Текст книги "Любовная западня"

Автор книги: Нелли Макфазер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Глава 15

Было трудно поверить, что первый семестр в Эйвери подошел к концу.

Подруги решили, что они должны как-то подытожить успехи и неудачи этого семестра – разумеется, в сугубо неофициальной обстановке. К этому располагал и необычайно теплый декабрь. Девушки договорились начать пиршество в полночь, на крыше возле комнаты Кейти. У них были в запасе целый мешок кукурузных шариков в черной патоке, которые прислала мать Тимбер, и бутылка спиртного, подаренная Кейти одним из ее поклонников.

– Ой девочки! – сказала Кейти, отхлебнув глоток обжигающего кукурузного виски. – Теперь я начинаю понимать, что от этого легко опьянеть.

Тимбер сделала большой глоток.

– И ничего подобного! – икнув, сказала она и вновь поднесла бутылку к своим губам.

– Нет, ты этого не сделаешь! – заявила Кейти, отобрав у нее бутылку и передав ее Франческе. Та сделала деликатный глоток и скривилась. – Ну хорошо, что вы об этом думаете?

– Об этом? – Франческа с отвращением взглянула на бутылку. – Я предпочитаю шампанское или вино.

– Я имею в виду – о жизни в Эйвери-Волш.

– Ну… – Тимбер неопределенно пожала плечами. – Мне она нравится. Да, мне она нравится, – более решительно повторила она. – Мне нравится жить здесь у тети Лилы, милой старой перечницы, нравится, что Пан заботится о нас, нравится, что с вами можно поговорить как с сестрами, нравится, что мы вместе…

Франческа согласно кивнула.

– Мне это тоже нравится, особенно последнее. – С задумчивым видом она принялась жевать покрытый черной патокой кукурузный шарик. – Знаете, нам очень повезло. Я имею в виду – с Паном и тетей Лилой.

– Аминь! – сказала Кейти. – Если бы вы только знали, что приходится выносить девочкам в дортуарах. Вы не поверите – их заставляют молиться и рано гасить свет.

Девушки вознесли свою собственную молитву благодарности за то, что могут быть свободны от подобных ритуалов.

– Тетя Лила очень славная, – сказала Тимбер. – Очень. Конечно, мы все понимаем, что старушка немного не в себе, но она так хорошо к нам относится, что это не имеет значения.

– Я думаю, она не такая простая, как нам всем кажется, – задумчиво сказала Франческа. – Я часто замечаю на ее лице скептическое выражение.

– Скептическое к кому? – пренебрегая грамматикой, спросила Тимбер.

– Ну… – Чувство лояльности к Джейсону заставило Франческу на мгновение замяться. – Обычно это бывает, когда Пан делает успокаивающие заявления вроде того, что ей не надо беспокоиться насчет починки водопровода или возросшей стоимости коммунальных услуг.

– Наверное, она обижается на то, что в денежных вопросах он обращается с ней как с ребенком, – беззаботно сказала Кейти. – Многие старые люди испытывают то же самое. – Девушка протянула руку к бутылке. – Уф! – сказала она, вытерев губы об отворот своего шерстяного халата. – Не знаю, как вы, а маленькая Кейти стала совсем пьяная.

Тимбер хихикнула и последовала ее примеру.

– А вот наша Франческа трезвая, – сказала она.

– Да, трезвая, – твердо сказала Франческа. – И вдобавок я больше не собираюсь портить зубы об эту смолу. – Задрав колени к подбородку, она задумчиво уставилась в небо. – Я вот о чем думаю. Вы знаете, что мне больше всего понравилось в первом семестре?

Тимбер комически скривилась:

– Дай-ка я угадаю. Наверное, тайные вечери по воскресеньям.

Кейти высказалась в том же духе:

– Парень, который упал с колоннады, когда тебе представлялся. – Она захихикала, затем вдруг икнула. – Прошу прощения!

Франческа лишь пожала плечами.

– Мне это совсем не понравилось. Бедняга сломал себе ногу и лишился футбольной стипендии. Нет, что больше всего мне понравилось здесь – это астрономия. – Она мечтательно взглянула на небо. – Я могла бы провести всю ночь в обсерватории, наблюдая за звездами.

– Уверена, что доктор Вудсон с удовольствием навел бы свой телескоп на окно твоей спальни, – лукаво сказала Тимбер.

– Ха! – с пьяной веселостью воскликнула Кейти. – Чесс не повезло. Не она подцепила эту большую рыбу на свой крючок.

Девушки с изумлением уставились на Кейти.

– Ты…

– И… наш преподаватель астрономии?

– Кейти, кончай! Давай сознавайся. Ты ведь помнишь, что мы заключили пакт: первая из нас, кто пройдет весь путь до конца, расскажет остальным, как это было…

– Да успокойтесь вы! – испуганно зашептала Кейти. – Вы хотите, чтобы все вокруг об этом узнали и бедный Джефф потерял работу, не получив возможности уйти в другое место?

– Джефф? – в один голос ужаснулись девушки. – Ты называешь доктора Вудсона по имени?

– Ну, было бы странно называть его мистером Вудсоном в тот момент, когда он одной рукой залез мне в трусы, а другую запустил под свитер! – рассудительно заметила Кейти.

– Здорово! – с благоговением выдохнула Тимбер.

Каждый раз, когда Тимбер, почти забыв о Вулфе, обнималась с мальчиком, ненавистное лицо в самый неподходящий момент появлялось у нее перед глазами. Чтобы отвлечься от этих отвратительных воспоминаний, она пыталась вспомнить Расса, но это не помогало. И еще одна странная вещь случилась с Тимбер. Когда она позволила одному парню поцеловать свою грудь, перед ней вдруг возникло печальное лицо Джеймса Фортсона.

– Здорово! – снова сказала Тимбер. – Когда это случилось?

– Готова спорить, что я знаю когда, – с улыбкой заметила Франческа. – Это было в то утро, когда мы рано встали, чтобы посмотреть на кольца Сатурна, – верно?

Кейти покраснела.

– Джефф предложил мне остаться и встретить с ним рассвет. Я… По правде говоря, я сама не знаю, почему я осталась и почему позволила ему зайти так далеко, – смущенно призналась она.

На самом деле это было не совсем так: Кейти смутно понимала, что уступила симпатичному преподавателю из-за песни, которую крутили во время занятий по астрономии, – «Луна над Майами».

Именно эта песня звучала в домике, когда они с Рамоном собирались заняться любовью и когда вошел ее отец. Позволив Джеффу Вудсону заняться с ней любовью на холодном цементном полу обсерватории, Кейти тем самым отомстила своему отцу за унизительное обращение с ней и с Рамоном. И хотя Кейти допускала, что ее логика неверна, в тот момент она уже была увлечена идеей расстаться с девственностью с помощью такого искушенного человека.

Учитель астрономии не пытался делать вид, что речь идет о чем-то большем, чем есть на самом деле.

– Я женатый человек, Кейти. Не отрицаю, что вы чертовски привлекательны, но не думайте, что когда-нибудь ради вас я оставлю свою жену. К тому же, буду честен с вами до конца, через месяц я ухожу отсюда на другую работу.

С точки зрения Кейти, это ей очень подходило. Она потеряет девственность самым безболезненным образом и без каких-либо неприятных осложнений.

Джефф совсем не был романтиком и вовсе не походил на Рамона. Сексуальная прелюдия была скорее научно обоснованной, чем нежной. Кейти же нашла ее возбуждающей.

– Это очень больно? – спросила девушка, когда учитель раздел ее и она, дрожа, стояла под лучами холодного лунного света.

– Все зависит от того, насколько там узкий проход и сколько выделяется смазки…

Он осторожно ввел в нее один палец, затем, уже медленнее, второй. От третьего пальца стало немного больно. Когда Кейти поморщилась, учитель вытащил руку и поцеловал ее.

– У тебя довольно узкая штучка. Не двигайся. Я сейчас вернусь. – Он действительно сразу вернулся, неся с собой маленькую банку, которую тут же открыл точными, уверенными движениями исследователя.

– Жир для смазки линз, – с улыбкой сказал учитель.

Осторожно прикасаясь к нежным складкам, он тут же начал втирать эту мазь. Когда Вудсон как бы случайно коснулся ее клитора, Кейти издала тихий звук, и он снова ее поцеловал. По-настоящему поцеловал.

Потом с улыбкой, с точно такой же улыбкой, с какой до этого во время занятий подавал бинокль, он передал ей банку:

– Теперь твоя очередь.

Кейти заколебалась, не зная толком, что делать, учитывая тот факт, что Джефф все еще был полностью одет. Словно прочитав ее мысли, он снял с себя брюки и аккуратно повесил их на стул. За ними последовали трусы. Кейти забыла о скромности и откровенно восхищалась его мускулами и ровным загаром по всему телу.

– Откуда у тебя такой загар? – с улыбкой спросила она.

Джефф поднес руку Кейти к своему пенису и начал втирать ею смазку по всей его длине.

– Я загораю голый на маленьком балкончике наверху, иногда даже зимой. – Он закрыл глаза. – У тебя хорошие руки. Что я заметил сразу – так это твои руки.

Он взял палец Кейти и неожиданно засунул глубоко себе в рот. Кейти нашла это необыкновенно эротичным.

Все время, пока Джефф занимался с ней любовью, они смотрели друг другу в глаза. Однажды, когда он вышел из тела Кейти и раздался звук, похожий на звук открывающейся бутылки, они вместе засмеялись.

Все это время он шептал ей на ухо разные вульгарные слова. Так как уже светало и Кейти надо было идти, Джефф поспешил довести ее до оргазма. «Это все тебе, дорогой папочка!» – сказала про себя Кейти, забившись в экстазе.

А потом она начисто забыла о Карлтоне Макфоллзе и о своей мести – если это можно было назвать местью. Джеффри Вудсон оказался одним из тех мудрых любовников, которые, почувствовав, что женщина подошла к пику наслаждения, удваивают свои усилия. При свете утренних звезд Кейти почувствовала, что сходит с ума.

– Здорово! – тихо сказала Тимбер, когда Кейти закончила свой рассказ. – Как же тебе удалось на следующий день за завтраком выглядеть нормально?

Кейти засмеялась:

– Поверь, мне казалось, что я выгляжу совершенно ненормально. У меня было такое ощущение, что все оборачиваются и говорят про себя: «Ara! Вот эта сегодня ночью дала себя трахнуть!»

Франческа только покачала головой.

– Боюсь, я никогда не смогу понять, почему сексу придают такое большое значение. Я вот что имею в виду. Посмотрите на нас – сообразительность у нас выше среднего, занимаемся очень сложными предметами, и о чем же мы говорим, когда собираемся так, как сейчас?

– О сексе! – хором ответили Кейти и Тимбер.

– Мы даже можем рассказывать похабные анекдоты не хуже остальных, – серьезно сказала Тимбер. – Знаешь, как узнать, хорошо ли девушка из Эйвери провела время? Когда она бросает трусы к потолку и они прилипают.

Франческа застонала, а Кейти засмеялась – не столько ужасной шутке, сколько выражению лица подруги.

– Бедная Чесс, ты, наверное, даже не балдеешь при виде парня.

– Я даже не знаю, что это означает, – высокомерно сказала Франческа. – Но очень надеюсь, что ко мне это не относится.

– Ну, – мечтательно произнесла Тимбер, – пусть у меня нет здесь такого восхитительного любовника, как у Кейти, но я все же провела захватывающий биологический эксперимент. – Когда все посмотрели на нее, Тимбер подавила улыбку и со всей серьезностью продолжила: – Я имею в виду опыт по препарированию лягушек.

Тимбер так хохотала, что остальные принялись швыряться в нее кукурузными шариками. Началась полномасштабная война. Джейсон Сэвилл, который стоял наверху у открытого окна, посмеивался про себя, видя, как девушки смеялись и дурачились, словно малые дети. «Правильно, мои красавицы! Пусть девичьи секреты укрепят вашу дружбу. Наслаждайтесь молодостью», – думал он.

Вскоре появилась тетя Лила и высунулась в окно, в которое вылезли девушки.

– Девочки, вы же утром будете совсем сонные, а вам сдавать первый экзамен! Батюшки, Франческа, что это за кукуруза торчит из твоих прекрасных волос?

Разогнав подруг по постелям, тетя Лила перед сном каждую обняла и поцеловала. Направляясь к себе, она довольно улыбалась при мысли о том, сколько жизни и веселья появилось в коттедже с этими тремя новыми постоялицами. Тетя Лила очень любила своих «девочек».

После экзаменов все разъезжались в разных направлениях на рождественские каникулы. Франческа собиралась проводить каникулы вместе с Питером Рэмси и его семьей в их шале в Гетлинберге. Кейти с неохотой отправлялась домой в Майами. У Тимбер был на руках билет на автобус в Вэртаун.

Джейсон, который собирался тихо провести каникулы дома, решил устроить празднество в честь отъезжающих. Импровизированная вечеринка проводилась у него в комнате в день последнего экзамена.

Кейти первая заметила минскую вазу, которую Джейсон после встречи с Вандерхофом впервые извлек на свет. Ваза занимала специально отведенный для нее застекленный шкафчик рядом с письменным столом.

– Боже мой, Пан, да это больше похоже на музейный экспонат! Где вы ее взяли? – Кейти выросла среди дорогих раритетов, хотя мало обращала на них внимания.

Джейсон даже не оторвал своего взгляда от паштета, который нарезал мелкими ломтиками, чтобы закусить запрещенное шампанское. Он, конечно, хорошо знал, что ученицам Эйвери нельзя употреблять алкогольные напитки, но в то же время был уверен, что любая из его подопечных даже под пыткой не проговорится о тех вечеринках, которые он устраивал.

– О, я случайно наткнулся на нее в Бакхеде. Хорошая копия, правда?

– Копия? Я думаю, что это подлинник. – Кейти внимательно рассматривала вазу. – Откройте эту штуку, Пан, может быть, я найду клеймо.

– Не беспокойтесь, дорогая, там есть клеймо – «Сделано в Японии». Ну, мои милые мушкетеры, за кого из вас я должен произнести первый тост? За Кейти, которую избрали в студенческое правительство, за Франческу с ее фантастическими оценками или за Тимбер, ставшую сопредседателем общества «Сигма пси»?

– Общества «Фи дельта», – добродушно поправила Тимбер, которая все еще не могла прийти в себя от такой неожиданной чести. – Давайте в алфавитном порядке, это будет наиболее справедливо.

– Прекрасное предложение, моя маленькая рационалистка. Хорошо. Сначала выпьем за Франческу, под чьей прекрасной внешностью скрывается целый айсберг интеллекта.

– Правильно, правильно! – Они подняли свои бокалы за Франческу.

– За Кейти, которая верит в то, что женская рука должна править миром, а не качать колыбель.

Кейти хмыкнула.

– Когда придет время, я буду целовать детей! – Все выпили. – Вероятно, я здесь единственная, кто не собирается выйти замуж и иметь детей, – добавила она.

– Ну нет, не говори так, – быстро добавила Франческа.

И обе засмеялись над Тимбер, которая в этот момент наливала себе шампанское.

– Она хранит величественное молчание, – заметила Кейти.

– Ты бы тоже молчала, если бы четырнадцать мальчиков звонили тебе каждый день и умоляли пойти с ними на свидание, – сказала Франческа.

– Давайте, давайте! – раздраженно пробурчала Тимбер. – Ребята из братства просто хотят убедиться, что я действительно приду на свидание. – На самом деле Тимбер смутилась потому, что вспомнила, как близка была к тому, чтобы «пройти весь путь до конца» во время полуночного пикника на Каменной горе. В последнюю минуту ее несостоявшийся соблазнитель сказал что-то такое, что напомнило ей о Вулфе. – Пан, заставьте их замолчать. Разве сейчас не моя очередь?

– Конечно, мисс Скарлетт. И это будет очень серьезный тост. Больше никаких шуток по поводу вашей популярности у мальчиков. – Пан торжественно поднял свой бокал. – За Тимбер, которая опровергла все стереотипы насчет «деревенских девочек». Наша Тимбер прекрасно чувствует себя в большом городе, и это говорит о ее сообразительности!

Когда они выпили, Тимбер с легкой грустью сказала:

– Боюсь, не такая уж я и сообразительная. До того как попасть сюда, я в жизни не сдала ни одного письменного экзамена. А сегодняшние экзамены! Вы понимаете, что я могла провалить первый семестр?

Франческа обняла ее:

– Нет, не могла. Ты слишком упорно занималась. А в следующем семестре тебе будет легче.

– Надеюсь, что так. – Тимбер питала надежду, что Джеймс Фортсон не станет интересоваться ее отметками. Затем мысль о Джеймсе заставила вспомнить о Рассе. Это было неприятно. Расс уехал в Гарвард, не сказав ей ни слова. Хотя после той ужасной ссоры вряд ли стоило ожидать чего-то другого. – Я была бы рада, если бы смогла сосредоточиться только на искусстве. Кроме чтения, меня все сводит с ума.

– Может, если бы ты посещала чуть меньше вечеринок в братстве… – с улыбкой сказала Кейти.

– Моя мама пишет мне то же самое, – призналась Тимбер. – Она даже звонила мне вчера вечером, беспокоилась насчет вечеринок, о которых я все время говорю, и насчет того, что я хожу на них во время экзаменов. – Она покачала головой. – Можно ли объяснить кому-нибудь вроде моей мамы, что такое вечеринка у «Французских апачей»?

Все засмеялись.

– Я целиком и полностью поддерживаю миссис Дьюлани, – сказал Пан. – Я тоже никогда не мог понять, кто они такие. Впрочем, может, закроем обсуждение многочисленных поклонников Тимбер?

– Чтобы снять Тимбер с крючка, я должна заметить, что она не единственная из нас, кто привлекает внимание мужчин, – заметила Кейти. – У Чесс есть серьезный поклонник. Я бы добавила – загадочный поклонник.

Услышав это замечание, Джейсон резко выпрямился. Его тон тоже был немного резким:

– Франческа – красивая девушка. Она до смерти пугает юных студентов, но мужчины все равно ею восхищаются.

– Ну, это не то. Я видела, как он смотрел на нее во время концерта Джоан Сазерленд. И потом, когда мы ходили на студенческую выставку, чтобы посмотреть на акварель Тимбер, он опять был там.

– Я думала, что мне это показалось. – Франческа вздрогнула. – Я ничего не говорила, так как боялась, что вы решите, будто я возомнила о себе.

Джейсон мягко коснулся ее щеки.

– Моя дорогая, вы вправе о себе возомнить что угодно. Ни один мужчина не удержится от соблазна на вас посмотреть. – Он поднял бутылку с шампанским. – У нас осталось еще на один тост. За что или за кого будем пить?

– Вы еще спрашиваете? – тихо сказала Франческа и подняла свой бокал. – За Пана, который взмахнул волшебной палочкой и из ниоткуда извлек стипендию. За Пана, который договорился со своим другом, что я буду за большие деньги позировать по воскресеньям.

– За Пана! – как эхо повторила Кейти, чувствуя, что к глазам подступают слезы. От шампанского ей всегда хотелось плакать – может быть, потому, что оно порождало воспоминания, пробуждавшие в ней чувство потери. – За человека, который избавил меня от необходимости весь остаток жизни ходить в школу. За Пана, который посоветовал мне баллотироваться на мою первую в жизни выборную должность.

– Но не последнюю, – скромно добавил Джейсон.

– Подождите минутку! – сказала Тимбер. Ее лицо раскраснелось от шампанского. – Теперь моя очередь. – Она подняла бокал. – Я не буду произносить тост за Пана. Мы все знаем, что он сделал для каждой из нас. – Она нехорошо ухмыльнулась. – За Карлин Кэстлберри, которую отчислили на прошлой неделе за то, что она не пришла ночевать!

Джейсон, улыбаясь, покачал головой:

– Вот за это мы вас и ценим, Тимбер. Вы умеете забывать старые обиды.

Все засмеялись и дружно выпили за несчастную Карлин.

Автобус, на котором ехала Тимбер, останавливался по дороге от Атланты до Вэртауна на каждом перекрестке. Из-за громкого храпа соседа Тимбер не смогла даже задремать. К тому времени, когда они подъехали к почти пустому железнодорожному вокзалу Вэртауна, она была совершенно разбита. Вдобавок ко всему пикапа, на котором должна была подъехать ее мать, нигде не было видно. Сердце Тимбер сжалось. Неужели Морин забыла ее встретить!

Первым, кого увидела Тимбер, войдя в зал ожидания, был Джеймс Фортсон. При ее появлении он встал.

– Мистер Фортсон! Что вы здесь делаете?

– Встречаю вас, детка. Давайте мне свой чемодан.

Тимбер отдала ему когда-то принадлежавший Серене саквояж; твидовый костюм и туфли из кожи аллигатора, которые она надела сегодня утром, также принадлежали Серене. Девушка была взволнованна. Она не раз думала о том, как произойдет их встреча с Джеймсом – и вот он уже здесь, стоит рядом с ней!

– Моя мама… Мистер Фортсон, моя мама говорила, что меня встретит. С ней все в порядке?

– В полном. Я сказал ей, что не стоит так поздно тащиться сюда на старом грузовике, ведь я буду в городе и смогу вас забрать. – Он провел девушку к сверкающему «линкольну», припаркованному прямо перед входом. – Как вам нравится моя новая колымага?

Тимбер села в машину и потрогала роскошную обивку сиденья.

– Великолепно. Особенно после автобуса!

Прежде чем завести мотор, Джеймс внимательно посмотрел на Тимбер:

– Вы там поздно ложились или что? Вид у вас как у выжатого лимона, детка.

– Вы бы выглядели не лучше, если бы провели десять часов рядом с типом, дрыхнувшим после трехдневной пьянки. Кроме того, я всю неделю готовилась к экзаменам. – «Между вечеринками», – виновато подумала она.

– Ну, в следующий раз я пошлю за вами свой самолет.

Сердце Тимбер зашлось от восторга. Вот это да! Это уж точно произведет впечатление на девочек в школе!

– Вы не спрашиваете меня об отметках.

Джеймс слегка улыбнулся:

– Так что там с ними? Вы ведь получили зачет?

– Пожалуй, да. – Тимбер смутилась. – Разве только по астрономии…

– Вы что, готовитесь в астронавты?

Тимбер засмеялась:

– Конечно, нет. Но я думала… Ну, раз вы оплачиваете мое обучение и все такое…

– Вот что. Я не буду обращать внимания на ваши отметки, если вы обещаете мне не пытаться исправить мою грамматику и все такое прочее. Идет?

– Идет, – с облегчением сказала Тимбер. Она беспокоилась, что Джеймс захочет, чтобы она стала отличницей.

– Что это у вас за книга? – Джеймс взглянул на книгу, лежавшую на сиденье рядом с Тимбер.

– Это о сегрегации в Южной Африке.

Джеймс нахмурился:

– Не говорите мне, что вы заодно с этими агитаторами, которые стараются взбунтовать цветных.

– Боже мой, конечно, нет! Моя соседка по дому, Кейти Макфоллз, дала мне ее почитать в автобусе. Но признаюсь, такое чтение не для меня, – честно добавила Тимбер. – Чересчур мрачно. – Она любила читать книги о красивой жизни и с хорошим концом.

– Ну, наверное, вы слышали про этот дурацкий Верховный суд, который постановил, что белые и цветные должны быть вместе.

На самом деле от Кейти Тимбер знала об этом историческом решении более чем достаточно, но только кивнула в ответ. Если Джеймс узнает, что она живет по соседству с «мягкотелой либералкой», то, чего доброго, заберет ее из Эйвери-Волш.

– Я думаю, это было неизбежно, мистер Форт-сон.

Джеймс крепче сжал руль.

– Ну, даже если так, я не позволю вашингтонским смутьянам указывать мне, как управляться в собственном доме. Они уже так запутали бедных негров, что те не знают, приходят они или уходят. Знаете, что мне сказал один черный буйвол, который недавно въехал в казармы к Дейзи Перл?

– Думаю, что нет. – Тимбер оробела. Она была рада, что с ней нет Кейти, которая наверняка стала бы спорить насчет «неполноценных меньшинств». Вот бы перья полетели!

– Он сказал, что раз сейчас все равны, он может входить в мой дом через переднюю дверь – как белый человек. И знаете, что я ответил этому подонку?

– Нет, – сказала Тимбер, отчаянно пытаясь найти способ сменить тему разговора. Ей не хотелось, чтобы Джеймс горячился по такому поводу, где ни он, ни кто-либо другой на Старом Юге ничего уже не мог изменить.

– Я сказал ему, что первый раз, когда он это сделает, окажется для него последним. Дэйзи Перл придется искать себе нового мужика.

В это время Тимбер все-таки нашла тему, способную отвлечь внимание Джеймса от черного выскочки. Правда, Тимбер не очень-то хотелось ее поднимать.

– Я слышала, Расс не приедет домой на Рождество.

– Нет, не приедет. Он отправляется черт знает куда кататься на каких-то дурацких лыжах. Но это меня не удивляет, потому что он не так уж часто проводит рождественские каникулы со своим папой. Может быть, из-за того, что его мама умерла как раз во время Рождества, или из-за того, что мы с ним не особо ладим. – «А может быть, потому, что мы с тобой стали очень близки», – добавил он про себя, украдкой взглянув на непроницаемое лицо Тимбер. Джейсон сообщил Джеймсу о том, что между молодыми людьми, вероятно, произошел разрыв.

Вообще Сэвилл оказался полезен Фортсону во многих отношениях. Хотя Джеймс доверял этому прохвосту не больше, чем при первой встрече, он все больше и больше восхищался им. Сочетание алчности с умением выжидать – редкое достоинство. Сэвилл обладал им в полной мере. Сведения, которые Джеймс аккуратно отправлял ему раз в два месяца, использовались разумно и осторожно. Каждый раз, когда Сэвилл получал письмо, он сам решал, что и сколько покупать или продавать. На следующей неделе он звонил Джеймсу и сообщал ему об успехах Тимбер. Он также благодарил Джеймса за полезную информацию. Хотя успехи в финансовых делах были невелики, Сэвилл быстро овладевал коммерческими навыками. Если он натолкнется на что-нибудь стоящее, сказал Сэвилл Джеймсу, то попытается рискнуть.

Услышав это, Джеймс про себя посмеялся: «Ты потеряешь последнюю рубашку, как это однажды случилось со мной». Но вслух он ничего не сказал. Прямая линия с Тимбер Дьюлани была слишком важной, чтобы ею рисковать.

Джеймсу были приятны поступающие сообщения. Судя по тому, что девушка говорила Сэвиллу, Тимбер стала видеть в Джеймсе Фортсоне не просто благодетеля. Она уже считала его другом. Джеймсу это очень нравилось. К денежным переводам, что он ежемесячно отправлял Тимбер, Джеймс стал добавлять маленькие приписки – о том, что происходит в поместье, о делах в бизнесе, о ее матери. Довольно скоро Тимбер стала регулярно ему отвечать – милыми записочками, полными детской чепухи. А вот теперь она сидит рядом с ним, в его машине! Джеймс всегда ненавидел праздники, но сейчас он решил, что Рождество – это его любимое время года.

Тимбер по ошибке решила, что молчание Джеймса объясняется нахлынувшей грустью.

– Наверное, Рождество наводит вас на печальные мысли о жене.

– Но не в этом году, – тихо сказал Джеймс, взглянув на сидящую рядом девушку. – Я как мальчишка ждал вашего приезда домой. Ждал, что в рождественское утро вы придете выпить гоголь-моголь, а я смогу вручить подарок, который для вас приготовил.

– Но я не могу! Моя мама уверена, что я проведу Рождество с ней, мистер Фортсон.

– Вы думаете, я бы заговорил об этом, если бы не поговорил с миз Морин? Она сказала, что если вы захотите, то это и ее устроит. – Джеймс ухмыльнулся. – Знаете что? Я думаю, ваша мама на моей стороне. Ей ведь нравится, когда ее дочь счастлива?

Тимбер уже поняла это по материнским письмам. Почти в каждом из них с восторгом сообщалось о том, какое счастье, что им помогает такой человек, как Фортсон.

– Действительно, мама очень лестно отзывается о вас. Знаете, я благодарна вам за приглашение, но у меня нет для вас подарка, мистер Фортсон.

Машина уже остановилась перед домом Тимбер. Морин вывесила снаружи несколько лампочек, но их веселые огни только подчеркивали убожество маленького домика.

– Кое-что было бы мне лучшим подарком. – В темноте Джеймс наклонился, и сердце Тимбер забилось чаще. – Вы можете называть меня Джеймсом. Мне бы хотелось, чтобы вы меня так называли.

– Д-Джеймс? – Это было все равно, что называть Эйзенхауэра просто Дуайтом. – Не знаю… – растерянно сказала Тимбер. – Не знаю, смогу ли я.

Джеймс принял обиженный вид:

– Как я понимаю, я слишком стар, и вы считаете, будто выскажете мне этим неуважение.

– Нет, нет! Я не считаю, что тридцать восемь лет – это старость. Кроме того, для своего возраста вы очень молодо выглядите. – Еще до того как Джеймс засмеялся, Тимбер поняла, что допустила ошибку.

– Обманщица! – Джеймс снова засмеялся. – Когда я был в вашем возрасте, то все, кому за тридцать, казались мне кандидатами на тот свет. – Джеймс неожиданно перегнулся через Тимбер, его рука коснулась ее груди. Девушка вздрогнула как ошпаренная. – Придержите коней, детка, – весело сказал Джеймс. – Я вовсе ни на что не покушаюсь – просто открываю дверь с вашей стороны. Вы пробудили во мне джентльмена.

– Вы всегда были для меня джентльменом, мистер Фортсон, – слегка покраснев, призналась Тимбер, – и я благодарна вам за это. Нет, не выходите из машины. Уже поздно. – Взяв свой чемодан, она направилась к дому. Рядом с убогим жилищем огромный сверкающий «линкольн» выглядел нелепо – как «кадиллак», везущий вас к процветанию», изображениями которого местные консерваторы украсили всю округу. – Большое спасибо вам за поездку, мистер Фортсон, – самым что ни на есть светским тоном сказала Тимбер, подойдя к крыльцу.

– Джеймс! – мягко поправил он. – И спасибо, Тимбер Дьюлани, за самое счастливое Рождество за много, много лет. – Он завел машину. – Ладно, детка. Вам надо пойти отоспаться. В рождественское утро я в десять часов пришлю за вами Тумера. – Он поднял стекло и тронул с места.

Свет от фар автомобиля исчез вдали. Забыв об усталости, Тимбер взлетела вверх по ступенькам. Почувствовав запах своих любимых пирожков с корицей, она вдруг поняла, что очень голодна. Дверь открыла Морин, ее глаза сияли от радости. Она широко раскрыла объятия, и сердце Тимбер переполнилось счастьем.

Как и Джеймсу, ей это Рождество уже казалось самым лучшим. Джеймс. Мысленно назвав его по имени, Тимбер на сей раз не почувствовала никакой неловкости.

– Мама, ты выглядишь просто замечательно! Какое это будет прекрасное Рождество!

Рождественским утром Морин Дьюлани с трепетом разворачивала подарок, который преподнесла ей Тимбер. Морин медленно, осторожно достала из упаковки сервиз из баварского фарфора, любуясь каждой чашкой так, как будто она была единственной. Затем так же осторожно она завернула каждый предмет и сложила все в коробку.

– Я ведь не дура, Тимбер Дьюлани, – серьезно сказала она, испытующе глядя на дочь. – Я прицениваюсь к этим тарелкам уже лет десять, все время надеясь, что они появятся на распродаже. Я знаю, сколько они стоят. Гораздо больше того, что ты могла сэкономить от тех денег, что я тебе посылала.

– Мама, я не стану тебя обманывать, – спокойно сказала Тимбер. – Мистер Фортсон регулярно, каждый месяц, посылал мне деньги. Не смотри на меня так! Клянусь тебе, за этим ничего нет, кроме желания помочь мне! Мистер Фортсон помогает мне так же, как помогал бы папа, если бы был жив.

– Ну, не знаю…

Видя, что Морин сомневается, Тимбер подытожила:

– Мама, я верну ему все до копейки – я ему это обещала. Он проявляет ко мне доброту из-за тебя и папы. Знаешь, в Атланте я встретила немало приятных джентльменов, но мистер Фортсон, несмотря на его деревенские манеры, самый приятный из них! – Говоря это, Тимбер снова разворачивала фарфор. – Посмотри, какая прекрасная чашка!

На этом Морин прекратила сопротивление. Как ребенок, она присела на корточки рядом с Тимбер и принялась ахать и охать над каждым предметом.

– Тем не менее я должна сказать, что тебе не следовало тратить на меня все свои деньги.

На самом деле Тимбер потратила не все. После того как она купила фарфор, шарфы для Чесс и Кейти, красивую коробочку с жасминовым чаем для тети Лилы и пресс-папье с серебряным долларом для Пана, у нее осталось еще десять долларов. Тимбер обошла всю Атланту в поисках подарка для Джеймса Фортсона, но попадались на глаза лишь вещи, о которых она знала, что у Джеймса есть такие же, но дороже. В конце концов Тимбер сдалась и купила на эти десять долларов леденцов в красивой обертке – для негритянских детей в казармах.