Текст книги "Тутанхамон. Книга теней"

Автор книги: Ник Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 32

На следующий день, на закате, мы выступили на наших колесницах, вооружившись и снарядившись как следует. Следопыты разведали местность и обнаружили новые следы. По всей видимости, центром владений льва были низкие, полные теней скалы на небольшом расстоянии от нашего лагеря. Без сомнения, они предоставляли убежище всем формам жизни, какие только могли выжить в этом суровом месте. Для приманки мы взяли с собой тушу свежезарезанной козы. Расставив колесницы широким полукругом, мы стали ждать, наблюдая с безопасного расстояния, как следопыт несет тушу животного через серое пространство, опускает ее на землю и возвращается обратно.

Следопыт занял место возле меня.

– Он будет очень голоден, потому что добычи здесь почти нет, а мы предложили ему хорошую поживу. Надеюсь, он возьмет приманку до того, как стемнеет.

– А если нет?

– Тогда нам придется еще раз попробовать завтра. Приближаться к нему в темноте неразумно.

Итак, мы молча ждали, а солнце тем временем продолжало опускаться. Тени отрогов перед нами незаметно росли, пока, подобно медленно набегающему приливу, не подобрались к туше, словно намереваясь поглотить ее. Следопыт покачал головой.

– Мы слишком поздно пришли, – прошептал он. – Надо вернуться завтра.

Но в тот же момент охотник вдруг напрягся, словно кошка.

– Смотрите! Вон он…

Я вгляделся в темнеющий пейзаж, но сперва не увидел ничего, пока наконец не засек почти неуловимое скольжение тени среди теней. Окружающие заметили реакцию следопыта, и вдоль цепочки людей и лошадей прокатилась внезапная волна движения. Следопыт поднял руку, призывая к абсолютной тишине. Мы погрузились в напряженное ожидание. Вот фигура зверя двинулась вперед и украдкой, припадая к земле, приблизилась к туше. Лев поднял голову и оглядел окрестности, словно недоумевая, откуда могло взяться готовое угощение, а затем, удовлетворенный, принялся пировать.

– Что нам теперь делать? – прошептал я следопыту.

Тот тщательно обдумал ответ.

– Сейчас слишком темно, чтобы начинать охоту – можно легко сбиться со следа. Местность здесь сложная. Но теперь мы знаем, что он примет наше угощение, и можем вернуться завтра и попробовать выманить его пораньше, предложив мясо посвежее. У такого молодого зверя должен быть хороший аппетит; наверняка он уже давно хорошенько не ел. А завтра мы будем подготовлены и займем лучшие позиции, чтобы его окружить.

Симут согласно кивнул. Но внезапно, без предупреждения и без сопровождения, колесница царя рванулась вперед и понеслась по неровной почве, набирая скорость. Для всех это оказалось полной неожиданностью. Я увидел, как лев поднял голову, встревоженный шумом. Мы с Симутом хлестнули лошадей и бросились в погоню за царем. Я снова взглянул на льва и увидел, что тот тащит тушу в скалы, где мы никогда его не отыщем. Я догонял колесницу Тутанхамона и кричал ему, чтобы он остановился. Он повернулся, но только махнул рукой, словно не мог, или не хотел, меня слышать. Его лицо горело возбуждением. Я яростно затряс головой, но он лишь расплылся в улыбке, словно проказливый мальчишка, и снова отвернулся. Колеса колесницы угрожающе грохотали, оси трещали и жалобно скрипели; деревянная конструкция с трудом справлялась с неровностями пересеченного рельефа. Я поднял голову и на кратчайший момент увидел льва – он стоял и смотрел в нашу сторону. Но царю еще предстояло преодолеть какое-то расстояние, и зверь не выглядел особенно обеспокоенным.

Тутанхамон мчался вперед, и я видел, как он пытается справиться с колесницей и одновременно наложить стрелу на тетиву. Вот лев повернулся и кинулся прочь размашистыми прыжками, очень скоро превратившимися в бегство – с невероятной быстротой, вытянувшись всем телом, лев несся к безопасности темных скал. Я подхлестнул коней и поравнялся с царем. Мне казалось, что уж теперь-то он наверняка поймет, что бессмысленно преследовать льва в таких обстоятельствах; но тут его колесница внезапно подпрыгнула в воздух, словно наткнулась на камень, и с грохотом рухнула обратно на землю. От удара левое колесо треснуло и раскололось, спицы и обод разлетелись по сторонам, и колесница завалилась на левый бок. Обезумевшие лошади продолжали слепо тащить ее по каменистой земле. Я увидел, как царь в ужасе цепляется за борт повозки, но в следующий момент его тело взлетело вверх, словно тряпичная кукла, с силой ударилось оземь и покатилось, переворачиваясь снова и снова, пока не замерло где-то в темноте.

Я натянул поводья, и мою колесницу слегка занесло, но потом она остановилась. Я подбежал к упавшему царю. Он не шевелился. Я рухнул возле него на колени. Тутанхамон, Живой образ Амона, издавал невнятные звуки, которые, как он ни старался, никак не могли сложиться в слова. Кажется, он не узнавал меня. По пыльной почве пустыни расползалась лужа крови, темной и блестящей.

Левая нога Тутанхамона выше колена торчала под тошнотворно-неестественным углом. Я осторожно отлепил от кожи край его льняного одеяния, липкого от крови. Из разорванной кожи и плоти торчали осколки раздробленной кости. В ужасную, глубокую рану набились грязь и песок. Царь издал пронзительный стон, полный острой боли. Я полил рану водой из своей фляги, и вода стекла пополам с кровью, густая и черная. Я боялся, что Тутанхамон умрет здесь, в пустыне, под луной и звездами, а я так и буду держать его голову в своих руках, словно кубок кошмаров.

Подъехал Симут. Ему хватило одного взгляда на устрашающую рану.

– Я привезу Пенту. Не двигайте его! – крикнул он, пускаясь прочь.

Мы со следопытом остались возле царя. От шока его начала бить жестокая дрожь. Я оторвал кусок шкуры пантеры от днища колесницы и как мог осторожнее накрыл его.

Тутанхамон пытался заговорить. Я наклонился к нему, силясь расслышать его слова.

– Мне жаль… – повторял он.

– Рана поверхностная, – сказал я, пытаясь его обнадежить. – Лекарь уже в пути. С вами все будет в порядке.

Он взглянул на меня из чуждого далёка своей муки, и я понял, что он знает, что я лгу.

Прибыл Пенту и осмотрел царя. Сперва он проверил его голову, но, кроме вздувшихся ушибов и длинных ссадин с одной стороны лица, не было признаков кровотечения из носа или ушей, из чего врач заключил, что череп не поврежден. По крайней мере, это было уже что-то. Затем при свете наших факелов лекарь исследовал саму рану и сломанную кость. Он поглядел на нас с Симутом и сокрушенно покачал головой: ничего хорошего. Мы отошли в сторонку, чтобы царь не мог нас слышать.

– Нам повезло, что артерия в ноге не повреждена. Но он теряет очень много крови. Нужно немедленно вправить сломанную кость, – сказал он.

– Прямо здесь? – спросил я.

Пенту кивнул.

– Совершенно необходимо, чтобы его больше не двигали, пока это не будет сделано. Мне понадобится ваша помощь. Эту кость будет трудно зафиксировать, поскольку перелом сложный, а мышцы бедра очень мощные. К тому же, концы раздробленных костей будут немного заходить друг за друга. Но его нельзя двигать с места, пока все не будет закончено.

Лекарь обследовал угол, под которым торчали обломки костей. Конечности царя походили на детали изломанной куклы. Пенту сунул скатанную в трубку льняную тряпку между стучащими зубами царя. Затем я крепко зафиксировал его торс и верхнюю часть бедра, а Симут прижал его тело с другой стороны. Пенту навалился на бедро и быстрым отработанным движением совместил концы раздробленной кости. Тутанхамон взвыл, словно зверь. Хрустящий звук скребущих друг о друга обломков напомнил мне кухню – когда я отламывал ляжку газели, выворачивая кость из сустава. Это была Мясницкая работа. Потом царя вырвало, и он потерял сознание.

Пенту принялся за работу при мигающем свете факела. Изогнутой медной иглой, которую он достал из футляра, сделанного из птичьей кости, лекарь зашил ужасную рану, затем смазал шов медом и маслом и туго перебинтовал ногу льняным полотном. Наконец он как можно туже зафиксировал ногу лубком, подложив под него сложенное льняное полотенце и закрепив узлами, после чего можно было отправляться обратно в лагерь.

Царя внесли в его шатер. Покрытая липкой испариной кожа была бледна. Возле его одра мы собрались на срочный нешумный совет.

– Его перелом – самого худшего свойства, как из-за того, что кость расщепилась, а не просто переломилась пополам, так и из-за того, что кожные покровы были разорваны, открыв плоть для инфекции. Еще – большая потеря крови. Но по крайней мере все удалось вернуть в первоначальный вид. Будем молиться Ра, чтобы горячка не затронула его и рана исцелилась, – серьезно говорил Пенту.

Всеохватное чувство ужаса овладело всеми нами.

– Но теперь он спит, и это хорошо. Его дух молит богов Иного мира, прося у них еще немного времени, немного жизни. Давайте и мы помолимся, чтобы их удалось умилостивить.

– Что нам делать теперь? – спросил я.

– С медицинской точки зрения наиболее разумным решением было бы поскорее перевезти его в Мемфис, – ответил Пенту. – По крайней мере, там я смогу позаботиться о нем как следует.

Симут прервал его:

– Но в Мемфисе он будет окружен врагами! Хоремхеб, скорее всего, до сих пор в своей резиденции. Мое мнение: мы должны вернуть царя в Фивы, тайно и как можно быстрее. И само происшествие следует держать в секрете до тех пор, пока с Эйе не будет согласована версия, которую огласят народу. Если царю – да ждет его жизнь, благополучие и здоровье! – суждено умереть, то это должно произойти в Фивах, среди близких ему людей, рядом с его гробницей. И мы должны проконтролировать то, как воспримут его смерть. Разумеется, если он выживет, то о нем все равно лучше всего позаботятся дома.

В ту же ночь мы снялись с лагеря и пустились в печальное путешествие под звездами, обратно через пустыню, к дожидавшемуся нас вдали кораблю и Великой Реке, которая понесет нас домой, в город. Я старался не давать ходу мыслям о том, какие последствия ждут всех нас и какое будущее ожидает Обе Земли, если он умрет.

Глава 33

Во время нашего обратного путешествия по реке в Фивы я ночи напролет проводил у постели Тутанхамона, ворочавшегося и метавшегося в горячке. Его сердце бешено колотилось о грудную клетку, словно маленькая птичка, оказавшаяся взаперти. Пенту прописал ему слабительное, чтобы предотвратить процессы гниения, которые могли начаться в кишечнике и распространиться к сердцу. Одновременно он боролся с раной на ноге, заново накладывая деревянные лубки и регулярно меняя льняные прокладки, чтобы у переломанной кости был шанс срастись.

Лекарь тщательно следил за тем, чтобы рана была чистой, сперва накладывая на нее свежее мясо, а затем припарки из меда, жира и масла. Однако каждый раз, как он менял повязки и мазал рану кедровой смолой, я видел, что края раны не желают сходиться и под кожей во все стороны уже расползается зловещая черная тень. Запах гниющей плоти был отвратителен. Пенту пробовал все: отвар из ивовой коры, ячменную муку, пепел растения, название которого он отказался открыть, смешанный с луком и уксусом, а также белую мазь из минералов, которые находят в пустынных копях рядом с оазисами. Ничего не помогало.

Утром второго дня пути, с разрешения Пенту, я заговорил с царем. Яркий свет дня, проникавший в покои, очевидно, успокоил и подбодрил его после долгой, полной мучений ночи. Тутанхамона помыли и переодели в чистое белье, и тем не менее его лицо уже было залито потом, а глаза были тусклыми.

– Да будете вы живы, благополучны и здоровы! – тихо произнес я, осознавая мрачную иронию ритуальной фразы.

– Никакое благополучие, ни золото, ни драгоценности не вернут жизнь и здоровье, – прошептал он.

– Врач уверен в вашем полном выздоровлении, – возразил я, стараясь не сбиваться с ободряющего тона.

Тутанхамон поглядел на меня словно раненое животное. Он знал правду.

– Этой ночью мне приснился странный сон, – задыхаясь, проговорил он. Я подождал, пока царь наберется достаточно сил, чтобы продолжить. – Я был Гором, сыном Осириса. Я был соколом, который парил высоко в небе, приближаясь к богам.

Я вытер капли пота, усеявшие его горячий лоб.

– Я летал среди богов. – Он серьезно заглянул мне в глаза.

– И что произошло потом? – спросил я.

– Что-то плохое. Я медленно падал к земле, вниз, вниз… Потом я открыл глаза. Я смотрел вверх, на все эти звезды в темноте – но я знал, что никогда их не достигну. А потом, постепенно… они начали гаснуть… одна за другой, все быстрее и быстрее.

Он схватил меня за руку.

– И вдруг я ужасно испугался. Все звезды погибли! Повсюду была темнота. А потом я проснулся… и теперь боюсь засыпать снова.

Тутанхамон поежился. Его глаза блестели, широко раскрытые и серьезные.

– Это был сон, порожденный вашей болью. Не стоит принимать его близко к сердцу.

– Может, ты и прав. Может, и нет никакого Иного мира. Может быть, вообще ничего нет.

На его лице снова отразился страх.

– Я ошибался. Иной мир существует, не сомневайтесь в этом.

Какое-то время мы оба молчали. Я знал, что он мне не верит.

– Прошу тебя, привези меня домой! Я хочу домой.

– Корабль идет с хорошей скоростью, и северные ветра нам по пути. Скоро вы будете там.

Царь печально кивнул. Я еще немного подержал его горячую, влажную руку; потом он отвернулся лицом к стене.

Мы с Пенту вышли на палубу. Мимо скользил мир зеленых полей и крестьян, словно ничего важного не происходило.

– Каковы его шансы, по-вашему? – спросил я.

Лекарь покачал головой.

– Люди редко выживают после таких ужасных повреждений. Рана сильно воспалена, он теряет силы. Я очень обеспокоен.

– Кажется, у него сильные боли.

– Я использую все, что у меня есть, чтобы уменьшить их.

– Опийный мак?

– Разумеется, я его пропишу, если боли еще усилятся. Но я не решаюсь на такой шаг, пока это не станет совершенно необходимо…

– Почему? – спросил я.

– Это самое мощное лекарство из всех, какими мы обладаем. Но сама сила его действия делает его опасным. У царя слабое сердце, и я не хочу еще больше ослаблять его.

Некоторое время мы молча смотрели на проплывающий мимо пейзаж.

– Могу я задать вам вопрос? – наконец спросил я.

Он настороженно кивнул.

– Я слышал, что существуют некие тайные книги – Книги Тота…

– Вы уже упоминали о них прежде.

– И я полагаю, они включают в себя медицинские знания?

– А что, если и так? – отозвался он.

– Интересно было бы узнать, говорится ли там о секретных веществах, которые могут давать видения…

Пенту окинул меня чрезвычайно внимательным взглядом.

– Если подобные вещества и есть на свете, их существование раскрывалось бы лишь тем, чья исключительная мудрость и положение давали бы им право на такое знание. В любом случае, почему вы хотите об этом знать?

– Потому что я любознателен.

– Это далеко не та причина, которая может убедить кого-либо раскрывать тщательно охраняемые секреты, – ответил Пенту.

– И тем не менее… Все, что вы сможете мне рассказать, будет очень полезно.

Лекарь какое-то время колебался, потом промолвил:

– Говорят, существует некий магический гриб. Его можно отыскать лишь в северных странах. Он якобы дарует видения богов… Но, по правде говоря, мы не знаем об этом грибе ничего определенного, и никто в Обеих Землях никогда его не видел, не говоря уже о том, чтобы экспериментировать с ним для того, чтобы доказать или опровергнуть его действие. Почему вы спрашиваете?

– У меня предчувствие, – отозвался я.

Пенту не нашел это забавным.

– Возможно, вам необходимо нечто большее, чем предчувствие, Рахотеп. Возможно, вам пора получить собственное видение.

На протяжении последней ночи нашего путешествия лихорадка у царя усугубилась, он ужасно страдал. Черная тень инфекции продолжала пожирать ткани его ноги. Тонкое лицо Тутанхамона сделалось землисто-бледным, а белки глаз, когда он раскрывал их, были тусклого, желтоватого цвета. Губы пересохли и потрескались, язык покрылся желто-белым налетом. Сердцебиение, по-видимому, теперь замедлилось, и у него едва хватало сил открывать рот, когда его поили. В конце концов Пенту назначил царю сок опийного мака. Это чудесным образом успокоило больного, и внезапно я понял, в чем сила и привлекательность такого лекарства.

Лишь раз, на исходе ночи, он раскрыл глаза. Пренебрегая церемониями, я взял его ладонь в свои руки. Он едва мог говорить, даже шепотом, с трудом выговаривая слово за словом сквозь обволакивающий его опиумный транс. Он поглядел на защитное Око Ра – кольцо, которое сам дал мне, – и с неимоверным усилием, призвав последние оставшиеся силы, заговорил:

– Если мне суждено умереть и перейти в Иной мир, то прошу тебя: сопровождай мое тело, сколько сможешь. Проводи меня до моей гробницы.

Его миндалевидные глаза серьезно смотрели на меня с изможденного лица. Я узнал заострившиеся черты и необычное напряжение, говорившие о приближении смерти.

– Даю вам слово, господин, – сказал я.

– Боги ждут меня… Там моя мать. Я уже вижу ее. Она зовет меня…

И он воззрился в воздух перед собой, глядя на что-то, чего я не мог видеть.

Его рука была маленькой, легкой и горячей. Я держал ее между своих ладоней так бережно, как только мог. Я посмотрел на кольцо с Оком Ра, которое он мне дал. Оно подвело его – и я тоже. Я чувствовал хрупкую медлительность его исчезающего пульса и внимательно следил за ним, пока, перед самым рассветом, царь не испустил долгий, еле слышный последний вздох, в котором не было ни разочарования, ни удовлетворения, – и тогда птица духа вылетела из Тутанхамона, Живого образа Амона, и отлетела в Иной мир навсегда; и лишь тогда его рука мягко выскользнула из моих ладоней.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Твое лицо было открыто в Доме Тьмы.

Книга Мертвых, глава 169

Глава 34

«Возлюбленный Амоном» в тишине вплыл в гавань Малькатта на следующий день, сразу после захода солнца. Темнеющее небо выглядело зловеще, что соответствовало общему настроению. Никто не говорил ни слова. Весь мир казался притихшим, единственным звуком был унылый, размеренный плеск весел, поднимаемых и опускаемых гребцами. На воде лежал странный тусклый шелковисто-зеленый отблеск, словно перед самумом. На длинной каменной набережной перед дворцом ожидало всего несколько фигур. Я заметил, что на всей пристани горел только один светильник. Мы выслали впереди себя гонца с вестями – самыми худшими вестями. Мы должны были вернуться вместе с царем в сиянии славы. Вместо этого мы привезли его домой, чтобы положить в усыпальницу.

Я стоял возле царского тела. Оно казалось таким маленьким и хрупким! Тутанхамона завернули в чистую белую льняную ткань; открытым оставалось только лицо, спокойное, неподвижное и безжизненное. Дух покинул его. Осталась лишь вот эта окоченевшая оболочка. Нет ничего более пустого в этом мире, чем мертвое тело.

Симут сошел на берег, я же остался с царем, ждать прибытия стражи. Я услышал шаги стражников на сходнях, а потом, в наступившей тишине, в царскую каюту вошел Эйе. Он склонился над телом Тутанхамона, удостоверяясь в реальности произошедшего несчастья. Затем, с усилием, он нагнулся еще ниже, к левому уху царя – уху, через которое вступает дыхание смерти. И я услышал, как он прошептал: «В жизни ты был никому не нужным ребенком. Смерть сделает тебя значительным».

Затем Эйе выпрямился и принял обычную чопорную позу.

Царь лежал на позолоченном смертном ложе, равнодушный к его словам. Эйе окинул меня коротким пронзительным взглядом – глаза, словно маленькие камешки, жесткое лицо не тронуто чувством. Затем, без единого слова, он сделал стражникам знак положить тело царя на похоронные носилки, и его вынесли наружу.

Мы с Симутом следовали за носилками по бесконечным коридорам и комнатам дворца Малькатта, совершенно безлюдного. Внезапно мне показалось, будто мы воры, возвращающие украденное сокровище в гробницу. Ладно хоть, мы пока еще не в оковах, подумал я. Впрочем, возможно, это только вопрос времени. Какова бы ни была правда, в смерти царя обвинят нас. Он находился под нашей ответственностью, и мы за ним не доглядели. Внезапно мне ужасно захотелось домой. Убраться прочь из этих покоев, подальше от равнодушных коридоров власти, переправиться через черные воды Великой Реки, тихо пройти по своей улочке к дому и закрыть за собой дверь, свернуться возле Танеферет и заснуть, а потом, проспав много часов, проснуться, увидеть честный солнечный свет и обнаружить, что все произошедшее было всего лишь сном. Реальность стала для меня пыткой.

Нас провели к царским покоям и оставили ждать снаружи. Время текло медленно, незаметно. Сквозь толстую деревянную дверь доносились приглушенные голоса, иногда на повышенных тонах. Мы с Симутом поглядывали друг на друга, но он ничем не выдавал ни своих мыслей, ни чувств. Затем двери внезапно растворились, и нас пригласили внутрь.

Тутанхамон, владыка Обеих Земель, лежал на своем ложе, его тонкие руки были скрещены на тощей груди. Его еще не обрядили в ритуальные погребальные одежды. Вокруг были расставлены игрушки и коробки с играми – друзья его одинокого детства. Сейчас они казались не столько личными вещами царя, сколько погребальными дарами – предметами, которые будут представлять для него истинную ценность в Ином мире. Анхесенамон смотрела на мертвое лицо мужа. Когда она подняла взгляд на меня, ее лицо было пустым от горя и чувства поражения. Разве могла она простить меня? Я предал ее так же, как предал царя. Теперь она одна в этом дворце, полном теней. Она осталась последним живым представителем своей династии. Никто не уязвим так, как овдовевшая царица, не имеющая наследника.

Внезапно Эйе резко стукнул своей тростью по каменным плитам пола:

– Мы не должны давать воли своей скорби! Сейчас нет времени горевать. Слишком многое нужно сделать. У людей должно быть впечатление, что этого события не происходило. Никому не позволено говорить о том, что они видели. Слово «смерть» не должно произносить. В переднюю будут по-прежнему приносить новую еду и чистое белье. Кормилица будет по-прежнему посещать его. Однако здесь, тайно, его тело будет очищено и сделано прекрасным, и поскольку его собственная гробница совершенно не готова, его похоронят в моей гробнице в царском некрополе. Она вполне подходит, и ее не придется долго переделывать. Золотые саркофаги уже готовы. Я сам определю и соберу его погребальные сокровища и похоронные принадлежности. Все следует сделать быстро, а главное – тайно. Когда он будет похоронен, – также тайно, – тогда и только тогда мы объявим о его смерти.

Анхесенамон, выведенная из своего горестного состояния этим удивительным предложением, нарушила воцарившееся молчание:

– Это совершенно неприемлемо! Похороны и погребальные обряды должны быть проведены со всем почтением и торжественностью. Почему мы должны делать вид, что он не умер?

Эйе гневно обернулся к ней.

– Как вы можете быть такой наивной? Неужели вы не понимаете, что на кону стоит спокойствие Обеих Земель? Смерть царя – самый уязвимый и чреватый опасностью момент в жизни династии. Наследника нет. Причем только потому, что ваше лоно не смогло породить ничего, кроме мертворожденных, изувеченных младенцев, – добавил он презрительно.

Я посмотрел на Анхесенамон.

– Так захотели боги, – ответила она, уставившись на него с холодной яростью.

– Мы должны взять ситуацию в руки прежде, чем нас всех поглотит хаос. Наши враги будут пытаться нас уничтожить. Я – Отец Бога, творящий Истину; как я решу, так и будет! Мы должны сохранить Маат, порядок, всеми возможными средствами. Уже сейчас подразделениям Меджаи даны распоряжения пресекать публичные и частные сборища и использовать любые средства, чтобы в зародыше подавить всякие признаки общественных беспорядков на улицах. Посты будут расставлены по всему городу, а также вдоль стен дворца.

Все выглядело как подготовка к введению чрезвычайного положения. Какие разногласия могли вызвать подобное беспокойство? Кого он имел в виду, говоря о врагах? Только Хоремхеба. Тот на данный момент был главной угрозой для Эйе – Хоремхеб, командующий армиями Обеих Земель, запросто мог организовать поход для захвата власти. Он молод, он командовал большинством армейских подразделений, он расчетлив и безжалостен. Эйе же был стар. Я поглядел на него, с его больными костями и зубами, с его неистовой страстью к порядку: его земная власть, так долго казавшаяся почти абсолютной, внезапно сделалась уязвимой и слабой. Однако недооценивать его не стоило.

Анхесенамон тоже все это видела.

– Есть и другой путь. Все эти проблемы могут быть решены при наличии сильного преемника, готового взять власть. Я – последняя из моего великого рода, и во имя моего отца и деда я заявляю свое право на Двойную корону! – горделиво возразила она.

Эйе посмотрел на нее с таким презрением, от какого увял бы и камень.

– Вы всего лишь слабенькая девочка. Не тешьте себя фантазиями. Один раз вы уже попытались мне противостоять, и у вас ничего не вышло. Необходимо, чтобы я как можно скорее короновался на царство, поскольку больше нет никого, кто был бы пригоден для управления государством.

Теперь она рассердилась.

– Нельзя провозглашать царя, пока не завершены Дни Очищения! Это кощунство!

– Не оспаривайте мою волю! Будет так, как я сказал. Это необходимо, а необходимость – самая непреодолимая из всех причин! – крикнул он. Трость дрожала в его руке.

– А как же я? – проговорила она напряженно и спокойно, принуждая себя подавить гнев.

– Если вам повезет, я сам женюсь на вас. Но это зависит от того, насколько полезным будет такой союз. Я совершенно не уверен в его ценности.

Анхесенамон насмешливо тряхнула головой.

– С какой это стати ты должен быть в чем-то уверен или не уверен? Царица здесь я.

– Только по названию. У вас нет власти! Ваш муж мертв. Вы совершенно одни. Подумайте как следует перед тем, как скажете что-то еще.

– Я не потерплю, чтобы ты обращался ко мне подобным образом! Я сделаю публичное заявление!

– А я этого не позволю и приму все необходимые меры, чтобы этому воспрепятствовать.

Они с яростью воззрились друг на друга.

– Рахотеп назначен моим личным телохранителем. Помните об этом.

Эйе лишь рассмеялся.

– Рахотеп? Человек, который охранял царя, а потом привез его домой мертвым? Послужной список говорит сам за себя.

– В том, что царь умер, нет его вины. Он предан мне, это самое главное! – возразила она.

– Собака тоже предана. Преданность не делает его ценным. Симут обеспечит вам охрану. Пока что вы можете оплакивать мужа в своих покоях. А я подумаю о вашем будущем. Что же до Рахотепа, на него была возложена определенная ответственность, и тем не менее произошло худшее. Я решу его судьбу, – небрежно бросил он.

Я знал, что услышу такие слова. Я подумал о жене и детях.

– А что насчет льва? – спросил Симут. – Нельзя, чтобы люди видели, что царь возвратился без добычи.

– Убейте ручного и покажите народу, – ответил Эйе, завершая тему. – Никто не заметит разницы.

С этими словами он удалился, настояв, чтобы царица сопровождала его. Мы с Симутом остались стоять возле худого тела царя – юноши, чья жизнь была нам доверена. Он был олицетворением нашего поражения. Что-то закончилось здесь, на этом мешке с кожей и костями. И началось нечто другое: война за власть.

– Сомневаюсь, что даже Эйе сумеет это скрыть, – сказал Симут. – Люди умеют понимать знаки, и отсутствие царя в общественной жизни будет замечено очень скоро. Учитывая, что это произойдет непосредственно после фанфар по поводу царской охоты и ожидания его торжественного возвращения, удержать слухи будет невозможно.

– Поэтому-то Эйе и стремится похоронить Тутанхамона как можно скорее и провозгласить себя царем, – ответил я. – Кроме того, ему нужно держать Хоремхеба на расстоянии как можно дольше.

– Но военачальник бдителен, словно шакал. Я уверен, он почует эту смерть и ухватится за возможность выступить против Эйе, – сказал Симут. – Не самая радужная перспектива.

Мы стояли, глядя на нежное мертвое лицо царя. Помимо прочего, в сказанном заключалось гораздо большее: возможная катастрофа для Обеих Земель, если борьба за власть не разрешится достаточно быстро.

– Меня больше всего беспокоит то, что Анхесенамон настолько уязвима для них обоих, – сказал я.

– Это вызывает серьезную озабоченность, – согласился Симут.

– Будет ужасно, если Хоремхеб прямо сейчас вернется в Фивы.

– И будет ужасно, если он вступит в этот дворец, – отозвался он. – Но как это можно предотвратить, если здесь находится его жена? Возможно, ее следует куда-нибудь отослать…

Услышанное было для меня новостью.

– Мутнеджемет здесь? Она живет во дворце?

Он кивнул.

– Но ее имя не произносилось ни разу за все это время, – удивился я.

Симут наклонил голову ближе ко мне.

– О ней никто не говорит прилюдно. Между собой люди говорят, что она безумна. Она живет в покоях, за пределами которых никогда не появляется. Говорят, все ее общение ограничивается двумя карликами – но по ее ли собственной воле или потому, что так повелел муж, я не знаю.

– Вы хотите сказать, что она здесь в заточении?

– Называйте как хотите, но свободы она не имеет. Она – семейная тайна.

Мои мысли понеслись вперед, словно пес, внезапно почуявший рядом с собой запах преследуемой дичи.

– Сейчас я должен заняться делами, но давайте поговорим потом, где-нибудь в другом месте. Что вы теперь будете делать? – спросил он.

– Ну, очевидно, будущего у меня нет, – отозвался я с легкостью, которой не чувствовал.

– Но вы еще не в оковах.

– Подозреваю, что если я попытаюсь покинуть дворец, то со мной приключится какое-нибудь странное происшествие.

– Тогда лучше оставайтесь. У вас здесь есть задача: охранять царицу. Взамен могу предложить вам защиту моей стражи и такую безопасность, какую способно обеспечить мое имя.

Я с благодарностью кивнул.

– Но прежде всего я должен сделать одну вещь. Мне нужно поговорить с Мутнеджемет. Вы знаете, где расположены ее комнаты?

Он покачал головой.

– Это держат в секрете, даже от меня. Но вам известен человек, который, вероятно, сможет провести вас туда.

– Хаи?

Симут кивнул.

– Спросите его. И помните: то, что произошло, – не ваша вина. И не моя.

– Вы думаете, люди этому поверят? – отозвался я.

Он покачал головой.

– Однако это правда, а это все еще кое-что значит, даже в нашу эпоху всеобщего обмана, – заключил Симут, повернулся и оставил меня одного в покоях царя, рядом с мертвым юношей.