Текст книги "Любовная западня"

Автор книги: Нелли Макфазер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Ну, и это тоже, – скромно согласилась Доркас. – Но все-таки ложа в опере, которую я выбила, кое-чего стоит.

Франческа улыбнулась. Энтузиазм Доркас был заразительным.

– Значит, мистер Джибальди хочет, чтобы вы представили модели для его показа?

– Не только! Он предложил мне открыть отделение моего агентства в Риме – при условии, что я обеспечу все его показы людьми и поставлю хореографию.

– В Риме, который в Италии?

– Ну конечно, в Италии! – Доркас плюхнулась на диван, обмотав вокруг шеи оранжевый шифоновый шарф. – Так что вы думаете о том, чтобы работать у меня сейчас, кара миа [18]18
  моя дорогая (ит.).


[Закрыть]? – В глазах Доркас появилось мечтательное выражение. – Я вижу, как вы в одном из платьев синьора Джибальди стоите, прислонившись к дорической колонне, перед руинами Колизея.

На этот раз засмеялась Франческа. Она завидовала Доркас, и не только из-за открывающихся перед ней перспектив, но и из-за ее бьющей через край энергии.

– Погодите! У меня нет подготовки, но даже если бы была, я не могу бросить школу и помчаться в Италию.

– Но вы же можете работать со мной летом, правда? – Доркас откинулась на диване и мечтательно вздохнула. – Ах, лето в Риме! Я уже чувствую вкус макарон у Альфредо. Вы знаете, что у Мэри Пикфорд там была собственная серебряная посуда? Дио мио! [19]19
  Боже мой! (ит.).


[Закрыть]– внезапно воскликнула она. – Мы же на вечеринке! Что же мы не пьем шампанское? – Она поспешно вышла и вернулась с двумя бокалами. – Обратите особое внимание на песню, которую я поставила.

Когда в воздухе разлилась мелодия «Трех монеток в фонтане», Доркас чокнулась с Франческой.

– За мой и ваш успех и за римские каникулы! – тихо сказала она.

Франческа почувствовала, как у нее внутри нарастает возбуждение. Итак, началось! Жизнь, о которой она мечтала в Пенбакле, становилась реальностью. Появлялось то, чего она была лишена от рождения. Она станет личностью, занимающей в мире свое собственное место.

– За римские каникулы! – возбужденно прошептала Франческа. – Пока не наступит лето, я буду скучать без вас.

– И я тоже, – сказала Доркас, внезапно став серьезной. – Я беспокоюсь за вас, Франческа. Должно быть, вас окружает толпа поклонников.

Франческа посмотрела на свой бокал.

– Разве вы не заметили? Я пугаю мужчин до смерти, или по крайней мере мне кажется, что так происходит, когда я с ними встречаюсь.

– Ну, сюда должен прийти тот, который не испугается. Среди мужчин не так уж много истинных ценителей, и он один из них. Я жду не дождусь, когда он встретится с вами. Кстати сказать, он был именно тем человеком, кто… – Но тут появились другие ее знакомые, чтобы разделить с ней неожиданную радость, и Доркас так и не закончила свой рассказ о Дэйне Вандерхофе.

Франческа была рада тому, что может отойти на второй план. Она была довольна, что Доркас, как того и заслуживала, стала центром всеобщего внимания.

Девушка только через некоторое время узнает, что сейчас чуть не столкнулась лицом к лицу со своим тайным покровителем. Нескоро она узнает и то, почему эта встреча так и не состоялась.

За тридцать минут до того как отправиться на вечеринку к Доркас Лунелли, Дэйн с бутылкой шотландского виски в руке вышел на террасу полюбоваться на сверкающие в долине огни. Возбуждение переполняло его. Сейчас он встретится с женщиной, о которой так долго мечтал. Возможно, он даже прикоснется к той плоти, которая нашла свое воплощение в мраморе и столько времени мучила его.

Дэйн прислонился к перилам, глядя на звезды, которые в горах были гораздо красивее, чем на равнине. Из всех его владений этот дом нравился ему больше всего. Франческе он тоже понравится – Дэйн это чувствует. Возможно, после вечеринки он приведет ее сюда. Он покажет ей звезды, поговорит с ней о совершенстве Вселенной, где все подчиняется законам мечты…

Дэйн был так поглощен мыслями о том, что его ожидает, так очарован магией ночи, что не услышал, как скрипят перила.

Плохо закрепленные доски сначала слабо застонали, затем слегка сдвинулись. А затем рухнули. И тишина заснеженных просторов окутала Дэйна, неся с собой забвение.

В отличие от Франчески он так и не услышал сирены, которая зазвучала, когда слуги нашли его тело.

Когда Дэйна клали на носилки «скорой помощи», в его голове смутной тенью промелькнула мысль: «Теперь она никогда не будет моей». И боль, которую в этот момент испытывал он, была не только физической.

Последнее же, о чем успел подумать Дэйн, прежде чем провалиться в беззвучную черноту: это наказание за то, что он нарушил свое обещание Джейсону Сэвиллу…

Телефонный звонок Питера Рэмси пробудил Джейсона от крепкого сна: ему снилось, что он едет на лыжах по красному снегу.

– Слушай, ты знаешь, сколько сейчас времени? – Но тревога уже охватила Джейсона, в голове у него прояснилось. – Только не Чесс! Надеюсь, ничего не случилось с Франческой?

– Нет, с Чесс все в порядке… – Питер в подробностях рассказал о Дэйне Вандерхофе. Родители Питера рано вернулись домой и видели около коттеджа Вандерхофа машины «скорой помощи» и полиции. Когда Питер вернулся, его встретили печальной новостью.

– Чесс знает? – Джейсон сел, в беспокойстве теребя телефонный провод.

– Нет. Сразу после вечеринки она уехала в Атланту с теми из гостей, кому надо было возвращаться утром. Сказала, что с нее хватит снега.

– Это хорошо. – Джейсон с облегчением вздохнул. – Слава Богу, я убедил Вандерхофа оплатить обучение Франчески за все четыре года. Если бы я об этом не позаботился, мы попали бы в беду.

– Я бы сказал, что в беду попал как раз он, – ответил Питер, немного шокированный бессердечием друга.

– Да, бедняга! Такой большой, сильный парень! Жаль!

Повесив трубку, Джейсон не смог заснуть. Он все думал о Вандерхофе и о том, что с ним случилось. Сначала солдат в автобусе, затем Билли Лейн. И вот теперь Дэйн Вандерхоф.

Глава 18

Почти пятидесятилетний Рамон Каррера стоял у окна, глядя на неправдоподобный закат, который можно увидеть только в Майами.

Кейти подошла и встала рядом с ним.

– Рамон! Ты устроил себе праздник для одного или я могу к тебе присоединиться? О чем ты думаешь?

– О городе, в котором живу. В одно и то же время я его люблю и ненавижу. Подобно женщине, которую любишь всем сердцем и вечно подозреваешь в измене. Он очарователен, он полон секретов. – Рамон печально посмотрел на нее. – Как и ты, Кейти. Вот о чем я на самом деле думаю – о тебе и твоих секретах.

– У нас у всех есть тайны, – тихо сказала Кейти. – Не сомневаюсь, что и у тебя тоже.

Рамон криво улыбнулся:

– Будь со мною откровенна, и я отвечу тебе тем же.

– Может быть, потом. – Кейти отвернулась. – По-прежнему ничего не слышно о Пане?

Рамон покачал головой:

– И вряд ли будет слышно, потому что его никто не ищет. Кроме меня. Я, должно быть, свихнулся на старости лет. Я тебе говорил, что у меня есть дом на берегу? Ну, так вот, с тех пор как тебя нашли, я каждый вечер совершал долгие прогулки вдоль океана. У меня была дикая мысль, что Джейсон появится. Пусть это глупо, но я не перестаю о нем думать.

– Пан был человеком-загадкой. Он производил такое впечатление на каждого, с кем сталкивался.

Рамон пристально посмотрел на горизонт:

– Я слышал, собирается еще один шторм. Хорошо, что ты здесь, а не там – на маленьком кораблике.

– Я рада еще больше. – Кейти передернуло. – Наверное, всю оставшуюся жизнь мне это будет сниться в кошмарах.

– Мне кажется, что в свое время тебе уже снились кошмары…

Кейти резко вскинула голову.

– Ты о чем? – с вызовом спросила она.

– О том, – терпеливо ответил Рамон, – что с тобой должно было случиться нечто ужасное, дающее Сэвиллу возможность тебя шантажировать.

– Ты все еще не знаешь, в чем тут дело.

– Не буду пыжиться – вероятно, я этого вообще никогда не узнаю. Тем не менее я уверен, что этот человек имел на тебя компрматериал, который мог бы серьезно тебе навредить, если бы получил огласку. Я не верю, что вы собрались вспомнить старое доброе время. Думаю, вы сообща решили его спровоцировать.

Кейти вздрогнула, и Рамон понял, что недалек от истины.

– Я надеюсь, ты не поделился своей умозрительной гипотезой с уполномоченным? – после долгой паузы спросила она.

Рамон тяжело вздохнул:

– Я должен был это сделать, но не сделал. Как ты знаешь, Леттсон закрыл дело так быстро, что я не успел и глазом моргнуть. Кто-то в конгрессе об этом позаботился.

Кейти, казалось, не замечала его сарказма. Рамон был прав. Ее тщательно подобранные слова попали в точку. Уполномоченный был честолюбив и знал, куда ветер дует.

– В любом случае ты должен быть доволен, что можешь снова ловить преступников.

Рамон скривился.

– Мы их ловим, а суды освобождают. Почему вы там, наверху, ничего с этим не делаете? Кстати, – Рамон глубоко затянулся, раскуривая потухшую сигару, – я вот вспомнил тот законопроект, который ты пытаешься протолкнуть, – насчет актов насилия. Мне он понравился – в нем есть толк.

Кейти была рада, что из-за сигарного дыма Рамон не может видеть выражение ее лица.

– Мог бы быть. – Она опустила глаза. – Видел бы ты, какой закон против курения я пытаюсь провести через комитет!

Рамон предпочел проигнорировать это заявление.

– Знаешь, меня всегда удивляло, что ты в Вашингтоне примыкаешь к консерваторам. Мне всегда казалось, что ты скорее либерал.

– Я никогда не относилась к радикалам. И сейчас к ним не отношусь. В программе моей партии есть много пунктов, с которыми я не согласна. Но состоять в мощной фракции более эффективно, чем находиться в одиночестве и взывать гласом вопиющего в пустыне.

– Мне кажется, что это как-то… нечестно.

– Так и есть. Честной политики вообще не бывает, а раз я женщина, выступающая в мужской сфере деятельности, то должна быть даже менее честной, чем большинство. Помнишь Элдриджа Кливера? А Тома Хейдина? Мне не нравятся ни они сами, ни их политика, но я не могу не восхищаться тем, как они действовали, не становясь прямо в оппозицию. Подобно им, я работаю внутри структуры и, если выпадает такая возможность, каждый раз наношу удары по тем вещам, что мне не нравятся. – Кейти пожала плечами. – У Беллы Эбзуг были свои методы. У меня – свои.

– Методы? Да эта женщина все время перла как бульдозер! – Воинствующие феминистки никогда не приводили Рамона в особенный восторг. – И в руке держала кожаный хлыст вместо антенны.

– Точно! – Кейти улыбнулась. – Теперь, вероятно, ты услышал о моей политической жизни больше, чем действительно хотел узнать.

– Кроме одного. Почему прошлой осенью ты не стала проводить дебаты насчет абортов? Я не политик, но мне кажется, что это только принесло бы тебе голоса.

– Мне не нравятся термины, – не поднимая глаз, сказала Кейти. – «Свободный выбор», «право на жизнь»… Эти слова кажутся мне такими же чопорными и самодовольными, как и многие мои коллеги в конгрессе.

– Жаль, что все эти годы мы не были близки. Мне было бы интересно видеть, как взрослеет Кейти. – Он очень хотел ее обнять, но не знал, хочет ли этого она. – Помнишь то первое Рождество, когда ты не приехала домой?

– Да, помню, – срывающимся от волнения голосом ответила Кейти.

– Тогда я подъехал к твоему дому и остановился возле ворот. Я стоял, смотрел на елочные гирлянды в окне и жалел о том, что мне не хватает духу подойти туда и спросить, где ты и почему не приехала на Рождество. Я так и не понял, что произошло, Кейти, – внезапно сказал Рамон. – Может быть, твой отец и имел право меня прогнать, но я знаю, что тогда ты хотела, чтобы это случилось – так же как и я. Так почему же ты возвращала мне письма нераспечатанными? Почему не отвечала на телефонные звонки? Я чуть не сошел с ума – думал, что, может быть, действительно тебя сильно обидел или, может, дело в том, что я кубинец…

– Нет! – резко сказала Кейти. – В тот вечер в бассейне я поняла, что ты тот мужчина, который мне действительно небезразличен. Чарльз и остальные… они были мальчишками. Подростками. Такими они и остались.

– Тогда почему ты не позволила мне снова тебя увидеть? Твой отец не смог бы помешать нам видеться, если бы ты действительно этого захотела.

– Нет, мог. И помешал…

Кейти рассказала ему о том соглашении, которое заключила с отцом. Закончив, она посмотрела на Рамона. На его лице было написано безграничное удивление.

– Он бы это сделал, – закончила Кейти. – Я знаю своего отца… он не бросал слов на ветер.

Рамон едва мог говорить:

– Ты… спасала мою шкуру?

– Скорее, стипендию. О своей шкуре ты и сам мог позаботиться, – с легкой улыбкой заметила Кейти.

Ее тут же осыпали поцелуями.

– Кейти, моя чудесная Кейти! Я должен, я должен был это знать! Подумать только, ты ведь сделала это ради меня! Ты меня по-настоящему любила! Она меня любила!

С этими словами Рамон оборвал лепестки у одной из маргариток и подбросил в воздух у себя над головой. Кейти смеялась, но он не обращал на это внимания: он снова чувствовал себя восемнадцатилетним юнцом, влюбленным в единственную девушку на свете. Рамон крепко обнял Кейти так, что она не могла сдвинуться с места, и так же крепко поцеловал.

– Моя милая Кейти, знаешь ли ты, каким счастливым меня сделала? Та любовь, что я чувствовал к тебе тогда, никогда не умирала, она все время росла и росла, и сейчас я чувствую, что готов взорваться!

Поцелуи становились все более настойчивыми.

– О дорогая! – хрипло прошептал Рамон. – Я никогда не забуду, что чувствовал той ночью, держа тебя в объятиях. Я вспоминал об этом миллион раз, вспоминал, как ты выглядела, когда я занимался с тобой любовью. – Он немного отстранился и посмотрел на нее. – Знаешь, после того как ты не приехала домой на Рождество и когда я услышал, что ты не собираешься домой и на весенние каникулы, я составил дьявольский план. Я собирался приехать и увидеться с тобой, несмотря ни на что…

Кейти отвернулась и взяла одну из маргариток. Безжалостно ее теребя, она пыталась что-нибудь придумать, она не могла признаться в том, что ее изнасиловали и она сделала аборт. Тогда Рамон узнает, что его подозрения насчет Джейсона имеют под собой основу.

– В тот день, когда я должна была уезжать на рождественские каникулы, тете Лиле стало плохо, – солгала Кейти. – Пан попросил меня остаться и помочь за ней присмотреть. Что касается весенних каникул… – она сделала глубокий вдох, – я прошла несколько собеседований в Вашингтоне, чтобы получить работу в конгрессе. Это… это значило для меня намного больше, чем встреча с перезрелыми подростками, которых я привыкла называть своими друзьями.

– И все-таки я верю, что для нас обоих жизнь пошла бы по-другому, если бы в ту весну ты приехала домой и мне удалось каким-то образом тебя увидеть, – сказал Рамон, снова заключив ее в объятия.

Кейти неподвижно застыла, думая о том же. Поддержал бы он ее в беде или отнесся к ней как к прокаженной? Будучи искренним католиком, как бы он отнесся к аборту? Кейти высвободилась из объятий Рамона и улыбнулась ему:

– Тебе пора идти. Даже для капитанов полиции время посещения закончилось.

После слабых протестов он ушел.

Кейти подошла к окну. Когда-нибудь, если удастся воскресить их давний роман, она расскажет ему о тогдашнем Рождестве и о том, что случилось после…

По иронии судьбы Кейти узнала о своей беременности в тот самый день, когда впервые услышала телевизионное сообщение о новом оральном контрацептиве, который миллионы освобожденных женщин впоследствии будут называть просто пилюлей. Это было в начале 1955 года. Кейти сидела перед телевизором в курилке, где женщины Эйвери собирались покурить, сыграть в бридж или просто расслабиться.

Кейти пришла сюда, чтобы с помощью телевизора отвлечься от решения дилеммы, вставшей перед ней сегодня, когда результаты анализов, проведенных доктором из Мариэтты, оказались положительными. Услышав новости о революционном изобретении Пинкуса-Хоуглэнда, которое будет в центре внимания намеченной на 1955 год Конференции по планированию семьи, Кейти рассмеялась. В ее смехе не было ничего радостного – в нем звучало лишь отчаяние.

Сидевшая рядом Франческа, которая читала ходивший по рукам в кампусе потрепанный томик «Лолиты», замаскированный обложкой от книги Джейн Остин, с изумлением уставилась на подругу:

– Кейти, что это за смех? – Она посмотрела на экран, затем снова на свою подругу. – Неужели создание доступной всем пилюли против беременности может кого-то рассмешить?

– Да я не о том, – сказала Кейти. – Я просто смотрю на этих девчонок в шляпах «Клуба Микки-Мауса», которые ждут, когда начнется их дурацкое шоу. Вот они сидят, слушают о последних достижениях в деле контроля над рождаемостью и ждут своих «мышкетеров».

Франческа посмотрела на фанаток в их действительно нелепых шляпах.

– Я рада, что ни одна из нас никогда не была такой глупышкой. Смотри-ка, сегодня вечером у тебя веселое настроение! Давай вытащим Тимбер из библиотеки и пойдем поедим пиццы.

Об одном упоминании о пицце Кейти затошнило.

– Нет, я на диете. Пойдем лучше к Тредмиллу – я там съем тарелку супа или что-нибудь еще низкокалорийное.

– Эй, девочки! – зашипела на них одна из поклонниц Аннетт. – Не надо так громко разговаривать!

– Пошла ты к черту! – вполголоса пробормотала Франческа, вместе с Кейти пробиваясь через толпу старшекурсниц. – Да уж! – пожаловалась Франческа, когда они выбрались из прокуренной комнаты. – И Эйвери еще считается одним из лучших учебных заведений Юга! Поверишь ли – эти две подруги входят в «Фи бета»!

– Наверное, им нужно что-нибудь нелепое, чтобы на время вырваться из той возвышенной атмосферы, в которой они живут. Представь себе, что ты целый год живешь в библиотеке, да еще на верхних полках!

Внимание Франчески больше привлек отрешенный взгляд Кейти, чем ее неожиданное заступничество за известных в кампусе интеллектуалок.

– Кейти, ты хорошо себя чувствуешь?

Кейти замерла посреди двора. Она почувствовала, как к горлу вновь подкатывает преследовавшая ее в последнее время тошнота. «Господи, неужели это так заметно? Неужели все знают о том, что у меня будет ребенок?» – в отчаянии подумала Кейти. Сколько раз она хотела сознаться и рассказать своим подругам о том, что случилось!

Тем не менее Кейти и сейчас не стала этого делать. Прикусив язык, она постаралась принять нормальный вид. Однако новость, которую она сегодня узнала от хмурого маленького врача в Мариэтте, угнетала ее все больше и больше.

– Ч-что ты сказала? Я выгляжу больной? Я тебе ведь уже говорила, что прихватила грипп, но ничего страшного. Я уже приняла аспирин.

– Ты выглядишь немного странно, но дело не только в этом, – с сожалением сказала Франческа. – Я наблюдала за тобой утром на уроке французского. Ты даже не слышала, что месье Журдан вызвал тебя прочитать раздел из «Маленького принца». Учитель – славный человек и не стал тебя смущать, поэтому вызвал кого-то еще, но должна тебе сказать, что он явно недоумевал, почему его лучшая студентка витает в облаках.

– Я просто стараюсь найти предлог не ехать домой на весенние каникулы, – смущенно пробормотала Кейти.

Нужно что-то сделать. Скоро весь кампус об этом узнает. Тогда ее с позором пошлют домой, и отец… О Боже – отец! Если он узнает, что его дочь забеременела в результате изнасилования двумя хулиганами, то… У Кейти внутри все похолодело.

– Папа хочет, чтобы я была на открытии отеля «Иден рок» [20]20
  «Райская скала» (англ.).


[Закрыть]на побережье. Он там будет произносить речь или что-то в этом роде, а по мне, пусть лучше вообще не будет никаких каникул, чем такие.

«Почему богатые все время недовольны роскошью, а бедные только о ней и мечтают?» – уже в который раз подумала Франческа.

– Звучит не так уж и ужасно, – заметила она.

– Надоело! – резко ответила Кейти. – Ты меня понимаешь? Все это мне страшно надоело! – Она была готова заплакать. Что же теперь делать? – Чесс, мне бы хотелось, чтобы вы с Тимбер поняли: быть состоятельной не так уж сладко. Деньги и согласие – вещи разные. Это не значит…

– Я слышу, что мое имя упоминают всуе! – Голос Тимбер прервал притворные жалобы Кейти. – Как хорошо, что вы пришли, чтобы забрать меня из этого хранилища знаний! Я заявляю, что, если мне придется прочитать еще одну греческую трагедию, со мной самой произойдет трагедия. Кстати, не пропустить ли нам сегодня посещение «тошниловки»? Говорят, там сегодня что-то совершенно ужасное. Сплошная соль с перцем.

– Ты читаешь наши мысли на расстоянии, – сказала Франческа. – Мы как раз пришли за тобой. Кейти хандрит, и надо ее взбодрить.

Тимбер подняла свою связку книг.

– Я только «за». До понедельника у меня осталось два доллара, и можно смело пустить их на ветер. Не надо будет ломать голову, как растянуть их еще на недельку. – Когда Кейти не стала читать свою обычную лекцию насчет невероятной способности Тимбер мгновенно растрачивать свое небольшое месячное содержание, та обеспокоенно спросила: – Эй, Кейти, ты хорошо себя чувствуешь? В последнее время ты немного осунулась и…

– Слушайте, вы когда-нибудь отстанете? – Кейти знала, что такая чрезмерная реакция только укрепит их беспокойство, но ей была невыносима мысль о том, что нужно еще один вечер делать вид, будто ничего не случилось. – У меня просто месячные, и все. – Если бы так! Впервые в жизни Кейти была бы рада менструации. – Вы идите, девочки! Я пойду домой, отлежусь. Я совсем не хочу есть. – Никогда в жизни ей не было настолько неприятно даже простое упоминание о еде. Мысль о двойных чизбургерах, которые ее подруги обычно заказывали у Тредмилла, вызывала у Кейти отвращение.

Франческа и Тимбер мгновенно стали очень заботливыми.

– Пусть Пан напоит тебя горячим чаем с джином, – посоветовала Франческа. – Он мне так сделал на прошлой неделе, и это очень помогло.

– Когда после Нового года я думала, что умру, он дал мне свою грелку. – Раньше Тимбер немного стыдилась своего ежемесячного недомогания. Но Джейсон, узнав, что Морин Дьюлани с печальной небрежностью относилась к делу просвещения своей дочери в этом вопросе, прочитал Тимбер небесполезную лекцию о женских месячных циклах. – Тебе тоже стоит это попробовать.

Возвращаясь в коттедж, Кейти рассмеялась. Ее подруги настолько зависят от Пана, что это становится смешным. Они советуются с ним насчет учебы, денег, мальчиков и даже месячных! И теперь она спешит домой, чтобы выплакаться у него на плече и рассказать о том, что узнала сегодня. Смешно и немного страшно. Без Пана ей наверняка не пережить бы эту ужасную новую трагедию.

Но Кейти знала, что больше ей не к кому обратиться. Она с содроганием подумала о своем отце. А мать и того хуже. Кейти прекрасно представляла, с каким презрением Линн будет смотреть на нее, когда услышит о беременности.

Кейти взглянула на свет в комнате Пана и ускорила шаги. На душе у нее стало легче. Слава Богу, он дома. Ей не нужно переживать это в одиночку. Забыв о своих бесконечных в последнее время головокружениях, Кейти взбежала вверх по ступенькам.

Все ее страхи остались позади. Пан ей поможет. Пан найдет выход. Ведь до сих пор всегда было так.

– Вы уверены, что хотите именно этого, Кейти? Совершенно уверены? – Джейсон выключил радио и заглушил мотор «паккарда». Все тридцать миль дороги в Ла-Велль они не разговаривали, только слушали радио и думали каждый о своем. – Если у вас есть какие-то сомнения относительно аборта, еще не поздно передумать.

Кейти пристально смотрела на ярко освещенный вход в маленький аккуратный домик.

– Я не хочу этого ребенка, Пан, – прошептала она. – Я не могу себе этого позволить. Просто не могу. Боже, я так боюсь! Вы… вы все время будете со мной?

Джейсон с чувством пожал ей руку:

– Душенька, доктор сказал, что туда никто не должен входить, кроме пациентов. Вы должны это понять. Он нарушает закон, и чем меньше людей в этом замешано, тем для него лучше. Но я буду ждать здесь до тех пор, пока все не закончится. Все будет в порядке, и я отвезу вас домой. Ну, не домой, а в тихое место, где вы сможете отдохнуть. А потом мы поедем домой, и с вами все будет хорошо, Кейти.

– Пан… – Кейти трясло как в лихорадке. – Он не один из тех мясников, о которых столько говорят? Я слышала об одной девушке, которая стала истекать кровью и…

Джейсон прижал Кейти к груди.

– Господи, если уж вы решились, то даже не думайте о подобных вещах. – Он с нежностью погладил ее по голове. – Не этого я хотел для вас, Кейти, – серьезно сказал он. – Вам следовало бы лежать в современной больнице, в окружении лучших врачей и сиделок, чтобы у кровати стояли цветы, но так не получается. При сложившихся обстоятельствах это лучшее, что мы можем сделать.

– Вы уверены, что он настоящий врач? – прошептала Кейти.

Джейсон кивнул.

– Я это проверил. Он, конечно, не самый лучший, но свое дело знает. Мне рассказала о нем сиделка в Пьедмонте и поклялась, что он лучший из тех, на кого мы можем рассчитывать. – Он обошел машину, чтобы помочь ей выйти. – Послушайте, Кейти, – Джейсон пристально посмотрел на девушку, – может быть, мы вместе позвоним вашим родителям, и я объясню им…

Кейти печально вздохнула:

– Нет, Пан, только не мои родители. Я не хочу, чтобы они в этом как-то участвовали. Я вам когда-нибудь рассказывала о Рэгс? – тихо спросила она, остановившись в дверях. – Это была собака – коккер-спаниэль, первое живое существо, которое я действительно любила. Я любила эту собаку, Пан. И знаете, что сделала моя мама, когда узнала, что Рэгс беременна? – Джейсон отрицательно покачал головой. – Я была тогда в лагере. Мать погрузила мою собаку в машину и отвезла в Маршалл-парк. Там она ее и оставила. Просто выкинула на улицу.

– Она не очень хорошо поступила, – Джейсон поморщился, – но все же разница между собакой и собственной дочерью огромна.

– Разве? – Кейти усмехнулась. – Ладно, пусть моя мать не станет меня выбрасывать на улицу. Но я бы предпочла именно это, чем всю жизнь потом выслушивать высказывания отца по поводу моего морального облика.

– Ваше отношение к родителям не должно заставлять вас совершать поступки, о которых потом вы можете пожалеть.

Обернувшись, девушка посмотрела на своего старшего друга. Она уже почти успокоилась.

– Дело не в этом, Пан. Я много думала и каждый раз приходила к одному и тому же выводу: с этим ребенком я не смогу устроить свою жизнь так, как хочу. Я обязательно должна когда-нибудь попасть в Вашингтон. Но с незаконнорожденным ребенком меня не изберут. Общественный деятель не должен иметь сомнительное прошлое.

– Аборт не просто сомнительное дело. Это незаконно. А если этот факт раскопают журналисты, когда вы будете на политическом Олимпе?

Кейти опустила глаза, стараясь скрыть с новой силой охватившее ее волнение.

– Ну, ведь об этом знаем только вы и я. Ох нет – и доктор, конечно. Но уж он-то наверняка ничего не скажет.

Кейти уже вошла в дом и не видела выражения лица Джейсона. Это потом, много позже, она будет гадать, не тогда ли у Джейсона Сэвилла созрел его дьявольский план. Пока же Кейти не могла отделить в своем наставнике добро от зла.

Хуан Морено просунул голову в палату, занимаемую Кейти. Она была благодарна, что он прервал ее безрадостные воспоминания. Джейсона больше нет. Пора оставить прошлое позади.

– Вы спали? – любезно поинтересовался Морено.

– Да, – с улыбкой ответила Кейти. – Вы пришли меня разбудить, чтобы дать еще снотворного?

– В этом нет необходимости, как, собственно, и вообще в дальнейшем лечении. У вас крепкое здоровье, мисс Макфоллз. И я рад сообщить, что вы снова абсолютно здоровы.

– У меня хорошая наследственность, доктор Морено. К тому же я слежу за собой. Этого требует профессия.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что меня удивляет, когда такая привлекательная женщина занимается политикой и пренебрегает семьей.

– Если бы каждый раз, когда мне это говорят, я брала по двадцать центов, то наверняка бы обогатилась. – Кейти вздохнула: – А если честно, то не я выбирала политику – это она выбрала меня. Я провела юность на митингах, собирая подписи в поддержку регистрации черных студентов, в поддержку прав женщин и все такое прочее. Возможно, у меня просто не было времени, чтобы побыть молодой. Не было времени, чтобы влюбиться.

– Это печально. Тот капитан полиции, который проявляет к вам такой интерес, – он тоже никогда не был женат, – лукаво добавил доктор Морено.

Кейти усмехнулась:

– Вы, наверное, без всякой лицензии занимаетесь сватовством, доктор.

Доктор Морено покраснел:

– Вероятно, у меня еще мало опыта. В любом случае я возвращаюсь к своим обычным занятиям. Спокойной ночи, мисс Макфоллз. Завтра я с вами увижусь в последний раз – перед выпиской.

– Спокойной ночи, доктор Морено. И спасибо вам за все.

Когда доктор закрыл за собой дверь, Кейти слегка улыбнулась. Рамон Каррера был той частью ее прошлого, которую она не так уж и хотела оставить позади. Было очень романтично снова разжечь огонь, который так безжалостно затоптали тридцать лет назад. Было очень романтично снова найти друг друга.

Кейти с самого начала нравилась в Рамоне именно его романтичность. Только Каррера мог через столько лет вспомнить ее любимые цветы.

На этот раз, когда Кейти уснула, ее больше не мучили кошмары.

– Моя родная! – Морин со слезами на глазах обняла дочь. – Если бы ты только знала, как я беспокоилась! Я чуть не сошла с ума. А Кейти каждый вечер звонила из школы и спрашивала, можно ли ей приехать в больницу.

– Знаю. Я только что с ней говорила и сказала, что со мной все в порядке. Похоже, девочку больше беспокоит не здоровье, а слава матери. – Тимбер слегка улыбнулась. – Я думаю, что твоя внучка стала снобом, Морин.

– Ну, если даже и так, то это вы с отцом ее испортили! Вот почему я никогда не соглашалась поселиться с тобой в большом доме. Нет уж, спасибо, мне нравится жить самой по себе!

– Как там Тумер переживает отставку? – поинтересовалась Тимбер, зная, как Тумер не хотел отдавать кому-то бразды правления: Тимбер лишь недавно убедила старого негра переселиться в небольшой домик у реки, где он мог мирно доживать свой век.

– Ловит плотву и лещей и страшно доволен. Просил передать тебе, что, когда ты приедешь домой, он угостит тебя жареной рыбой. – Морин подвинула свой стул поближе к кровати. – Может, ты помнишь мужика Дэйзи Перл – всегда такой нахальный? Так вот, этот тип напился и где-то за городом сжег их трейлер. – Морин прицокнула языком. – А она опять в положении.

Тимбер застонала. За эти годы она постоянно пыталась помочь Дэйзи Перл вырваться из этого порочного круга, но ничего не получалось.

– Ну, тут как раз подойдет та работа, которую я нашла ей в больнице. Когда вернусь домой, то постараюсь еще что-нибудь придумать. – Тимбер села. – Мама, как же ты сюда так быстро добралась? Я же только утром с тобой говорила… Ты… неужели?..

Морин кивнула:

– Я прилетела на самолете.