Текст книги "Карабарчик"
Автор книги: Николай Глебов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
В Мендур-Сокон мальчики прибыли на следующий день. Правда, они могли бы приехать и ночью, но Янька уговорил своего друга сделать остановку у речки, не доезжая до стойбища километров восемь.
– Что за нужда ехать в темноте, – говорил он. Привязав лошадей на прикол, ребята стали устраиваться на ночлег. Постелью им послужили потники, подушкой – седла. Утомленные ездой, они быстро уснули. Токшун оберегал сон своих юных хозяев. Из-за гор поднималась луна. Посеребрила спокойные воды реки и, осветив спавших Кирика и Яньку, лежавшую возле них собаку, лошадей на лугу, медленно поплыла по темному небосводу на Усть-Кан. В прибрежных кустах, недалеко от ребят, было слышно, как заверещал заяц, попавший в чьи-то крепкие зубы. Токшун приподнял голову и навострил уши. Снова тишина. В воде плеснула рыба и, сверкнув на миг серебристой чешуей, скрылась. Луна приближалась к Усть-Канскому хребту. Часа через два ее бледный диск спрятался за громадой гор и в долине стало темно.
Токшун задремал. Отдыхали и кони. Близился рассвет, от реки потянуло холодком. Где-то далеко-далеко, окрашивая вершины скал в розовые тона, поднималось солнце. Затем яркие лучи, как бы разгоняя полусумрак, забороздили по небу и, перекинувшись через гребень Усть-Кана, залили междугорье сверкающим теплом. Первым проснулся Янька. Приподнял голову от седла и, зевнув, потрогал Кирика.
– Вставай, уже утро!
Оседлав коней, ребята выехали по дороге на Мендур-Сокон.
Километра через три от места ночлега они заметили бежавшую к ним навстречу небольшую козулю. За ней гнались два волка. Ребята остановили лошадей, ожидая, что будет дальше. Токшун, вздыбив шерсть, выскочил вперед и тоже остановился. Козуля была молодая. Напрягая последние силы, она бежала уже вяло. Очевидно, волки гонялись за ней всю ночь, и она теряла силы. Инстинкт подсказал животному искать защиты у людей. Сделав слабый прыжок мимо Токшуна, козочка, прячась от волков, остановилась между двумя лошадьми. Было заметно, как бурно поднимались и опускались ее круглые бока и в кротких агатовых глазах застыл ужас. Завидев людей, волки метнулись в кустарник. Кирик и Янька сидели не шевелясь. Они боялись вспугнуть козочку, которая продолжала стоять, прижимаясь к лошади Яньки. По ее стройному телу пробегала дрожь. Кирик тихо грозил пальцем Токшуну, который, поводя глазами, замер на месте. Прошло несколько минут. Дыхание козочки становилось ровным, и, отдохнув, она стремительным прыжком выскочила на дорогу и помчалась в гору.
– Только и видели. Даже спасибо не сказала, – улыбнулся Янька. На душе у ребят было хорошо и отрадно: они спасли козочку от гибели.
– Поехали! – крикнул задорно Кирик, и, пришпорив лошадей, всадники, оставляя за собой клубы дорожной пыли, во весь карьер поскакали по долине.
Вдали показались первые аилы Мендур-Сокона. Кирика охватило волнение. Ведь здесь он не был около двух лет. Здесь скрывался он от Зотникова и Яжная. Здоров ли Темир, жив ли дедушка Мундус? Ребята въехали в предместье Мендур-Сокона. То, что увидели они, было необычно для старого алтайского стойбища. Ряд больших рубленых изб образовал широкую улицу, по сторонам которой виднелись общественные здания сельского магазина, избы-читальни, амбулатории и школы.
– Не узнать Мендур-Сокон, – оглядывая новые постройки, покачал головой Кирик. – Здесь стоял аил, а теперь – дом. А вот там, у подножья горы, был овечий загон, а сейчас – маслозавод, – показал он на выставленные для просушки фляги.
Аил Мундуса ребята нашли не скоро. Затерянный между новыми избами, он торчал на поляне, точно старый, никому не нужный гриб. Соскочив с коней, они заглянули в помещение. Там было пусто. Только в очаге тлели угли, и на полу виднелось несколько старых козьих шкур, служивших подстилкой.
Рядом с аилом стояла новая изба, возле нее женщина толкла в тяжелой деревянной ступе ячмень.
– Темир, наверное, живет здесь. – И, как бы в подтверждение их догадки, на крыльце, опираясь на палку, показался Мундус.
– Дедушка! – Кирик бросился к старику и припал к его груди.
– Карабарчик, опять прилетел в наши края, – волнуясь, сказал Мундус. – Спасибо, не забыл старика, пойдем в аил, нет, в избу, – раздумал он и, крикнув что-то по-алтайски женщине, посмотрел на Яньку.
– Это чей?
– Да ведь это Янька, сын Прокопия, помнишь?
– Помню, помню, – закивал головой Мундус, – только маленько забыл: память стала шибко плохой.
Придерживая старика, Кирик и Янька вошли с ним в просторную комнату, следом, не отставая, прыгнул Токшун.
– Ильгей! – крикнул Мундус в окно. – Поставь самовар. Гости у нас.
Оставив ступу, молодая алтайка вошла в дом и поздоровалась с ребятами.
– Ильгей, помнишь, я говорил тебе о Карабарчике, вот он. – Мундус похлопал Кирика по плечу. – А это его друг, Янька.
– Ребята, Ильгей – жена Темира, сам он скоро придет, ушел в лавку. – Мундус опустился на поставленный невесткой табурет. Кирик и Янька с любопытством стали оглядывать обстановку комнаты. В переднем углу, обрамленный свежими ветками пихты, висел портрет Ленина, ниже – ружье хозяина, на тумбочке лежало несколько книг. Пол блестел свежей краской, возле широкой русской печи в шкафчике стояла алюминиевая посуда. Во всем чувствовалась опрятность и чистота.
Опершись подбородком о палку, Мундус говорил:
– Один раз собрался умирать, да раздумал. Зачем умирать? Все теперь есть: хлеб, мясо, чегень, почет от людей; умирать неохота.
– А-а, Кирик, Янька! Здравствуйте, друзья, – раздался с порога радостный голос Темира. С сияющим лицом он пожал руки ребят. – Большие стали, настоящие парни, – любуясь гостями, произнес он. – И Токшун с вами, – увидев овчарку, повернулся к ней Темир. – Знаю эту собаку, умный пес. Жаль только – за зверем в тайге не пойдет. У ней другая повадка. Говорил мне Прокопий, будто Токшун может идти по следу врага несколько километров и найдет его.
– Он по крыше и лестнице лазит, как кошка, – поглаживая Токшуна, сказал Янька. – Посмотри, Темир, какие у него зубы, – раздвинув могучие челюсти овчарки, произнес он с гордостью. Зубы Токшуна блестели, как никель.
Охотник присел на корточки, рассматривая пасть овчарки.
– Да, пожалуй, плохому человеку от этих зубов не уйти, – поднимаясь, сказал он, – загрызет насмерть.
В избу вбежал Мойнок и, ласкаясь к хозяину, замахал хвостом. Увидев своего друга по Ярголу, Кирик весело поманил Мойнока к себе.
Услышав знакомый голос, лайка подбежала к Кирику. Но тут случилось неожиданное. Спокойно лежавший Токшун стремительно вскочил на ноги, и в тот же миг бедный Мойнок оказался у него под брюхом. Задрав лапы вверх, он покорно лежал на спине, как бы говоря: «Я же маленький, отпусти, я не драчун».
Янька скомандовал:
– Токшун! На место.
Овчарка улеглась в углу. Мойнок все еще лежал на спине, задрав лапы, и смотрел добрыми глазами то на Темира, то на ребят. Он все еще боялся Токшуна, казалось, он просил: «Выгоните, пожалуйста, эту собаку». Кирик подошел к Мойноку и погладил его пышный мех.
– Э, хорошие гости так не поступают, – шутливо сказал Темир и погрозил пальцем в сторону Токшуна. В избе послышалось предостерегающее рычание овчарки. Янька взял ее за поводок, вывел из комнаты, и привязал к крыльцу.
– Токшун еще не ознакомился, он понимает каждое движение. Когда ему грозит незнакомый человек, он считает обидой для себя, поэтому и рычит.
Ильгей внесла кипящий самовар. За чаем Мундус говорил сыну:
– Ребята будут жить у меня.
– Отвыкли они, отец, от аила, – резонно заметил Темир.
После того, как была построена изба, Мундус, несмотря на горячие уговоры сына жить вместе, наотрез отказался идти в избу и жил в аиле.
Только в сильные морозы он перебирался на печь и лежал там целыми днями, грея старые кости. Но, как только солнце начинало греть по-весеннему, Мундус опять перебирался в свое старое жилье.
– Родился в аиле и умирать там буду, – отвечал он обычно сыну, когда тот упрашивал его пожить еще с месяц в избе.
Когда Кирик вместе с Мундусом перешагнул порог аила, на него нахлынули воспоминания.
Вот здесь, в углу, прикрытый овчинами, он спал крепким сном после того, как нашел его Темир в тайге. Сидя у ярко горевшего костра, он длинные ночи напролет слушал чудесные сказки Мундуса. Злой зимний ветер рвется через тонкие стенки аила, колышет пламя очока, сердито воет в щелях утлого жилья и, взметая яростно сугробы снега, в дикой пляске кружится в ущельях. Под напев свирепого бурана слышится мерный голос Мундуса…
«На солнечной стороне остроконечной горы, на берегу молочно-белого озера жил-был мальчик… У него было круглое луноподобное лицо и блестящие, как звезды, глаза, он никогда не плакал…» Как ручеек, журчит чудесная сказка старика о счастливом мальчике. Буран утихает, старый Мундус подбрасывает хворост в огонь, тысячи искр летят в дымоход. Закрыв шубой Карабарчика, Мундус продолжает свою сказку:
«…Он был маленького роста, поэтому, когда шел, в траве его не было видно. Он сделал из шкурок двух белок просторную хорошую шубу и из одной лапки дикого козла удобные сапоги…»
Карабарчик засыпал, сквозь сладкую дремоту доносился голос Мундуса:
«…Когда шел по траве, его не было видно…»
Хорошо быть таким маленьким-маленьким и спрятаться в траве от злой Варвары и Зотникова.
Окинув взглядом знакомую обстановку аила, Кирик вздохнул и опустился рядом с Мундусом возле очока. Пришли Янька и Темир. В дверь аила просунулась круглая, с плутоватыми глазами голова Бакаша.
– Эзен!
– Заходи, Бакаш, смелее, – сказал Темир мальчику.
Возле жилья послышалось шарканье чьих-то старческих ног, и, нащупав дверь, в аил вошел слепой Барамай.
– Эзен!
Явился охотник Амат, и вокруг костра стало людно.
Ильгей внесла кожаный мешок с чегенем и чашки. Старики закурили длинные черемуховые трубки. Молчание прервал слепой Барамай.
– Слышал, Карабарчик прилетел, – начал он и, затянувшись, передал трубку соседу. Незрячие глаза Барамая, как бы разыскивая Кирика, блуждали по аилу.
– Первый раз он был у нас в год великих перемен. Черные вороны Кара-корума пытались закрыть своими погаными крыльями солнце, но сожгли их. Карабарчик всегда будет гонцом радости.
– Мундус, возьми топшур, спой песню о новой жизни.
Кирик подал старику инструмент. В аиле зазвучали струны топшура, и Мундус начал речитативом:
…Стали величавей наши горы и леса,
Радость жизни новой нам партия дала.
И теперь с нуждою расстались мы навек,
Шагает но Алтаю новый человек…
Струны топшура умолкли. Ильгей налила гостям чегеня. Барамай, поднимая чашку, повернулся к Кирику:
– Мы, старые люди Мендур-Сокона, приветствуем тебя, как сына нашего народа. Приветствуем и твоего русского друга. Пусть будет теплой постель, пусть будет полным горящими углями ваш очаг – так говорит алтайская пословица.
И Кирик понял: навсегда исчезли страдания детских лет, перед ним открылась новая, большая страница из чудесной книги Алтын-судур[29]29
Алтын-судур – Золотая книга.
[Закрыть].
Через три дня ребята вместе с Темиром выехали в Тюдралу.
– Вернусь не скоро, меня не теряйте, – сказал перед отъездом охотник Мундусу и жене Ильгей. – Раз Прокопий вызывает, значит, нужен ему.
Вскочив на своего Буланого, Темир стал догонять уехавших вперед ребят.
Кирику было немножко грустно расставаться с Мендур-Соконом, дедушкой Мундусом, славной Ильгей и лукавым Бакашом. Как быстро пролетели эти дни.
– Может, ты останешься еще погостить? – видя печальное лицо Кирика, спросил его накануне отъезда Темир.
– Нет, поеду с вами, – покачал головой Кирик и подумал:
«Расстаться с Янькой? Ни за что. Да и мама Степанида обидится! Нет, не отстану. Будем все вместе!» – решил он.
Завидев охотника, который мчался во весь опор, Кирик повернулся к Яньке.
– А Буланый по-прежнему бегает хорошо. Помнишь скачки в Теньге?
– Я тогда сильно боялся за тебя и за Буланого, – признался тот. – Ведь на скачках были лучшие лошади Алтая и арабский конь Аргымая.
– Все же Буланый их всех обогнал!
– Зато Зотников со старшиной посадили нас под замок!
– А мы сумели выбраться.
– Если бы не Делбек, пришлось бы туго; смотри, Мойнок за Темиром бежит, – показал Янька на собаку.
Догнав Кирика и Яньку, Темир придержал Буланого и, оглянувшись на Мойнока, скомандовал:
– Пшел домой!
Пес присел на задние лапы и умоляюще посмотрел на хозяина.
– Возьмем его, Темир, с собой, – стал просить Кирик. – Не мешает ведь, пускай бежит.
– Хорошо, – согласился Темир, – хоть он и нужен дома, но как-нибудь обойдутся и без него.
За дорогу Токшун с Мойноком окончательно подружились. Правда, первые два дня в Мендур-Соконе лайка избегала встреч с овчаркой, с опаской поглядывала на нее, но за день перед отъездом Мойнок, чувствуя превосходство Токшуна, подошел к нему и после обычной церемонии обнюхивания, виляя хвостом и изгибаясь, покорно улегся возле овчарки.
Проехав грань Мендур-Сокона, охотник и ребята пустили коней шагом.
– Темир, мы слышали, ты был в Черневой тайге. Расскажи.
Закурив трубку, Темир рассказал, как зимой с артелью охотников он выехал на промысел в Прителецкую тайгу. Однажды, охотясь, Темир вышел к какому-то большому болоту. Вдруг Мойнок остановился и принялся разгребать снег. Темир, сняв лыжи, стал помогать ему и обнаружил истлевший труп человека. На его пиджаке были почерневшие от времени металлические пуговицы с изображением царского двуглавого орла.
Недалеко от места, где лежал человек, стояла старая засохшая лиственница, верхушка которой была сломана бурей. К дереву тонкой строчкой шел след горностая. Темир подумал, что там есть дупло и зверек устроил в нем гнездо. Взмахнув несколько раз топором, охотник срубил лиственницу, но горностая не было. Разрывая в гнезде старый мох и засохшие листья, Темир нашел там пожелтевший листок бумаги, на котором было написано:
«…Третий лень питаюсь только ягодами. Сил нет. Впереди болото. Прав… Кар… оказался нег… украл план золот… уч…».
Записка обрывалась. Темир принялся искать в дупле вторую половину. Осторожно вытащив весь мох, на самом дне обнаружил остальную часть бумаги.
«…От Чуйки идти на полдень…»
Следующую фразу прочесть было невозможно: буквы слились в сплошное черное пятно, ниже уцелело несколько слов:
«…Старое русло… шагах белого бома… шурф… головешки… остался один… Кар… ушел…»
– Ты, Темир, никому не показывал эту записку? – спросил Кирик.
– Нет, я вернулся из Черневой тайги недавно. Потом заболел и из Мендур-Сокона не выезжал. Теперь покажу находку Прокопию. Если в Тюдрале не разберемся, поеду в Ойрот-Туру. Хотелось бы узнать тайну гибели человека… Тут кроется что-то важное. Может быть, нам придется всем троим выехать в Ал-тайгу[30]30
Ал-тайга – дикая, мрачная тайга.
[Закрыть].
– Я готов хоть сейчас! – воскликнул Кирик.
– И я не отстану, – тряхнул головой Янька.
– Возьмем с собой Токшуна…
Услыхав свое имя, собака вильнула хвостом.
– И Мойнока!
Записка и рассказ Темира взволновали Прокопия.
Несколько лет тому назад в районе Чуйки был обнаружен участок с большим содержанием коренного золота. Геолог Макаров составил план участка. План украл проводник Карманко. Оставшись без продуктов и проводника, геолог, видимо, заболел и, не имея сил добраться до жилья, умер. Его-то труп и нашел Темир. Перед смертью геолог записал расположение участка, но время и осадки стерли часть его записи. «Да, это так, – думал Прокопий, – но как понять «…старое русло… шагов белого бома… шурф… головешки»? Очевидно, это приметы найденного геологом золотоносного участка».
– Видишь ли, Темир, – положив руку на плечо охотника, сказал Прокопий, – мы с тобой наедине должны обсудить положение. Ведь ты хорошо знаешь, что золото нашей стране требуется сейчас как никогда. Нужно найти участок, открытый геологом Макаровым. А как? Надо подумать. В записке есть указание на старое русло реки. Там, где стоит белая скала. Может быть, нужно обследовать весь район Чуйки?
– Да, это было бы неплохо, – согласился охотник.
– Вот что, Темир, мне кажется, что вся эта история связана с каракорумцем Карманко и бандитом Чугунным. На этот счет у меня есть дополнительные сведения. – Видя на лице охотника недоумение, он сказал: – Нужно поймать их во что бы то ни стало. Мы обсуждали это на партячейке, и тебе поручено разыскать бандитов, если нужно будет, уничтожить их. Винтовку с запасом патронов я выдам. Завтра ты выедешь обследовать Чарышские пещеры. Потом побываешь в Прителецкой тайге. Вот только меня беспокоит одно: кого дать тебе для связи?
Темир поправил съехавшую на затылок шапку и, улыбнувшись, произнес:
– У меня, Прокопий Иванович, связные есть!
– Кто?
– Кирик и Янька.
– О, нет! – запротестовал Прокопий. – Вмешивать ребят в это дело нельзя.
– Прокопий Иванович! – горячо заговорил Темир. – Ребята рвутся в тайгу. Как только я наткнусь на след Карманко и Чугунного, дам тебе знать через них. Ведь помнишь, они помогали нам гнать белых с Алтая? А ведь то время куда было тревожнее, но все же Кирик успешно выполнил задание в разведке. Помнишь, как во время боя у Черной скалы они подносили гранаты деду Вострикову? Разве тогда меньше было для них опасности? Что они будут делать в Тюдрале? Ходить по ягоды, грибы, рыбачить? Нет, это не в их характере. Кто-кто, а уж я-то их знаю. – Темир подошел к Прокопию. – Даю тебе честное слово коммуниста, что сохраню ребят!
– Ну хорошо, я подумаю, – ответил Прокопий.
Глава седьмаяТрое всадников, вооруженные ружьями, в сопровождении двух собак выехали из Тюдралы вниз по Чарышу. Это были Темир, Янька и Кирик. Путь их лежал к Чарышским пещерам. Долина, где они ехали уже вторые сутки, постепенно суживалась, переходила в небольшое, но высокое плоскогорье, окруженное со всех сторон скалами из плотного известняка. Их хаотическое нагромождение представляло суровую и вместе с тем величественную картину дикой природы: исполинские камни, гладкие, точно отполированные скалы, глубокие бездонные пропасти, жалкая растительность и над всем этим мертвая, гнетущая тишина.
Небольшие, но привычные к трудным переходам алтайские кони осторожно перешагивали россыпи камней.
Приподнявшись в стременах, Темир огляделся. Впереди виднелись высокие скалы, справа, сбегая с высокогорного плато, где-то в ущелье шумела река. Слева лежали огромные валуны, покрытые лишайниками.
«Невеселое место», – подумал он и скомандовал:
– Слезай с коней!
Спрятав лошадей в густом кустарнике, они стали подниматься на плоскогорье.
– Вот и пещеры, – показал охотник на громады отвесных скал.
Вместе с Темиром ребята карабкались по камням к отверстию пещеры. Достигнув площадки, постояли несколько минут, оглядывая местность. Внизу лежала небольшая равнина, пересеченная с запада на восток глубоким логом, где они провели ночь. Справа виднелось ущелье, на крутых склонах которого рос кустарник, пряча от людских взоров узкий, но шумный поток. Слева стояла высокая, точно отполированная, скала причудливой формы. Ее вершина имела далеко выдвинутую вперед площадку и была похожа на козырек фуражки. Казалось, вот-вот этот огромный монолит рухнет вниз и закроет зияющий пролет.
Темир шагнул в пещеру. Ребята последовали за ним. Придерживая на поводке рвавшегося вперед Токшуна, Янька шел за Темиром. Кирик с Мойноком замыкали шествие. Пещера была сквозной. Оказавшись в большом просторном гроте, охотник с ребятами с интересом стали рассматривать рисунки неизвестного художника. На гладкой стене были отчетливо видны маралы с ветвистыми рогами, лошади, стрелы, лук и надписи на каком-то древнем языке.
– Помнишь, Кирик, Павел Иванович рассказывал, что в пещерах в прежнее время жили люди? И ученые находили кости давно вымерших животных: пещерного льва, тигра, первобытного быка и гиены.
– У нас на Алтае были львы и тигры? – изумился Темир.
– Да. Но они здесь находились много веков тому назад, – пояснил Янька.
Охотник в сомнении покачал головой.
– Вот этого я не знал.
– Учиться надо, Темир, – подмигнув Яньке, сказал весело Кирик.
– Что ж, учиться никогда не поздно, – согласился охотник. – Однако посмотрим, куда ведет этот ход… – Темир с трудом протиснулся в узкий проход и скрылся в его полутьме. Вскоре послышался его голос:
– Выход обрывается. Попасть во вторую пещеру можно лишь по двум бревнам, проложенным над пропастью.
– Мостик крепкий? – спросил Кирик и полез вслед за охотником, который разглядывал лежавшие перед ним бревна.
– Думаю, что так: они из лиственницы и концами далеко уходят во вторую пещеру.
– Ну как, Янька, – Кирик с трудом повернулся в узком проходе к своему другу, – будем переходить? Темир говорит, что эта пещера обрывается над пропастью. Не боишься?
– Нет, поползем. Только ты пусти вперед Токшуна, за ним перейдет Темир, потом и мы с тобой, – посоветовал Янька.
Кирик спустил овчарку с поводка. Собака легко перешла мостик.
– Ну, как, Темир?
– Сейчас перехожу. Когда будете на мостике, вниз не смотреть, – предупредил он ребят и ступил на шаткие бревна, висевшие над бездной. Осторожно перейдя мостик и оказавшись рядом с Токшуном, вытер вспотевший лоб.
Янька заглянул в пропасть, и у него закружилась голова. Далеко-далеко внизу был слышен слабый шум потока.
– Страшно! – прошептал он и отполз подальше.
– Эй, ребята! – послышался голос Темира. – Сбегайте к лошадям, отвяжите два аркана, и я помогу вам перебраться через мостик, вы только опояшьтесь покрепче.
Янька и Кирик вместе с Мойноком спустились на плоскогорье. Отвязав от седел арканы, они вернулись. Достигнув обрыва, Кирик побледнел: мостик, что соединял обе пещеры, исчез. Не видно было и Темира с Токшуном…
Между тем случилось вот что.
Дожидаясь ребят, охотник присел на концы бревен и закурил. Токшун лежал рядом. Вдруг он зарычал. Подняв голову, охотник замер: он увидел, как со скалы чьи-то волосатые руки спускали веревку с камнем на конце в отверстие между бревнами и потянули мостик к себе. Повиснув над пропастью, бревна рухнули в бездну.
Послышался злорадный голос незнакомца.
– Проклятие! – вырвалось из уст Темира, и он попятился от входа. Токшун последовал за ним. Прошло несколько томительных минут, но на вершине скалы, что висела над пропастью, было тихо. Не видно и ребят. Темир решил искать второй выход. Закинув винтовку за спину и взяв за поводок Токшуна, он пошел, натыкаясь в темноте на камни. В одном месте Токшун остановился. Темир зажег спичку и при ее трепетном пламени увидел, что ход разветвлялся на несколько узких коридоров, идущих в разные стороны. Синий огонек спички погас. Из недр пещеры потянуло странным запахом. Дышать стало тяжело, и Темир расстегнул ворот шубы. Ощупывая сырые стены, он заторопился дальше, спускаясь все ниже и ниже в глубь подземелья. Идти было трудно. Сырой воздух, насыщенный каким-то газом, давил грудь.
Охотник опустился на камни, внизу дышалось легче. «Пока есть силы, надо ползти, а то задохнусь», – подумал Темир и, не выпуская поводка собаки, пополз дальше. Неожиданно Токшун рванулся, и Темир невольно выпустил поводок из рук. Овчарка исчезла в одном из многочисленных ходов. Темир задыхался. Точно в полусне, он слышал призывный лай Токшуна. Стиснув зубы, прополз еще немного и потерял сознание.
Показалась овчарка. Постояла над распростертым Темиром и, вцепившись крепкими зубами в воротник шубы, напрягая силы, поволокла. Струя свежего воздуха ударила в лицо Темиру, и он очнулся. Где-то внизу гремел речной поток. С усилием поднялся на ноги и, опираясь о стены, стал медленно спускаться вниз. Впереди шел Токшун, изредка поворачивая голову в сторону Темира. Ход расширялся. Воздух становился свежее, к охотнику возвращалась бодрость. Он пошел быстрее и через некоторое время оказался в просторной пещере. Слабый свет, падавший из расселин, освещал стены. На одной из них Темир увидел такие же рисунки животных и людей, что и в первой пещере.
– Теперь я жив, – радостно подумал Темир. – Надо найти выход.
Перешагивая через позеленевшие от времени кости зверей, охотник принялся обследовать пещеру и нашел углубление. Пропустив вперед овчарку, Темир стал, полусогнувшись, спускаться. Поток свежего воздуха усиливался. Охотник уже шел свободно. Рокот подземной реки становился сильнее, и через несколько минут Темир увидел, как стремительный поток, вырываясь из подземелья, несся со страшной силой по каменной трубе куда-то на простор. Из широких расселин лил яркий солнечный свет и, играя в каскадах брызг, образовал чудесную радугу. Темир сбросил шубу и, приподняв над головой винтовку, прыгнул в воду. За ним метнулся Токшун. Через несколько минут поток вынес человека и собаку из недр горы в знакомое ущелье. Заметив отмель, Темир уцепился за висевший сук дерева и выбрался на берег. За ним, отряхиваясь от воды, выскочил Токшун.
