Текст книги "Демон шарлатана. Часть первая (СИ)"

Автор книги: Никита Наймушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

   Втащить девушку на третий этаж оказалось несложно. Первый лестничный пролет я пытался заставить её шагать самостоятельно, но потом пришёл к выводу, что будет эффективнее и проще нести сорокакилограммовое тело на руках. Или пятидесяти – к третьему этажу у меня устали руки и появились сомнения.

   Но, в целом, с задачей я справился прекрасно.

   Уже стоя перед необходимой дверью, я почувствовал легкое головокружение. Стало тяжело дышать, и я усадил Анжелику на ступеньки, сам облокотившись на стену. Шумно вздохнув, я рефлекторно потянул ворот рубашки, будто освобождаясь от невидимой удавки.

   Мои пальцы нащупали металл.

   Опустив взгляд на грудь, я увидел золотое распятие.

   Сквозь рубашку.

   Глава 6.

   Нетрудно догадаться, почему древние люди считали пространство сна иным миром: в миг пробуждения органы чувств действительно фиксируют переход сквозь некие границы – прикосновение пустоты, лежащей меж реальностями. Полагаю, так ощущается переключение внимания от внутренней активности мозга к сигналам, поступающим извне. Иногда я жалею, что неспособность подчиняться распорядку и врожденная агрессия на авторитарное давление не позволили мне отправиться учиться на биолога. Деятельность мозга, теория сознания – это священный Грааль наших дней, обретение которого позволит человечеству перейти от внешнего творчества ко внутреннему, подарит возможность изменять не только вещи вокруг нас, но и нас самих. Ибо таков путь разума: от мышления, обусловленного телом, перейти к телу, обусловленному мышлением, и далее – к чистому рекурсивному самосовершенствованию своего разумного начала.

   С этой идеей я открыл глаза.

   – Где я, черт возьми?

   Я лежал на полу, на мягком и толстом паласе с геометрическим узором. Под головой моей лежала сбитая бесформенная подушка, а ноги мои уходили в тень под деревянную кровать, стоявшую рядом. Рубашка расстегнулась, но вся одежда осталась на мне, и амулет демона в том числе. Приподнявшись на локтях, я осмотрел комнату.

   Небольшое, четыре на пять шагов пространство выглядело так, словно в нем бушевала буря. Книги, журналы и какие-то мятые разноцветные тетради валялись повсюду. Под слоем одежды у параллельной стены обнаружилась вторая кровать. В окно над моей головой лилось солнце, легко пробивая лучами тонкие зелёные занавески.

   – Проснулся? – раздался знакомый очаровательный голос, и с ближайшей постели надо мной нависла темноволосая голова с пылающими глазами.

   Наши лица разделяли жалкие сантиметры, при желании я мог бы дотянуться языком до носа демоницы. И такое желание у меня возникло.

   – Фу, что ты делаешь! – со смехом отдернулась она.

   Я потянулся и сел. Несмотря ни на что, чувствовал я себя неплохо.

   – Ну, начинай.

   – Что именно? – отозвалась демоница, растянувшись на неприбранной постели. К моему великому сожалению, наготу суккуба скрывало белое платье, но зато простыни и пододеяльник, разрисованные ромашками, меня весьма позабавили.

   – Винить меня в неблагодарности, черствости и бессердечии. Я ведь целый день провел без амулета.

   – Ерунда, – беспечно ответила демоница.

   – Серьезно? – удивился я.

   – Да, не бери в голову.

   Не такого поведения я ожидал от суккуба. Массовая культура изображала сей род демонов ревнивым и честолюбивым, и мягкость демоницы настораживала, если не пугала. Однако если древнее существо, легко угадывавшее мои желания, не намеревалось демонстрировать обиду, очевидно, давить на него было бесперспективно.

   – А где мы? – вернулся я к первоначальному вопросу.

   – У твоей подружки. Память отшибло?

   Я погрузился в воспоминания и действительно вспомнил предыдущий день и последовавший за ним вечер. Образы прошлого оказались размыты и никак не складывались в одну последовательность, и вообще возникало чувство, что я заглядываю в чужую память.

   Травы определенно не хватило бы, чтобы так на меня повлиять.

   – Что ты сделала с моей головой? – спросил я демона, встревожившись.

   – Приняла меры предосторожности. Ты дважды выбросил амулет, и мне пришлось не допустить третьей попытки.

   Я с изумлением понял, что легко вспоминаю все свои действия, но совершенно не могу припомнить ни одной мысли, посетившей мою голову после того, как принес Анжелику домой.

   – Ты переключила меня на автопилот, – пришла на ум аналогия.

   Демоница одобрила термин и сообщила, что процедура совершенно безвредна и может быть повторена сколько угодно раз в любое время.

   Должно быть, на моем лице проступил весь ужас, который я испытал, ознакомившись с новостью, отчего демоница снисходительно проговорила:

   – Не бойся, милый. Я крайне редко прибегаю к подобным мерам. Мне тоже неприятно чувствовать себя придатком безмозглого кадавра. Но если не останется выбора, я сотру тебя из тебя. Мне будет грустно, ведь ты замечательный человек, очень милый и добрый парень, один на миллион и так далее... но! Я убью твою душу без колебаний, если придется.

   Она не дополняла страшные слова угрожающим тоном. Нет, демоница просто-напросто извещала о своих планах, как всегда, игривым голоском, без нажима, не стремясь меня запугать. Состояние легкого шока не помешало мне оценить деликатность.

   – Ты поставила меня в безвыходное положение, – тщательно подбирая слова, заговорил я. – Поставила нашу тайну под угрозу. Вынудила меня искать выход. Заставила принять роль, о которой я ещё не думал. Ты повела себя не как тысячелетний демон, или сколько тебе на самом деле лет, а как капризная маленькая девчонка, желающая поиграть. А детей следует наказывать за проступки. Если бы ты подталкивала меня менее грубо, конфликта бы не возникло.

   Демоница потянулась рукой и взяла меня за подбородок, заглянула в глаза.

   – Ты упрекаешь меня в том, что я манипулировала тобой недостаточно тонко? То есть, сам факт манипуляции тебя не беспокоит?

   – Нет, – пожал плечами я. – В смысле – да. Манипулируй мною на здоровье, но не принуждай. Интригуй, соблазняй меня, искушай, склоняй к грехам или подвигам на твой вкус, но только делай так, чтобы я сам захотел тебе покориться. Чтобы наши желания не сталкивались, но овивали друг друга.

   Улыбка суккуба сверкала жемчугом.

   – Я начинаю сомневаться, кто из нас демон, – мелодично рассмеялась она и отпустила мою челюсть.

   Я перехватил её кисть и поцеловал.

   – Если у нас общий мозг, то, полагаю, оба. Разумное создание – это совокупность мыслительных процессов, а не набор органов. А наши умы работают синхронно.

   – Не подлизывайся, – фыркнула демоница, выдернув свою ладонь из моих цепких пальцев. – Но будем считать, что я тебя простила.

   – А я – тебя.

   Наверное, я всё же очень смелый человек, раз сказал такое существу, способному меня в любой миг безнаказанно уничтожить. Как бы то ни было, демоница кивком приняла моё прощение, словно оно не являлось жалким жестом отчаянной гордости.

   Дверь в комнату распахнулась, и на пороге возникла незнакомая высокая девушка. Ростом, вероятно, на целую головы выше меня, но худая и угловатая, она выглядела ожившей сучковатой сосной, и обтягивающие зелёные шорты с салатовой футболкой лишь усугубляли сравнение с хвойным деревом. О модных прямоугольных пластиковых очках и короткой прическе и вовсе нельзя было сказать ничего пристойного.

   Некоторые люди совершенно не понимают, что выглядят странно. И пусть я не склонен судить людей по внешности, никакие моральные убеждения не мешают мне судить саму внешность. Ведь это просто лицемерие – не принимать во внимание то, что тебе не нравится.

   – С кем ты тут говоришь? – спросила она. А вот голос у неё оказался приятным: вкрадчивым и низким, бархатистым.

   – Просто желал самому себе доброго утра. А ты, – мой разум щелкнул шестеренками, – соседка Анжелики?

   – Лена, – представилась антропоморфная сосна и, приблизившись к дальней от меня кровати, начала рыться в вещах.

   – Ну и бардак тут у вас, Лена, – заметил я, поднимаясь.

   – А ты тоже из тех романтиков, считающих, что девушки всегда всё содержат в чистоте и порядке?

   Я почесал колючий подбородок.

   – Уже нет. А где Анжелика?

   – За продуктами пошла. Вы двое вчера опустошили весь холодильник. Сожрали даже мою маску для лица.

   Я снова пробежался по закромам памяти.

   – Такая зелёная, студенистая? Анжелика сказала, что это йогурт.

   Лена с интересом поглядела на меня.

   – То есть, она мне соврала, когда сказала, что пыталась его у тебя отобрать?

   – Видимо, да, – кивнул я. – Она ела эту дрянь вместе со мной.

   – Вот же сучка, – пробормотала Лена и выудила из-под тряпья электронный планшет. – Наконец-то мы вместе, моя радость, – сердечно сказала она плоскому прямоугольнику и опять обернулась ко мне. – Будь паинькой, передай Анжеле, что она сучка, а то я уже убегаю.

   Я пообещал, ни секунды не собираясь исполнить обещание, и Лена, одарив меня теплой улыбкой напоследок, вышла из комнаты.

   – Судя по тому, как легко они оставляют незнакомых мужчин наедине со своими вещами, такое происходит часто, – глубокомысленно заметила демоница.

   – Если хочешь назвать их шлюхами, не сдерживайся.

   – Ну что ты, брось. Я же добрая. Я даже совершенно не сержусь, что ты нашёл себе новую подружку, стоило мне только отлучиться.

   – Потому что это по твоей милости мне пришлось с ней общаться, – возразил я. – Никто не заставлял тебя изображать полтергейст. Да, кстати, что за фразу ты тогда сказала? Прозвучало, будто ты читаешь молитву.

   Демоница усмехнулась. Я ощутил, что меня начинают раздражать всеобщие усмешки.

   – "Circuit quaerens quem devoret" – цитата из Первого Соборного послания Петра. "Рыщет вокруг, ищущий кого пожрать". Сей фразой, как ты, конечно же, не помнишь, апостол уподоблял дьявола голодному льву.

   – Зачем суккубу заучивать библию? – удивился я.

   – Чтобы притворяться ангелом, разумеется, – пожала плечами демоница. – Это только с тобой, мой милый, я такая честная. Иные люди требуют менее благородного подхода.

   Я в задумчивости присел на кровать к суккубу. Та немедленно прильнула к моей спине и обняла за плечи.

   – Ты знаешь много языков?

   – Немало. Почти все европейские, арабский, иврит и несколько диалектов китайского. Правда, на последних, кажется, уже лет триста никто не говорит. Я давно не посещала восток.

   Я мысленно пообещал себе найти иностранца, владеющего заведомо незнакомым мне языком. Если демоница обеспечит наше с ним общение, это будет окончательным подтверждением реальности суккуба в качестве самостоятельной сущности, а не моей больной фантазии.

   Мягко вырвавшись из объятий демона, я вышел из комнаты. Пару минут побродив по неожиданно двухкомнатной квартире, я убедился в двух вещах: во-первых, понятие "холостяцкий бардак" – гнусная выдумка женщин, скрывающих собственную неряшливость, а во-вторых, память из режима автопилота абсолютно бесполезна. Но уборную я всё-таки нашел.

   Приведя себя в порядок и даже почистив зубы пальцем вместо щетки, я уселся на мягкий бежевый диван перед висящим на стене плоским телевизором в комнате, соседней той, в которой я проснулся. Язык так и стремился извернуться назвать её залом.

   Вещей тут было разбросано не меньше, и мне пришлось освобождать место от каких-то скомканных платьев и мятых книг, в основном – дешевой современной фантастики. Стоило мне усесться, как ко мне присоединилась демоница. Наверное, сидя в обнимку плечом к плечу и глядя на улыбающегося с экрана плоского президента, мы походили на ту мифическую молодую семью, считающуюся правительственной пропагандой идеалом для молодежи.

   – Скажи, а ты не хотел бы стать главой страны? – потершись щекой о моё плечо, спросила демоница.

   Нехорошие мурашки побежали по моей спине, но я всё-таки нашёл смелось ответить:

   – В детстве хотел. Сейчас – нет.

   – Почему?

   – Политическая власть – это только симуляция подлинной власти: экономической и/или военной. Быть президентом означает продавать своё лицо избирателям, чтобы окупить затраты, вложенные в тебя крупнейшими игроками рынка или военной верхушкой. Деньги на предвыборную кампанию ведь будущие президенты не сами рисуют. Так что это не правитель – это высокооплачиваемый актер.

   – Разве плохо быть дорогим актером?

   – Нет. Но ещё лучше быть тем, кто ему платит.

   – Какие амбиции! – восхитилась демоница.

   Я неуверенно покосился на суккуба.

   – Не надо делать из меня папу Сильвестра.

   – Ну почему же? – иронизировала демоница. – Из тебя выйдет отличный понтифик. Только представь: ты выходишь на балкон в золотом облачении, поднимаешь ладонь, и толпа взрывается ликующими воплями!

   – Больше похоже на концерт Элтона Джона.

   – Тоже неплохой вариант.

   Я стер с лица все возможные эмоции и молча уставился на демона. Мне говорили, что мертвый взгляд, получавшийся из этого нехитрого приема, выдает мои психологические проблемы не хуже надписи "я садист" на лбу.

   – Что? – демоница приняла игру и будто в испуге опустила голову, искоса поглядывая на меня. – Тебе нужно к чему-то стремиться. Заведи мечту.

   – У меня есть мечта.

   – Хорошо, заведи ещё одну. И дополни ею свои старые грезы. Ты ведь решил стать драконом не просто так, а ради чего-то?

   – А чего хочешь ты? Прожить столько столетий, не мечтая, невозможно. Для человека, по крайней мере, но твоё поведение столь похоже на действия смертного, что, возможно, тут сокрыто больше, чем просто искусное подражание.

   – Мы не будем говорить о моих мечтах, милый. Сейчас я занята только выживанием.

   – Нет, будем, – твердо возразил я. – Ты не доверяешь мне, это ясно как летний полдень, однако твоё недоверие беспочвенно. Ты так не подтвердила и не опровергла ни одного моего предположения, что логично: тебе невыгодно говорить мне правду, тебе выгодно льстить убеждениям носителя, чтобы укрепить контакт. Но мой ум работает иначе, для меня нет догм. Безумие отучило меня доверять даже своему разуму, каждую мысль приходится рассматривать с тысячи сторон, постоянно менять точку зрения и не доверять ни одной идее. Иначе грань между моей фантазией и внешним миром снова сотрется, и я потеряюсь в лабиринте видений.

   Демоница оценивающе рассматривала моё лицо, пока я говорил. Возможно, она искала признаки лжи. Возможно, она только притворялась, что читает мою мимику. Возможно, она вообще меня не слушала, а подпевала про себя играющей из телевизора рекламной песенке.

   – За что тебя отправили в клинику?

   – Я откусил нос однокласснику, – не моргнув глазом, признался я. – Ни для кого в школе не было секретом, что с моей головой что-то не в порядке, но на уровне моего интеллекта и способности решать тупые задачки это не отражалось, поэтому всем было плевать, что на переменах я иногда разговариваю со стеной. Учителя называли меня аутистом, что красноречиво свидетельствовало об их скудных психологических познаниях, а дети вообще редко обращали внимание на мои странности. Дети проще относятся к миру, у них вселенная ещё не делится на "правильное" и "неправильное", но на "интересное" и "скучное". Скучным меня точно нельзя было назвать, так что общаться с ровесниками для меня не составляло труда. Разве что сам я не был особенно общительным – другие дети казались мне глуповатыми.

   – Переходи уже к носу, – нетерпеливо подтолкнула демоница.

   – Один мальчишка, из числа тех, что в старших классах принимаются пьянствовать и соблазнять одноклассниц... или, если не повезет, качать мышцы и мечтать о романтике... – я на миг задумался, но потом решил, что это не существенно, – словом, сей альфа-шестиклассник, видимо, насмотрелся фильмов про детей-индиго и решил, что надо мной можно поиздеваться. Его крохотный мозг впитал сюжет, в котором слабый умник, витающий в облаках, не сопротивляется обидчикам, и побудил действовать.

   – И ты откусил ему нос.

   – Да. Избил так, что он визжал, будто неудачно зарезанная свинья, затем подумал, что нужно больше крови, схватил его голову и откусил кончик носа. Возможно, я бы ещё что-нибудь ему оторвал, но тут девочки привели учительницу, которая, увидев лежащего на полу окровавленного ребенка и меня над ним с кровавой улыбкой каннибала, упала в обморок. Я никогда прежде не видел, как люди лишаются чувств, поэтому это отвлекло меня от жертвы. Возможно, своим обмороком учительница спасла тому парню жизнь.

   – А дальше?

   – Дальше было не так весело. Меня водили к психологу, который долго допытывался, что меня так разозлило. Помню своё удивление такой постановкой вопроса и шок психолога, который в итоге всё же понял, что маленький мальчик перед ним действовал совершенно хладнокровно и обдуманно. Я даже подслушал разговор сего незадачливого аналитика с моей матерью: "Ваш сын не счел его человеком". Он был молод, это психолог, ему попросту не хватило опыта сразу понять, что перед ним маленький маньяк, но зато, когда всё-таки осенило, не стал тратить время и дал моей матери телефон хорошего психиатра. Возможно, только благодаря ему я до сих пор не начал собирать коллекцию человеческих носов.

   Демоница захихикала.

   – Твои истории одна лучше другой.

   – Мне не терпится выслушать твои.

   Демоница будто бы в задумчивости прищурилась и подняла взор к потолку, но затем решительно произнесла, заглянув мне глаза:

   – Нет.

   Я не скрывал разочарования:

   – Ты ведь понимаешь, что это меня ранит?

   – Да.

   – Ты намеренно меня унижаешь?

   – Нет. Я к тебе присматриваюсь. Напоминаю, мы познакомились три дня назад.

   В моем голосе проступило хриплое раздражение:

   – Ты просто решаешь, какую именно сказку мне поведать, чтобы я принял её без возражений.

   – Может быть, – мило улыбнулась демоница. – Ты в любом случае не можешь ничего с этим поделать. Посему перестань меня пилить и жди. Я, быть может, отвечу на твои вопросы, когда придет время.

   Я устало вздохнул, выпуская раздражение, и покачал головой.

   – Так мог бы ответить всадник Апокалипсиса.

   – Ты меня раскрыл! – в притворном страхе воскликнула демоница и полезла целоваться.

   Нашу идиллию прервал хлопок входной двери. Оттуда же донеслись шаги и шелест пакетов. Остановившись, мы с суккубом молча слушали, как невидимка бродит за стеной на кухне, стучит дверцей холодильника и что-то неразборчиво напевает девичьим голоском.

   – Ты ведь в курсе, что она невменяема? – не выдержала демоница.

   – Ерунда, – поморщился я. – В сравнении со мной она – профессор логики.

   – Да. Невменяемой и неповоротливой аристотелевской логики.

   – На двоичной логике, между прочим, вся вычислительная техника работает, – заступился я за Аристотеля. – Не обижай грека. И Анжелику. Она не виновата, что в её голове каша. Это вина всей нашей порочной культуры.

   Высокомерное "ха!" прозвучало мне ответом.

   Анжелика услышала включенный телевизор, поэтому сразу направилась в нужную комнату. Обнаружив меня за просмотром бессмысленной утренней передачи о здоровом образе жизни, в коей по-идиотски улыбающиеся люди в белых халатах с невероятной патетикой повествовали об очевидных истинах, девушка недоверчиво нахмурилась.

   С распущенными волосами она мне нравилась меньше. В сравнении с пышной гривой суккуба любые человеческие пряди выглядели блекло и уныло.

   – Что? – развел я руками. – Неужели мне не может быть интересно, как можно похудеть с помощью голодания?

   – Я начинаю думать, что мне вчера почудилось, – присев на ручку дивана, сообщила Анжелика, не меняя выражения лица. – И ты никакой не колдун.

   Не могу точно назвать причин, но это замечание показалось мне обидным. Презрительно фыркнув, я обхватил запястье суккуба и повернул её кисть ладонью вверх, после чего вложил в невидимую руку пульт от телевизора.

   Пару секунд мы с суккубом любовались перекошенным лицом Анжелики, затем демоница метнула пульт в девушку и попала той в бок. Охнув скорее от страха, чем от боли, Анжелика вскочила, будто ошпаренная кипятком.

   – Как ты это сделал?! – взвизгнула она спустя десяток секунд, когда к ней вернулся дар речи.

   – Сделал что? – безразличным тоном переспросил я, снова утыкаясь глазами в экран. – Опиши, что произошло.

   Я не видел лица Анжелики, но подозревал, что на нем страх боролся с любопытством, и дрогнувший голос девушки это подтвердил:

   – Ты заставил пульт повиснуть в воздухе, а затем он сам по себе полетел в меня.

   Это подтверждало, что я не сумасшедший, если, конечно, Анжелика не являлась моей второй воображаемой подругой. На миг я задумался, стоит ли потребовать у девушки показать паспорт, но потом пришёл к выводу, что моё воображение справится со столь плевой задачей не хуже реальности, и документ ничего не докажет.

   – Правда, это было классно?

   На сей раз девушка ответила без раздумий:

   – Да!

   – Плохая новость: ты так не сможешь.

   – Почему? – взмолилась Анжелика и тут же ответила сама себе. – Да, верно, ты не вправе говорить...

   Мой взгляд упал на валявшуюся под моей ногой книгу: первый том всем известной истории о мальчике-волшебнике со шрамом на лбу; и в память вторглись отрывки из её экранизации.

   – Анжелика, – заговорил я, стараясь подражать интонациям старого мудрого волшебника. – Есть таланты, которым попросту невозможно научить, как нельзя заставить акулу летать или попугая дышать под водой. Для каждого из нас существуют естественные ограничения, преодолеть которые трудом и практикой не получится. То есть никак. Вообще. Без шансов.

   Девушка заметно приуныла.

   – Хочешь сказать, что ты не человек?

   – Да, – вмешалась демоница, – скажи, что ты новое воплощение Гора, и если она будет покорной рабыней, после смерти покажешь ей путь в обитель богов. Ставлю десять поцелуев, что она поверит.

   Ставка показалась мне заманчивой, однако врать настолько нагло я был ещё не готов.

   – А что такое человек? – уклончиво ответил я. – Если я выгляжу, веду себя и думаю как люди, то являюсь одним из них. Разве нет?

   – Не знаю, – вздохнула Анжелика и снова села на диван. – По-моему, человек – это совокупность возможностей. А твои силы превосходят человеческие.

   – Зловещий шепот и бросок пультом – выше человеческих сил? – скептично переспросила демоница, не заботясь, что девушка её не слышит. – Право, дорогая, фантазии затмевают твоё зрение.

   Я повторил слова демона, сочтя их неплохим аргументом, чем заслужил теплую улыбку суккуба.

   – Ты меня переоцениваешь, – добавил я от себя. – Приписываешь свойства, подчерпнутые здесь. – И поднял с пола упомянутую ранее книгу. – Хм. Ты в самом деле это читаешь?

   – Да, – гордо заявила Анжелика, выхватив том из моей руки. – Мне нравится эта история о магии, настоящей дружбе и величии самопожертвования. И не говори, что сам не мечтал в одиннадцать лет получить письмо с приглашением в школу волшебства!

   Я отвел взгляд в пол и угнетенно пробормотал:

   – В одиннадцать лет... в школу волшебства... да, что-то похожее припоминаю.

   – Но ты, наверное, прав, – не слушая меня, продолжила Анжелика и тоже принялась разглядывать пересекающиеся ромбы ковра. – Так странно и даже обидно – сидеть рядом с неизведанным, которое не может... или не хочет поведать о себе.

   Я невольно покосился на суккуба. Демоница, будто не слушая нас, любовалась бликами света на своих перламутровых ногтях.

   – Поверь, Анжелика, я тебя прекрасно понимаю. Однако ситуация такова: я самый странный человек в твоей жизни, который не в силах поделиться своими тайнами с тобой.

   – Но раз мир сверхъестественного существует, – вдруг оживилась девушка, окрыленная новой идеей, – значит, не всё в книгах – ложь, и возможно...

   – Нет, – решительно перебил я, намереваясь раз и навсегда вправить мозг безумной девчонки на его законное место. – Всё ложь. Ритуалы не работают, магия – выдумка, а круги на полях оставлены танцующими ёжиками. И резать кошек бесполезно... кстати, а разве твой кот не должен быть где-то здесь? – удивился я, оглядываясь.

   Но Анжелика успокоила меня, сообщив, что выпустила зверя на улицу час назад. Я облегченно кивнул – спасение жизни животного вызвало во мне чувство ответственности за его судьбу – и продолжил говорить:

   – Всё неправда. И каждый, кто заявляет о своей власти над некими тайными силами, попросту пытается тобой управлять. Ложь – вот единственная магия, ибо она побуждает людей действовать во имя того, чего нет.

   – Проповедь шарлатана! – расхохоталась демоница.

   – И ты можешь ею овладеть, Анжелика. Властью слова, пустого звука, создаются государства и гибнут народы. Ложь повсюду, куда ни глянь, надо только чуть-чуть сойти с ума, изменить способ видения, чтобы её обнаружить.

   Я ткнул пальцем в телевизор, где весьма кстати снова появился президент на фоне государственного флага. Глава иллюзорного государства с выражением зачитывал текст с бумажной карточки, в нужных местах поднимая кверху указательный палец и кивая головой.

   – Они твердят: "У общества должен быть лидер". Президентские выборы – это очевиднейший обман. Любому здравомыслящему человеку после некоторых раздумий станет ясно, что единолично управлять страной, если она крупнее Ватикана, невозможно. Один человек физически неспособен справиться со множеством проблем из различных сфер общественной жизни, собственно, поэтому любой президент (или иной правитель, вне зависимости от названия) имеет бюрократический аппарат. Но этих людей народ не выбирает. Рядовой избиратель не знает ни имен, ни лиц чиновников, исполняющих работу так называемого "избранного президента"; кто угодно может оказаться в их числе. "Президент" – это просто обложка, используемая ради создания иллюзии выбора у подконтрольного народа.

   – "Политики обладают властью". Ложь. Власть бывает двух видов: военная и экономическая. Все иные виды "власти" (политическая, идеологическая, информационная и прочие) без поддержки какой-либо из этих двух не имеют никакой силы. Политики – суть актеры, отрабатывающие деньги, выданные им экономической властью на предвыборные кампании, либо артисты, нанятые военной хунтой, чтобы усмирять публику словом. Истинные правители – это люди с деньгами, – я сделал паузу, подумал и пояснил, – утрирую, конечно же: деньги – метафора контроля над средствами производства или рынком, сами по себе фантики не дают никакой власти. Так вот, по-настоящему правят люди с деньгами или оружием, а чаще всего – с тем и другим, и этим жителям теней незачем участвовать в цирке под названием "выборы".

   – "Демократия – справедливый политический режим". Неправда. Демократия – это право на погром, притеснение меньшинства большинством. Несправедливость заложена в самой сути демократии. При более глубоком размышлении также обнаруживается, что понятие "большинства" является фикцией. В масштабах крупных стран объективно невозможно достижение политического консенсуса между миллионами людей; проще говоря, общество никогда не делится на "большинство" и "меньшинство", но всегда состоит из множества "меньшинств". Интересы мелких групп могут быть похожи, но никогда не будут совпадать полностью, в силу чего демократическое устройство может устанавливать порядок только по принципу "ни вашим, ни нашим".

   – "Государства обеспечивают безопасность". Ложь. Государства существуют, чтобы вести масштабные войны, и ни для чего больше. Предполагается, что государство – это система распределения материальных благ, которая также обладает монополией на насилие. В силу последнего свойства она в силах захватить весь оборот ресурсов и товаров, до которого только может дотянуться, что и произошло. И как государство (да любое из них) использует эти ресурсы? Для принуждения людей к ведению боевых действий и обеспечения их необходимым для войны снаряжением. Если бы не было внешней угрозы, не было бы необходимости создавать государства. Но государства сами по себе представляют угрозу друг для друга, поскольку любое из них в силах натравить подконтрольных людей на независимых соседей. Я плохо понимаю, на кой черт люди всё это придумали, но настоящая ситуация заставляет меня хохотать и горевать одновременно.

   – "Военные защищают гражданских". Да. От других военных. Если упразднить военных с обеих сторон, все вздохнут с облегчением. Но, разумеется, этого не произойдет – все боятся обмана.

   – "Законы направляют развитие общества". Ничего подобного. Законы лишь упорядочивают уже существующие общественные отношения, но никогда не творят будущее. Считается, что закон "благоприятствует" развитию тех или иных срезов общественной жизни, если позволяет гражданам самим устанавливать правила взаимодействия между собой; и считается, что закон "мешает", когда его положения прямо противоречат сложившейся практике. Как пример: авторское право в интернете не работает. Совсем. Применительно к глобальной сети авторское право – это бесполезный закон, потому что он делает виновным всех, но не может наказать почти никого. Сотни осужденных – ничто по сравнению с миллиардом нарушителей. Что делает законодатель? Делает вид, что ничего не замечает.

   Я мог бы продолжать перечислять несколько суток подряд. Но мне надоело, и я замолчал, сам пораженный собственной пылкостью. И пусть ничего революционного в моей речи не прозвучало, само желание выговориться для угрюмого затворника вроде меня было в новинку.

   – Прекрасно сказал, милый, – прошептала демоница. Глаза её сияли особенно ярко. Я хотел задуматься об этом, но иная мысль вырвалась из моих уст и увлекла ум за собой.

   – Но ложь меня не беспокоит. Я владею ей гораздо лучше других. Корень всех бед не во лжи, а в страхе. В личном страхе каждого человека за свою жизнь, за своё здоровье, за свою коллекцию марок, за свою порнографию на скрытом разделе жесткого диска, за свою морскую свинку, за свои привязанности к таким же пугливым обывателям, за свои жалкие чувства, за свои привычные "ценности" (имеющими цену только для тех, кто подвергся аналогичному насильственному воспитанию), словом, страхе за своё. Я эгоист, нет, я эгоцентрист и даже, возможно, солипсист, и потому я не осуждаю личные желания – только они и придают вкус жизни. Но не бывает такой вещи как "моя" вещь. Нечто принадлежит мне только до тех пор, пока я могу удерживать это силой: физической, моральной или интеллектуальной; либо пока мне позволяют это удерживать, если я недостаточно силен. И люди, создавая для себя уютную паутину лжи, основанную на страхе, опираются не на свою силу, а на позволение сильных. Этот подход ненадежен, и если ты ему следуешь, то готовься к потерям, когда кому-то, кто не верит в твою ложь и обладает силой, захочется взять твое.