Текст книги "Иоанна I (ЛП)"

Автор книги: Нэнси Голдстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

После демонстрации останков королевы в церкви, возникла проблема, что с ними делать. Поскольку Урбан отлучил Иоанну от Церкви, королева не могла быть похоронена в освященной земле, а Карл Дураццо не чувствовал необходимости почтить после смерти женщину, которая, по крайней мере до недавнего времени, была его благодетельницей. Для Иоанны, даже в память о многочисленных достижениях ее долгого правления, не воздвигли надгробного изваяния, как это было сделано для ее деда короля Роберта, ей не нашлось места рядом с ним или с ее сестрой Марией, или ее отцом Карлом Калабрийским, или ее матерью Марией Валуа, которые все были погребены в великом мраке святилища Санта-Кьяра.

В конце концов, было принято компромиссное решение, очевидно, по инициативе клариссинок, к которым королева была так щедра на протяжении всего своего правления. Сразу за нефом, перед задней дверью, ведущей из церкви Санта-Кьяра в расположенный позади монастырь, находился глубокий склеп, закрытый каменной плитой, в который часто сбрасывали кости умерших. В этот склеп и попали останки Иоанны I, чтобы веками лежать всеми и забытыми.

Эпилог

Два месяца спустя армия Людовика Анжуйского вторглась в Неаполитанское королевство. Поход герцога на юг затянулся из-за его решения обойти стороной Тоскану, и особенно Флоренцию, которая все еще поддерживала Урбана. Чтобы защитить себя от нападения французов, флорентийское правительство наняло Джона Хоквуда и его Белую компанию, а Людовик, зная о репутации англичанина, не хотел вступать с ним в сражение до того, как столкнется с венгерскими войсками Карла Дураццо. Поэтому герцог отправился на восток и выбрал кружной и неблизкий путь к Неаполю по Адриатическому побережью, что было неудачным решением, которое привело к нехорошим последствиям: значительному сокращению запасов провизии и отделению армии от флота снабжения, который был отправлены Климентом из Прованса и, соответственно, находился в Средиземном море. К тому времени, когда герцог Анжуйский наконец добрался до северо-восточной границы Неаполитанского королевства, его войска испытывали голод и болезни. Тем не менее 17 сентября 1382 года он без труда занял Аквилею, где местная аристократия признала его неаполитанским королем. К октябрю герцог был уже в Казерте.

Но к тому времени контракт Хоквуда с флорентийцами закончился, и Урбан смог нанять английского капитана за 40.000 флоринов, чтобы тот выступил на стороне Карла Дураццо против Людовика.  В ноябре, Хоквуд во главе 2.200 опытных, хорошо вооруженных кавалеристов прибыл в Неаполь. Узнав об этом, а также о том, что Иоанны нет в живых, Людовик решил не идти на столицу, а отступил в глубь страны к Беневенто, чтобы там зазимовать. Лишенная подвоза продовольствия и других запасов, армия из-за болезней и голода стала быстро редеть. "Они все босые, раздетые и в величайшей нищете"[411]411
  Caferro, John Hawkwood, p. 239.


[Закрыть], – писал один из очевидцев французского вторжения. Сам Людовик во время рождественских праздников, составил свое завещание. Когда в конце февраля 1383 года его главный союзник, граф Савойский, умер от болезни, герцог Анжуйский разрыдался.

Осознав, что преимущество теперь на его стороне, в апреле 1383 года, Карл Дураццо в сопровождении Хоквуда направил 16.000 армию к Беневенто, чтобы покончить со своим противником. Так как силы Людовика к тому времени сократились до 8.000 солдат, из которых только 2.000 были конными, решающего сражения не произошло. Герцог Анжуйский отступил к Бари, где 30 августа 1383 года короновался как король Неаполя, и запросил из Франции подкрепление. В течение следующего года королевство было разделено на две части: Людовик владел Апулией, а Карл расположился в столице.

С помощью Климента была спешно собрана новая армия под командованием знатного французского барона Ангеррана де Куси. К июлю 1384 года эти силы вошли в Италию и были готовы помочь Людовику. Но было уже слишком поздно. Герцог Анжуйский, ослабевший вместе со своими людьми, простудился и умер в замке в Бари 20 сентября 1384 года. Лишившись своего командующего, остатки некогда могущественной французской армии рассеялись. Услышав печальные новости, Ангеррана де Куси тоже развернул свои войска и направился домой, оставив Неаполитанское королевство Карлу Дураццо.

Однако царствовать ему суждено было недолго. Ободренный успехом, новый король Неаполя обратил свой взор на Венгрию. 11 сентября 1382 года, через два месяца после убийства Иоанны, умер и Людовик Великий, от болезни, похожей на проказу. На следующий день после его погребения одиннадцатилетняя дочь Людовика, Мария, была коронована как королева, а ее мать, вдова Людовика, Елизавета, стала при ней регентом. Многие венгерские дворяне были недовольны перспективой правления женщины и призывали Карла сместить Марию.

В сентябре 1385 года Карл внял их призывам, покинул Неаполь по морю и высадился в Далмации. Он отправился в Буду и созвал Совет своих сторонников, которые с радостью провозгласили его королем. Мария была вынуждена отречься от трона, и 31 декабря 1385 года Карл стал коронованным государем Венгрии, обосновавшись в королевской резиденции в Буде. Но то, что не смог сделать Людовик Анжуйский с армией в 15.000 человек, Елизавета осуществила в кратчайшие сроки. Прикрываясь ложной покорностью, она дождалась, пока пройдут роскошные коронационные торжества и все разъедутся по домам. Затем, 7 февраля 1386 года, всего через тридцать девять дней после коронации Карла, она послала отряд верных ей людей в замок в Буде, чтобы его убить. В произошедшей стычке новый король был тяжело ранен. Елизавета немедленно восстановила свое регентство, а Карла увезли в Вишеград, где две недели спустя, 24 февраля 1386 года, свершилось возмездие и человек, ответственный за убийство королевы Неаполя, умер от ран.

* * *

История не была добра к Иоанне или хотя бы честна с ней. Все рассказы о ней, сосредоточиваются исключительно на ее дурной славе, как королеве, убившей своего мужа, а не на многочисленных впечатляющих достижениях ее правления. Только Климент VII, сохранивший верность и никогда не забывавший, что обязан ей своим положением и властью, додумался публично похвалить ее. "Из всех прославленных женщин этого мира Иоанна, сияющая роза среди терний, окутала нас, всю Римскую церковь и своих подданных, удивительно сладким ароматом… Она перешла от страданий этого мира к блаженству Божьего царства, где она живет и царствует и где, презирая и смеясь над своими противниками, она вернула отобранный у нее скипетр и получила венец святой мученицы"[412]412
  Léonard, Les Angevins de Naples, p. 468.


[Закрыть], – писал он через несколько лет после ее смерти.

Но факты таковы. Во время своего долгого, богатого событиями правления Иоанна удерживала в своих руках большие и географически далеко разбросанные владения, включавшие Прованс и всю южную Италию, и даже распространила свою власть, пусть и ненадолго, на Сицилию и Пьемонт. Она была последней средневековой правительницей, которой это удалось сделать, так как после ее смерти Прованс отделился от королевства и перешел под власть наследников Людовика Анжуйского, а в итоге был включен в состав Франции. Неаполь же на некоторое время оказался под властью сначала сына Карла Дураццо, а затем его дочери, прежде чем в следующем веке отошел к Арагонской короне. Более тридцати лет эта королева кормила бедных и ухаживала за больными, строила церкви и больницы, боролась с преступностью и укрепляла мир, защищала торговлю и вводила новые отрасли промышленности в своем королевстве. Она вела своих подданных к восстановлению после многочисленных случаев чумы, войны, голода и экономической депрессии, характерных для второй половины XIV века. Шансы на то, что ей удастся удержаться на троне, были весьма скромными, а то, что она продержится на нем тридцать лет, было из ряда невозможного. И все же ей это удалось. Иоанна заслужила право на то, чтобы ее помнили такой, какой она была: последней великой правительницей из Анжуйской династии, достойной преемницей Карла Анжуйского и Роберта Мудрого.

Но и по сей день в церкви Санта-Кьяра нет ни памятника, ни изваяния в память о Иоанне I, а отлучение ее от Церкви все еще остается в силе.

Краткое примечание о деньгах XIV века

XIV век был отмечен появлением золотых монет, точнее, венгерских золотых монет. До этого подавляющее большинство европейских монет, чеканились из серебра. Например, на протяжении всего XIII века короли и королевы всегда использовали серебро в монетах, слитках, а иногда даже в столовой посуде и других декоративных изделиях для финансирования своих войн и выплаты приданого; купцы вели свои счета в серебре; а крестьяне, чтобы купить необходимые вещи, копили маленькие потускневшие серебряные пенсы, известные как денарии в Италии и денье во Франции.

Все изменилось, когда в 1320-х годах Шаробер обнаружив в Венгрии залежи золота, начал чеканить венгерские золотые флорины и активно импортировать товары, в основном из Венеции и Флоренции. Венгерское золото внезапно хлынуло в Италию, а оттуда, благодаря суперкомпаниям, в остальную Европу. Золото, по более ценное, чем серебро, было гораздо более удобным средством для крупных сделок, и золотые монеты быстро стали предпочтительными для аристократии и международного купечества. Хотя среднестатистический средневековый горожанин или крестьянин никогда не видел золотой монеты, не говоря уже о том, чтобы держать ее в руках, все большие платежи эпохи – выкуп короля Франции Иоанна II, финансирование Столетней войны, огромные сделки суперкомпаний, – все они были оплачены золотыми флоринами.

Легко понять, почему. Для того чтобы уравнять покупательную способность золота, требовалось в среднем по весу в четырнадцать раз больше серебра, а поскольку золото тяжелее серебра, серебряные монеты занимали в двадцать шесть раз больше места в седельной сумке или повозке, чем их эквивалент из золота. Так, например, когда представитель одной из флорентийских суперкомпаний отправлялся в Англию, чтобы ссудить деньги Эдуарду III в обмен на лицензию на импорт шерсти, он мог взять с собой золотые флорины, монеты весом в 3,5 грамма каждая, или серебряные гроссо – крупные серебряные монеты, каждая из которых весила 1,7 грамма. Но использовать серебро означало взять двадцать восемь гроссо вместо каждого флорина, так как два гроссо равнялись весу одного флорина, и для получения той же покупательной способности их требовалось в четырнадцать раз больше. И, разумеется, носить с собой двадцать восемь крупных легких серебряных монет вместо одной маленькой более тяжелой золотой монеты означало брать гораздо больший мешок, особенно если речь шла о суммах в сотни тысяч или, в случае Англии, о полутора миллионах флоринов, которые Эдуард III занял у семейств Барди и Перуцци.

Естественно, каждое королевство чеканило свои собственные монеты, название, вес и качество отделки которых варьировались от места к месту, хотя флорентийские золотые флорины повсеместно принимались в качестве основной международной валюты. Неаполитанское королевство продолжало чеканить крупные серебряные монеты, называемые джильято или карлино, и использовало их для оплаты воинов и моряков в нескончаемой войне за Сицилию, или обменивало их на золотые флорины, по приблизительному курсу двенадцать джильято за флорин, для ежегодных выплат Папе. Франция начала чеканить свои собственные золотые монеты, франкдор-а-шеваль, в основном эквивалентный флорину, в 1360-х годах, но до этого королевство чеканило в основном мелкие серебряные денье (пенсы) и, как и Неаполь, обменивало их на флорины, когда короне требовались деньги для крупных политических платежей. Англия начала чеканить свою первую золотую монету, нобль, которая была более чем в два раза больше флорина (англичане всегда стремились отличаться от других народов), в 1351 году, но также чеканила и пенсы. Графство Дофине, расположенное недалеко от Авиньона, начало чеканить свои собственные золотые флорины уже в 1340-х годах, чтобы давать многочисленные взятки и совершать подкупы, при пышном дворе Папы Климента VI.

Все суммы, упомянутые в этой книге, даны во флорентийских флоринах, если не указано иное. Для получения более подробной информации по этому вопросу я настоятельно рекомендую книгу Питера Спаффорда Деньги и их использование в средневековой Европе (Money and Its Use in Medieval Europe) и его же книгу Справочник по средневековому обмену (A Handbook of Medieval Exchange). А если вас интересуют суперкомпании, то лучше книги Эдвина С. Ханта Средневековые суперкомпании: Исследование флорентийской компании Перуцци (The Medieval Super-companies: A Study of the Peruzzi Company of Florence) не найти.

И последний интересный момент: стабильная и сильная валюта является общепризнанным показателем здорового политического режима. Чтобы удовлетворить множество неотложных финансовых потребностей, связанных со Столетней войной, брат Екатерины Валуа, король Франции Филипп VI, в ущерб своему королевству, обесценивал национальную денежную массу семь раз за время своего правления, так что если в 1336 году из слитка серебра одного веса чеканилось шестьдесят серебряных монет, то в 1342 году из слитка того же веса чеканилось двести сорок монет. В отличие от него, Иоанна, чья потребность в деньгах, безусловно, была не менее острой, чем у ее кузена, никогда не прибегала к девальвации, чтобы покрыть свои расходы. Неаполитанская валюта оставалась стабильной и даже укрепилась с двенадцати джильято за флорин в 1350 году до десяти джильято за флорин к концу ее правления – еще одно разумное политическое решение, которое королеве никогда не ставили в заслугу.

Заметка об источниках цитируемых и используемых в книге

Я думаю, что одна из причин, по которой, в этом веке, о королеве Иоанне I не писали на английском языке, может быть связана с трудностями в получении первоисточников, относящихся к ее правлению, после варварского уничтожения архива Анжуйской династии германской армией во время Второй мировой войны. Это печальная история, которую стоит рассказать, особенно в свете недавних случаев разграбления древностей и других ценных артефактов в Ираке. Рассказ очевидца о случившемся, озаглавленный Отчет об уничтожении немцами 30 сентября 1943 года хранилища бесценных исторических документов Неаполитанского государственного архива (Report on the Destruction by the Germans, September 30, 1943, of the Depository of Priceless Historical Records of the Naples State Archives), написанный графом Риккардо Филанджиери (Riccardo Filangieri) из Королевского государственного архива Неаполя, можно найти в журнале American Archivist, vol. 7, no. 4 (October 1944), pp. 252-55. Граф Филанджиери,  во время войны, был неаполитанским чиновником, отвечавшим за сохранность большого количества исторических документов. Нижеследующий отрывок взято из его отчета:

В начале Второй мировой войны, обеспокоенный уязвимостью тысячелетних исторических документов, составлявших Государственный архив Неаполя, перед бомбардировками союзников, граф Филанджиери получил распоряжение Министерства внутренних дел Италии проследить за перемещением самых старых и ценных из них в безопасное место. Граф Филанджиери упаковал около 30.000 книг и еще 50.000 пергаментов в 866 прочных деревянных ящиков и перевез их на виллу в двадцати милях от Неаполя. Там они оставались нетронутыми на протяжении почти всей войны.

Однако в сентябре 1943 года немцы узнали, что вторжение союзников неизбежно, и дисциплина в их войсках упала. В окрестностях виллы появились небольшие группы немецких солдат, вооруженных автоматами, которые хотели украсть продукты или какие-либо ценности, а также пограбить общественные здания и частные дома. (Днем 28 сентября одна из таких групп, состоявшая из трех рядовых, явилась на виллу и нашла не телят, которыми солдаты хотели поживиться, а 866 деревянных ящиков. Им объяснили, что в ящиках находятся документы, представляющие исключительно научный интерес, и солдаты ушли.

На следующее утро появился немецкий офицер и приказал открыть один из ящиков. Директор хранилища подошел к офицеру и рассказал ему о содержимом ящика, убеждая его в том, что коллекция не имеет отношения к текущим военным действиям и подчеркнув в то же время ее важность для исторических исследований. Офицер, видимо, удовлетворенный этим объяснением, сказал: "Хорошо", и ушел.

Граф Филанджиери, живший неподалеку, хотя и не испытывал серьезных опасений, написал письмо местному немецкому командиру, в котором еще раз подчеркнул чисто научный характер документов. Это письмо было доставлено на виллу на следующее утро, 30 сентября, как раз в тот момент, когда прибыл еще один отряд солдат из трех человек, на этот раз с зажигательными средствами. Директор попытался зачитать им письмо, но один из немцев отбросил его в сторону с криком: "Командир все знает, и приказал сжечь". Затем солдаты разбросали солому по всей вилле и полив бензином подожгли ее. Коллекция сгорела за считанные минуты. Сотрудники героически пытались спасти несколько картонных коробок, но по большей части все было уничтожено, включая то, что осталось от документов XIII века, времен правления Фридриха II, известного как "Чудо света", одного из величайших германских императоров.

Граф Филанджиери писал об этом трагическом эпизоде: "Их [документов] уничтожение создало огромную пустоту в исторических источниках европейской цивилизации, пустоту, которую ничто и никогда не сможет заполнить". Первым среди самых ценных утраченных документов граф назвал 378 реестров Анжуйской канцелярии, охватывающих 1265–1435 годы – хроники, относящиеся к правлению Иоанны. Погибли записи о том, что ела и носила королева, указы, которые она издавала, письма, которые она писала, деньги, которые она получала и тратила, – все инструменты, необходимые биографу, чтобы воссоздать жизнь, прожитую в давно минувшем прошлом, были бездумно, варварски уничтожены.

Вот тут-то и появляется скромный герой, но тем не менее герой, Эмиль-Гийом Леонар (Émile-Guillaume Léonard). В 1932 году Леонар, в то время аспирант Парижского университета, решил написать докторскую диссертацию о Иоанне I. Поскольку это было до войны, Леонар, который некоторое время провел в Неаполе, чтобы провести свое исследование, имел в своем распоряжении все документы, которые позже были уничтожены, и он широко использовал их в своей диссертации. Его диссертация Юность Иоанны I, королевы Неаполя, графини Прованса (La Jeunesse de Jeanne Ire, Reine de Naples, Comtesse de Provence), написана на французском и латыни и насчитывает более 1.300 страниц в двух томах. Хотя она охватывает лишь первые годы жизни и правления Иоанны, вплоть до ее коронации с Людовиком Тарентским в 1352 году, когда ей было двадцать шесть лет, труд Леонара бесценен. Чтобы донести свои мысли до читателя, Леонар, как и любой аспирант, цитирует длинные отрывки из первоисточников и полностью передает многие письма и другие документы, а также списки счетов из анжуйских регистров того периода. Тем самым он не только получил диплом, но и победил невежество немецкой армии. Более того, после войны, понимая, что он один из немногих ученых, изучивших утраченные документы, он опубликовал другие работы по этому периоду, основанные на копиях, которые он снял, и заметках, сделанных во время написания диссертации, в том числе Les Angevins de Naples. Сегодня каждый историк, интересующийся этим периодом, опирается на исследования Леонара и ссылается на них в своих работах.

Мне повезло, что я живу рядом с Йельским университетом, который владеет одной из немногих опубликованных копий диссертации Леонара, поэтому он стал и моим источником для большей части первичной документации о жизни Иоанны. Хотя у королевы были и более ранние англоязычные биографы – в первую очередь Уилбур Сент-Клер Бэддли (Welbore St Clair Baddeley), в конце XIX века, – никто из них не был столь строг в своем подходе, как Леонар, и поэтому в их трудах отсутствует большая часть материалов, которые я рада впервые представить в своей книге.

Это не значит, что моя книга просто пересказывает работу доктора Леонара. Я во многом не согласна с его портретом Иоанны. Вот лишь один момент: Леонар утверждал, что королева была неграмотной и даже не могла прочитать или написать свое имя. Он основывал это утверждение на письме, которое Иоанна отправила Папе Клименту VI в 1346 году и в котором, в ответ на просьбу Климента защитить себя от обвинения в заговоре с целью убийства Андрея, королева писала, что она всего лишь бедная женщина и не способна писать достаточно хорошо, чтобы сделать это. Поскольку письмо было написано на латыни, а Иоанна и Климент к тому времени уже три года переписывались друг с другом, я полагаю, что Иоанна просто использовала стандартное оправдание "я всего лишь бедная женщина" как уловку, чтобы не излагать на бумаге аргументы, которые могут быть искажены, вырваны из контекста или впоследствии использованы против нее обвинителями. Ее бабушка Санция также называла себя всего лишь ничтожной женщиной в своем письме францисканцам, которое, тем не менее, она отметила, как "написано ее собственной рукой". Если Санция, которая не отличалась особыми способностями или достижениями отвечала за образование Иоанны, умела читать и писать, то вполне вероятно, что и Иоанна могла это делать. Кроме того, латынь, используемая в письмах Иоанны, часто не была отредактирована, что еще раз указывает на то, что она сочиняла их сама. В XIV веке было очень мало красноречивых писателей, а Петрарка был редким исключением. Кардинал Талейран Перигорский, например, очень плохо говорил на латыни и постоянно умолял Петрарку писать проще, чтобы он мог понять поэта.

Другая основная трудность, которую я испытывала работая с трудом Леонара, – это его явное предубеждение против предмета своего исследования. Читая его диссертацию, становится ясно, что это реакция на образ Иоанны, созданный У. Бэддли. Бэддли совершил распространенную ошибку биографов, влюбившись в свой объект исследования; его взгляд на личность и правление королевы слишком романтичен, почти причудливо-рыцарский. Леонар, не без некоторых оснований, счел такой подход в корне неверным и использовал свою диссертацию, чтобы высказать множество язвительных замечаний в адрес Бэддли. Это не совсем справедливо, поскольку Бэддли, который, похоже, опирался в основном на папские архивы и хронистов, был точен во многих вопросах. Но Бэддли был англичанином, а Леонар – французом, и поэтому на этой почве неизбежно возникла конкуренция, что привело к тому, что Леонар неоправданно жестко интерпретировал жизнь Иоанны. Где-то между преклонением Бэддли и критикой Леонара лежит истинный характер правления Иоанны, и хотя необходимо провести больше исследований этой важной исторической фигуры, я надеюсь, что моя книга, которая пытается лавировать между этими двумя крайностями, станет первым шагом в этом направлении.

Конечно, в моем распоряжении было множество других первоисточников. Книга Петрарки Письма о семейных делах (Letters on Familiar Matters) была переведена на английский язык и издана в трех томах Альдо С. Бернардо, и почти все работы Боккаччо также опубликованы в переводе (хотя было бы неплохо, если бы кто-нибудь собрал и опубликовал все его письма в одном издании, как это сделал Бернардо с письмами Петрарки). Письма и документы, относящиеся к авиньонскому папству, в настоящее время доступны на французском и латыни, но лишь изредка на английском и это задача для какого-нибудь предприимчивого церковного ученого, поскольку я уверена, что в Америке этот материал вызовет большой интерес. Отрывки из Хроники Виллани (Villani's Chronicle) до 1321 года были переведены на английский и опубликованы в 1906 году, но там нет текста на английском, охватывающего период правления Иоанны, поэтому отрывки, приписываемые Виллани, взяты мной из других источников, включая Леонара. (На самом деле Виллани было трое – первый, Джованни, начал писать в 1300 году и умер от чумы в 1348 году; его сменил брат, Маттео, который продолжил хронику до своей смерти, также от чумы, в 1363 году. Филиппо Виллани, сын Маттео, продолжил дело отца и закончил хронику в 1364 году). Отрывки из хроники Доменико да Гравина (который также умер от чумы в 1348 году) иногда появляются на английском языке в научных статьях, но в основном они перефразированы, поэтому длинные отрывки, приписываемые этому хронисту, в моей книге, снова взяты у Леонара, поскольку он цитирует их полностью. Наконец, все первоисточники, относящиеся к Столетней войне, включая чудесную хронику Фруассара, были неоднократно опубликованы и легко доступны.