Текст книги "Иоанна I (ЛП)"
Автор книги: Нэнси Голдстоун
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Нэнси Голдстоун
Иоанна I
Печально известное правление неаполитанской королевы
Для моих родителей
Судебный процесс
Двор Римского Папы в Авиньоне, 15 марта 1348 г. В этот день, более шестисот пятидесяти лет назад, Иоанна I, (Джованна I, Жанна I) королева Неаполя, Сицилии, Иерусалима и графиня Прованса, предстала перед папским судом.
Время выбранное королевой для приезда в город было не самым удачным. В течение двух предыдущих месяцев Авиньон находился в тисках Черной смерти – чумы, болезни столь неумолимой и адской, что ей нет аналогов в современном мире. Тысячи и тысячи людей погибали в муках и в конце концов город потерял почти половину своего населения. Симптомы болезни были ужасающими. У жертв поднималась высокая температура, они харкали кровью, под мышками и в паху появлялись болезненные черные бубоны – отсюда и название эпидемии – бубонная чума. Надежды у страдальцев не было. Почти в каждом случае больные умирали в течение пяти дней. "Чума началась у нас в январе и продолжалась семь месяцев, – пишет папский лейб-медик Ги де Шолиак, – она была чрезвычайно заразной… так что один заражался от другого не только через близкое соседство, но и через взгляд. Как следствие, люди умирали без всякой помощи и хоронились без священников"[3]3
Cohn, "The Black Death: End of a Paradigm" (https://historycooperative.org/journal/the-black-death-end-of-a-paradigm/).
[Закрыть]. Количество трупов было огромным. В отчаянии Папа купил для погребения близлежащее поле, но и этой меры оказалось недостаточно, и понтифик был вынужден освятить для этой цели воды реки Рона. Ранним весенним утром Иоанна и ее свита стали свидетелями мрачного зрелища разлагающихся человеческих останков, плывущих по течению.
Естественно, столь серьезное потрясение, вызвало предположения об источнике эпидемии. Преобладало небезосновательное мнение, что чума является Божьим наказанием. Сам Папа признал это в своей проповеди, заявив, что чума свидетельствует о греховном состоянии мира. Население пыталось искупить свои грехи: длинные вереницы кающихся, босых и одетых в рубища, проходили по улицам, проклиная свои пороки. Папа проводил специальные мессы и раздавал индульгенции. Но ничего не помогало. Пока болезнь продолжала свирепствовать, некоторые шептались, что в Черной смерти виновата не общая греховность мира, а грех какого-то конкретного человека. Этим слухам придал вес Луи Санктус Берингенский, капеллан кардинала Джованни Колонна. В трактате под названием Tractatus de Pestilentia[4]4
Wood, Clement VI, p. 66.
[Закрыть] клирик предположил, что Авиньон был наказан в результате преступления Иоанны, королевы Неаполя, которая нарушила закон Божий, убив своего мужа, принца Андрея (Андраша, Эндре) Венгерского.
В результате даже чума не смогла помешать представителям низших сословий высыпать на узкие улочки Авиньона, толкаясь между собой, чтобы взглянуть на женщину, обвиняемую в одном из самых печально известных преступлений в истории. Суматоха не ограничивалась простолюдинами. С каждого балкона, нелепо усыпанного цветами и задрапированного богатыми гобеленами, как и подобает при проезде монарха, смотрели настороженные глаза авиньонской аристократии, каждый мужчина и каждая женщина были одеты так изысканно, как только могли позволить их положение в обществе и состояние.
Толпы собравшихся людей не были разочарованы. В Средние века королевские особы понимали необходимость ярких зрелищ – и как возможность отвлечь народ от повседневных забот, и как средство укрепления власти. Из-за распространяемых о королеве слухов, необходимость произвести впечатление на общество, приобрела еще большую остроту. Сначала по улицам прошествовал отряд из тридцати конных рыцарей в блестящих кольчугах, вооруженных копьями с яркими вымпелами и одетых в сюрко с гербами своих семей. За ними следовали фрейлины королевы Иоанны: их богатые головные уборы были украшены плетеными шнурками из желтого шелка а из под подолов платьев виднелись длинные мыски модных туфель.
Средневековый протокол диктовал определенный порядок шествия, поэтому Иоанна, восседая на породистой белой кобыле, вела свою свиту по кривым улицам Авиньона. На королеве был великолепный плащ из пурпурного бархата, отделанный мехом горностая и вышитый золотой нитью узором из множества флер-де-лис (геральдических лилий), символом французского королевского рода, из которого Иоанна происходила. Ее лошадь была покрыта попоной того же пурпурного цвета с вышитыми флер-де-лис, а уздечка и стремена были сделаны из золота. Хотя Иоанна была искусной наездницей, в этот раз ее лошадь вели под узды два пажа, так как руки королевы были заняты державой и скипетром – символами ее королевского статуса. Над ее головой, четверо ее вассалов держали натянутый балдахин из пурпурного шелка, окаймленного золотой каймой.
На окраине города королеву встретила официальная делегация, состоящая из высших церковных иерархов и государственных служащих. Ввиду серьезности события все восемнадцать кардиналов Священной коллегии, облаченные в традиционные красные шапочки и мантии, явились, чтобы сопроводить ее процессию в обширный двор, примыкающий к дворцу Папы.
Королева Неаполя впервые увидела огромный каменный дворец-крепость, призванный прославить величие Церкви на земле. Еще не достроенный, он в четыре раза превосходил по размерам все существующие соборы, затмевая Лувр в Париже и Тауэр в Лондоне. Его сводчатые потолки поднимались в высь на два этажа, а башни, дополненные шпилями, устремлялись еще выше. В целом создавалось впечатление парящей небесной грации в сочетании с монументальной светской мощью. Это было здание, построенное специально для того, чтобы внушать благоговение и одновременно приводить в ужас.
Иоанне предложили традиционное угощение – вино и хлеб, а затем провели внутрь дворца, в большой зал консистории – помещение, на первом этаже, для торжественных мероприятий, которое обычно использовалось Папой для приема королевских особ. Одна из стен зала была покрыта великолепными фресками изображающими историю Иоанна Крестителя в натуральную величину. Это было яркое творение Маттео Джованнетти из Витербо, папского мастера-живописца (pictor papae), привезенного из Италии. В дальнем конце зала находился двухъярусный помост с двумя покрытыми бархатом позолоченными тронами на верхнем. На одном из тронов, в тиаре и белых одеждах, восседал сам Папа. Другой оставался пустым. Нижний ярус помоста занимали кардиналы, расположившиеся полукругом. Вместе с Папой они являлись верховным судом.
Иоанна, мантию, которой держали два пажа, прошла через весь зал, пока не достигла помоста. Зал был заполнено зрителями. "В верхнем конце просторного зала столпились прелаты, принцы, дворяне и послы всех европейских держав"[5]5
Baddeley, Queen Joanna I of Naples, p. 88.
[Закрыть], – пишет церковный историк XVII века Луи Мэмбур. Следуя протоколу, королева опустилась перед Папой на колени (на специальную подушку) и поцеловала золотой крест, вышитый на его туфле. Папа поднял ее с колен, поцеловал в губы и предложил сесть на пустой трон рядом с ним. Затем Папа произнес молитву, и в зале воцарилась тишина. Начался суд.
Обвинения против королевы Неаполя были зачитаны вслух на латыни – единственном языке, признанном папским двором. Иоанна обвинялась в заговоре с целью совершения убийства. Ее главный обвинитель, могущественный король Венгрии, брат убитого принца Андрея, ранее отправил к Папе целую толпу послов и адвокатов, чтобы представить обвинения и доказательства против королевы. Они утверждали, что Иоанна и ее муж были в ссоре, и что неаполитанские бароны пытались помешать правлению принца, пока он был жив. Кроме того, убийство произошло в одном из дворцов самой королевы, причем почти в ее присутствии и хуже того, она не проявила должного раскаяния и так затягивала с расследованием преступления, что оно так и осталось нераскрытым. И наконец, недавно она снова вышла замуж за человека, который, по слухам, был ее любовником и без предварительного разрешения Папы, как требовалось. Король Венгрии настаивал на том, чтобы справедливость восторжествовала, и за эти великие грехи Иоанна была низложена с трона Неаполитанского королевства в его пользу и приговорена к смертной казни за совершенное преступление.
Папа и кардиналы выслушали аргументы обвинения, а затем обратились к сидящей на троне женщине. Иоанна привела с собой двух высокообразованных и очень опытных юристов – блестящего государственного деятеля Никколо Аччаюоли и его кузена, епископа Флорентийского. Но королева Неаполя предварительно попросила и получила папское разрешение обратиться к суду лично, что было весьма необычно, особенно если речь шла о выступлении на латыни.
Иоанна не питала иллюзий относительно масштабов сил, действующих против нее. На кону стояли ее корона, ее королевство и ее голова. Она поднялась со своего трона и стала отвечать на обвинения.
Ей было двадцать два года.
Глава I.
Неаполитанское королевство
Иоанна I родилась в 1326 году, став старшим ребенком наследника Неаполитанского королевства из Анжуйской династии, самого крупного суверенного государства в Италии. Северные границы королевства проходили по центральной части горной цепи Аппенин и включали великие леса Абруцци. На восточном побережье располагалось завидное количество портов, включая Вьесте и Бриндизи, из которых быстроходные суда переправляли грузы, пассажиров и армии через Адриатику и которые служили в качестве первой остановки путешественников направляющихся в таких страны, как Венгрия и богатая, экзотическая Византия. На юго-западе королевства, на побережье Средиземного моря, находилось важное герцогство Калабрия, через которое можно было попасть в торговые города на острове Сицилия. Королевство получило свое название от своей столицы, города Неаполь, где находился королевский двор, но это было сравнительно недавнее название. В 1266 году, когда прапрадед Иоанны Карл Анжуйский (основатель Анжуйской династии) отобрал королевство у прежнего правителя, в состав его владений входил и остров Сицилия, и поэтому королевство называлось Сицилийским. Но в 1282 году, после инцидента произошедшего на Пасху и известного как Сицилийская вечерня, жители острова восстали против жесткого авторитарного правления Карла и пригласили вместо него короля Арагона. Однако потомки Карла Анжуйского так и не смирились с потерей и всеми силами пытались вернуть остров как военными, так и дипломатическими методами. В результате при жизни Иоанны Неаполитанское королевство все еще называлось Сицилийским или, иногда, королевством Обеих Сицилий.
Карл I Анжуйский, человек не слишком щепетильный и очень амбициозный, почитался как патриарх-основатель семьи Иоанны, и его наследие и видение перспектив определяли всю политику королевства в течение столетия после его смерти в 1285 году. Карл был младшим братом Людовика IX, короля Франции, впоследствии канонизированного как Святой Людовик. Будучи членом французского королевского дома, Карл имел возможность заключить чрезвычайно выгодный брак. Прапрабабушкой Иоанны была Беатриса, графиня Прованская, младшая из четырех сестер, прославившихся в свое время тем, что все они стали королевами. Карл использовал помощь и ресурсы графства своей жены для завоеваний в Италии, так что впоследствии Неаполитанское королевство и графство Прованс оказались неразрывно связаны. Поэтому Иоанне с самого рождения было суждено унаследовать престижный титул "графиня Прованса" и править этим стратегически важным регионом.
Большинство людей довольствовались бы управлением этими двумя владениями, но Карла обуревала жажда стать более уважаемым и могущественным, чем его старший брат Людовик IX, в тени которого он прожил значительную часть своей жизни. Будучи абсолютно уверенным в своих силах, Карл мечтал о создании Средиземноморской империи, которая могла бы соперничать с королевством Франция. К счастью, возможности для этого имелись – Византийская империя на востоке, со столицей в легендарном городе Константинополь, только недавно освободилась от иностранных завоевателей. Карл стал быстро воплощать свои мечты в реальность. В мае 1267 года он заключил договор о приобретении законных прав на княжество (принципат) Ахайя, располагавшееся на полуострове Пелопоннес в Греции, как форпост к вторжению. Хотя при жизни ему не удалось реализовать свой проект, он никогда не отказывался от этой цели, и о масштабах его устремлений можно судить по последующей покупке, 18 марта 1277 года, титула короля Иерусалимского, за который он заплатил предыдущему владельцу 1.000 фунтов золота единовременно и назначил дополнительную пенсию в размере 4.000 турских ливров ежегодно. Карл был не из тех, кто платит хорошие деньги за пустой титул и считал себя или своих потомков способными извлечь выгоду из этой возможности. Отныне все государи Неаполя из Анжуйской династии, включая Иоанну, именовались также королем (или королевой) Иерусалима – долговременное напоминание об ожиданиях основателя рода.
Если отбросить мечты об империи, южно-итальянское королевство, завоеванное прапрадедом Иоанны, обладало огромной природной красотой. Это была страна впечатляющих белых скал и таинственных морских пещер, манящих пляжей, плодородных равнин и древних лесов, а город Неаполь получил всеобщую известность благодаря своим завораживающим пейзажам. Один юрист XVI века в официальном правительственном отчете назвал его "земным раем"[7]7
Croce, History of the Kingdom of Naples, p. 45.
[Закрыть]. Королевство также славилось целебными купальнями в городе Байи, самым модным курортом на континенте, местом отдыха аристократов еще со времен Юлия Цезаря и Римской империи. "Госпожа, как тебе известно, недалеко отсюда, у Фалернских гор между древними Кумами и Поццуоло, находятся очаровательные бухты на морском берегу, красивее и прелестнее которых по положению нет ничего в мире, – пишет, блестящий автор и увлекательный рассказчик той эпохи, Джованни Боккаччо, хорошо знавший эти места, – они окружены прекрасными горами, покрытыми разнообразными деревьями и виноградниками, в долинах в изобилии водится дичь на которую можно охотиться; … а для развлечений недалеко… находятся оракулы кумейской сивиллы… и амфитеатр, где проходили древние игры"[8]8
Boccaccio, The Elegy of Lady Fiammetta, p. 72.
[Закрыть]. Даже Франческо Петрарка, самый выдающийся поэт XIV века и человек, обычно презиравший легкомысленные удовольствия, был впечатлен Байями. "Я видел Байи, и не припомню более счастливого дня в своей жизни, – сообщает он своему другу кардиналу Джованни Колонна в письме от 23 ноября 1345 года, – …повсюду горы, полные пещер с мраморными сводами, сверкающими белизной, и скульптуры, указывающие руками, какая вода наиболее подходит для каждой части тела. Внешний вид этого места и труд, затраченный на его обустройство, привели меня в изумление"[9]9
Petrarch, Letters on Familiar Matters, I–VIII, p. 239.
[Закрыть].
Но при всей красоте природы, главной достопримечательностью Неаполя был королевский двор, манивший множество людей отблеском своего богатства: юристы и просители, послы и архитекторы, банкиры, торговцы шелком, поэты и карманники устремлялись в столицу, постоянно увеличивая число ее жителей. В 1326 году, в год рождения Иоанны, только четыре города в Европе могли похвастаться населением в 100.000 человек: Париж, Венеция, Милан и Неаполь. В Лондоне же, проживало всего около 60.000.
Хотя Венеция и Милан, и даже Флоренция с населением в 80.000 человек могли соперничать с Неаполем по размерам, но они не могли сравниться с ним по знатности, поскольку Неаполь был единственной столицей королевства в Италии. Это означало, что среди различных глав государства только семья Иоанны происходила из королевского рода, а в XIV веке, когда все внимание уделялось родословной, это имело очень большое значение. Венеция, обладавшая монополией на перевозки по морским путям, была сильнее экономически, но ею управлял Большой Совет, некоторые члены которого даже не были дворянами. Флоренция могла быть признанным центром европейского банковского дела, но ею управляла постоянно сменяющаяся группа горожан из среднего класса. Самозваные правители Милана из семьи Висконти были представителями мелкой провинциальной знати, безжалостными авантюристами, которые пытались купить себе путь к социальной и политической легитимности. Милан стал герцогством только в конце XIV века.
Родословная Иоанны, напротив, была безупречна. Ее отцом был Карл, герцог Калабрийский, единственный сын и наследник ее деда, Роберта, короля Неаполя, от его первой жены Иоланды, принцессы из Арагонского дома. Матерью Иоанны была прелестная Мария Валуа, дочь могущественного Карла Валуа, младшего сына и брата королей Франции. По отцовской линии французское происхождение Иоанны было еще более впечатляющим: через Карла Анжуйского она состояла в прямом родстве с Людовиком IX, самым почитаемым из французских королей. Людовик был канонизирован в 1298 году, но он был не единственным святым в семье. Двоюродный дядя Иоанны Людовик Тулузский также был причислен к лику блаженных, а сама она состояла в дальнем родстве со знаменитой Святой Елизаветой Венгерской, жившей в XIII веке. Даже воспитатель ее отца, Эльзеар де Сабран, граф Ариано, в конце концов в 1369 году, был причислен к лику святых. В венах Иоанны текла кровь великих людей, королей и королев, коронованных представителями Папы и наделенных таким образом авторитетом Церкви. В наследство ей достались яркие подвиги, отвага в бою, мудрость в управлении, благочестие, рыцарская честь – все лучшее, что мог предложить средневековый мир.
* * *
Еще до того момента, как Иоанна произнесла свое первое слово, ей, по наследству от отца и деда, было суждено стать участницей сложной дипломатической игры, которая определяла политику Европы, и особенно Италии, в XIV веке.
В Средние века Италия существовала только как географическое, а не как политическое образование. То, что мы сегодня называем Италией, было просто мозаикой независимых, враждующих между собой городов, опирающихся на Папское государство и Неаполитанское королевство. В результате человек, живший во времена Иоанны, не считал себя итальянцем, а скорее флорентийцем или венецианцем, пизанцем или римлянином.
Исключением из этого правила был небольшой кружок интеллектуалов, несомненным лидером которого был Франческо Петрарка. Петрарка, посвятивший свою жизнь восстановлению утраченных знаний древних, был увлечен идеей объединенной Италии находящейся под властью мудрого, благожелательного монарха, как первого шага к восстановлению величия Римской империи. На самом деле в Европе уже был император Священной Римской империи, но он жил в Германии, которая к XIV веку была всем, что осталось от обширного государства Юлия Цезаря. У императора в Италии было много сторонников, которые видели в нем влиянии противовес власти Церкви. Это не значит, что те, кто поддерживал императора, выступали против Церкви, просто они не хотели, чтобы их город стал церковной вотчиной, что требовало подчинения всем требованиям папства, например, уплаты большого налога или предоставления одному из его легатов вести судебные дела. Это был светский, политический, а не духовный вопрос. Члены партии, выступавшие в поддержку императора, назывались гибеллинами. По большей части император Священной Римской империи был настолько занят германскими делами, что у него не было ни времени, ни желания собирать армию и отправляться в Италию, чтобы объединить ее силой или иным способом (хотя иногда это все же происходило). В его отсутствие гибеллины были средневековым эквивалентом современной политической партии, занимавшейся всеми вопросами управления, от ремонта дорог до сбора налогов.
В борьбе с гибеллинами за контроль над крупными городами Италии сформировалась другая национальная политическая партия – гвельфы, или папская партия. Как и гибеллины, сторонники гвельфов были во всех частях Италии, хотя они были сильнее на юге (ближе к Риму), так же как гибеллины были сильнее на севере (ближе к Германии). Однако было бы ошибкой придавать этим названиям слишком большое идеологическое значение. Партийная преданность часто зависела от личных амбиций. Если купец из гвельфов обманывал своего партнера, то обиженный мог в отместку перейти на сторону гибеллинов. Точно так же, если молодая гибеллинка предпочла одного любовника другому, отвергнутый и его семья могли стать гвельфами. Концепции разделения местной политической власти между партиями в XIV веке не существовало. Например, когда в 1301 году одно из ответвлений партии гвельфов, известное как черные гвельфы, захватило власть во Флоренции, его члены закрепили свою победу, изгнав всех своих политических противников (известных как белые гвельфы) и присвоив их имущество. Это, естественно, разозлило белых гвельфов, которые моментально перешли на сторону императора и осев городах сочувствующих гибеллинам замышляли свержение черных гвельфов.
Борьба за контроль над Италией еще больше обострилась после того, как в 1305 году папский двор был переведен в Авиньон. Этот отъезд Папы был беспрецедентным в истории Церкви. За исключением некоторых временных отлучек, Папа проживал в Италии со времен Святого Петра. Однако в начале XIV века папский двор, до этого переживший падение Рима, нашествие гуннов Аттилы, иноземное владычество готов, завоевание Карла Великого и унижение нескольких понтификов могущественными германскими императорами, испугался враждебности со стороны собственных непокорных подданными, и сбежал из Рима. Последним Папой, пытавшимся жить в Италии, был Бонифаций VIII, которому пришлось бороться как с французским королем, так и с могущественной римской семьей Колонна. Бонифаций едва не был убит в своем собственном дворце в Ананьи. Хотя в последний момент сторонники его спасли, Бонифаций вскоре умер, будучи уже сломленным человеком, в 1303 году. Такое обращение отбило охоту у преемников Бонифация, которые и так были тесно связаны с французами, рисковать и оставаться в Риме, епископами которого они, по крайней мере номинально, являлись. Авиньон, удобно расположенный на реке Рона, с его приятным климатом, покладистым населением и превосходными винами, казался гораздо более привлекательным вариантом.
Однако то, что Папа больше не проживал в Риме, не означало, что он не желал контролировать Италию. В Средние века Папы не ограничивали свою деятельность религиозными вопросами. Они считали себя государями в полном смысле этого слова и стремились владеть и управлять обширными территориями, осуществлять сюзеренитет на фьефами, приобретать новые провинции, чтобы увеличить свою светскую власть, и собирать армии, необходимые для достижения этих целей, точно так же, как это делал бы король Франции или Англии. Управление делами гвельфов из далекого Прованса было делом неудобным, но не невыполнимым и Папа для этого просто использовал своих представителей. Часто он отправлял послов или папских легатов, для уговоров или запугивания местных правителей с целью заставить их выполнять свои указания. Но он также в значительной степени полагался на своего самого важного вассала, который должен был защищать интересы гвельфов в Италии – короля Неаполя.
Неаполь был церковным фьефом с тех пор, как Карл Анжуйский завоевал это королевство, используя средства и поддержку Папы. По договору, датированному ноябрем 1265 года, Карл согласился ежегодно выплачивать Папе 8.000 унций золота (позже сумма была снижена до 7.000), плюс одну белую лошадь, раз в три года в обмен на право владеть королевством. Кроме того, согласно этому знаменательному документу, Карл сохранял право передать королевство своим наследникам при условии, что они также будут соблюдать условия соглашения и приносить Папе оммаж. В результате этого уникального для христианского мира соглашения, со временем сотрудничество между Неаполем и папством укрепилось настолько, что приблизилось к статусу партнерства. Остальная Италия, разумеется, знала об особых отношениях Анжуйской династии с Папой, и именно поэтому, когда в 1326 году гвельфам Флоренции угрожали гибеллины, флорентийцы обратились за помощью к сыну короля Неаполя, отцу Иоанны, Карлу, герцогу Калабрийскому.
* * *
В то время Карлу Калабрийскому было двадцать восемь лет, и он уже был опытным воином, когда принял предложение флорентийцев о 200.000 золотых флоринов и полном контроле над их правительством в обмен на защиту города от Каструччо Кастракани, гибеллинского правителя соседней Лукки. Герцог Карл был очевидным выбором; его отец, король Роберт, старел, и кандидатура Карла казалась вполне приемлемой. Будучи подростком он отличался столь буйным нравом, что его отец счел необходимым нанять воспитателя, будущего Святого Эльзеара, чтобы умерить поведение сына, но к двадцати годам Карл стал достаточно ответственным, чтобы вступить в наследство и получить титул герцога Калабрийского. В 1322 году отец поручил ему сложную задачу – сместить правившего на Сицилии короля из Арагонской династии и вернуть остров под власть неаполитанцев, что за свое долгое правление неоднократно пытался и не смог сделать сам король Роберт. Карлу удалось добиться этой цели не больше, чем отцу-королю, но он, очевидно, с честью проявил себя на войне, так что за ним закрепилась репутация умелого полководца.
Король Роберт обожал Карла, своего единственного законного ребенка, и возлагал на него большие надежды. Первым браком Карл был женат на Екатерине, дочери императора Священной Римской империи. Когда же она, в 1323 году, умерла так и не родив детей, отец Карла быстро организовал его помолвку с Марией Валуа и даже отправил Эльзеара во Францию, чтобы убедиться, что этот престижный союз с французской королевской семьей стал реальностью. Эльзеар умер в Париже, не успев выполнить свою миссию, и пятнадцатилетняя Мария вышла замуж за двадцатишестилетнего Карла только в следующем году.
Карл знал, что отец относится к нему с уважением, и ему не стеснялся высказывать свое мнение родителю. Известный итальянский историк XIX века Маттео Камера пересказал историю о том, как, когда великий монастырь Санта-Кьяра, амбициозный проект, начатый в 1310 году в начале правления Роберта и занявший более двадцати лет, был почти завершен, король взял своего сына на экскурсию по новому зданию. "Роберт… спросил сына, как ему понравился священный храм. На этот вопрос Карл ответил, что из-за большого нефа он похож на конюшню, а боковые часовни – на множество лошадиных стойл. Роберт ответил: Дай Бог, сын мой, чтобы ты не был первым, кто поселится в этой конюшне!"[10]10
Bruzelius, The Stones of Naples, p. 133.
[Закрыть].
Герцог Калабрийский въехал во Флоренцию 30 июля 1326 года в сопровождении своей новой молодой жены Марии, нескольких членов королевского двора и большой армии – "в тысячу всадников"[11]11
Machiavelli, History of Florence and the Affairs of Italy, p. 76.
[Закрыть], по словам Никколо Макиавелли, который написал об этом два века спустя в своей Истории Флоренции. Управление Карла городом, по-видимому, получило неоднозначную оценку. Хотя Макиавелли признавал, что "его армия предотвратила дальнейшее разграбление флорентийской территории бандами Каструччо"[12]12
Ibid., p. 76.
[Закрыть], он утверждал, что флорентийцы страдали от правления своего нового господина, потому что "синьория [Совет городских старейшин] не могла ничего сделать без согласия герцога Калабрийского, который, вытянул из народа 400.000 флоринов, хотя по заключенному с ним договору эта сумма не должна была превышать 200.000". Однако флорентийский хронист Джованни Виллани, современник Карла, представил гораздо более позитивный взгляд на установленный герцогом режим. Соглашаясь с суммой в 400.000 флоринов, Виллани утверждал, что эти деньги были с лихвой компенсированы ростом деловой активности, связанным с присутствием в городе членов королевского двора, который привлек во Флоренцию большое количество зажиточных аристократов.
Конечно, прибытие герцога и герцогини и их многочисленных сопровождающих, все из которых были молоды, общительны и привыкли тратить значительные суммы денег на подарки, одежду и пышные развлечения, было новинкой в ориентированной на торговлю Флоренции. (Чтобы обеспечить свиту герцога провиантом на время пребывания во флорентийском дворце, выделенном для ее проживания, в марте было закуплено 6.000 овец, 3.000 свиней и 2.000 телят). Флорентийские патриции, пробившие себе дорогу к власти благодаря деловой хватке, привыкли экономить и с умом тратить свои деньги. Они не одобряли необдуманных трат, особенно на мелочи, и дошли до того, что издали строгие законы, запрещающие носить некоторые дорогие предметы одежды, – это ограничение им удалось сохранять до тех пор, пока их жены не увидели новую герцогиню и ее фрейлин одетых по шикарной моде Неаполя. Вскоре Мария доказала свою полезность для правления своего мужа, приняв точку зрения своих подданных и защищая их право носить то, что они могут себе позволить, – прогрессивная позиция, которая завоевала сердца флорентийских джентльменов. "В 1326 году, в декабре, герцог Калабрийский по ходатайствам флорентийских дам, обращенным к герцогине, его супруге, вернул указанным дамам право носить некое неподобающее и неблаговидное украшение из кусков белого и желтого шелка, которым они прикрывали лица, и это украшение, поскольку оно не нравилось флорентийским мужчинам, они ранее запретили носить дамам и издали законы против этого и других необоснованных украшений", – с неодобрением пишет Виллани[13]13
Panache, Historical Life of Joanna of Sicily, vol. 1, p. 107.
[Закрыть].
Рождение Иоанны, которое произошло в первой половине 1326 года, совпало с пребыванием ее родителей во Флоренции. Дата рождения не была записана, но хронист Донато Аччаюоли утверждал, что Иоанна родилась во Флоренции, хотя возможно, он имел в виду, во время пути туда. Ее старшая сестра, Луиза, родившаяся годом ранее, умерла в январе того же года, так что рождение Иоанны должно было сильно обрадовать ее мать. В апреле 1327 года Мария родила третьего ребенка, к большому ликованию, сына, Карла Мартела, но он прожил всего восемь дней, и Иоанна осталась старшей наследницей своего отца. Согласно Виллани, когда супруги вернулись в Неаполь в 1328 году, у герцога Калабрийского было "двое детей женского пола, одна рожденная, а другая, которой герцогиня была беременна"[14]14
Ibid., p. 109.
[Закрыть] (четвертый ребенок, младшая сестра Иоанны, Мария, родилась в 1329 году), что еще раз указывает на то, что Иоанна была с родителями во время их пребывания во Флоренции.
