Текст книги "Симфония Бесконечности. Акт 1. Эра отверженных"

Автор книги: Николай Чувиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Кэсседи пожал плечами, окинул Крогга недовольным взглядом и продолжил путь вдоль опушки; остальные лишь переглянулись и двинулись за ним. Череп снова упал на землю, дабы напугать следующих встретившимся ему путешественников.

Нет, Адамс прекрасно понимал с каким риском связано его московское мероприятие: огромный мегаполис был определённо покинут не просто так, – не потому что он был разрушен или стал групповой усыпальницей для миллионов людей, нет. Такие мелкие моменты никогда не останавливали человеческую расу, – мало ли, сколько там душ было загублено, – у меня тут двухкомнатная квартира с собственным синтезатором еды, знаете ли! Люди ушли отсюда потому что здесь таится какой-то секрет. Некая тайна, которая влекла Кэсседи с того самого момента, когда он научился читать и воспринимать факты из Простора. В некотором роде все его прошлые миссии, операции и приключения, которые сделали его баснословно богатым человеком, были лишь своеобразной подготовкой к этому походу. Эти знания дались ему дорогой ценой… Слишком дорогой. Он вспомнил лицо своей сестры, которое смотрело на него из-за стены огня… Эти глаза навсегда запомнятся ему: они не обвиняли и не унижали, нет – они смотрели на него с жалостью и сочувствием. Она смотрела на него и как бы говорила: «Кэсседи, ты никогда не остановишься. Даже тогда, когда ты потеряешь всех самых дорогих тебе людей, ты пойдёшь дальше… И вот тогда ты умрёшь в одиночестве. А поверь мне, нет ничего хуже, чем умирать в одиночестве». Алла была старше его на пять лет и всегда изображала из себя заботливую и пекущуюся сестру, – особенно это её качество усугубилось после смерти их родителей. Раньше Кэсседи терпеть не мог эту её постоянную болтовню о жизни и смерти, но теперь он понимал, что больше всего на свете он ценил именно её слова. Сейчас он вспоминал их, и на душе становилось легко и лучезарно, будто бы он вернулся в давно покинутый семейный дом, где Алла уже растопила для него озеро магмы и приготовила суп. Теперь он близко. Московская тайна манит его к себе и скоро он соединится с ней в единое целое, но лишь затем, чтобы наконец остановиться и уйти на покой. Пора уже вскрывать свои межпланетные счета и жить на полную катушку. Ему опять послышался голос Аллы, который произносил тот страшный и волнующий вопрос, который она всегда задавала ему, когда он заходил слишком далеко в своих мечтах и рассуждениях: «Кто ведёт тебя к твоей тайне?». Тогда он вопросительно глядел на неё, а она объясняла: «Не важно, как ты вооружён и что за инструменты схоронены у тебя в рюкзаке. Важно лишь то, с кем ты. Доверяешь ли ты им? Готов ли ты на них положиться? Любишь ли ты их?». Лишь позже Кэссиди узнал, что свои слова о тайне она почерпнула из бульварного романа про путешественника во времени, который по сюжету проник в Москву времён вторжения Жао и лицезрел уничтожение города и повсеместную смерть его населения. В конце голоклиниги раскрывалось, что тайна Москвы заключалась в создании армии телепатов, которые при помощи одной только мысли могут разрушать планеты и даже звёзды. Так ли это?

–. Что же, это мы скоро и проверим… – прошептал Кэсседи и сразу понял, что задумался так глубоко, что перестал обращать внимание на происходящее. Его спутники между тем распались на пары и поспевали за ним, перебрасываясь вялыми, но довольно содержательными фразами. Даже Крогг и тот вступил в разговор с Горцем, – как видимо их согласие относительно принадлежности второго черепа довольно сильно их сблизило. Смех, да и только…

Аллаотт производил впечатление существа неспешного и размеренного, – особенно для тех, кто являлся счастливым обладателем конечностей. Почему-то в их глазах кусок инопланетного растопленного сала как-то заведомо не мог быстро передвигаться, – однако Аллаотт нарушал все стереотипы и исправно поспевал за Уррой. При этом он тараторил (мысленно тараторил, конечно) без умолку, чем немного нервировал девушку, но за время своего правления на планете она так привыкла к рою сторонних голосов и советов, что могла полностью отключаться от происходящего и заниматься своими делами. На данный момент её интересовал процесс, который местные называли фотосинтезом, а то есть поглощение растениями диоксида углерода и последующее выделение кислорода. Вполне стандартное по кеметским меркам явление захватило её с головой, а всё потому что её невероятные способности от потребления смолы руакки давали ей возможность рассмотреть всё в мельчайших подробностях. Она видела, как пористые листья с аппетитом втягивали в себя мелкие атомы одного вещества и выплёвывали на свет земной нечто совсем другое, при этом сопровождая данное явление настоящим химическим светопреставлением, которое для обычного человека остаётся невидимым, но для неё явилось настоящим чудом природы, коего она не видела у себя в родном мире. Она в который раз убеждалась в том, что даже её обширнейшие знания меркнут по сравнению с тем, что ей может предложить Вселенная, такая богатая и великолепная в своём разнообразии. Урра уже хотела обратить свой взор на усеивавшие дерн грибы, живая деятельность которых завораживала даже больше, чем фотосинтез, как вдруг поняла, что Аллаотт перестал болтать и теперь просто называл её по имени:

–. Госпожа Урра… Госпожа Урра…

–. Да, прости, Аллаотт, я довольно подвержена рассеянности внимания. Как видимо, это качество пришло ко мне во время моего прошлого занятия…

–. Вы удивитесь, великолепная Урра, – эти ей эпитеты: ползучая слизь обожала их использовать, но ей они были чужды, а временами даже противны, – Но я именно об этом и спрашивал. Мистер Адамс рассказывал мне о вас, как и о других участниках экспедиции, и, могу сказать честно, вы заинтриговали меня больше всех. Вы же правили всем миром…

–. Почти всем…

–. Но большей частью, – вслед за этим в её голове послышалось странное урчание, – Меня это невероятно интригует, так как в моём мире власть не представляется возможной. Когда я вернусь к себе домой, я снова стану частью единого существа Аллаоттан и не смогу сам принимать решения, а буду зависеть от мнения общего… Это сложно объяснить на общем языке, простите…

–. Я поняла, – Урра, конечно, слукавила, так как понять такое отличное от неё существо как Аллаотт она заведомо не могла, и она это прекрасно знала, но что-то внутри призывало её нагрубить этому существу: несильно, но так, чтобы оно немного обиделось, – Это не так сложно представить.

–. Понятно, – ещё одна проблема ментального общения: никогда нельзя точно уловить эмоции собеседника, – В связи с этим меня очень интересует роль лидера…

–. Как именно интересует?

–. Скажите мне… Вы были хорошей правительницей?

На её планете за такие вопросы человека могли приговорить к наказанию: ни один человек не был вправе оценивать действия другого, а уж тем более просить их давать оценку собственным деяниям… Но Аллаотт? Как можно злиться на того, кто пришёл из такого отдалённого и отличного мира? Более того… Как можно судить его за вопрос, который она задавала себе чуть ли не каждый день?

–. Я… Я… – она помахала головой, будто бы хотела отогнать от себя плохие и мрачные мысли, – Это личное. Я не могу.

Разве она могла признаться ему, а уж тем более себе, в том, что её родная планета Урр вот уже многие годы пребывает в настоящей стагнации, приводящей к деградации и отуплению населения? Многолетняя мировая война привела их к тому состоянию, когда общество стало чрезвычайно либеральным и политкорректным, а, как следствие, убрало из обихода все оценки и суждения, ранее помогавшие им расти и развиваться. Была ли она хорошим правителем? Смотря по каким меркам судить. Её подчинённые считали её одной из лучших в своём роде, а она… Урра смотрела на историю древней Земли, которая была проникнута духом грандиозности и величия и понимала, что такого её дому уже никогда не достигнуть. Земляне пронизывали бесконечные космические расстояния за несколько секунд и распространили своё племя и слово на многие световые года: дошло до того, что нынешние кеметцы сами не могли обнаружить большинство колоний, основанных их предками. Вот это был народ: настоящие атланты, смотрящие только вперёд и плюющие на все ограничения, которые ставила перед ними Вселенная. Это были романтики, мечтатели, но одновременно деятели, за каждым словом которых стоял определённый поступок. Даже когда на пути землян встали куда более развитые примакалы, достигшие высочайшего морального и телепатического развития, они всё равно не смогли остановить напор этих зарвавшихся приматов. В итоге примакалы стали их подопечными, которые даже после Забвения приняли кеметцев как своих повелителей. Легенды. Полубоги. А её народ… Пескарики, не могущие выбраться из своей обмелевшей лужицы…

–. Простите, – услышала она голос Аллаотта.

–. Ничего. Я лишь рада, что смогла достойно послужить им, – на секунду она почувствовала себя не всеведущей правительницей, а лишь маленькой девочкой, которую семья впервые вывела в леса Руакки: темнота, сырость и… страх.

–. Вы расстроены, госпожа Урра, – он никак не мог замолчать, – Я могу как-то помочь?

–. Нет… – она почувствовала, как по её полупрозрачному лицу предательски поползла самая настоящая слеза, – Просто… Нет.

Урра ускорила шаг и поравнялась с Адамсом, который так сопел, что уж точно не был готов ни к каким разговорам. Аллаотт впал в раздумья. Он и не думал, что выполнить поставленную перед ним задачу будет так сложно.

Как это ни удивительно, но разговор между Кроггом и Горцем проходил гораздо живее, нежели между двумя интеллектуалами группы. Казалось бы, чего можно ожидать от двух мужланов, которые всю свою жизнь посвящали себя войнам, сражениям и убийствам? Однако нет – они трещали подобно сорокам, которые, к слову, перескакивали прямо над их головами с ветки на ветку, с любопытством рассматривая редких гостей. Стоит лишь отметить, что при этом их разговор не отличался вежливостью и учтивостью, но тут уж ничего не поделаешь.

–. Значит, ты ему служишь? – Горца этот вопрос мучил с самого момента, когда он увидел Кэсседи и Крогга вместе: две противоположности вместе, как два сапога пара.

–. Нет, – отрезал Крогг, продираясь сквозь кусты подобно разросшемуся йети.

–. Задеваю гордость? – Горец усмехнулся своей классической гаденькой усмешкой; при этом он обнажил заострённые зубы: атрибут воина на его планете. Каждому мальчику, решившему отлучиться от мира и направить свой путь на тропу войны, ритуально затачивали зубы, делая его настоящим хищником. Легенды древности Акруса рассказывали о том, что его благородные предки питались мясом своих врагов для восстановления сил, излечения ран и получения новых рецептов ядов. Да, так уж получилось, что акрусианцы не просто учились своему ремеслу производства и выделения ядов, а постигали его долгие годы, понимая, как смешивать и совмещать жидкости в своём организме для получения определённых результатов. Горец был не то, чтобы лучшим в своём деле, но из всех встреченных им врагов, он пока ещё оставался самым успешным.

–. Пф, – Крогг сплюнул, – Я сомневаюсь, что такое склизкое чмо как ты вообще может задеть мою гордость.

–. Это слова слабака, – гордо заявил Горец, – Если ты желаешь оскорблять, то делай это на языке силы, а не своим поганым помелом.

–. Хм, – на секунду Крогг услышал себя в булькающем говоре этого пришельца.

–. К тому же, – понять его речь было довольно сложно, но привыкнуть вполне можно: если конечно не стошнит – Горец говорил так, будто он пытается пить, говорить и изрыгнуть выпитое сразу, – Я задал вопрос. Ты обязан ответить. Это закон моего мира.

–. Мы не в твоём мире, – Крогг с напускной яростью отломил толстенный сук, который за секунду до этого чуть было не ударил его в массивный лоб.

–. Но и не в твоём, – Горец шмыгнул носом, втянув в себя сползающую по лицу жижу: может кому-то на этой планетке это могло показаться гадким, но на Акрусе кеметца бы посчитали чересчур сухим: как фрукт гарра во время Великой сезонной засухи.

–. А тебе откуда знать, что я не с Та-Кемета? – Крогг искренне задумывался о том, что после завершения их экспедиции он оторвёт этому слизняку его мерзкую башку: будет с одной стороны противно, но с другой стороны – так удовлетворяюще…

–. Да брось, – снова кривая как полумесяц ухмылка, – Ты горилла по сравнению с этими чудиками. Или ты мутант какой дикий, или инопланетянин с другой планеты…

–. Не с планеты, неуч, – он не скрывал своих чувств, зачем? Пусть этот упырь чувствует его неприязнь и купается в ней подобно тому, как молодые жители его космической станции купаются в крови первых своих жертв, – Я с Головы Зевса. Ты небось и не слыхал о такой?!

–. Как же, как же! – Горец впервые посмотрел на Крогга с видимым уважением, – Да о вас легенды ходят! Вы же настоящие машины для убийства, которые возвели кровопускание в настоящее искусство. Можешь мне не верить, Крогг, но вы для нас – образец для подражания. А мы убиваем ради чести и забавы на протяжении тысяч лет…

Ладно, смерти он избежит, – решил для себя гигант: надо сказать, что большинство рас смотрели на его народ как на ошибку эволюции, некий вырожденческий элемент прошлой земной экспансии. Варвары, которые каким-то образом умудрились выжить в суровых и нелицеприятных условиях адского притяжения Юпитера и клаустрофобских коридорах и помещениях Головы Зевса, и теперь требуют признания своей человеконенавистнической и кровопролитной культуры на Галактическом уровне. Да, он сам понимал, что их вера в величие смерти и убийства шла в разрез с идеалами ВМО и кеметского правительства в частности, но вот только не они были виноваты в том, что жители Головы Зевса превратились в прирождённых убийц. Земля сама кинула их на произвол судьбы, когда погрузилась в свои собственные проблемы вместо того, чтобы уделять время своим колониям и космическим станциям. Они называли это эрой Забвения, но он считал, что это лишь слабые отговорки и признание своего неумения справиться с ситуацией. Если бы земляне были сильны тогда так же, как до войны с Жао, то они бы смогли справиться и с Забвением. Но нет – они предпочли трусливый путь, бросив Голову Зевса на произвол судьбы. Оставив их на верную смерть. Но нет. Они стали сильными. Они стали мощными. Они стали настоящими машинами убийства. Они выжили за счёт смерти. И пусть Галактика расколется надвое, она обязана признать их культуру, – хотя бы как компенсацию за века отчуждения…

–. Только вот ты маловат вроде… – все дружеские чувства, которые на секунду вспыхнули в Крогге к Горцу, улетучились за мгновение, – Я много читал о вас и знаю, что вы должны быть хотя бы метра три ростом…

–. Я изгой… – признание есть часть силы. Пусть этот слизняк зарубит это себе на носу.

–. А… – только и смог сказать Горец.

Да, хотя Крогг и был изгнанником, но всё равно он всячески радел за свою родину и мечтал рано или поздно туда вернуться, чтобы доказать своим собратьям свои силу и мощь. Более того… Но нет, об этом пока нельзя думать. У него пока ещё был долг перед Кэсседи. И не только долг… Его очередная слабость…

–. Не думал, что мы с тобой так похожи, – Горец говорил себе в нос, отчего Крогг еле-еле разобрал его слова.

–. Ты что там мямлишь?? – взревел он, чем даже на секунду привлёк Адамса. Тот обернулся и вопросительно посмотрел на гиганта, но тот покачал головой, и Кэсседи быстро отвернулся, стараясь не потерять направление пути.

–. На Артосе все воины – изгои. Путь воина – путь одиночества. Если ты уходишь из общины в надежде стать уважаемым убийцей, то ты должен порвать все свои связи с ней. Ты становишься смертью. Точнее… Жжак. Несущим смерть. А смерти… не место среди мирных существ.

Крогг хотел было в очередной раз унизить Горца, но тут внезапно понял, что тот прав. Причём не только в отношении него, но и в отношении всего его народа. Он и сам не раз думал об этом, но всегда отметал эту мысль, называя её идеей слабых… Трусов… Но разве есть слабость в признании своего великого заблуждения? Если он изгой среди своего народа, то весь его народ – изгои Галактики. ВМО – кучка вонючих идеалистов, но они пропагандируют мир, свободы и права, одним из которых является право на жизнь. Он же, и весь его народ, – олицетворение смерти, заведомо отрицающее это право… У них нет будущего… Неужели этот смердячий Горец с какой-то там захудалой планетки оказался мудрее него?

–. Я… – он замялся, – Я ему должен.

–. Кому?

–. Ты сам спрашивал, Горец, – слова давались Кроггу сложно, но он впервые для себя преодолевал для себя другой тип трусости: самопризнание, – Ты спрашивал, почему я иду за Кэсседи. Я ответил.

–. Я такого не спрашивал, – эта чёртова усмешка, – Я лишь спросил, служишь ли ты ему.

–. Я ответил.

Казалось, что дальше продолжать разговор уже не имеет смысла, но что-то внутри заставило Крогга задать Горцу вопрос, хотя его другая часть всячески этому противилась.

–. А ты почему здесь? Ты спас ему жизнь, он сам говорил. Но зачем идти за ним теперь?

–. Я-то отвечу, – почему-то Крогг почувствовал себя маленьким и беспомощным под хитрым взглядом этого портативного агрегата по производству ядов, – Я служу своему народу. Кэссиди обещал мне честь, славу и море крови. Я не мог сказать нет. К тому же. Мне симпатичен этот парень. Он слаб физически, но силён ментально. И не так, как эта наша Урра или как там её… Он – лидер. Он умеет управлять и подчинять. Это сила и гораздо большая, нежели способность приносить смерть.

–. Ясно, – Крогг снова хотел закончить разговор, но, чёрт возьми, никак не мог остановиться, – Что ты имел в виду?

–. Когда? – ножи-зубы Горца полыхнули на свете пробившегося сквозь листву огненного луча заходящего солнца.

–. Когда сказал «я-то отвечу»…

–. А…

Пауза затянулась, – Горец будто бы решал, стоит ли отвечать на вопрос Крогга.

–. Ты не ответил на мой вопрос, – он поймал вопросительный взгляд здоровяка, – Ты сказал, что служишь ему из-за какого-то долга. Но это ложь. Я-то вижу.

Крогг не стал отрывать голову Горцу и даже не дал ему хорошего пинка. Он был прав.

Расстроенная Урра сама не зная зачем догнала Кэсседи и пошла рядом с ним, – тот даже не обращал на неё внимания, что на самом деле её вполне устраивало. Казалось, этот странный человек был занят таким же созерцанием, как и она, но она прекрасно понимала, что любое первое впечатление может быть обманчивым. Она довольно долго знала Кэсседи и понимала, что если он о чём-то глубоко задумывается, то скорее всего – о своих мечтах. Он был одним из тех, кто только и жил мечтами, каждый раз создавая себе новые и иллюзорные облачные замки. Когда же он делал их осязаемыми и видимыми, он сразу терял к ним интерес и двигался дальше. Она вытерла не желающие прекращаться слёзы и с интересом посмотрела на этого белокурого юнца, – точнее, он опять же только казался юнцом. Обманчивая личность. О чём он мечтает сейчас? О своём финальном призе?

–. Мы скоро будем на месте, – оказывается он давно уже её заметил, – а ведь ей опять же казалось… Да, с этим человеком всегда так. Он нарушал все её представления о кеметцах, которые, по её мнению были людьми агрессии и действия, никогда не скрывающие своих поступков и всегда устремлённые к чему-то реальному. Кэсседи же… При всех своих знаниях и понимании окружающих её людей, она никак не могла точно в нём разобраться: он как закрытая книга, как закодированный элемент… Может быть Крогг знает о нём больше, но она просто физически не могла с ним разговаривать: его голос был слишком груб, а речь слишком прямолинейна, чтобы его можно было адекватно воспринимать. Это как говорить с взрослым ребёнком.

–. Ты слышишь? – Кэсседи снова не стал оборачиваться: как видимо, понимал, что она плакала, а поэтому не хотел смущать её.

–. Да, Кэсседи, – призрачный голос Урры очень удачно совмещался с окружающей их обстановкой таинственности и нетронутости: невероятных размеров лес, казалось, простирался на многие десятки километров вперёд, – при этом им на пути не встретилось ни одной постройки или же другого свидетельства о пребывании здесь людей. В своё время она по наивности своей думала, что по сути своей Та-Кемет – это один большой город, лишь кое-где мелко испещрённый искусственными парками и скверами. Оказалось, совсем наоборот – это был невероятный природный заповедник с прыщами и нарывами в виде деятельных мегаполисов, соединённых друг с другом артериями-дорогами и невидимыми нейронными каналами – линиями древних телепортаторов, которые уже давно не эксплуатировались и пришли в негодность. До того, как прибыть сюда Урра вволю погуляла по крупнейшим Кеметским городам – Женеве, Варшаве, Каиру (упустив лишь Владивосток, – но она планировала навестить этот морской город перед отлётом с планеты)… Огромные, немыслимые для её планеты города были под завязку застроены километровыми башнями, циклопическими офисными комплексами, гигантскими памятниками героям ушедших дней и густо населёнными жилыми районами, большинство из которых напоминали настоящие ульи или муравейники. Люди роились в них подобно мелким насекомым, постоянно перемещаясь из одной точки в другую и занимаясь такими вещами, которые её культура заведомо не могла бы воспринять. Она в восхищении и с настоящим трепетом гуляла по вылизанным до блеска улочкам, украшенным гирляндами, стереовизорами и трёхмерными голограммами, – с одной улицу на другую сновали деловитые разнорабочие, подбирая и изничтожая даже малейший намёк на пыль, а люди тем временем ютились на узких тротуарах. Древние знания о Земле гласили, что до Забвения все подобные функции на себя брали роботы и искусственный интеллект, но сейчас ни одного такого создания на планете не было. Каждый посещённый ей город был так же великолепен, как и ужасен… Однако, насколько ей было известно, ни один из этих мегаполисов не мог сравниться с древней Москвой – воистину одним из самых крупных и великих городов во Вселенной – по крайней мере так говорилось в легендах Урр. Дома, достающие своими крышами до стратосферы; башни, уносящиеся ввысь так же, как и уходящие вниз, под землю; проспекты и бульвары, по которым могли бы проехать сотни транспортных средств одновременно; миллионы и миллионы людей и инопланетян, живущие в мире, гармонии и взаимопомощи. Урра, конечно же, не была наивной – тут уж профессия обязывает, – но она прекрасно понимала, что дыма без огня не бывает и подобные легенды не могли возникнуть на пустом месте. Более того, – этот город был заброшен, что ввергало в шок даже её. Почему? Как вообще это могло случиться? Когда Кэсседи поднял перед ними эту ржавую и забытую любым живым существам табличку с надписью «Москва» она поняла, что эта экспедиция теперь для неё важнее, нежели что-либо другое в её жизни.

–. Ну что, дамы и господа, – Урра внезапно поняла, что она в очередной раз ушла в себя и даже не заметила, как Кэсседи остановился и теперь с удивлением смотрел на неё, покуда она уходила всё дальше, – Здесь будет наш долгосрочный привал.

–. Почему здесь? – буркнул нагнавший их Горец, за которым шёл угрюмый Крогг, так же, как и она погружённый в себя. Может быть она всё же недооценивала этого чужака? В последнее время она всё чаще делает ошибки, – неужели весь её интеллект и способность к оценке начали исчезать без новой подпитки смолой? Урра просто не могла в это поверить.

–. Потому что здесь нас со всех сторон прикрывают толстые стволы елей и сосен, прямо за тем милым холмиком притаилось нечто вроде покинутого домика (я заприметил его ещё во время лучевой разведки) а в той стороне, на севере, если вы присмотритесь, вы увидите Непреодолимую Преграду.

Увидеть что-либо в данный момент времени представлялось довольно сложным занятием, так как на лес давно уже наполз сумрак и теперь обычный человеческий глаз мог видеть лишь метров на 200-300 вперёд. Более того, по дерну и траве стелился густой туман, медленно проистекающий откуда-то с востока: его прикосновение холодило и даже немного пугало. Однако Урра могла видеть, но только не глазами… Она протянула свои органы чувств в направлении, которое указывал Кэсседи и увидела там то, о чём он говорил. Грандиозное сооружение, равному которому она не видела ни на одной планете, – настоящая комбинация металла, платины, древометалла и энергетических силовых полей.

–. Стена… – сказала она скорее в пустоту, нежели кому-то из их группы.

–. Какая ещё стена?! – даже когда Горец не ругался, его голос всё равно звучал грубо. При этом Урра никак не могла связать эту его особенность с его физиологией, – скорее всего, сказывались межрасовые ментальные различия. Он не то, чтобы ей не нравился – она вообще не могла себе позволить мыслить такими примитивными категориями – скорее она была к нему насторожена. От него пахло кровью, а доверять таким людям можно лишь держа за спиной кинжал.

–. Не только физическая, но и неосязаемая, – она даже не оглянулась на группу, продолжая постигать своими чувствами это невероятное сооружение.

–. Урра права, – Кэсседи, казалось, не был расстроен или чем-то обеспокоен, – Это действительно стена. У неё нет официального названия, но те, кто её видел и выжил после этого, называют её Непреодолимой Преградой. Парадоксально, но информации о ней вы не найдёте ни в одной книге или электронно-ментальной записи Галактики: ни один историк, галактолог или ксеносоциолог не скажет вам кто и когда её построил. Более того, если верить официальным кеметским документам, которые я обнаружил в Префектуре Женевы, такого сооружения вообще не существует. Однако завтра взойдёт утреннее солнце, и вы увидите её воочию – Преграду.

–. Непреодолимую, – как бы подтвердил очевидное Крогг, уже расположившийся на небольшом холмике и прислонив массивную мышечную спину к усеянной древесными грибами сосне.

–. Спасибо, коллега, – Кэсседи указал на него пальцем и даже подмигнул: эта его тяга к постоянному шоу и привлечению к себе внимания немного смущала Урру, но таким уж он был. А она давно уже научилась воспринимать людей исключительно так, как они сами этого хотят.

–. Вы наверняка ждёте этого вопроса, мистер Кэсседи, – по спине Урры пробежал холодок, когда она в очередной раз вспомнила, что ползучая слизь всё ещё где-то рядом и теперь снова проецирует свои слова в их разум, – Но как же мы преодолеем эту Непреодолимую Преграду?

Улыбка на лице Кэсседи делала его ещё больше похожим на увлечённого подростка, но одновременно добавляла его лицу столько уверенности и энергии, что нельзя было не поддаться его настрою.

–. Очень просто! – воскликнул он и даже развёл руками в стороны, доведя и так абсурдную сцену до полного фарса.

–. Не сомневаюсь, – Горец стоял недалеко от Урры и тоже пытался высмотреть стену; она даже отсюда чувствовала его запах, – Но как?

–. Не знаю, – Адамс сбросил свой объёмистый рюкзак на уложенную травой и мелкими бриллиантовыми цветочками землю, раскрыл его и принялся копаться в самой его гуще.

Он прекрасно понимал, что на него пристально смотрят все его спутники и даже ждут от него объяснений, но он лишь специально тянул время: иногда он напоминал Урре испорченного ребёнка, но если учесть, что он жил мечтой о Москве всю свою жизнь… Что же, его можно было понять.

–. Объясни им уже, – голос Крогга послышался будто бы издалека.

–. Да нет, я просто хочу, чтобы они перестали стоять как крокотанские истуканы и наконец расположились где-нибудь, чтобы выслушать мой детальный и обстоятельный рассказ.

Да, ему определённо нужны были зрители, – что же, в этом Урра могла подыграть ему, только вот правильно ли он выбрал остальную публику? Крогг будет слушать его при любом раскладе, но оставшиеся двое… Горец определённо был существом, которое судило о мире подобно тому, как молоток судит о наковальне: ему скажи «ударь», и он уничтожит, испепелит и раскромсает. Аллаотт же… Судить о существе, которое так разительно отличается от неё и от её Земных предков было раза в два сложнее, но она определённо чувствовала, что ему ничего объяснять не надо: такие вещи он и сам прекрасно знает. Ему нужно было что-то другое, что-то, на что она пока не могла ещё навести свой разум. Признаться честно, она не раз и не два пыталась прощупать Аллаотта, а в особенности тогда, когда он задавал ей свои неудобные и оскорбительные вопросы. Ничего, пустота. Он был слишком другим, слишком чуждым. И у него было определённое преимущество: в отличие от их всех, он их понимал.

Урра вздохнула и села в позу лотоса недалеко от Кэсседи, направив свои ментальные линии внутрь себя, дабы добиться покоя и расслабления. Горец, к её сожалению, сел совсем близко к ней, – опять же, она бы в жизни не сказала, что вытекающие из него соки ей противны. Ей была противна и чужда сама его сущность. Слизь тоже определённо затаилась где-то поблизости, так как она до сих пор чувствовала контакт с ней. Крогг так и не сдвинулся с места, – скорее всего он слышал эту речь уже раз десять, а то и больше.

–. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – Кэсседи снова разулыбался, – Не стану слишком уж вас загружать, но определённая прелюдия всё равно потребуется, дабы вы смогли понять, как я дошёл до моего настоящего плана, и чтобы вы осознали, насколько он прост и гениален одновременно, – во время своей речи он постоянно ходил взад и вперёд по небольшой полянке до тех пор, пока не протоптал в траве настоящую тропинку, – Вы наверняка знаете, что Москвой я грезил всегда, даже тогда, когда меня воспитывала моя славная нянька и мне в голову закладывали первые знания о мире. Более того, и Крогг здесь не даст мне соврать, последние пять лет я только и занимаюсь тем, что скитался по всей Галактике и по крупице выуживаюлинформацию о том, чем был этот легендарный город и чем он стал теперь. И вот вам самое удивительное: вопреки всеобщим представлениям о Москве как о гигантских руинах и памятнике людской гигантомании, на самом деле город до сих пор находится в прекрасном состоянии. Немногочисленные свидетельства, обрывки дневников и искорёженные визуальные и ментальные файлы говорят о том, что за Москвой следят, хоть и не пускают никого постороннего на её территорию. То есть да – город заброшен, но он прекрасен как никогда. Теперь же мы подходим с вами к самому главному – к стене.

–. Давно пора, – комментария Горца никто не просил, но вот он – полетел как камень в тихий водоём; Урра невольно поморщилась. Ох, неужели она чувствует в себе нетерпимость…

Кэсседи же не обратил на инопланетянина никакого внимания и просто продолжил свой рассказ: