель», вас понял». Гросулов еще зорче всматривался в экран. Прошли минуты, показавшиеся ему вечностью.

И все же взрыв произошел неожиданно. Самолет подбросило, и Гросулов увидел будто бы подожженное небо. Оно горело от края до края, а вспышки от взрывов ракет не прекращались. Казалось, что солнце мечется по небосклону: то скроется, то на мгновение появляется в другом месте...

Но вот небо сделалось темным, на какие-то доли секунды проклюнулись звезды. Потом темнота быстро рассеялась.

Самолет находился на огромной высоте. Гросулов припал к прибору земного наблюдения и удивился: там и сям, покачиваясь, летели стаи птиц. Потом он понял, что это не птицы, а множество уцелевших от огня различных деталей вражеских самолетов. Воздушные потоки несли их то вверх, то вниз, то бросали в стороны.

Радист передал сообщение Земли:

– Самолеты врага поражены.

Гросулов откинулся на спинку сиденья, заметил Рогова, устало прошептал:

– Мы же не «тузики», ошиблись, господа империалисты...

Он распорядился поднять корабль выше. Самолет пошел на предельной высоте, едва держась, чтобы не опрокинуться. На экранах появились вспышки. Техиик-локаторщик доложил:

– Наземные цели противника.

По приборам Гросулов определил: ракетные батареи врага. Их надо было уничтожить. Минуту он колебался, с каким зарядом послать ракеты. Посмотрел на Рогова, и тот, словно угадав его мысли, сказал:

– Сожгли леса, поселки разрушили... Сколько людей погибло! А что же мы, товарищ генерал? – Глаза Рогова потускнели, подернулись влажной пленкой, у рта обозначились морщинки, кудряшки волос выпрямились и тоже как-то потускнели. – Что же мы? – громче повторил Рогов уже не своим голосом.

«Ударить термоядерными...» – навязчиво билось в голове Гросулова. Он знал, что это значит. На многие годы в этом районе возникнет мертвая пустыня. И люди, и птицы, и животные, и даже ползучие змеи потом долго-долго будут обходить это место. И кто знает, когда сюда возвратится жизнь. Но такую же мертвую зону враг уже создал в горах, и, если промедлить, если еще упустить две-три минуты, вражеские ракеты могут накрыть еще один район земли родной...