Текст книги "Тутанхамон. Книга теней"

Автор книги: Ник Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Мы все знаем об опасностях и открытых угрозах, которые приходится переносить нашему царю даже в собственном дворце. Но теперь, если пожелаете, вы можете без опаски отведать нашего угощения, – настойчивым тоном произнес Хоремхеб.

И царь, под взглядами собравшихся, осторожно взял крошечный кусочек утятины, медленно его прожевал, улыбнулся и сказал:

– Наш аппетит утолен.

Этот необычный эпизод был, как оказалось, лишь маленькой стычкой, прелюдией перед последовавшими затем речами. Хоремхеб взобрался на возвышение, и зал быстро притих. Люди глотали взятую в рот пищу и полоскали жирные пальцы в чашах с водой; слуги поспешили скрыться. Командующий окинул взглядом собрание. На его красивом лице, которое, казалось, никогда не позволяло себе роскоши что-либо выражать, проявились властные черты: уверенно выставленный подбородок и собранный, невозмутимый и высокомерный взгляд. Он подождал, пока воцарится абсолютное молчание. Затем заговорил, не гладко, но с силой и убежденностью, подчеркивая свои слова напористыми жестами, несколько деланными и неловкими, и вставляя время от времени грубоватые, насмешливые шутки, которые, как я чувствовал, могли в одно мгновение обернуться злобой. Хоремхеб официально приветствовал царя и его свиту, обещая им любое содействие, какое только могли позволить городские ресурсы – он весьма обстоятельно их перечислил, просто чтобы напомнить нам всем о влиянии и богатствах, имевшихся в его распоряжении, – ради безопасности и удовольствия правителя на протяжении того, что он назвал «коротким визитом» по пути к месту царской охоты. В его устах это прозвучало скорее как жалоба, нежели как любезность, и я посмотрел на лицо Тутанхамона, ожидая реакции. Однако тот продолжал глядеть прямо перед собой.

Затем Хоремхеб продолжил:

– В это время, когда нестабильность в Обеих Землях все нарастает, армия остается силой, обеспечивающей закон и порядок, оберегающей великие вечные ценности и традиции нашего государства. Мы успешно проводим нашу политику в землях Амурру. Войны – это необходимость, благодаря им мы обеспечиваем свое преимущество и влияние в мире и расширяем наши границы. Побеждать в войнах – моя обязанность. Совершенство закона и порядка, образцом которого служит наше государство, должно поддерживаться и укрепляться, и поэтому мы обращаемся с просьбой к царю и его советникам – выделить дополнительные средства для этой великой цели, чтобы увеличить численность войск и обеспечить нам блистательный успех, который, несомненно, щедро возместит те вложения, которые мы сейчас официально испрашиваем.

Он замолчал. Я оглядел огромный зал: все слушали с величайшим вниманием, ожидая ответа царя. В абсолютной тишине можно было расслышать любое, даже негромко произнесенное слово.

– Война – обычное состояние человечества, – наконец начал Тутанхамон. – Это великое и благородное дело. Мы поддерживаем и обеспечиваем армию Обеих Земель. Мы приветствуем ее главнокомандующего. Его цель – наша цель: торжество нашего порядка посредством справедливого применения силы. Мы не ослабляли нашу поддержку на протяжении долгих лет сражений, сохраняя веру в нашего полководца, который продолжает заверять нас в успешном завершении этих войн. Но, разумеется, в нашу обширную казну поступает множество запросов. Задача царя и его советников – уравновешивать все эти многочисленные и зачастую противоречивые требования. Пусть Маат – божественный порядок, царящий во вселенной, но в наших городах и землях этот божественный порядок поддерживается должным финансированием в соответствии с вкладом каждой из сторон. Поэтому мы просим главнокомандующего войсками Обеих Земель объяснить и обосновать перед всеми, кто здесь собрался, почему армия теперь запрашивает дальнейших субсидий, учитывая нашу и без того щедрую поддержку.

Хоремхеб шагнул вперед, словно готовился к такому повороту.

– Наша просьба основывается не только на успешном завершении войны в чужих землях. Ее целью является укрепить присутствие и влияние армии здесь, дома. Ибо стало очевидным, что внутри нашего общества действуют разрушительные силы. В самом деле, согласно всем донесениям, эти силы нашли дорогу к самому сердцу не только наших храмов и государственных учреждений, но даже и самого царского дворца! Мы не понимаем, как могло случиться, что стали возможны подобные акты вероломства.

По залу пробежали приглушенные шепотки, поскольку значение того, что сказал Хоремхеб, касалось непосредственно самой сути царской власти.

Однако Тутанхамон оставался невозмутим.

– В мире так заведено, что люди склонны к вероломству и обману. Всегда находятся те, кто ищет власти для собственных целей, – люди с коварством в сердце и мятежом в душе. Однако мы убеждены, что всегда будем одерживать победу над такими людьми, ибо их мелочное недовольство не имеет власти над нашим великим правлением. Боги отомстят за себя каждому из них.

Его спокойствие произвело впечатление. Царь устремил на Хоремхеба открытый взгляд. Тот снова шагнул вперед.

– Слова имеют силу. Однако в действиях заложена сила еще большая. Мы молимся о безопасности царя и напоминаем ему, что великая армия, находящаяся в его распоряжении, ожидает возможности защитить Обе Земли от внутреннего врага, равно как и от тех, что находятся за нашими рубежами.

Тутанхамон медленно наклонил изящную голову.

– И в знак признательности за твою преданность мы направим новые ресурсы на военные цели, на поддержание войска, пребывая в ожидании великой победы. Мы предлагаем нашему главнокомандующему вернуться на войну – поскольку где еще находиться полководцу, как не вместе с войсками, ведущими сражение?

Присутствующие осознали, что сейчас от них ждут громкой поддержки; они разразились шумными возгласами, и могло показаться, что царь одержал победу. Однако армейские офицеры стояли вдоль стен, наблюдая за развертывающимся представлением, словно шакалы в ожидании добычи, отчего аплодирующая публика выглядела стаей обезьян.

Глава 28

Мы отбыли вечером. Небо было молочно-белым от жары; на пристани собралась небольшая подавленная толпа провожающих. Течение быстро уносило нас прочь от великого города. Мы избежали возможных опасностей нашего официального визита. Здесь, на этом большом корабле, на Великой Реке, я чувствовал, что лучше контролирую ситуацию. Дальше к северу, на необъятных заболоченных просторах дельты, река начинала меняться, разбиваясь на бесчисленные рукава, которые все ветвились и ветвились, пока в конце концов, подобно огромному, замысловатому, непроходимому для судов вееру не впадали на севере в океан. Вечером мы причалили, выбрав место вдалеке от всех городов – даже местные деревушки лежали в отдалении. На ночлег мы расположились пораньше.

Караван, который пустился в путь на рассвете следующим утром, был не из маленьких. Он включал в себя дипломатов, сановников и чиновников, чья задача состояла в том, чтобы быть у царя под рукой на всякий случай, но еще важнее – свидетельствовать и фиксировать царские деяния, ибо вскорости записям об охотничьей доблести и сноровке царя суждено быть запечатленными на резных талисманах – «Скарабеях охоты», – которые разошлют по всем владениям Обеих Земель. И, разумеется, в свиту входили царские телохранители в форменной одежде, гонцы, высылаемые вперед каравана, колесничие, а также оружейники, везшие царское оружие – копья, стрелы, сети и щиты; главный охотник со своими помощниками; дрессировщики собак и гепардов; а также загонщики и следопыты, чье знание звериных повадок и логовищ имеет решающее значение для успеха охоты. Наша группа в царском караване состояла из меня самого, Симута и лекаря Пенту.

Рассветный воздух был холоден и чист, луна низко висела на небе, и звезды уже начинали гаснуть. Над темными водами плыл туман, и первые птицы запевали в укромных местах, словно желая вызвать самого Ра магией своей музыки. Несмотря на ранний час, все казались взволнованными и вдохновленными красотой пейзажа, прекрасного, словно огромная настенная роспись, а также предвкушением близящегося приключения – охоты. Расстреноженные лошади нетерпеливо переступали копытами; дыхание людей и животных поднималось в зябком сумраке белыми облачками.

Наша необычная кавалькада двигалась по изрезанной колеями дороге мимо зеленых и черных полей, тихих и безмолвных; только немногие крестьяне да несколько большеглазых босоногих ребятишек, вышедших на свои клочки земли до восхода, чтобы воспользоваться правом на соду, смогли лишь мельком увидеть представление. Они глазели и показывали на нас пальцами, словно на чудесное видение.

Добравшись до границы возделанной территории, мы остановились. Перед нами лежала Красная земля. Я, как всегда, был поражен безбрежной тишиной ее кажущейся пустоты – которая была, по мне, священнее любого храма. Солнце только что поднялось над горизонтом, и я повернулся к нему, наслаждаясь приветливым теплом его первых лучей на моем лице.

Царь выпрямился, стоя на колеснице, и воздел руки к Ра, своему богу. Его грудь была обнажена, на нем были набедренная повязка и накидка через плечо. На какой-то миг показалось, что его лицо и тело светятся. Он держал своего молодого льва на коротком кожаном поводке, стремясь соответствовать образу царя, несмотря на свой маленький рост и золотую трость. Над охотничьими командами и солдатами пронесся долгий рев и вой – празднование начала охоты и одновременно предупреждение злым духам пустыни. Затем, когда с ритуалом было покончено, царь двинул свою колесницу вперед, и по его сигналу мы пересекли вечную границу между Черной и Красной землями.

Мы направлялись прямо на запад, и восходящее солнце рисовало перед нами косые тени наших фигур. Следопыты и половина телохранителей шли впереди, выбирая путь. По мере того, как мы медленно поднимались на пустынное плато, воздух начинал гудеть от жары. Скрип деревянных осей, стук лошадиного копыта, споткнувшегося на неровной каменистой почве, пыхтение слуг-носильщиков и мулов – звуки доносились до меня в сухом воздухе, чистые и четкие.

Мы считаем, что в пустыне ничего нет, но это не так. Она вся размечена и расчерчена древними и не очень дорогами и тропами, протоптанными в скудной почве людьми и животными. Продвигаясь сквозь утренний жар, мы время от времени встречали гуртовщиков и пастухов, худощавых и угловатых кочевников, вечно куда-то идущих: лица небриты, волосы острижены коротко, почти под корень, набедренные повязки заправлены между ног. С маленькими узелками пожитков и парой горшков за плечами, сжимая длинные посохи в своих костлявых руках, они вечно бредут вперед все той же размашистой, ленивой походкой. Их животные, тощие и неунывающие, щиплют все, что могут найти, двигаясь неизменным медленным шагом к какому-нибудь источнику, скрытому в мерцающей жаром и светом дали.

Порой на протяжении нашего утреннего путешествия следопыты издавали возгласы – странные, высокие крики, похожие на звериные или птичьи, давая знать, что заметили зверя: небольшое стадо пустынных газелей, или антилоп, или страусов или степную рысь. Животные замирали неподвижно, разглядывая нас с безопасного расстояния и принюхиваясь, и затем внезапно пропадали в облачке взметнувшейся пыли.

Когда солнце приблизилось к зениту, мы остановились и разбили лагерь. Следопыты отыскали место, защищенное длинным низким утесом с северной стороны – поскольку в этих местах ночной ветер с севера обещал быть скорее холодным, нежели прохладным, – и все с отработанной точностью поспешили заняться каждый своим делом. Вскоре, словно бы из воздуха, возник палаточный городок. В умелых руках закрутились буравы, затлел трут, и искры быстро превратились в пламя. Забили несколько животных, и воздух пустыни наполнился густым запахом жарящегося мяса. Я был голоден. Царь восседал на своем походном троне, в блаженной тени белого навеса, отгоняя веером дневной жар и назойливых мух, и наблюдал, как его люди расставляют шатры. В этом мире, лишенном стен, он выглядел, со своими сундуками и золоченой походной мебелью, словно бог, ненадолго сошедший на землю. Казалось, все было в порядке.

Я взобрался на вершину ближайшей возвышенности и принялся обозревать окрестности, прикрыв глаза рукой от яростного сияния. Куда ни взгляни, смотреть было не на что, не считая бело-серо-красной наготы пустыни, усеянной тут и там цепкими кустами. Я опустил взгляд на лагерь, разбитый в виде круга. Лошади, вьючные мулы, длиннорогие овцы и короткошерстные козы, привязанные к крепким деревянным колышкам, жевали припасенный для них корм. Уток выпустили из клеток, и они бродили вперевалку, яростно долбя клювами безнадежно мертвую землю пустыни. Охотничьих собак и гепардов, тявкающих и тяжело дышащих на жаре, держали раздельно, за ними приглядывали дрессировщики. Шатры были уже почти все установлены – царский стоял в самом центре лагеря, чтобы быть максимально защищенным; его золоченый, увенчанный шаром центральный шест сиял на солнце. Охотничьи колесницы, закрепленные подпорками, выстроили в ряд. Все являло собой картину цивилизации. Однако когда я снова оглядел даль во всех направлениях, в меня влилась огромная, нечеловеческая пустота этой земли. Мы находились здесь ради развлечения и приятного времяпровождения, но наши маленькие цветастые шатры и повозки, помещенные в это безграничное, лишенное жизни пространство, выглядели всего лишь детскими игрушками.

А потом я увидел вдалеке цепочку призрачных фигурок, крошечных, как насекомые, чей путь через пустыню, как я вдруг понял, должен был в конце концов привести к нашим шатрам. Потея под лучами полуденного солнца, я поспешил обратно в лагерь и уведомил охрану. Симут подбежал ко мне.

– Что случилось?

– Приближаются какие-то незнакомцы – может быть, просто пастухи, но с ними нет животных.

Стражники отправились туда, и вскорости привели этих людей к нам, подталкивая их сверкающими копьями. Это выглядело как встреча двух миров: в нашем – чистые белые одеяния и начищенное оружие; их мир – кочевой и нищий, скудная одежда пестрит яркими красками и узорами, головы выбриты, широкие улыбки показывают недостаток зубов. Они оказались сборщиками меда, их племя обитало на границе пустынных земель. Их предводитель выступил вперед, почтительно склонил голову и протянул вперед горшок с медом.

– Наш дар царю, поскольку он – Повелитель пчел!

Он был жителем дельты, поэтому пчелы были для него не только средством к существованию, но также и символом его земли. Дикий мед высоко ценится, выше того, что собирают из глиняных ульев в городских садах. Говорят, аромат дикого меда так же чист, как слезы Ра, поскольку пчелы собирают его с самых редких и ранних цветов пустыни; поэтому эти люди всю жизнь кочуют вдоль края пустыни следом за переменными сезонами цветения. Я был склонен думать, что в их предложении нет ничего плохого – эти люди были тощими, как их дорожные посохи, потемневшие от многолетнего использования, и какой от них будет толк против мощи нашего оружия? Я распорядился, чтобы им предложили пищи и воды, а затем они могли отправляться туда, куда шли. От нашего предложения они отказались, почтительно кланяясь.

Я взвесил в руке горшок с медом. Грубо сработанный сосуд был запечатан пчелиным воском. Я хотел было открыть его, но передумал.

– Что нам с этим делать? – спросил я Симута.

Он пожал плечами.

– Наверное, вам следует предложить мед царю, – решил он. – Всем известно, как он охоч до сладкого…

Я отправился к царскому шатру и, получив разрешение, зашел внутрь. Яркий свет пустыни просачивался внутрь, обрисовывая узоры на ткани стенок. Царские вещи были расставлены так, чтобы создать временное подобие дворца: ложа, кресла, драгоценности, коврики и тому подобное. Внутри было тепло. Держатель опахала почтительно стоял за спиной царя, глядя перед собой невидящим взглядом и медленно перемешивая своим инструментом нагретый воздух. Царь ел. Кланяясь и преподнося ему горшок, я заметил собственную тень на стене шатра – словно фигура храмовой резьбы, изображающей священное подношение богу.

– Что это? – весело спросил царь, ополаскивая пальцы в чаше и протягивая руки слуге, чтобы тот их вытер.

– Это дикий мед с цветов пустыни. Приношение от сборщиков.

Тутанхамон взял горшок своими изящными пальцами и принялся его разглядывать.

– Дар богов, – сказал он, улыбаясь.

– Я предлагаю пока его отложить, а когда мы вернемся в Фивы, он напомнит вам об этой охотничьей вылазке.

– Отличная мысль!

Он хлопнул в ладоши; слуга подошел и взял у него горшок.

Я поклонился и принялся пятиться к выходу, но царь настоял, чтобы я остался с ним. Он указал мне место на ложе напротив себя. Тутанхамон выглядел гораздо беззаботней, чем прежде, и я начал подумывать, что, в конце концов, мы поступили правильно, отправившись в эту поездку. Вдалеке от дворца с его тенями и опасностями расположение духа царя значительно улучшилось.

Мы выпили немного вина, и нам принесли несколько блюд с мясом.

– Так значит, сегодня вечером мы идем на охоту? – спросил царь.

– Следопыты уверены, что что-то обнаружили. Здесь невдалеке водопой. Если мы подойдем с подветренной стороны и будем двигаться тихо, то на закате туда придет множество разных животных. Однако следопыты говорят также, что сейчас львы попадаются очень редко.

Он кивнул, разочарованный.

– Наши охоты почти полностью их истребили. В своей мудрости они отступили в глубь своих владений. Но, возможно, один из них все же ответит на мой призыв.

Какое-то время мы ели в молчании.

– Я начинаю понимать, что люблю пустыню, – вдруг произнес Тутанхамон. – Почему мы называем место, где царит такая чистота и простота, пристанищем дикости и страха?

– Люди боятся неизведанного. Возможно, поэтому им необходимо как-то называть его, словно, дав имя, они тем самым получают над ним какую-то власть. Но слова – не то, чем они кажутся, – добавил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что они ненадежны. Слова могут в один миг изменить свое значение.

– Жрецы учат другому. Они утверждают, что священные слова – величайшая сила в мире. Они – тайный язык творения. Бог изрек слово, и мир начал существовать. Разве это не так?

Тутанхамон воззрился на меня, словно приглашая поспорить.

– А если слова созданы людьми, а не богами?

На мгновение он казался сбитым с толку, но затем улыбнулся.

– Ты странный человек и необычный стражник-меджай. Можно подумать, будто ты веришь, что и сами боги – наша собственная выдумка.

Я заколебался, боясь ответить. Он это заметил.

– Будь осторожен, Рахотеп. Такие мысли – богохульство.

Я поклонился. Он окинул меня долгим, но отнюдь не враждебным взглядом.

– Сейчас мне надо отдохнуть.

Так закончилась моя аудиенция у царя.

Я вышел из шатра. Солнце перевалило за зенит, и в лагере царило молчание; все, кроме стражников под зонтиками по границам лагеря, попрятались от всепобеждающего полуденного зноя. Мне не хотелось больше думать о богах, людях и словах. Внезапно я ощутил, что устал от всего. Я прислушался к всеобъемлющей тишине пустыни, и она показалась мне самым чистым звуком из всего, что я слышал за долгое время.

Глава 29

Главный царский охотник, сопровождаемый своим главным следопытом, махнул мне рукой. Как можно тише я пробрался сквозь невысокий кустарник к низкому хребту, откуда они наблюдали за водопоем. Я осторожно глянул поверх выветренного края откоса, и внизу передо мной открылось замечательное зрелище. Залитые вечерними лучами солнца, стада газелей, антилоп и несколько диких буйволов спокойно продвигались вперед, чтобы по очереди напиться воды, после чего принимались настороженно всматриваться в золотистые просторы саванны или опускали изящные головы, чтобы пощипать травы. Раньше днем следопыты расширили водопой, чтобы заманить к нему как можно больше животных; некоторые беспокойно обнюхивали темную землю, чуя людей, однако жажда притягивала их.

Главный охотник прошептал мне:

– Вода сделала свое дело. Теперь здесь будет хорошая охота.

– Однако льва так и не видно.

– Они могут долго обходиться без воды. К тому же, теперь они редко встречаются. Когда-то их было множество, так же как и леопардов, которых я вообще в жизни не видал.

– Так мы будем охотиться на то, что есть, или подождем еще?

Он погрузился в размышления, взвешивая возможности.

– Мы можем убить антилопу и оставить ее лежать. Может быть, лев учует ее и придет поживиться.

– Как приманку? – спросил я.

Он кивнул и сказал:

– Но даже если нам повезет и мы его встретим, необходимы великое искусство, огромная смелость и многолетняя практика, чтобы загнать и убить дикого льва.

– Вот и хорошо, что в нашей команде есть искусные охотники, которые смогут поддержать царя в момент его торжества.

Вместо ответа главный охотник обратил на меня чрезвычайно скептический взгляд.

Молчаливый следопыт, не сводивший свой острый взор с водопоя и его обитателей, внезапно сказал:

– Сегодня вечером льва не будет. И по-моему, вообще его не будет.

Главный охотник, казалось, был согласен.

– Лунный свет будет нам в помощь, но мы можем много часов прождать без всякого результата. Лучше занять царя и его охотников тем, что есть под рукой. Все подготовлено, так что давайте начинать охоту. Это будет хорошая тренировка. Завтра никуда от нас не убежит. Надо поискать подальше в пустыне.

И вот, немного позднее, мы приблизились к водопою с юга и востока, под прикрытием поднявшегося прохладного северного ветерка. Окрашенный закатным солнцем небосвод был золотым, оранжевым и синим. Те, кого пригласили на охоту, – и вельможи в модных одеяниях, и профессиональные охотники, – неподвижно стояли на своих колесницах, ожидая, отмахиваясь веерами от неизбежных мух и неслышно успокаивая нетерпеливых лошадей. Стрелки осматривали луки и стрелы. Воздух звенел от напряженного ожидания. Я протиснулся через небольшую толпу к царю. Царская колесница была простой, подвижной и удобной, с прочными деревянными колесами; ее легкая открытая конструкция позволяла ей без труда передвигаться по неровной местности. Две отличные лошади с султанами из перьев на головах и в золоченых наглазниках, накрытые роскошными платками, замерли в упряжке наготове. Тутанхамон стоял на шкуре леопарда, которая накрывала кожаные ремни пола. На его плечах лежала белая льняная накидка, длинная набедренная повязка была подвязана повыше, чтобы не стеснять движений и не мешать охотнику. Он был в рукавицах, чтобы его чувствительные пальцы не пострадали от давления врезающихся ременных поводьев, буде он захочет перехватить их у колесничего, который почтительно ожидал сбоку. Золотое опахало с ручкой из слоновой кости и пышными страусовыми перьями, а также золотая трость были закреплены на борту колесницы рядом с царем. С ними соседствовали готовые к охоте великолепный лук и колчан со стрелами.

Тутанхамон выглядел возбужденным и нервничающим.

– Что-нибудь слышно?

Я покачал головой. Мне трудно было судить, испытывал ли он разочарование или облегчение.

– Однако там собралось множество газелей и антилоп, а также страусов, так что не все потеряно. К тому же, это только первая охота. Не будем терять терпение.

Лошади тихо заржали и дернули повозку вперед, но царь, привычным жестом натянув вожжи, усмирил их.

Затем он поднял руку, призывая охотников ко вниманию, довольно долго продержал ее в воздухе, а потом резко опустил. Охота началась.

Пешие участники охоты быстро и безмолвно рассредоточились вдоль восточной стороны, держа луки и стрелы наготове. Колесницы, немного выждав, тронулись с юга. Я занял место на своей колеснице, восхищаясь легким, поющим напряжением ее конструкции. Лошади возбужденно фыркали в быстро остывающем воздухе. Полная луна вышла на небо из-за горизонта. Ее бледный свет освещал нашу группу, словно мы были рисунками на свитке с легендой, озаглавленной «Ночная охота». Я поглядел на лицо царя: в короне, с коброй, спускающейся на лоб, он тем не менее выглядел таким юным! Но одновременно он казался целеустремленным и гордым. Тутанхамон почувствовал мой взгляд и повернулся ко мне, улыбаясь. Я кивнул ему и тут же поспешно склонил голову.

Наконец мы тронулись, хрустя колесами по каменистой, неровной почве; колесницы распределились вдоль открытого пространства, широкого, словно арена. Когда все заняли свои позиции, главный охотник умело издал клич, обращенный к лучникам, размещенным с восточной стороны. Далеко впереди, на окутанном тенями расстоянии, я едва мог разглядеть возле водопоя ничего не подозревающих животных – виднелись лишь их силуэты, очерченные последними лучами дневного света. Некоторые из них, заслышав странный крик, беспокойно подняли головы. И тут, по сигналу главного охотника, загонщики все разом внезапно ударили в свои деревянные колотушки, производя ужасную какофонию, и в одно мгновение стадо животных в тревоге рванулось с места – и ринулось, как и было задумано в плане охоты, по направлению к колесницам. Я слышал отдаленный грохот копыт, приближающийся к нам. Охотники немедленно взялись за вожжи, и затем, под предводительством царя – который получал распоряжения от главного охотника, – колесницы покатили вперед, на шум и крик. И внезапно мы оказались посреди битвы.

Охотничьи собаки и гепарды неслись перед колесницами к приближающимся животным, охотники стояли с поднятыми к плечу копьями или, если у них были возничие, с натянутыми и нацеленными луками. Однако объятое ужасом стадо вдруг почуяло ждущую впереди опасность. Животные, все разом, развернулись к западу, и наши колесницы рассыпались по местности; охота продолжалась теперь под торжественным сиянием луны, в котором можно было разглядеть все до мельчайших деталей. Я посмотрел в сторону и увидел царя, азартно преследовавшего добычу и понукавшего коней. Он оказался неожиданно хорошим колесничим. Я следовал за ним, стараясь держаться как можно ближе, и увидел, что Симут делает то же самое, так что мы образовали вокруг царской колесницы нечто вроде защитного ограждения. Я боялся якобы случайной стрелы или охотничьего копья, которые могли пронзить его в разгар охоты – они свистели в воздухе над нашими головами, приземляясь впереди нас.

Перепуганное стадо окуталось маскирующим его облаком пыли, чрезвычайно болезненной для глаз и гортани, поэтому, чтобы лучше видеть, мы отвернули севернее, не сбавляя бешеного темпа скачки. Наиболее медлительные из животных уже начинали отставать, особенно страусы, и я увидел, как царь прицелился и метким выстрелом уложил одного, довольно крупного. Одна из собак ухватила упавшую птицу за шею и поволокла ее назад, рыча и напрягая силы под немалой тяжестью добычи. Царь широко улыбнулся мне: он был в восторге. Однако впереди были и более крупные цели, и они по-прежнему стремительно уносились прочь. Мы погоняли лошадей – быстрее, быстрее! Колесницы грохотали по неровностям; я взглянул вниз на оси и взмолился, чтобы моя оказалась достаточно крепкой. Зубы мои стучали друг о друга, все кости в моем теле тряслись; уши наполнял непрестанный гул. Мне хотелось вопить от возбуждения, словно маленькому ребенку.

Царю удалось наложить на тетиву новую стрелу, и он поднял лук, снова прицеливаясь. Решив, что настало время и мне сделать что-нибудь, я последовал его примеру. Впереди я увидел скачущую антилопу и выбрал ее своей целью. Натянув вожжи, я свернул вправо и принудил лошадь бежать еще быстрее, и внезапно моя цель оказалась передо мной; и я пустил стрелу в открывшийся промежуток между другими животными. Несколько мгновений ничего не происходило, но затем я увидел, как антилопа сбилась с шага, запуталась в собственных ногах и рухнула на землю. Стадо неслось вперед, огибая упавшее животное, и многие колесницы продолжали погоню.

Вдруг вокруг стало совсем тихо. Стрела пронзила животному бок, и густая темная кровь, пульсируя, стекала по дымящейся шкуре. Глаза антилопы были широко раскрыты, но ничего не видели. Мухи, эти вечные спутницы смерти, уже жужжали над раной в отвратительном возбуждении. Я чувствовал одновременно гордость и жалость. Мигом раньше эта груда мяса и костей была живым существом, наделенным величайшей грацией и энергией. Я привык к виду мертвых тел – изувеченных, выпотрошенных, вскрытых трупов – и сладковатому гнилостному запаху разлагающейся человеческой плоти. Однако животное, убитое на славной охоте, являло собой совершенно другой вид умирания. В знак благодарности и уважения я, чтобы почтить дух животного, вознес молитву подношения.

Ко мне приблизился царь на своей колеснице, за ним ехал Симут. Они остановились рядом со мной, и мы помолчали, залитые лунным светом; горячее дыхание наших коней вырывалось в холодный воздух ночной пустыни, словно звуки трубы. Царь поздравил меня. Симут осмотрел животное и похвалил его качества. Прибыл главный охотник, прибавил почтительные восхваления от себя и приказал своим помощникам забрать животное вместе с прочими, добытыми на охоте. Нехватка мяса нам не грозила.

Мы вернулись в лагерь; были зажжены факелы, они пылали вокруг огромного костра в центре. Мясник работал на краю лагеря, его топор и ножи уверенно рассекали мягкие, уязвимые животы развешанных рядом туш. Он небрежно кидал отрубленные копыта в одну кучу и сгребал потроха в огромные скользкие пучки, после чего кидал лучшие части в котел. Несколько лучников стояли на страже на границе освещенного пространства лагеря, защищая его и мясо от гиен и пустынных лисиц.

Царю поднесли убитого им страуса. Он провел пальцами по великолепному бело-коричневому оперению.

– У меня много опахал, – сказал он мимоходом. – Поэтому я велю сделать из этих перьев опахало специально для тебя, Рахотеп, в подарок на память об этой прекрасной охоте.

Я поклонился.

– Это честь для меня.

Мы напились воды – нас мучила жажда; затем из высокого кувшина в наши золотые кубки было налито вино. Подали свежеприготовленное мясо убитой нами дичи, на блюдах из изящно обработанного металла, поставив их на камышовые циновки. Я выбрал себе прибор из комплекта бронзовых ножей. Царь ел аккуратно, сперва осматривая все, что ставилось перед ним на золотых тарелках, а затем осторожно пробуя маленькие кусочки. Несмотря на физическое утомление от охоты, он ел без большого аппетита. Я же тем временем умирал от голода и наслаждался каждым кусочком чудесного, приправленного пряностями мяса, гораздо сочнее и нежнее, чем любой кусок, какой можно купить у мясников в городе.

– Вам не нравится антилопа? – спросил я.

– Мне это кажется странным: я видел живое существо, бегущее ради спасения своей жизни – и вот держу в руке это… эти куски мертвой плоти.