Текст книги "Потрясти сахарное дерево (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Он рассмеялся.

– Эй, – внезапно произнѐс он.

Его удочка дѐрнулась.

– У тебя клюѐт, – сказал я.

– Хорошее дело!

Глава 38

Отец Гиндербах

В воскресенье утром мы отправились обратно, совершая лишний объезд на

квадроциклах через лес, так как Джексон уже решил, что ему нравится кататься, и

захотел провести побольше времени на колѐсах.

К десяти мы были вымыты, одеты и готовы пойти с мамой к половине

одиннадцатого на мессу в церкви Святого Франциска в Нью-Олбани. Джексон никогда

не был на мессе, поэтому не знал, чего ожидать. Дед больше не ходил на мессы,

открестившись от тех, кого называл "проклятыми безбожными католиками".

Хоть у меня и было много тѐплых воспоминаний о церкви Святого Франциска, в

целом это была однообразная сцена мучительного заламывания рук и бесконечных

нравственных головоломок.

Мы нашли пустую скамью. Мама села с одной стороны, Джексон – с другой.

Мы с Ноем немного постояли на скамейке для коленопреклонения, произнося

молитвы, ведя себя набожно. На самом деле я не читал молитвы, просто соблюдал

формальности и надеялся, что какой-то Бог, который был там наверху, был добрым и

милостивым Богом, а не ужасным старым мудаком, который раньше пугал меня до

смерти, а теперь только навевал скуку.

На нас смотрели. Много смотрели.

Моя мама была счастлива, что на Ноя смотрят, и тихо переговаривалась, когда

подходили еѐ друзья и знакомые, устраивая суматоху из-за него. Однако то, что она

получает взгляды посторонних из-за близости со мной: мужчины с длинными

волосами, неподобающим поведением, отсутствием всяческого уважения, а еще и в

101

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

компании симпатичного парня, который сидел рядом и явно чувствовал себя не в

своей тарелке, ее радовало куда меньше.

То, что я педик, стало обычной новостью, которую должны были узнать все

прихожане. Всѐ остальное дополняли их воображение и возмущение. Глаза, которые

смотрели на меня, кажется, желали, чтобы я каким-то образом взял себя в руки,

перестал заниматься сексом, быть мальчиком-геем и позорить свою бедную маму и

семью. Возможно, я читал в них больше, чем там было. Возможно, нет. Ощущения

отрицания не появилось.

Однако, младшие члены церкви Святого Франциска были несколько иного

склада ума, и некоторые из них улыбались мне. Некоторые улыбки были весѐлыми,

ободряющими или просто дружелюбными. Некоторые – выражали любопытство.

Я был счастлив видеть суматоху вокруг Ноя. Мы приходили достаточно часто,

чтобы большинство постоянных прихожан узнавали его, замечали, или хотя бы

слышали о нѐм. Не нужно быть гением, чтобы понять, кто он, с задержкой роста,

лишним мизинцем, случайным гудением или криком. Ещѐ у него были синяки под

глазами, которые легко можно распознать, будто он не получал достаточно витаминов

или мало спал. Когда сын открывал рот и демонстрировал проблемные зубы, второй

ряд вдоль нижней челюсти – на все вопросы находились ответы.

– Миссис Оппи сказала мне, что еѐ дочь называет Ноя «Мальчик, который

выжил», – прошептала мне мама и неодобрительно нахмурилась.

– Это отсылка к Гарри Поттеру, – объяснил я.

– Всѐ равно, – ответила она.

Перед мессой новый священник, отец Гиндербах, прошѐл к алтарю и по-

особенному поприветствовал Ноя. Я ещѐ не слышал этого священника. Маме он

нравился, что могло означать только то, что я возненавижу его. Но он удивил меня,

повернувшись к Ною и идеально заговорив на языке глухонемых:

Добро пожаловать, Н—о—й. Мы счастливы, что ты пришѐл.

– Хах! – счастливо прогудел Ной. Он повернулся посмотреть, видел ли это я. Я

ободряюще улыбнулся.

Спасибо, – прожестикулировал он в ответ. – Я люблю Иисуса! – добавил он,

используя специальный жест для "Иисуса".

И он любит тебя, – ответил священник.

Вы знаете язык жестов?

Да. У меня глухая сестра.

У меня нет сестры.

У тебя много братьев и сестѐр в церкви, Н—о—й. Благослови тебя Господь!

– Ты знала, что он умеет жестикулировать? – спросил я.

– Понятия не имела, – ответила мама.

– Он сказал, что у него глухая сестра.

– Думаю, он из Мемфиса. Его прислали сюда пару месяцев назад. Я не знала,

что у него есть сестра.

– Он кажется милым, – признал я.

– От тебя это высокая похвала.

– После отца Джорджа, даже Саддам Хусейн покажется милым.

– Будь милым, Вилли. Хоть раз. Пожалуйста!

– Он был придурком, – прошептал я.

– Не ругайся в церкви. Ты меня провоцируешь?

– Это слишком просто. Может, тебе бы не мешало немного поднять настроение.

Она поджала губы, заканчивая разговор.

102

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

Отец Гиндербах сделал кое-что ещѐ, что было довольно неожиданно. Когда

пришло время проповеди, он на этот день отступил от текста Евангелия и предложил

свои мысли о наставлениях Иисуса: «Пусть ко мне подойдут маленькие дети».

Он выделил Ноя как невинное существо, какими хотел видеть нас всех Христос.

Он даже жестикулировал во время проповеди, чтобы объяснить Ною конкретные

вещи, которых не было в его проповеди.

Это было довольно необычно, и я был оправданно ошеломлѐн. После многих лет

отношения, как к позорному изгою от отца Джорджа, отец Гиндербах действительно

отступил от своих канонов, чтобы поприветствовать Ноя в церкви и включить его в

проповедь, относясь к нему так, будто он на самом деле был любимым ребѐнком

Господа и таким же важным, как все остальные дети на скамьях в этот день.

Я едва мог поверить в это.

Ной гордо улыбался. У него никогда не возникало проблем с тем, чтобы быть в

центре внимания.

– Иисус разъяснил, что его царство создано из "таких, как эти" детей, и что

именно они видят лицо Господа. Мы не должны препятствовать "таким, как эти", не

тогда, когда они так важны для царства, – сказал священник.

После проповеди на нас смотрели ещѐ больше, но уже по-другому. Это были

взгляды любопытства, даже принятия, даже счастья от того, что мы здесь. Даже мама

сидела немного прямее.

Впервые за долгое-долгое время я чувствовал связь с церковью своего детства. Я

на самом деле почувствовал, по крайней мере, на некоторое время, что у нас с Ноем

может быть место в этой церкви.

Я пошѐл за сыном в очередь для Причастия.

Гиндербах одарил меня любопытным взглядом, протянув облатку*. Из-за того,

что я провѐл так много времени среди глухих, я намного более чуток к едва заметному

взгляду или намѐку на смену выражения лица. Как и он, без сомнения. Его глаза явно

говорили, что он точно знал, кто я – и по его книге со мной всѐ было в порядке. Это

напомнило мне то, как на меня иногда смотрят священники-геи, которые точно знают,

через что я прошѐл, и знают, что есть путь через это, который не включает потерю

себя или своей веры в искренне любящего Бога.

*Облатка – небольшая круглая лепешка из прессованного пресного теста, употребляется

для причащения по католическому обряду.

Общение с прихожанами на улице после мессы собрало большое количество

людей, они на самом деле потрудились подойти и поприветствовать Ноя, как живое

человеческое существо.

– Что не так с этими людьми? – прошептал я маме.

– Может быть, тебе следует почаще ходить в церковь, – предположила она.

Глава 39

Нанесение удара

Билл, Шелли и их дети приехали в мамин дом на обед, который янки, как

Джексон, называют ланчем. Джош и Эли взяли Ноя с собой поиграть с фрисби. Шелли

и еѐ дочь Мэри, чья грудь росла довольно быстро, помогали маме завершить все

оставшиеся приготовления к трапезе.

103

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

Билл стоял и курил на крыльце, плюясь и прихлебывая пиво из холодильника в

кузове своего грузовика, в это же время пытаясь завести с нами разговор, пока дед

наблюдал, улыбаясь своей тайной улыбкой.

– Значит, ты работаешь в больнице? – произнѐс Билл.

– Я медбрат в педиатрии, – сказал Джексон.

– И он признаѐтся в этом, – вставил дед.

– И ты не отсюда, – отметил Билл, услышав в голосе Джексона акцент

северянина.

– Я из Бостона.

– И в этом он тоже признаѐтся, – недоверчиво произнѐс дед.

– Путь из Бостона не близкий, верно? – с подозрением спросил Билл.

– Чем ты занимаешься, Билл? – спросил Джексон.

– Я работаю в "Лэйн", – сказал он, будто это было достаточным объяснением.

Для большинства местных так и было.

– Хорошее дело, – ответил Джексон, когда дальше ничего не последовало.

– Вы ходили на кемпинг? – спросил Билл. – Ловили рыбу?

– Разве мы не всегда еѐ ловим? – произнѐс я.

– В той реке ублюдок-сом, которого я пытался поймать с четырнадцати лет, —

сообщил нам Билл. – Этот сукин сын забирает твой крючок и оставляет тебя с

яйцами. Если я когда-нибудь поймаю этого ублюдка, то возьму за яйца его, и он не

будет от этого счастлив.

Джексон рассмеялся, затем резко остановился, не уверенный, была это шутка

или... что ж, он не был уверен, что это было.

– Значит, ты и мой брат... – произнѐс Билл, под его щекой выступал комок

жвачки.

– Мы встречаемся, – сказал Джексон.

– Вы так это называете?

– А как это называешь ты?

– Я могу придумать несколько названий, – заявил Билл.

Джексон молчал. Он снова не был уверен, что это значило; не знал, как

реагировать.

– Они педики, – сказал дед, просто чтобы убедиться, что всем было понятно.

– Спасибо, деда, – сказал я, глядя на него недобрым взглядом.

Пришла Мэри, чтобы позвать нас на ланч. На ней было симпатичное платье и

ленточка в длинных, спадающих по спине волосах.

– Бабушка сказала, чтобы вы перестали пить и затащили свои задницы в дом, —

объявила она. – Ты куришь, папа? Боже! Я думала, мама велела тебе бросить.

– Разве я когда-нибудь слушал твою маму? Иди, скажи мальчикам, чтобы шли в

дом.

– Привет, – сказала она, глядя в упор на Джексона. – Ты... друг дяди Вилли?

– Да, – ответил Джексон.

– Бабушка говорит, что ты разговариваешь как чѐртов янки... – отметила она.

– Мэри, следи за своим языком и иди позови мальчиков, – сказал Билл,

перебивая еѐ.

– Я услышала тебя с первого раза, папа!

– Тогда сделай это, чѐрт побери! – рявкнул он.

Она подошла к краю крыльца и прокричала:

– Эли! Джош! Есть пора!

Мэри повернулась обратно к нам с милой улыбкой.

– У этой особы те ещѐ лѐгкие, – отозвался дед.

104

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Пока, – попрощалась она, разворачиваясь и направляясь в дом.

– Она симпатичная, – отозвался Джексон.

– Она симпатичная заноза в моей заднице, – сказал Билл.

Билл выплюнул жвачку, и мы последовали за ним в дом.

Мы расположились за столом: Джексон и я с Ноем между нами на одной стороне,

Билл и Шелли – на другой, с Мэри посередине, дед в конце стола, мама во главе, а

мальчики втиснулись туда, куда смогли.

– Давайте помолимся, – сказала мама.

– Ты и твои чѐртовы молитвы, – произнѐс дед.

– Тише, папа, – отозвалась мама.

Мы взялись за руки и прочли молитву.

– Как тебе Тупело, Джексон? – спросила Шелли, пытаясь завести разговор,

пока мы передавали по кругу жаркое, пюре, морковку, спаржевую фасоль, жареную

окру и рулеты.

– Мне нравится, – сказал Джексон. – Пожалуйста, зовите меня Джек. Но

город маленький.

– Тупело маленький? – произнесла Мэри, и еѐ глаза расширились.

– По сравнению с Бостоном, – добавил он.

– Оу, – произнесла она.

– Мэри, дай старшим поговорить, – сказала Шелли.

– Есть, мэм.

– Мама сказала, что вы ходили купаться нагишом, – сказал Билл, резко меняя

тему.

– Что в этом плохого? – спросил дед.

– Билли, не за столом, – сказала мама.

– Я хочу высказать своѐ мнение на этот счѐт, – ответил Билл.

Шелли смиренно закатила глаза.

– Не заводи его, – сказала мама.

– Я его не завожу, – сказал Билл, глядя на меня.

Я нацепил свою улыбку а-ля «давай-выкладывай».

– Мне плевать на твой выбор образа жизни, Вилли, но не вовлекай в это своего

сына, – сказал Билл. – Ты не думаешь, что это своего рода неприемлемо, что вы так

обнажаетесь перед ребѐнком?

– Почему каждый разговор в этой семье должен быть о моѐм пенисе? —

спросил я, закатывая глаза.

Джексон фыркнул.

– Вилли! – воскликнула мама. – Не используй это слово в этом доме!

– Пенис, – сказал я. – Пенис, пенис, шменис. Кому какое дело, мама?

– Ох, начинается, – сказала Шелли, печально качая головой.

Я встал, расстѐгивая штаны.

– Хотите на него посмотреть? – спросил я. – Это сделает вас счастливыми?

Мальчики визжали от смеха.

Дед усмехнулся и хлопнул в свои морщинистые ладони.

– Давай, педик! – радостно крикнул он. – Задай им хорошую взбучку! Не

сдавайся без боя!

– Дядя Вилли! – воскликнула Мэри. – Ты такой извращенец.

– Сядь, – сказал Билл.

– Мы ходили купаться нагишом! – сказал я. – В штате Миссисипи не

преступление плавать с болтающимся вилли.

– Ты должен освободить своего вилли, Билли, – вставил дед.

105

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

От мальчиков послышалось ещѐ больше смеха.

Билл покраснел от ярости.

– Видишь, о чѐм я? – произнесла мама, глядя на Билла. – Ты никогда до него

не достучишься. Для него это всѐ шутки. Весь в своего деда.

– Нам обязательно говорить об этом сейчас? – пронзительным голосом

спросила Шелли.

– Почему бы вам всем просто не оставить меня в покое? – предложил я,

занимая своѐ место.

– Оставьте его вилли в покое, – сказал дед. – Бог Свидетель, как ему нужен

весь возможный покой.

– Ты должен думать о ребѐнке, Вилли, – сказал Билл. – Ты не можешь просто

делать всѐ, что хочешь. Неужели ты умрѐшь, если хоть изредка будешь думать о том,

что лучше для Ноя?

– Я мог бы спросить то же самое у вас, ребята, – отметил я.

– Я думаю о том, что для него лучше, – сказал Билл. – Библия довольно ясно

даѐт понять, что для него лучше.

– Разве? – спросил я.

– Видеть твой образ жизни не часть этого дела.

Я подготовился к очередной доставке из «Баптистленд»*.

* по аналогии с «Диснейлендом»

– Радуйся, Мария, благодати полная, – произнѐс дед, – пожалуйста, скажи

Билли заткнуть свой рот.

– Я намеревался высказаться, – сказал Билл.

– О, христиане, – сказал дед, тяжело вздохнув. – Всегда нужно высказывать

своѐ чѐртово мнение, будто мы уже не слышали его миллион раз. Они считают, что

солнце встаѐт только для того, чтобы услышать их радостные вопли. Что за кучка

безбожных ублюдков.

– Не ругайся перед моими детьми, дед, – резко сказал Билл.

– Папа, тише, – сказала мама.

– Я буду ругаться в любое время, когда, чѐрт побери, захочу, Билли Кантрелл,

– ответил дед. – Вы, христиане, такие напряжѐнные. Каждый раз, когда вы садитесь,

я задерживаю дыхание, потому что боюсь, что вы засосѐте весь чѐртов мир своими

задницами.

– Папа! – крикнула мама.

– Это правда, Марта. Ты должна знать. В диване дырка там, где ты всегда

сидишь. Наверное, в твоей прямой кишке крутится половина гостиной. А у Билли в

заднице, наверное, половина Тупело. В следующий раз, когда обнаружится какая-то

пропажа, Шелли, просто скажи ему наклониться и загляни в его задницу, потому что,

вероятно, всѐ именно там.

Мама печально покачала головой.

Мальчики рассмеялись, чувствуя, что это смешно, но не совсем уверенные,

почему.

– Не перед детьми, деда, – умоляла Шелли.

– Правда им не навредит, – сказал дед. – Или они должны сидеть и слушать

только этого вашего безбожного проповедника—баптиста, да?

– Деда, – убедительно начал Билли, – в глазах Бога быть геем так позорно, что

хорошим людям говорят не упоминать это в разговоре. "Мужчина на мужчине делая

срам"*. И вот Вилли, щеголяет этим перед своим сыном. Берѐт своего сына на кемпинг

106

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

со своим новым бойфрендом. Погрязает в грехе. Мужчина на мужчине – буквально.

Выставляет напоказ свою наготу, будто гордится собой.

*Отсылка к «Посланию к Римлянам», книге Нового Завета. Глава 1, стих 27

– Не думаю, что хуже быть не может, – легко сказал я, очень стараясь не

закатить глаза перед лицом этой миссионерской увертюры. Билл никогда не был ярым

католиком, но после того, как женился на Шелли и начал тусоваться с баптистами, он

стал таким же слабоумным ублюдком, как и остальные.

– Брат Джон говорит, что на нас давят гомосексуальными обязательствами, —

решительно продолжал Билл, – заставляют принять грех как что-то нормальное, что-

то, что мы должны "праздновать". Я не буду праздновать твой грех, Вилли. И я не

собираюсь сидеть и молчать, пока ты обрекаешь моего племянника на ад.

– Я думал, что гомосексуальные обязательства – это найти хорошие шторы, —

сказал я.

– Классная шутка, Вилли, – сказал дед, кивая головой.

– И я слышал о том, что ты снова поѐшь на акции протеста за права геев? —

спросил Билл. – Ты возьмѐшь Ноя на ещѐ одно такое событие? После прошлого раза?

– Да, возьму, – сказал я.

– Вилли! – в шоке воскликнула мама. – Ты не можешь брать ребѐнка на такие

акции!

– Я уже брал, мама. На самом деле, даже на несколько.

– Вот об этом я и говорю, – сказал Билл. – Ему плевать, чему он подвергает

Ноя.

– Это акция протеста за человечески права, – отметил я.

– Но как ты можешь брать ребѐнка на что-то подобное? – спросила Шелли.

– Ему нужно знать правду о мире, в котором он живѐт, – ответил я.

– Ткни его в это носом, – пренебрежительно ответил Билл. – И ты еще

спрашиваешь, почему не можешь найти приличную работу.

– И почему же это, Билли? – спросил я.

– Потому что никто не захочет нанимать педика, – сказал он. – Если бы ты

просто играл по правилам, то у тебя не было бы такой проблемы.

– Что же это за правила, Билл? – спросил Джексон.

– Если ты мой страховой агент, и я узнаю, что ты гей, то найду себе нового

страхового агента, – сказал Билл. – Вот, как это работает. Ни одна страховая

компания не захочет, чтобы открытый гей продавал их страховку, потому что они

потеряют бизнес. То же самое с продавцами подержанных машин, докторами,

юристами. Если ты не уважаешь наше общество и наши ценности, мы не будем иметь

с тобой дело. Вот, как всѐ обстоит, и так и останется, потому что это правильно.

– Это... интересно, – тихо произнѐс Джексон, будто не мог заставить себя

поверить в то, что слышал.

– Это фанатизм, – добавил я.

– Так мы и поступаем, Вилли, – сказал Билл, – и, если ты когда-нибудь

захочешь найти приличную работу и сделать карьеру, тебе нужно не отставать от

программы. Если ты этого не можешь, по крайней мере, держи свой рот на замке по

этому поводу и будь осмотрительным. Не стой на тротуаре, чтобы тебя видел весь

мир. Люди не хотят, чтобы это пихали им в глотки.

Джексон искоса взглянул на меня.

107

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Если ты такой умный и так хорошо справляешься, – продолжал Билл, – то

почему живѐшь на свалке с крэковыми шлюхами, которые разгуливают по району так,

будто он принадлежит им?

– Не думаю, что видел хоть одну крэковую шлюху со времѐн поздних

восьмидесятых, Билли, – сказал я. – Я даже не знаю, продают ли ещѐ крэк.

– Мне трудно в это поверить, раз Ной крэковый ребѐнок, – довольно жестоко

сказал он.

– Он не крэковый ребѐнок, – сказал я. – Он метамфетоминовый ребѐнок. Есть

разница.

– Плевать, – отмахнулся он.

– Крэковые дети, – произнѐс дед, улыбаясь.

– Мы действительно разговариваем об этом? – не веря в происходящее,

спросил Джексон.

Я улыбнулся ему.

– Почему ты живѐшь в том плохом районе? – хотел знать Билл.

– Он рядом со школой Ноя и рядом с моей работой.

– Оу, – с преувеличенным акцентом произнѐс он. – Твоя работа. Верно.

"ФудВорлд"! Наши колбаски не для ручной ласки!

– Почему ты на меня наезжаешь? – спросил я.

– Вилли, когда ты найдѐшь приличную работу? Перестанешь жить в публичном

доме? Добьѐшься чего-нибудь? Это не так сложно, брат.

– Я отец-одиночка, на случай, если ты забыл.

– И что?

– Я упустил кучу работ потому, что должен заботиться о Ное. Я не могу

работать в любую смену, в любые часы, в любые дни, выходные, праздники – а это

исключает большинство приличных рабочих мест. Я стараюсь, как могу.

– У нас гости, ребята, – чопорно сказала Мэри.

– О, к чѐрту это, – сказал Билл, стреляя взглядом отвращения в Джексона,

которому, казалось, было чрезвычайно некомфортно, пока он ковырял своѐ жаркое.

– Ты же знаешь, какой он, когда у него геморрой, – наблюдательно отметил

дед. – Когда он был маленьким мальчиком, нам приходилось привязывать его руки к

забору, чтобы он не ковырялся в своей же дырке.

Билл откинулся назад, выпуская изо рта злобное пыхтение.

– Очередная история о Вилли, – продолжал дед. – Нам приходилось

привязывать его, потому что он не мог удержать руки подальше от своего вилли.

Мальчик сидел у забора, спрессовывая своѐ сено в тюк на виду у всего мира. Его

просто невозможно было остановить. Весь чѐртов день этот мальчишка сидел и ласкал

свою колбаску.

– Папа, ты не можешь так говорить за столом! – громко и зло воскликнула

мама.

– Это правда, Марта, – сказал он. – Разве не ты спрашивала у меня, какого

чѐрта нам с этим делать? Мальчик ласкал эту колбаску так много, что мы боялись, что

она отвалится. Клянусь Богу, шериф Картер однажды остановился на подъездной

дорожке и сказал мне что-нибудь с этим сделать, потому что соседей достало смотреть

на это, а коровы на других пастбищах боялись его и больше не давали молока.

Джексон посмотрел на меня, как будто чтобы убедиться, было это правдой или

нет.

Я беспомощно пожал плечами.

– Ты закончил, деда? – чопорно поинтересовался Билл.

108

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– О, прошу меня простить, – сказал дед. – Мы отошли от темы твоей

христианской брехни?

– Почему бы тебе просто не пойти в задницу со своей религией, Билли? —

добавил я.

– Почему бы тебе меня не укусить? – парировал Билл.

– Билл! – воскликнула Шелли.

– Меня тошнит от его дерьма, – горячо ответил Билл. – Пусть кусается, мне

плевать.

– Билл! – повторила Шелли.

– Да что с тобой сегодня такое, чѐрт возьми? – спросил я.

– Ты, – с ядом в голосе отозвался он.

– И что я сейчас сделал?

– Пригласил гомосека на кемпинг с тобой и Ноем, вот что. Вы купались голыми,

и Бог знает, чем ещѐ там занимались, пока Ной наблюдал. Берѐшь Ноя на марш за

права геев. Подвергаешь его всему этому дерьму. Мне бы хотелось, чтобы ты думал о

том, что делаешь, как это может выглядеть в глазах других людей. Хотя бы иногда.

– И ты предполагаешь, что мне не плевать.

– Должно быть.

– И почему это?

– Потому что мы живѐм в реальном мире. Это не какая-то сцена из одного из

твоих дурацких романов, Вилли. Это реальный мир. Тебе нравится доводить всѐ до

задницы. Молодец! Но не вовлекай в это своего сына.

– Не припоминаю, чтобы вовлекал в это своего сына.

– Ты выставляешь это напоказ перед ним.

– Почему вы, ребята, так одержимы моим пенисом?

– О чѐм тут ещѐ говорить? – спросил дед.

– Ты прекратишь говорить это слово? – требовательно спросила мама.

– Что же, могли бы мы, меняя тему, поговорить тогда о вагине Шелли? —

спросил я.

Мальчики разразились новым взрывом хохота при упоминании слова "вагина".

– Это как крутой съезд на шоссе любви, – наблюдательно отметил дед. —

Пристегните свои ремни! Мы въезжаем!

– Иисус, Мария и Иосиф! – воскликнула мама. – Я не позволю тебе так

разговаривать в этом доме, Вилли Кантрелл! Ты меня окончательно достал! И ты

тоже, папа!

– Вагина! – воскликнул я. – Вагина, вагина, вагина! Это медицинский термин,

используемый для описания женских гениталий. Вот и всѐ, мама.

Джексон отодвинул свою тарелку и резко встал.

– Думаю, мне бы хотелось выйти, – тихо сказал он.

Все взгляды устремились к нему.

Воцарилась тишина.

– Теперь посмотри, что ты наделал, – сказала Шелли.

Было не понятно, к кому она обращалась.

– Теперь мальчик-педик расстроен, – сказал дед.

– Не называй его так, – сказала мама. – И это ты виноват, папа. То, как ты

говоришь. Это отвратительно.

Шелли тоже встала, взяв свою тарелку.

– Я пойду с тобой, Джек. Можем посидеть в гостиной. Я устала от этого

сумасбродства.

– Сядь, – приказала мама.

109

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Сядь, – сказал Билл, глядя на Шелли жестким взглядом.

– Она права, Билли, – сказала мама. – Всему есть время и место, а сейчас не

время и не место.

– Это ты позвонила мне с истерикой из-за того, что они купались нагишом,

мама, – отметил Билл, бросая на неѐ злой взгляд.

Шелли села.

– У нас гости, – сказала мама. – Пожалуйста, мистер Ледбеттер,

присаживайтесь. Мы не всегда такие. Иногда нас немного заносит.

Джексон довольно неохотно сел, посмотрел на меня и состроил гримасу.

Тишина длилась долго, когда мы вернулись к еде.

Но Билл всѐ ещѐ был очень зол, и не прошло много времени, прежде чем он

положил свою вилку и одарил меня холодным, тяжѐлым взглядом.

– Хочешь знать правду? – тихо спросил он.

Когда мы начинали говорить о "правде", начинало разбрызгиваться дерьмо.

– Я на расстоянии лобкового волоса от того, чтобы нанять юриста и объявить

тебя непригодным к роли родителя, – проговорил Билл.

– О, Боже, – сказала Шелли, откидываясь на спинку стула и всплеснув руками.

– Лобковый волос! – воскликнул дед, хлопая рукой по столу. – Ох, Марта,

твои мальчишки меня убивают. Я на расстоянии лобкового волоса от того, чтобы

обоссать штаны.

– Судя по запаху, это уже произошло, – высказалась Мэри.

Я отложил вилку и ждал, зная, что мы, наконец, дошли до пункта нашего

назначения.

– Я говорю об этой свалке, в которой ты живѐшь, Вилли, – сказал Билл. – Об

этой твоей дерьмовой работе. Купонах на еду. Жилищной помощи. Ты не хочешь

обрезать волосы, чтобы найти реальную работу. Ты подвергаешь Ноя этому своему

образу жизни, заполняешь его голову своим ядом, и одному Богу известно, какие люди

водятся в твоѐм доме, кучка хиппи-коммунистов, ублюдков-либералов. Тебе не

кажется, что пора начать думать о том, что лучше для Ноя?

– Как будто вас, ребята, заботит, что лучше для Ноя, – сказал я.

– О, верно, – ответил Билл. – Один ты заботишься о бедном маленьком

глухом мальчике.

Он позволил этим словам повиснуть в воздухе, в его глазах горела злость.

– Вы, ребята, не сильно утруждаетесь, когда дело доходит до помощи ему, —

сказал я. – Вы, ребята, так сильно его любите, что не потрудились выучить язык

жестов. А теперь вдруг переживаете о том, что для него лучше. Мне в это верится с

трудом.

Тишина воцарилась снова.

О чѐм вы говорите? – спросил Ной.

Ни о чѐм, – прожестикулировал я ему в ответ.

– Почему вам, ребята, нужно травить меня? – спросил я. – Вы не думаете, что

мне достаточно тяжело заботиться о таком ребѐнке, как он? Я не плохой отец. Мы

бедные, но быть бедным не преступление.

– Почему бы тебе не написать это на открытке «Холлмарк» и не отправить им?

– предложил Билл. – Или ты боишься, что можешь на этом немного заработать?

Наши взгляды скрестились.

– Лобковый волос, – тихо сказал он.

Дед снова рассмеялся.

– Я иду купаться нагишом со своим парнем, и ты решил, что я непригоден к

роли отца? – произнѐс я. – У тебя есть какое-нибудь доказательство, что я

110

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

обращаюсь с ребѐнком жестоко, что я пренебрегаю им или какими-либо его нуждами?

Думаешь, ты можешь просто пойти встретиться с судьѐй и добиться признания меня

негодным родителем потому, что я гей? В каком сказочном мире ты живѐшь, Билли?

– Несколько судей ходят в церковь Первого Баптиста, Вилли, – отметил он. —

Ты не будешь растить этого ребѐнка с кучкой тусующихся вокруг педиков.

– И что ты собираешься делать?

– Я тебе покажу, что я буду с этим делать.

– За четыре года Джексон первый мужчина, с которым я встречаюсь. Это не

совсем "кучка педиков", Билли. И у меня есть все права на отношения, как у любого

другого родителя.

– Если ты хочешь встречаться с женщинами, как нормальный человек, вперѐд,

но держись подальше от педиков.

– Мне не нравится, когда меня называют педиком, – сказал Джексон.

– Он не это имел в виду, – встряла мама.

– Я ничего не имею против тебя и не хочу быть грубым, – сказал Билл, глядя

на Джексона. – Но это юг, и мы здесь привыкли по-своему разбираться с

проблемами. Мы не будем сидеть и молчать, пока такие люди, как Вилли, запихивают

свою гомосексуальность нам в глотки.

– Бог Свидетель, я не собираюсь запихивать свою гомосексуальность тебе в рот,

Билли, – сказал я.

– Классная шутка, Вилли, – с одобрением произнѐс дед.

– Ты подвергаешь Ноя позорному, опасному образу жизни, – сказал Билл,

начиная злиться. – Хорошо известно, что родители-геи обращаются со своими детьми

жестоко, чтобы дети тоже стали геями, как они.

– Что за куча горячего, воняющего дерьма! – воскликнул я.

– Вилли Кантрелл! – ахнула мама.

– Я слышал это по радио, – в свою защиту сказал Билл.

– Радио "Американская Семья", верно, – сказал я, ссылаясь на

радиопрограммы «Ассоциации Американской Семьи», располагающейся в Тупело. —

Они записаны как группа ненавистников из-за их антигейской пропаганды, Билли. Эту

пропаганду, позволь мне отметить, опровергали раз за разом, и, на самом деле, она

безосновательна. Вот почему мы собираемся снова протестовать против них, и мы

будем продолжать протестовать, пока они не прекратят лгать о нас.

– Нельзя выйти в прямой эфир и наговорить кучку лжи, – парировал Билл. – В

этом должно что-то быть.

– Я не буду опять говорить с тобой об ублюдках с радио "Американская Семья",

– сказал я.

– Библия ясно даѐт понять как относиться к гомосексуальности, – сказал Билл.

– Библию тысячу лет назад написала кучка прирождѐнных козьих пастухов,

живущих в пустыне, которые продали своих дочерей за три коровы, – отметил я.

– Для тебя нет ничего святого, Вилли? – спросил он. – Библия – это

священное Божье слово!

– Я не буду вылезать из кровати и мочиться ради Библии, Билли, – сказал я. —

Я не буду подтирать ее страницами зад и уж точно не собираюсь основывать свою

жизнь на книге, наполненной убийствами, насилием, расизмом и тупостью, которой и

является Библия.

Стало по-настоящему тихо.

Билл медленно встал, немного шатаясь, потому что был полупьян. Он положил

руки на стол, чтобы сохранить равновесие.

111

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Я не могу принять это, – объявил он. – Ты мой брат, Вилли, и я люблю тебя,

я поддерживаю тебя, но не могу принять это. Я не приму это и не обязан.

– Принять что? – спросил я.

– Этот твой гомосексуальный образ жизни. Если ты хочешь себя разрушать,

пожалуйста. Но я не позволю тебе разрушить и Ноя тоже. Он заслуживает настоящей

матери и настоящего отца, счастливой жизни, приличной жизни, в христианском доме

с христианскими ценностями. Он не заслуживает такого отца, как ты.

– Правда что ли? – спросил я, вставая, чтобы быть с ним лицом к лицу. – Он

не заслуживает отца, который был рядом с ним, когда сбежала его мать? Который

проводит каждый день в заботах о нѐм? У которого нет жизни за пределами того, что

входит в заботу о нѐм?

– С вами двумя всѐ похоже на чѐртову мыльную оперу, – отметил дед.

– Если ты можешь лучше, – продолжал я, игнорируя деда, – может быть, тебе

следует попробовать. Может быть, тебе следует самому понять, что это не чѐртов

пикник. Ты можешь обсосать все сиськи, которые захочешь, но это ни каплю тебе не