Текст книги "Ночные желания"
Автор книги: Николь Джордан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Не останавливайся… мне не больно.
Она с удивлением обнаружила, что на самой верхушке его член бархатисто-мягкий, а во всех остальных местах твердый и гладкий. А под ним – округлые выпуклости, на ощупь напоминающие кожицу спелой дыни.
Мадлен подняла глаза и встретилась с ним взглядом, отчего щеки ее вспыхнули румянцем. Граф наблюдал за ее действиями, явно наслаждаясь изумлением, отразившимся на лице девушки.
– Ты намного больше, чем я себе представляла, – призналась она.
– А что ты представляла? – спросил он с любопытством.
Она пожала плечами в растерянности.
– Не знаю… Что-то значительно меньшее. Мне не с чем сравнить, кроме античных статуй, которые я видела. И не совсем понятно, как ты такой во мне поместишься.
Его глаза наполнились дразнящей веселостью, а рука зарылась в ее волосы на затылке.
– Обещаю тебе, милая, прекрасно помещусь, но сначала я должен тебя к этому подготовить.
Он пригнул ее голову к себе и поцеловал. Его губы нежно и возбуждающе ласкали ее. И когда она охотно ответила ему, он потянул ее, укладывая на свое могучее тело.
Тепло его обнаженной плоти отозвалось в ней таким же острым переживанием, как и вкус его губ. Мадлен закрыла глаза, наслаждаясь чувствами, наполнявшими ее существо… и в то же время ощущая опасность. Безумный вихрь эмоций, которые Рейн пробудил в ней, – томление, жажда, вожделение – сводили на нет все ее попытки воспротивиться ему.
Мадлен не нашла в себе сил бороться с этим и тогда, когда он осторожно положил ее на спину и, обретя полную свободу действий, принялся обольщать. Он начал с поцелуев ее шеи, затем прошелся по ложбинке между грудей, потом по очереди обласкал каждый сосок, нежно покусывая, облизывая и посасывая.
Рот его был горячим и сладострастным, когда он требовательно обратился к остальным частям ее тела, В конце концов руки Рейна тоже приняли участие в этом волшебном действе, обласкивая ее с тщательностью искушенного любовника, неспешно и подробно, как будто его главным удовольствием было ее наслаждение.
Бедра девушки вздрогнули, когда граф нащупал ее женский бугорок и скользнул ниже, во влажные чувствительные складки. А когда он неспешно проник пальцем в ее пульсирующий орган, Мадлен выгнула спину от невыносимого напряжения.
– Расслабься, – промурлыкал он.
Но она не могла расслабиться. Его прикосновения отзывались в ней мучительным желанием. Его ласки воздействовали на нее сокрушительно, пронзая каждую часть ее тела сладостными конвульсиями.
Но, казалось, он все еще не был удовлетворен результатом.
– Дай мне свои губы, милая.
Его голос, исполненный грубой чувственности, донесся до ее сознания сквозь окутавший ее сладостный туман, сливаясь с заполнявшими тело горячими волнами наслаждения.
Отчаянно желая, чтобы он утолил голод, который пробудил в ней, Мадлен повиновалась, подняв свое лицо ему навстречу. Это было сильное и пылкое, захватывающее дух и будоражащее кровь соединение языков и губ. Когда она тихонько застонала от острого желания, он только усилил свой натиск, оставаясь все же нежным и внимательным.
Мадлен радовалась его страстному рвению. В это чудесное мгновение она переживала осуществление своей потаенной мечты – Рейн хочет ее, любит ее…
Запах его тела окружал ее, как и его нежность, когда граф накрыл ее тело своим. Новая, но странным образом близкая тяжесть согрела Мадлен… а потом его твердая плоть медленно-медленно вошла в нее.
Заботливыми губами он принял ее вздох восхищения и усилил нажим, утешая ее губы невесомыми поцелуями. А когда Рейн полностью погрузился в ее лоно, всецело соединившись с ней, он замер.
Мадлен учащенно дышала, постепенно привыкая к пронзившему ее непривычному и жесткому.
Долгие мгновенья спустя он прекратил поцелуи и, приподняв голову, взглянул ей в лицо.
– Ты в порядке?
– Да… – правдиво ответила она, чувствуя, как давление становится меньше, по мере того как ее плоть вокруг него смягчается и тает. – Ты не причинил мне боли.
Что-то очень надежное и вызывающее доверие промелькнуло в глубине синих глаз.
– Хорошо, дальше будет только лучше, я обещаю.
«Я верю тебе», – подумала Мадлен, глядя в сокрытое тенью прекрасное лицо.
Тишина нарушалась только треском горящих поленьев и ее собственными неровными ударами сердца, а Рейн тем временем начал осторожно двигаться внутри нее. Приковав ее к подушке пристальным взглядом, он медленно отступал, чтобы опять пронзить… выходя и погружаясь в ее влажный жар в гипнотизирующем мерном ритме.
От избытка наполнявших ее переживаний Мадлен ощутила подступающие к горлу всхлипывания. Никто никогда ее так не оберегал, так не вожделел. Она сама никогда не желала так сильно, как сейчас. Рейн заставил хотеть его больше, чем она хотела дышать.
Такое невыносимое вожделение, такая сжигающая страсть слиться с ним воедино.
Свет огня померк в ее глазах, тело охватила неодолимая дрожь. Она ощущала только Рейна, его жар, его запах, что заполнял ее жаждущую пустоту.
Когда на Мадлен обрушилась волна оргазма, она закричала, а ее бедра судорожно содрогнулись в экстазе.
Рейн пережил такой же неистовый взрыв несколькими мгновениями позже. Его тело замерло в мучительном напряжении, а затем сотряслось облегчающими толчками.
Когда он наконец затих, Мадлен все еще продолжала пульсировать вокруг него, вздымая в неравномерном дыхании трепещущую грудь. А Рейн, глубоко вздохнув, слабо опустился на локти, пряча ее в собственническом объятии и зарываясь лицом в ароматный шелк ее волос.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он нашел силы поднять голову, и ему показалось, что Мадлен пребывала в такой же блаженной прострации. Когда он нежно прижал губы к ее влажному лбу, она медленно открыла глаза.
От настороженности не осталось и следа, на лице девушки отражалась сердечность, а мягкий, удовлетворенный взгляд ее лучистых глаз очаровывал.
– Должна заметить, – произнесла она чуть осипшим голосом, – ты выполнил свое обещание. Неудивительно, ты ведь такой искусный любовник.
В глазах графа светилось удовольствие.
– Я счастлив доставить тебе наслаждение, любовь моя.
Осторожно выйдя из сладостных недр ее тела, Рейн откинулся на бок, а затем перекатился на спину, притягивая к себе Мадлен и укладывая ее голову на свое плечо.
Изгибы ее женственного тела безупречно совпадали с линиями его твердого мускулистого торса, отметил он, вдыхая аромат жены. Она удовлетворенно вздохнула, и он подумал, что тоже сейчас совершенно доволен. Как чудесно чувствовать ее, лежащую вот так, рядом с собой.
Правда, у него были причины и для беспокойства. Он еще никогда прежде не испытывал такого острого удовольствия с женщиной. Ни одна из дам не возбуждала его так сильно, как Мадлен.
Опасное чувство, подумал Рейн, рассеянно лаская ее стройную шею, спрятанную под волосами. Не было ничего удивительного в том, что он ощущал настоятельную потребность оберегать Мадлен. Или в том, что он хотел оградить ее от опасностей, которые влекла за собой телесная притягательность. Или в том, что ее чувственная плоть неодолимо, мучительно его возбуждала. Он не ошибся, сразу распознав в ней страстную натуру. Ее пьянящее, невыразимо женственное тело было чистым искушением, потаенной мечтой любого мужчины. Его опять жгло желание заняться с ней любовью.
Слегка повернув голову, Рейн посмотрел ей в лицо. По общепринятым стандартам, Мадлен не могла считаться не только красавицей, но даже просто симпатичной. Но сейчас, в золотистых отблесках огня, она была прекрасна. Страсть оставила на мягкой коже розовый румянец, огонь золотыми бликами плясал на гладких блестящих волосах – она выглядела здоровой и счастливой.
Что-то первобытное шевельнулось глубоко в его чреслах, прежде чем вздрогнули и поднялись ее веки, и девушка встретилась с ним взглядом своих огромных серых глаз, наполненных сонной негой.
Они в самом деле сияли.
Рейн недовольно нахмурился, вспомнив, что Мадлен высказывала желание обрести в супружестве любовь. Если он не будет осторожен, она может слишком сильно в него влюбиться. Он не хотел давать ей повода надеяться, не хотел позволять ей думать, что однажды он мог бы почувствовать по отношению к ней что-либо большее, чем дружеское расположение.
Граф давно уже никого не впускал в свое сердце и не намерен этого делать впредь.
Но от робкой, ласковой улыбки, которой одарила его Мадлен, у Рейна вдруг необычайно защемило в груди. Эта непроизвольная реакция должна насторожить его, сказал он себе. Будет ошибкой допустить большую близость между ними. Уже сейчас их отношения стали непозволительно интимными.
Нельзя было отрицать, что в те восхитительные минуты, когда он познал Мадлен как свою жену, давно дремавшие чувства и желания вдруг пробудились и заявили о себе со свежей силой. Слияние с ней на брачном ложе как будто заполнило наконец пустоту, живущую у него внутри уже так долго.
Однако Рейн рассчитывал, что новая работа скорее даст ему все недостающее в последний год его жизни. Он уже прикинул в уме свои первые шаги и написал Уиллу Стоксу, чтобы заручиться его участием в этом деле. Вообще-то, граф собирался встретиться с бывшим коллегой завтра утром. Если и был человек, способный оказать ему действенную помощь в вычислении участников заговора против регента, то это был Уилл и никто иной.
Рейн решил не посвящать Мадлен в детали своих планов, а ограничиться только сообщением, что неотложные дела требуют его внимания. Зная ее уже достаточно хорошо, он мог предположить, что Мадлен вызовется помогать ему, но он не желал впутывать ее в это дело и, тем более, рисковать ее благополучием.
Хэвиленд удержался, чтобы не улыбнуться при этой мысли. Нет, Мадлен не та послушная жена, которая беспрекословно покорится его воле. Более того, он был почти уверен, что она таит в себе намного больше, чем можно было предположить.
И Рейн по-прежнему был рад, что выбрал именно ее. Что касается их семейного будущего, то он вполне мог бы обещать ей верность. С тех пор, как он встретил ее, граф не глядел на других женщин и вряд ли взглянет в ближайшее время. Но все же он предусмотрел для них отдельные спальни, в которых супруги будут ночевать порознь. И, за исключением ночей, которые они будут проводить вместе, Рейн планировал вести тот же образ жизни, что и до женитьбы. Он собирался обуздать свою страсть по отношению к молодой жене, так как не хотел повторения трагической связи с Камиль Жузе.
Мадлен, с ее живым умом и простодушным, веселым характером, была подлинным сокровищем, но он должен задавить в себе чрезмерную привязанность к ней, которую уже начинает чувствовать.
Прервав размышления графа, Мадлен удивила его. Дотянувшись до руки мужа, она прижалась губами к внутренней стороне его ладони, опять заставив его сердце биться чаще.
Рейн решил, что пора уходить. Сначала он собирался остаться до рассвета, пока не насытится ее телом и не поможет ей раскрепостить ту врожденную чувственность, которая, он знал наверняка, ждет случая, чтобы вырваться наружу. Кроме того, нужно было подумать и о зачатии наследника, но впереди еще будет много возможностей поработать над выполнением обещания, данного им бабушке.
Высвободив свое плечо из-под головы Мадлен, граф сел на кровати. Поднявшись, он прошел к умывальнику и обтерся влажным полотенцем, а затем вернулся к Мадлен и проделал с ней то же самое.
Румянец обнаружил ее стеснительность, так как с телом девушки, как и со своим, он обошелся энергично и без церемоний.
Отнеся полотенце назад, он принялся натягивать бриджи, заметив при этом:
– Рано утром у меня срочное дело, поэтому я покину тебя сейчас.
Мадлен наблюдала, как он одевается, но, услышав его слова, тревожно подняла голову:
– Ты не останешься со мной на ночь? – спросила она слегка смущенным, дрогнувшим голосом.
– Не хочу нарушать твой сон, ведь мне нужно будет вставать на рассвете.
Жена пристально смотрела на него своими огромными яркими глазами. Она выглядела почти… оскорбленной.
Что ж, ничего не поделаешь, Рейн твердо решил и был намерен это решение выполнять. И нужно начинать прямо сейчас, так будет лучше – меньше страданий для них обоих в дальнейшем.
– Не волнуйся, если от меня не будет вестей следующие несколько дней. Брэмсли позаботится о тебе в мое отсутствие, обращайся к нему с любыми просьбами.
Рейн решил, что его мажордом может послужить и в качестве телохранителя Мадлен в том случае, если вдруг заявится барон Эккерби. Но, казалось, ей не очень по душе его забота о ее благополучии.
Она по-прежнему молчала, глядя на него все тем же обиженным взглядом. Тогда он, собрав остатки своей одежды, подошел к кровати.
Склонившись, граф прильнул к ее сладким горячим губам, подбадривая девушку последним коротким поцелуем. Затем натянул на нее одеяла, скрывая прекрасную наготу, чтобы поскорей обезопасить себя от соблазна остаться здесь, с нею. Потом повернулся и тихо вышел из спальни, все время ощущая на себе ее укоризненный взгляд.
Глава одиннадцатая
Это ужасно, маман, я даже не могу удержать своего мужа на супружеском ложе в первую брачную ночь.
Проснувшись на следующее утро, Мадлен еще некоторое время оставалась в постели, осмысливая свое теперешнее положение. Новая кровать, незнакомая нега, повысившаяся чувствительность кожи, особенно самой интимной части ее тела. И кровоточащая рана в сердце.
От воспоминания о любовных ласках Рейна у нее защемило в груди. Брачная ночь была восхитительна как ничто прежде в ее жизни… пока он вдруг не покинул ее.
Мадлен обняла подушку и зажмурила глаза от вновь нахлынувшей на нее грусти. Среди аристократов для супругов было обычным делом иметь отдельные спальни, но то, что ее муж сразу же после близости отправился к себе, было унизительным. И то, как поспешно он собрался в Лондон на следующее утро, едва попрощавшись с ней, тоже казалось ей не лучшим началом семейной жизни.
Однако винить нужно только себя, подумала Мадлен, пытаясь отогнать навалившуюся тоску. Кто виноват, если она сама предалась несбыточным мечтам о том, что Рейн влюблен в нее, что он хочет создать с ней настоящую, полноценную семью. Это пустые грезы и не более того.
Мадлен не стоило строить воздушные замки. Ей ли не знать, как жестока действительность.
«Нужно было придать больше значения словам Рейна о том, что он не питает к тебе никаких чувств. Тогда тебе хватило бы благоразумия не соглашаться на его предложение так поспешно».
Отбросив одеяла, Мадлен выпрыгнула из кровати, чтобы умыться и одеться. Она злилась, что позволила себе влюбиться в Рейна. И была решительно настроена искоренить ту болезненную потребность, которую он пробуждал в ней своими ласками.
И все же когда девушка увидела белье, которое Рейн так соблазнительно снимал с нее вчера вечером, она испытала такое всеобъемлющее состояние покинутости, какое ей еще никогда не приходилось чувствовать. После чудесной ночи ей было особенно трудно бороться с неодолимым желанием не быть одинокой, быть кому-нибудь нужной.
Но точно не Рейну, строго напомнила себе Мадлен. Если она рассчитывала, что вдобавок к руке он предложит ей еще и сердце, то она обречена на горькое разочарование.
Собирая волосы в обычный узел, Мадлен вдруг вспомнила, что Рейн советовал носить их распущенными, чтобы ее простоватые черты выглядели мягче. На нее вновь накатило отступившее было отчаяние вместе с неудовлетворенностью своим внешним видом.
Однако не было никакой пользы жаловаться на недостаток своей привлекательности, тем более что мужа, которому она хотела бы нравиться, все равно нет рядом. К тому же сетовать на судьбу было не в ее характере.
Поэтому Мадлен, решительно стерев с лица остатки уныния, пообещала себе не раскисать. Сразу после завтрака она опять напишет брату. Дуэль и ее скоропалительное замужество на время вытеснили из головы тот факт, что Джерард находится в опасности, и теперь она с большим нетерпением ожидала от него вестей.
А когда она управится с этим делом, то попросит Брэмсли показать ей весь дом и познакомить с прислугой.
Во второй половине дня она наведается в пансион, хотя и Джейн, и Арабелла не ждут от нее сегодня проведения урока в связи с ее вчерашним венчанием.
Она намеревалась занять все свое время делами, чтобы не думать о трагическом положении, в котором оказалась, выйдя замуж за Рейна, хотя и знала, что делать этого не следует.
* * *
Поначалу все шло именно так, как Мадлен запланировала. Она позавтракала в одиночестве, после чего Брэмсли представил ее большинству слуг, а потом провел для нее экскурсию по дому.
Мадлен немного боялась, что Брэмсли с осуждением отнесется к ее появлению здесь, но его поведение было чрезвычайно учтивым и обнаруживало готовность во всем ей услужить. С другой стороны, он никак не проявил и сожаления о том, что она осталась одна на следующий день после венчания. Наоборот, он вел себя так, как будто отсутствие хозяина было привычным делом.
А для нее было очень странно услышать от Брэмсли в свой адрес «миледи». Она даже вздрогнула, когда он в первый раз обратился к ней, спускающейся по большой лестнице на первый этаж, с пожеланием доброго утра. А вспомнив, что она теперь леди Хэвиленд, Мадлен изобразила на лице улыбку.
– И вам, Брэмсли, доброе утро.
– Прошу прощения, миледи, – произнес он торжественно. – Я бы прислал к вам горничную, если бы знал, что вы встали так рано.
В его тоне Мадлен не услышала намека на недовольство по поводу ее привычки, а только лишь сожаление, что не смог предугадать ее потребностей.
– По правде говоря, я не испытываю нужды в горничной, поскольку не привыкла к посторонней помощи. Это у меня еще впереди.
После этих слов Брэмсли, видимо, успокоился и с большой готовностью согласился показать ей дом по окончании завтрака.
– Всенепременно, миледи. Лорд Хэвиленд распорядился, чтобы я сделал все возможное, чтобы вы ни в чем не нуждались, и я с удовольствием выполню любое ваше желание.
Мадлен, конечно, была бы несравненно более рада, если бы Рейн сам сделал это для нее, но тут же отругала себя за эту мысль. Жена, собственнически вцепившаяся в мужа, вызывает только презрение.
Экскурсия по дому заняла почти все утро. Количеством помещений Ривервуд значительно превосходил то имение, в котором она провела в качестве компаньонки предыдущие пять лет.
Больше всего, вне всякого сомнения, ей понравилась особая комната на втором этаже.
– Это ванная комната» миледи, – сообщил ей Брэмсли. – Его светлость лично разработал ее устройство и оснащение. Горячая вода подается в ванну по трубе из котельной, расположенной этажом ниже. Таким образом, может быть установлена постоянная температура воды и нет необходимости носить ведра из кухни.
– Производит глубокое впечатление, – заметила Мадлен, глядя на огромную медную емкость и сложное переплетение труб. Какая же это изысканная роскошь – наслаждаться горячей ванной, когда только возникнет желание. – А лорд Хэвиленд принимал участие в дизайне каких-то других помещений в доме?
– Да, миледи. Кухни и печи также модернизированы под его руководством. Но выбор мебели для главных комнат был предоставлен мне. Граф приобрел поместье у пожилого джентльмена, который переехал жить к своему сыну, и большая часть обстановки требовала обновления.
Девушка предполагала, что Рейн купил Ривервуд, когда унаследовал титул, но ей было не совсем понятно, зачем ему понадобилось еще одно загородное имение, когда в его распоряжении уже было родовое поместье Хэвилендов в графстве Кент.
– У вас прекрасный вкус, Брэмсли, – отметила Мадлен.
– Благодарю вас, миледи.
Мебель, по наблюдению Мадлен, была похожа на ту, что стояла в его лондонском доме, – достаточно изящная, но при этом удобная. Она подумала, что могла бы почувствовать себя здесь как дома, если бы была настоящей женой Рейна, а не всего лишь одной из сторон, заключивших контракт.
Наиболее приспособленной для мужских потребностей комнатой в доме был его кабинет, облицованный полированными деревянными панелями и обставленный диванами и креслами мягкой кожи. Доминировал здесь элегантный рабочий стол.
– Его светлость, находясь в Ривервуде, проводит большую часть времени в этом помещении, – сказал Брэмсли, отвечая на ее невысказанный вопрос.
Мадлен заподозрила, что ей, вероятно, не разрешено появляться в этом мужском царстве, но она не будет пытаться проверить свою догадку на практике. Когда у нее возникнет потребность в написании писем, она воспользуется симпатичным письменным столом в гостиной.
Под конец обхода Брэмсли опять проявил готовность принять ее в качестве хозяйки.
– Несомненно, вы захотите что-нибудь изменить, миледи, – я постараюсь исполнить все ваши пожелания.
Мадлен улыбнулась и покачала головой.
– Пока у меня нет желания что-либо менять. Вы, безусловно, прекрасно содержали дом до сих пор, Брэмсли, и я буду рада, если вы продолжите делать это и впредь.
Мажордом, поощренный похвалой, улыбнулся в ответ и спросил, чем он может служить. Отвечая на ее просьбу, он тотчас же прислал в покои Мадлен служанку, чтобы помочь распаковать ее небогатый гардероб и сменить наряд. Также Брэмсли распорядился, чтобы лакей был наготове и отвез ее в пансион, когда она закончит и спустится вниз.
Мадлен почувствовала, что такая роскошь скоро совсем ее разбалует, и решила завтра же вернуться к самостоятельному образу жизни. А сегодня она позволит себе немного насладиться новым привилегированным положением.
Когда девушка прибыла в пансион, Джейн Карузерс была весьма удивлена, но потом с пониманием закивала, услышав объяснение, что Хэвиленд уехал по делам в Лондон. Мадлен было приятно, что ученицы выразили радость по поводу ее визита, а также восхищение ее неожиданным превращением в графиню.
А когда Мадлен вернулась в свой новый дом, то была удивлена сама. Как сообщил Брэмсли, бабушка Рейна, вдовствующая графиня Хэвиленд, ожидала ее в гостиной.
Узнав об этом, Мадлен второпях сбросила капор, накидку и перчатки и поспешила по коридору, ведущему в гостиную.
Войдя, она увидела седовласую аристократку, восседавшую в кресле возле камина, в котором потрескивали горящие дрова.
Леди Хэвиленд, оставшаяся в верхней одежде, была старше, чем Мадлен себе представляла, но, тем не менее, выглядела вполне моложаво. Напряженная поза графини свидетельствовала о недовольстве, которым та была охвачена, а когда она повернула голову в сторону вошедшей Мадлен, в ее пронзающем взгляде безошибочно читалось крайнее неодобрение.
Вдова не поднялась навстречу и не произнесла никаких приветствий. Вместо этого без малейшего намека на вежливость или хотя бы приличные манеры она сказала ледяным тоном:
– Так это правда, что мой внук вчера обвенчался с вами, мисс Эллис?
Обескураженная заносчивостью графини, Мадлен глубоко вздохнула, набираясь решимости, и шагнула в комнату. Ее светлость, судя по осанке, обладала стальной спиной и, видимо, такой же несгибаемой надменностью. Но так как она являлась престарелой родственницей Рейна, к ней нужно было относиться с должным уважением.
Прежде чем Мадлен успела вымолвить слова вежливого приветствия, леди Хэвиленд вздрогнула от отвращения.
– Моя подруга леди Перри, живущая неподалеку отсюда, в письме известила меня о вашем бракосочетании, однако, несмотря на достоверный источник, я не могу поверить в такое возмутительное происшествие. Тем не менее Брэмсли подтвердил, что это правда.
Мадлен не сразу ответила, обдумывая в какой манере ей держаться с графиней. В отношениях со вздорной леди Тэлвин юмор неизменно помогал погасить вспышки гнева. Но эта дама была явно не расположена, чтобы ее развлекали шутками.
– Да, это правда, – спокойно ответила Мадлен. – Я сожалею, что вы узнали о нашем венчании из косвенных источников, леди Хэвиленд. Подозреваю, вы были не очень довольны.
– Довольна? Конечно, нет! То, что Хэвиленд женился бог знает на ком, даже не поставив меня в известность, выходит за любые рамки!
– Вероятно, предполагая такую реакцию, он и не спешил сообщать вам.
– Это непростительный поступок, – заявила графиня гневно. – Я гостила в загородном имении близ Брайтона, но как только узнала эту новость, сразу же поспешила сюда. В моем возрасте и с моим критическим состоянием сердца такая безумная скачка вполне может иметь летальный исход. И все для того, чтобы мои худшие подозрения подтвердились.
Мадлен пыталась найти оправдания подобной грубости. Вполне естественно, что вдова возмущена, даже потрясена. Ведь если она привязана к своему внуку, то желает для него наилучшего будущего. Конечно, старуха хочет сохранить за их семейством титул. Но выбор Рейна резко противоречит тому, что она считает для него удачной партией.
– Подобный брак не имеет права на существование, – констатировала графиня безапелляционно. – Вы не что иное, как худородная служанка.
– Позволю себе не согласиться. Я – дочь джентльмена, – твердо возразила Мадлен.
Леди Хэвиленд кинула в ее сторону уничтожающий взгляд.
– Ваш отец был всего лишь солдатом.
– Мой отец был офицером в штабе герцога Веллингтона.
– Скажите, пожалуйста! Быть дочерью солдатни – слабый повод претендовать на титул графини Хэвиленд.
От этого нарочитого принижения ее корней ладони Мадлен непроизвольно сжались в кулаки. Она могла бы упомянуть те жертвы, которые ее герой-отец приносил на службе отечеству – жизнь вдали от семьи на протяжении долгих лет, приезды домой на короткий срок увольнений, а потом возвращение на войну, где, отдавая всю свою жизнь благородному делу, он подвергался опасностям, о которых леди Хэвиленд не имела даже представления. Но девушка понимала, что любые усилия защитить отца нисколько не изменят мнения графини.
– Ваше происхождение сомнительно во всех отношениях, – леди Хэвиленд продолжала клеймить ее тем же насмешливым тоном. – Ваша мать была француженкой.
Она произнесла это слово так, будто выплюнула что-то мерзкое. На этом чаша терпения Мадлен наконец переполнилась.
– Да, моя мать была француженкой, леди Хэвиленд. Но она могла похвастаться родовитыми предками как по материнской, так и по отцовской линии со времен Нормандского завоевания, когда ваши предки, скорее всего, были еще крестьянами, пашущими землю.
– Дерзкая девчонка! Держите свой непутевый язык за зубами!
Да, ее язык часто являлся причиной ее неприятностей, признала Мадлен. И поэтому она должна постараться сдерживаться перед лицом разъярившейся пожилой графини, если не хочет окончательно отвратить от себя бабушку Рейна.
Мадлен изобразила учтивую улыбку.
– Очевидно, вы считаете мое происхождение недостаточно подходящим для того, чтобы стать графиней, леди Хэвиленд. Но я не была рождена в нищете или в семье прислуги, и ваш внук счел мою родословную вполне удовлетворительной.
Вдова подвергла ее новому испепеляющему взгляду.
– Дело не только в вашей родословной. Посмотрите на себя, вы одеты практически в лохмотья.
На ней было удобное повседневное платье, которое, безусловно, знавало лучшие времена, и она промолчала, так как возразить было нечего.
– И что еще хуже, вы просто деревенщина. Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, что ожидается от человека с социальным положением Хэвиленда? Какие манеры требуются от его графини?
С большим усилием Мадлен удерживала себя в спокойном состоянии.
– Сам Хэвиленд, кажется, не беспокоится о моих манерах. Если они устраивают его, миледи, то почему они не по душе вам?
Бабушка Рейна неожиданно поднялась на ноги.
– Я вижу, что нет никакого смысла продолжать эту дискуссию, поскольку вы настроены перечить мне. Но вам необходимо учесть, что без моей поддержки вы будете полностью отвергнуты обществом.
– Это в самом деле строгое наказание, – пробурчала Мадлен.
Лицо графини побагровело от ярости.
– Уж не знаю, какими чарами вы заманили в свои сети джентльмена намного более высокородного, чем вы, но он явно одурманен настолько, что забыл о честном имени Хэвилендов. Вам не стыдно, девушка?
– Вряд ли я теперь девушка.
– Действительно. Вы не более чем старая дева, ищущая удачного замужества. Но не спешите радоваться, мисс Эллис, у меня для вас плохие новости. Вы не получите ни пенни моего состояния. Мой внук должен был унаследовать мои значительные капиталы, но я лишу его всего до тех пор, пока он не образумится.
Эта угроза пришлась Мадлен не по душе, она едва сдержалась, чтобы не нахмуриться. Правда, ее опасения касались Рейна, а не ее самой. Она бы не хотела, чтобы граф лишился состояния из-за брака с ней.
Леди Хэвиленд, однако, не дала ей ничего сказать, внезапно задав вопрос:
– В газетах уже появилось сообщение о вашем бракосочетании?
– Еще нет, насколько мне известно.
На лице вдовствующей графини отразилось облегчение.
– Тогда еще не слишком поздно.
– Не слишком поздно для чего?
– Для расторжения, естественно.
Приступ страха пронзил Мадлен. Неужели бабушке Рейна удастся то, в чем она не преуспела? Она неоднократно пыталась убедить графа в неприемлемости такого союза, но, может, он прислушается к словам своей бабули, раз уж не обратил внимания на ее. Если Рейн станет требовать расторжения их брака сейчас…
Но она решила не задерживаться на этих тревожных мыслях и, независимо подняв подбородок, произнесла холодным тоном:
– Если вы так категорично не приемлете наш союз, леди Хэвиленд, то, полагаю, вам следует обсудить это с вашим внуком.
– Обещаю вам, я это сделаю при первой же возможности.
Стиснув зубы, Мадлен прошла через комнату к звонку.
– Теперь, когда вы оскорбили меня всеми возможными способами, я попрошу Брэмсли проводить вас к экипажу.
Трясясь от гнева из-за того что ее так бесцеремонно выпроваживают, леди Хэвиленд выпрямилась, вернув свою аристократичную осанку, и взглянула на Мадлен так, будто та была омерзительным насекомым. Более не проронив ни слова, вдова горделивой поступью покинула комнату, оставив трепещущую Мадлен в одиночестве переживать этот крайне неприятный разговор.
Рейн вряд ли одобрит столь неприкрытую конфронтацию со своей бабкой. Правда, у нее не было другого выбора. Мадлен поджала губы, стремясь подавить в себе гнев. Но все же девушка никак не могла отмахнуться от обвинения леди Хэвиленд в том, что она якобы одурманила Рейна своими искусительными чарами. Смешно даже думать об этом. Никакими чарами она не обладает!
И наряда, приличествующего графине, у нее тоже нет. Нахмурившись, она посмотрела на свое одеяние, которое высокомерная посетительница нашла столь предосудительным. Бесспорно, ее гордость была несколько уязвлена замечанием, будто бы она одета в отрепье. И если ей предстояло быть женой Рейна, то и одеваться она должна соответственно. Рейн пренебрегает обществом с его нелепыми условностями, но ей уже неоднократно довелось испытать осуждение, в частности от старухи, столь жестокосердно указавшей на ее недостатки.
