Текст книги "Иоанна I (ЛП)"

Автор книги: Нэнси Голдстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

В момент избрания Гийом исполнял обязанности папского нунция при Неаполитанском дворе. Извещенный тайными посланниками о решении кардиналов, он поспешил вернуться в Авиньон, где и был коронован 6 ноября 1362 года, приняв имя Урбана V.

Возведение аббата Сен-Виктора на папский престол оказалось весьма удачным для Иоанны. Ее отношения с Иннокентием VI, с которым королева никогда не встречалась лично, с самого начала были предрешены явной неприязнью Папы (полностью взаимной) к Людовику Тарентскому, из-за чего ее королевство страдало в течение многих лет от интердикта и навязчивого папского вмешательства. Краеугольным камнем внешней политики королей из Анжуйской династии всегда было партнерство с папством, но пока был жив ее муж, Иоанна так и не смогла установить с Иннокентием такие же крепкие и доверительные отношения, какие были у нее с Климентом. Королева была вынуждена полагаться на своего великого сенешаля, чьи усилия, хотя и были в конечном итоге полезными, но в то же время слишком корыстными. Когда дело касалось папского двора, Никколо всегда был больше заинтересован в собственном продвижении, чем в установлении подлинного взаимопонимания между Неаполем и Авиньоном.

Все изменилось с избранием Урбана. Между Иоанной и бывшим нунцием существовали взаимное уважение и симпатия, порожденные знакомством с характерами, религиозными и культурными взглядами друг друга. Хотя Урбан, как и его предшественник, был аскетом (на протяжении всего своего правления он твердо придерживался устава и традиций своего монашеского ордена, в том числе отказался от традиционного папского одеяния в пользу простой монашеской рясы и спал на голом полу), характер нового Папы был гораздо более легким, чем у Иннокентия. При общении с просителями Урбан в первую очередь стремился максимально удовлетворить просьбы каждого; в этом его подход к своим обязанностям напоминал Климента VI (хотя у него не было пристрастия Климента к раздаче привилегий). Урбан также был чрезвычайно щедрым и большим покровителем искусств. Став Папой, он благоустроил свое бывшее аббатство в Марселе, лично контролируя работу архитекторов и украсив церковь прекрасными гобеленами и церковной утварью, отлитой из золота и украшенной драгоценными камнями. Среди прочих проектов Папа построил собор и приорство на юге Франции. Не менее страстной была его приверженность к литературе и просвещению. Урбан активно поддерживал университеты и студентов и даже основал музыкальную школу. Петрарка восхищался Папой и писал ему восторженные письма.

То, что Урбан был человеком, с которым королева чувствовала себя свободно, было очевидно с самого начала его понтификата. Еще до его вступления на престол она попросила официального разрешения на новый брак и была вознаграждена его письменным согласием, выданными 7 ноября, на следующий день после его коронации. По словам Маттео Виллани, когда 20 ноября король Франции Иоанн прибыл в Авиньон, чтобы засвидетельствовать свое почтение новому Папе, и сразу же выдвинул своего сына Филиппа в качестве кандидата на брак с Иоанной, Урбан сначала пообещал заняться этим вопросом, "если принц будет проживать в королевстве, принесет присягу и обязуется платить церковные пошлины, и если королева, которую он будет увещевать, согласится"[262]262
  Ibid.


[Закрыть]. Однако королева самым решительным образом не согласилась. Отвечая на папское письмо от 29 ноября, в котором Урбан заметил, что отказ от предложения ее французского кузена может нанести вред ей самой и ее королевству, Иоанна заявила: "В конце концов, решение о вступлении в брак является свободным, и я не вижу причин, по которым это решение должно быть отменено за счет моей свободы… Я прошу Ваше Святейшество со всем возможным уважением простить меня за мои чрезмерные и, возможно, оскорбительные слова, но это та тема, которая побуждает меня выражать свои мысли без обиняков… Я надеюсь, что я дала ясный ответ, что мое потомство будет полностью происходить от крови моего королевского дома, независимого (и я скорее умру но не допущу другого) от других народов", – страстно заключила она[263]263
  Ibid., p. 404.


[Закрыть].

На самом деле королева, из-за давления Франции, вынужденная действовать быстро, уже сделала свой выбор. 14 декабря, не дожидаясь ответа Урбана, Иоанна через посланников официально обязалась выйти замуж за Хайме (Якова) IV, короля Майорки, сына племянника королевы Санции Хайме III, который унаследовал трон Майорки после смерти брата Санции Санчо в 1324 году. Это был тот самый Хайме III, который, в борьбе с Арагонской короной потерял свое королевство и просил помощи у Папы в 1348 году, как раз в то время, когда Иоанна предстала перед Климентом VI и которому одолжила свой флот в 1348 году в благодарность за то, что он отстаивал ее интересы перед Святым престолом. Будущий Хайме IV, которому в то время было двенадцать лет, находился вместе с отцом в Авиньоне и, предположительно, Иоанна могла там с ним видеться.

Однако предоставленные неаполитанской королевой провансальские корабли, принесли ее кузену мало пользы. В 1349 году, получив армию в придачу к одолженному флоту, Хайме III вместе с сыном предпринял атаку на своих арагонских врагов на Майорке. Вторжение потерпело грандиозную неудачу. Король был убит, а его сын, Хайме IV, попал в плен и был заключен в тюрьму, где оставался "заточенным в железной клетке в течение следующих четырнадцати лет"[264]264
  Ibid., p. 403.


[Закрыть]. Наконец, в 1362 году, ему удалось сбежать, и как раз вовремя, чтобы, 14 декабря, жениться на Иоанне по доверенности. Время его побега позволяет предположить, что Неаполитанский двор мог иметь к этому какое-то отношение.

Для Иоанны, по крайней мере теоретически, Хайме IV Майоркский обладал всеми качествами, которые она искала в муже. Ей не пришлось бы беспокоиться о том, что он посягнет на ее титул и будет требовать  короновать его неаполитанской короной, как это произошло с Андреем и Людовиком Тарентским. Хайме уже был королем, а значит, равным по рангу своей жене. Более того, он привносил в брак свое собственное королевство (пусть пока еще занятое врагом), которое он был твердо намерен себе вернуть, чтобы не чувствовать себя нахлебником. В двадцать семь лет Хайме мог возглавить ее армию и был не настолько молод, чтобы к нему не прислушивались, и не слишком стар, чтобы воевать самому. Он мог бы держать в узде ее зятя и его брата и обеспечить безопасность границ. Он не был ее кровным родственником, но союз с Майоркой полностью соответствовал традициям Анжуйской династии, заложенным ее дедом, и придавал ее правлению историческую легитимность. Если Хайме отвоюет свое королевство с ее помощью, на что она явно рассчитывала, он станет идеальным союзником, чтобы защитить ее владения на Сицилии и оградить Неаполь от захватнических устремлений Арагонской короны. Никколо Аччаюоли, который вряд ли был политическим неофитом и был заинтересован в сохранении неаполитанской власти на Сицилии, также одобрил этот выбор.

У короля Майорки тоже были все основания согласиться на этот союз. Проведя большую часть своей юности в безнадежном плену, он вдруг оказался свободным и женихом женщины, которую желали все монархи Европы за ее большое и стратегически важно расположенное королевство, и которая могла дать ему возможность отомстить своим врагам.

Иоанна добилась своего. Урбан благосклонно отнесся к ее желанию и одобрил брак буллой от 8 февраля 1363 года. 16 мая жених и его приближенные прибыли в гавань в сопровождении флотилии из семи кораблей. Начался обычный период ликования, включавший пиры, процессии и другие общественные празднества, а затем, во время торжественной церемонии в Кастель-Нуово, Иоанна вышла замуж за своего третьего по счету супруга, Хайме IV, короля Майорки.

Глава XV.
В поисках наследника

Четырнадцать лет в темной, тесной тюремной камере не способствуют к появлению самых здоровых или хорошо приспособленных к жизни брачных партнеров.

Неаполь все еще переживал последствия чумы, когда в мае туда прибыл Хайме Майоркский. Ослабленный физически после долгого заключения, король столкнулся с гнетущей жарой итальянского южного лета. О том, что здоровье Хайме оставляло желать лучшего, должно быть, хорошо знали в королевстве, и до того, как жених и невеста успели познакомиться, Роберт Тарентский затеял новый мятеж. В середине июня император Константинополя, при поддержке своего брата Филиппа, захватил один замок, используя в качестве предлога спор о собственности, которая, как утверждала Мария, все еще причиталась ей в качестве приданого.

В принципе задача по усмирению Роберта и Филиппа должна была бы лечь бы на плечи нового мужа Иоанны, но Хайме был слишком болен, чтобы возглавить армию. "Сир король страдает от терциевой лихорадки. Врачи увеличили количество предписаний, учитывая эпидемию, которая уже привела к смерти многих людей"[265]265
  Léonard, Les Angevins de Naples, p. 405.


[Закрыть], – сообщал Урбану архиепископ Неаполитанский в письме от 1 июля 1363 года. К 5 июля состояние Хайме стало улучшаться. "Но я сомневаюсь, что он поправится, потому что его здоровье весьма неважное. Он спал с королевой, несмотря на то, что принимал лекарства от болезни, так что этот третий приступ лихорадки истощил его, в результате чего 2 июля у него случился четвертый приступ"[266]266
  Ibid., p. 406.


[Закрыть], – сообщал архиепископ Папе в очередном письме.

К счастью, примерно в это же время, Роберт Тарентский также серьезно заболел, и Иоанна смогла разрешить кризис, передав Марии три города и замок, тем самым удовлетворив Филиппа, и политически отколов его от его больного брата. Хотя угроза войны была устранена, константинопольский император продолжал вмешиваться в управление государством. "Он уже четыре раза выступал на заседания Совета, – писал архиепископ Неаполя епископу Авиньона 3 сентября, – особенно когда встал вопрос об отмене пожалований, неразумно сделанных королевой, ибо она очень бедна и не имеет средств, чтобы выплатить долг [Церкви]. [Роберт] осложняет все настолько, что дела остаются почти безнадежными, и все люди считают, что если бы советы графа Нолы [другого советника Иоанны] были соблюдены в сборе и сбережении средств и в некоторых других вопросах, денег у королевы было бы гораздо больше"[267]267
  Setton, "Archpishop Pierre d'Ameil in Naples", pp. 655–656.


[Закрыть].

Плохое здоровье Хайме Майоркского было лишь одной из составляющих гораздо более серьезной проблемы, с которой столкнулась Иоанна. С самого начала их супружества королева обнаружила, что ее новый муж психически неуравновешен и склонен к приступам агрессии. Хотя Хайме подписал брачный контракт, в котором специально отказался от посягательств на власть своей жены или вмешательства в ее управление страной, уже через несколько дней после прибытия в Неаполь он начал требовать, чтобы ему уступили управление королевством. Когда Иоанна отказала, он впал в ярость, невразумительно разглагольствуя и угрожая как своей жене, так и всему королевству. "Королева, хотя и была поражена его поведением, не набралась смелости открыть это другим и рассказала только мне с большой неохотой. Она боится своего мужа-короля и страшится его как дьявола, поскольку не только длительное заключение повлияло на здравость его рассудка, но и потому, что он, по словам врачей, эксцентричен по натуре и походит на сумасшедшего, о чем свидетельствуют его слова и поступки, но было бы гораздо хуже, если бы он злоупотреблял вином… В частности, нам не удалось, учитывая его недуг, убедить его спать в отдельной от королевы постели, и несмотря на сильные приступы лихорадки, обильное потоотделение, клизмы и другие неудобства, он отказался это сделать"[268]268
  Léonard, Les Angevins de Naples, p. 406.


[Закрыть], – доносил позже архиепископ Папе.

Иоанна скрывала эти приступы агрессии и пыталась быть терпеливой, но Хайме упорствовал, дойдя до сговора со своим зятем, Джованни II Палеологом, маркизом Монферратским, чтобы призвать Белую компанию Джона Хоквуда в Неаполь для поддержки восстания против королевы. Белая компания прибыла в Тоскану в июле и была нанята пизанцами на шесть месяцев за 150.000 флоринов для войны против Флоренции, своего извечного противника. К сентябрю Хоквуд одержал значительную победу в сражении при Инчизе, взяв в плен многих флорентийских дворян. Угроза вторжения этой компании, состоявшей, по данным Маттео Виллани, из 3.500 хорошо вооруженных всадников и 2.000 пехотинцев, постоянно висела над Неаполитанским королевством, особенно когда выяснилось, что наемники в декабре уже проникли на север страны и от дальнейшего продвижения на юг их удержал только сильный снегопад. "Королева уже давно подозревает, что ее муж ответственен за набеги вольных компаний, и по этой причине сегодня между ними происходит скандальный разлад"[269]269
  Setton, "Archpishop Pierre d'Ameil in Naples", p. 668, footnote 73.


[Закрыть], – писал архиепископ Неаполя епископу Авиньона 18 января 1364 года.

Иоанна как можно дольше пыталась скрыть психически нестабильное состояние мужа от всех, кроме самых близких советников, но тайна все равно открылась, 4 января 1364 года, когда Хайме устроил публичную сцену с насилием, вызвавшую большой скандал при дворе и во всей столице. Вынужденная признать, что ее третий брак стал катастрофой, королева обратилась с длинным письмом к Папе, которое раскрывает всю глубину ее отчаяния. "Святейший отец, важность этого вопроса вынуждает меня с величайшей тревогой открыть Вам то, что я хотела бы, чтобы Небеса позволили мне хранить в тайне. Через восемь дней после того, как с Божьего соизволения и согласия Вашего Святейшества я сочеталась со своим супругом узами брака, он начал совершать безумные поступки, о которых я поначалу не слишком беспокоилась, полагая, что они вызваны его молодостью и последствиями долгого заключения, которое могло затуманить его рассудок. Но через несколько дней, заболев лихорадкой, он совершил еще более возмутительные поступки, так что, по совету врачей, я приказала убрал из его апартаментов оружие, камни, деревянные дубинки и все подобные предметы, которые он мог бы взять в руки. Но и об этом я умолчала, полагая, что причиной тому стало его заболевание. Позже, узнав его получше, я стала замечать, что каждый месяц, иногда при смене фаз луны, а иногда сразу после полнолуния, у него случаются приступы безумия, с некоторыми периодами прояснения рассудка"[270]270
  Léonard, Les Angevins de Naples, p. 407.


[Закрыть], – с тревогой сообщала Иоанна Папе.

Королева заметила, что в попытках вылечить Хайме обращались ко многим известным врачам. Она сама тщательно следила за его питанием, что, очевидно, означало ограничение потребления фруктов, поскольку архиепископ Неаполя также заметил Папе, что Хайме часто переедал, что приводило к "поносу и рвоте"[271]271
  Setton, "Archpishop Pierre d'Ameil in Naples", p. 655, footnote 38.


[Закрыть]. Тем не менее, несмотря на очевидное отсутствие улучшений у мужа и понимание грозящей ей опасности, Иоанна хоть и с опаской но продолжала делить с Хайме постель, о чем она откровенно сообщила Урбану.

"Но совсем недавно, однажды утром, при последней смене фазы луны, он внезапно, как лунатик, скрежеща зубами, начал говорить, что намерен провести реформы правосудия королевства, как, помнится, я уже писала Вам, и что он осуществит все задуманные им меры, невзирая на меня, и что я должна немедленно представить ему отчет обо всех пожалованиях и привилегиях, поскольку он хочет знать все. Я согласилась, чтобы сдержать его приступ безумия, и, чтобы угодить ему и вопреки данному мне совету, отдала приказ представить ему этот отчет. Но злоупотребляя моими добрыми намерениями, он перешел на высокомерный тон и заявил, что все бенефициарии, пользовавшиеся, до сегодняшнего дня, какими бы то ни было привилегиями, будут без промедления их лишены"[272]272
  Léonard, Les Angevins de Naples, pp. 407–409.


[Закрыть], – продолжала Иоанна в своем письме. Когда Иоанна указала на то, что в их брачном контракте есть несколько пунктов, запрещающих Хайме вмешиваться в государственные дела, и что, подписав этот документ, который был узаконен папской буллой, он согласился с этими условиями, Хайме пришел в ярость. "Выслушав мой ответ с большим нетерпением, он ответил, как часто делал это публично, со многими жестами презрения, что если бы он мог быть господином и повелителем, то никогда не отказался бы от этой власти ни ради Папы, ни ради Церкви, поскольку ему все равно, как им повиноваться. Я посоветовала ему не говорить так на людях. Он повернулся ко мне и сказал, что сделает то, что должен сделать. Я спросил его, что он намерен сделать, а он ответил, что даже готов ударить ножом по телу Христа. Дело в том, мой дорогой отец и господин, что он уже разослал пятьдесят писем с обещаниями пожалований своим знакомым на три тысячи, две тысячи, тысячу флоринов и больше, которые каждый год должны будут выплачиваться из королевской казны".

Затем Иоанна рассказала об инциденте, вызвавшем такой большой скандал при дворе и во всем королевстве. "Несмотря на то что свидетелей было много, я терпеливо переносила нанесенное мне оскорбление и, чтобы не случилось ничего худшего, приказала никому ничего не предпринимать, притворившись, будто он сделал это не со злым умыслом, а шутки ради, и что он не собирался так сильно меня задеть. Он повернулся ко мне и стал сыпать оскорблениями, порочащими мою репутацию, говоря вслух, что я убила своего мужа, что я никчемная куртизанка, что я держу возле себя сводников, которые приводят ко мне мужчин по ночам, и что его месть будет достойна подражания… Я поняла, что такие вещи нельзя держать в тайне и что о них уже говорят во всем городе. Очень быстро прославленный император Константинопольский, принц Ахайский и Тарентский, узнав об этом, прислал ко мне этой ночью императрицу, свою жену, и герцогиню Андрийскую, свою сестру, чтобы они составили мне компанию. Они спали со мной в моей комнате, проявляя большую заботу с надеждой, что приступ безумия моего мужа пройдет, но утром мы нашли его в еще худшем состоянии. Итак, вечером второго дня тот же император прибыл ко мне лично, вместе с моей сестрой, женой сеньора Филиппа Тарентского, в сопровождении немалого числа вооруженных людей, но не для того, чтобы совершить какой-либо неподобающий поступок, а чтобы пресечь дерзость знакомых [спутников] короля, если бы они посмели нагло себя вести… Наконец, мы решили, что мы с моим господином и мужем никогда не будем встречаться наедине в постели или в комнате, пока не определим полностью, что нужно сделать для обеспечения моей безопасности… Что касается меня, то я открыто вхожу днем, в соответствующие часы и с соответствующим эскортом, из своей комнаты в комнату, где он живет, чтобы утешить его, оказывая ему все положенные почести и принося приятные подарки", – печально заключила Иоанна.

То, что Роберт Тарентский, который шесть месяцев назад угрожал Иоанне мятежом, должен был в трудную минуту прийти королеве на помощь, говорит о том, насколько серьезно при дворе воспринималась угроза со стороны короля Майорки и вольных компаний. Изолировав Хайме, семья Иоанны, известная в истории своими раздорами, кажется, наконец нашла предмет, по которому все могли договориться.

* * *

Разлад с мужем и опасность, которую представляло возможное вторжение Белой компании, были далеко не единственными проблемами, с которыми столкнулась Иоанна в этот период. В то время как она пыталась сдержать и скрыть вспышки безумия Хайме (ведь если бы о них стало широко известно, это только усугубило бы и так непростую ситуацию), королева также столкнулась с кризисом на Сицилии.

Несмотря на договор и коронацию 1356 года, власть над островом так и не была полностью установлена. Каталонская партия оставалась в оппозиции, постепенно набирая силу, хотя стратегически важный город Мессина под управлением сына Никколо Аччаюоли оставался верен Неаполю. Еще в 1359 году Иоанна признала, что у нее нет военных ресурсов, необходимых для прочной победы на Сицилии, и что, следовательно, необходимо заключить какое-то дипломатическое соглашение с каталонцами и их наследным монархом Федериго III, если она хочет продолжать оказывать влияние на остров. Поэтому она предложила выдать младшую дочь Марии, Маргариту, замуж за Федериго III, стремясь таким образом отколоть каталонцев от их традиционного союзника – Арагона. Иоанна особенно стремилась поскорее заключить этот договор, пока Неаполь еще удерживал Мессину, поскольку обладание этим городом давало ей тактическое преимущество, позволявшее добиваться гораздо более выгодных условий. Но каталонские советники, окружавшие Федериго Простого, отвергли неаполитанское предложение и вместо этого, в 1361 году, тайно привезли на Сицилию Констанцию, дочь короля Арагона, чтобы выдать ее замуж за Федериго, надеясь, что этот брак побудит ее отца прислать армию, и свергнуть неаполитанское правительство в Мессине.

Однако желанная арагонская военная поддержка так и не была получена, что омрачило перспективы каталонцев. Партия как раз рассматривала возможность возобновления мирных переговоров с Неаполем, когда летом 1363 года на острове вновь вспыхнула чума, унесшая жизнь молодой жены Федериго. Внезапно брачный союз с неаполитанской королевской семьей снова стал актуален, и на этот раз обе стороны ухватились за эту возможность. Единственная проблема заключалась в том, что Федериго хотел заполучить в жены не Маргариту, а ее старшую сестру Жанну.

Жанна, герцогиня Дураццо, была старшей дочерью Марии и вероятной наследницей трона,  в связи с бездетность королевы, сложилась ситуация, которая не имела особых перспектив на улучшение, учитывая текущее состояние третьего брака Иоанны. Поскольку Жанна была еще и самой богатой женщиной в королевстве, она представляла собой наиболее привлекательную потенциальную невесту и стала объектом целого ряда матримониальных интриг. Одна из этих интриг, несомненно, самая вредная для неаполитанских интересов, зародилась при папском дворе.

Кардинал Ги Булонский не забыл, что еще в 1355 году Филипп Тарентский обещал выдать Жанну замуж за брата Ги, Жоффруа, в обмен на активную поддержку интересов дома Таранто перед Иннокентием VI. К неудовольствию Ги, этот брак между представителем его семьи и герцогиней Дураццо так и не был реализован, поскольку Людовик Тарентский, по мнению кардинала, отказался от обещания Филиппа, оговорив впоследствии, что Жоффруа может заполучить Жанну, но не ее деньги и владения. Когда Людовик умер, а Урбан V занял папский трон, Ги задумал возродить проект этого брачного союза, заменив Жоффруа в качестве потенциального жениха своим племянником Аймоном Женевским. Чтобы на этот раз ему не помешала политика неаполитанского двора, кардинал, желая найти союзника на месте, тайно привлек архиепископа Неаполитанского в качестве своего личного поверенного в этом деле, поручив прелату деликатную задачу по заключению сделки.

Архиепископу пришлось потрудиться. Аймон, который был настолько беден, что архиепископу пришлось внести свои собственные деньги в качестве залога за кредит в 700 флоринов, чтобы профинансировать поездку жениха в Неаполь, был наименее впечатляющим из претендентов на руку Жанны. Помимо Федериго III, герцогиню Дураццо жаждали заполучить в жены Людовик Наваррский, брат короля Наварры Карла Злого, и Людовик II, герцог Бурбонский, чья мать, Изабелла Валуа, была сестрой матери Иоанны. "Людовика Наваррского здесь очень хвалят, – писал обеспокоенный архиепископ кардиналу Ги Булонскому 5 июля 1363 года, – а мадам [Жанна] до сих пор склонялась к нему и была в восторге от него, пока не услышала, что наш кандидат красивее, но в этом она не желает никому верить, пока сама его не увидит… И поэтому я бы во что бы то ни стало хотел, чтобы он [Аймон] поскорее приехал сюда, ибо мадам тайно сообщила мне, что будет ждать его в течение двух месяцев, и за это время она не обручится ни с кем другим, ни даже после этого, кроме мессира Людовика, и то только после того, как все обсудит со мной"[273]273
  Setton, "Archpishop Pierre d'Ameil in Naples", p. 653.


[Закрыть]. Далее архиепископ предложил кардиналу обеспечить епископскую должность для канцлера Жанны и каким-либо другим способом подкупить брата канцлера, сенешаля Жанны, поскольку архиепископ считал, что поддержка этих двух людей будет способствовать счастливому завершению "дела о браке"[274]274
  Ibid.


[Закрыть].

Послушавшись совета архиепископа, Аймон поспешно отправился на юг и 15 ноября прибыл в Аверсу, где остановился королевский двор. Его любезно встретили члены королевской семьи, включая Иоанну, которая дала ему аудиенцию, и сама Жанна; после этого все приняли участие в пиру и танцах, наспех организованных в честь свадьбы одной из служанок Иоанны. На следующий день Аймона удостоил обедом Хайме Майоркский, у которого, видимо, был один из лучших дней, и претендент снова танцевал с Жанной. Аймон произвел на Жанну чрезвычайно хорошее впечатление, особенно после того, как подарил ей дорогие украшения (приобретенные на деньги архиепископа) в знак своего расположения. Неизвестно, был ли он на самом деле красивее Людовика Наваррского, поскольку тот, занимавший более высокое положение в обществе, отказался приехать в Неаполь, чтобы просто посвататься к Жанне. Должно быть, Аймон был достаточно симпатичен, потому что слишком внимательное отношение герцогини к гостю из Женевы породило слух, что она уже тайно вышла за него замуж. На следующий день королева Иоанна сама высказала это подозрение архиепископу, который опроверг сплетни и потребовал принять решение по сватовству Аймона. "На следующий день я обратился к королеве, – писал архиепископ кардиналу Булонскому 23 ноября, – в присутствии всего ее Совета… Королева тогда наконец кое-что сказала. Ее ответ, в сущности, сводится к тому, что сицилийское предприятие все еще висит над нами, и в случае, если этот брак не состоится, остается вопрос о герцоге [Людовике] Бурбонском, ее близком родственнике… Но если этот брак также не состоится и если наш господин Папа одобрит кандидатуру мессира Аймона, она, со своей стороны, будет удовлетворена, и поэтому, как я полагаю, она напишет нашему господину Папе"[275]275
  Ibid., p. 660.


[Закрыть]. Другими словами, в гонке за руку герцогини Аймон был на третьем месте.

К несчастью для архиепископа, вмешательство кардинала Булонского в брачные планы герцогини к этому времени стало известно кардиналу Талейрану Перигорскому, который не собирался выдавать свою внучатую племянницу, возможно, будущую королеву Неаполя, замуж за обедневшего племянника своего главного соперника. Талейран не стал возиться с представителями на месте, а отправился прямиком к Урбану. В результате архиепископу пришлось с сожалением сообщить кардиналу Булонскому, что Жанна получила "письмо, которое господин Перигорский [Талейран] недавно написал ей, в котором, среди прочего, как я узнал, сообщил, что брак с сицилийским кандидатом одобрен нашим господином Папой, и в случае, если этот брак не состоится, он сам пошлет архиепископа Патраса для переговоров в пользу герцога Бурбонского, и он побуждает мадам остановиться на том или другом из них, несмотря на то, что этот отъявленный мошенник, архиепископ Неаполитанский, которого все, кто его знает, считают таковым, интригует ради какого-то другого кандидата, который не соответствует ее высокому положению принцессы королевской крови, и что ей ни в коем случае нельзя склонять к такому браку"[276]276
  Ibid., p. 662.


[Закрыть].

Урбан тоже написал и Жанне, и королеве Иоанне. Жанне Папа выразил решительное одобрение ее предполагаемому браку с королем Сицилии "как средство вернуть Федериго к послушанию и преданности Святой Римской Церкви"[277]277
  Ibid., p. 664.


[Закрыть] и предупредил ее, чтобы она не связывала себя обязательствами ни с кем другим. "Ваш родной дядя [Талейран], который является человеком большого благоразумия и любит вас как отец… будет мудро направлять и помогать Вам в этом деле, как и в других ваших начинаниях", – отмечал Урбан в письме от 28 ноября. В письме к Иоанне, написанном в тот же день, Папа пошел еще дальше: "Поскольку было бы неуместно, чтобы знаменитый титул дома Дураццо… перешел в чужие руки, на что, как нам стало известно, делается попытка [речь идет о предполагаемом браке с Аймоном], мы желаем и повелеваем Вам, чтобы, если вышеупомянутая герцогиня пожелает передать город и герцогство другому лицу, не принадлежащему к вышеупомянутому дому, вы ни в коем случае не соглашались на это, но прямо запретили ей это делать и препятствовали этому всеми силами"[278]278
  Ibid.


[Закрыть].

Но Жанна, которой к тому времени уже исполнилось двадцать лет и которую больше интересовала сексуальная привлекательность, чем государственная политика, не хотела выходить замуж за короля Сицилии, который, как она слышала, был не так привлекателен, как Аймон или Людовик Наваррский, и к тому же получил прозвище Простой. Чтобы продвинуть свои собственные планы, герцогиня предприняла шаги, чтобы сорвать предполагаемый брачный союз. Втайне она отправила одного из своих слуг на Сицилию, чтобы "узнать о некоторых вещах, а именно, правда ли говорят, что состоянии королевства плачевно, король как и покойная королева бедны, а также поподробни о личности упомянутого короля"[279]279
  Ibid., p. 682.


[Закрыть], писал архиепископ Неаполитанский. Однако миссия слуги не ограничивалась шпионажем, что выяснилось, когда он был взят под стражу в Мессине людьми, верными Иоанне и великому сенешалю. Жанна Дураццо также передала вместе с ним письмо Федериго III, в котором предупреждала короля Сицилии, что Никколо Аччаюоли нельзя доверять в мирных переговорах, поскольку он намерен захватить остров Мальта для себя самого "и некоторые другие вещи… касающиеся города Мессины, в ущерб упомянутой мадам королеве"[280]280
  Ibid.


[Закрыть], сообщал архиепископ.

Иоанна, хотя, конечно, и была намерена заключить сицилийский брак, чтобы спасти единственное великое внешнеполитическое достижение своего правления, тем не менее до сих пор терпела скандальное отношение своей племянницы. ("Я бы сама вышла за него [короля Сицилии], если бы могла!"[281]281
  Ibid., p. 656, примечание 44.


[Закрыть] – не раз восклицала Иоанна.) Но, то что вскрылось, было настоящей изменой. Королева, которая правильно определила, что причиной упрямства Жанны был архиепископ Неаполитанский, быстро приняла меры, чтобы наказать виновных. 22 декабря 1363 года сенешаль Жанны и другие ее приближенные были арестованы по обвинению в заговоре против короны (или "использовании своего влияния на нее [Жанну] в пользу наших дел",[282]282
  Ibid., p. 665.


[Закрыть] как выразился архиепископ в письме кардиналу Булонскому от 29 декабря). Сама Жанна была помещена под домашний арест в Кастель-дель-Ово. "Упомянутая сеньора герцогиня… все еще находится под строжайшим арестом, причем настолько, что никто, будь то знатный или простой, знакомый или посторонний, не имеет к ней доступа; так что она даже не присутствовала на рождественском богослужении", – писал архиепископ. Хотя сам прелат был защищен своим положением священнослужителя, его обвинили в намеренном подрыве договора с Сицилией, который к тому времени был заключен на весьма выгодных для Неаполя условиях. Между архиепископом и Никколо Аччаюоли шла "открытая война"[283]283
  Ibid., p. 671.


[Закрыть]. Первый опасался, что его корреспонденцию перехватывают и перлюстрируют, и принял меры предосторожности, став использовать шифр. Он также умолял кардинала Булонского попросить Папу назначить легата в королевство, чтобы тот помог ему в его деле.