Текст книги "Тутанхамон. Книга теней"
Автор книги: Ник Дрейк
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Глава 43
Я стремительно шагал сквозь шум и суматоху переполненных городских улиц, направляясь к дому Нахта. Воздух мерцал ослепительным светом. Каждый выкрик городских разносчиков, каждый погонщик мулов или стайка возбужденных ребятишек злили меня – все они были препятствиями на моем пути. У меня было такое чувство, словно я пытаюсь напасть на рой мух с ножом. Казалось, будто все, что происходило с тех пор, как я появился тут в последний раз, было каким-то странным, пустым сном, от которого я все еще не проснулся. Себек был неизвестно где, и я до сих пор не сумел его выследить. Каким образом я могу это сделать? Мне надо вернуться туда, где я впервые встретил его, к тому человеку, который нас познакомил.
Я постучал в дверь. Слуга Нахта, Минмес, опасливо открыл ее. Я с удовлетворением увидел у него за спиной двух стражников-меджаев с оружием наготове.
– Ах, это вы, господин! Я надеялся, что это вы.
Оказавшись внутри, я сунул под нос стражникам свои верительные документы, а Минмес сообщил, что его хозяин находится на верхней террасе. Мой старый друг сидел откинувшись под вышитым навесом, наслаждаясь легким северным ветерком и размышляя над папирусным свитком, – о существовании такой роскоши, как досуг, я уже и забыл, в своем мире высокой политики и борьбы за власть, где увечили и убивали людей.
Нахт увидел меня и, обрадованный, поднялся с места.
– Так ты вернулся! Дни пролетели незаметно, и я как раз думал: «Наверняка он уже вернулся», но от тебя не было никаких вестей…
Он заметил выражение моего лица, и приветственная речь замерла у него на губах.
– О боги, что произошло? – с волнением воскликнул Нахт.
Мы уселись в тени, усеянной солнечными пятнами, и я поведал ему обо всем, что произошло. Он не мог сидеть спокойно и расхаживал вокруг меня, заложив руки за спину. Когда я рассказал о случившемся с царем несчастье и последовавшей за этим смерти, он остановился, словно превратившись в камень.
– С его смертью весь порядок, вся великая династия оказываются под угрозой! Веками у нас царили достаток и стабильность, а теперь все это внезапно подвергнуто сомнению. Это оставляет открытым путь для всех, кто рвется во власть… Хоремхеб, конечно…
Тут я рассказал о прибытии командующего во дворец.
Нахт снова уселся, качая головой, с выражением лица настолько неуверенным и испуганным, какого я у него никогда не видел.
– Если не удастся согласиться на какой-нибудь компромисс, Обеим Землям угрожает гражданская война, – пробормотал он.
– Все действительно выглядит ужасно. Однако есть возможность, что Анхесенамон воспользуется своим положением и авторитетом, чтобы привести дело как раз к такому концу, какой ты описываешь.
– Ну да, и Эйе, и Хоремхебу выгоден союз с ней, – задумчиво проговорил Нахт.
– Однако, мой друг, сколь бы значительными ни оставались все эти проблемы, это не главная причина, которая привела меня сюда, – сказал я.
– О боги! Что может быть еще хуже? – вскричал он встревоженно.
– Прежде всего – как мальчик?
– Он выздоравливает.
– Он может говорить?
– Надо сказать, друг мой, что для бесед еще пока слишком рано, но он хорошо все понимает, и ему уже удалось произнести несколько слов. Он спрашивал о своей семье и о своих глазах – он хочет знать, что случилось с его глазами. А еще он сказал, что во тьме его страдания с ним говорил добрый дух. Человек с добрым голосом.
Я кивнул, стараясь не показывать, насколько мне польстило последнее замечание.
– Ну что ж, это хорошие новости.
– Но ты так до сих пор и не рассказал мне, почему ты здесь. И это вселяет в меня большое беспокойство, – сказал он.
– Мне кажется, я узнал имя человека, который подбрасывал предметы во дворец Малькатта. Того, кто стоял за угрозами жизни и душе царя.
Нахт в восторге подался вперед:
– Я знал, что ты сможешь!
– Насколько я понимаю, тот же самый человек совершил все эти жестокости над этим мальчуганом, умершей девушкой и другим убитым мальчиком.
Ликование Нахта сменилось потрясением.
– Тот же самый человек?
Я кивнул.
– Кто же он, это чудовище, скрывающееся в тени? – спросил он.
– Прежде, чем я скажу тебе, позволь мне поговорить с мальчиком.
Услышав стук двух пар сандалий, мальчик испуганно вскрикнул.
– Не бойся. Со мной пришел один господин. Это мой старинный друг, он захотел навестить тебя, – мягко сказал Нахт.
Мальчик успокоился. Я сел рядом с ним. Он лежал на низкой кровати в прохладной, уютной комнате. Большая часть его тела все еще была обмотана льняными бинтами, и голову, закрывая обезображенные глазницы, охватывала еще одна повязка. Маленькие ранки в тех местах, где ему к лицу было пришита кожа с лица мертвой девушки, зажили, оставив узор из крошечных белых шрамов, похожих на звездочки. Я чуть не заплакал от жалости, увидев его.
– Меня зовут Рахотеп. Ты меня помнишь?
Он наклонил голову в мою сторону, прислушиваясь к тембру голоса, словно яркая птица, обладающая смутным пониманием человеческой речи. Потом по его лицу медленно разлилась благодарная улыбка.
Я посмотрел на Нахта, который ободряюще кивнул.
– Я рад, что с тобой все в порядке. Мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов. Я должен расспросить тебя о том, что с тобой произошло. Ты не возражаешь?
Улыбка исчезла. Но в конце концов он все же ответил мне еле заметным кивком. Это натолкнуло меня на мысль.
– Давай так: я буду задавать вопросы, а ты будешь либо кивать – это будет значить «да», либо мотать головой – это будет «нет». Ну как, сумеешь?
Мальчик медленно кивнул.
– Тот человек, который тебя покалечил, – у него были короткие волосы с сединой, верно?
Мальчик кивнул.
– Он был довольно пожилой?
Снова кивок.
– Он давал тебе что-нибудь пить?
Мальчик поколебался, потом кивнул.
И тогда, чувствуя, как мое сердце забилось сильнее, я спросил:
– Его глаза – они были серо-голубые? Цветом похожие на камни на дне ручья?
По телу мальчика пробежала дрожь. Он кивнул – один раз, потом второй, третий и уже не мог остановиться; он все кивал и кивал, не успевая перевести дыхание, словно охваченный безумным страхом при воспоминании об этих холодных глазах.
Нахт кинулся к ложу мальчика и попытался успокоить несчастного, прикладывая ему ко лбу влажную холодную тряпку. В конце концов волнение мальчика улеглось. Я пожалел, что поневоле должен причинять ему такие страдания.
– Прости меня, дружок, что я заставляю тебя вспоминать об этом. Но ты мне очень, очень помог. Я тебя не забуду. Я знаю, ты не можешь меня видеть, но я твой друг. Обещаю, никто больше не причинит тебе боли. Ты веришь моему слову? – спросил я.
И дождался медленного, недоверчивого, едва заметного кивка.
Когда мы вышли, Нахт набросился на меня:
– Что это все значило?
– Теперь я могу назвать тебе имя человека, который все это сделал. Однако приготовься, потому что ты его знаешь, – предостерег я его.
– Я? – переспросил Нахт с изумлением и даже некоторым гневом.
– Его зовут Себек.
Мой старый друг застыл, словно статуя, по-глупому распахнув рог.
– Себек? – повторил он, не веря. – Себек?
– Он был лекарем Эйе. Тот его уволил и дал другую работу, куда менее почетную: заботиться о безумной Мутнеджемет. Но Себек позаботился о ней по-своему. Он пристрастил ее к опиуму, так что под конец она была готова сделать все, что бы он ни попросил. А теперь она тоже мертва.
Нахт медленно опустился на ближайшую изящную скамейку, словно такой избыток новостей лишил его сил.
– Ты арестовал его? – спросил он.
– Нет. Я не имею понятия, где он находится и где нанесет следующий удар. И поэтому мне нужна твоя помощь.
Однако с лица Нахта по-прежнему не сходило выражение ужаса.
– В чем дело? – резко спросил я.
– Понимаешь… это мой друг. Для меня это большое потрясение.
– Разумеется. И ты представил его мне в этом доме. Но это ни в коей мере не делает тебя виновным или соучастником. Однако это означает, что ты можешь помочь мне его поймать.
Нахт отвел глаза.
– Друг мой, почему у меня такое чувство, что ты снова что-то мне не договариваешь? Это еще один из твоих секретов? – спросил я.
Он не отвечал.
– Мне нужно, чтобы ты ответил на все мои вопросы ясно и подробно. Если ты откажешься, мне придется принять все необходимые меры. Дело слишком важное, и времени играть в игры совсем нет.
Нахт был изумлен моим тоном. Мы уставились друг на друга. Очевидно, он понял, что я говорю серьезно.
– Мы с ним оба члены одного общества.
– Какого общества?
С величайшей неохотой он ответил:
– Мы посвятили себя постижению чистого знания, знания самого по себе, – я имею в виду исследование и изучение тайных наук. В наше время подобные эзотерические знания загнаны под спуд, сделались недоступны. А возможно, они и всегда были чем-то, что может быть воспринято лишь посвященными, элитой, ценящей познание превыше всего остального. Мы сохраняем и продолжаем древние традиции, древнюю мудрость.
– Каким образом?
– Ну, мы же посвященные, мы сохраняем тайные обряды, тайные книги… – запинаясь, ответил он.
– Ага, мы приходим к чему-то конкретному. И чему же посвящены эти книги?
– Всему. Медицине, звездам, числам. Но у всех них есть одна общая черта.
Он заколебался.
– И что же это? – подбодрил я.
– Осирис. Он наш бог.
Осирис. Царь, который, согласно древней легенде, некогда правил Обеими Землями, но был предан и злодейски убит, а затем был воскрешен, возвращен из Иного мира своей женой Исидой, чья любовь и преданность преодолели все препятствия. Осирис, которого мы изображаем с черной или зеленой кожей, чтобы указать на его плодородие и его дар воскресения и вечной жизни, облаченным в белые погребальные пелены, держащим скипетр и плеть и носящим белую корону. Осирис, которого мы также называем «извечно благим». Осирис, дарующий надежду на вечную жизнь при условии, что его последователи сделают перед смертью все необходимые приготовления. Осирис, который, как говорят, ожидает всех нас после смерти в Зале Суда – верховный судия, готовый выслушать наше признание.
Я чуть склонил голову набок и какое-то время молча разглядывал Нахта. У меня было такое чувство, будто этот человек, которого я считал близким другом, внезапно оказался почти незнакомцем. Он взирал на меня так, словно чувствовал то же самое.
– Прошу прощения за то, что так говорил с тобой. Наша дружба многое значит для меня, и я не хотел бы, чтобы ей что то угрожало. Но у меня не было выбора. Я должен был заставить тебя все рассказать. Ты – моя единственная связь с этим человеком.
Он медленно кивнул, и постепенно в наши чувства друг к другу вернулась некоторая теплота.
– Ты сказал, что я могу тебе помочь. Что ты имел в виду? – спросил Нахт наконец.
– Сейчас объясню. Но сперва скажи мне кое-что. Есть ли у этого тайного общества свой символ?
И снова он заколебался.
– Наш символ – черный круг. Это символ того, что мы называем ночным солнцем.
Наконец-то я отыскал ответ к загадке. Я процитировал ему его собственные слова: «Солнце покоится в Осирисе, Осирис покоится в Солнце». Он отвел глаза.
– Друг мой, я должен спросить тебя вот о чем. Когда я описывал тебе резное изображение с уничтоженным солнечным диском и спрашивал тебя о затмении, а потом мы ходили в астрономический архив, ты же наверняка сразу увидел связь. Это верно?
Нахт удрученно кивнул.
Я позволил ему немного повертеться на остром крючке собственной вины, потом наконец спросил:
– И каково же значение этого символа?
– В наиболее простой форме он означает, что в самый темный час ночи душа Ра воссоединяется с телом и душой Осириса. Благодаря этому Осирис возрождается – а на самом деле с ним возрождаются и все мертвые в Обеих Землях. Это священнейший, глубочайший момент во всем процессе творения. Но он никогда не открывался взгляду смертного. Это величайшая из всех мистерий.
Какое-то время он молчал, избегая встречаться со мной взглядом.
– Я уже спрашивал тебя об этом. И ты не сообщил мне этой наиважнейшей детали. Я мог бы опознать Себека гораздо быстрее. Я мог бы спасти несколько жизней!
Он снова рассердился:
– У нас тайное общество – основное слово здесь «тайное»! И в то время я не видел никаких достаточно серьезных причин, чтобы нарушать данные мной священные клятвы!
– Однако, как выяснилось, ты ошибался, – ответил я.
К его чести, он кивнул с расстроенным видом.
– Очевидно, последствия даже мельчайших наших деяний никогда не бывают в нашей власти. Я пытаюсь управлять своей жизнью, но теперь вижу, что жизнь управляет мной. И в такие моменты я понимаю, что на моей совести кровь невинных людей.
– Нет, это не так. Но если ты чувствуешь потребность в нравственном искуплении, то помоги мне теперь. Прошу тебя.
Нахт кивнул:
– Логически рассуждая, я полагаю, что Себек работает либо на Эйе, либо на Хоремхеба – вероятнее всего, на последнего, поскольку тот получает большую выгоду от смерти царя.
– И если так, то чрезвычайно важно поймать его до того, как он успеет устроить еще больший хаос. Корабль Хоремхеба стоит на якоре возле дворца Малькатта. Военачальник сделал предложение Анхесенамон. Она пока что думает.
– Да сохранят нас боги от такой судьбы! Расскажи мне, какой у тебя план, – проговорил Нахт спокойно.
– Я полагаю, что Себек одержим видениями. Подозреваю, он очарован галлюциногенными веществами и их тайнами. Кажется, вдобавок его чрезвычайно привлекает то, что происходит на пороге между жизнью и смертью. Думаю, именно поэтому он опаивает своих жертв и пристально наблюдает, как они умирают. Он ищет чего-то в этом моменте. Полагаю, здесь допустимо сравнение с целью вашего тайного общества – тем моментом тьмы и возрождения?
Нахт кивнул.
– Далее, Пенту, царский лекарь, как-то упомянул, что якобы существует некий очень редкий гриб, который, как говорят, дарует способности видения бессмертных. Он сказал, что этот гриб растет только на самом далеком севере мира. Ты что-нибудь о нем знаешь?
Нахт снова кивнул:
– Конечно. Он упоминается в тайных книгах. Я могу дать тебе гораздо более подробное описание. Говорят, у этого гриба красная шляпка, что он встречается лишь в отдаленных лесах, где растут серебряные деревья с золотыми листьями. Его существование более чем гипотетично – никто никогда не держал в руках ничего подобного. Тем не менее в книгах сказано, что он является средством, благодаря которому его жрецы умирают для мира, после чего им открывается видение самих богов, а затем они вновь возвращаются к жизни. Еще там говорится, что при неверном применении это – сильный яд, вызывающий безумие. Я всегда считал это скорее некоей эзотерической притчей о духовном просветлении, нежели чем-то, что действительно существует в реальном мире.
– Сейчас имеет значение лишь то, что гриб может существовать и что если у кого-то имелся бы такой гриб, то для такого человека, как Себек, он стал бы предметом навязчивой мании, – сказал я. – Видение подчас обладает гораздо большей властью, чем сама реальность…
Нахт с сомнением покачал головой.
– Твой план основан на том, чего не существует.
– Но ведь и сам Себек использовал против нас силу воображения. Поэтому будет некая поэтическая справедливость в том, чтобы применить против него тот же метод, не так ли?
– В каком странном мире мы живем, – заметил Нахт. – Расследователь Меджаи, говорящий о своей работе в терминах поэзии и справедливости!
Я проигнорировал его шпильку.
– В любом случае, тем человеком, который сделает вид, будто обладает этим загадочным магическим грибом, будешь ты.
– Я? – потрясенно вымолвил Нахт.
– А кто еще? Я ведь едва ли смогу появиться в вашем тайном обществе, правда?
Он пожал плечами, поняв, что загнан в ловушку.
– Надо состряпать убедительную историю о том, как он к тебе попал, – продолжал я. – Откуда ты получаешь семена для сада, самые редкие?
– Мне их присылают торговцы со всех концов страны. Дай-ка подумать… Ага! Есть один, в городе Кархемише, на границе Митанни. Он поставляет мне очень редкие и интересные семена и луковицы, которые ему привозят с севера.
– Превосходно! Такое объяснение выдержит проверку. Ты сможешь сказать, что он купил галлюциноген у какого-нибудь торговца, имеющего связи на недавно открывшемся торговом пути, – предложил я.
– История на грани правдоподобия: к востоку от великого внутреннего моря, за северными границами государства Хатти, расположена легендарная и непреодолимая горная гряда, где снега лежат круглый год. Там не способен выжить ни один путник. Однако говорят также, что через эти горы существует тайный проход, ведущий к другому царству по ту сторону – стране бесконечных лесов и пустынных равнин, застывших подо льдом, белых, как чистейший известняк. Там в ледяных дворцах живут дикари – бледнокожие, с соломенными волосами и голубыми глазами, одевающиеся в шкуры животных и перья золотых птиц.
– Звучит ужасно, – заметил я.
Я ставил Нахта в опасное положение, но он понимал, что у меня нет другого выбора. Если, как я полагал, наш преступник помешан на снах и видениях и поскольку я знал, что он член тайного общества, то это была лучшая из возможных приманок.
– Итак, все, что сейчас от тебя требуется, – это послать сообщение на вашем, без сомнения, тайном языке. В нем ты предложишь своим соратникам принести галлюциноген завтра ночью на собрание, чтобы они могли ознакомиться и поэкспериментировать с этим удивительным и загадочным источником видений. Пожалуй, ты мог бы даже соблазнить их поставить опыт на человеке.
– На ком же, позволь поинтересоваться? – спросил он нервно.
– Уверен, Хети охотно сыграет роль жертвы, учитывая, какова ставка.
– Ну хорошо. Сообщение посылать не обязательно. Завтра мы празднуем последнюю ночь мистерий Осириса. Наверное, ты не знаешь, что последний месяц разлива – это время его праздника? Воды паводка отступают, и мы совершаем обряды воскрешения. Вслед за днями и ночами оплакивания мы празднуем торжество нашего бога. Как раз это и произойдет завтрашней ночью.
Глава 44
Мне не терпелось вернуться домой, удостовериться, что там все в порядке и что охрана, которую я поручил Хети организовать, находится на месте. Я не мог позволить себе рисковать своей семьей. Однако когда я заворачивал за угол в путанице переулков в старой части города, я вдруг заметил какой-то предмет, со свистом рассекший воздух, и ощутил удар, какой-то болезненной теплотой растекшийся сбоку моей головы, и все скрыла тьма.
Я пришел в чувство, лежа в грязи и пыли переулка. Мне в лицо тыкалась мокрая морда Тота. Надо мной возвышались четыре темные фигуры. На них были форменные армейские набедренники. Один попытался пнуть Тота, но бабуин обернулся к нему, оскалив зубы.
– Отзови свою зверюгу, – буркнул кто-то из воинов.
Сглатывая желчь в горле, я медленно поднялся на ноги.
– Тот!
Животное тут же послушно подошло и смирно встало рядом со мной, глядя на солдат. Я позволил им заковать себя в ручные кандалы, и затем, образовав вокруг нечто вроде позорного караула, они поспешно повели меня вниз, к гавани. Меня пихнули в лодку, и мы с Тотом, возбужденно ерзавшим у моей ноги, поплыли через Великую Реку. Лодка причалила на противоположном берегу, немного дальше к северу. Меня втолкнули в ожидавшую колесницу, Тот запрыгнул внутрь и уселся у меня в ногах, и нас стремительно покатили по выложенным камнем дорогам, которые вели прямиком к пустынным холмам и заупокойным храмам, а затем мы свернули на северо-восток, к скрытой долине. Без промедления меня вытащили из колесницы и повели вверх по истекающим зноем склонам скалистых серо-оранжевых холмов. Наше дыхание шумно раздавалось в сухой, как трут, тишине. Мне вдруг подумалось, не ведут ли меня к могиле где-нибудь в пустыне – однако это был бы слишком нелепый способ избавиться от меня. Если в намерения солдат входила моя смерть, они могли бы попросту проломить мне череп и бросить мое тело крокодилам. Нет, меня вели на встречу с кем-то.
Когда мы наконец добрались до вершины холма и великая зеленая равнина, окружающая Фивы, распростерлась за моей спиной в дымке послеполуденного жара далеко к востоку, я не очень удивился, увидев в нагретом дрожащем воздухе навес, а под ним, в тени, рядом с лошадью – человеческую фигуру. Я узнал этот профиль. На Хоремхеба, как на ящерицу, жара, казалось, не действовала. Он с презрением глядел на меня, потного и тяжело дышащего. Меня поставили перед ним на солнце, сам же военачальник оставался в глубокой тени. Я ждал, чтобы он обратился ко мне первым.
– Меня мучает любопытство, – внезапно проговорил он. – Почему царица тебе доверяет?
– Если вы хотели просто поговорить, зачем было тащить меня сюда? – парировал я.
– Отвечай на вопрос.
– Я личный телохранитель царицы. Вам следовало бы спросить у нее, почему она мне доверяет.
Он подошел ближе.
– Пойми меня правильно. Если я не получу удовлетворительных ответов на свои вопросы, то не колеблясь отрублю голову твоему бабуину – я вижу, как ты привязан к этому животному. Мне не доставило удовольствия то, что ты слышал наш разговор с царицей, и это еще больше склоняет меня к мысли о необходимости насилия.
Я подумал над тем, насколько невелик мой выбор.
– Я сыщик городской Меджаи. Царица поручила мне расследовать одну загадку.
– Какого рода была загадка?
Я колебался, не спеша с ответом. Хоремхеб кивнул одному из своих солдат, и тот вытащил кинжал.
– В царских покоях были обнаружены подозрительные предметы, – уступил я.
– Мы потеряем меньше времени, если ты будешь отвечать как можно более подробно.
– Эти предметы представляли собой угрозу жизни царя.
– Вот это уже кое-что. И каковы же результаты твоего расследования?
– Злоумышленника так и не удалось с уверенностью определить.
Он с сомнением поглядел на меня.
– В таком случае вряд ли ты действительно так уж хорош.
Жестом Хоремхеб пригласил меня поглядеть в другую сторону, вниз, в скрытую долину, что лежала дальше и гораздо ниже того места, где мы стояли, и глубоко врезалась в холмы на западе. На изборожденном морщинами пыльно-сером дне долины я увидел движущиеся туда-сюда крошечные фигурки: это были рабочие.
– Ты знаешь, что это? – спросил Хоремхеб.
Я кивнул.
– Это гробница царя, которую готовят к погребению, – сказал он. – Или, точнее, это гробница Эйе, которую переделывают, чтобы похоронить в ней царя.
Очевидно, лучше всего было промолчать.
– Тебе, наверное, интересно знать, что я от тебя хочу.
– Я предполагал, что вам что-то нужно, – отозвался я. – Хотя непонятно, что может предложить вам простой сыщик Меджаи.
– Ты обладаешь влиянием на царицу. Я хочу, чтобы ты сделал две вещи. Во-первых, ты должен склонить царицу к положительному ответу на мое предложение заключить брак. И, во-вторых, докладывать мне обо всех разговорах, что ведет с ней Эйе. Тебе все ясно? Разумеется, в будущем тебе это сулит большую выгоду. Ты честолюбив, и твои амбиции следует уважать и считаться с ними.
– Очевидно, если я не сделаю, как вы говорите, вы убьете моего бабуина?
– Нет, Рахотеп. Если ты не сделаешь так, как я хочу, и если тебе не удастся убедить царицу, что брак со мной ей выгоден, я погублю твою семью. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Твои три дочки, твой маленький сын, твоя прекрасная жена и престарелый отец – только подумай, что я могу с ними сделать, если захочу. И, разумеется, я сохраню тебе жизнь, чтобы ты пережил их и стал свидетелем каждого момента их страданий. А затем я сошлю тебя на золотые рудники в Нубию, где ты сможешь на досуге оплакивать их смерть.
Чтобы не выдать себя, я старался дышать ровно. Мной овладело искушение выложить ему все, что я знал о личности Себека и его связи с женой Хоремхеба. Спросить о шариках с кровью, что были брошены в царя и царицу на празднике. Однако в этот момент, когда он, казалось, держал все в своих руках, я промолчал. Кроме этих сведений, у меня ничего не было. Я должен был оставить их при себе.
Я уже собирался ответить согласием на его предложение, как вдруг, совершенно необъяснимым образом – ибо до вечера оставалось еще несколько часов, – ослепительное сияние дня заметно поблекло. Словно бы воздух и свет замедлились во времени. Это заметили все. На какой-то момент Хоремхеб и его охрана пришли в замешательство. Бабуин принялся бегать кругами, возбужденно лопоча и прижимая уши к голове. Встревоженные крики людей и вой животных доносились уже со всех концов долины, а также от более отдаленных поселений. Мы все стояли, уставившись на солнце и прикрывая глаза ладонями, пытаясь понять, что происходит. По-видимому, в небесном царстве имело место какое-то большое событие. Огромные тени внезапно сгустились и задвигались вдоль склонов, ложбин и незаметных понижений холмов; казалось, они выползали из самой красной горной породы, словно призраки и духи подземного мира, поднимающиеся, чтобы отнять свет у мира живых.
Вдалеке я услышал высокие музыкальные ноты, настойчиво разрезавшие воздух, – видимо, это церемониальные трубы играли со стен храма сигнал тревоги. Должно быть, сейчас огромные ворота пилона уже накрепко затворяли от посетителей, а в самом храме жрецы в белых одеждах спешили принести жертвы, дабы поддержать Ра против беспримерной угрозы тьмы, что пала внезапно, накрыв собой все.
Это походило на конец света. Я подумал о детях и о Танеферет. Я надеялся, что они все сейчас дома, где, по крайней мере, могут укрыться за крепкой деревянной дверью. И еще надеялся, что они не слишком перепугались. Огромные тени набирали все больше густоты и стекались вместе, образуя странный полумрак, а затем внезапно наступила полная тишина. Даже северный ветер, всегда поднимавшийся в конце дня, ослабел, а потом и стих совершенно. Весь мир выглядел покинутым; внизу, на далеких полях, виднелись только несколько мулов, неуверенно топчущихся без присмотра, да горстка последних работников во весь дух бежала через аккуратно возделанные борозды. Я услышал далекие вопли брошенного ребенка, но не сумел его разглядеть, и в любом случае он тоже быстро затерялся в набегающем сумраке.
К тому моменту солнце поблекло уже настолько, что на него можно было смотреть сквозь щелочки в переплетенных пальцах – необычайное, непостижимое зрелище происходило в небесах. На великий солнечный диск, словно лезвие кривого меча, надвигался черный изогнутый серп. Полосы сумрака, подобные тем, что колышутся на дне освещенного солнцем пруда, стремительно пролегли повсюду, накрывая долину под нами, перекатились через нас и устремились дальше, через Красную землю. Я вытянул руки, чтобы их схватить, однако они почему-то вообще словно бы не коснулись моей кожи. По мере того, как свет все больше угасал, он становился каким-то странно серым, как бывает, когда линяет краска с одежды, слишком долго оставленной в воде.
Затем все пошло быстрее – огромная черная птица ночи окончательно закрыла лицо дня, и в то же мгновение в небесах ярко вспыхнули бессмертные созвездия; день сменился ночью в один-единственный момент, не измеримый каплями водяных часов. Ра, Господин Бесконечности, исчез так же несомненно, как если бы опустился за горизонт небес на закате. Оставался лишь тонкий венчик света вокруг огромного черного диска-победителя, как будто Солнечный бог был принужден, капитулируя, отдать ему свою славу. Вокруг меня расстилалась ночь – но тем не менее, как это ни невероятно, я видел, что самый окоем земли, вдоль всего отдаленного горизонта, освещен оранжево-желтым закатным сиянием. Внезапно стало холодно, словно зимой, и очень тихо.
А затем моему взгляду предстала картина, которую я буду помнить до самой смерти. Великое Око Творения глядело на меня сверху: эбеновый зрачок, слепяще-белый ореол радужки и вспыхнувшая на мгновение тонкая кроваво-красная полоска, окаймляющая тьму. Я не смел дышать, мир притих и перестал существовать, и это мгновение показалось мне прекраснейшим из всех таинств, что я когда-либо видел.
Однако так же внезапно, как тьма победила свет, баланс сил переменился снова и мерцающий серп тончайшего сияния, словно отточенное лезвие золотого ножа, поймавшее солнечный луч, возникло с противоположной стороны, ослепляя тьму своим торжеством. Вначале мир стал вновь опалово-серым, и фаланги теней опять ринулись быстрой рябью по нам и дальше, прочь – но на этот раз в противоположном направлении; и вскоре знакомая голубизна неба была восстановлена. Звезды быстро померкли, и мир вновь начал наполняться красками, жизнью и временем.
Хоремхеб был в восторге. Я никогда не видел его настолько захваченным зрелищем. Он обернулся ко мне с выражением триумфа на красивом жестоком лице:
– Ты видел? Атона пожрала тьма! Богами ниспослан знак, что они не станут поддерживать порочную власть этой жалкой династии. Будет установлен новый порядок! Это новое Солнце, сияющее над новой эпохой! – решительно вскричал он и победно ударил себя кулаком в грудь. Его офицеры дисциплинированно захлопали в ладоши.
Проговорив это, полководец вскочил на коня и поехал вниз по голому склону холма в сопровождении бегущих офицеров, предоставив нам с Тотом самим возвращаться во дворец. И пока мы шагали обратно по пыльной дороге, образ небесного Ока не покидал мое воображение. Это был тот самый черный круг, ставший реальностью. Моя интуиция не подвела меня: это был не просто таинственный символ некоего общества, это также было предсказанием действительного грядущего события. Внезапно мне вспомнилось то, что сказал Нахт о черном круге: «…это означает, что в самый темный час ночи душа Ра воссоединяется с телом и душой Осириса. Благодаря этому Осирис возрождается – а на самом деле с ним возрождаются и все мертвые в Обеих Землях. Это священнейший, глубочайший момент во всем процессе творения».
Но чем больше я думал об этом небесном событии, тем более двусмысленным оно мне казалось. Действительно ли оно предвещало чудо возрождения к жизни или же было знаком надвигающейся катастрофы?