Текст книги "Демон шарлатана. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Никита Наймушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

   Через пару минут идти стало легче. Хотя тяжесть в голове нарастала, а в висках стучало так, словно вся кровь из тела оказалась в черепе, к остальным конечностям сила понемногу возвращалась.

   – Что со мной?

   – Мы проникаем друг в друга всё дальше, – всё тем же успокаивающим тоном ответила демоница. – Это происходит быстрее, чем я ожидала, но не волнуйся: никто из моих хозяев от этого не умирал.

   – Смерть – не единственная неприятность, – сардонически возразил я.

   Демоница промолчала, из чего я заключил, что риск моему здоровью всё-таки есть.

   – Знаешь, если ты постоянно будешь от меня что-то скрывать, это определенно повредит нашей связи, ведь я не смогу тебе доверять.

   – Я не скрываю, – неожиданно виноватым голосом отозвалась демоница. – Симптомы слияния всегда индивидуальны, я не могу сделать точного предсказания.

   – Ну хотя бы примерно?

   – Даже примерно.

   Я выругался. Вопреки исследованиям доморощенных психологов, моё самочувствие от этого не улучшилось. Хотя, они, конечно же, оправдались бы тем, что я бранюсь постоянно, и от этого магия слабеет. Ненавижу психологию.

   Демоница вела меня за руку, поскольку сам я уже почти ничего не видел: в глаза будто попадали клубы черного дыма, как от горящей резины. Редкие вспышки света, синего и красного, пробивались сквозь темную завесу, но они только сбивали с толку, никак не помогая ориентироваться.

   – Зрение ко мне вернется? – спросил я надломленным голосом.

   – Должно, – без особой убеждённости ответила демоница.

   Слепота меня страшила. Потерять самый важный канал восприятия, навеки погрузиться во тьму – так я представлял её. Мысль о том, что, возможно, я смогу воспринимать зрительные образы лишь в сновидениях, породила подлинный ужас.

   – Если я потеряю зрение, я покончу с собой, – прошептал я. – Мне и так непросто просыпаться. Я не выдержу, если контраст станет еще...

   – Успокойся, – перебила демоница. – Это временно.

   Целую вечность длился наш путь. Демоница сказала, что меня следует увести от людей, чтобы я мог прийти в себя без риска причинить кому-нибудь вред. Она раскаивалась, что позволила мне выйти из дома в преддверии слияния. Она говорила очень много, и я понимал, что демоница просто пытается меня отвлечь от жутких переживаний, как это делают медики и спасатели с людьми в шоковом состоянии. И как бы мне ни хотелось считать себя исключительным, это работало: болтовня суккуба остановила мою панику.

   Похоже, даже во мне всё ещё был жив маленький ребенок, ждущий утешения.

   Мы остановились. По знакомому глухому стуку я понял, что суккуб набрала код двери.

   – Пять этажей с закрытыми глазами, – мученически протянул я, – это будет непросто...

   – Можем поехать на лифте.

   – Нет.

   – Так было бы быстрее и проще.

   – Нет. Я не войду в эту качающуюся над пропастью тесную камеру, пропахшую мочой и табаком, где слышен зловещий скрежет древнего механизма над головой. Ногам я доверяю больше.

   – Я бы попросила тебя хотя бы пять минут не быть параноиком, но вижу, что ты не внемлешь просьбе, – страдальчески проворчала демоница. – Обопрись на меня и старайся не падать.

   Но она переживала напрасно. Мои ноги обладали собственной памятью, благодаря которой преодолели длинную лестницу, почти ни разу не замешкавшись. За это время огоньки в глазах превратились в радужные круги, впрочем, зрение от этого не вернулось. Но вот что меня смущало: хотя я не мог разглядеть даже собственного тела, мне удавалось безошибочно угадывать все движения демоницы. Не могу сказать, что я видел её, скорее это было похоже на то чувство, которое позволяет во тьме находить себя – человек просто знает, в каком положении находятся его конечности. Воспринимать это было чудно: словно бы у меня вдруг появились новые, невиданные прежде части тела, движущиеся по собственной воле, но единые со мной.

   Вслепую отперев дверь, я пропустил демоницу вперед и вошёл следом. Привычным движением, которому не мешало даже отсутствие зрения, защелкнул замок и обернулся к суккубу.

   Радуга, кружившая в воздухе, вздрогнула и блестящей пылью ринулась вниз, словно разбитое стекло. Тьма отступила, разрубленная зелёным огнем.

   – Так вот как ты на самом деле выглядишь.

   – Что ты видишь?

   По нагой коже демона от пяток к кончикам волос, повторяя божественные женские изгибы, бежали многочисленные языки бело-зелёного пламени. Я видел этот свет раньше – в её глазах – и теперь понял, что именно сей огонь и составляет основу её жизни.

   Я не ответил на её вопрос, продолжая молча смотреть. Тяжесть ушла из головы. Что бы ни происходило с моим мозгом, болезненный этап того процесса прошел, и я снова наслаждался ясным мышлением. Но темнота не исчезла: кроме пламени суккуба, я не видел ничего. Её лицо и кожа под огнем, моё тело, стены моей квартиры – всё обернулось единым мраком. Будто меня в компании антропоморфного огня вынесло неведомой силой за пределы Галактики, в глубины темного космоса.

   – Как странно, – тихо произнёс я. – Свет твоего огня не отражается от предметов.

   – Милый, – с теплотой сказала демоница. Бег огня на её лице изменился, что было похоже на улыбку. – Ты когда-нибудь перестаешь думать?

   – Только когда ты меня целуешь.

   Она приблизилась и приложила свои огненные ладони к моим щекам. Пламя не обжигало, но как будто легонько било током – либо меня просто будоражили её прикосновения.

   За миг до поцелуя я взглянул в сторону, спасая глаза от яркой иллюминации. Далеко, там, где в это время должно было прожигать небосвод наше Солнце, я увидел новое светило – ярко-белую точку с огромной зелёной кроной.

   Глава 4.

   Мы лежали на полу, обнявшись, в окружении беспорядочно разбросанной одежды. До постели на этот раз мы не добрались.

   Ко мне вернулось зрение, но радоваться этому как-то не получалось. Во-первых, зелёное пламя на коже суккуба никуда не исчезло, лишь стало прозрачным и оттого плохо различимым на свету. Но не в тени, и это выглядело чертовски непривычно.

   Во-вторых, я находился под впечатлением того, что ощущал во время близости с суккубом. И дело не только в страстном мастерстве демона похоти – хотя, кого я обманываю, оно уничтожило во мне всё человеческое, оставив только животные инстинкты – но и в сопутствующих видениях и ощущениях, никак не связанных с сексом.

   Когда тьма взорвалась – иные термины не подходят для того водоворота цветов и шумов, вонзившихся в мои глаза и уши, – я едва не потерял сознание, но ласки демоницы удержали меня от падения в забвение.

   Я не мог отличить звуков от света, обоняние и тактильные ощущения лгали: видел замысловатые спирали интимного шепота и стонов суккуба и слышал мягкое шуршание персиковой кожи, глох от звенящей песни зелёни глаз, обжигался об темноту волос и пальцами мял упругий женский аромат. Время и пространство сплетались в неописуемые узлы, подменяя друг друга. В языке нет подходящих слов, чтобы описать чувства человека, пытающегося понять, как два тела могут одновременно соприкасаться всеми поверхностями сразу, и как в застывшем мгновении возможно движение.

   – Судя по выражению лица, ты наконец-то что-то запомнил, – не скрывая ехидства, предположила демоница.

   – Да, и пытаюсь понять, что именно, – медленно проговорил я в ответ.

   Многозначительная улыбка, не поддающаяся интерпретации, растянула губы суккуба.

   – Близость со мной отличается от секса со смертными.

   – Она вообще не похожа на секс...

   – А на что похожа? – заинтересовалась демоница.

   Целую минуту я молчал в поисках нужных слов, но так ничего не подобрал. Демоница засмеялась.

   – Буду считать это комплиментом.

   – У людей, учивших меня говорить, не было нужды придумывать подходящие термины, – оправдался я. – Все претензии к человечеству.

   – У тебя на всё одна отговорка.

   – Да, пожалуй. – Я подумал ещё немного. – Тогда будет лучше перевести вину на тебя: ты настолько хороша, что простой смертный не в силах описать твоё великолепие.

   Демоница снова рассмеялась.

   – Когда ты успел превратиться в такого льстеца?

   – М-м... минут двадцать назад. Кстати, почему так темно? – Я покосился в окно, где был виден край неба.

   – Вечер. Солнце садится.

   – Сколько же часов мы?.. – растерянно начал я и замолк. Смех суккуба обрел зловещие черты.

   Я выпустил демона из рук и сел. Голод блуждал внутри моего тела в поисках наименее важного из органов, кой можно было бы принести в жертву во имя выживания остальных. Идти к холодильнику было бесполезно: память разочаровала мой желудок заранее.

   – Моя жизнь превращается в эротический триллер, – проворчал я, поднявшись. – Секс, видения и провалы в памяти. Не удивлюсь, если завтра выясниться, что на самом деле за всем стоят военные, испытывающие новые способы управления сознанием людей.

   – Ты читаешь слишком много фантастики, – отозвалась с пола демоница. Интонации её голоса напомнили ленивое рычание сытого тигра, слышанное мною однажды в зоопарке. – В реальности таких интересных вещей не происходит.

   – Я бы согласился, если бы это сказал не демон.

   – Так ты признал мою сверхъестественную природу? – невинно поинтересовалась она.

   Я хотел снова с презрением отвергнуть эту версию, но слова застряли в глотке. Недавние парадоксы ещё можно было объяснить измененным состоянием сознания, но зелёное солнце выходило за грань моих подозрений в собственной невменяемости. Из-за надломленной психики и некоторого знакомства с незаконной химией мне уже доводилось видеть галлюцинации, однако их появление всегда сопровождалось характерными сдвигами в мышлении, кои было несложно выявить в ретроспективе. Бело-зелёное пламя демона и аналогичное сияние светила явились мне, когда я ещё был вменяем и мыслил вполне логично. Ни эмоциональным всплеском, ни навязчивыми идеями сие зрелище не сопровождалось, из чего можно было заключить, что увиденное могло происходить в реальности.

   – Мне надо подумать, – сдержанно сказал я.

   Минут через сорок, когда я вышел из ванной с мокрыми волосами и переодетый в единственные найденные чистые вещи – белую рубашку и серые спортивные брюки, нашёл демоницу, всё ещё голую, нежащейся на моей постели. Солнце к тому времени закатилось полностью, но зато зажглись фонари, и комнату залило слабым отраженным светом. Простую красоту черно-белой эротичной сцены явно портили зелёные огни на коже суккуба, но зато я увидел, что их сверкание по-прежнему не отражается от вещей.

   Отметив это, я заговорил:

   – Меня переваривает изнутри мой желудок. Мне нужно в магазин.

   В дверях я обернулся и глянул в ту сторону, где видел необычное солнце, и удовлетворенно кивнул своим догадкам. Если я не ошибся, рассчитывая время суток, то мне удалось рассмотреть светило сквозь стену, причем, именно в том положении, где ему и следовало находиться.

   Мы с демоницей, при помощи волшебства облачившейся в очередное платье – на сей раз зелёное (как я заподозрил, чтобы меня меньше нервировало её свечение), шли навстречу несколько пыльному, но всё равно приятному прохладой ветру и хранили молчание. Моя потусторонняя возлюбленная с мечтательной улыбкой вглядывалась в тёмные небеса, где из-за городского освещения не было видно ни одной звезды. Я же, пытаясь не пожирать её фигуру глазами, продолжал размышлять.

   Порядка десяти минут занял путь до ближайшего круглосуточного универсама, ещё столько же, сдерживая раздражение, я потратил на обход продуктовых рядов, и в полтора раза дольше потребовалось, чтобы дождаться реакции от зависшего компьютера на кассе. Я не произнёс ни слова, слушая оправдания продавщицы – светловолосой женщины с постным лицом вяленой трески, но та всё равно с каждой минутой смотрела на меня с неудержимо возрастающим страхом. Соседняя касса пустовала по причине вселенского принципа безалаберности обслуги, но даме предо мной даже не пришло в голову, что можно пересесть, хотя другой компьютер явно был включен. Конечно, существовала немалая вероятность, что со второй кассой всё обстоит ещё хуже, да и нервная подозрительность продавца меня смущала. Возникла мысль, что где-то в недрах магазина вооруженные бандиты удерживают подругу этой блондинки, и моё присутствие грозит привести к началу очаровательного кровавого аттракциона, о котором на следующий день напишут в местных газетах.

   Насилие мне всегда нравилось только с позиции наблюдателя, поэтому я помалкивал и терпел. Хотя вид охранника, скучающего на складном стуле около входа, наводил на подозрение, что нервозность женщины вызывало нечто иное.

   Например, демоница, беспечно играющая с висящей над кассой китайской игрушкой. Из-за повальной моды на так называемый фэн-шуй я часто видел аналогичные штуки, но ни разу не удосужился узнать их название: несколько тонких металлических цилиндров на веревочках, покачивающиеся и звенящие с колебаниями воздуха. Пальчики суккуба легонько и ритмично подталкивали металл, извлекая простенькую мелодию. Музыка была неуловимо знакомой, кажется, из давно забытой детской песенки или считалочки.

   Похоже, я уже привык к суккубу, раз не сразу обратил внимания на её действия. Для продавца же, неспособного увидеть демона, всё выглядело так, словно игрушка зазвенела сама собой, как только я стал рядом. Просто шикнуть демонице "прекрати!" я не мог: смолкни музыка по моей команде, женщина окончательно бы свихнулась от страха. Посему приходилось игнорировать звон, будто ничего странного не происходило.

   Некто злой и весёлый, живущий в глубинах моего ума, предложил непринужденно положить руку на прилавок и как бы случайно начать постукивать кончиками пальцев в такт мелодии. Удержаться от соблазна было непросто, но я справился: то выглядело бы слишком гротескно. Настоящее зло никогда никого не пугает намеренно, именно из-за своей по-детски непосредственной чудовищности оно и выглядит столь ужасным.

   Покинув магазин с увесистым пакетом в руке, я сделал суккубу замечание. В ответ демоница беспечно пожала плечами:

   – Какая разница, что она подумала? Даже если бы я начала бросаться товаром в стены, она бы всё равно тебя обслужила, как только отошла от шока. Сверхъестественное для людей вроде неё является поводом только для сплетен.

   Я потратил на раздумье целую минуту, но так и не нашёл разумного возражения.

   – Знаешь, что происходит с теми, кого всерьёз подозревают в колдовстве сегодня? Их сторонятся и им поклоняются. Стоит тебе выделиться хоть чем-то, остальные люди тут же обретают неудержимое желание задавать тебе вопросы о жизни, вселенной и вообще. – Демоница вновь уставилась в пустое небо. – Люди удивительно легко изобретают кумиров, и чаще всего – чтобы их тут же с восторгом низвергнуть.

   – К чему ты ведешь?

   – Не бойся, что кто-то узнает обо мне. Этот человек немедленно придумает тысячу причин, почему я невозможна, а если доказательство моего существования окажется слишком очевидным – почему я не важна. Твоя личность облачится тайной, твои слова покажутся многозначительными, твои поступки в чужих глазах приобретут новый смысл; но ничего не изменится – никто не захочет рушить свою привычную жизнь. Знание обо мне будут хранить в тайне из страха или корысти. "Что может произойти со мной?" – вот вопрос, которым задаются люди ежедневно. В худшем случае тебя попытаются убить, чтобы завладеть амулетом, но ты ведь не настолько глуп, чтобы рассказывать о нём, не правда ли? Возможно, кто-то попытается тебя шантажировать, но его угрозы будут пустыми: кого заинтересует такая истина, кроме психиатра? В итоге ты просто окажется одним из тех типов, о которых рассказывают небылицы.

   – Я не боюсь, что однажды встречу толпу с факелами, выйдя из дома, – усмехнулся я. – Это едва ли осуществимо. И мне, по большому счету, понравится, если меня сочтут страшным колдуном. Просто я нервничаю, когда не могу предугадать последствия.

   – Зато я могу, и поверь: тебе нечего опасаться. Последний раз мой хозяин пострадал из-за того, что люди узнали обо мне, восемь веков назад. И то, я лишь послужила поводом для суда, подготовленного его политическими противниками. Людей больше волнуют деньги, чем демоны.

   – Восемь веков? – помолчав, нервно повторил я. – Полагаю, да, я могу довериться твоему опыту.

   Демоница отвлеклась от невидимых звезд и с нежностью взглянула на меня.

   – Милый, возраст не важен.

   – Я гарантированно умру до конца текущего столетия, а ты небрежно обмолвилась о восьми, словно об одном дне, – подавленно отозвался я. – В моих глазах ты только что из разряда демонов перешла в ряды богов. Конечно, возраст не важен, когда речь идет о десятилетиях. Но века?! Ты столько видела, что мы определенно не равны. Я опасаюсь оказаться марионеткой, используемой древним духом для развлечения.

   Демоница плотоядно обнажила зубы. Так мог бы улыбнуться леопард.

   – И что, если это правда?

   Я остановился. К тому моменту мы уже стояли на пороге моего подъезда, но мои ноги сковало именно словами суккуба.

   – Чего именно ты боишься? Если я на самом деле хтоническое божество, ищущее изысканного утешения своей тысячелетней скуки, то чем плохо оказаться моим шутом?

   Я обдумал это всерьёз, набирая три шестерки, и вынес вердикт, озадачивший меня самого:

   – Ничем. Ты очаровательна. Даже если ты манипулируешь мной в своих интересах, моя бессмысленная жизнь от этого только выигрывает. Разумеется, при условии, что моя смерть не окажется интересна тебе ещё больше.

   – Нет. Мертвецы меня не привлекают.

   В молчании мы поднялись в квартиру. Узкая сумрачная лестница, будто прорвавшаяся в реальный мир из болезненной фантазии пугливого неврастеника, подавляла желание беседовать.

   Уже в квартире, наблюдая, как я разбираю пакет с продуктами, демоница продолжила разговор:

   – Ты удивительно спокоен.

   – А твои прежние, – я чуть было не сказал "клиенты", но одумался, – хозяева дольше успокаивались?

   – Нет. Но они дольше привыкали ко мне. Слияние на третий день – своего рода рекорд.

   Богатство интонаций суккуба позволило мне найти в этих словах и удивление демона, и его потаенное самодовольство, но также и некоторую тревогу. Последнюю несложно было понять: за сотни лет древний демон должен был наловчиться предугадывать своё влияние на людей, и ошибка в прогнозах наверняка приводила суккуба в замешательство.

   Либо она просто хотела, чтобы я так думал. Я задушил свои социальные амбиции, но всегда знал, что во мне ещё дремлет болезненное честолюбие. Для психолога с многовековым стажем разглядеть его вряд ли было сложно. И уж точно не составило труда польстить мне, намекнув на мою исключительность.

   Игра демона оказалась довольно-таки прозрачной.

   Либо она говорила искренне, и я только что окончательно сдался в плен паранойе.

   – Я не могу верить тебе, и не могу не верить, – проворчал я, разжигая огонь на плите. – Ты ставишь меня в тупик.

   У всех знакомых мне людей, умеющих готовить, есть негласное табу, запрещающее заниматься кулинарией с заходом солнца. "Готовить на ночь глядя?" – изумился бы каждый из них, если бы его спросили о причинах сего запрета, как будто речь о чем-то совершенно естественном и очевидном. Мне сие табу не казалось очевидным, но врожденная подозрительность не позволяла просто так пренебрегать тем, что мой разум не в силах был постичь. Поэтому вместо того, чтобы сварить себе какой-нибудь приличный суп, я снова принялся за изготовление очередного, возможно, уже десятитысячного омлета в моей жизни.

   – Не могу представить, чтобы в твоей голове не возникло очередного сумасшедшего объяснения всему происходящему, – фыркнула демоница.

   – Ну...

   – Делись! – словно маленькая девочка воскликнула она и даже захлопала в ладоши. Поймав мой озадаченный взгляд, демоница остановилась. – Переигрываю?

   – Весьма.

   – Впредь буду действовать тоньше. Но мне действительно любопытно.

   Я кивнул и снова отвернулся к плите и шипящей маслом сковороде на ней. Помолчав несколько секунд, собирая разрозненные предположения в одну теорию, я начал:

   – Твой свет натолкнул меня на несколько интересных предположений. Твой и Солнца, если быть точным. Твоё свечение не отражается от предметов, а солнечные лучи я и вовсе видел сквозь стену, из чего можно заключить, что обычным видимым светом сей феномен не является.

   – Гениальная догадка, – одобрила демоница.

   – Смейся-смейся. Возможно, то была простая галлюцинация, и тогда всё, что я скажу дальше, окажется бредом, но если нет... Хм. Сначала я подумал, что обрел способность видеть радиоволны или солнечную радиацию, или иное электромагнитное излучение, свободно проходящее сквозь обычные молекулярные преграды. Но потом я отверг это предположение, ведь в этом случае мне стали бы видны или центр Земли, или вышки сотовой связи, или просто радиоволны вокруг моего телефона, или проводка в стене, или...

   – Не обязательно перечислять всё, – вежливо остановила меня демоница.

   – Да. Верно. Словом, Солнце и ты не были бы единственными яркими пятнами на картине. Поэтому я предположил, что речь идет о некоем ином излучении, свободно пронзающем всё на своем пути и ни от чего не отражающемся, ни с чем не взаимодействующем.

   Я замолчал.

   – И? Ну же, твоя любовь к драматическим паузам, право, раздражает.

   – Просто мне неловко высказывать такие догадки, не будучи физиком. Я подумал о нейтрино. В этом случае тоже были бы источники в недрах Земли или в виде наземных ядерных реакторов, да и о звездах не стоит забывать, но, возможно, я был способен видеть только самый массивный поток. Если ты впитываешь нейтрино, то, учитывая, что каждую секунду через каждый квадратный сантиметр твоей кожи их проходит около шестидесяти миллиардов, этой энергии должно хватать для поддержания твоей жизни... наверное. Я затрудняюсь посчитать точно, сколько энергии они с собой несут. Но если ты способна поглощать нейтрино в таких количествах, то ты определенно состоишь из экзотической материи, о которой грезят фантасты и некоторые ученые.

   Я снова умолк, чтобы почесать лоб.

   – Однако ничто не мешает тебе комбинировать источники энергии. Если ты не имитируешь дыхание, но на самом деле дышишь, значит, имеешь доступ к кислороду и углекислому газу, и потому твоя жизнь вполне может быть основана на углероде, как и моя. – Тут мне вспомнилось виденное давным-давно интервью с Ричардом Фейнманом. – Растения ведь растут, по сути, из воздуха. Влагу, кислород и углерод они получают из атмосферы. Они используют свет, чтобы расщеплять углекислый газ. Весь спектр, кроме зелёного... а твои глаза светились зелёным и раньше. – Растерянно открыв рот, я обернулся к демонице. Та закрывала ладонями нижнюю половину лица, чтобы её сдавленный смех не звучал слишком громко. – То есть ты, теоретически, можешь внутри себя перерабатывать нейтрино в свет, чтобы, как растение, добывать углерод из воздуха.

   Я отрешенно потер колючий подбородок.

   – О боги, возможно, я сплю с разумным растением со встроенным реактором частиц.

   Демоница больше не могла сдерживаться. Она сорвалась с места и ускользнула в комнату, после чего оттуда раздались раскаты дьявольского хохота.

   – Мне надо запретить себе думать, – подавленно сказал я, возвращаясь к успевшему пригореть омлету.

   Демоница вернулась, когда я сидел за столом и доедал безвкусное черно-оранжевое месиво со сковороды. Она встала за спиной и положила ладони на мои плечи. На миг я ощутил себя главой средневекового семейства, которому почтительно выражает нежность молодая жена.

   – Надеюсь, ты не оскорбился, когда я засмеялась.

   – Нет, всё в порядке, – проглотив последний кусок, ответил я. – А ты не обиделась, что я назвал тебе растением? То есть, я не хочу сказать, что плохо быть растением, вдруг ты всё-таки им являешься, но...

   Я замолчал, услышав, как демоница пытается не рассмеяться снова.

   – Знаешь, пройти слияние со мной способные лишь незаурядные люди. Но никто из них не высказывал таких подозрений.

   – А какие подозрения они высказывали? – заинтересовался я.

   – Обычно всё было проще: демон, падший ангел, призрак. Пару раз меня считали человеком-мутантом. Чуть чаще – ведьмой. Но большинство удовлетворялось объяснением Синистрари: суккубы – разумные существа, живущие, как и люди, между небом и адом, не являющиеся ни добрыми, ни злыми, и потому даже имеющими шанс на спасение души.

   – Мило, – оценил я. – У этого Синистрари был свой суккуб?

   – Возможно, – уклончиво ответила демоница.

   – Это всё равно не объяснение. Больше похоже на попытку примирить твоё существование с собственными убеждениями. Подозреваю, что если среди твоих хозяев были мусульмане, то они считали тебя добрым джинном из числа тех, что приняли истинность Корана. Я же пытаюсь разобраться, чем ты являешься в действительности.

   – Называя меня разумным растением?

   – То была просто случайно возникшая догадка, – отмахнулся я. – К тому же, плохо стыкуемая с прочими фактами. Понимаю, ты пытаешься доказать мне, что я тоже мыслю догмами, но это не так. Я не верю в свои объяснения. Я создаю их, чтобы затем проверять. И я не склонен считать, что смогу понять твою природу в первую же неделю. Исследования электромагнетизма уже заняли два столетия, но продолжаются до сих пор. А ты ведь куда сложнее, чем протянутый над компасом провод.

   Демоница собиралась что-то возразить, но в этот миг зазвонил телефон. Нахмурившись, я ответил на вызов.

   – Здорово, Макс. Не спишь еще?

   – Зло не дремлет.

   – Прекрасно. Мне нужен ствол.

   – Приходи, – ответил я. – А что случилось?

   Тимур, судя по звукам из динамика, на миг отодвинул трубку и выругался.

   – Машину угнали, – поведал он, вернувшись ко мне.

   Части головоломки сложились в узор. Свет откровения пролился с небес, и я выпалил в одухотворенном трепете:

   – Ты помыл её! Черт, так вот почему я не мог вспомнить, вот почему не заметил её утром! Это же было очевидно!

   – Да-да, Шерлок, так всё и было, – проворчал Тимур. – Никуда не уходи.

   И оборвал связь.

   – Что-то он зачастил ко мне, – заметил я, разглядывая телефон в руке. – У него что, нет друзей?

   Жертву непредумышленного дарения пришлось ждать довольно долго, что было неудивительно, ведь жил Тимур в соседнем микрорайоне, а общественный транспорт пропадал с улиц по наступлению темноты. Даже таксисты не рисковали подбирать людей в нашей части города, когда скрывалось Солнце. Но я не волновался за своего друга: его перекошенное злобой мохнатое лицо отпугнуло бы даже самых отчаянных грабителей.

   Стоило телефону оживиться снова, я, даже не глядя на него, подошёл к двери и впустил друга.

   – Вечер добрый, – тяжело дыша, пробасил Тимур. От товарища убийственно несло потом, будто он не проделал весь путь в вечернем хладе, но бежал по пустыне наперегонки с верблюдами. В синих джинсах и промокшей зелёной футболке с надписью "Peace" мой друг выглядел как персонаж боевика восьмидесятых годов.

   Я передал ему пистолет – обычный серый Макаров, слабо пахнущий оружейной смазкой. Аккуратное орудие смерти, скромное и надежное как испанский инквизитор, и точно так же недооцененное широкими массами.

   – Я так понимаю, что ты знаешь, куда идти.

   – Да, я успел разглядеть того урода. Я знаю, где он живет. Жаль, стволы были у тебя, я бы его прямо там грохнул, суку.

   – Хорошо, что стволы были у меня, – возразил я. – И ты сейчас собираешься к нему домой заявиться?

   – Да. Покажу, что со мной такие шутки – не смешные.

   Я страдальчески поморщился. Не то чтобы меня особенно волновала машина Тимура или возможная смерть дурака, рискнувшего покуситься на трепетно любимое имущество моего товарища, но мне совершенно не хотелось, чтобы этот разъяренный тип кого-нибудь расстрелял и после поплатился за это.

   – Если ты кого-нибудь убьешь, тебе дадут не меньше пятнадцати лет за такое убийство. И списать на состояние аффекта не получится: слишком много времени прошло, плюс ты ко мне зашёл за пистолетом – налицо умысел. Может, просто заявишь в полицию об угоне и скажешь, где искать?

   Моё предложение не возымело эффекта, то было видно по презрению на лице Тимура.

   – Нет. Спасибо, конечно, за совет, но нет. Я сам справлюсь.

   И воинственный, как и все мнимые кавказцы, парень покинул мой дом.

   – Я думала, ты пойдешь с ним, – сказала демоница, следуя за мной в комнату.

   – Мне ни к чему такие неприятности. Идти в ночи с оружием тропой возмездия предоставлю героям комиксов, – отрезал я, растянулся на кровати и с удивлением уставился в потолок. То ли дело было в смене освещения, то ли невидимый паук действительно в моё краткое отсутствие успел наполовину обновить рисунок паутины.

   – Но он всё-таки твой друг.

   – Да. А я его друг. И с его, моего друга, стороны весьма благородно не рисковать мной в своих имущественных интересах. Всё зависит от угла зрения, знаешь ли.

   – Как это благородно: позволять другим быть благородными.

   – И мудро, согласись.

   – Да ты просто средоточие достоинств, – засмеялась демоница, присаживаясь на край постели.

   Мне нравилось слушать звонкий смех суккуба. В моей тоскливой жизни никогда не было никого, смеющегося с такой охотой. И даже если демон лишь имитировал веселье, то было лучше всеобщей раздражающей серьезности. Легкомысленность считают пороком лишь те, кому нравится страдать. Ненавижу таких людей: в своих проблемах они видят признак своей исключительности, приводят беды как аргумент правоты, как будто боль имеет сакральный смысл, а не является следствием глупости.

   Я мысленно перебил сам себя. Рассуждения, выгодно противопоставлявшие демона человечеству, могли быть внушены мне искусственно. В моём положении следовало мыслить строже, не прибегая к абстрактным обобщениям. Влечение к жизнерадостной демонице заметно усилило мою злобу ко всему остальному миру, и это следовало обдумать.

   – Как могу я не быть врагом посредственности, если видел шедевр?

   Вопрос застал суккуба врасплох. Она перестала улыбаться и сосредоточилась.

   – Конечно, ты скажешь, что три дня – малый срок для понимания чужого мышления, но что, черт возьми, происходит в твоей голове?

   Я сконфузился.

   – Просто притворяюсь одним их тех бездарных болтунов, разглагольствующих невнятными метафорами и называющими свою болтовню "философией".

   – Нет уж, отвечай честно.

   Моё смущение усилилось, но я подчинился и описал демонице свои сомнения. В конце концов, разве не простейший способ узнать правду – прямо спросить у того, кто, предположительно, что-то скрывает?