Текст книги "Потрясти сахарное дерево (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

двадцать минут назад.

– Прощу прощения.

– Скажи это своим коллегам. Теперь перерыв на обед у всех будет на двадцать

минут позже, потому что ты вовремя не подменил Сару. Я не могу нормально вести

бизнес, когда мои люди постоянно опаздывают.

– Я просто не мог добраться быстрее.

– Ага. И это я тоже слышал раньше, не так ли? Вилли, ты мне нравишься.

Серьезно. Но ты должен быть здесь, когда в графике поставлено твое имя. Если ты не

можешь этого делать, если ты не будешь этого делать, мне придется тебя отпустить. Я

не хочу этого, но ты, кажется, не оставляешь мне другого выхода.

– Я же сказал, что прошу прощения.

– И что, по-твоему, это мне помогает? – спросил он.

– Нет, сэр.

77

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Чтобы больше такого не было, Вилли, – произнес он и поплелся прочь.

Глава 29

Миссис Уоррен делает покупку

Моя смена длилась всего каких-то пять часов, но, казалось, прошла целая

вечность. Народу была тьма. Мистер Оуэн ошивался поблизости, как владелец

магазина, а не какой-то корпоративный лакей, гавкая на незадачливых упаковщиков.

"Отнесите это в мясной отдел!"

"Отнесите эту корзину ко входу!"

"Нужно все проверить! Не хватает тележек!"

"Позвоните в овощной отдел и скажите им забрать эту морковь!"

Я стоял на пятой кассе, очередь казалась бесконечной.

Сегодня моим упаковщиком был Тайрон. Высокий чернокожий парень, лет

двадцати с неизменно хмурым выражением лица. У него прекрасная улыбка, если вам,

конечно, удастся заставить его блеснуть ей хоть раз. Большую часть времени он

выглядел так, словно хотел оторвать покупателю руку и забить его ей до смерти.

Я повернулся к нему и изобразил улыбку на губах, мой знак, обозначающий:

«Улыбайся, черт тебя дери».

Он нерешительно, вполсилы улыбнулся.

У него были проблемы с работой, но он в ней остро нуждался. Ему нужно было

содержать девушку и ребенка, и это почти при полном отсутствии перспектив на

будущее, из-за того, что в свое время он отказался учиться в колледже. Он был зол на

жизнь. У него на лбу читалась мысль о том, что куда проще было бы пойти продавать

метамфетамин, ведь так и поступает большинство молодежи, чернокожих и белых,

латиносов и всех остальных. Я восхищался его решимостью. Я понимал его гнев. Я

хотел, чтобы он преуспел, поэтому во избежание его увольнения, я и сказал ему

налепить на лицо улыбку и засунуть свои возражения в зад, как и все мы.

"Жизнь идет своим чередом", – говорят местные.

Я огляделся по сторонам на соседние кассовые стойки и увидел то, что видел

слишком часто. У большинства темнокожих кассиров в паре были такие же

темнокожие упаковщики, а у белых – белые. Бессознательное внутреннее проявление

сегрегации. Мы с Тайроном были единственным исключением из этого правила на

данный момент.

Следующей моей клиенткой была мать с тремя детьми. У нее была полная

корзина еды. Дети везде лезли, без умолку говорили и донимали ее, пока она пыталась

выложить свои покупки на конвейерную ленту.

– Как делишки? – спросил я, оглядывая каждого по очереди.

– Хорошо, – ответила женщина, не глядя на меня.

Один из ее мальчиков рассматривал шоколадные батончики, пытаясь сделать

выбор.

– Джейсон, уйди оттуда, – приказала она.

– Но, мам!

– Не мамкай!

– Но, мам!

– Я хочу жвачку, – объявил другой ребенок.

Третий сидел на краю тележки, мешая ей, пока она пыталась выложить продукты

на ленту.

78

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Дети, ведите себя хорошо! – нетерпеливо воскликнула она с досадой.

– Мэм, может, мне позвонить в полицию, чтобы этих ребят арестовали? —

спросил я очень громко.

– А вы можете? – отозвалась она с намеком на улыбку на губах.

– Мама! – ахнул старший.

Они быстро притихли.

– Нам уже пришлось арестовать сегодня несколько детей, – сказал я, не

обращая внимания на их испуг.

Я пробивал товары в ожидании, пока дѐрганая женщина достанет кредитную

карту.

Когда я взглянул на следующего покупателя, то сильно удивился; это была

миссис Уоррен.

– Вилли, – сказала она вместо приветствия.

Она выглядела взволнованной, нервной. Миссис Уоррен улыбнулась, когда я

начал пропускать через сканер кучу ее покупок.

– Как вы? – спросил я.

– Я думала, смогу ли поговорить с тобой, – негромко сказала она. Постоянный

писк и клацанье вокруг меня мешало еѐ как следует расслышать.

– Конечно, – произнес я.

– Мой муж ничего не должен знать.

– Окей.

– Он убьет меня, если...

– Сомневаюсь, – сказал я, – но мой рот на замке.

– Это о Ное. Я хотела узнать... можно мне с ним увидеться?

– Конечно. Когда?

Она огляделась по сторонам, словно боялась, что кто-нибудь из ее соседей в

Нью-Олбани мог приехать в центр Тупело за продуктами и подслушать ее.

– Когда тебе удобно? – спросила она.

– Завтра после работы мы будем в библиотеке. Вы знаете, где она находится?

Она кивнула.

– Мы туда ходим по субботним вечерам, – сказал я. – Пробудем там около

трех часов. Вам подойдет?

– Да, – ответила она. – Замечательно. Спасибо, Вилли. Пожалуйста, не говори

никому, что видел меня.

Я провел указательным и большим пальцем вдоль своих губ.

"На замке", – молча говорил я.

Она улыбнулась слабой, нерешительной улыбкой, подхватила свои два пакета и

поспешила прочь, словно ей было стыдно, что ее могли увидеть за разговором со

мной.

Глава 30

Дочь Джексона

На следующий день, после того, как закончил работу, я вырвал Ноя из когтей

Кики и мы поехали в публичную библиотеку Тупело – одно из наших любимых мест.

Ной вернул « Железного человека» и другие свои задолженности, а затем

незамедлительно направился в отдел комиксов, который находился прямо рядом с

DVD-прокатом. Он мог бы провести всѐ время, разглядывая тот или другой.

79

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

В ожидании наступления трех часов, я сел за ближайший стол с развращѐнным

романом Фолкнера, который, я не был уверен, что стоит покупать, потому что не мог

представить, что смогу на самом деле его прочесть. Я и без того был достаточно

мрачным, тусклым, повреждѐнным и подчѐркнуто-депрессивным.

Ровно в три появилась миссис Уоррен, на ней были солнцезащитные очки и

светлый брючный костюм.

Как и полагается джентльмену, я встал.

– Как вы? – спросил я.

– Хорошо, – ответила она тихо.

Она оглянулась на отдел комиксов, где поглощенный какой-то книгой, на полу

сидел Ной.

– Вы не против присесть и поговорить? – предложил я.

Она подвинула свой стул так, чтобы сидя могла наблюдать за внуком.

Миссис Уоррен представляла собой пережиток южной аристократии. Без

сомнений, она дебютировала на балу загородного клуба, была королевой бала, вышла

замуж за капитана футбольной команды, родила идеального ребѐнка и теперь пела в

хоре, была и остаѐтся во всех смыслах столпом общества, членом партии

«Объединѐнных дочерей конфедерации», такой же прямой и узкой, как еѐ спина, пока

она неподвижно сидела на стуле передо мной, нервно переплетая пальцы. По крайней

мере, она представляла из себя всѐ это до того, как еѐ дочь родила внебрачного

метамфетаминового ребѐнка от гомосека – ребѐнка, которого затем бросила, чтобы

заняться карьерой осуждѐнной преступницы и наркоторговки.

Раз уж это было еѐ шоу, я ничего не говорил.

– Вилли, я очень попрошу тебя никогда не говорить об... этом... моему мужу.

– И что же такое... «это»?

Она облизнула губы и звучно сглотнула. Миссис Уоррен так долго молчала, что я

начал переживать за нее.

– Мистер Уоррен человек твердых убеждений, – сказала она.

– Да вы шутите, – хохотнул я.

– Если он узнает, что я...

– Вообще-то, у меня нет его номера на быстром наборе.

Казалось, еѐ это убедило. Она долго смотрела на Ноя, еѐ нежный взгляд упивался

им. Еѐ рука поднялась к горлу. Она поджала губы.

– Он подрос, – сказала она.

– В следующем месяце ему исполнится десять.

– Он не должен был выжить, – напомнила она мне.

– Да, не должен.

– Но... он с нами.

– С вами все порядке, миссис Уоррен?

Она повернулась ко мне и медленно покачала головой.

– Что случилось? – спросил я.

– Я не знаю, как тебе это объяснить, Вилли. Не прошло и дня, чтобы я не

думала о нѐм. Он мой внук. Мой единственный внук. У меня может их больше не

быть. Мой муж...

Мне хотелось поспешить и закончить за неѐ предложение, и в точности

объяснить, кто еѐ муж.

Я хранил молчание.

– Знаю, я, возможно, многого прошу, – сказала она, – но ты позволишь

мне... навещать его... время от времени?

80

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Я вовсе не возражаю. И даже думаю, что Ной будет счастлив познакомиться с

вами поближе.

На нее снизошло несоизмеримое облегчение.

– Вы его бабушка, – обратил я внимание. – Я бы хотел, чтобы он узнал вас.

Вам его позвать?

– О, нет, – быстро произнесла она. – Пока нет. Не думаю, что я готова. Я не

знаю, что ему сказать.

– Он глухой, вы не так уж много можете сказать ему, – произнес я с нажимом.

– Но он может читать по губам, разве нет?

– Всѐ не так, как рисуют в фильмах, – сказал я. – По мнению некоторых,

понимание чтения по губам среди глухих около десяти процентов.

– Только десять процентов могут читать по губам?

– Нет. Читая по губам, они понимают только десять процентов из всего вами

сказанного.

– Я думала, цифра будет в разы больше.

– Только тридцать-сорок процентов английских слов можно различить по

визуальным подсказкам, так что велик шанс ошибок и недопонимания.

– Ох.

– Язык жестов не такой уж трудный, – сказал я.

– Но я могу так никогда ему и не научиться.

– Раз вы хотите разговаривать с ним, у вас нет выбора.

– Но я не знаю с чего начать.

– Как и я, когда он был маленьким.

– Тебе, должно быть, было тяжело...

– Было, – сказал я.

– Расскажи мне о нем. Пожалуйста.

– Он удивительный, – сказал я. – Он милый, он забавный, и хотя так не

кажется, он сильный. Он маленький боец. Ещѐ он любвеобильный. Он любит людей,

любит находиться среди них, любит заводить друзей, любит разговаривать с друзьями.

Ну, я бы сказал, жестикулировать с друзьями. Он очень счастливый и

уравновешенный. Очень ласковый. Не думаю, что в его теле есть хоть одна злая кость.

– Кажется, он замечательный малыш.

– Он и есть замечательный малыш. У него свои недостатки и неудачи, конечно

же. Как и у всех метамфетаминовых детишек. Он иногда становится очень злым,

истерит и бросается вещами. По большей части это раздражение, потому что он не

может общаться или чего-то не понимает, или злится сам на себя и начинает себя

корить.

– Но почему?

– Дети много над ним издеваются. Они заставляют его чувствовать себя

глупым. А иногда он и правда так считает, из-за того, что они продолжают его в этом

убеждать.

– Какой ужас.

– Он ни черта не слышит. Знаю, это очевидно, но если вы немного об этом

подумаете, то поймѐте, что всѐ не так просто. Он должен стараться угадывать, что

происходит. Это может очень раздражать. Приучение к горшку, к примеру – это был

полный ад. Я не мог просто сказать ему, чего и почему хочу, и почему он обязан

делать это так, как хотел я. Ему потребовалось долгое время, чтобы уловить смысл. Он

писался в штаны и прятался, потому что знал, что я разозлюсь, но не понимал почему,

и я не мог сказать ему, почему злюсь. Я не мог сказать ему, что произойдѐт, если он

пойдѐт в школу и насрет в штаны, что сделают другие дети, как они будут издеваться

81

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

над ним, что это всѐ ему на пользу. Всѐ в таком духе. Это может очень выбешивать.

Иногда всѐ это раздражение выливается в большую истерику.

– Полагаю, это и правда раздражает.

– Давным-давно кто-то сказал мне, что бессмысленно говорить, что я его

люблю, что я должен показывать ему. Мне потребовалось время, чтобы это уяснить.

– Не понимаю.

– Ну, "люблю" – это просто слово. Оно не содержит много контекста, пока

это не покажешь. Если ты его держишь, обнимаешь, целуешь, держишь за руку – это

любовь. Всѐ на физическом уровне. Это то, что он может ассоциировать со словом

"любовь". Любовь означает улыбку и поцелуй, и объятие, и всю прочую ерунду.

Любовь означает, что кто-то купает тебя или покупает тебе рожок мороженого. Глухие

дети очень чувствительны физически, всегда прикасаются к тебе, держатся за тебя,

всегда связываются с тобой, и поэтому Ной проверяет меня каждый раз, когда видит.

Он не будет счастлив, пока не сможет по-настоящему прикоснуться ко мне, не просто

посмотреть или сказать "привет", а на самом деле подойти и дотронуться, будто

убеждая себя, что я по-прежнему на месте. Твоѐ тело карта, и они могут читать эту

карту. Может, они и не способны понять, что означает слово "разочарование", но

понимают его, когда видят твоѐ лицо. Так как они тебя не слышат, то должны

полагаться на зрение, чтобы понять, о чѐм ты говоришь.

– Мистер Уоррен, не самый нежный на свете человек, – отозвалась она.

– Из того, чему я стал свидетелем, могу сказать, что его жена тоже.

С печалью, но она признала, что это правда.

– Связываться с глухим не для слабонервных, – сказал я. – Они смотрят на

тебя. Они видят тебя.

– Могу себе представить.

– С другой стороны, они живут в своѐм собственном мире, и не то чтобы вы не

приглашены, вы просто не живѐте с ними в этом мире тишины. Поэтому всегда есть

дистанция, мост, который вы не можете перейти, места, до которых вы не сможете

добраться.

– Вроде того, как быть геем, – отметила она, бросая на меня взгляд и

предлагая улыбку, чтобы показать, что не хотела проявить неуважение.

– Типа того, – согласился я. – Полагаю, мы оба живѐм в своих собственных

мирах, куда не могут попасть посторонние. Я никогда об этом не задумывался.

– Ты для меня такой же странный, как и он, – сказала она, уже глядя на меня,

еѐ взгляд был открыт и вдруг очистился от страха. – Ты не знаешь, как сильно я

пыталась понять тебя, Вилли. В конечном итоге, я не понимаю. Меня всегда учили...

Она оборвала свою речь и улыбнулась.

– Полагаю, нет необходимости говорить тебе об этом, – добавила она.

Нет, не было.

– Я выросла в Джексоне, – сказала она, складывая руки на коленях. – В

шестидесятых. Во время движения за гражданские права. Я видела всѐ это.

Беспорядки, протесты. Всю эту суматоху в университете Миссисипи, когда поступил

Джеймс Мередит*. Убийства. Но знаешь, что я помню?

*Джеймс Говард Мередит (англ. James Howard Meredith, 25 июня 1933) – один из

лидеров американского движения за гражданские права чернокожих. Первый студент-

афроамериканец в Миссисипском университете

Я приподнял брови.

82

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Я помню Вулворт в Джексоне, потому что там работал мой отец. Я помню,

что увидела фотографию в журнале, на которой была одна из тех забастовок на

буфетной стойке. И я узнала ту буфетную стойку, потому что часто сидела там, пока

ждала, когда папочка закончит с работой и отвезѐт меня домой. И в то время было всѐ

для белых, конечно же. Но на этой фотографии они пытались интегрировать стойку, и

позади стояла кучка белых, вываливая еду черным на головы, смеясь, издеваясь над

ними, а полиция стояла снаружи и ничего не делала – и я помню, как смотрела на ту

фотографию весь вечер напролѐт. Это шокировало. Это открыло мне глаза на мир, в

котором я жила. Это показало мне, каков мир. Конечно, все говорили об этом, о

забастовках, об убийствах – обо всѐм, и я слушала это и никогда не понимала, пока

не увидела фотографию. Те чернокожие местные никому не вредили, просто сидели и

позволяли людям вываливать еду на их головы. От этого меня тошнило. Это было так

глупо. И с ними на той стойке сидели белые местные, пытаясь помочь им, и тоже

получали на себя отходы, потому что были, как мы их называли, расовыми

предателями.

Она замолкла на мгновение, потирая ладони.

– Я росла баптисткой, – сказала она. – После того, как всѐ утихло, у меня

случился кризис веры. Я спрашивала себя, как моя церковь могла поступить так

неправильно. Со всем этим. Чернокожие. Рабство. Раса. Мы считали себя лучшими,

думали, что Бог хотел для нас рабов, что чернокожие заслуживали быть рабами. Как

мы могли так ошибаться, Вилли?

Она выглядела так, словно в действительности хотела получить ответ.

У меня ответа не было.

– Я говорю тебе всѐ это для того, чтобы объяснить, что когда я смотрю на тебя,

я думаю о той фотографии, Вилли, и у меня в сердце возникают те же чувства, то же

замешательство и сомнение. Я знаю, что говорит мне моя религия. Я знаю, что

говорит общество о таких, как ты. Но ты никак не похож на то, о чѐм мне

рассказывали. Моя дочь сбежала от своих обязательств. Ты остался. Мы предложили

тебе способ уйти. Ты отказался. Спустя десять лет, ты здесь, и здесь мой внук, и ты

ждѐшь у тюрьмы, когда освободят мою дочь. Мою дочь! Предполагалось, что это ты

преступник или психически неуравновешенный, или нездоровый, но ты выполнил

свой долг, ты вырастил этого трудного ребѐнка, а я не сделала ни черта, чтобы помочь,

потому что боялась того, что скажет мой муж, или что скажет моя церковь, или что

подумают люди. Я просто подумала про себя, как всѐ это нелепо. Как глупо. Я была не

лучше своей дочери, когда ушла от ответственности за свою собственную плоть и

кровь из-за того, что так сказала моя церковь. Не уверена, что сильно доверяю церкви

в вопросе о том, как правильно поступать с гомосексуальными людьми.

– Вместо чернокожих теперь геи, – подчеркнул я.

– Я действительно ничего о тебе не знаю, Вилли. Я помню тебя длинноволосым

мальчишкой, который приходил играть с Кайлой, когда вы оба были маленькими. Я

знала твоих родителей. А затем наступило лето, когда ты вернулся из университета

Миссисипи, и вы с Кайлой начали снова проводить время вместе. Она всегда была к

тебе очень мила и всегда говорила, что ты сладкий мальчик, идеальный джентльмен. Я

считала, что ты сможешь вытащить еѐ из той своры, с которой она бегала, но, конечно

же, этого не произошло. Еѐ отец заставил еѐ родить ребѐнка, думая, что это еѐ

притормозит, но она такая же своевольная, как и он. Он был ошеломлѐн, когда она

ушла от тебя и ребѐнка. Он чувствовал свою ответственность. Он не мог поверить, что

его дочь сделала бы такое.

Она замолчала, улыбнувшись мне.

83

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Думаю, я пытаюсь сказать, что на самом деле тебя не знаю, Вилли, но хотела

бы узнать. Вместо того, чтобы слушать мнение моего мужа по поводу тебя, я

подумала, что приду и разберусь сама. Как считаешь, уже слишком поздно для чего-то

подобного?

– Никогда не поздно, – сказал я, удивлѐнный еѐ болезненной откровенностью.

– И я говорил серьѐзно. Я бы хотел, чтобы вы были частью жизни Ноя.

Какое-то время мы наблюдали за Ноем в тишине.

– Он выглядит таким хрупким, – тихо проговорила она.

– Он сильнее, чем кажется.

– Но он такой маленький.

– Он еще может вытянуться, – произнес я.

Мы посмотрели на Ноя ещѐ раз. Он читал комикс, его глаза сканировали

страницы, разглядывая слова, но полагаясь на картинки, чтобы уловить суть истории.

– Давайте я его позову? – предложил я.

– Я не знаю, что сказать ему.

– Я переведу. Просто поздоровайтесь. Это не так уж трудно.

Она снова приложила руку к горлу, принимая решение.

Не дожидаясь ответа, я встал и пошел за Ноем.

Я разговариваю с миссис У—о—р—р—е—н. Она твоя бабушка. Хочешь пойти

поздороваться?

Он бросил комикс, который рассматривал, и вскочил на ноги, на его лице сияла

огромная улыбка, идеально демонстрирующая его плохие зубы.

Взяв за руку, я повел сына к ней.

– Здравствуйте! – взвизгнул Ной.

– Здравствуй, Ной, – сказала миссис Уоррен, вставая и неловко вглядываясь в

него. Затем присела на корточки, чтобы рассмотреть получше. Она довольно

неуверенно положила руки ему на плечи. – Я давно хотела с тобой встретиться, —

сказала она, а из еѐ глаза потекла слеза.

Почему она плачет? – встревожено прожестикулировал он мне.

Она рада видеть тебя.

– Я люблю вас, – провозгласил Ной.

– Я лю ва...

Она улыбнулась.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она.

Она посмотрела на меня за помощью.

Я показал Ною: Давай научим ее языку жестов, окей?

Он с улыбкой кивнул.

Глава 31

Что на тебе надето?

Как только мы вернулись домой, Ной вставил « Корпорацию монстров» в DVD-

проигрыватель, а я выудил свой телефон и позвонил Джексону Ледбеттеру.

– Как ты относишься к голому кемпингу? – прямо спросил я.

– В смысле к кемпингу в обнажѐнном виде?

– Что-то вроде этого.

– Когда-нибудь я попробую всѐ.

84

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Хороший мальчик.

– Когда бы ты хотел поехать?

– Обычно мы выезжаем в пятницу днѐм, едем домой к маме, берѐм лошадей.

– Лошадей?

– Это такие создания с длинными ногами и большими зубами. На них можно

кататься и всѐ такое.

– Я знаю, кто такие лошади!

– Ты свободен в эти выходные?

– Я освобожусь в пятницу в полдень. Могу забрать свои вещи и встретиться с

вами у вас дома. Мне не нужно возвращаться на работу до раннего утра понедельника.

– Мы вернѐм тебя вовремя.

– Хорошая сделка. Кто "мы"?

– Я и мой пожиратель сыра. Мы любим ходить в походы. И рыбачить тоже, и

мы относимся к этому довольно-таки серьѐзно, потому что, если ничего не поймаем,

не будет никакого ужина.

– Звучит весело.

– Так что на тебе надето?

– В данный момент только аромат моего Поло. Начинаю пораньше голый

кемпинг.

– Совершенство достигается практикой, – согласился я. – Ты лежишь на своѐм

новом диване?

– На самом деле, я в своей новой кровати.

– И что ты делаешь в своей новой кровати?

– Я искал порнушку, пустив в ход руки.

– Хороший мальчик! Я так понимаю, коня выпустили из амбара.

– Его определѐнно выпустили. И это большой конь.

– Если погладишь его по шее очень нежно, он успокоится.

– Я не хочу, чтобы он успокаивался.

– О чѐм ты думаешь, пока гладишь его?

– О тебе, конечно же.

– Что обо мне?

– Прямо сейчас я думаю о твоей заднице. Она была такой гладкой и мягкой. Как

попка младенца. Хотел бы я сейчас еѐ поцеловать.

– Правда?

– Конечно. Я бы целовал еѐ и немного лизал; потом раздвинул бы твои ягодицы

и загнал бы коня в амбар.

– Ему нравится в амбаре.

– Несомненно, нравится!

– А тебе нравятся мужчины постарше, хах?

– Они уже объезжены. И не так много плачут, когда срываешь их вишенку.

– А у тебя развратный ум, да?

– Ты это начал.

– Если тебе нужно загнать коня в амбар, ты знаешь, где я. Только принеси

побольше смазки.

– Пожиратель сыра ложится в кровать в девять?

– Как по нотам.

– Я приду с очень большим тюбиком смазки и очень большим и жаждущим

членом.

– Ты спрессуешь моѐ сено в тюк?

– Ясен хрен.

85

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

Глава 32

Ты опоздаешь

Меня разбудил Ной. Он посмотрел на Джексона и улыбнулся от уха до уха, стуча

себе по запястью.

– Дерьмо, – произнѐс я.

Ты опоздаешь, – сказал он.

Ты не шутишь, – подумал я.

Ной схватил моѐ банное полотенце оттуда, где оно висело на дверце шкафа, и

протянул его мне.

Я сделал кофе, – сообщил он.

Дай мне проснуться, – ответил я.

Я не мог позволить себе снова опоздать, не когда мистер Оуэн изводил мою

задницу.

Я сел, натянул простыню, чтобы прикрыть свою наготу, и глупо улыбнулся.

Казалось, Ной не заметил или ему просто было плевать.

Мы с К. сегодня идѐм в П—а—р—к Б—у—ф—ф—а—л—о с миссис Х. Можно мне

немного денег на содовую?

Конечно. Никакой содовой. Сок. Это правило.

Пожалуйста, можно мне содовую?

Ты знаешь правила.

Пожалуйста, папочка? Если ты разрешишь мне купить содовую, я не расскажу

бабушке о нѐм.

Он бросил многозначительный взгляд на Джексона Ледбеттера.

Ты маленький говнюк!

Пожалуйста?

Ладно. Только одну!

Спасибо! К. сказала, что хочет быть моей подружкой.

Что ты ответил?

Я сказал «нет». Я не хочу подружку. Она мой друг, а не подружка. Мы слишком

молодые, чтобы жениться, и я не хочу, чтобы она забеременела. Я хочу, чтобы она

пошла в школу и стала юристом.

Что она сказала?

Он сказала, что я прав. Вы с Джеем поженитесь?

Я пожал плечами.

Если вы поженитесь, ты всѐ равно будешь меня любить?

Конечно.

Ты уверен?

Абсолютно.

Ладно. Можешь жениться на нѐм, если хочешь.

Спасибо.

Почему ты хочешь жениться на парне?

Я задумчиво вздохнул – наш знак для "это долгий разговор".

Ты любишь его?

Я не знаю.

Он милый.

Это да.

86

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

Ной нетерпеливо постучал по запястью, снова напоминая мне о времени. Он

потянул меня за руку и заставил встать.

Я приложил палец к губам, жестом говоря: "Веди себя тихо", бросая взгляд на

Джексона.

Он закатил глаза, подошѐл к моему шкафу и начал рыться там в поисках чистой

формы. Он мог быть реальным нацистом, когда дело касалось попадания на работу

вовремя. Сын определѐнно унаследовал это не от меня.

Я принял душ, оделся, вернулся в свою комнату и присел на кровать рядом с

Джексоном, глядя на него дольше, чем позволяло время. Я осторожно его

растормошил.

– Привет, – произнѐс я.

– Привет, – отозвался он, глядя на меня.

– Я должен идти на работу и по дороге заброшу Ноя к няне. Он сделал для тебя

кофе, кстати говоря. Пойло ужасное, но не говори ему об этом. Главное внимание и

всѐ такое. Запри дверь, когда уйдѐшь, ладно?

– Ты уже уходишь?

– Я опаздываю. Но оно того стоило.

– Определѐнно стоило.

Я целомудренно чмокнул его в щѐку.

– Вилли, – сказал он, садясь и потирая свою обнажѐнную грудь.

– Да?

– Я люблю тебя.

– Не слишком ли рано для этого?

– Может быть, – признал он. – Но это правда. Я на полпути к огромной

влюблѐнности в тебя. Если у тебя насчѐт меня всѐ не серьѐзно, то лучше не дѐргай

меня за ниточки.

Я смотрел на него долгое мгновение, на языке вертелось несколько вещей,

которые я хотел бы сказать, глагол "дѐргать" обеспечивал бесконечные возможности

для двусмысленности.

– Пора положить конец твоим ухаживаниям, – наконец сказал я, выбрав

наименее рискованную и обидную из имеющихся альтернатив.

– Так и сделаю, – пообещал он.

– Я бы сделал тебе утренний минет, но я очень, очень опаздываю, и

покупателям не нравится, когда в зубах торчат лобковые волосы.

Глава 33

Едем на кемпинг

В пятницу днѐм за нами в квартиру заехал Джексон. Наши сумки были собраны,

и у нас был холодильник, полный пива и сока, ожидающий пакета льда с заправки. В

последнюю очередь мы загрузили мою гитару.

– У мамы может взорваться башка, когда она тебя увидит, – сказал я.

– Всѐ так плохо?

– Будь паинькой. Она считает всех геев преступниками, и не важно, знаем мы

что-то об этом или нет. Она терпеть не может, когда ведѐшь себя нормально и

доказываешь еѐ неправоту.

– Я сделаю всѐ, что моих силах, – пообещал он.

– И не обращай внимания на деду.

87

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Кто это?

– Мой дед.

– И?

– Увидишь.

Ты любишь рыбачить? – спросил Ной, глядя на него.

Джексон посмотрел на меня. Слова "рыбачить" в его словаре языка жестов ещѐ

не было. Я показал жест для рыбалки, объяснив ему, что это значит.

Я никогда не рыбачил. Можешь мне показать? – прожестикулировал Джексон.

Конечно! Повеселимся!

Мы вынесли сумки к джипу Джексона, закинув их на заднее сидение. Ной был в

восторге от поездки на джипе, который был намного приятнее, чем наш видавший

виды универсал. Мы заправились, купили лѐд и к четырѐм часам были в округе

Юнион.

– Удачи, – сказал я Джексону, пока он останавливался на длинной подъездной

дорожке маминого дома.

– Ты меня пугаешь, – сказал он.

– Насколько это может быть плохо? – спросил я с намѐком на улыбку, когда

мы вышли.

– Бампл! – воскликнул Ной, когда Бамблби подбежал поприветствовать нас и

обнюхать шорты Джексона.

Дед сидел на пороге, харкаясь и сплѐвывая.

– Как ты, деда? – спросил я.

– Рассчитываю, что по-прежнему не сдох, – с улыбкой сказал он. – Знаю, вы

все никак не дождѐтесь, когда доберѐтесь своими грязными лапами до моей

банковской ячейки, но я бы попросил вас подождать, пока меня не закопают в землю и

не убедятся, что я дохлый и холодный, в своей могиле под двумя метрами грязи. Не то

чтобы вы уже не спѐрли у меня всѐ остальное, проклятые воры. Ты по-прежнему гей,

Вилли?

– Деда, это мой друг, Джексон Ледбеттер, – сказал я, игнорируя его вопрос.

– Как вы, сэр? – произнѐс Джексон, протягивая руку.

– Чѐртов янки? – с ухмылкой спросил дед. – Могу сказать это по звуку твоего

голоса. Помню, как мы вышвырнули отсюда вас, недоумков янки, с поджатыми

хвостами. Нам от этого было толку как от козла молока. Так ты мальчик-гей, хах?

– Простите? – произнѐс Джексон.

– Не обращай внимания, – сказал я. – Дед развлекается по-своему.

– Полагаю, раз ты друг Вилли, то тебе нравится получать в задний проход. Я

прав? Наклонись и принимай? Ха!

– Деда, ты прекратишь? – раздражѐнно спросил я.

– Мужику нельзя немного повеселиться? – спросил дед, наклоняясь, чтобы

сплюнуть в банку из-под кофе, которую использовал для такой цели. – Я помню,

когда слово "гей" означало "счастливый". Теперь это значит, что ты ссышь кипятком

по любому поводу, а кучка изнеженных ублюдков-коммунистов постоянно

названивает АСЗГС* и пытается засудить вонь твоей собственной задней дырки. У

тебя СПИД, мальчик?

*АСЗГС – Американский союз защиты гражданских свобод.

– Извините? – произнѐс Джексон.

– Я думал, вы, геи, все дохните от СПИДа, – сказал дед. – Мрѐте как мухи!

Боже, нам остается только надеяться!

88

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

– Он серьѐзно? – спросил Джексон, глядя на меня.

– Мама дома? – спросил я.

– Шляется где-то. Как там глухой мальчик?

– Не называй его так, деда.

– Он глухой, как столб. Как ты хочешь, чтобы я его называл? Он всѐ равно меня

не слышит, так ведь?

Я закатил глаза.

На порог вышла мама, еѐ губы изогнулись, когда она нахмурилась.

– Здесь мистер Свет-в-окошке, – объявил дед. – И он привѐл маленького

друга-педика. Он тоже небольшой свет в окошке, если ты понимаешь, о чѐм я. Они,

вероятно, оба помрут от какой-нибудь венерки к Рождеству, так что я бы не

привязывался к нему.

– Папа, тише, – сказала мама. – У нас гости.

– Это Джексон, парень, о котором я тебе рассказывал, – сказал я.

– Просто игнорируйте моего отца, – сказала она. – Он тот ещѐ тип. Где мой

внук?

– Я его позову, Марта, – сказал дед, наклоняясь вперѐд на своѐм кресле и с

важностью вытягивая лицо вперѐд. – Глухой мальчик? Глухой мальчик! – ревел он.

– Ох! Он тебя не слышит, потому что глухой как столб, Марта! Ох, ты только

представь!

– Если бы ты не был моим отцом, я бы перекинула тебя через колено! – сказала

мама. – Иисус, Мария и Иосиф, с чем мне приходится справляться! Где этот ребѐнок?

– Он общается с Бамблби, потому что у него есть мозги, – наблюдательно

сказал дед. – А он далеко пойдѐт, этот ребѐнок. Твой сын превратит его в декоратора,

если не будешь осторожна, Марта. Или, может быть, выберет карьеру типа

парикмахера. Он будет выражать мнение педиков для натуралов.

Джексон бросает на меня очередной недоумѐнный взгляд.

Увидев бабушку, Ной подбежал к ней.

– Привет! – взвизгнул он.

Мама обняла его.

– Джексон работает в медицинском центре, – сказал я в попытках завязать